Шпажинский Ипполит Васильевич - Майорша

Прячетъ деньги]. Пусть на Максима Гаврилычевы ѣдетъ. Своихъ у него не водится, да и были когда - карманъ позабылъ. А для тебя я хотѣлъ...

   Феня. Добрый человѣкъ! Мало того, что пускаетъ, еще денегъ несетъ, ха-ха-ха!

   Андрей. Мужъ если пускаетъ, такъ я-то тутъ что-жъ? Да какъ тебѣ отъ насъ и не ѣхать! Здѣсь что?- мелюзга люди, дрянь. Взять хоть Любавина - теленокъ, какъ есть; либо Сергѣя Дмитрича нашего - тоже слюнтяй, воробья стараго стоитъ; либо меня - опять же не дороже я орепья. Твое-жъ прозвище. Ну, а въ Москвѣ развѣ то? Тамъ и силу показать есть надъ чѣмъ. Тамъ такой вихрь взовьешь, что въ глазахъ зарябитъ и у самой неравно головка закрутится. Всего одного мы изъ столичныхъ-то видѣли, а и тотъ у насъ - мало людей - русалокъ, и тѣхъ потревожилъ.

   Феня [съ негодован³емъ]. Кончилъ ты?

   Андрей. За тебя кончилъ, за себя - нѣтъ. Да ты на меня не гнѣвись, Федосья Игнатьевна. Зачѣмъ напослѣдяхъ ссориться? Можетъ и не увидимся больше.

   Феня. Ой, заплачу!

   Андрей. Сбрось съ себя это, сбрось! Взгляни на меня подушевнѣй. Муку вѣдь я принялъ великую, Федосья Игнатьевна, даромъ что орепей тебѣ. Глубоко ты въ семьѣ моей зачерпнула, изъ души моей взяла все и принять отъ насъ тебѣ ношу тяжелую. Не то, что отъ мужа; отъ Максима Гаврилыча немного осталось, потому онъ съ дороги твоей и сошелъ такъ смирненько.

   Феня. А ты не сойдешь? Гмъ!.. Эхъ, Андрей, и слушать бы мнѣ тебя незачѣмъ, да добрѣе я стала... Слушаю, можетъ и жалѣю тебя.

   Андрей. Жалѣешь! Еслибъ все, что я вытерпѣлъ, что накипѣло во мнѣ, на тебя да на Волжина глядючи, что за Пашу мою переболѣло во мнѣ, еслибъ вся эта мука и скорбь, словно вѣдьмы, впились бы въ меня и на глазахъ у тебя задушили бы, ты... ты пожалѣешь и мимо пройдешь, за своимъ, своего искать... ха-ха! Что-жъ, иди, Феня... Только простись... простись со мною, какъ я попрошу. Немногаго прошу. Помнишь, было это подъ ракитою?

   Феня. Гдѣ обняла-то тебя?

   Андрей. Мѣсто мнѣ это завѣтное, пока живъ, помнить буду... Тамъ бы намъ и проститься.

   Феня. И опять, что-ль, обнять?

   Андрей. Это... на то твоя воля, Федосья Игнатьевна. Только не откажи, приди! Наканунѣ, какъ ѣхать, придешь съ домашними моими проститься... Еще увидитесь ли! А потомъ подъ ракиту. Въ этомъ и вся просьба. Не откажи! [Феня молчитъ]. Или боишься?

   Феня. Я? Чего я боюсь! Сказано: добрѣй стала. Жди.

   Андрей [съ трудомъ подавляя волнен³е]. Вѣрно?

   Феня. Вѣдь я сказала, не кто другой! Иль тебя здѣ-ѣсь обнять? [Было раскрыла объят³я]. Нѣтъ, лучше подъ ракитой. [Уходитъ].

   Андрей. Ну, теперь вымучила до послѣдняго! Тутъ [судорожно третъ себѣ грудь] словно камнемъ скипѣлось, тяжко. Одно осталось: проститься съ тобою, Федосья Игнатъевна; на самомъ томъ мѣстѣ проститься, гдѣ забава твоя,- поцѣлуй, меня въ сердце ударила; на краю того пруда, гдѣ ты Волжина въ лодкѣ катала, "утоплю" грозилась, а потомъ, разметавъ волосы по-русалочьи, говорила про то, какъ цѣлуютъ онѣ... Приходи! [Уходитъ].

  

  

   Иванъ. Дяденька, сказывали нынче ночью изъ Костяного бугра бочки съ деньгами выкатывали.

   Провъ. Съ какими такими деньгами?

   Иванъ. А татарскими. Дядя Лявонъ сказывалъ. Завсегда, говоритъ, какъ бѣдѣ быть, загудитъ-загудитъ этта въ курганѣ и ну бочку за бочкой оттоль выпирать.

   Провъ. Ну?

   Иванъ. Ну и выпретъ рядышкомъ цѣлыхъ двѣнадцать бочекъ, дяденька, деньгами полнымъ-полны. Вотъ онѣ и стоятъ. Подступиться ни-ни! Костяки стерегутъ. И по всему-то какъ есть кургану разсядутся они, ажъ побѣлѣетъ весь. Рыла у нихъ безглазыя, на головахъ ермолки татарск³я, ребра наперечетъ, одно слово - смерть. Сидятъ они, дяденька, да зубами щелкъ-щелкъ! ляскъ-ляскъ! Страсти! А только, значитъ, пѣтухъ закричитъ, сичасъ опять загудитъ-загудитъ, костяки взмечутся, а бочки энти дружка за дружкой - назадъ. Глядь-поглядь и нѣтъ ничаво! Какъ виденъ таперь этотъ бугоръ съ мельницы, такимъ и стоитъ.

   Провъ. Коль бы дядя Лявонъ винища поменьше лопалъ, и ты, парень, пустяковъ бы не вралъ.

   Иванъ. Не одинъ Лявонъ, и друг³е видали. А еще, дяденька, сказывалъ онъ - кладъ у насъ тутотка гдѣ-то зарытъ, бо-ольшущ³й!

   Провъ. Что мудренаго: отъ татарвы прятали. А ты бы, Иванъ, откопалъ.

   Иванъ. Ишь ты! Я бы радъ, да вѣдь онъ дяденька, съ зарокомъ кладенъ.

   Провъ. Вотъ то-то, другъ и обида, что съ зарокомъ. Слышь-ка, что я те про кладъ разскажу. Какъ ходилъ я лѣтось въ К³евъ, мѣсто одно мнѣ указывали - пустырь, бурьянъ, тернъ корявый растетъ и слѣда не видать человѣчьяго. А въ старину мѣсто это людьми, что муравейникъ, кишѣло. Послѣднимъ изъ рода свово жилъ тамъ князь богатѣйш³й. И былъ онъ столь же богатъ, сколько лютъ, кровь людскую деньгою копилъ, слезы жемчугомъ низалъ и богатства собралъ такъ что царск³я. Люди мрутъ - у князя сундуки казной полнятся. Какъ полонъ сундукъ, онъ его въ землю. Всѣ люди примерли, всѣ сундуки въ землю пошли, остался всего одинъ. Только открылъ князь этотъ сундукъ, какъ поднимется оттуда вой, крики, скрежетъ зубовный! Не взвидѣлъ князь свѣта бѣлаго и въ сундукъ ничкомъ палъ. Только упалъ онъ, крышка сама захлопнулась за нимъ, и пошелъ этотъ сундукъ въ землю самъ и сталъ съ прежними къ рядышку. Сотни лѣтъ съ того время прошли, а князь все живымъ въ сундукѣ лежитъ и до тѣхъ поръ не помереть ему, пока не отмучаетъ онъ все горе людское, что въ сундукѣ его накопилось. Ты охочь клады искать, поди, откопай князя-то!

  

   Андрей. Эй, что тутъ разсѣлись!

   Иванъ [вскакивая]. Охъ испужалъ! [Провъ медленно поднимается].

   Андрей. Провъ, сходи на село къ Левону Лахину, скажи, чтобы завтра непремѣнно везъ осьмину ржи, что по веснѣ занималъ. Скажи, добрые люди не берутъ безъ отдачи; Андрей Филатычъ, молъ, ждать больше не станетъ.

   Провъ [уходя]. Вотъ-те, Левонъ, и бочки татарск³я!

   Андрей. А ты, Иванъ, садись на чалаго, поѣзжай въ Виногробье къ бондарю Хряку, спроси, скоро-ль мы отъ него посуды дождемся? Кончалъ бы да везъ. Кабакъ, молъ, не уйдетъ. [Иванъ пошелъ]. Слушай! [Останавливается]. Ты воронъ не считай, сейчасъ поѣзжай, а то будешь до завтра сбираться!

   Иванъ. Зачѣмъ! я сичасъ. Андрей Филатычъ; какъ, значитъ, обратаю яво, чалаго-то, сичасъ и махну.

   Андрей. То-то!

   Иванъ. Я духомъ! [Въ притруску уходитъ].

  

  

   Андрей. Потемнѣло, туча какая заходитъ! [Смотритъ влѣво]. Не видать еще... Что бы мнѣ сдѣлать такое? Мочи нѣтъ дожидаться! Словно земля подъ тобою горитъ. Тяжко!.. Давно ли подъ этою ракитой обожгла ты меня, опалила... Ну, Григор³й Петровичъ, не къ добру ты у насъ побывалъ! Какъ ни тяжко до тебя было - терпѣлось. Ну, вырвалась она, ушла отъ меня, все же на глазахъ оставалась. Мужа, какъ башмакъ сбросила, только случай ей выпалъ, и стала ничья, хоть не моя, да ничья! И стерегъ бы я ее, какъ ни замкамъ, ни мужьямъ не устеречь никогда. А ты пришелъ. Григор³й Петровичъ, ничего брать не хотѣлъ, а выхватилъ все! [Опять смотритъ влѣво]. Все нѣтъ! Ужъ не обойти-ль меня вздумала, Федосья Игнатьевна? Тогда-а!.. Фу, душно какъ!.. Не должно того быть. Къ моимъ - самъ видѣлъ - прошла... [Разстегиваетъ воротъ]. Въ груди точно смола кипитъ! [Опускается на плотину, закрывая руками лицо].

  

   Феня. Ну, вотъ я и пришла.

   Андрей [вскакиваетъ]. Пришла!

   Феня [весело]. Да.

   Андрей [почти задыхаясь]. Пришла!.. проститься?!

   Феня. Обѣщала и пришла.

   Андрей. Проститься?!

   Феня. Какой ты! Ну да же, да. Заладилъ одно!

   Андрей. Въ Москву?.. ѣдешь?.. завтра?

   Феня. Въ Москву.

   Андрей [тономъ мольбы]. Феня, не ѣзди!.. Знаю, зачѣмъ... Брось это, брось!.. Не ѣзди!

   Феня. Хмъ! Самъ же въ путь меня снаряжалъ, денегъ приносилъ... Что ты? Аль не знаешь меня? Что задумаю - не отдумаю. Не въ новость тебѣ.

   Андрей. Эхъ, не ѣзди ты, ради Господа! Отдумай!

   Феня. Пустое говоришь, Андрей.

   Андрей. Ну, коли такъ, коль назадъ у тебя сверту нѣту, вотъ же что: ѣдемъ со мной!

   Феня. Ты дома нужнѣе.

   Андрей. Слушай! Все брошу: жену, домъ, хозяйство,- все! Не плевка стоитъ мнѣ бросить Пашу. Совѣсть грызть будетъ. Да я задушу эту совѣсть, все подъ тебя пригну, будешь и въ мысляхъ и въ душѣ моей ты одна!

   Феня. Вотъ какъ! Теперь, чай, поймешь, про кого было сказано, что на цѣпь примкнутъ, да въ плясъ передъ бабою пустятъ. А потѣхи этой я не искала, Андрей. Самъ напросился; нуженъ ли мнѣ, нѣтъ ли - только возьми. А думаешь - нуженъ? Ха-ха! Пашу свою и ту бросить хочешь. Шутка ли! И позволь я - тѣмъ же орепьемъ пристанешь, какъ тебя называла; прицѣпишься и волочи я тебя куда какъ хочу - не отцѣпишься, бѣдный. Вотъ такъ люба, значитъ! А все-таки... прощай! Слышишь? И проститься съ тобой "подъ ракитою" я не сробѣла. [Указываетъ на ракиту]. Знакома? И мѣсто это не простое, "завѣтное". Правда? Ну... и прощай!

   Андрей [поблѣднѣлъ, глухимъ голосомъ]. Стой-ка! [беретъ ее за руки и привлекаетъ въ себѣ] мѣсто точно "завѣтное", и куда-куда, а въ Москву съ него тебѣ нѣтъ дороги! [Вдругъ схватываетъ ее въ объят³я]. Зачѣмъ! За Волжинымъ даромъ!!

   Феня [испуганно]. Что ты!.. Пусти!.. Пусти, говорю!

   Андрей. За Волжинымъ не къ чему! Русалка ты и... ступай въ воду! [Сбрасываетъ ее съ плотины въ прудъ. Всплескъ].

   Феня. Ай! Помогите! помогите!!

  

   ПАША. Что здѣсь?! [Взглянула на прудъ, въ ужасѣ]. Феня!

   Феня. Тону! Помоги... и!...

   Паша. Андрей, ты?

   Андрей. Я.

   Паша [схватываясь за голову, какъ безумная]. Господи!.. Опомнись! Прыгай въ воду, спасай! Утонетъ! Плавать не умѣетъ... Спасай! [Андрей молчитъ, глядя на прудъ]. Господи, что-жъ это! [Бѣжитъ по плотинѣ къ амбару]. Провъ! Иванъ!

   Андрей. Усланы, нѣтъ никого.

   Паша. Охъ горе мое! [Бросается мужу въ ноги]. Спаси ее, Андрюша, хоть ради меня! голубчикъ!

   Андрей [все глядя на прудъ]. Руки вскинула, бьется...

   Паша [вскакиваетъ]. Такъ Я же сама! [Хочетъ броситься въ воду. Андрей ее схватываетъ]. Пусти! ради Христа, пусти! [силится вырваться]. Я плавать умѣю, вытащу! Пусти!!. [Послѣ тщетныхъ усил³й]. Охъ-охъ-охъ!

   Андрей. Пузыри пошли. Кончено! [Освобождаетъ жену и поникаетъ годовой].

   Паша [припадая къ нему]. Что ты надѣлалъ, родной мой! О-охъ-охъ-охъ!

   Андрей [покачнулся и отступилъ отъ жены. Упавшимъ, дрожащимъ голосомъ]. Не стерпѣлъ, Паша... Погубилъ... и тебя, и себя погубилъ... Прости!

   ПАША. Охъ, Андрюша! [Въ рыдан³яхъ бьется у него на груди].