Шекспир Вильям - Много шума из ничего

бленъ.

   Донъ Педро. Въ немъ и тѣни нѣтъ любви, кромѣ развѣ любви къ страннымъ переодѣван³ямъ; сегодня, напримѣръ, онъ одѣтъ голландцемъ, завтра французомъ, или же одновременно и тѣмъ и другимъ; книзу отъ пояса онъ одѣтъ нѣмцемъ, въ длинныхъ шароварахъ, а кверху отъ пояса - испанцемъ, безъ колета... Кромѣ этой любви ко всѣмъ этимъ глупостямъ, къ которымъ онъ, повидимому, пристрастился, онъ еще не спятилъ съ ума отъ той любви, которую ты въ немъ предполагаешь.

   Клавд³о. Если онъ не влюбленъ въ какую-нибудь женщину, то, значитъ, нельзя вѣрить старымъ примѣтамъ. Онъ каждое утро чиститъ свою шляпу: что это означаетъ?

   Донъ Педро. Видѣлъ его кто-нибудь у цирульника?

   Клавд³о. Нѣтъ, но мальчишку цирульника у него видѣли и старымъ украшен³емъ его щекъ уже набито нѣсколько мячиковъ.

   Леонато. Дѣйствительно, отсутств³е бороды сдѣлало его болѣе моложавымъ.

   Донъ Педро. Онъ, кромѣ того, натирается амврой,- теперь понимаете, чѣмъ это пахнетъ?

   Клавд³о. Не всели это равно, что сказать, что юнецъ влюбленъ.

   Донъ Педро. Но самая главная примѣта, это - его меланхол³я.

   Клавд³о. А прежде, развѣ онъ умывался такъ часто?

   Донъ Педро. А можетъ быть и румянится? Я вѣдь слышалъ, что объ этомъ уже поговариваютъ.

   Клавд³о. А его игривый умъ спрятался теперь въ струну лютни, которая издаетъ звукъ только тогда, когда ее пощипываютъ.

   Донъ Педро. Дѣйствительно, это указываетъ на печальное для него обстоятельство. Заключимъ же, заключимъ, что онъ влюбленъ.

   Клавд³о. А я такъ знаю, въ кого онъ влюбленъ.

   Донъ Педро. Хотѣлъ бы и я знать, кто она: я увѣренъ, что она и не слыхала о немъ.

   Клавд³о. Напротивъ; знаетъ даже всѣ его недостатки, но все-таки умираетъ отъ любви къ нему.

   Донъ Педро. Ее бы слѣдовало похоронить вверхъ лицомъ.

   Бенедиктъ. Все это прекрасно, а только этимъ вы не заговорите зубной боли. Почтенный синьоръ, пойдемте со мною: я придумалъ восемь или девять умныхъ словъ, которыхъ эти куклы не должны слышать (Бенедиктъ и Леонато уходятъ).

   Донъ Педро. Клянусь жизнью, что онъ заведетъ рѣчь о Беатрисѣ.

   Клавд³о. Навѣрно. Геро и Маргарита, должно быть уже разыграли комед³ю съ Беатрисой, и теперь эти два медвѣдя не будутъ больше грызться, когда встрѣтятся.

  

  

   Донъ Жуанъ. Государь и братъ, Богъ въ помощь.

   Донъ Педро. Здравствуйте, братъ.

   Донъ-Жуанъ. Если у васъ есть свободное время, я-бы хотѣлъ съ вамъ поговорить.

   Донъ Дедро. Наединѣ?

   Донъ Жуанъ. Да, если позволите. Однако, графъ Клавд³о можетъ присутствовать, потому что то, что я хочу сказать, касается его.

   Донъ Педро. Въ чемъ-же дѣло?

   Донъ Жуанъ (къ Клавд³о). Вы располагаете завтра вѣнчаться?

   Донъ Педро. Вы вѣдь знаете, что онъ располагаетъ.

   Донъ-Жуанъ. Этого я еще не знаю, пока онъ не знаетъ того, что я знаю.

   Клавд³о. Если существуетъ какое-нибудь препятств³е, то объясните его, прошу васъ.

   Донъ Жуанъ. Вы можете предполагать, что я не люблю васъ; но подождите будущаго, а теперь будьте болѣе ко мнѣ справедливы, принимая во вниман³е то, что я вамъ сейчасъ скажу. Что-же касается моего брата, то онъ, какъ кажется, очень къ вамъ расположенъ; онъ изъ дружбы къ вамъ помогъ устроить предполагаемую свадьбу. Но это безъ сомнѣн³я, плохая услуга и совершенно напрасный трудъ!

   Донъ Педро. Да въ чемъ-же дѣло?

   Донъ Жуанъ. Я и пришелъ сюда, чтобы сказать вамъ, въ чемъ дѣло; говоря коротко (ибо и безъ того она ужь слишкомъ долго заставляетъ говорить о себѣ), эта дѣвица невѣрна.

   Клавд³о. Кто? Геро?

   Донъ Жуанъ. Она. Геро Леонато, ваша Геро,чья угодно Геро.

   Клавд³о. Невѣрна?

   Донъ Жуанъ. Это слово слишкомъ еще мягко, чтобъ дать понят³е о ея испорченности. Я-бы могъ употребить болѣе рѣзк³я выражен³я: придумайте болѣе унизительное слово, и я примѣню его къ ней. Не удивляйтесь, подождите дальнѣйшихъ свѣдѣн³й; пойдемте сегодня ночью и вы увидите, какъ лазятъ въ окно ея комнаты даже наканунѣ ея свадьбы... Если ваша любовь и послѣ этого не испарится, то женитесь на ней завтра; но для вашей чести лучше было-бы оставить это намѣрен³е.

   Клавд³о. Можетъ-ли это быть?

   Донъ Педро. Этому я не могу повѣрить.

   Донъ Жуанъ. Если не рѣшаетесь вѣрить тому, что видите, то не сознавайтесь въ томъ, что знаете. Если хотите идти со мной, я достаточно вамъ покажу, а когда увидите и услышите еще болѣе,- дѣйствуйте, какъ хотите.

   Клавд³о. Если этой ночью я увижу нѣчто такое, вслѣдств³е чего не захочу на ней жениться завтра, то въ церкви, гдѣ должно происходить вѣнчан³е, я осрамлю ее при всѣхъ.

   Донъ Педро. А такъ какъ я помогалъ тебѣ добиться ея руки, то присоединюсь къ тебѣ, чтобы опозорить ее.

   Донъ Жуанъ. Больше не хочу порочить ее прежде, чѣмъ вы не сдѣлаетесь моими свидѣтелями. Потерпите до ночи, и тогда все объяснится само собой.

   Донъ Педро. Какой нечаянный поворотъ!

   Клавд³о. Какое ужасное несчаст³е!

   Донъ Жуанъ. Какое несчаст³е, предотвращенное вовремя. Вотъ что вы скажете, когда увидите, что будетъ (Уходятъ).

  

  

   Крушина. А скажите-ка, честные и вѣрные-ли вы люди?

   Палка. Конечно; въ противномъ случаѣ имъ-бы пришлось рискнуть спасен³емъ ихъ души и тѣла.

   Крушина. Нѣтъ, такое наказан³е было-бы для нихъ слишкомъ слабо, такъ какъ разсчитывали на ихъ преданность, когда ихъ выбирали въ стражи принца.

   Палка. Ну хорошо. Отдавай приказъ, сосѣдъ Крушина,

   Крушина. Во-первыхъ, кто изъ васъ самый негодный, въ констебли?

   Первый сторожъ. Гугъ Овсяный Кисель, сударь, или Джорджъ Каменный Уголь, потому что оба грамотны.

   Крѵшина. Подходи сюда, сосѣдъ Каменный Уголъ. Богъ благословилъ тебя хорошимъ именемъ. Быть красивымъ - это даръ судьбы, но грамота - это отъ природы.

   Второй сторожъ. И то, и другое, почтенный констебль...

   Крушина. Ну, да, имѣешь. я вѣдь знаю, что ты хочешь сказать. Прекрасно; за то, что ты красивъ,- возблагодари Господа, и не чванься; а касательно твоего умѣн³я читать и писать, то пожалѣй его, когда въ такой суетѣ не будетъ никакой надобности. Всѣ здѣсь думаютъ, что ты первѣйш³й болванъ, а потому способнѣйш³й исполнять должность Констебля, а потому бери фонарь. Вотъ твоя обязанность: хватать всѣхъ шляющихся безъ. дѣла и приказывать именемъ принца каждому, кто встрѣтится, останавливаться.

   Второй сторожъ. А если онъ не захочетъ остановиться?

   Крушина. Ну, тогда, не обращай на него вниман³я; пусть себѣ идетъ, а затѣмъ призови остальныхъ сторожей и возблагодари Господа, что избавился отъ негодяя.

   Палка. Если кто не захочетъ остановиться, значитъ онъ не подданный принца.

   Крушина. Именно, вамъ и считаться-то не слѣдуетъ съ неподданными принца. Затѣмъ на улицѣ вы не должны шумѣть, ибо... ибо болтать вздоръ дозволительно стражѣ и не можетъ быть допустимо.

   Второй сторожъ. Зачѣмъ болтать? лучше всхрапнуть, мы вѣдь знаемъ, какъ должна вести себя стража.

   Крушина. Ты говоришь какъ старый служака и самый мирный сторожъ, ибо, не знаю, почему-бы спать было-бы запрещено; смотрите только, чтобы у васъ не потаскали аллебарды. Потомъ должны вы заглядывать во всѣ пивныя и приглашать пьяныхъ отправляться въ постель.

   Второй сторожъ. А если не захотятъ отправляться?

   Крушина. Ну, тогда оставьте ихъ въ покоѣ: пусть протрезвятся, а если и послѣ этого не дадутъ лучшаго отвѣта, то тогда можете сказать, что они не то, за кого вы ихъ принимали.

   Второй сторожъ. Ладно.

   Крушина. Когда встрѣтите вора, можете, въ силу вашей обязанности, подозрѣвать его въ плутовствѣ, но все-таки съ людьми такого сорта чѣмъ меньше будете связываться, тѣмъ будетъ лучше для вашей честности.

   Второй сторожъ. А если мы будемъ знать, что это воръ, должны мы наложить на него руки?

   Крушина. По правдѣ, это вы можете дѣлать въ силу вашей обязанности; только я думаю, прикоснись къ дегтю - запачкаешься. Когда поймаете вора, то самое, благоприличное для васъ дѣло, пусть покажетъ, что за птица, и улизнетъ.

   Палка. Ты, товарищъ, всегда слылъ за человѣка милосерднаго.

   Крушина. По истинѣ, правда, я по собственной волѣ и собаки не повѣшу, а человѣка, у котораго имѣется хоть что-нибудь честное, и подавно.

   Палка. Когда услышите, что дитя пищитъ, вы должны позвать кормилицу, пусть покормитъ.

   Второй сторожъ. А если кормилица спитъ и не хочетъ слышать?

   Крушина. Ну, тогда идите съ миромъ; пусть самъ ребенокъ разбудитъ ее своимъ крикомъ, ибо овца, не внемлящая блѣян³ю своего ягненка, никогда не отвѣтитъ на мычан³е теленка.

   Палка. Истинная правда.

   Крушина. Тутъ и конецъ вашимъ обязанностямъ. Твое дѣло, кажется, должно состоять въ томъ, чтобы быть представителемъ собственнаго лица принца; если встрѣтишь ночью принца, можешь схватить его.

   Палка. Ну, этого, клянусь Богородицей, онъ, пожалуй, не можетъ.

   Крушина. Я готовъ держать пари на пять шиллинговъ противъ одного со всякимъ, кто знаетъ предписан³е, что можетъ. Разумѣется, не безъ позволен³я самого принца! Ибо, понятно, стража никого не должна обижать, а развѣ не обида - схватить кого-нибудь противъ его воли?

   Палка. Клянусь Богородицей, по моему, такъ.

   Крушина. Ха, ха, ха! Ну, ребята, доброй ночи; если что случится поважнѣе,- позовите меня. Слѣдуйте совѣтамъ товарищей и своимъ собственнымъ. Ну, прощайте. Пойдемъ, сосѣдъ.

   Второй сторожъ. Теперь, братцы, мы знаемъ свое дѣло: пойдемъ, посидимъ тутъ на скамейкѣ, у церкви, часиковъ до двухъ, а тамъ и въ постельку!

   Крушина. Еще словечко, добрые сосѣди, прошу васъ, охраняйте особенно домъ синьора Леонато: завтра у него свадьба, а потому тамъ сегодня большая суматоха. Ну прощайте, держите ухо востро, прошу васъ (Крушина и Палка уходятъ).

  

  

   Борак³о. Эй, Конрадъ!

   Сторожъ (тихо). Тише! не трогаться.

   Борак³о. Конрадъ!

   Конрадъ. Я здѣсь, братъ, у твоего локтя.

   Борак³о. То-то локоть-то у меня чесался: думаю, не чесотка-ли.

   Конрадъ. За мной отвѣтъ, а пока продолжай разсказъ.

   Борак³о. Такъ станемъ вотъ сюда, подъ навѣсъ; видишь, дождикъ накрапываетъ, а я, какъ истинный пьяница, выболтаю тебѣ все.

   Сторожъ (тихо). Должно быть какая-нибудь плутня, братцы; держи ухо востро!

   Борак³о. Ну, такъ знай: у Донъ Жуана я заработалъ тысячу дукатовъ.

   Конрадъ. Неужто плутня нынче стала такъ дорога?

   Борак³о. Спроси лучше, неужто плуты стали такъ богаты? Если богатый плутъ нуждается въ бѣдномъ плутѣ, то, значитъ, бѣдный плутъ можетъ запрашивать какую угодно цѣну.

   Конрадъ. Удивительныя дѣла!

   Борак³о. Это показываетъ только, что ты еще новичекъ. Ты знаешь, что для человѣка все равно, какой фасонъ коллета, шляпы или плаща.

   Конрадъ. Ну, да, это все вѣдь платье.

   Борак³о. Я говорю тебѣ о фасонѣ.

   Конрадъ. Ну, да, фасонъ значитъ фасонъ.

   Борак³о. Гм! Я такъ тоже могу сказать, что дуракъ значитъ дуракъ! Не видишь, что-ли, ты, какой скверный воръ тотъ фасонъ?

   Сторожъ (тихо). Я знаю этого сквернавца: всѣ семь лѣтъ занимается воровствомъ и вездѣ шляется какъ настоящ³й джентльмэнъ; я хорошо помню его назван³е.

   Борак³о. Ничего ты не слышалъ?

   Конрадъ. Нѣтъ, ничего. Это просто флюгеръ на крышѣ.

   Борак³о. Такъ вотъ я тебѣ и говорю: фасонъ - сквернѣйш³й воръ. Посмотри только, какъ кружитъ онъ всѣ горяч³я головы отъ четырнадцати до тридцати-пяти-лѣтняго возраста! То одѣнетъ ихъ точно фараоновыхъ солдатъ, какъ на закопченныхъ картинахъ, то точно жрецовъ Ваала, какъ на старыхъ церковныхъ окнахъ, то точно вылинявшихъ Геркулесовъ на изъѣденныхъ червями коврахъ, у которыхъ мизняецъ такъ-же массивенъ, какъ и палица.

   Конрадъ. Все это я вижу и вижу также, что фасонъ больше изнашиваетъ нарядовъ, чѣмъ человѣкъ. Но закружилась развѣ отъ нея и у тебя даже головы до того, что ты отъ своего разсказа перескочилъ къ фасону?

   Борак³о. Нисколько... Такъ знай-же: нынѣшней ночью я любезничалъ съ Маргаритой, горничной синьоры Геро и называлъ ее именемъ Геро; а она, высунувшись изъ окна своей госпожи, разъ тысячу пожелала мнѣ покойной ночи. Но все это я разсказываю тебѣ какъ попало. Слѣдовало-бы, прежде всего, разсказать тебѣ, какъ принцъ и Клавд³о, приведенные, поставленные и предупрежденные Донъ Жуаномъ, присутствовали въ саду при этомъ любовномъ свидан³и.

   Конрадо. И приняли Маргариту за Геро?

   Борак³о. Да, двое изъ нихъ, принцъ и Клавд³о, но дьяволъ Донъ Жуанъ отлично зналъ, что это была Маргарита; частью благодаря его клятвамъ, околдовавшимъ ихъ, частью благодаря обманчивой темной ночи, но, главнымъ образомъ, благодаря моему ловкому плутовству, подтвердившему всѣ клеветы Донъ Жуана, Клавд³о ушелъ въ бѣшенствѣ, поклявшись, что завтра утромъ въ церкви, при всемъ собран³и, опозоритъ ее разсказомъ о томъ, что онъ видѣлъ сегодняшнею ночью, и возвратитъ ее домой безъ мужа.

   1-й сторожъ. Стойте, именемъ принца.

   2-й сторожъ. Позовемъ настоящаго констебля. Мы накрыли такое страшное мошенничество, какого свѣтъ еще не видывалъ.

   1-й сторожъ. И нѣк³й Сквернавецъ между ними; я его знаю: онъ съ локономъ.

   Конрадо. Что вы, любезнѣйш³й? Что вы?

   2-й сторожъ. Доберемся мы до твоего Сквернавца, будь покоенъ.

   Конрадъ. Любезнѣйш³й...

   1-й сторожъ. Зажми глотку, мы васъ обвиняемъ повинуйтесь, мы приказываемъ вамъ слѣдовать за нами.

   Борак³о. Въ хорошемъ положен³и очутимся мы, когда они подымутъ насъ на свои аллебарды.

   Конрадо. Да, мы будемъ въ положен³и, это вѣрно. Ну, впередъ, мы повинуемся вамъ (Уходятъ).

  

  

   Геро. Милая Урсула, разбуди мою кузину Беатрису и попроси ее встать.

   Урсула. Сейчасъ, синьора.

   Геро. И попроси ее пр³йти сюда.

   Урсула. Хорошо (Уходитъ).

   Маргарита. По правдѣ сказать, другой воротничекъ былъ бы вамъ болѣе къ лицу.

   Геро. Нѣтъ, оставь меня, милая Маргарита, я этотъ надѣну.

   Маргарита. Да, право-же, онъ не такъ хорошъ; я увѣрена, что и кузина ваша скажетъ то же самое.

   Геро. Кузина - сумасшедшая, да и ты вмѣстѣ съ нею. Не надѣну другого.

   Маргарита. Вашъ новый головной уборъ мнѣ очень нравится; я бы только предпочитала, чтобы волосы были чуточку потемнѣе, а ваше платье прелестно. Я видѣла платье миланской герцогини, которое такъ хвалили.

   Геро. Оно, говорятъ, еще лучше.

   Маргарита. Нѣтъ, клянусь честью, въ сравнен³и съ вашимъ оно не болѣе, какъ ночной капотъ. Матер³я, шитая золотомъ, обложенная серебромъ, рукава, унизанные жемчугомъ, и двойныя полы, обшитыя кругомъ голубою битью. По по красивому, изящному и прелестному покрою ваше платье въ десять разъ лучше.

   Геро. Дай Богъ, чтобы оно весело носилось; у меня какъ-то тяжело на сердцѣ.

   Маргарита. Вскорѣ будетъ еще тяжелѣе отъ тяжести мужчины.

   Геро. Фи! какъ тебѣ не стыдно?

   Маргарита. Чего-же стыдиться? Что я говорю о томъ, что законно? Развѣ бракъ не почтенное дѣло даже для нищаго? А развѣ вашъ женихъ не почтененъ даже и не будучи женатъ? Вамъ, кажется,- извините,- хотѣлось-бы, чтобъ я сказала: мужъ? Если дурная мысль не скрывается подъ правдивымъ словомъ, то я ничего обиднаго не сказала. Развѣ есть что нибудь дурное сказать: отъ тяжести мужа? Ничего, я думаю если дѣло касается законнаго мужа и законной жены; въ, противномъ случаѣ, было-бы легко, а не тяжело. Вотъ спросите хоть у синьоры Беатрисы.

  

  

   Геро. Здравствуй, кузиночка.

   Беатриса. Здравствуй, милая Геро.

   Геро. Что съ тобой? Отчего говоришь ты въ такомъ болѣзненномъ тонѣ?

   Беатриса. Кажется, отъ того, что не попадаю ни въ какой другой тонъ.

   Маргарита. А вы спойте намъ "Свѣтъ любви"; онъ безъ тяжелаго припѣва. Вы будете пѣть, а я буду танцовать.

   Беатриса. Ну, да, "Свѣтъ любви" твоимъ пяткамъ! Лишь бы у твоего мужа было достаточное количество стойлъ, а недостатка въ телятахъ навѣрное не будетъ.

   Маргарита. Какое беззаконное заключен³е! Топчу его моими пятками.

   Беатриса. Теперь уже почти пять часовъ, кузина. Пора тебѣ быть готовой. А мнѣ что-то нездоровится, право. Охъ!

   Маргарита. О комъ это вы вздыхаете? О Кречетѣ, конѣ или Красавцѣ?

   Беатриса. О буквѣ К, съ которой начинаются всѣ эти слова.

   Маргарита. Отлично! Если вы не превратились въ турка, то какъ вамъ держать путь по звѣздамъ?

   Беатриса. Что это сумашедшая хочетъ сказать?

   Маегарита. Я? ничего; пусть только Господь Богъ пошлетъ всякому то, что онъ желаетъ.

   Геро. Эти перчатки прислалъ мнѣ графъ; какъ прекрасно пахнуть!

   Беатриса. У меня, кузина, насморкъ; ничего не слышу, такъ тяжело!

   Маргарита. Дѣвушка - и тяжела! Сильно, должно быть, простудилась!

   Беатриса. О Господи! О Господи! Съ какихъ это поръ ты стала такъ остроумничать?

   Маргарита. Съ тѣхъ поръ, какъ вы отказались отъ остроум³я. Развѣ остроум³е не идетъ ко мнѣ?

   Беатриса. Оно недостаточно замѣтно; ты бы приколола его къ шляпѣ... Право, мнѣ что-то нездоровится.

   Маргарита. Возьмите немного чистаго carduus benedictus и приложите къ сердцу: это самое лучшее средство противъ тошноты.

   Геро. Ты уколола ее кудрявымъ волчецомъ.

   Беатриса. Benedictus? почему Benedictus? На что ты намекаешь этимъ Benedictus?

   Маргарита. Намекаю? Нѣтъ, говоря правду я ни на что не намекаю; просто говорю о кудрявомъ волчецѣ. Можетъ быть, вы думаете, что я считаю васъ влюбленной? Нѣтъ, клянусь Богородицей, не на столько я еще глупа, чтобъ думать, что вздумается; не хочу даже думать того, что могу думать; да и чтобъ я ни подумала въ своемъ сердцѣ, я все-таки не могла-бы подумать,что могла-бы подумать, что вы влюблены, влюбитесь и вы можете быть влюблены. Однако, вашъ Бенедиктъ былъ-же такимъ точно, а теперь сталъ человѣкомъ: клялся, что никогда не женится, а теперь, наперекоръ своему сердцу, уписываетъ свою пищу, не ворча. Да вотъ и вы, перемѣнитесь-ли, не знаю, но мнѣ кажется, что вы глядите такими-же глазами, какъ всѣ женщины.

   Беатриса. Какимъ ходомъ пошелъ твой языкъ?

   Маргарита. Галопомъ, и не фальшивымъ.

  

  

   Урсула. Пожалуйте, синьора. Принцъ, графъ, синьоръ Бенедиктъ, Донъ Жуанъ и всѣ городск³е красавцы явились провожать васъ въ церковь.

   Геро. Ну, такъ помогите мнѣ одѣться, милая кузина, милая Мегъ, милая Урсула (Уходятъ).

  

  

   Леонато. Зачѣмъ-же ты пришелъ ко мнѣ, добрый сосѣдъ?

   Крушина. Чортъ возьми, синьоръ, надобно мнѣ поговорить съ вами о дѣлѣ, которое васъ близко касается.

   Леонато. Ну, такъ говори короче, прошу тебя: ты видишь, что мнѣ некогда.

   Крушина. Чортъ возьми, вижу, синьоръ.

   Палка. Да, истинная это правда, синьоръ.

   Леонато. Въ чемъ дѣло, друзья?

   Крушина. Добрякъ Палка болтаетъ немного пустяки, вѣдь онъ старый человѣкъ, синьоръ, но не совсѣмъ еще выжилъ изъ ума, какъ бы я желалъ этого, съ Божьей помощью; но говоря правду, онъ такъ же честенъ, какъ кожа межъ его бровей.

   Палка. Да, благодарен³е Господу, я такъ-же честенъ, какъ любой изъ живущихъ, то есть такой же старый, какъ и я, и не честнѣе, чѣмъ я.

   Крушина. Пахуч³я сравнен³я: palabras, сосѣдъ Палка.

   Леонато. Сосѣди, вы скучноваты.

   Крушина. Какъ будетъ вашей милости угодно, но мы только бѣдные чиновники герцога. Если бы я былъ такъ-же скученъ, какъ король, то могъ бы передать всю эту скуку вашей милости.

   Леонато. Всю скуку мнѣ? А!

   Крушина. Да, будь я даже въ тысячу разъ скучнѣе, потому что о васъ слышно столько похвалъ въ городѣ, какъ и о всякомъ другомъ человѣкѣ въ городѣ, и хотя я и бѣдный человѣкъ, но радъ слышать это.

   Палка. И я также.

   Леонато. А все-таки я бы хотѣлъ узнать,что вы имѣете сказать мнѣ.

   Палка. Чортъ возьми, синьоръ, наша стража нынѣшней ночью, съ позволен³я вашей милости, захватила двухъ негодяевъ, какъ и всѣ въ Мессинѣ.

   Крушина. Старый онъ человѣкъ, синьоръ, все хочетъ поболтать; вѣдь говорятъ: сѣдина въ бороду, бѣсъ въ ребро. Да поможетъ намъ Господь: на свѣтѣ есть кое-что поглядѣть! Хорошо сказано, сосѣдъ Палка... Богъ тоже добрый малый... а все-таки, если двое сидятъ верхомъ на одной лошади, то одному приходится сидѣть позади. Честнѣйшая душа, синьоръ, истинно говорю, честнѣйшая душа, какъ только можетъ быть честенъ когда либо ломавш³й хлѣбъ. Но вѣдь и Бога надо чествовать: не всѣ люди одинаковы, увы! добрый сосѣдъ!

   Леонато. Правда, сосѣдъ, слишкомъ онъ коротокъ для тебя.

   Крушина. Все это дары, данные Богомъ.

   Леонато. Я долженъ оставить васъ.

   Крушина. Одно только слово, синьоръ; наша стража, дѣйствительно, подтибрила двухъ подозрительныхъ человѣкъ, и мы бы желали снять съ нихъ допросъ въ присутств³и вашей милости.

   Леонато. Допросите ихъ сами и принесите мнѣ допросъ. Я очень занятъ теперь, какъ сами видите.

   Крушина. Да, довольно будетъ и этого.

   Леонато. Прежде чѣмъ уйдете, отвѣдайте моего вина. Прощайте.

  

  

   Слуга. Синьоръ, васъ ждутъ для передачи вашей дочери ея супругу.

   Леснато. Я готовъ, иду (Леонато и слуга уходятъ).

   Крушина. Ну, отправляйся, добрый товарищъ, отправляйся къ Френсису Каменному Углю; вели принести ему чернильницу и перо: приступимъ теперь же къ допросу этихъ людей.

   Палка. И должны мы сдѣлать это поумнѣе.

   Крушина. Ума-то мы не пожалѣемъ, въ этомъ ты положись на меня. Тутъ у меня найдется, братъ, чѣмъ ловить нѣкоторыхъ изъ нихъ къ non come, приведи только ученаго писца для составлен³я допроса и приходи ко мнѣ въ тюрьму (Уходятъ).

  

   Леонато. Ну, отецъ Францискъ, покороче. Совершите только обрядъ вѣнчан³я, а взаимныя обязанности супруговъ объясните имъ послѣ.

   Монахъ. Вы, синьоръ, пришли сюда заключить бракъ съ этой синьорой?

   Клавд³о. Нѣтъ.

   Леонато. Онъ пришелъ сюда, чтобы вѣнчаться съ нею, а вы, отецъ, пришли, чтобы совершить обрядъ вѣнчан³я.

   Монахъ. Синьора, вы пришли сюда, чтобы повѣнчаться съ графомъ?

   Геро. Да.

   Монахъ. Если кому-либо изъ васъ извѣстно какое-нибудь тайное препятств³е къ совершен³ю этого союза,- заклинаю васъ спасен³емъ вашей души объявите это.

   Клавд³о. Вамъ извѣстно что-нибудь такое, Геро?

   Гбро. Нѣтъ, графъ.

   Монахъ. А вамъ извѣстно, графъ?

   Леонато. Осмѣлюсь отвѣтить за него: нѣтъ.

   Клавд³о. О, чего только не смѣютъ дѣлать люди! Чего только они не могутъ сдѣлать! Чего только не дѣлаютъ они ежедневно, не вѣдая, что дѣлаютъ!

   Бенедиктъ. Что это за междомет³я! Что-жь, есть междомет³я и для смѣха, какъ, напримѣръ, ха, ха, ха!

   Клавд³о. Остановись, монахъ. Съ вашего позволен³я, отецъ - скажите, свободно-ли, безъ принужден³я, отдаете вы мнѣ эту дѣвицу, вашу дочь?

   Леонато. Такъ же свободно, мой сынъ, какъ свободно даровалъ мнѣ ее Господь.

   Клавд³о. Что же я могу вамъ дать взамѣнъ столь большаго и драгоцѣннаго дара?

   Донъ Педро. Ничего, если не возвратишь ее назадъ.

   Клавд³о. Благородный принцъ, вы меня научаете благороднѣйшей признательности... Вотъ ваша дочь, Леонато, возьмите ее назадъ, не дарите этотъ испорченный апельсинъ вашему другу; у ней лишь внѣшность и подоб³е чести. Посмотрите, какъ дѣвственно она краснѣетъ. О, какое достоинство, какую правдивость можетъ скрывать лукавый грѣхъ! Развѣ эта кровь не является стыдливымъ свидѣтельствомъ ея скромной чистоты! Вы всѣ, видящ³е ее здѣсь, развѣ не поклянетесь, по ея внѣшнему виду, что это дѣва? Но нѣтъ, ей знакома жгучесть сладострастнаго ложа. А эта краска - только краска стыда, а не цѣломудр³я.

   Леонато. Что вы хотите сказать, графъ?

   Клавд³о. Я хочу сказать, что не женюсь, не свяжу своей души съ этой отъявленной блудницей...

   Леонато. Любезный графъ, если вы сами, въ видѣ испытан³я, побѣдили сопротивлен³е ея юности и лишили дѣвственности...

   Клавд³о. О, я знаю, что вы хотите сказать! Если она мнѣ отдалась, хотите вы сказать, то отдалась какъ будущему мужу, и это, извиняетъ ея грѣхъ!.. Нѣтъ, Леонате, я никогда не искушалъ ее слишкомъ вольнымъ словомъ: я, какъ братъ сестрѣ, выказывалъ ей всегда скромную дружбу и чистую любовь.

   Геро. А развѣ я когда-нибудь казалась вамъ не такой?

   Клавд³о. Прочь съ этимъ "казалась"! Я разоблачу его; ты мнѣ казалась Д³аной въ ея лучезарной сферѣ, столь-же чистой, какъ нераспустившаяся еще почка цвѣтка; но въ крови у тебя больше сладострастнаго жара, чѣмъ въ крови Венеры или тѣхъ похотливыхъ животныхъ, которыя вѣчно пребываютъ въ дикой чувственности.

   Геро. Ужь не больны-ли вы, графъ? Вы говорите такъ дико!

   Леонато. Любезный принцъ, отчего вы не вмѣшаетесь?

   Донъ Педро. Да что могу я сказать? Я и самъ обезчещенъ тѣмъ, что старался образовать союзъ моего дорогого друга съ падшей женщиной.

   Леонато. Неужели все это я дѣйствительно слышу? Не сонъ-ли это?

   Донъ Жуанъ. Эти слова дѣйствительны и справедливы.

   Бенедиктъ. Ну, это не похоже на свадьбу.

   Геро. Справедливо? О, Боже!

   Клавд³о. Леонато! Неужели я нахожусь здѣсь? Неужели это принцъ, а это - братъ принца? Неужели это лицо Геро? Дѣйствительно-ли все это мы видимъ собственными нашими глазами?

   Леонато. Все это такъ, какъ вы говорите, но что изъ этого, графъ?

   Клавд³о. Позвольте мнѣ сдѣлать одинъ лишь вопросъ вашей дочери и вашей родительской властью заставьте ее сказать правду.

   Леонато. Я приказываю тебѣ, какъ моему дитяти.

   Геро. О, Боже, какъ они меня позорятъ! Къ чему это допросъ?

   Клавд³о. Къ чему? Чтобы ты сказала свое истинное имя.

   Геро. А развѣ это имя не Геро? Кто можетъ запятнать его справедливыми упреками?

   Клавд³о. Сама Геро! Сама Геро можетъ запятнать добродѣтели Геро. Кто былъ тотъ мужчина, съ которымъ ты говорила изъ окна твоей комнаты около двѣнадцати часовъ ночи? Если ты дѣва,- скажи правду.

   Геро. Я не говорила ни съ какимъ мужчиной въ это часъ, графъ.

   Донъ Педро. Ну, такъ ты не дѣва!.. Леонато, мнѣ больно, но ты долженъ слышать это: клянусь честью,- я, мой братъ и этотъ оскорбленный графъ - мы ее слышали этой ночью разговаривающей изъ окна ея комнаты съ какимъ-то негодяемъ, который, какъ развратный негодяй, вслухъ говорилъ о тысячѣ постыдныхъ свидан³яхъ, бывшихъ втайнѣ между ними.

   Донъ Жуанъ. Да, это что-то неслыханное, синьоръ; объ этомъ и говорить нельзя; въ языкѣ нѣтъ достаточно цѣломудренныхъ выражен³й, чтобы все это можно было высказать, не оскорбляя слуха... Да, прекрасная синьора, мнѣ жаль, что вы такъ дурно ведете себя.

   Клавд³о. О, Геро! Какою Геро была-бы ты, еслибы лишь одна половина твоихъ внѣшнихъ прелестей принадлежала твоимъ помысламъ и была совѣтницей твоего сердца!.. Но прощай, столь безстыдная и столь прекрасная! Прощай, безстыдное цѣломудр³е и цѣломудренное безстыдство! Изъ-за тебя я закрылъ на будущее время всѣ двери любви; подозрѣн³е нависнетъ на вѣкахъ моихъ глазъ и будетъ обращать всякую красоту въ символъ зла и не будетъ уже находить въ ней никакой прелести.

   Леонато. Неужели ни у кого не найдется шпаги для меня? (Геро падаетъ въ обморокъ).

   Беатриса. Что съ тобой, кузина? Ты падаешь?

   Донъ Жуанъ. Уйдемъ отсюда; всѣ эти разоблачен³я сразили ее (Донъ Педро, Донъ Жуанъ и Клавд³о уходятъ).

   Бенедиктъ. Что съ нею?

   Беатриса. Умерла, я думаю: - помогите, дядя! Геро! о, Геро!.. дядя!.. Синьоръ Бенедиктъ!.. Отецъ!..

   Леонато. О, судьба! Не отклоняй твоей тяжелой руки!.. Смерть - лучшее покрывало ея позора, которое только можно пожелать ей.

   Беатриса. Ну, что, кузина Геро?

   Монахъ. Успокойтесь, синьора.

   Леонато. Ты открываешь глаза?

   Монахъ. Да почему-же нѣтъ?

   Леонато. Почему нѣтъ? Развѣ все земное не говоритъ ей: позоръ тебѣ? Можетъ-ли она отрицать правдивость разсказа, напечатлѣннаго на ея лицѣ кровью?.. Не возвращайся къ жизни, Геро; не открывай глазъ... Еслибы я думалъ, что ты сейчасъ не умрешь, еслибы я думалъ, что твоя жизнь сильнѣе твоего позора, я бы и самъ, слѣдуя за угрызен³ями твоей совѣсти, покончилъ жизнь твою. А я ропталъ еще, что она только одна у меня! упрекалъ природу за ея скупость! А между тѣмъ и одной тебя уже слишкомъ много! Зачѣмъ ты дана мнѣ? Зачѣмъ ты была всегда любезна моимъ глазамъ? Зачѣмъ сострадательной рукой не поднялъ я отрод³я какого-нибудь нищаго у дверей моихъ? Видя, какъ оно запятнано, какъ загрязнено позоромъ, я бы могъ сказать: "оно не часть меня: весь этотъ позоръ порожденъ безъизвѣстной мнѣ кровью". Но мое, которое я такъ любилъ, которымъ я такъ гордился, которое такъ превозносили, на столько мое, что я и самъ не былъ самимъ собой и цѣнилъ себя только въ ней!.. А она?.. О, она упала въ эту лужу чернилъ такъ, что и въ широкомъ морѣ не хватитъ воды, чтобы отмыть ее, не хватитъ соли, чтобы сохранить отъ гн³ен³я столь глубоко-испортившуюся плоть!

   Бенедиктъ. Синьоръ, синьоръ, успокойтеся! Я и самъ до такой степени переполненъ удивлен³емъ, что не знаю, что сказать.

   Беатриса. О, клянусь моей душой, кузина оклеветана.

   Бенедиктъ. Синьора, были-ли вы ея подругой постели въ прошлую ночь?

   Беатриса. Нѣтъ, по правдѣ сказать, нѣтъ, хотя до этой послѣдней ночи, въ течен³е двѣнадцати мѣсяцевъ я постоянно была ея подругой постели.

   Леонато. Итакъ, все подтверждается, все подтверждается. Еще новое скрѣплен³е того, что еще раньше было скрѣплено желѣзными обручами! Можно-ли предположить, чтобы оба принца лгали? И чтобы Клавд³о лгалъ! Онъ, который такъ нѣжно любилъ ее, что, говоря о ея нецѣломудр³и, омывалъ его слезами? Оставимъ ее... Пусть лучше умираетъ!

   Монахъ. Послушайте меня! Если я такъ долго молчалъ и не мѣшалъ ходу событ³й, то съ тѣмъ только, чтобъ наблюдать за синьорой. Я видѣлъ, какъ тысячу разъ вспыхивала краска на ея лицѣ и какъ, изъ стыдливой невинности, эта краска уступала мѣсто ангельской блѣдности; въ ея глазахъ загоралось пламя, какъ-бы съ желан³емъ сжечь подозрѣн³я, брошенныя этими принцами противъ ея дѣвственной чистоты... Назовите меня глупцомъ, не довѣряйте моимъ знан³ямъ и моимъ наблюден³ямъ, скрѣпившими печатью опыта, все изученное мною; не довѣряйте моимъ лѣтамъ, моему сану, моему призван³ю, моимъ священнымъ обязанностямъ, если эта прекрасная дѣвушка не невинна и не жертва какой-нибудь ужасной ошибки.

   Леонато. Отецъ, это не можетъ быть. Ты и самъ видишь, что единственная добродѣтель, оставшаяся ей, есть ея нежелан³е увеличить осужден³е грѣхомъ клятвопреступлен³я... Она ничего не отрицаетъ. Почему же ты хочешь покрыть оправдан³емъ то, что является въ такой явной наготѣ?

   Монахъ. Синьора, кто этотъ человѣкъ, который васъ обвиняетъ?

   Геро. Тѣ, которые обвиняютъ меня, знаютъ это. Если изъ всѣхъ живущихъ мужчинъ я знаю что-нибудь больше, чѣмъ дозволяетъ дѣвственная скромность,- такъ пусть не будетъ прощенъ вы одинъ изъ моихъ грѣховъ!..О, отецъ! Докажи, что какой-нибудь мужчина разговаривалъ ее мною въ неприличный часъ, или-же,что я послѣдней ночью обмѣнялась словами съ какимъ-нибудь живымъ создан³емъ,- и тогда отрекайся отъ меня, презирай меня, замучь меня до смерти.

   Монахъ. Это какая-нибудь страшная ошибка принцевъ.

   Бенедиктъ. Двое изъ нихъ - сама честность, и если ихъ благоразум³е было обмануто на этотъ разъ, то это плутни донъ Жуана, побочнаго сына, котораго умъ направленъ на плутни.

   Леонато. Не знаю. Если правда то, что они говорятъ,- эти руки растерзаютъ ее; но если они напрасно оскорбляютъ ея честь,- самый гордый изъ нихъ услышитъ еще обо мнѣ. Время не изсушило еще моей крови; лѣта не поѣли еще моего ума, судьба не истощила еще моихъ средствъ; дурная жизнь не лишила меня друзей, найдутся у нихъ пробужденныхъ такимъ дѣломъ, и сильная рука, и проницательный умъ и богатыя средства, и избранные друзья, которые отомстятъ за меня.

   Монахъ. Остановитесь на минуту и послѣдуйте моимъ совѣтамъ въ этомъ случаѣ. Уходя, принцы были увѣрены, что ваша дочь умерла; скройте ее на нѣкоторое время и объявите, что она дѣйствительно умерла; надѣньте трауръ; повѣсьте на вашъ старый фамильный памятникъ надгробную надпись и исполните всѣ обряды, соотвѣтствующ³е погребен³ю.

   Леонато. А съ чему все это поведетъ? Что изъ этого выйдетъ?

   Монахъ. А то, что все это, хорошо выполненное, обратитъ клевету въ сожалѣн³е. И это уже хорошо, но придуманное мною странное средство приведетъ къ результатамъ еще болѣе важнымъ. Когда она окажется умершей,- это должно быть поддержано,- въ тоже самое время, какъ она была обвинена,- она будетъ оплакиваема, извиняема, оправдываема всѣми; и такъ, дѣйствительно, всегда бываетъ, что то, чѣмъ мы обладаемъ, мы не цѣнимъ достойно, но какъ только мы его лишились, утратили, мы преувеличиваемъ его цѣну и находимъ въ немъ так³я достоинства, которыя не видны были, когда мы обладали имъ.Это-то случится и съ Клавд³о. Когда онъ узнаетъ, что она умерла отъ его словъ, мысль о ея жизни потихоньку проскользнетъ въ рабочую его воображен³и, и каждая дорогая часть ея жизни предстанетъ передъ глазами его души въ болѣе прекрасномъ нарядѣ, болѣе трогательно, болѣе нѣжно, съ большей полнотой жизни, чѣмъ въ то время, когда она дѣйствительно жила... И станетъ онъ тогда груститъ (если только дѣйствительно любилъ ее), и станетъ сожалѣть о томъ, что обвинялъ ее, да, даже и тогда, еслибы и былъ увѣренъ, чти обвинялъ ее справедливо! И пусть такъ будетъ! И не сомнѣвайтесь въ томъ, что усп