Шекспир Вильям - Много шума из ничего

:

  

  

  Спешит уж день, огнем восток пестря.

  

  

  Благодарю вас всех; ступайте с богом.

  

  

  

  

  Клавдио

  

  

  Прощайте; расходитесь по домам.

  

  

  

  

  Дон Педро

  

  

  Идем. Одежду сменим на другую

  

  

  И - к Леонато, где с утра нас ждут.

  

  

  

  

  Клавдио

  

  

  Пошли ж нам, Гименей, судьбу другую,

  

  

  Чем та, что мы оплакивали тут.

  

  

  

  

  Уходят.

  

  

  

  

  СЦЕНА 4

  

  

  

  Комната в доме Леонато.

  

   Входят Леонато, Антонио, Бенедикт, Беатриче,

  

  

   Маргарита, Урсула, монах и Геро.

  

  

  

  

  Монах

  

  

   Я говорил вам, что она невинна!

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  Как невиновны Клавдио и принц;

  

  

  Лишь по ошибке обвинили Геро.

  

  

  Но Маргарита здесь не без вины,

  

  

  Хотя и против воли, как нам ясно

  

  

  Установил подробнейший допрос.

  

  

  

  

  Антонио

  

  

  Я рад, что все окончилось удачно.

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Я тоже. Иначе я должен был бы

  

  

  Сразиться с Клавдио на поединке.

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  Прекрасно. Дочь моя и все вы, дамы,

  

  

  Пока в свои покои удалитесь.

  

  

  Когда вас позовут, придите в масках.

  

  

  

   Дамы уходят.

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  

   (к Антонио)

  

  

  И принц и Клавдио мне обещали

  

  

  Прийти с утра. Ты знаешь роль свою,

  

  

  Племяннице отцом на время станешь

  

  

  И Клавдио отдашь в супруги.

  

  

  

  

  Антонио

  

  

  Спокоен будь: я роль свою исполню.

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Отец Франциск, мне вас просить придется...

  

  

  

  

  Монах

  

  

  О чем, мой сын?

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Одно из двух: связать иль развязать.

  

  

  

   (К Леонато.)

  

  

  Синьор мой, наконец-то на меня

  

  

  Взглянула благосклонно Беатриче.

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  Ей одолжила дочь моя глаза.

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  И я ей отвечаю нежным взглядом.

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  Которым вы обязаны как будто

  

  

  Мне, Клавдио и принцу. В чем же дело?

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Таит загадку ваш ответ, синьор.

  

  

  Но к делу: дело в том, чтоб ваша воля

  

  

  Совпала с нашей. Нас соедините

  

  

  Сегодня узами святого брака, -

  

  

  В чем, брат Франциск, нужна и ваша помощь.

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  Согласен я.

  

  

  

  

  Монах

  

  

  

  

  И я готов помочь вам.

  

  

  Вот принц и Клавдио.

  

  

  Входят Дон Педро, Клавдио и двое или

  

  

  

   трое вельмож.

  

  

  

  

  Дон Педро

  

  

  Приветствую почтенное собранье.

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  Привет, мой принц; и Клавдио, привет.

  

  

  Мы ждали вас. Ну что же, вы решились

  

  

  С племянницей моею обвенчаться?

  

  

  

  

  Клавдио

  

  

  Согласен, будь она хоть эфиопка.

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  Брат, позови ее; свершим обряд.

  

  

  

   Антонио уходит.

  

  

  

  

  Дон Педро

  

  

  День добрый, Бенедикт. Но что с тобой?

  

  

  Ты смотришь февралем; морозом, бурей

  

  

  И тучами лицо твое мрачится.

  

  

  

  

  Клавдио

  

  

  Он вспоминает дикого быка.

  

  

  Смелей! Твои рога позолотим мы -

  

  

  И всю Европу ты пленишь, как встарь

  

  

  Европу бог Юпитер полонил,

  

  

  Во образе быка явив свой пыл.

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Тот бык мычать с приятностью привык.

  

  

  Теленка дал подобный странный бык

  

  

  Корове вашего отца, и, кстати, -

  

  

  По голосу вы брат того теляти.

  

  

   Входят Антонио и дамы в масках.

  

  

  

  

  Клавдио

  

  

  Ответ за мной, - сейчас не до того.

  

  

  Которая ж из дам моя по праву?

  

  

  

  

  Антонио

  

  

  Вот эта: я ее вручаю вам.

  

  

  

  

  Клавдио

  

  

  Она - моя? - Но дайте вас увидеть.

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  О нет, пока не поклянетесь вы

  

  

  Перед святым отцом с ней обвенчаться.

  

  

  

  

  Клавдио

  

  

  Так дайте руку: пред святым отцом

  

  

  Я - ваш супруг, когда вам так угодно.

  

  

  

  

   Геро

  

  

  

   (снимая маску)

  

  

  При жизни - ваша первая жена:

  

  

  И вы - мой первый муж, пока любили.

  

  

  

  

  Клавдио

  

  

  Вторая Геро!

  

  

  

  

   Геро

  

  

  

  

  Истинно - вторая.

  

  

  Та умерла запятнанной, а я

  

  

  Живу и, так же как жива, невинна.

  

  

  

  

  Дон Педро

  

  

  Та Геро! Та, что умерла!

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  

  

  

   Она

  

  

  Была мертва, пока жило злоречье.

  

  

  

  

  Монах

  

  

  Я разрешу вам все недоуменья,

  

  

  Когда окончим мы святой обряд,

  

  

  О смерти Геро рассказав подробно.

  

  

  Пока же чуду вы не удивляйтесь

  

  

  И все за мной последуйте в часовню.

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Отец, постойте. Кто здесь Беатриче?

  

  

  

  

  Беатриче

  

  

  

   (снимает маску)

  

  

  Я за нее. Что от нее угодно?

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Вы любите меня?

  

  

  

  

  Беатриче

  

  

  

  

   Не так чтоб очень.

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Так, значит, дядя ваш, и принц, и Клавдио

  

  

  Обмануты: они клялись мне в том.

  

  

  

  

  Беатриче

  

  

  Вы любите меня?

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  

  

   Не так чтоб очень.

  

  

  

  

  Беатриче

  

  

  Так Геро, Маргарита и Урсула

  

  

  Обмануты: они клялись мне в том.

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Они клялись, что вы по мне иссохли.

  

  

  

  

  Беатриче

  

  

  Они клялись, что насмерть влюблены вы.

  

  

  

  

  Бенедикт

  

  

  Все вздор! Так вы не любите меня?

  

  

  

  

  Беатриче

  

  

  Нет - разве что как друга... в благодарность...

  

  

  

  

  Леонато

  

  

  Брось! Поклянись: ты любишь Бенедикта.

  

  

  

  

  Клавдио

  

  

  Я присягну, что любит он ее.

  

  

  Вот доказательство - клочок бумаги:

  

  

  Хромой сонет - его ума творенье -

  

  

  В честь Беатриче.

  

  

  

  

   Геро

  

  

  

  

  

  Вот вам и другой,

  

  

  Украденный у ней, - ее здесь почерк:

  

  

  Признанье в нежной страсти к Бенедикту.

  

  

  

  

  Бенедикт

  Вот чудеса! Наши руки свидетельствуют против наших сердец. Ладно, я беру тебя; но, клянусь дневным светом, беру тебя только из сострадания.

  

  

  

  

  Беатриче

  Я не решаюсь вам отказать; но, клянусь светом солнца, я уступаю только усиленным убеждениям, чтобы спасти вашу жизнь; ведь вы, говорят, дошли до чахотки.

  

  

  

  

  Бенедикт

  Стой! Рот тебе зажму я! (Целует ее.)

  

  

  

  

  Дон Педро

  Как Бенедикт женатый поживает?

  

  

  

  

  Бенедикт

  Вот что я вам скажу, принц: целая коллегия остряков не заставит меня отказаться от моего намерения. Уж не думаете ли вы, что я испугаюсь какой-нибудь сатиры или эпиграммы? Если бы острое словцо оставляло след, мы бы все ходили перепачканные. Короче говоря: раз уж я решил жениться, так и женюсь, хотя бы весь мир был против этого. И нечего трунить над тем, что я прежде говорил другое: человек - существо непостоянное, вот и все. - Что касается тебя, Клавдио, я хотел было тебя поколотить, но раз ты сделался теперь чем-то вроде моего родственника, то оставайся невредим и люби мою кузину.

  

  

  

  

  Клавдио

  А я-то надеялся, что ты откажешься от Беатриче: тогда я вышиб бы из тебя дух за такую двойную игру. А теперь, без сомнения, ты будешь ее продолжать, если только кузина не будет хорошенько присматривать за тобой.

  

  

  

  

  Бенедикт

  Ладно, ладно, мир! - Давайте-ка потанцуем, пока мы еще не обвенчались: пусть у нас порезвятся сердца, а у наших невест - ноги.

  

  

  

  

  Леонато

  Танцевать будете после свадьбы!

  

  

  

  

  Бенедикт

  Нет, до свадьбы, клянусь честью! - Эй, музыка! - У вас, принц, унылый вид. Женитесь, женитесь! Плох тот посох, у которого на конце нет рога.

  

  

  

   Входит гонец.

  

  

  

  

  Гонец

  

  

  Принц! Дон Хуан, ваш брат бежавший, схвачен

  

  

  И приведен под стражею в Мессину.

  

  

  

  

  Бенедикт

  Забудем о нем до завтра, а там уж я придумаю ему славное наказание. Эй, флейты, начинайте!

  

  

  

  

  Танцы.

  

  

  

   Все уходят.

  

  

  

  "МНОГО ШУМА ИЗ НИЧЕГО"

  Комедия эта при жизни Шекспира была издана лишь один раз в кварто 1600 года. Это вполне удовлетворительный текст, от которого посмертное фолио отличается очень мало.

  Время возникновения пьесы определяется тем, что она не упоминается у Мереса в списке шекспировских пьес, опубликованном в 1598 году. Еще точнее можно ее датировать благодаря тому обстоятельству, что в нескольких репликах Кизила в кварто говорящий обозначен именем не изображаемого персонажа, а его исполнителя - известного комика Кемпа. Между тем мы знаем, что Уильям Кемп ушел из шекспировской труппы в 1599 году. Таким образом, появление пьесы несомненно относится к театральному сезону 1598/99 года.

  У Шекспира мало найдется пьес, где бы он так близко придерживался своего сюжетного источника. История оклеветанной с помощью инсценировки любовного свидания девушки и притворной смерти ее как средства восстановления ее чести, составляющая главную сюжетную основу комедии, встречается в новелле 22-й Банделло (1554), переведенной на французский язык тем самым Бельфоре ("Трагические истории", 1569, рассказ 3), у которого была взята и фабула шекспировского "Гамлета". Кроме того, сюжет этой новеллы воспроизвел с большой точностью, изменив лишь имена и место действия, Ариосто в эпизоде Ариоданта и Джипевры ("Неистовый Роланд", песнь V). Еще до появления в 1591 году полного перевода на английский язык поэмы Ариосто эпизод этот был переведен отдельно и использован как в поэме Спенсера "Царица фей" (1590; песнь V), так и в анонимной, не дошедшей до нас пьесе "Ариодант и Джиневра", исполнявшейся в придворном театре детской труппой в 1583 году.

  Шекспир, без сомнения, был знаком с обеими редакциями этой повести - как Банделло (через посредство Бельфоре), так и Ариосто (прямо или через посредство одной из названных английских его переделок), ибо только у Бельфоре приводятся имена Леонато и Педро Арагонского и действие происходит в Мессиие, а с другой стороны, хитрость клеветника в этой редакции сводится лишь к тому, что его слуга влезает ночью через окно в одну из комнат дома Леонато, без сознательного сообщничества служанки героини, которое добавлено у Ариосто, но отсутствует у Шекспира.

  В сюжетном отношении Шекспир почти ничего не изменил в своих источниках. Нельзя также сказать, чтобы он особенно углубил характеры главных персонажей, которые у него даны довольно схематично. Интересное развитие получил только образ дона Хуана, прототип которого обрисован в обеих версиях очень слабо. У Банделло, например, клеветник (Тимбрео) - отнюдь не злой человек; он опорочивает девушку только из зависти, а после того как план его удался, раскаивается и сам открывает жениху всю правду. У Шекспира, наоборот, все действия дона Хуана последовательны и достаточно мотивированы гордостью и озлобленностью незаконнорожденного и нелюбимого при дворе принца.

  Зато вполне оригинальна присоединенная Шекспиром к основной фабуле вторая сюжетная линия - история Бенедикта и Беатриче, характеры которых, кстати, наиболее индивидуализированы в пьесе. А к этому надо еще добавить великолепно развитый и разросшийся почти до самостоятельного действия эпизод с двумя полицейскими.

  Основную прелесть этой комедии, пользовавшейся во времена Шекспира огромным успехом на сцене - подобно тому как она пользуется им и сейчас, - составляет то мастерство, с каким Шекспир слил вместе эти три идейно и стилистически столь разнородные темы, совместив требования драматического единства со своим обычным стремлением обогатить и разнообразить действие. Средством для этого ему служит единая идея, проходящая в трех разных планах и крепко связывающая пьесу одним общим чувством жизни. Это - чувство зыбкости, обманчивости наших впечатлений, которое может привести к великим бедам и от которой человеку неоткуда ждать помощи и спасения, кроме счастливого случая, доброй судьбы.

  Вся пьеса построена на идее обмана чувств, иллюзорности наших впечатлений, и эта иллюзорность симметрично прослеживается в трех планах, образуя глубокое стилистическое и идейное единство комедии. Внешне этой цели всякий раз служит один и тот же драматический прием - вольное или невольное подслушивание (или подсматривание), но всякий раз психологически и морально осмысливаемое по-иному.

  Первая и основная тема пьесы - история оклеветанной Геро - носит отчетливо драматический характер. Примесь трагического элемента присуща в большей или меньшей степени почти всем комедиям, написанным Шекспиром в пятилетие, предшествующее созданию его великих трагедий (например, "Венецианский купец", "Как вам это понравится" и т. д.). Но ни в одной из них этот элемент так не силен, как в рассматриваемой комедии. Кажется, в ней Шекспир уже предвосхищает тот мрачный взгляд на жизнь, то ощущение неотвратимости катастроф, которое вскоре станет господствующим в его творчестве. Но только сейчас у него еще сохраняется "комедийное" ощущение случайности, летучести всего происходящего, оставляющее возможность внезапного счастливого исхода, и не возобладало представление о неизбежности конфликтов, завершающихся катастрофой.

  В частности, ситуация "Много шума" имеет много общего с ситуацией "Отелло". Клавдио - благороднейшая натура, но слишком доверчивая, как Отелло, и чрезмерно пылкая, как и он. Оскорбленный контрастом между видимой чистотой Геро и примерещившимся ему предательством, он не знает меры в своем гневе и к отвержению невесты присоединяет еще кару публичного унижения (что, впрочем, соответствовало понятиям и нравам эпохи). Дон Хуан помимо естественного чувства обиды самой природой своей расположен ко злу: как для Яго невыносима "красота" существования Кассио, так и подлому бастарду нестерпимы благородство и заслуги Клавдио. Также и Геро, подобно Дездемоне, бессильно и безропотно склоняется перед незаслуженной карой как перед судьбой. Наконец, и Маргарита не лишена сходства с чересчур беспечной и бездумной, покорной мужу (или любовнику) Эмилией. Им обеим чужда моральная озабоченность, активная преданность дробимой госпоже: иначе такое чувство предостерегло бы их и побудило бы предостеречь жертву.

  Но мы здесь в мире доброй, ласковой сказки, - вот почему все кончается счастливо. И потому, заметим, все изображено бархатными, пастельными, а не огненными, жгучими тонами "Отелло". А отсюда - возможность стилистического слияния с двумя другими, комическими частями пьесы - не только с историей Беатриче и Бенедикта, но и с эпизодом двух очаровательных полицейских.

  Вторая, комическая тема пьесы тесно связана с первой. Обе они дополняют друг друга не только сюжетно, но и стилистически. Первая в решительный момент переводит вторую в серьезный и реалистический план, тогда как вторая смягчает мрачные тона первой, возбуждая предчувствие возможной счастливой развязки. Возникает ощущение сложной, многопланной жизни, где светлое и мрачное, смех и скорбь не сливаются между собой (как в "Венецианском купце" или хотя бы в "Двух веронцах"), но чередуются, соседят друг с другом, подобно тому как в рисунках "белое и черное" оба тона оттеняют один другой силой контраста, придавая друг другу выразительность и приводя целое к конечному единству. Отсюда, при мягкости и гармонии речи этой пьесы, в ее конструкции и общем колорите есть нечто "испанское" (по жгучести и пылкости), напоминающее позднейшую "Меру за меру".

  Взрыву любви Бенедикта - Беатриче предшествует долгая пикировка между ними, блестящее состязание в колкостях и каламбурах, которое похоже на войну двух убежденных холостяков, но на деле прикрывает глубокое взаимное влечение, не желающее самому себе признаться. Комментаторы, ищущие всюду и во всем готовых литературных источников, полагают, что кое-что в этой перестрелке навеяно такой же дуэлью остроумия между Гаспаро Паллавичина и Эмилией Пиа, описанной в книге Бальдассаре Кастильоне "Придворный" (1528), переведенной на большинство европейских языков, и в том числе на английский - в 1561 году. Книга эта, считавшаяся руководством благородного образа мыслей и изящных бесед, была, без сомнения, известна Шекспиру, и он мог мимоходом почерпнуть из нее несколько острот и каламбуров, вложенных им в уста Беатриче и Бенедикта. Но ситуация у Кастильоне совсем иная, не говоря о том, что кое в чем могли быть и просто совпадения. Существеннее то, что уже в целом ряде более ранних своих комедий Шекспир разрабатывал ту же самую ситуацию: поединок остроумия между молодым человеком и девушкой, предшествующий зарождению между ними любви. Довольно развернуто дана такая ситуации в "Укрощении строптивой", но еще более разработана она в "Бесплодных усилиях любви", где пара Бирон - Мария является прямой предшественницей пары Бенедикт - Беатриче.

  Параллелизм этот, по-видимому, не случаен, ибо в том самом 1598 году, как возникла комедия "Много шума", старая названная нами пьеса, написанная за четыре-пять лет до того, была не только поставлена на сцене придворного театра, но и издана кварто. Видимо, интерес к названному мотиву оживился к этому времени снова, и у Шекспира явилось желание разработать его еще раз, и притом углубленно, что он и сделал. Веселую сцену пикировки, лишенную в "Бесплодных усилиях любви" всякого психологического обоснования, он здесь насквозь психологизировал.

  Прежде всего, Бирон у него совсем не является по самой своей натуре таким женоненавистником, как Бенедикт. С другой стороны, Розалинда далеко не так строптива, как Беатриче. Их перестрелка не выходит за пределы обычного поддразнивания и заигрывания, свойственных тому, что нынешние потомки Шекспира называют "флиртом". Но Беатриче - натура гордая и требовательная. Ей нужно, чтобы ее избранник не был ни молодым вертопрахом, ни человеком с увядшими чувствами, ищущим спокойного и удобного брака; ей нужен человек, который соединял бы в себе пылкость юноши и опытность мужчины. А где такого найти? И что если, делая выбор (а он, кажется, ею уже сделан!), ошибешься? Беатриче - натура сильная, мало чем уступающая Порции в "Венецианском купце". Она хочет научить уважать себя как человека. И потому из гордости она не выдает своих чувств, боясь насмешки, и приходит к отрицанию любви.

  Как обычно бывает у Шекспира, он более тщательно, более заботливо исследует чувства женщины, обозначая чувства мужчины суммарно и лаконично, как более натуральные, более понятные зрителю. Но и в задорном упрямстве Бенедикта мы видим проявление его личного характера, нечто принципиальное, роднящее его с Беатриче: такое же благородство чувств и такую же сердечную гордость. Но последняя является вместе с тем и преградой, разделяющей их.

  Однако несчастье, постигшее Геро, ломает эту преграду и, пробудив в юных сердцах их лучшие чувства: в ней - верность и твердость дружбы, в нем - способность к самопожертвованию, - бросает их в объятия друг друга. И одно мгновение кажется - такова композиционная тонкость пьесы, - что основное, серьезное действие только и существует для того, чтобы служить опорой второму действию, собственно комедийному. Горе - жалость - любовь: вот линия развития всей пьесы. В сравнении с этой мощной логикой чувств чисто подсобную роль играет та интрига, которая внешним образом приводит к желанному результату. Это тот же прием подслушивания, который явился пружиной и основного, трагического действия. Но только здесь прием подслушивания использован на редкость оригинально: заговорщики, шепчущие именно то, что они хотят довести до сведения влюбленных, заставляют последних вообразить, что они случайно подслушали разговор. Минус на минус в алгебре дает плюс; две перемноженные фикции в действительности дают истину. Закон шекспировской комедии: чем смешнее, тем трогательнее; чем иллюзорнее, тем правдивее.

  Комическое (или комедийное) в этой удивительной пьесе перевешивает трагическое. Но, как все это нами было изложено выше, оно слишком абстрактно, ему недостает материальной плотности. Чтобы придать ее пьесе, Шекспир вносит в нее третью тему, элемент бытового гротеска: эпизод с двумя полицейскими. Эпизод этот имеет весьма реальное основание. Канцлер Елизаветы Берли в 1586 году писал другому ее министру Уолсингему в выражениях, весьма близких к тексту комедии, что Англия полна таких блюстителей общественного порядка, которые "сторонятся преступления, как чумы", предпочитая болтать, спать, пить эль и ничего не делать. Как мы видим, шекспировские зрители воспринимали эти образы не только как гротеск, но и как кусочек действительности. Поясним, между прочим, что Кизил и его собратья не являются полицейскими на королевской службе. Они принадлежат к той добровольной страже