justify"> Нет на свете? - Его? - ах, бедная Сонюшка! что, он умер? или убит?
Убит, в последнем деле; он хотел взять батарею...
Ну!..
Бросился на пушки один...
Ну!..
И двумя ядрами убит.
Стало, и не страдал, и не успел подумать ни о сокровище, коим Бог хотел его наградить, ни обо мне, верном своем друге; но нет, он думал прежде и знал, что счастие моего дома от его судьбы зависело.
Какое несчастие, что он не мог укротить своей запальчивости!
Не можно: он был молод и весь благородный; храбрость русская рассудка не слушает; она побеждает или погибает.
Он довольно доказал прежде, что он храбр, и мог бы не подвергать себя лишней опасности.
Если бы он не был храбр, то бы я его не выбрал в свои зятья; не думал бы найти в нем сынов убитых, заменить их, осушить иногда горькие слезы счастием дочери. Но напрасно я думал утолить скорбь мою. Надежда мелькнула в глазах моих и исчезла навсегда. Несчастный старик! какой ждет тебя конец? Кто закроет глаза твои? Кого ты по себе служить государю оставишь? Имел двух сынов, и нет их; сыскал третьяго, погиб и он. О Россия! дражайшее Отечество! вся кровь моя пролита за тебя.
О почтенный муж!
О примерный сын Отечества!
Истинно благородный человек!
Злафный эксемиль, молоты люди!
То уж патриот, нечего сказать, небось не унывает.
Укротите вашу печаль, подумайте о себе; что вам себя морить безвременною смертию? у вас еще есть Софья Силовна.
Ох, матушка! сердце кровью обливается! Она одна теперь на свете, и в осьмнадцать лет смерть отравила ядом жизнь ее.
Надеяться надобно, что время...
Время ослабевает печаль, а скорбь души час от часу глубже вырезывает, и эти следы одна лишь смерть заравнивает. Так и быть! доживать и доплакивать. Господи, да буди святая воля Твоя! Сила Андреич, крепись и мужайся! ты человек и християнин.
Он у меня раздирает душу.
Теперь смерть объявлена, мне здесь делать нечего: поеду домой, переменю лошадей и пущусь по городу объявлять это несчастие. (Уходит.)
Богатырев, Набатова, Развозов, Моренкопф, Горюнов и Богатырева
Богатырева (входя скоро, к мужу)
Что такое сделалось! что с тобой, Сила Андреич? ты плачешь! (Всем.) Да что такое?
Поди ко мне, друг мой! плачь и рыдай со мной. Мы не все еще с тобой слезы пролили. Послушай, плачь по Петре Алексеиче.
Ах! - Софьюшка - о друг мой!.. (Падает в кресла без чувств, все бросаются к ней.)
Богатырев (держа руки у жены)
(Моренкопфу.) Помогите, ради Бога! мои глаза, кроме смерти, ничего не видят.
Моренкопф (щупая пульс Богатыревой)
Ну, эта малиньки опморок - фот и пульс-та прикодит в свой моцион. Эта перви опмарок, тругой-та палекше пудит. Ната натур дать фоли: ана звой тела знает телать: старинни профессор.
Я надорвусь от жалости; от роду эдакой картины не видал, Боже мой!
И мне в самом деле жалко становится, что ж? ведь и я человек такой же.
Да ну, Кашпарь Богданыч, что тут пульс щупать? пускай кровь, пожалуйста, поскорей.
Ташась, ташась, приципитандо бибимус сангвине фужибат. Эта Цицерон лубима пасловись. (Отворяет дверь и что-то приказывает.)
Я ничему не рада. Жаль, что не отложила до завтра; везде опоздаю: уж девять часов.
Эк, как нас всех перевернуло - и вдруг еще - смотри пожалуй. Ба! ба! да за что ж мы одни принялись плакать? а люди и в ус себе не дуют. Пойду-ка я им объявлю эту радость: авось и они заплачут. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. (Уходит.)
Опомнитесь, Наталья Семеновна! Приди, матушка, в себя; ну что ж делать? такое определение. Что мы можем против воли Божией? посетил еще дом ваш печалию. Что ж, его не подымете, а себя в гроб положите.
Ах, лучше бы мне умереть!- ах, лучше...
Друг мой, с кем же я останусь? Нам остается просить одной у Бога милости: чтоб умереть вместе.
Дай Бог!
У вас еще Софья Силовна, и ее утешить надобно. Мало ли чего в свете бывает? беда ходит не по лесу, а по людям. Ну, Бог милость Свою над вами явит. Как быть! живи не как хочется, а как Бог велит. Вот вы, матушка, оправьтесь, поедем к Троице, в Ростов, к Пафнутию Боровскому; а летом, если живы да здоровы будем, махнем в Киев: я везде с вами, ни на минуту вас одних не покину. (Входят четыре человека: один с чашками, другой с салфеткой, третий с половой щеткой, четвертый с стклянкой, и Ганцблут.)
Вы хотите ей пускать кровь? но, пожалуйста, оставьте до завтра. Нам еще много горя будет утешать бедную дочь, она ничего не знает.
Ну, да завтре ешо мошна чашка тва пустить; а теперь папольше - уфидим - уфидим. Зперва Натальи Земеновна, а там и фас, патушка! клейн бисхен; фи не лупить, я снаю; но теперь попался ф вой руки; я партон не снай: виктория, одер тод. Э! э! э!
Я и сыновья мои для того не пускали крови, что берегли ее и думали, что дворянин должен ее проливать только за Отечество и за государя. Но (вздохнув) сыновей нет на свете, а я тяжкое бремя на земле, и если вы находите нужным, то делайте, что вам угодно.
Всякое его слово печатается на моем сердце.
А фот зперва ми папропуем Натали Земеновна; у ней злафна шил, как захарна верефка, и бинт полошить не ната.
Что ж тебе на эту смотреть? ты бы пошел к Сонюшке. Я боюсь, чтоб ей кто не сказал. О Боже! укрепи ее! (Пока Ганцблут и люди подходят и готовят все потребное для кровопускания.)
Какой несчастный день в моей жизни! старость, печаль и горькия воспоминания будут одни наши собеседники; уж я не буду ждать ни радостных известий, ни поздравлений, ни восхитительных свиданий, сыновей и зятя нет в армии. Здесь я их благословлял, отсюда отпускал на службу, на этот месте вручил зятю шпагу, пожалованную государем Петром Великим отцу моему за храбрость; с ней служили я и сыновья мои, и она в руках Богатыревых обагрялась кровию неприятельской. Я обнял жениха моей дочери и не чувствовал, что в последний раз он оросил грудь мою и руки слезами и вышел в эти двери, чтоб никогда не возвращаться...
(В сию самую минуту двери отворяются. Победин вбегает и бросается на шею к Богатыреву.)
Ах, что это? Боже милосердный?
Батюшка, батюшка, какое благополучие!
Богатырева (бросаясь к нему на шею)
Это он! это он! и ты жив!
Победин (целуя у ней руки)
Да, матушка! это сын ваш, это я. Но что такое сделалось? на всех я вижу страх. Кому хотели кровь пускать? Боже мой! где Софья Силовна?
Что это за чудо? это мертвец или - нет! не поверю - привидение, точно привидение.
Я глазам своим не верю: и убит и жив!
Ай! ай! ай! Ну! ну! ну! Дас ист дер тейфель!
Выслушай, дивись и радуйся: от тебя с месяц писем не было, дочь от беспокойства занемогла, но теперь ей лучше.
Ах, какое несчастие!
Ничего, мой друг! ничего; она совсем почти здорова, ну стану ль я тебя обманывать? Мы измучились, смотря на нее и не зная, что с тобою делается. Сего дня после обеда - вот Михаила Федорыч, Николай Иваныч Пустяков и Кашпарь Богданыч сообщили мне, что ты ранен: иной говорил в руку, другой в ногу, третий в голову, так что я стал и сомневаться в ране, но вот дорогая кумушка! (Показывая на Набатову.) Подвижная эта смерть посетила и отправила было нас на тот свет.
Как это?
Друг мой! теперь нам радоваться надобно, а не сердиться; Бог ей судья! прости ее.
Хорошо, матушка! это не уйдет; да позволь мне досказать. Вот эта сударушка и одолжила меня известием, что ты убит, и черт знает, какую сплела историю! что ты бросился брать пушку, и ядром ударило в голову...
А другим в грудь.
Ну вот, слышишь, одного мало; но я не понимаю теперь и сам, как ей поверил и как не умер на месте. Наталья Семеновна упала в обморок; ей было хотели пустить кровь, и Бог один знает, что б из этого вышло.
Где же Софья Силовна? Позвольте, батюшка...
По счастию, она не выходит и ничего не знает, даже и того, что ты будто ранен.
Да я и в самом деле ранен (показывает на руку) под Прейсиш-Эйлау; но я мог в третий день быть с баталионом опять в деле. (Богатырев целует у него руку.) Помилуйте, батюшка!
Позволь! Всякая рана, полученная за Отечество, есть печать его.
Да что ты, мой милый, до излечения что ль отпущен и надолго ли с нами?
Матушка, я здоров; следственно, поспешу в армию. Я был отправлен к государю с известием о последней победе; на другой день моего приезда в Петербург я испросил позволения ехать через Москву и пробыть здесь три дни. Теперь поздравьте меня: государь изволил меня пожаловать в подполковники и, что всего драгоценней, изволил обо мне разговаривать с похвалою.
Имею честь поздравить: приятно видеть достоинство с наградой!
Гратилур. Фот теберь и з палком скоро будит, а там маленкий корпус - ну и марш марш! эте злафна.
А я уж ни за что на свете не поздравлю... воврем" приехал! Вот говорят, что французы мастера стрелять, пустое: не попали.
Велика милость государева! дай Бог ему много лет здравствовать; а зять пусть служит. Так ли, друг сердечный? Ступай до белаго знамени. Лишь бы смерть не вручила косы Маремьяне Бобровне, а то она тотчас тебя подкосит. Берегись!
Вот хороша от вас признательность! Я от добраго сердца хотела, вас любя, сберечь, успокоить и объявить поделикатней, а на поверку я же виновата. Покорно благодарю! впредь наука. Попала в беду оттого, что ко мне написали, я поверила, а Петр Алексеич изволил вдруг явиться.
И, что всего мудреней, живой.
Может быть; а я не могу этому верить, как хотите.
Да взгляни, матушка! вон он и говорит, и ходит, и нас обнимает, и вот и я его обнимаю. (Обнимает Победина.) Ну уж одолжила; благодарен за милость!
Пренесносный старик! (Богатыреву.) Я вам все то же да то же говорить буду: мне написали, и я свой долг в этом случае выполнила; а вы извольте это принимать как вам угодно - и гневаться - мне все равно: вы меня ничем попрекнуть не можете.
Фу, сумасбродная! Да кто тебя просил спешить? Кто к тебе писал? ну, скажи!
Маремьяна Бобровна получила из армии письмо от братца Петра Алексеича.
Конечно, от него, и из армии; что за секрет?
Вот теперь, сударыня, позвольте и мне увериться, что я нигде убит не был. Во-первых, брат мой, не имея чести быть с вами знаком, не может писать к вам писем, а во-вторых, его в армии совсем и не было. Он еще в августе послан был в Вену и накануне моего приезда в Петербург приехал сам туда.
Позвольте спросить, какой корпус двадцатитысячный взяли в полон, зажегши лес?
Я от вас впервой о сем слышу.
А Маремьяна Бобровна и о сем утвердительно объявила.
Ну, теперь все на меня поднялись! а и вы, сударь (Развозову), охотники вести развозить; если и ваши поверить, то, думаю, много разве на душе только отыщешь.
Ну, полна, патушка, што фи петнай дама за свет гоните? тайте ей бакой: уш таки ей затал штрапац.
Я от нетерпения вне себя; сделайте милость, батюшка, позвольте мне видеть Софью Силовну.
Я, мой друг, пойду с ним и не вдруг его покажу, чтобы радость не обратилась во вред.
Хорошо, матушка, я тотчас к вам приду сам. (Богатырева и Победин уходят.)
А я поспешу разгласить по городу смерть и явление, коим все обязаны будут Маремьяне Бобровне; и так ее отделаю, что месяца три никто ей верить не будет.
Ну! ну! Прашайте, патушка. Я зафтра фам стелаю малинки физит. Фот Зил Антреич пыл дишперат, а теперь: ганц лустиг - атье - атье. Брафо! брафо!.. (Уходит.)
Ну, вот смотри, сударыня! радуйся на дела мерзскаго твоего языка.
Что ж, мне молчать прикажете? Мне говорить еще не запрещено.
Да слушать-то бы тебя никому не надобно. Стыдно, сударыня, стыдно; что тебе за охота лгать и пугать? Ведь ты было меня совсем на тот свет отправила; а я хоть и стар, да не даром хлеб ем: могу и доброму научить; а ты зачем живешь на свете?- так!
Да и большая часть так живет. Однако ж, Сила Андреич, меня не меньше вас знают в публике, и я в лучшие домы въезжа.
Будто это-то? Публика собрание людей, а люди съезжаются, чтоб видеться, играть, зевать и время убивать, то есть: себя.
Ну, да если в публику всякой может ездить, то, по крайней мере, в домах людей лучше сортируют. Да для вас ничего святаго нет, и вы все браните и хотите свет переделать по-своему; а кабы вы послушали, что про вас говорят...
Да чего слушать: я знаю - но мне что за нужда. Вот я бы сейчас правую руку дал отрубить, чтоб у нас одумались. Молодые, Бог с ними, перебесются; а кто их развратил? - старые. Ну, да вот ты первая; что ты делаешь целый день? Лжешь, врешь и дурной пример даешь; злословишь, путаешься не в свои дела, таскаешься по магазейнам, меняешь с бухарцами шали, а с старухами сплетни и, как гончая собака, гонишь и по зрячему, и по горячему.
Покорно благодарю за портрет и за сравнение; что ж мне в телогрею прикажете одеться?
Правды никто не любит слушать, а говорить всякой собирается. Я уж давно ее проповедываю, да выходит - глас в пустыне. Ну, взгляни ты на себя, как ты одета? тебе давно за пятьдесят лет, ведь смех и грех! На что ты походишь? с рук на прачку, с головы на голландскаго шкипера. Одевала бы по старине грешное тело потеплей, ведь в тебя небось ветер дует со всех сторон, как в старыя опущенныя палаты; что ты за морская Венера из пены морской явилась? Ну, смотри! как зима тебя прихватит, сведет руки и ноги, вот и выйдет тюника соком.
Не слушаю и не послушаю; не боюсь ридикуля, не хочу быть одета шутихой; я хочу жить в свое удовольствие.
Да кто мешает? пусть над вами смеются. Да за что вы губите молоденьких девушек вашим безобразным одеянием? Эта мерзская мода обливает любовь и уважение холодною водою и, вместо того, чтобы привлекать, гонит прочь, и женихов ловят, как беглых. В старину, и не очень давно, у иной девушки в месяц не увидишь руки без перчатки, а нынче воображенью и догадке дела нет. Да, прежде сего одевались, а ныне раздеваются. Иная едет на бал, как модель для живописцев; другая из отцовскаго дома, как из кунсткамеры: на руке мешок с бельем, все сквозит, все летит; раз взглянул, точно как от купели принимал.
Да матерей-то зачем тут припутали? как будто оне виноваты, что дети резвятся. Кто молод не был? Мать ведь не солдат: ей на часах разве стоять и всех окликать?
Мать есть пример, покров и наставник для дочери. А дочь благовоспитанная есть лучшее украшение матери. Но иныя, по несчастию, что нынче делают? притравливают их к пороку и, теряя свое право, теряют и дочерей. Дочь с матерью точно как с мадамой: обе налегке, под краской. Дочь мигает, мать моргает; одна танцует, другая валсирует; одна ищет женишка, другая пастушка; одна с ума сходит, другая в себя не приходит. Господи, помилуй, да будет ли этому конец!
Ну, как изволили пуститься, Сила Андреич! Браво! Жаль, что у меня память слаба и что я забыла записную книжку; а то бы могла вам показать услугу: публика вам должна быть благодарна.
И конечно, и наверно: в публике много и много есть почтенных людей, матерей и отцов, кои одного со мною мнения; им-то я себя и отдаю на суд. От безрассуднаго пристрастия и ослепления к иностранным мы обращаемся из людей в обезьяны, из господ в слуги, из русских в ничто. Этот разврат есть болезнь завозная, прилипчивая и иных у нас обезобразила так, что и узнать нельзя. А что я говорю, это правда и для ушей, и для глаз, и для души; в семье не без урода; да на что ж самому себя изуродовать и сделаться гадким списком мерзкаго подлинника?
Батюшка! я к вам пришел с просьбою от Софьи Силовны: пожалуйте к ней и забудьте все огорчения, видя нас вместе. Она желает вас иметь свидетелем нашего благополучия.
Тотчас, мой друг! дай мне окончить разговор с Маремьяной Бобровной. Я говорю правду: ей одной предоставлено право изобличать порок, исправлять развращенных и показывать истинный путь к добродетели.
Горюнов (не видя Победина)
Ну, Сила Андреич, что я наделал! уж скажете спасибо! у меня и в передней, и в людской, и на конюшке все люди, как коровы, ревут. Я ведь сказал, что Петр Алексеич убит. (Увидя Победина.) Ай! ай! с нами Бог! - Батюшки!- батюшки!..
Молчи, молчи! что ты это? Опомнись, эдакой трус! Посмотри, вот тебе Петр Алексеич здоровый, и хотя раненый, но живой.
Ох!- что ж? я рад - право, рад, а воля ваша, со мной эта дурная штука - ах, чудеса! подумаешь... Да как это случилось? Стало, все неправда.
От вас зависит верить, что я убит не был.
Да буди по слову вашему опять живы, все-таки лучше; а ведь уж как было вас уходили, батюшка Петр Алексеич, в мелкие пирожные части! Живаго места не оставили, право, так! Смотри пожалуй! чего не выдумают? Ах, мошенники!
И ты, Фока Феклистыч, сглупа туда ж! Сила Андреич, тот уж волю взял, а ты, мой голубчик, не очень пускайся - с тобою я скоро разделаюсь.
Разделайся лучше прежде со всеми теми, кого ты обидела, оболгала и привела в отчаяние; да погоди, матушка, я тебя выведу на чистую воду!
Что вы на меня так разозлились? что я вам на посмеяние, что ль, досталась? Ну, извольте рассказывать - ну, рассказывайте! и я ведь не замолкну. Посмотрим, кто кого уходит. Господи! что за важность! великая диковина Сила Андреич! великая беда, что жених дочери был убит! Я хоть и вдова, а за себя постою; как вам меня ругать? я благородная, я дворянка, я генеральская дочь!
Ты сплетница, разнощица, и ты за тем только и ездишь по домам, чтоб наполнять их ложью, ссорами и злословием. Язык твой жало, слова иголки, ум - зажигательное стекло. Для тебя ничего святаго нет на свете; и если я тебя терпел у себя в доме, то это для того, чтобы показывать дочери порок во всей его мерзости.
Ах, батюшка, ты с ума сошел! что ты вздумал меня показывать, как американку или невидимку? Нет, сударь! после этого я и сама к тебе не поеду, ни под каким видом, ни за что на свете, хоть на коленях стой!
Как! мне становиться перед тобой на колени? да я для тебя и колпака не сниму. Вон, сударыня, вон из моего дома, чтобы нога твоя здесь не была. Я еду сей же час просить всех знакомых, чтобы тебя и на двор не пускали; тебя надо заявить, в газетах припечатать, привязать на шею почтовый колокольчик, чтобы все от тебя держали право.
Пустяки, пустяки! заврался, голубчик! с ума сошел; а я-таки везде ездить буду, говорить, кричать, тебя ругать и выведу из тебя комедию - точно выведу! (Уходит.)
Лучше трагедию: ты будешь пятым действием и всех отправишь на тот свет.
Прощайте, Сила Андреич! поехать и мне домой; что-то не по себе, крепко я напугался, теперь того и смотри, что и меня уморят на досуге, а там уверяй пожалуй, что неправда: меня ж бранить станут. (Уходит.)
Ах, друг мой! как ты вовремя приехал! что бы с нами было? Видишь плоды праздности и злословия!
Вижу и должен желать, чтоб они никогда не касались до благополучия, кое меня ожидает.
Дай Бог! отличайся и сплетай венок лавровый, и брак возложит на него венец; живи и умирай с честью неразлучно.
Впервые: отд. изд.- М., 1808. Первая постановка на сцене 27 января 1808 г. в Москве под названием "Живой мертвец". Печатается по изд.: Драматический альбом Арапова.- М., 1853.
Межник - межа.
Ерошки (ерошка) - карточная игра.
Кяхта - город, ныне райцентр в Бурятии, в прошлом пункт русской торговли с Китаем.
Мартира-Мартир-Мартивр - искаженное: Мортье Эдуард Адольф Казимир (1768-1835) - маршал Франции с 1804 г.
Моро Жан Виктор (1763-1813) - французский генерал.
Бурмистр - управляющий помещичьим имением или староста, назначаемый обычно из крестьян.
Боровский Пафнутий (г. рожд. неизв.- 1478) - преподобный, причислен к лику святых в 1540 г. Основал в г. Боровске Калужской губернии монастырь.