Потехин Алексей Антипович - Вакантное место

нной пользы... А как?.. Неизвестно... Нет, меня что-то не радует... Неизвестно, что будет. Сыропустова. А вот мы посмотрим, подумаем. Бубенчиков. Подумайте, Пальмира Карловна, вы у нас всех умнее... Подумайте, а мы с вас перенимать станем... (вздыхает). О, Боже мой, прощайте! Сыропустова (в глубоком раздумье). Прощайте. Бубенчиков (подавая руку Сыропустову, тихо). Прощайте... Золотая она у вас голова... вы за ней, что за каменной стеной (Уходит.) Хлюстиков. Прощайте, Пальмира Карловна! Сыропустова (размышляя). Погодите... Вы сказали, он говорил просвещение... школы... нет женских школ? Хлюстиков. Да-с... говорил: вот извольте спросить, и Флегонт Парменыч слышали. Сыропустова (оживляясь). Да, да... (Хлюстикову.) Ну, поезжайте с Богом... Да по дороге скажите там моему человеку, чтобы мне сейчас же лошадей подали. Хлюстиков. Сию минуту-с... Прощайте! (Торопливо раскланивается и уходит.) Сыропустов (сонливо). Ты что еще, Пальмирочка, затеваешь?.. Смотри, душенька, не промахнись... или не запутайся. Сыропустова (с достоинством). Что?.. Я?.. Я запутаюсь?.. (Презрительно). Поди-ка спать... Ты совсем дремлешь. (Уходит.) Сыропустов. И вправду дремлю. Что ж, я никого не обидел. Наше дело такое: покушанюшки, да и баиньки... Ничего... без вреда ближнему... нас Бог простит! (Засыпает, сидя в креслах.) Перемена декорации. Комната в квартире Канюкина. Явление первое. Прелестный и Канюкина. Прелестный. И вам не стыдно смеяться над моим чувством, над чувством самым священным в человеческом организме! Канюкина. Но что же делать, если это чувство неуместно... Прелестный. Неуместно?.. Почему?.. Канюкина. Потому, что ни к чему не поведет. Прелестный. Но это от вас зависит, Лизавета Александровна, вы можете спасти человека, сделать его счастливым на всю жизнь или погубить навсегда. Канюкина. Ничего я тут не могу сделать, потому что ваше чувство непозволительно. Прелестный. Непозволительно?.. Ха, ха... Разве есть что-нибудь непозволительное в явлениях природы?.. Разве волен человеческий организм в своих потребностях?.. Неужели ваш муж, который представляет из себя современного, либерального человека, проповедует вам такие отсталые идеи? Канюкина. Так вы всего лучше объяснитесь об этом с моим мужем... Может быть, он имеет на этот счет иной взгляд... (Тихо смеется.) Прелестный. Вы опять смеетесь! Канюкина. Да что же мне прикажете делать, плакать, что ли? Прелестный. Да, конечно, лучше плакать, чем смеяться!.. Вы заставляете страдать, мучиться, гореть на медленном огне того человека, который до встречи с вами не знал ни горя, ни страдания в жизни; вы убили во мне всю энергию, всю веру в жизнь... Я был полон возвышенных стремлений, я хотел посвятить всего себя на пользу общества, народа... Канюкина. Даже тогда, как танцевали со мной у тетушки? (Смеется.) Прелестный (вскочив). Но это жестоко, Лизавета Александровна, это неблагородно: издеваться над человеком за то только, что он имел несчастие полюбить вас! Скажите мне прямо, что я отвратителен, что вы меня презираете, и я буду знать, как распорядиться с собою: я, не задумавшись, погублю себя, принеся свою жизнь в жертву какой-либо высокой идее... потому что переносить эти страдания я более не в силах! Ну, скажите же прямо, что вы меня презираете, что вы питаете ко мне физиологическое отвращение... и я готов погибнуть! Канюкина. Нет, я не хочу, чтобы вы чрез меня и так преждевременно погибли, да и не могу говорить того, чего не чувствую... Я не питаю к вам ни отвращения, ни презрения... напротив!.. Прелестный (схватывая руку Канюкиной). Лизавета Александровна! Канюкина (тихо освобождая свою руку). Что-с?.. Прелестный. Договаривайте же... Не скрывайтесь, выскажитесь поскорее... дайте мне хоть минуту блаженства... Канюкина. Да вы мне не дали договорить. Прелестный. Ну, я молчу... Вы сказали: напротив... Что же... Канюкина. Напротив, я даже уважаю вас... Но люблю только мужа... Прелестный (ероша волосы). Мужа... только мужа!.. Вздор, быть не может... Вы не можете любить этого человека. В нем нет ничего, что могло бы увлекать женщину! Он слишком холоден, сух... да и некрасив... В вас говорит против меня только предрассудок супружеской верности! Канюкина. Вы, я вижу, Вадим Прокофьевич, очень мало знаете моего мужа и женское сердце... Уверяю вас, что моим мужем не только увлечься, но можно любить его самой крепкой любовью. Прелестный. Да, мещанской любовью, без огня, без восторгов, без упоения... но не тем страстным, жгучим обожанием, которого требует ваша порывистая натура! Канюкина. Да с чего вы выдумали, что у меня порывистая натура... вы ошибаетесь, - я самая обыкновенная женщина, именно способная только на мещанскую любовь, как вы говорите... Прелестный. Да, потому что ваш муж не умеет разбудить в вас чувств... потому что они спят в вас, притупленные той душной сферой, в которой запер вас ваш муж... Канюкина. Так отчего же вы-то, такой пылкий человек, не можете разбудить во мне этих спящих чувств?.. Уж, кажется, как стараетесь, а они все не просыпаются... (Смеется.) Я все по-прежнему продолжаю любить моего доброго, тихого Васю... Прелестный (презрительно). Васю... доброго Васю! Не произносите при мне этого имени! Я ненавижу его... Я презираю вашего мужа всеми силами моей души!.. Канюкина. Г. Прелестный! Не слишком ли сильно вы выражаетесь о хозяине того дома, в котором вас принимают, как хорошего знакомого? Не попросить ли вас удалиться? Прелестный. Я не могу иначе выражаться о моем злейшем враге, который заграждает дорогу к моему счастью... Канюкина. И пред которым вы всегда так тихи, скромны и любезны, когда он сам налицо... Прелестный. И вы не понимаете, что это делалось только для того, чтобы видеть вас? Я пожимал ему руку, я угождал ему, а в душе у меня всегда клокотал ад... Не думаете ли вы, что я его боюсь?. Скажите слово, и я уничтожу его перед вашими глазами! Канюкина. Напротив, я не только не скажу этого слова, но попрошу вас сейчас же уйти и не приходить более, если вы намерены вновь так неприлично выражаться при мне о моем муже. Не угодно ли вам... (Указывает на двери.) Прелестный. Ну, простите меня... Я сумасшедший... Я обезумел от любви к вам. (Бросается на стул и закрывает лицо руками.) Канюкина. Я не знала, что вы наклонны к сумасшествию, а то я давно бы перестала вас принимать. Прелестный (вскакивая и подходя к Канюкиной). Ну, умоляю вас, Лизавета Александровна, не гневайтесь же, простите меня! Канюкина. Только с условием, чтобы вперед припадки сумасшествия не повторялись в моем доме. Прелестный. Ну, протяните же мне вашу руку, дайте мне дотронуться до нее в знак вашего примирения... Я даю вам слово никогда ничего не говорить про вашего мужа... Ну, дайте же мне вашу ручку. Канюкина. Это лишнее, потому что я замечала, как вы дотронетесь до моей руки, так и заговорите чепуху... Прелестный. Эх, Лизавета Александровна, не знаете вы или не хотите понять, что вы для меня значите: в вас вся моя жизнь, вся моя будущность, вы единственная и постоянная цель всей моей жизни. Канюкина (насмешливо). Да, в течение целых трех недель, считая с нашей первой встречи. Какое постоянство! Посмотрите-ка, пожалуйста, который час? Прелестный (смотря на часы). Почти два часа... Еще один день вон из жизни. (Вздыхает и берет фуражку.) Прощайте, Лизавета Александровна! Канюкина. Куда же вы, погодите: сейчас муж придет. Прелестный. Оттого-то я и ухожу... Я не могу сегодня с ним встретиться... Я слишком взволнован... Прощайте! Канюкина. Прощайте! (Подает ему руку.) Прелестный. Но только до свиданья, а не навсегда... Помните, Лизавета Александровна: вы смеетесь, что прошло только еще три недели, но впереди целая жизнь... Вы не знаете меня: я не отступлюсь от вас и не уступлю вас никому... Я буду следить за каждым вашим шагом... Вы выгоните меня из дома, я буду стоять около вашей квартиры... Я буду следовать за вами всюду, как вечный укор вашей совести, как погубленное вами существование! Канюкина (смеется). Ну, вот правду ли я сказала, что как вы дотронетесь до моей руки, так и заговорите чепуху! (Входит Канюкин). А вот и Вася... Явление второе. Те же и Канюкин. Канюкин. А, г. Прелестный! Мое почтение. Прелестный. Здравствуйте-с и прощайте! Канюкин. Как прощайте?.. Что это вы, батюшка... только что хозяин возвратился домой, вы и вон... Точно на тайное свидание с хозяйкой приходите сюда... Прелестный (сконфузившись). Что это вы... К чему так... Я уже простился с Лизаветой Александровной и шел домой.. Канюкин. Ты смотри, у меня, Лиза, не измени мне. Прелестный (оправившись и прибодряясь). А что же вы, ревнивый Отелло... и не верите вашей жене?.. Канюкин. Да, ведь, военные люди, говорят, опасны для женщин... Прелестный. Мне кажется, вы оскорбляете Лизавету Александровну, думая, что ее может соблазнить один военный мундир! Канюкин. Да под мундиром-то у вас марсовское, пылкое сердце... (Канюкин тихо смеется). А Где же нам, мирным статским, состязаться с вами... Долго ли до беды: пожалуй, и увлечется... и жену потеряешь! Прелестный. А вы что же, смотрите на женщину, как на вещь, на которую можно иметь право собственности? Канюкин. Умной речи приятно и слушать... только я вовсе не желал бы, чтобы моя жена полюбила кого-нибудь больше, чем меня... Прелестный (язвительно). Следовательно в теории одно, а на практике другое: в теории свобода, а на практике - рабство и ревность... или вы держитесь еще старых, отживших убеждений? Канюкин. А вы насчет женского вопроса теоретик или практик? Канюкина (смеясь). Нет, больше теоретик... Но что же ты задерживаешь Вадим Прокофьича, он торопился домой... Когда же вы опять к нам, Вадим Прокофьич? Прелестный. Не могу вам сказать-с... Постараюсь... если позволите... Канюкина. Приходите, когда вздумается, если вам не скучно с нами... Прелестный. Помилуйте... Мне всегда приятно... Я боюсь только помешать... (Останавливается, приискивая выражение). Канюкин. Нашему семейному счастью, что ли?.. Нет, этого не бойтесь. Канюкина. Вася, ведь, пошутил... Прелестный (раскланивается, кидая на Канюкину выразительные взгляды; к Канюкину). До свидания... В другой раз, на досуге, позвольте мне поговорить с вами по этому вопросу. Канюкин. По какому?.. По поводу вашего ухаживания за моей женой? Прелестный (вспыхнув). Нет... Что вы все шутите... А по женскому вопросу вообще... Канюкин. А, с удовольствием: такого знатока дела, как вы, мне всегда приятно послушать... Прелестный. Нет, мне хотелось бы знать ваш образ мыслей и поспорить с вами... Мне кажется, мы не сойдемся... во многом... Канюкин. Чего мудреного... очень может быть... Я ведь этим предметом мало занимался, а вы, вероятно, специалист по этой части. Прелестный. Да, я и читал довольно много... и сам размышлял... Канюкин. Ну, так вот видите... Очень, очень приятно когда-нибудь... после обеда... (К жене.) А что, мой ангел, скоро мы будем обедать? Прелестный. До свидания... Канюкин. До свидания-с. Канюкина. Прощайте, Вадим Прокофьич. (Прелестный уходит.) Явление третье. Канюкин с женою. Канюкин. Как тебе не надоест, Лиза, возиться с этим господином? Канюкина. Да ведь скучно, Вася, одной, а он забавляет меня, придет, так я досыта в душе нахохочусь, а иногда, без зазрения совести, и прямо в глаза. Канюкин. Удивляюсь... я бы умер с тоски в беседе с ним. Канюкина. Да, тебе хорошо говорить: удивляюсь. Ты всегда в людях, а я вечно одна. Ты находишь удовольствие в книгах, а я в них ничего не понимаю. Знакомых никого не заводишь... Тебя никогда дома нет... Ведь скучно! Канюкин. Ветреная ты головушка! Неужели ты думаешь, мне весело возиться с ребятишками? Да что же делать, коли взялся за это ремесло... Канюкина. Отчего же ни с кем меня не знакомишь? Одна тетушка да и к той один раз только выпросилась у тебя на большой вечер... Канюкин. Радость ты моя, да что же делать, коли грошей нема? Заводить знакомства, нужно хоть какую-нибудь приличную обстановку, а что я сделаю на 600-то рублей?... Какое здесь ни плюгавое общество, а тебе же не понравится, как будут смеяться, да пальцами показывать на твой туалет... Вот уж ненавижу частных уроков, а только бы попались, не отказываюсь, собираю рубли, чтобы как-нибудь получше обставиться... А много ли здесь добудешь: не Петербург! Вот насилу-насилу сколотил деньжонок, чтобы расплатиться за твое бальное платье, что для тетушкина вечера шила... Канюкина. Так что же ты, Вася, я давно тебе говорю: должности ты своей не любишь, постоянно от нее болен, расстроен, дохода от нее мало. Отчего же ты не переменишь ее, не возьмешь другой? Канюкин. Какой же это другой, милая моя головка... (Целует жену.) Кто же мне ее даст, где это я возьму ее? Канюкина. А попросил бы хорошенько тетю или дядю: они бы выхлопотали... Канюкин (нахмурившись). Ну, уж, Лиза, это старая песня, которую ты, пожалуйста, не заводи... Твою тетушку я никогда ни о чем просить не буду, особенно за себя. Канюкина. А, право, она, Вася, добрая: она только любит, чтобы ее уважали, потому что она привыкла к всеобщему почтению... и если б ты только... Канюкин. Ну, ну, Лиза, оставь, пожалуйста... Уж этого ты от меня никогда не вынудишь... не серди меня... Канюкина (обнимая мужа). Ну, не сердись, не сердись! Я больше не стану... (Целует его.) Ведь я люблю тебя за эту гордость, что ты не хочешь никому кланяться. Это ведь мне нравится в тебе, только мне жалко тебя, что ты так мучишься, работаешь, а денег у тебя все мало, и ты горюешь об этом. Да ну, бросим этот разговор... Расскажи мне лучше: не слыхал ли чего-нибудь новенького! Канюкин. Какие здесь могут быть новости... Весь город теперь только и говорит, что о новом начальнике. Канюкина. Что же говорят? Канюкин. Да и не разберешь ничего: кто хвалит, кто бранит. Одни говорят, что чуть не с неба звезды хватает; другие говорят, что дурак набитый и службы не понимает; кто толкует, что он здесь все вверх дном перевернет, другие - что все по-старому останется, а третьи уж, по обыкновению, несут совсем чепуху, что он целую неделю по городу переодетый ходил по лавкам и по кабакам, и что даже залезал на соборную колокольню и учил дьячка, как звонить надо. Канюкина (расхохотавшись). Ну, что врешь! Канюкин. Право, наш учитель чистописания, знаешь, Пестрянкин, большой охотник звонить, и всю пасху на колокольнях проводить, так тот вполне этому верит: уверяет, что в один день сам слышал на соборной колокольне особенный звон, и жалеет очень, что не залез на нее, а то бы, говорит, и с начальником познакомился, да еще и поспорил бы с ним, как звонить надо. (Оба смеются.) Канюкина. Ну, расскажи, что же говорят? Канюкин. Да что ж еще?.. Больше, право, ничего не знаю... Служанка (вбегая). Барынька, ваша тетенька-генеральша приехали... Что делать-то? Канюкина. Ну, так поди же, встречай... Канюкин. Вот тебе тетушка все новости городские расскажет: она все знает. Про меня скажи, что я сплю... Канюкина. Да куда же ты? Погоди, нехорошо... побудь с нами! Канюкин. Ну ее, не хочу! Что мне тут делать! Обедать только помешали. (Уходит.) Канюкина. Экой ты, Вася, какой! Поневоле она не будет расположена к тебе... Ну, Бог с тобой! (Идет навстречу Сыропустовой и встречает ее в дверях.) Явление четвертое. Канюкина и Сыропустова. Канюкина. Ах, тетя, душенька! Как я вам благодарна, что вы нас вспомнили! (Целует ее.) Сыропустова. Здравствуй, моя милушка... Здорова ли ты? (Садится.) Канюкина. Здорова, тетя... Благодарю вас. Сыропустова. А Василий Иваныч дома? Канюкина. Дома, только... извините, тетя, он пришел с уроков, очень устал и лег спать... только что уснул. Сыропустова. Жалко... хотела бы его видеть. Канюкина. Если вы прикажете, ma tante, я его разбужу... (Нерешительно). Правда, он спит очень крепко, и нескоро добудишься... и если встанет, такой всегда угрюмый со сна... Да это ничего... я разбужу... Сыропустова. Нет, не торопись: я подожду... посижу, поговорю с тобой, а между тем и он, может быть, проснется. Разве уж вы обедали? Канюкина. Нет еще, тетя. Сыропустова. Ну, так к обеду будешь же его будить... я до тех пор и посижу. Канюкина. Ах, какой вы ангел, ma tante... добрая. Сыропустова. Ну, как же ты поживаешь? Что поделываешь? Канюкина. Да ничего особенного, тетя. Что же мне делать? Пошью, почитаю, поиграю на фортепиано... да скверное такое фортепиано, и играть не хочется... Ну, а когда муж дома и свободен, так с ним поболтаю... Вот и все мое дело. Сыропустова. Да ведь Василия Иваныча часто не бывает дома? Канюкина.. Да, часто, тетя; он, бедный, очень занят: все на уроках... Сыропустова. А ты одна, детей нет, знакомых мало... ведь скучаешь, я думаю? Канюкина. Ах, скучно, ma tante! Иной раз очень бывает скучно, особенно, когда его нет... Не знаешь, как и время убить... Сыропустова. Так тебе бы надо, мой друг, занятие посерьезнее шитья да игранья на фортепиано. В наш век без дела как-то и неприлично даже... Да тебе, должно быть, и перед мужем стыдно: он трудится, работает и день, и ночь, а ты ничего не делаешь... Канюкина. Да что же я буду делать, тетя? Научите... я бы рада... Сыропустова. Да как не найти дела в наше время, помилуй? Да вот кстати: я устраиваю благотворительный дамский комитет... для народного просвещения... чтобы открывать женские школы для бедных девочек... Мы все, дамы, соединяемся, и кто хочет - жертвует деньги, а кто принимает на себя сбор пожертвований... и разные там хлопоты... и других членов принимаем... даже мужчин... Я, с своей стороны, жертвую триста рублей, чтобы на первый раз открыть хоть небольшую школу для приходящих девушек. Вот не хочешь ли принять на себя должность учительницы?... Конечно, даром, из благотворительности... А впрочем, если Василий Иваныч не позволит даром, так как вы люди небогатые, то можно даже и жалованье положить, если пожелаешь. Канюкина. Ах, нет, тетя, он позволит, и не захочет, чтобы я жалованье брала, Только чему же я буду учить? Музыке разве? Сыропустова. Нет, там музыки не будет... Где же для бедных... с музыкой! Это будет школа первоначальная... так, первоначальные правила... Дела немного... Какой-нибудь час в сутки... а между тем благотворение, общественная польза... для молодой женщины это очень похвально. Ты первая покажешь пример другим, заслужишь общее уважение, будешь членом нашего комитета, и даже, может быть, тебя, как первую, изъявившую это благое желание, выберут в начальницы или почетные попечительницы школы... Я думаю, что муж твой не будет иметь ничего против такого высокого и благородного занятия. Канюкина. Ах, нет, нет, ma tante, он непременно согласится с удовольствием, и будет вам очень благодарен. Сыропустова. Да меня-то за что же благодарить? Это тебя будут благодарить те бедные родители, для которых ты будешь благотворительницей! А твой муж, мне кажется, только будет еще больше любить тебя и восхищаться тобой, как женщиной, посвящающей себя общей пользе... Я так думаю... Канюкина. Тетя, я в восторге от этого... Я очень рада, что... могу приносить хоть какую-нибудь пользу. Сыропустова. Как это, право, удивительно... во всех этих предприятиях... благотворительных! Как будто Провидение именно ведет и управляет... указывает и людей, и средства... для доброго дела! Например, сегодня... я заехала к тебе совершенно случайно, мне и в голову не приходила мысль заговорить с тобою об этом предмете... Признаюсь, хоть я и очень люблю тебя, но, по молодости и веселости твоей, никак не предполагала, чтобы ты взялась за такое благое дело с такой радостью и готовностью... А между тем, вот... как будто само Провидение указало мне тебя... из случайного визита и разговора что выходит?... Удивительно! (Благоговейно подымает глаза и вздыхает.) Я тебе скажу еще более: здесь двойное указание Промысла... мне сейчас это пришло в голову... Ведь твой Василий Иваныч в этом деле может быть нам так полезен, как никто! Впрочем, на него-то, кажется, я напрасно рассчитываю: он, кажется, не очень расположен ко мне, и не захочет принять участия в нашем деле... хоть, правда, это дело и не мое, а общественное... Канюкина. Нет, тетя, вы напрасно так думаете. Он очень уважает вас. Что такое, вы скажите: я с ним поговорю. Сыропустова. Вот видишь что, мой друг. Нужно написать проект, представить все соображения, всю пользу, которую мы намерены принести, и написать устав и программу нашей будущей школы... А кто же может это сделать лучше Василья Иваныча? Все, ведь, это нужно очень хорошо выразить и объяснить, чтобы и новый начальник, когда ему будет представлено, увидел, какое это полезное предприятие... Канюкина. Погодите же, ma tante, я его разбужу и вытащу сюда: мы его заставим сделать. (Подбегает к дверям в соседнюю комнату и отворяет их.) Тетя, да он уж проснулся да и сидит тут, притаился. Выходи-ка, выходи, соня, здесь тетя и желает тебя видеть... Сыропустова. Не сердитесь, Василий Иваныч, я не виновата в том, что беспокою вас... Я не хотела вас тревожить: это ваша благоверная... Канюкин (из другой комнаты). Извините: я сию минуту. (Выходит.) Явление пятое. Те же и Канюкин. Канюкин. Здравствуйте, Пальмира Карловна! Канюкина. Ты давно проснулся? Канюкин. Так, несколько минут... Канюкина. Так, может быть, слышал хоть немножко, что тетя говорила? Канюкин. Да, немного слышал, но не совсем понял... Канюкина. А слышал, что я поступаю в учительницы, а, может быть, буду и начальницей училища? Слышал или нет? Отвечай сейчас, неблагодарный! Сыропустова. Погоди, шалунья... Вы позволите мне объяснить вам, Василий Иваныч, наши намерения? Канюкин. Признаюсь вам, Пальмира Карловна, я проснулся тотчас, как вы приехали, и слышал весь ваш разговор с Лизой, но не хотел выходить потому, что ужасно устал, и вследствие этого боялся быть недостаточно любезным... Сыропустова. Ну, что же вы скажете о нашем предприятии? Канюкин. Намерение доброе, только, извините, я полагаю, что из него ничего не выйдет... Сыропустова. Почему это? Канюкин. Да, во-первых, потому, что вообще у нас, на Руси, все благотворительные предприятия не удаются: сначала мы принимаемся очень горячо, а потом скоро устаем, охлаждаемся и бросаем начатое дело... Во-вторых, все ведь это делается из моды, а не из искреннего убеждения, не из горячей потребности сердца. Сыропустова. Благодарю за комплимент... Канюкин (спохватился.) Я говорю не о вас, а вообще... Сыропустова. Я и не сержусь, зная, что вы, как современный человек, готовы все отрицать, но тоже не из моды ли только... Впрочем, не будем спорить... я вас спрошу только: из какого бы источника ни происходило доброе дело, следует ли ему помогать или следует мешать? Канюкина. Разумеется, помогать из всех сил, особенно, если в нем принимает участие собственная жена. Слышишь, Вася, я непременно хочу, чтоб ты написал тот проект, который требует тетя... Слышишь: непременно, потому что я хочу быть учительницей... хочу приносить пользу... Канюкин (засмеявшись). Ну, вот, что это будет за школа, в которой наставницей явится такая коза? Канюкина. Ах, скажите! Пожалуйста, буду не хуже тебя! Дети меня будут любить, родители благословлять... и я сама буду счастлива, что делаю доброе дело... Канюкин. На неделю, пока не надоест. Сыропустова. А вы поддержите, руководите ее... Простите меня за откровенность: а почему же бы и вам самим не посвятить хоть два часа в неделю на бесплатный урок?... Я знаю, что вы и без того устаете от ваших занятий, но зато ваше участие уж, конечно, упрочило бы наше предприятие... Канюкин. В этом случае быть любезным и обещать очень легко и удобно, потому что, я уверен, тут ровно ничего не выйдет. Сыропустова. Так вы даете мне слово на ваше участие, если состоится школа? Канюкин. Извольте. Сыропустова. Слышишь, Лиза?... Будь свидетелем... Ну, Василий Иваныч, вы увидите, что школа будет: я не из тех людей, которые отступают от своих намерений... Недаром же, говорят, во мне есть немецкая кровь... Ну, а проект и программу школы вы напишете? Канюкина. Да как же... Разумеется, напишет, потому что дал ведь уж вам слово. Сыропустова. Прошу вас только побольше о дурном состоянии нашего женского просвещения и о том, что мы желали бы содействовать усилиям правительства... Это для начальства, знаете, нужно... и попрошу вас еще: напишите как можно поскорее. Канюкин. Хорошо-с... Постараюсь. Сыропустова. Ну, благодарю вас. Канюкина. Вот видите, тетя: какой он у меня милый... Я вам говорила, что он сама добродетель... Сыропустова. Теперь я убеждаюсь, что по наружности судить нельзя, что в человеке, по-видимому, в самом холодном и равнодушном, иногда скрывается больше теплоты и чувства, нежели в том, кто хочет представить себя и добрым и чувствительным... Простите меня: я ошибалась в вас, Василий Иваныч, но вы сами отталкивали меня своею холодностью и гордостью! (Протягивает ему руку.) Канюкин берет руку и молча раскланивается. Сыропустова. Однако, я задержала вас: вам пора обедать... Вот, когда будет готов проект, так ты приезжай ко мне, Лиза, и мы с тобой съездим познакомиться с нашими членами... Платья парадного не надевай, а так, приличное, всего лучше черное, или темное, шелковое... Ведь эти визиты будут по делу, следовательно, парадиться очень не нужно... Но, как женщина, советую тебе, одеться к лицу: мне лестно будет представлять тебя, мою племянницу, как нашего главного члена, да еще и такую красотку... Ну, до свидания. (Целует ее.) Прощайте, Василий Иваныч... Еще раз спасибо, что откликнулись на наше предприятие. Прощайте. (Уходит. Лиза ее провожает.) Явление шестое. Канюкин и Канюкина. Канюкина (возвращаясь). Ну, что, Вася, согласись, что ты несправедлив был относительно тети... Она просто ангел! Канюкин. С хвостиком... Канюкина. Как остро! Послушай, Вася, я ужасно этого не люблю в тебе... Как только кто-нибудь мне нравится, с кем мне только весело, кто меня приласкает... ты сейчас того начинаешь бранить... Канюкин. Ну, что же ты сердишься... Ведь я обещал сделать все, что приказывала твоя тетушка, чего ж тебе еще? Канюкина (ласкаясь к мужу). Ну, да за это ты умник; а зачем же ты ее бранишь... я этого в тебе терпеть не могу! Канюкин. Ну, ну, хорошо, не стану... Куда это она еще хочет вести-то тебя? Канюкина. А мне что за дело: куда захочет, туда и поеду... Хоть к самому губернатору, я и к тому поеду... Я никого не боюсь! Канюкин. Фу, какая храбрая! Да я не про страх говорю. Канюкина. А про что же?... Ты думаешь, что я не сумею держать, что ли, себя... Ну, уж не бойся! Твоя Лиза не ударит себя лицом в грязь, даром что мало выезжаю... Канюкин. Да в этом-то я не сомневаюсь. Канюкина. Так в чем же еще? Нового платья шить не надо: в старом поеду. Служанка (высовывая голову). Да будете вы сегодня обедать-то или нет? Ведь, суп-то совсем перепрел! Канюкин. Идем, идем. (Занавес падает.) Действие третье. Комната в квартире Канюкина. Явление первое. Канюкина и Пестрянкина. Пестрянкина. Ну, душечка, Лизавета Александровна, ангелочек мой, расскажите же подробно и откровенно: как все было, как вы приехали к генералу, как он вас принял и что говорил, все, все расскажите мне откровенно... Ведь вы с тетенькой ездили или одне? Канюкина. Разумеется, с тетей... с какой же стати я одна поеду? Пестрянкина. Ну, да, да, я так и слышала, что с тетенькой... по этому... по делу... по школе... что тетенька открывает... Ну да, ну да, я знаю, я так и слышала... Ну, как же он вас встретил? Канюкина. Ничего, очень приветливо, вежливо... Пригласил к себе в кабинет... Пестрянкина. В кабинет? Канюкина. Да. Ну, просил садиться. Пестрянкина. Садиться просил!... Ах, Боже мой?.. Какой же, однако, деликатный... Ну, и что же? Вы сели? Канюкина. Разумеется, села... Ну, тетенька стала ему рассказывать свои намерения насчет школы, и что вот она жертвует... а я буду учительницей даром... Пестрянкина. Даром? Канюкина. Да, я даром буду учить! Пестрянкина. Только вы одне будете учить?... Больше никому нельзя? Канюкина. Отчего же нельзя: вот и муж будет учить... Пестрянкина. Тоже даром? Канюкина. Да... Тут всякому будут рады и благодарны, потому что это благотворение... Вот не хотите ли и вы учить? Пестрянкина. Ах, я бы очень хотела... только не знаю чему: я ничего не знаю, не так воспитана... Вот разве муж... Ну, ну, душенька, что же потом?... Я все вас перебиваю... Канюкина. Ну, он был очень доволен, наговорил комплиментов, особенно мне: расспрашивал, за кем я замужем, давно ли? Просил, чтоб и его приняли в наш комитет членом... Пестрянкина. Членом? Канюкина. Да... Что он принимает в нашем деле живейшее участие и будет содействовать из всех сил... Пожал нам руки, просил позволения приехать ко мне, чтобы познакомиться с мужем... Пестрянкина. Познакомиться... Ах, Боже мой... душечка, какая вы счастливая!... Да, впрочем, вы и стоите того: этакая красотка... Ну, и что же, неужели приедет в самом деле? Канюкина. Кто же его знает: не знаю; по крайней мере, обещал. Пестрянкина. И вы его примете, если приедет? Канюкина. Разумеется, примем... Отчего же не принять? Пестрянкина. Да вы такие смелые, воспитанные... и по-французски знаете... А я, кажется, ни за что бы... Как-то страшно... А что он, каков из себя? говорят, еще молодой человек... Канюкина. Да, не старый. Пестрянкина. И красив... из себя... лицом? Канюкина. Да, не дурен. Пестрянкина. А вы не знаете, душенька: отчего у него такая странная фамилия: Краснокалачный... Канюкина. Как отчего?... У отца была такая фамилия: Краснокалачный... Ну, и у него. Пестрянкина. Да, да, конечно... Только странно: генерал... и вдруг Краснокалачный... Странно как-то... Согласитесь... Канюкина. А по-моему что ж тут странного... Мало ли какие бывают фамилии? Пестрянкина. Да, да, конечно, только это, должно быть, какая-нибудь знаменитая фамилия, потому что я слыхала: чем фамилия проще, тем и человек, значит, проще, то есть, значит, из низкого звания... а чем мудренее, тем значительнее... У них, которые значительного происхождения, всегда бывают этакие мудреные фамилии, что и не поймешь, что значит. Вот, например, у нас здесь: вот Бахрюкова... Что значит Бахрюкова? Ничего не значит, даже странно... А она, говорят, очень значительного происхождения... А вот, например, Бубенчикова... сейчас и слышно!... или я, например, Пестрянкина... Кто же этого не поймет? Ах, Боже мой... Ну, а в кабинете у него хорошо? Канюкина. О, вся квартира великолепно отделана... Да еще бы... Пестрянкина. Ах, Боже мой, да, конечно... Ну, значит, Василий Иваныч от нас уйдет? Канюкина. Как уйдет? Пестрянкина. Так... другое место получит... Генерал ему непременно даст хорошее место... Канюкина. Вот еще... С какой это стати? Пестрянкина. А вот увидите... тогда вспомните меня... Тогда и нас по старому знакомству не забудьте: мужу ужасно бы хотелось по другой части служить... да местов нет... А что наша за служба?... Ни повышения, ничего... и в обществе никакого нет уважения... жалованье небольшое... Только и привлекает один пенсион... Так скоро ли до него дотянешь! Явление второе. Те же и Хлюстиков. Хлюстиков (расшаркиваясь). Позвольте представиться, Лизавета Александровна, Хлюстиков, чиновник особых поручений. Канюкина. Очень приятно. Прошу вас. Хлюстиков. Я имел честь видеть вас у вашей тетеньки, Пальмиры Карловны, но не имел счастия быть вам представлен... Канюкина. Да, я, кажется, встречалась с вами. Хлюстиков. Да-с, как же-с... Я у вашей тетеньки очень хорошо принят; можно сказать, как свой человек... Мне бы хотелось иметь честь познакомиться также с вашим супругом. Канюкина. Его нет дома. Хлюстиков. Ах, это очень жалко. Канюкина. Вы имеете дело к нему? Хлюстиков. Но я желал сообщить... Нет, собственно дела не имею... представиться и... предупредить.. конечно, это столько же касается вас... и как хозяйки дома, может быть, более... (Взглядывает на Пестрянкину.) Пестрянкина. Может быть, вам что по секрету нужно переговорить, так я отойду... да я, пожалуй, в другую комнату уйду. (Встает.) Хлюстиков. Нет, помилуйте... Пестрянкина. Извольте, извольте говорить... Я выйду... Подслушивать не стану... извольте говорить... Я вот здесь посижу в другой комнате. Хлюстиков. Да не беспокойтесь, пожалуйста. Пестрянкина. Ничего, ничего-с... Мы свои люди... извольте говорить... (Уходит в соседнюю комнату.) Хлюстиков. Да напрасно оне... тут нет никакого секрета... Вот видите, кроме моего желания представиться вам, я счел долгом предупредить... Сегодня генерал изволили спрашивать о вашей квартире и, кажется, намерены были у вас быть... Канюкина. Очень вам благодарна... Генерал сам лично просил у меня позволения познакомиться. Хлюстиков. Я очень знаю-с... Вы, может быть, не изволили заметить: я находился в соседней комнате, когда вы с тетенькой были у его превосходительства, потому я должен находиться при их особе, как чиновник особых поручений... Поэтому я и поспешил... Притом Анна Львовна... оне очень меня любят, я даже считаю их своею благодетельницею... я сейчас был у них... оне тоже к вам собираются и советовали мне поскорее съездить предупредить вас... о намерении его превосходительства... Вы извините меня, если... Канюкина. Ах, что вы, помилуйте... Это очень любезно с вашей стороны. Я вам очень благодарна. Хлюстиков. Я еще хотел сообщить вашему супругу. (Оглядывается.) Канюкина. Что такое? Хлюстиков. Это пока секрет... и потому я опасаюсь... Канюкина. Да, ведь, никого нет: говорите... Хлюстиков. А, может быть, эта дама?.. Канюкина. Я не думаю, чтобы она стала подслушивать... А впрочем... (идет к дверям в соседнюю комнату и быстро их отворяет вместе с Пестрянкиной, которая висела на ручке дверей.) Пестрянкина (испуганно и сконфузившись). Ах... А я... я думала... я шла... думала, что уж все! Канюкина. А я пошла было извиниться перед вами, что вы там одне, и спросить вас, не хотите ли вы хоть почитать что-нибудь, пока? Пестрянкина. Нет, нет, душечка, ничего. Вы не думайте: я не подслушивала. Я хотела только спросить, не кончили ли вы, а вы вдруг и отворили... Я так испугалась... Я уж пойду домой, мне пора... Прощайте, душечка! Прощайте, ангелочек! Канюкина. Да куда же вы? Пестрянкина. Нет, уж мне пора... Я ведь на минутку к вам... и то засиделась... Прощайте, душечка! (Целуется.) Канюкина. Извините, пожалуйста, Маргарита Федоровна. Пестрянкина. Ах, что вы это, душечка, что вы... Я нисколько не в претензии... Мне, право, пора домой... Прощайте-с!.. (Делает книксен Хлюстикову, целует еще раз Канюкину и уходит.) Хлюстиков. Кто эта дама-с? Канюкина. Это жена нашего учителя чистописания. Хлюстиков. А-а... Как оне попались-с! (Смеется.) Канюкина. Да, она любит немножко заниматься сплетнями. Хлюстиков. Как вы их ловко... оне так на дверях и вылетели... (Смеется.) Это можно даже в комедии представить... Вы так это неожиданно, что я даже не ожидал... (Смеется.) Канюкина. Так вы что же хотели передать мне по секрету? Хлюстиков. Вот видите: это только, прошу вас, между нами, потому это еще одно только предположение... Я так предан вашей тетушке... Но только, пожалуйста, никому... Канюкина. Будьте уверены. Хлюстиков. Вот видите: генерал очень недовольны, как видно, старым правителем... даже прямо выражали ему: вы, говорят, старой школы, у вас все отзывы, да отписки, а мне, говорят, нужно живое дело... администратор, говорят, не писать должен, а действовать... а вы, говорят, только затемняете и запутываете дело вашими бумагами... Генерал ведь замечательно говорит, как книга, гениальный человек... такого начальника у нас не бывало... Я смотреть не могу на них без благоговения... Просто гений... Не правда ли? Как вы нашли?... Канюкина. Да, видно, что он очень умен... Хлюстиков. А любезность какая, ласковость, когда хотят поощрить... Тут они одного чиновника так тронули, что он зарыдал, как малый ребенок, почти без чувств вывели. Канюкина. Отчего это? Хлюстиков. От чувств-с... тронули очень. Удивительный гений! Канюкина. Так вы не договорили о правителе... Хлюстиков. Нет-с, я все сказал... Видно, что не усидит на месте... Я хотел только предупредить об этом вас и вашего супруга... Это место чудесное... можно сказать, первое после начальника... правая рука... жалованье большое и квартира казенная... А, как видно, у генерала никого нет в предмете для этой должности... Обыкновенно, начальники правителей с собой привозят, даже вперед присылают... но никого не видно и не слышно... Да и естественно: генерал человек новый, притом из военных... здесь еще никого не знают... а на эту должность нужно человека верного и преданного... На эту должность всякий бы польстился, да не всякому удастся ее получить... Канюкина (размышляя). Гм... да... Ну, вероятно, генерал выберет для нее человека опытного и знающего. Хлюстиков. Да на кого же он может положиться из здешних прежних, вы сами подумайте... Ни на кого не может: всякий может продать... Смотри да и смотри в оба, а это начальнику тяжело... А знаний и опыта... тут не нужно: помощники все сделают... Конечно, и оно не мешает... Но главное, чтобы был ум и образование у человека, да хорошую канцелярию подобрать, а у нас, слава Богу, бедных и честных чиновников довольно: есть из кого выбрать... Тут и университетские с удовольствием пойдут. Канюкина. Гм, да... Только признаюсь вам: я в этом ничего не понимаю. Хлюстиков. Нет-с, я, ведь, только так, чтобы предупредить... на всякий случай... А про Бахрюкову вы ничего не изволили слышать? Канюкина. Нет, а что? Хлюстиков. А, уморительно! Она нахвастала всем, что генерал ее старый знакомый, и даже намекала, что он женится на ее племяннице, а он даже и визиту ей до сих пор не сделал... Сердится, говорят, злится, ругает генерала на чем свет стоит. (Смеется.) Я ее не люблю. Я у нее не бываю... Но это преуморительно: нахвастала, и ничего нет! (Смеется.) 1-й голос за сценой. Так что же, дома? 2-й голос служанки за сценой. Да дома, дома. 1-й голос. Так доложи... 2-й голос служанки. Да чего докладать, всех велели звать сегодня. Хлюстиков (вскакивая). Ах, кто это? (Подбегает и заглядывает в двери). А, человек Анны Львовны! (Канюкиной.) Прикажете просить? Канюкина. Ах, пожалуйста! Хлюстиков (за дверь). Проси. (К Канюкиной.) Прелестнейшая эта старушка, Анна Львовна... предобрейшая... Она мне говорила, что вы изволили быть у нее с тетенькой и она очень вас полюбила: очень вы ей понравились... Позвольте, я пойду встречу. Канюкина. Будьте добры... Моя прислуга такая глупая. Хлюстиков. Я сейчас... Помилуйте, с удовольствием. (Уходит). Канюкина (улыбаясь). Как неожиданно мне Бог друзей посылает. (Смотрит в зеркало и охорашивается.) Явление третье. Те же и Анна Львовна. Анна Львовна. Здравствуйте, моя красоточка! Канюкина. Здравствуйте, Анна Львовна. Благодарю, что навестили меня. Я и не ожидала, чтобы вы побеспокоились... Прошу вас... Анна Львовна. Нет, дай сначала поцеловать тебя. (Целует ее.) Извините старуху, что я попросту... Я так привыкла... Канюкина. Что вы, Анна Львовна, я считаю за большую честь для себя вашу ласку и внимание. Анна Львовна. Ну, коли так, так позволь уж мне с тобой быть попросту, а жеманных я не люблю... Ну, ты, Хлюстиков, что вертишься со шляпой: ехать, что ли, куда собираешься? Хлюстиков. Да, мне нужно. Анна Львовна. Ну, так поезжай, скачи... Я знаю: у тебя дел много. (К Канюкиной.) Он вам не нужен? Канюкина (смущенно). Нет... я не смею удерживать... но мне очень приятно... Анна Львовна. Да ты, мать моя, с ним не церемонься: он паренек услужливый... Коли нужно что - поручи: он сделает... Канюкина. Нет, я не имею ничего... Анна Львовна. Ну, а нет, так отпусти его... Ему тоже время дорого... Не все еще пороги обил... Хлюстиков (смеясь). Ах, Анна Львовна вечно шутят... Счастливый у вас характер! Прощайте, Лизавета Александровна. Считаю за особенное удовольствие, что имел честь познакомиться с вами... До свидания. Канюкина. До свидания... Прошу не забывать нас. Мужу будет очень приятно. (Хлюстиков раскланивается и уходит.) Анна Львовна. А где же твой муж? Канюкина. Его нет дома, на службе. Анна Львовна. Ну, и Бог с ним. Пускай работает, трудится. Это их мужское дело. А квартира-то, мать моя, у тебя нехороша, не по тебе: этакому розанчику нужно бы понаряднее жить. Что же, мало муж зарабатывает, или скуп, что ли? Канюкина. О, какое скуп, Анна Львовна, он ничего не жалеет: он из последних сил готов работать для меня... да плоха его должность: много ли учитель может получить! Анна Львовна. Ну, ничего, еще молоды, время не ушло; Бог даст и поправитесь, и место лучшее получит... Пословица говорит: у Бога всего много... А если вам когда будет нужда в деньгах, ты ко мне обратись, я ссужу тебя с удовольствием... Канюкина. Ах, благодарю вас, Анна Львовна... Какие вы добрые! Анна Львовна. Коли есть, так отчего же не поделиться?... Даром не дам, без процентов - это нечего и говорить, это баловство: всякий рубль должен свою копейку наживать, а в нужде помогу с удовольствием... это ты, на случай помни... Мало ли какие бывают в жизни обстоятельства: из-за нужды в деньгах люди топятся и режутся... Ну, ты и помни, что у тебя есть к кому обратиться: Анна Львовна не откажет и не обидит тебя... Канюкина. Благодарю вас, Анна Львовна... Если будет когда крайняя надобность... Анна Львовна. Да... ты и мужу скажи... Что делать-то... помогать надо... Мне здесь весь город кругом должен... Вот и бывший начальник, Иван Яковлевич, тоже часто нуждался в деньгах, а кто выручал? Анна Львовна!.. Ну, с него-то я только казенные брала, потому дружны мы с ним были... и теперь еще должен остался: боюсь, не пропали бы... Думаю попросить нового начальника: принял бы во мне участие... Да вот еще жду: надо посмотреть, что за человек... Он тебе понравился? Канюкина. Очень, Анна Львовна, такой любезный, внимательный... Анна Львовна. Ну, это хорошо... давай Бог... Про тебя-то я слышала: мне тетенька твоя рассказывала, да и другие тоже, что ты произвела на него очень большое впечатление... Да и не мудрено: я этому поверю... и я на тебя залюбовалась, как ты приезжала ко мне с теткой; одета просто, а к лицу... все к лицу, до последних пустяков... Это вкус! это молодую женщину рекомендует!.. Я молодых и хорошеньких очень люблю... и у тебя тон есть... Тебе бы барыней быть большой: вот твоя судьба, а не женой учителя... Одеть бы тебя в бархат, шелк, да кружева и посадить в богатой гостиной, на штофную мебель, - ну, картинка, любоваться можно! Канюкина. Полноте, Анна Львовна, вы так захвалили меня, что мне даже стыдно... Анна Львовна. Чего ж стыдится: я правду говорю... Всякий скажет, что тебе эта бедная обстановка не пристала, не по твоей красоте... Поцелуй-ка меня. (Целует ее.) Ну, да ничего... твое будущее еще впереди и от тебя самой зависит... Вот мужа твоего не знаю: никогда не видала, что он за человек! Канюкина. Он чудесный человек, Анна Львовна: добрый, честный; вы полюбите его, когда узнаете. Анна Львовна. Не знаю... Ты его очень, видно, любишь!.. Канюкина. Без памяти. Анна Львовна. Гм... А красив?.. Канюкина. Говорят, не очень, но мне нравится. Анна Львовна. Гм... А характера какого? Канюкина. Он тихий, добрый, честный... Анна Львовна. Гм... Честный... Может, горяч, задорен... Я слыхала: они строптивы бывают, эти молодые люди из ученых... Много о себе думают... Он не ревнив? Канюкина. О, нет, нет. Анна Львовна. Ну, это хорошо. Жалко, что не видала его... Канюкина. Я к вам его привезу, если позволите. Анна Львовна. А разве ты можешь заставить его сделать то, чего ему не хочется? Канюкина. Почти всегда: он мне ни в чем отказать не может. Анна Львовна. Ну, это хорошо... этим женщине нужно пользоваться с умом и с толком: в пустяках уступать, в важном настаивать... Привези, коли поедет без принуждения, а поневоле не нужно: неласковых гостей я не люблю. (Входит Прелестный.) Ну, вот к тебе кто-то пришел... Прощай! Канюкина (кивая головой Прелестному). Не торопитесь, Анна Львовна: может быть, скоро муж придет; а мне бы так приятно было его вам представить... Анна Львовна. Ну, пускай ко мне приедет, если хочет, а мне пора... Я хотела только тебя навестить... Не забывай же, что я тебе говорила: слова старухи, которая тебе добра желает, надо помнить... Ну (целует Канюкину), прощай (Уходит. Канюкина ее провожает). Явление четвертое. Канюкина и Прелестный. Прелестный. Как попала к вам эта мегера? Канюкина. Почему же это мегера? Она очень добрая старушка... Прелестный. Да, добрая для тех, кто ей нужен: я слыхал про нее... Всем в городе дает взаймы, у кого есть какая-нибудь собственность, а наши офицеры ходили занимать, так только обругала: чем, говорит, вы платить-то будете, солдатской крупой, что ли?.. Вот какая змея! Канюкина. Что же, она и права. (Усмехается.) Прелестный. Права?.. Что же, между нами нет честных людей, что ли? Канюкина. Я этого и не сказала. Прелестный. Эх, Лизавета Александровна!.. Канюкина. Ну, что еще? Прелестный. Ничего... Все притворство, все фразы... Никакого отголоска на честное, искреннее чувство! Канюкина. Опять старая песня... Вы мне до смерти надоели... хоть бы вы что-нибудь новенькое выдумали. Прелестный (мрачно). Я сегодня с новостью пришел. Канюкина. Слава Богу, насилу-то... С какой же это? Прелестный. Я ее сообщу вашему мужу. Канюкина. Вот как!.. А не мне?.. Прелестный. И вам, если хотите; только для вас это не новость. Канюкина. То новость, так не новость. (Зевает.) Тоска с вами... Прелестный. Да, конечно, где же нам! (Хохочет.) Канюкина (пренебрежительно). Это что еще значит? Прелестный. Ничего-с... Канюкина. Охота же была говорить то, что ничего не значит, да еще и смеяться над этим... Прелестный (двусмысленно). Положим... Канюкина. Ну-с, однако, это в самом деле скучно... Если вам угодно видеть моего мужа, то прошу вас пожаловать в другой раз, когда он будет дома, а теперь прошу вас меня оставить... мне хочется быть одной. Прелестный (насмешливо). Одной? Почему же это? Канюкина. Да хоть потому, что мне просто скучно с вами... Прежде вы меня забавляли, а теперь до смерти надоели. Прелестный. Я забавлял?.. Я надоел?.. Вот как!.. Неужели же вы думаете, что если вы допустили закрасться в мою душу тому чувству, которое... Канюкина. Ах, Боже мой, я это слышала уж тысячу раз... и в тысячу первый прошу вас: оставьте меня, пожалуйста, уйдите! Прелестный. А знаете вы, что я пришел сообщить вашему мужу? Канюкина (отворотясь). Нет, не знаю. Прелестный. А знаете, что говорят про вас в городе? Канюкина. Не знаю, да и знать не хочу. Прелестный. Ну, так я вам скажу... Говорят, что вы ездили к новому начальнику выставлять себя напоказ, что вы любезничали, кокетничали с ним и старались его завлечь из скверных, грязных целей... Канюкина (приподнимаясь с гневом) Вон отсюда и не смейте вновь являться! Я с вами больше не знакома... Убирайтесь... Прелестный. Лизавета Александровна, простите меня! Умоляю вас, простите, ради Бога... Вы чисты, вы святы!.. Я теперь это вижу... Но эта проклятая ревность не дает мне покоя! Я бесновался, я чуть не застрелил себя, когда это услышал... Вы не знаете, что я каждый час, каждую минуту только и... Канюкина. Все знаю, все это слышала... и вновь вам говорю: вы мне смешны, вы мне противны... Уходите, пожалуйста! Прелестный. А-а, вы сказали это роковое слово! Вы сказали: я вам смешон, я вам противен! Прощайте, Лизавета Александровна... Помните человека, который вас любил, который вам был предан и которого вы погубили. (Рыдает.) Прощайте... прощайте, Лизавета Александровна! Канюкина. Прощайте, прощайте... только уходите, пожалуйста! Прелестный. Я должен погибнуть... Мне не перенести этого! Канюкина. Ну, и погибайте, если хотите: это ваше дело... Только уходите... Прелестный. И вам не стыдно, вам не совестно!.. Человек, который жил, дышал только вами, который готов был всего себя принести в жертву вам... вы так оскорбляете, унижаете этого человека... Неужели вы думаете, что если бы не ваша очаровательная красота, я мог бы вынести это оскорбление, это унижение?.. Разве вы не знаете, как я был горд, самолюбив, как я верил в себя... Канюкина. Вот наказание! Уйдете ли вы погибать? (Хохочет). Прелестный. И она же смеется, она же... Служанка (вбегая). Барынька, барынька! Приехал, приехал! Канюкина. Кто? Служанка. Сам приехал, этот самый начальник, большущий генерал... Канюкина. Ну, так скажи, что дома, проси. Прелестный. А-а, так это правда, это не клевета! О-о, так я не погибну! Моя жизнь еще нужна, чтобы отмстить вам... Мы еще увидимся... Не б