| Главная » Книги |
Розанов Василий Васильевич - Среди обманутых и обманувшихся, Страница 3
Розанов Василий Васильевич - Среди обманутых и обманувшихся align="justify"> ______________________
Не жестокие лично, не злые лично, они все утруждены, согбенны душою. И это согбенное положение, неестественное, сообщает угрюмость душе. Поставьте меня на колена, да заставьте стоять не полчаса ради шутки, а три часа, шесть часов, чтобы ноги затекли, на коленях образовались кровоподтеки, - и чтобы томящая скука, скука до отчаяния вошла в душу от монотонности положения и всего окружающего; и - посадите меня на стул или, еще лучше, предоставьте ходить по комнате и даже выйти в сад, идти куда угодно. Один и тот же человек, - я стану неузнаваем в одном положении и в другом. Свободный и счастливый, развалясь в креслах и читая "Дон-Кихота", я рассмеюсь маленьким шалостям вокруг меня, съем недоваренный обед жены и извиню легко проступок детей. "Мне хорошо, пусть будет и всем хорошо". Но когда я страдаю? когда в душе мертвящая скука, а колена болят? Да тогда попробуй-ка ребенок, резвясь, пробежать мимо меня: я ухвачу его за вихор, да и больно, до слез, до крови - нажму этот вихор. Психология: "Не подходи!", "Не веселись!", "Сгиньте все удовольствия!" - образуется невольно в страдающем человеке. Я не спорю, что когда собственное страдание доходит до невыносимости, то черный облачный свод души прорезывается полосами огненного сострадания (к другим) - вспышек все простить и со всем примириться: но именно - только вспышек, которые сейчас же заволакиваются еще более густым мраком отчаяния и злобы. Вот эти прорезы сострадания (впрочем, - словесного только, в воплях) обманули и приманили человечество к аскетам; заставили принять Торквемаду за ягненка. Стадо-то человеческое, вообще благополучное, почитывающее "Дон-Кихота", - доверчиво до тупости и, отирая кровь от зуба аскета, все еще ни о чем не догадывается. Полное благодушных чувств, но средней величины, оно, услышав вопль: "Всем простим!" и "Всех возлюбим!", дивится: "Вот гигантские чувства, к каким мы, смертные, не способны; это - ангелы! у них - святость!" И идут доверчиво, воистину, как овцы, в эту "раскаленную пещь" благих восклицаний и векового, вечного мрака, "скрежета зубовного". "Вся сила страдания (цитирую из "Записок об ученом монашестве" арх. Никанора одесского), - вся сила страдания, какая только дана монаху от природы, кидается на один центр - на него самого и приливом болезни к одному жизненному пункту поражает его жестоко, иногда прямо насмерть. Это и есть монашеское самоболение (курс, автора). И блажен тот из черной братии, кто силен, кто приобрел от юности навык, кого Бог не оставит благодетельным даром духовного искусства (курс, авт.), а ангел-хранитель неотступностью своих внушений указывает опереться на Бога и церковь, опереться даже без веры и надежды на стену церковную (каково признание? т.е. опереться уже только механично, не душевно, мертво: "Все равно постриг принял - надо выносить". - В. Р.). Я употребляю слова выболенные, да!.. Я знал монаха, который от боли души не спал четырнадцать дней и ночей. Это чудо, но верно... Я знал монаха, превосходнейшего человека, который, страдая собственно болями ума, выражался так: "Право, становится иногда понятен Иван Иванович Лобовиков": это - самоубийца-профессор Дух. академии. Иначе сказать, - понятна делается логика самоубийства. И мучится монах в душе прирожденными ей усилиями помирить злую необходимость, явно царящую везде и над всем, от беспредельности звездных миров и до ничтожной песчинки, человека (это - пессимизм, почище шопенгауэровского), - с царством благой свободы, которую человек волей-неволей силится перенести из центра своего духа на Престол Вечности, для которой царствующий всюду злой рок служит только послушным орудием и покорным подножием. А христианский мыслитель, вроде ученого* монаха, перед неприступностью этих вопросов или падает в изнеможении и, разорвав ярмо веры (слушайте! слушайте признания!), закусив удила, - неистово бежит к гибели (т.е. безверию?), как бы гонимый роком, или, переживая страшные, неведомые другим томления духа, верный завету крещения и Символу спасающей веры, верный иноческому обету и священнической присяге, с душой, иногда прискорбной даже до смерти, припадая лицом и духом долу, - молится евангельскою, символическою, общечеловеческою молитвою: верую, Господи, помози моему неверию - и, поддерживаемый Божиею благодатью, хотя и малу имать силу, соблюдает слово Христово, и не отвергает имени Христова (до какого отчаяния доходит дело! до каких бездн, краев!!), и пребывает верен возложенной на него борьбе даже до смерти. Вот что я называю мировою скорбью нашей эпохи и вот почему называю ученых (=сознательных. - В. Р.) монахов первыми в этой мировой скорби... Когда случится горе с мирским человеком, он разделит его с родителями, женой, детьми, близкими родными, друзьями. Кроме того, всякому в жизни приходится разделить свою долю страдания с чужою долею близких существ, жены, детей: где тут иному думать о себе, о своем личном страдании? Но и в миру при всех побочных условиях забвения, при развлечениях и проч., наибольшие страдальцы - это люди одинокие, бездомные холостяки, бобыли, грубейшие эгоисты (слушайте!). Они-то и дают наибольший контингент самоубийц. Вблизи монаха нет ни родителей, ни родных, ни, всего чаще, друзей. Даже выплакать горе на груди старой матери, если она имеется, неудобно (!!), не пристало (!): более пристало молча сжать зубы, лежа на диване, пусть лучше горе выльется в этой крови, которая течет горлом из здоровой по натуре груди. А мать, которой ни слова не говорят, пусть там молится, коли хочет, а изнывающему сыну не может подать помощи. Разделить свое горе ему позволительно разве со своею подушкою или с рукавом подрясника, в который уже никто и ничто не возбраняет вылить слез сколько ему угодно - целую пучину. Это и есть Давидово: слезами моими постелю мою смочу".
______________________
* Просто - самосознающего, рефлектирующего, - монаха-генерала, вождя, а не монаха-солдата, ведомого.
______________________
Что всею силою сострадания мы припадаем к Никанору - об этом и говорить нечего. Что он был великого ума и сердца человек - нет речи. Но мы испытуем почву: и не вправе ли сказать, что как Господь отдал Иова на испытание в муки сатане, так и этот Иов русского монашества находился в подобном же положении? И нужно отделять узника, и нужно выделить тюрьму; одно дело мучащийся, ладони его лобзаем: совсем другое и противоположное - сама мука! Поразительно, что арх. Никанор, так особенно мучившийся (особенно глубокое сознание), еще лет за десять до официального отлучения назвал с церковной кафедры Толстого "ересиархом" и издал две брошюры-проповеди против него, именно указующие ему это место - "ересиарха" (по поводу "Крейцеровой сонаты"). И замечательно, что именно столь глубокий монах изрек "проклятие" на Толстого - за антибрачие этой "Сонаты". О, тут не официальный голос, а внутренний вопль! "Проклята сия мысль (Толстого) - бороться против брака", - кричало его внутреннее я. Тут уж не о венчании шла речь, не об оскорблении церковного обряда, ибо и сам Никанор "без веры опирался на стену церковную, взывая: Господи, помоги моему неверию". Нет, ни иерарх, а человек - проклял Толстого, и человек слишком испытавший (Толстой ведь не испытал на себе) плоды отречения от брака. "Родная матушка! дети! возможная жена! возможные друзья, взамен лукавых!!" - все это исторгало вопль из души его. А как речь возможна была только официальная ("и матушке частным образом пожаловаться нельзя"), то и вырвался этот вопль в форме "проповеди", "анафемы".
Не к делу, побочно, но не могу не передать впечатления от этого Никанорова "исповедания" на двух наших писателей, равно аскетического направления, - С.А. Рачинского и Вл. С. Соловьева. Прежде всего, мне известны случаи (признания) весьма и весьма ученых монахов, не меньшего, чем у Никанора, образования: "Когда я читал эти записки (Никанора) - я плакал". Так. О себе болел Никаноровой болью. Но вот две аскетические пташки, вольно летавшие по воздуху, - Соловьев и Рачинский. Когда я последнего спросил о Никаноре, он точно скис и заметил с неудовольствием: "Он все жалуется, у него только жалобы - и это производит чрезвычайно скучное и надоедливое впечатление. Я его лично знал", и проч., - речь тотчас перешла на митр. Филарета, "который один только из известных мне архиереев умел себя с достоинством и интересно держать в обществе". Так просящему (Никанору) вместо хлеба был подан "собратом" камень. Вл. Соловьев на тот же вопрос саркастически рассмеялся, своим ледяным антипатичным смехом, громким и металлическим: "Совершенно не видно в его (Никанора) "Записках", какое же это отношение имеет к христианству? Что же собственно он, как архиерей и священник, понял и усвоил в христианстве и что ему от христианства нужно было?" И, посмотрев со стороны на этих "христиан", довольно знаменитых, думалось: "Ветерком подбиты! Сколько в вас гуляет северного ледяного ветра!"
И все они, "сами себя поставившие на колени" до кровоподтека, - холодны. "Кого бы ухватить за вихор - да побольнее натаскать". С Никанором это вырвалось относительно Толстого, у Рачинского и Соловьева - в отношении самого Никанора. Как это совпадает с вещими снами, написанными Достоевским совсем, совсем по другому адресу: "Явилась религия с культом небытия... Наконец, эти люди устали в бессмысленном труде, и на их лицах появилось страдание, и эти люди провозгласили, что страдание есть красота, ибо лишь в страдании мысль (об "мысли"-то, глубочайшей, чем у философов, и Никанор говорит). Они воспели в песнях страдания свои" ("Сон смешного человека", в "Дн. писателя", конец; см. то же почти в вещем "сне" Раскольникова, в Сибири). Но не станем вдаваться в литературные параллели. Наше дело - вспугнуть овец: "Дальше от места этого! Тут змея!" И вот - другие тоны около этих:
Царица Маб - она ведь повитуха
Фантазий всех и снов. Собою крошка, Не более, чем камень, что блестит На перстне альдермана. Шаловливо Она порхает в воздухе ночном На легкой колеснице и щекочет Носы уснувших. Ободы колес Построены у ней из долговязых Ног паука; покрышка колесницы - Из крыльев стрекозы; постромки сбруи - Из нитей паутины, а узда - Из лунного сиянья. Ручкой плети Ей служит кость сверчка, а самый бич Сплетен из пленки. Крошечный комар Сидит на козлах, весь гораздо меньше, Чем червячок, который иногда Впивается в хорошенькую ручку Красавицы; а что до колесницы Шалуньи этой - сделана она Из скорлупы обточенной ореха Червем иль белкой; ведь они всегда Поставщиками были экипажей Для фей и эльфов. В этой колеснице Промчится ль ночью по глазам она Любовников - то грезятся тогда Им их красотки; по ногам придворных - То им до смерти хочется согнуться; Заденет адвоката - он забредит Богатым заработком; тронет губки Красавицы - ей снится поцелуй. Порой шалунья злая вдруг покроет Прыщами щечки ей, чтоб наказать За страсть к излишним лакомствам. Законник, Почуяв на носу малютку Маб, Мечтает о процессах. Если ж вдруг Она порой бородкой пощекочет Нос спящего пастора, то ему Пригрезится сейчас же умноженье Доходов причта. Иногда она Шалит и скачет на плечах солдата - И тот спросонков бредит и кричит О вылазках, подкопах, об осадах, Кричит: "Бей! Режь!", мечтает о пирушках, О кубках в три ведра, в его ушах Грохочут барабаны. Смутно он Проснется вдруг, молитву пробормочет И вновь уснет. Она же заплетает Хвосты и гривы ночью лошадям, Сбивает их в комки и этим мучит Несчастных тварей. Если же заснут В постелях... Проказница их тотчас начинает Душить и жать, желая приучить К терпенью и сносливости, чтоб сделать Из них покорных женщин. Точно так же Царица Маб. Ромео Меркуцио, довольно! Ты вздор болтаешь. Не правда ли, если стихи эти врезать в середину жалоб Никанора - какой контраст! Между тем - это и есть точное отношение мира дохристианского к христианскому; противоположность и разница здесь - противоположность "легенд рыцарей Круглого стола" или, на другой почве, у другого племени - старого "Сварога", среброусого Перуна, "Велеса - скотьего бога" - всему, всему, что принесли с юга затворники пещерные... "Царица Маб", а в основе всего, в сердце самого Шекспира, именно созданный его воображением Ромео, прерывающий болтовню приятеля, и есть первопричинное зерно, из коего появилась и золотая колесница Маб, составленная чуть не из косточек и волосков всего мира, - и все эти смешные сны обывателей, сны не тяжелые, сны, пожалуй, грешные, но какие-то слегка лишь грешные. Змеи здесь не заподозришь! Ни ледяного громкого смеха Соловьева, ни кислой гримасы Рачинского: просто - все это невозможно, немыслимо! Царица Маб в противоположении Никанору - это и есть "мир языческий", "мир, погибающий во грехе", мир еще "безблагодатный" и "неискупленный", которому "добрую весть" несут В.С. Соловьев, С.А. Рачинский, один - церковно-приходскими школами, другой - восемью томами "Сочинений", и несет эту весть М.А. Новоселов, нарекающий меня "противником духа Христова" за некоторое пристрастие к этой царице Маб, а г. Л. Писарев пытается ввести... да уже и ввел в это царство "феи Маб" свой угрюмый, печальный и желчный "брак". Разлетелись золотые сны альдермана, судьи, придворного. Стоят с опущенными гривами лошади на конюшне; а девушки засыпают навзничь, на боку - им все равно ничего не снится; и самая колесница Маб развалилась: там - мертвая нога стрекозы, здесь - мотающаяся паутина, и сама Маб - помертвела, испуганная перстом Новоселова. С.А. Рачинский спрашивает у нее, предварительно права внушать сны, экзамена по программе "церковно-приходских школ"; Вл. С. Соловьев непременно требует, чтобы она познакомилась с его волюминозным "Оправданием добра"; Новоселов записывает ее в "Братство вспомоществования бедным учительницам Новгородского уезда", и наконец, Никанор из Одессы гремит отлучением, "как язычнице". Испуганная, полумертвая, она вся прижалась к земле и лепечет, уже едва слышным, умирающим языком лепечет: "Ах, я этого ничего не знаю! Я ничего не умею! Но я умела людей делать счастливыми по-своему - и они не были неблагодарны ко мне, рассказывая в своих сказках и воспевая в своих песнях меня. Но все это прошло - и я умираю, завещая мир вам".
"Благодати" стало больше, а миру стало грустнее. Все уже "искуплены" - а все унылы, как в этих горьких признаниях Никанора! И разве не горько г. Л. Писареву, написавшему брошюру "Брак и девство"? Разве не слышится грусть - великая грусть - сквозь все писания о. Михаила? Грусти стало ужасно много... И не пройти ей, пока не защекочет неучтиво по носу, по векам, по лбу, за воротником эта "царица Маб" во всемирной своей колеснице...
* * *
Повторяю: зла нет в именах, в лицах. Ибо как нет вины детоубийства в единичных Марье, Парасковье, ибо все "духом дышит": так нет же никакой личной вины даже в Торквемаде, не говоря о его "недоростках" - этих душах суровых или безучастных. Все они мученики не своей, а налегшей на них извне мучительной идеи. Все - Иовы, "данные во власть злому духу"; с одним им мы и имеем дело. Одна была заповедь дана человеку. Зерно ее, фокус ее, светскою кистью начертанные, - Ромео и Юлия. Из зерна этого уже сама собою появляется "колесница Маб". Ведь это тоже лишь светским языком написанная "похвала миру", которую можно было бы написать церковно-славянским языком. Итак, в Ромео и Юлии, да и в "царице Маб", не лежит никакой неправды; и только эта правда выражена легким, шутливым языком, без торжества, без гимнов. Таково искусство, литература, мифы, шутки. Чуть-чуть, однако, измените тон, напрягите его до густоты: на месте "мифа" появится "предание", "священная сага", "сказание" о добре ли и зле, о начале мира, о невинности и грехе потом, - и драма Шекспира, с этими же лицами и тенденциею, может перейти в торжественные, священные гимны. Я хочу этим сказать ту простую мысль, что искусство и литература, мудрость и философия могли бы быть только новою стороною того же единого организма, коего правую сторону составляет религия: одно содержание - но одно довлея только земному, а другое - с отнесением к небесному. Язычество умерло, как "Снегурочка" под солнцем; но существо язычества так же вечно, как существо снега: форма - изменчива, а "душа" - вечна. И эта "душа" - невинность.
Мне думается, существо язычества лежит в возвращении вещам их первоначального смысла, и первоначального положения, и первоначальных отношений. Ведь Рачинский, Соловьев, Новоселов, г. Л. Писарев - страшно согнуты, болят, воистину "грешны", хотя и не своим личным грехом, а грехом этого положения и отношений. Прочтите им всем рассказ Меркуцио, - и они фыркнут, как бы ноздри их были опылены кайенским перцем. Вставьте в середину жалоб Никанора, психологии Никанора - рассказ о золотой колеснице Маб: и, легкая, неприметная, она прокатится по мозгу его, как тяжелый лафет орудия с чугунными колесами. Тут - или ей рассыпаться, или испариться до "нет" всей его психологии. Чему-то нужно перестать быть. Но перестать быть ей - это перестать быть миру: ибо в колесики ее, в движение ее входит весь мир. Ему перестать быть... но это уже так давно началось, уже столько тут полегло психологии: нужно ведь перестать быть всему этому страданию, "согнутому положению", и Рачинским, и Соловьевым; нужно перестать существовать целым библиотекам и отделам цивилизации. Это не Шекспир, это (в свою очередь) больше Шекспира!
И вот два положения, естественное и "согнутое", - борются. М.А. Новоселов хотел бы на всех распространить свое "основное настроение духа", "без предварительного условия и определения которого" он считает "невозможным приступать к решению проблемы брака" (см. "Протоколы"). "Основное" это "настроение" - готовность к страданию; готовность к нему - как "ответу за грех". "Ради Бога, в чем я грешна?" - восклицает принцесса Маб; "В чем я грешна?" - вторит Джульета. "Вы-то особенно и преимущественно грешны, ибо преимущественно и особенно счастливы, до самозабвения":
Скорей, скорей неситесь, кони солнца,
К закату дня! Зачем не Фаэтон Сегодня правит вами? Он быстрее Пригнал бы вас на запад и заставил Сойти на землю сумрачную ночь. О, ночь, - любви подруга! - скрой своею Завесой все, чтобы Ромео мог Невидимо сюда ко мне прокрасться... И т.д. вплоть до пожелания:
Чистой я
Любви хочу отдаться. Скрой (к Ночи) румянец Стыдливости, каким горит невольно Мое лицо! Любовь мужчины мне Еще ведь неизвестна. Дай мне силы С ней встретиться, пока любовь моя Сама смелей не станет, не привыкнет Дозволенное счастье видеть в ласках Того, кто дорог мне! Спеши, о ночь! Спеши, спеши Ромео. Все это пожелание, переложенное на язык М.А. Новоселова (см. его точные выражения во время прений о браке на "Религиозно-философских собраниях"), не иное что, как "судорога собаки, ищущей развлечения". Это его точная квалификация, совершенно точный язык брошенного в лицо мне очерка всех моих теорий: "Розанов проповедует нам собачьи отношения между полами". Не расходится с ним и В.А. Тернавцев, квалифицируя так же, в этих самых выражениях, "безблагодатную любовь". Согласимся с ними. Примем их суровую оценку. Да что "примем": мир уже и "принял", действительно принял их точку зрения. "Колесница Маб" рассыпалась; "Снегурочка" умирает, и г. Л. Писарев только дожидается, чтобы она окончательно издохла: "Нужно для уничтожения брачных крушений и драм воспитание самих людей в сознании брачных идеалов (ниже мы увидим, каких. - В. Р.) и уничтожение той тлетворной среды, которая разъедает устои браков и создает их несчастия". Не думайте, это нелегко: нужно "уничтожение" всей вообще литературы, всей поэзии, всяких зрелищ, театра, танцев: песней, тех песен, которых они не поют, того театра, в который не ходят; вообще требуется уничтожение всей светской литературы, чтение которой они считают "грехом". "Растленная среда", - она ознакомляет с действительностью! Вот Тургенев в "Дворянском гнезде" неосторожно разрисовал одно семейное "крушение" и, пожалуй, ввел читателей и читательниц в "соблазн", налив красками, соком и жизнью сухонькую схемку: "Живите согласнее, любите друг друга; а если и встретятся недостатки - умейте переносить их и извинять друг другу: брак есть таинство". Тургенев имел неосторожность ("ввел в соблазн") показать, как невозможно было Лаврецкому "перенести недостатки" в жене: ибо это была кокотка, врожденная, неисправимая. И чистому оставалось только "отделиться" от нечистого, или, живя вместе с ним, - ну, стать такою же "кокоткой в сюртуке", как та была кокоткою в юбке. В сущности, благочестивая "схемка" к этому и тянет. "Перетерпите" - это не значит "перетерпите" в самом деле: житейски это значит - "помирись на всем, плюнь на идеал семьи: дай жену любовникам, а сам ступай к любовницам". Было бы все в тайне; а "письмоводитель" или "летописец духовный" запишет в "Историю христианской семьи": "В прежнее время, еще так недавнее, так именно и рассуждали. И сколько мы знаем супругов этого времени, которые безмолвно несли семейные неурядицы, которые скрывали недостатки своего мужа или жены даже от самых близких родных, скрывали, а не обличали, как ныне, которые переносили свою участь до последней возможности! Мы знаем жен, которые берегли, терпели, даже любили мужей, неверных им и нетрезвых, которые даже мысли не допускали, как это можно оставить Богом данного мужа. А родные не расстраивали, а всячески содействовали, убеждали нести крест до конца. Вот как было недавно. - А теперь что? Страшно сказать" (см. "Семья православного христианина", свящ. А. Рождественского; стр. 239, из статьи: "Когда можно супругам оставлять друг друга и хорошо ли разводиться"). Тем, кто хочет пойти в монастырь, - разойтись можно; а вот если муж даже начнет принуждать жену к содомскому греху с ним или с приятелем, то просить жене развода все же грешно: надо все скрыть.
А между тем у свящ. А. Рождественского как все благочестиво выражено, как тихо, - к "обоюдному счастью", к всех людей "согласию". Да, гибок литературный язык, но и над ним надо было поработать, чтобы, пропитав веревку удавленника лампадным маслом, явить ее миру и сказать: "Понюхайте - миром пахнет". "Тлен" и "разврат" светской литературы, "разрушающей устои браков" (т. е. крепость "схемки"), в том и заключается, что она начала показывать конкретное; показывает, "как бывает"; что тут и "содом и гоморра", только посыпанные землицею молчания; или, пожалуй, что тут - кости мертвеца, напудренные рукою кокета. Конечно, Лаврецкий, "претерпевая прегрешения жены", сам стал бы, в быту-то, в жизни-то, содомлянином: да так и было, во все "прежние времена", если читать их не в изложении свящ. А. Рождественского, а в "Русской Старине", в воспоминаниях о помещичьей жизни, или в той же "Семейной хронике" правдивого С.Т. Аксакова. Никогда иначе и не было при "терпении", как содом. Но посмотрите опять, в устах М.А. Новоселова, как все это, весь этот "гроб" и "содом", хорошо обрабатывается под фигурою "креста" и "крестного несения". Высокомерно (они все высокомерны) этот благодетель человечества заявил, что "положение Лаврецкого само по себе мало может смущать церковь, - так как и отношение-то его к церкви небольшое" (см. "Новый Путь", 1903 г., N 7, стр. 275-276). И далее, на ту же тему:
"Это же отрицание или, в данном случае, скорее, непонимание значения креста* сказывается и в замечании г. Миролюбова, который хочет видеть таинство брака лишь во влечении влюбленных сердец друг к другу. Мы знаем хорошо, что эта божественная тайна приводит часто (т. е. "у нас" приводит, когда, как Мину с Вальтером в "Красном карбункуле", свяжут овцу и волка неразрываемой цепью!), - приводит часто к совершенно сатанинской яви, если можно так выразиться. Божественная любовь сменяется нередко (да, в поставленных вами условиях!) нечеловеческой ненавистью или человеческой пошлостью (и Лаврецкий, и супруга его - оба пошли "гулять": но в вами потребованных и вам, к несчастью, данных условиях). И неудивительно: разрушенное грехом естество человеческое нуждается в распятии (т. е.: "Лаврецкий, перетерпи флирт жены своей"; да и что флирт: дело доходит до худшего, как документально содержится это в "бумагах" бракоразводных процессов, - "перетерпи и любовника, и даже серию любовников"; "перетерпи", если, напр., "жену видел с любовником на своей кровати", но, к несчастию, увидел ее не в самый "момент", а так, просто с любовником лежащею: ведь в таковых случаях никогда брак по мотиву прелюбодеяния не расторгается, т.е. это "прелюбодеянием" вовсе еще не считается! По суждению "судей", жену "православного христианина" могут щекотать сколько угодно посторонние мужчины: это "святого таинства не разрушает"! Ведь это же - факты, это - документально; потрудитесь это защитить, гг. Новоселов, профессора о. Михаил, Бередников, Заозерский, Горчаков, Суворов и прочие "канонисты", а то вы все общую схемку, к своему удовольствию и к слезам мира, сосете, а от обсуждения конкретностей вашей практики уклоняетесь), - нуждается греховное существо в распятии и освящении свыше, что и подается в таинствах церковных (ведь m-me Лаврецкая завела "салон" любовников в Париже именно после "таинства"? и даже опираясь на него? Ибо в девичестве, до "таинства", она не осмелилась бы, а "после таинства" ей - все позволено, и вовсе не только на практике, а по строжайшему учению науки, преподаваемой о. Михаилом, Заозерским, Бередниковым, Л. Писаревым, Горчаковым: "лежание жены христианина в кровати с посторонними мужчинами - не есть повод к разводу", так как "повод к разводу есть прелюбодеяние", а таковое лежание еще "не есть прелюбодеяние": закон это, а не практика, от "практики" плачут мужья, но им "утирают слезы" дубинкой гг. канонисты). Без сознания своей ветхости и при неизбежном в таком случае отрицании благодатной помощи, дающей силу распять "ветхого человека и родиться новому", по образу и преподобию истины, всякая мысль устроить благообразную (мой курс.) жизнь личную, брачную и общественную будет лишь нелепой попыткой создать из свинцовых инстинктов золотое поведение" ("Нов. Путь", 1903 г., кн. 7, стр. 277).
______________________
* Об этом пишет и г. Басаргин. И вообще в духовной литературе, всей вообще, возводится то особенное обвинение на "Нов. Путь", что он не понимает или отвергает "идею креста", т.е. муки, - не как естественного страдания естественной природы человека, но насколько она привходит от "нас", хотя бы в позорной области бракоразводного процесса: на самом деле "привходит" сполна от лени "владык и судей" и по вине их равнодушия, между прочим - и к содому. Отвергая идею "креста", бурсаки жаловались, когда их секли; а являвшиеся по семейным делам в суд тоже жаловались, когда у них спрашивали, "много ли запасено в бумажнике", и если было мало, то отвечали, что - и "суда нет".
______________________
Так высокомерно говорил М.А. Новоселов. "Свинцовые инстинкты" у Ромео и Юлии, у Гретхен и Фауста. Прочь "природу" и "золотую колесницу Маб". И вот они "устроили". Все взяли в свои руки: и ведь ни одна пара Ромео и Юлии теперь не шелохнется без их "позволения": а пошевельнется -так заплатит кровью, своею и детской. Страшное повиновение, непререкаемое, от Гибралтара до Артура, устроилось. "Все уже кончено - и это крепко", - говорит Инквизитор у Достоевского. "Крепость" этого повиновения отстаивает и Новоселов, и брошюрка Л. Писарева, и бесчисленные писания г. Заозерского. О "крепости" этой, о "твердыне" и идет речь. Пролезем, однако, в щель и заглянем: как внутри своей "крепости" они распорядились? Ну, кровь им дана, и детская, и женская. Все - в обеспечение "повиновения". Хорошо. Согласимся. Мир согласился. Мина ("Красный карбункул") возвращается к Вальтеру по этапу. Все дано, всяческое повиновение, против которого взбунтовались бы животные. Вытянуло из себя жилы человечество: и, заметьте, все во имя (тут-то и обман! тут-то мы и входим в толпу "обманувшихся, самообманувшихся"!) собственного своего идеала чистой и непорочной семьи, чистого и непорочного брака - как колыбели рождения своих детей! Тут-то, если мы разберемся, мы входим в нечто гораздо более ужасное, чем инквизиция. "Удивляюсь я Розанову: сам же он говорит, что везде и вне христианства брак составлял часть религиозного культа; какое же противоречие слышать от него, что он требует, чтобы у нас только брак был естественным, светским, а не частью религии же, - явлением!" Так в заключительном слове прений о браке высказался арх. Антонин. Да, во всех религиях благородное человечество потребовало, чтобы брак был частью их: и они искренно и чистосердечно, с полною любовью и в полном содержании, взяли в себя брак: но ведь то и были "религии" странные! "Царица Маб" или, что то же, любящий инстинкт Ромео и Юлии, сей "свинцовый инстинкт" (по Новоселову), - разложил эту "религию" в длинную вереницу фантастических лиц, то как эльфы, то как девы, то как супруги и матери. И все они, от Юноны-матери до Афродиты-девы, до шалуна-"амура", величиною не больше "камня в перстне альдермана", - что-нибудь делают, как-нибудь заботятся около брака: один внушает любовь, другая - помогает в беременности (Juno - Lucina), третья - в родах, и есть "богини-няньки", выучивающие. .. как ступать ножонками рожденному ребенку! Я читал, у Буасье, что решительно всякий месяц и почти неделя девичества ли, супружества ли сопровождалась "особым богом". Конечно, - все это сказки "царицы Маб", в реальном смысле - глупости, но это - мечта, милое воображаемое, какое-то умиление сердца человеческого, да и снисхождение Неба к человечеству, сказавшееся около колоссального мирового факта - беременности. "Так все ново и страшно - что без Бога нельзя". А как они были язычники, еще не "просвещены", то и навыдумали сказок вместо "истины". Хорошо, сказки. И все языческие "религии", конечно, - сказки; ничего объективного там нет, кроме, однако, - умиления. Это уже, умиленность-то, факт!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман. В "обмане", однако, содержится та истинная и уже реальная сторона, что ему "верят". И что есть - подвиг, на этой вере основанный. Вот так и древние религии: "обманны" они были, никаких там Геркулесов и Юнон не было; но умиление было, но вера - совершилась: и верою этою прожили - страшно сказать - несколько тысячелетий люди-дети! А стало быть, и для нас, в старости, эта их детская вера и особенно детская их сохраненность (прожили!) может быть дорога и даже должна быть дорога. Так вот каких странных "религий" брак был частью, уж конечно - органическою. "Брак всегда входил в религию, был всегда частью религиозного культа". Не могу я забыть, вовсе никак не объясненного автором, почтенным покойным еп. Хрисанфом ("Религии древнего мира", т. III), факта, что в некоторые из "языческих" религиозных процессий, религиозных празднеств, вносились... детские игрушки!! И в них стучали!.. Он объясняет это разными там "мифами" о том, как "куреты" или "кабиры" забавляли не то "рожденного Зевса", не то еще кого-то "погремушками". Но мифы, я думаю, придумывались для любопытных чужестранцев: а в сущности, уж если в религию входит "Афродита-дева" и "Юнона-мать", то "колесница Маб" требовала внести сюда и дудки, и бубенчики детские, и кое-что из кукол. Вообще, и спальня, и детская, и мама, и няня - входили в эти странные "религии". Так вот о чем заговорил еп. Антонин. "Схема" ведь всякая не опасна: ибо это - алгебра, формула, без конкретного содержания. А попробуй-ка "раскрыть в алгебре скобки", - и покажутся из-за скобок такие чудища, что от оратора, пожалуй, услышишь: "Нет, уж лучше выведите брак вовсе из церкви, даже вовсе из христианства; а только в христианство и церковь не вносите этих погремушек, кукол, нянек и матерей, иже есть в сонме языческих богинь". В том-то и дело, что в древние "религии" (так будем условно называть их: для нас это - глупости, "миф") входило не слово о браке, но сам брак, и без исключения чего-либо в нем: а как брак есть и останется "натуральною вещью", во все времена одною, то и явился "натурализм", "натуралистические религии", все получившие исключительно свой характер и свое имя от "брака". А как вместе с тем "брак", будучи "натуралистическою вещью, на земле лежащею", - на земле вовсе не разгадываем (начала жизни никто постичь не мог), для земли непостижим в зерне своем, в существе, в инстинктах, отнюдь не свинцовых, а золотых, - и, далее, так как "брак" есть и у цветов, а, по одному предположению Гилярова-Платонова, он обнимает и звезды (да на "звезды" почему-то и влюбленные любят смотреть, а луну называют даже "покровительницею влюбленных"), то "натурализм" древний и поднялся до "звездочитания", "звездочетства" - и странным образом "ход светил небесных" связал с "рождением детей" (идея гороскопа, астрология). Словом, тут множество ошибок, полная неверность - кроме умиления. У нас же "истина"-то есть, а умиление... вот его-то вовсе и нет, что и вызвало такое мое отношение, всю полемику мою по вопросу о браке, которые удивили арх. Антонина. Ведь посмотрите: Новоселов, Рачинский, Вл. Соловьев, Л. Писарев, Заозерский - все они не то чтобы "так себе" относятся к браку: они его всеми силами души ненавидят, до неспособности сказать хотя бы одно доброе слово хоть о единой Юлии, об одном Ромео, о какой-нибудь Гретхен или у себя в соседстве о какой-нибудь Лизавете или Катерине. Как девушка и любовь - так отвращение; как юноша и любовная записочка -так нет конца громам! Нет, я предлагаю: перечитайте всю духовную литературу и отыщите хотя одну ласковую строку к юным влюбленным: голо, пустынно, не найдете! А между тем все не только утверждают, но усиленно защищают, что "брак есть таинство церкви". В чем же дело? Отчего Рачинский (в переписке со мною, напечатанной в "Русск. Вестн.") так усиленно говорил: "Неужели мы с вами (со мною) будем спорить или сомневаться, что брак есть таинство?" - и вместе так усиленно ненавидел замужество всякой девушки (имя учительниц, ушедших от него в замужество, он никогда не произносил, относясь как к похороненным), как равно видел грязь и мерзость в акте рождения детей. Да дело идет... не меньше как о том, чтобы охватить обручем гроба весь этот "языческий мир", с Юнонами, Лицинами, Афродитами и прочей "нечистью". Отлети в сторону брак, успокойся, "довлей в себе": через 2-3 века он разогнется, выправится, станет "натуральной вещью". Это еще пока ничего, атеизм. Затем на 3-й век покажется "царица Маб"; начнутся сказки, поэзия, "предания", "жития" - но вовсе на другой лад! И покажется "язычество"! Вот как велика ставка! Усиленное утверждение (в переписке со мною) Рачинского имело в себе тот практический и узкий смысл, что "судьба ни единого Ромео и Юлии не может выйти из моих ненавидящих рук: и уж я такой содом там сотворю, так пригну их к земле, что всякие сказочки у них из головы повылетят вон, что будет им не до мифов, не до золотых снов, - а станут они слезы лить да развратом обмазываться". Все - именно тут, в одном месте, в области брака, - будет противоположно религии: и тем вернее религия потеряет всю связь с браком, до испарения всякого запаха, т.е. тем смертнее и окончательнее умрет древний "натурализм", в расхождении с коим, в побивании коего и заключался весь смысл исходной точки нашей эры! Вот отчего и католичество, в Италии и Франции, почувствовало смертный удар не от Штрауса и Ренана, не от смеха Вольтера: все это - "цветочки", без ягодки. Ягодка, съедобное было у него отнято через такое, казалось бы, невинное явление, не затрагивавшее ни "filioque" (и от Сына (лат.)), ни "папской непогрешимости", ни "догмата о Св. Троице", как "гражданский брак". А это - смерть. И между тем, все века ведь католичество, как ни в какой еще стране, мучило и издевалось над семьею и ввело в нее, через полное закрытие развода, уже окончательно нож и гной разврата: этого кто же не знает, это - воочию, в документах!
Непорочность, чистота, обоюдная верность не в факте только, а в мысли, воображении ("не загрязняй воображения!") составляла фактическую, наличную (да, в факте, в факте! и именно - народных волн!) мечту о семье целого человечества. Отсюда, из этого общечеловеческого инстинкта, - брак подведен под религию, точнее и документальнее, - обширнейшая религиозность выросла из брака. Вот и нужно было бы - раз уже и новая религия взяла брак в свои руки - соблюсти человечеству эту чистоту. Что же, скажем ли мы ему ленивое и лицемерное заповедание: "Будьте чисты, целомудренны, друг другу верны"? Да вот я сейчас скажу защитникам Порт-Артура: "Умножьтесь вместо 30 тысяч до 50, зарядов пусть у вас будет не на месяцы, а на годы, и храбрость будет у всех... ну, она достаточна - и пусть будет как есть, а зато силы у каждого солдата пусть будет как у Геркулеса". Что, поблагодарили бы меня, в страде, труде, портартурцы за такой совет, указание, приказание? Я думаю, они забросали бы меня черствыми корками, поняв, естественно, советы мои как насмешку над собою. "Ты не советуй, а - устрой". Вот если бы я каждого солдата с детства кормил мукой "Геркулес", вырастил его мускулы до Геркулесовых, если бы по железной дороге подвез предварительно бомб и пороху на годы; послал бы в подкрепление полки, до увеличения цифры в 50 тысяч: тогда они сказали бы "спасибо". Есть за что поблагодарить, благодетель. А пожелать? а посоветовать? а приказать? - ну, это детская игра, на которую суровым солдатам и отвечать неприлично. Можешь устроить - устрой; не можешь, бессилен, "немощен" - промолчи и пройди мимо. Так было и с браком. Да и по истории видно, по всей "письменности", что взялись устроить; на то ведь добились и законов, и повиновения до детской крови. Хотите ли, однако, видеть точный план, точное расположение брака, т.е. жизни пола, в странах христианских? Вот оно, - как это предначертано в законах и как точно определено в судебной практике, которая, конечно, одна единственно показует в одном месте - присутствие закона, в другом - отсутствие закона:
______________________
* В "Уставе духовных консисторий" это выражено отвлеченно, без указания и наименования позволения, но когда дело доходит до суда - то на суде ссылаются именно на следующую статью названного "Устава": "Всякого рода обещания жениться, как равно и всякие письменные обещания, - недействительны". Имея уже большую семью от холостого человека или соблазненная им, девушка обращается в этот суд, говорит об его обещаниях со временем на ней жениться или жениться даже вскоре после "падения". Тогда ей и указывают на статью, запрещающую принимать к какому-либо обсуждению всякие устные, письменные и вообще косвенные доказательства как связи довенчальной, так и обещания жениться. Между тем достаточно было бы изменить эту статью на обратную, и холостяки как огня боялись бы соблазнения. Вот проект этой обратной статьи: "Основным препятствием к вступлению в брак служит добрачная связь жениха с лицом женского пола, плодом коей было появление ребенка, и которое удостоверяется: 1) сознанием виновного или 2) показанием, с подробностями, родственников, соседей и вообще очевидцев связи". Нужно заметить: в Ветхом Завете это и служит (если бы перенести дело в сферу моногамии) "основным и самым упорным препятствием к браку". Из Ветхого Завета статья эта перенесена даже в "Апостольские правила". При возведении в сан каждый епископ дает присягу не отступать ни в чем, между прочим, от основной канонической книги, Апостольских правил, и, таким образом, каждая девушка, имея от внебрачного сожительства ребенка, в полном праве обратиться к епархиальному архиерею с требованием не венчать отца ее ребенка ни с кем, помимо ее. Но, увы, Устав духовных консисторий и все вообще каноническое право (внимайте, гг. о. Михаил, Заозерский, Суворов, Бередников, Л. Писарев) отступили от этого полезнейшего и необходимейшего для народной нравственности правила. В каких мотивах отступили? - "Тогда сожитие уже почти уравнивалось бы браку, было бы браком in potentia, и через это понижалась бы исключительная и единственная ценность совершаемого при нашем участии заключения брака". - Таким образом, авторитет сословия требовал, чтобы перед ним отступило на второй план спасение девушек, равно детей, да и спасение нравственности холостых.
______________________
______________________
* Это выражено опять скользко и почти молча (от стыда явно написать): "По не-исследимости тайны зарождения, всегда происходящего сокрыто, предполагается, что отец ребенка замужней женщины всегда есть ее муж". В этой скользкой формуле, которая так правдоподобна, что при чтении ничем не возбуждает к себе внимания и не вызывает протеста (читателя), содержится юридическая индульгенция для беспутства жен, "carte blanche" им жить с любовниками при муже и даже отдельно от мужа. Покойный А. П. Коломнин, известный петербургский юрист, сообщил мне, когда я начал об этом писать в "Нов. Вр.": "Мне случилось быть свидетелем, что женщина, с которою муж требовал через суд развода, говорила: "Да, этот ребенок мною рожден не от мужа, но вы, гг. судьи, не имеете права включить это в делопроизводство и взять в какое-нибудь основание для удовлетворения просьбы моего мужа". И судьи, как парализованные, остались безгласны: на ее стороне был закон, который она твердо знала. Закон этот и всем женщинам известен, и все они знают, что он дозволяет им сожитие с не-мужьями. Между тем достаточно было написать брачный закон: "Ребенок записывается в метрику на имя лиц или лица, письменно признающих или признающего его рождение от себя" - и разврат жен был бы остановлен. ** Тут мы встречаемся с роковым принципом строго, без исключения, проведенной моногамии. В "Петербургских трущобах" описывается, как негодяй Шадурский опаивает, в кабинете своей "дамы", княжну Чечевинскую. Та забеременевает и, в ужасе, идет в его дом. M-me Шадурская живет, переменяя любовников, и когда ее муж, почти альфонс, ударил (теснимый векселем) по щеке одного из них, жена в негодовании говорит ему: "Почему же ты принимал у себя всех остальных моих любовников, зная, кто они". Муж, конечно, не из ревности ударил одного, а потому, что был ему должен и тот его теснил. И вот княжна Чечевинская входит на мраморную лестницу дворца Шадурских. Лорнируя ее, m-me Шадурская, как "законная жена законного мужа", просит ее убраться. Конечно, - не по ревности (муж разве иногда участвует в любви ее любовников), а просто по мотиву: "зачем же лишний расход?" Чечевинская, от которой с радостью отказался и братец ("мне больше останется наследства") и со страхом отказались родители, - нашла сострадание, угол и кусок хлеба у "падшей" уличной женщины. И пошла по ее дороге, для прокормления себя и потом ребенка. Она превращается в известную "Чуху" на Сенной. Такова вырезанная из мяса и крови моногамия. Не будь ее, соблазненная Чечевинская вошла бы рядом с Шадурскою в ее золотые покои, попросив потесниться столь странную "законную супругу". - Т.е., жалея имущества, m-me Шадурская (и всякая жена) боролась бы, следила бы за всякими "похождениями на стороне" своего мужа, да и он, жалея того же имущества, ни в каком случае не соблазнил бы Чечевинской. Так. обр., брак был бы действительно моногамен, самое большее - дуогамен, но не расширялся бы в (фактически) безбрежную и полиандрию и полигамию. Чуха осталась бы прелестной княжной Чечевинской; двумя проститутками (дочь Чечевинской, 16 лет, умирает от чахотки, только что попав в дом терпимости, невинною, от нищеты) было бы в стране меньше; m-me Шадурская все же имела бы любовников, но г. Шадурский любовниц не имел бы. И опять это очень просто выразить в "примечании" к моногамистическому закону: "Если, однако, от женатого уже человека у посторонней девушки, или вдовы, или оставленной замужней женщины родится ребенок, то до его совершеннолетия, как равно до смерти матери ребенка, они получают от отца этого ребенка средства, соответственные его имущественному и общественному положению". *** Один священник, принесший в ред. "Нов. Вр." полемическую статью против меня (она была напечатана в "России" за неполной подписью, которую я могу отыскать), разговорившись со мною "по душам", передал мне факт: брат у него - священник в селе. Жена была дурной нравственности и, опускаясь ниже и ниже, "пошла по улице". "И вот (поразительно было слушать), когда слух об этом дошел до губернского города и консистории, то он был туда вызван и ему келейно было внушено, чтобы он взял к себе в дом жену, ибо начался говор в народе". "И брат мой принужден был взять". Советую канонистам порассуждать об этом. Другой случай - из города, в котором я долго жил. Подктитор церковный имел скромную дочь, учившуюся в гимназии. Она кончила курс: и все время была тихою ученицею. Подктитор - не важное лицо, и отец ее был беден. Посватался за нее отличный ветеринарный врач, имевший своих лошадей, - и все завидовали ее счастью. Она была хороша собой. Однако не прожила она с ним и двух лет, как ушла к другому; с ним жила долее. Но страдала ли она нимфоманией, или было другое что - она оставила и его и, живя самостоятельно на квартире (здесь я не могу назвать конкретную форму образа ее поведения, чрезвычайно циничного), стала проституткою. Разумеется, ни в одном, ни в другом случае мужья не могли получить в духовном суде развода. Между тем достаточно было бы в гражданский и духовный кодекс включить статью: "Жена, более трех суток проведшая вне дома мужа, если она провела их против его воли и если она не может доказать жестокого его с нею обр 
| |||||||||
| Просмотров: 484 | Рейтинг: 0.0/0 | |||||||||
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры