Потехин Алексей Антипович - Суд людской - не Божий

А. А. СУД ЛЮДСКОЙ - НЕ БОЖИЙ ================================================== Источник: А. А. Потехин Сочинения, т. 9,10,11. СПб.: Просвещение, 1905 Оригинал здесь: http://cfrl.ru/prose/potexin/potexin.shtm ================================================== Действующие лица. Николай Спиридонович, зажиточный крестьянин, старик. Матрена, дочь его. Иван, молодой крестьянин, сирота. Егор Сергеевич, крестьянин из дворовых, старик. Акулина Ивановна, жена его. Дементьевна, старуха, знахарка, из крестьянок. Павел, молодой парень. Агафия, Марья, Дарья, хозяйка избы на проезжей дороге, крестьянка. Скрипунов, проезжий помещик. Данило, его слуга. Крестьяне, крестьянки, дети. Действие происходит в деревне и селе на проезжей дороге. Действие первое. Сцена представляет крестьянскую избу. Налево в углу печь, от нее до стены направо полати. Около печки небольшой шкаф с посудой, ложками и проч. По всем стенам лавки. Дверь назади. Направо у авансцены стоит белый стол, и на нем в железном подсвечнике горит тонкая сальная свечка. Явление первое. Акулина Ивановна и Матрена (сидят у стола направо). Акулина Ивановна. Да что больно невесела? Матрена. Больно тошно, баушка Акулина. Акулина Ивановна. Да чтой-то это за тоска такая? Откуда такая накачалася? Матрена. Знаешь ты, баушенька, мою тоску, откуда она есть и к чему клонится... (Грустно опускает голову на руку.) Акулина Ивановна. Ну, вот тебе на! Эка еще напасть подумаешь!.. Девка с парнем слюбилась... То и резон, коли любитесь... Другое дело, кабы дружка милого не было, так есть о чем тужить... А то ну-ка!.. Да у тебя первый парень изо всей деревни! Матрена. Знаю, что хорош и удал, и всем молодец, а пуще того - все мое сердце к нему; только перед Богом-то грешно, а на батюшку родимого и глаза бы не смотрели. Вся душа изныла: ну-ка, как узнает все про все... и подумать - страсть берет... Акулина Ивановна. Да что за страсть?.. - Полно-ка, полно! Да я была девкой-то, так отходу от себя не давала молодцам, а ты что?... Полно!... На то девка и молода, чтобы гулять... Да что батька-то съест, что ли, тебя, коли и узнает-то что... Матрена. Ах, баушка, не знаешь ты его. Он в меня ровно в себя верит; он меня не тому учил, все Богу молиться заставлял, а я что со своей душой сделала?... (Закрывает лицо руками и утирает слезы.) Горькая я, грешная!... Акулина Ивановна. Полно-ка, девка, разума-то еще нет в тебе. Послушай меня, старухи... Тоже была молода, на господском дворе жила, да ничего не боялась... Ну, чему ты убиваешься-то?... Ведь не узнал еще?... А и узнает-то, так при нем останется... Эка беда!... Матрена (с испугом). Ай, баушка, да лучше живой в гроб лечь, на вольной свет не смотреть... Акулина Ивановна. А ничего! Я тебе говорю, ничего! Скорее за Ванюшу-то, за твоего, выдаст... Матрена. Нету, баушенька, не отдаст он меня за него ни за что: уж пыталась, ведь, ты говорит, так что он те сказал? - Пьяница, чу, безродный, Богу не молится и своей, чу души-то будет ему губить, - вот что, только и сказал... Так уж чего тут ждать, какой радости?... Акулина Ивановна. А ты молчи, не прытко!... Жди да жди... Поломается да и перестанет, - и отдаст. Матрена. Да чего ждать-то? До Филипповок-то много ли осталось?... Ох, стыдобушка моя... Куда я угодила? (Плачет.) Акулина Ивановна. Ну-ну, погоди, вот завтра, погоди. Опять к нему пристану... Что будет?... Уж неужто не урезоним?... (Входит Иван.) Что Ванюша-то нейдет? Хоть бы он тебя разутешил... Явление второе. Те же и Иван. Иван. Ванюша идет, буйную голову на удалых плечах несет. Матренушка, разлапушка, слаще меду, слаще сахару, слаще патоки медовой! (бойко подходит к Матрене, обнимает и целует ее.) А что, баушка, нет ли у тебя лишних в избе-то? (Осматривается.) Акулина Ивановна. То-то, то-то, удалая голова, заугар, сначала бы спросил... Эх, ты мне!... Нету, нету никого! Иван. Ну так нече и опасаться. Баушка Акулина не скажет. Целуй ты меня во сахарные уста, во приятные, целуй крепче, ажно б огнем опалило. Матрена. (Стыдливо отворачивается.) Полно, сердечный... не замай... Не то на сердце, тошнехонько. Иван. Да об чем тебе тосковать-то?... Эх, жилось бы только на белом свете, а то что за тоска... Плевать на нее хотел... Али песенку спеть? Матрена. Эх, полно ко ты с песенкой-то, побай лучше толком-то... Иван. Да что толком-то толковать... Коли любишь, - весь тут толк, а не любишь, - пропадай моя голова совсем... Ну, ведь, жалеешь? Молви. Матрена. Сердечный мой, знаешь сам, жалею ли я тебя... Да что будет-то? Иван. А что будет, то будет, а будет то, что Бог даст. Живи в радость, коли живется... Вот и все тут... Ну-ка, поцелуй послаще... (Матрена целует Ивана, потом опускает голову на стол.) Иван. Да что ты больно невесела? Акулина Ивановна. А ты-то впрямь что больно весел? Али уж шумит в голове-то?... Иван. Да что, баушка, с пустой-то головой ходить? Вино сердцу не помеха, еще пуще разыграется... Не в украдку пью, пьяный не валяюсь... Матреша, а Матреша? Слышь, молви словечко одно, от чего пуще стосковалась?... Баушка, да что ей попритчилось?... Матрена (быстро). Родной ты мой, сердечный друг, голубь ты мой сизокрылый! Вся, ведь, я твоя, все мое сердечушко, а мы, ведь, во грехе живем, что с нами станется? Придет время - куда я денусь?... Иван. Не пропадем, лебедка! Авось старик-от смилуется. Моя, ведь, будешь, ничья... Матрена. Ох, не то чует мое сердце... Не любит тебя родитель-батюшка... Ах, Иванушка, голубчик мой, на что ты повадку-то экую взял? Больно ты мне мил, не насмотрюсь я на тебя, да батюшка-то не то думает... На что ты это вино пьешь, на что ты песни-то громко больно поешь, да по целым по ночам с ребятами гуляешь... Иван. А что мне, али сиднем сидеть, али в пригоршни плакать, коли не об чем? Матрена. Не рассердись, Иванушка, не мои то речи. Всяко ты мне люб, а батюшке-то это не по мысли... Из-за этого и мне не бывать за тобой... Иван. Да что старик-от из ума что ли выжил? Али он молод не бывал, али не помнит, как молодая-то кровь по суставам гуляет?.. Так ли, баушка?... Акулина Ивановна. Не говори! И впрямь из ума выжил... Иван. Да право... В хоровод ли пойдешь, али песню веселую затянешь да в присядку ударишь, так ровно те подмывает, ровно огонь по тебе пойдет, всяка жилка в тебе взыграет, ноли волос дыбом встает, только мороз по коже подирает. Матрена. (Смотря с любовью на Ивана.) Сердечный мой!... Иван (обнимая ее). Да не тужи, Матрешенька, будет и на нашей улице праздник... Уломаем старика... Узнает и меня, каков я есть, - души не пропью, на большую дорогу не выйду... Ну-ка, Акулина Ивановна, загани, какая нам судьба будет?... Акулина Ивановна. Изволь, изволь... (Идет и берет из шкапика карты.) Матрена. Ох, Иванушка, не ворожить бы нам, а Богу молиться надо за все наши грехи. Иван. Знаю, что надо... (В раздумье.) Ну, да ведь не вправду... Ну-ка, баушка, раскладывай. Акулина Ивановна (тасуя карты). На какую тебе кралю-то загадывать? Иван. На какую? Али не знаешь, какая у меня краля-то?... (С любовью смотрит на Матрену.) У меня краля писаная, другой нету экой... (Целует ее в щеку.) Акулина Ивановна. (Раскладывая карты.) Ну теперь, нишкните, не мешайте... (Входят Марья, Агафья и еще несколько девушек.) Явление третье. Те же, Марья, Агафья и прочие. Марья (входя). А мы, бабушка, к тебе на поседки пришли. Акулина Ивановна. Ну, милости просим. Иван. (Быстро встает и идет навстречу девушкам.) Ах, девушки-касатушки, распрекрасные, писаные, чернобровые, черноглазые... (Смех между девушками.) Акулина Ивановна. Что же это одни, и ребят-то нет с вами? Агафья. Да уж наши ребята таковские. Смотри, что все храпом храпят, у всех овины сушатся... Иван. Я, значит, один разгуляй-молодец?... Ровно знал, - пришел, все вас поджидал... Одному мне, значит, утешать вас речами сладкими, взорами приятными... (Смех между девушками.) Агафья (кокетливо). Один ты только и есть у нас парень-то веселый... Да ты ничто гадаешь, баушка? (Все окружают стол, на котором Акулина Ивановна раскладывала карты.) Акулина Ивановна. Да вот хотела было разложить... Несколько голосов. Баушка, поворожи-ка и нам. Акулина Ивановна. (С улыбкой удовольствия.) Ну-ка, всем бы вам поворожить... Иван. А об ком бы ворожить-то, ведь, чай, все обо мне? Агафья. Нет уж, что нам об тебе ворожить... (к Матрене.) А я было забегала за тобой, да старик-от сказал, что ты ушла к баушке Акулине на поседки; так что мол рано?... Раньше, чу и придет; скажи, чу ей, чтобы скорее домой приходила... Матрена (поспешно). Так прощай, баушка, я пойду домой. Акулина Ивановна. Ну, что уж и бежать бы? Посиди... Вечеру-то еще немного... Матрена (нерешительно). Да ведь ждать будет... (Смотрит на Ивана, тот делает знаки, чтобы не уходила.) Акулина Ивановна. Да что еще ждать-то? Посиди... И то ровно прикованная, все в избе сидишь... Дай хошь вот сгадаю... Матрена. Пожалуй! Акулина Ивановна. (Обращаясь к прочим девушкам.) Садитесь, девоньки, что стоите? Несколько голосов. А вот, баушка, и нам сгадай... Акулина Ивановна. Эх, девки, вот что разве... Уж я какая гадальщица, плохая, а разве мне не тряхнуть ли своего старика? Вот уж так раскладывает! Несколько голосов. Ах, бабушенька, вот бы... Иван. Да где же сам-от, Егор-от Сергеич... Акулина Ивановна. Овин сушит. Скоро придет. Да вы слыхали ли про то, девки, как он ворожит?... Марья. Слыхали, баушка, что к нему много понаходит и со стороны... Акулина Ивановна. Ведь у него и карты-то не наши, а особливые... Слыхали ли про то, как он их достал-то? Несколько голосов. Нет! Да! Расскажи, баушка. Акулина Ивановна. Ну, ладно, девки, садись все за гребни, вот я и сама гребень возьму... (Берет гребень.) (Все начинают усаживаться.) Иван. А то ин, баушка; песню спеть? Акулина Ивановна. Ну, песня песней, а дай девкам рассказать... Эк ты какой, все бы пел!... Ин и рассказывать не хочу. Несколько голосов. Нет, баушка, расскажи, расскажи!.. Акулина Ивановна. Да ну, ну, ладно! Уселись ли? Несколько голосов. Уселись, уселись! Акулина Ивановна. Ну, так слушайте, да не перебивайте, а то и позабуду!... Ведь, мой Егор-от Сергеич при старом-то барине поваром был... Ведь, и я, девки, тоже во дворе была, да что ни на есть первая красавица изо всей дворни, даром что теперь-то экая стала... Мария. За что же вас, баушка, в деревню-то ссадили, за вину что ли за какую? Акулина Ивановна. Нет, какая тебе вина? Так уж нас всех, всю дворню, тогда рассадили... Старые-то господа померли, а молодые-то поделились, да поразъехались кто куда. Ну, и говорят, что нам, говорят, старых дворовых не нужно, мы к себе новых хотим, чтобы все по новой по моде знали, а если и взять из старой дворни, так чтобы виден был человек... Так нас всех и поразослали по деревням... Вот и меня-то с Сергеичем сюда высадили... А он был вот какой повар! И все со старым барином в полку ходил... Как начнет это иной раз про стражение рассказывать, так только слушай: это, говорит, например, из пушек палят, в роги это играют, французы только чтобы на наших, а они в них штыком, а иной, говорит, и солдат, так тут больше генерала, потому какой генерал, а тут нужно, чтобы всякой свою силу показывал да чужую силу бил... Вот и мой-то много французу, говорит, убил... А то они на турку ходили и вот как на турку-то ходили, тут он это и гаданье свое перенял... Стражение это было большое... Вот и мой-то тоже у своего барина отпросился, чтобы это тоже турку убивать да побивать. Вот только он на одного турку и наскочил и хочет его убить, а турка-то и говорить ему: не убивай, говорит, меня, Егор Сергеич, я, говорит, тебе я за это счастливым сделаю. А мой-то ей, турке, и отвечает: не надо, говорит, мне никакого от тебя счастья, а я долг свой исполняю, что я, говорит, на войне, так всех бью побиваю, да и какое ты мне, турка, счастье сделаешь? - А такое, говорит, я тебе, счастье сделаю, что ты век меня будешь помнить, да благодарить, потому, говорит, ты всякое дело будешь знать, всякую судьбу человеческую произойдешь, все ты будешь знать. - Не хочу, говорит, я этого, а убью тебя, турку! Ты, говорит, с нечистой силой хочешь меня свести, так я, говорит, русской, - в Бога верую, а ты и креста не носишь. - Нет, говорит, погоди, не убивай меня, я никакой нечистой силы не знаю, а я все тебе по картам покажу, как судьбу людскую узнавать, и душе твоей от этого ничего не будет, а еще будет тебе всякое добро и благодарность, потому и человека ты остановишь, коли он что не так умышляет, и на путь ты его наставишь, и правду ты ему скажешь, и от зла его ослободишь... Ну, говорит, коли это так, то я согласен, только чтобы не было обману. И взял он, девоньки, - это мой-от, Егор Сергеич, - веревку и обвязал он ее мертвой петлей турке на шею, и повесил он эту веревку на древо, и говорит: вот, говорит, слушай, турка, коли скажешь ты мне всю правду истинную, как без обмана, так я, говорит, тебе я отпущу и награжу, а коли солжешь или в увертку только пойдешь, так сейчас, говорит, я тебе я на это самое древо повешу, да еще и застрелю тебе я из пушки и штыком заколю. - Не надо, говорит, мне от тебя никакой награды, да и какую награду ты мне дашь, коли все я сам возьму, что ни захочу, и не быть бы мне в полону у тебя, и не взяла бы меня никакая сила, как бы было со мной одно слово, да нет только этого слова, а я его позабыл, и не позабыл бы я его, как бы не потерял своей пестрой чалмы, да не убили моего ретива коня. Только конь, говорит, один и знал это слово, да в чалме оно лежало, в платочке завернуто, на бумажке написано; и потеряй я чалму, да будь конь мой жив - все бы ничего, подсказал бы он мне это слово. А теперь, говорит, уж я в твоих руках, так хочу я тебе добро сделать, чтобы ты меня отпустил. И пойду я тогда по чистому полю, по бранному, искать свою чалму и, коли найду ее, и тебе скажу это слово, а не найду, опять приду к тебе просить, чтобы ты меня жисти порешил. И развязал он тут свой пояс, и вынул из него карты, и разложил их. Ну, говорит, слушай, Егор Сергеич, чтобы ты знал, что значит мое гаданье! Я по картам расскажу всю судьбу твою, как она была и как будет. И начал он тут все рассказывать, да так, что моего-то индо страх взял. Веришь ли теперь? Спрашивает его. Верю! Говорит, как не верит! Тут он его и научил всему; только, говорит, знай, что другими картами этак гадать нельзя, потому, говорит, мои карты от самого царя Фараона, а других нет. Вот мой-то и стал у него просить этих карт. Что ты, говорит, просишь у меня, коли я и сам у тебя в руках, а ты, говорит, карты возьми, а меня отпусти! Пойду я искать свою пеструю чалму и, коли не найду ее, опять приду к тебе, и тогда уж ты меня убей. Мой и отпустил его, а карты положил за пазуху. Турка встряхнулся и убежал. Вот проходит опосля того день, проходит другой, - проходит и третий - турки нет, только вдруг, на четвертый, он вдруг перед моим-то как из земли вырос. Ну, говорит, исходил, говорит, я все поле бранное, не пимши, не емши, а чалмы своей не нашел. Теперь, говорит, ты убей меня, жисть мне моя не мила; а мой говорит: нет, говорит, ты мне добро сделал, а мне, говорит, тебя убить, однако же, говорит, я не разбойник. А тот в ногах валяется: батюшка, говорит, Егор Сергеич, убей ты меня, а мой-то его убивать не хочет. - Тут и заговорил турка. Так вот, говорит, я что тебе скажу: не убьешь ты меня, останусь я жив, не будет и у тебя такой силы, хоть ты и знаешь мое гаданье! Оно, говорит, тогда только и сильно, как один человек его знает. Теперь, говорит, ты много знаешь, а не будет меня на белом свете, еще того больше будешь знать. Что же, подумал мой-то, отчего же мне его и не убить? Однако же он, турка, не крещеной, я еще, думает, свой закон исполню, так как я на войне состою. Взял да тут его и прихлопнул. Турка-то как стал это издыхать и закричал: спасибо, говорит, тебе, Егор Сергеич, помни же меня, и назвал себя по имени... Ничто так мудрено, как-то: аграмбрабра кратра... нарочно все твердила, муж-то сказывал. Так вот, девоньки, так у него с тех пор эти карты и остались, все он их и раскладывает, и как разложит, да что кому скажет, так точно ведь он по писаному читает, так все и сбывается. Ведь, он и раскидывает-то не так, как вот мы, бабы, а как-то все кругом, да вперемежку, да все считает... И карта у него уж, девки, не то и значит, что у нас, совсем не то... Это больно мудреное дело; уж я смотрю-cмотрю, - не могу понять, а мне-то не рассказывает тоже, нет, не рассказывает, опасится, чтобы силу не потерять. А вот стану, говорит, умирать, так тут все покажу... Вот он и нашим мужикам тоже это гадал, спросите: как что сказал, так ровно вылил... Да, больно у него это мудреная наука!... Со стороны тоже мало ли народу ходит... А чем мы и сыты-то, как не этим делом? Тоже одному отгадает, другому сноровит, - ну, и помнят, и благодарят... Так вот разве его, девки, заставить?... Агафья. Ах, баушенька, кабы да в сам деле погадал Егор-то Сергеич... Иван. Да о чем тебе в гадать-то, Агаша?... Явление четвертое. Tе же и Егор Сергеич. Егор Сергеич (входя). Гой, русского духа слыхом не слыхать, а нынче русской дух сам на дом лезет. (Общий испуг девушек и крики: "ай! ай!") Егор Сергеич (хохочет). А, испугались! То-то!... Об чем шушукали? Что без песен сидите? Иван. Здравствуй, дедушка Егор! Егор Сергеич. Здорово, Ванюша! Иван. А вот все о тебе баушка рассказывала, как ты карты-то у турки отнял. Егор Сергеич. А-а! Акулина Ивановна. Погадай-ка, отец, девкам-то... Егор Сергеич. Ну, что им гадать-то, не стоит того... (Садится.) Что уж гадать нелюдям. Агафья. Да разве мы, дедушка, нелюди? Егор Сергеич. Так неужто люди? Разве девка человек?... Несколько голосов. Ах, дедушка Егор! (Смеются.) Иван. Вот что, дедушка, неужто ты и взаправду на войне был и с турком это, и с французом? Егор Сергеич. Был. Иван. И карты у турки отнял? Егор Сергеич. Отнял!.. А что? Матрена. Да как же ты не боялся? Егор Сергеич. Да чего бояться-то? Я вот сегодня домового в овине видел, да не испугался... Матрена (вздрагивая и бледнея). Полно, дедушка, что ты говоришь. Егор Сергеич. Да что мне? Невидаль что ли? Кто на войне бывал, тот всего много видал. Иван. Да как же ты, дедушка, стражался-то, коли у тебя никакого, значит, орудия не было: ни сабли, ни ружья, как же ты?... Егор Сергеич. Хм... да как придется... Тут не смотрят! Чем хочешь бей, только бы убивать, да в полон брать... Иван. Да, ведь, ты, дедушка поваром был? Егор Сергеич. Поваром! Так что же?... Хочешь ли я тебе расскажу, как я одиново троих французов живьем в полон забрал? Несколько голосов. Расскажи, расскажи... Егор Сергеич (самодовольно). То-то расскажи. Слушай... Вот одново баталия такая идет с французом, что страсть, а барин у меня был такой храброй, что ничего не боялся: выпьет, бывало, на дорогу стаканчика три, да и пойдет: сечет и рубит, так около него француз-то и валится. Вот только он стражался-стражался, да и едет ко мне: свари, говорит, что ни будь поесть, смерть устал... Слушаю, говорю, сударь, будьте покойны, все будет готово, а как стражение?... Я, ведь, при обозах был, так мне далеко-то не видать... Известно, говорит, наша берет; ты готовь скорее, а я поеду последних добивать... Вот он уехал, а я отошел в сторону, теплинку разложил, таганчик наставил, да и готовлю горячее, вдруг смотрю на меня три француза... Что же, думаю себе, ничего! Со мной нож поварской, да с этой сволочью и без ножа управлюсь... Подошли, - кричат: есть, есть дай... Агафья. Дедушка, так разве они говорят по нашему-то... Егор Сергеич. Эка, дура! В те поры уж они выучились. Все с нами-то стражались, а ты не перебивай, слушай... Ну, кричат: есть, есть дай!.. Пошли, я говорю, вы прокаженные, стану я вас кормить - у меня еще барин не обедал... Они наступать, замахали саблями... Эй, говорю, ребята, шалишь, не приступайся!... Только вижу с ними разговаривать пути не будет: схватил кастрюлю-то, да горячим-то кипятком им в рожи-то, да в зенки-то... Они: "ай, ай, ай!" сабли-то пороняли, да протирать глаза, да бежать, а я уж это рассердился, да за ними, да горячей-то кастрюлей, да по затылкам-то, да горячей-то, да по затылкам-то. Они уж и пардон было кричать. Ладно, мол, дам я вам пардон, да которого нагоню, кастрюлю-то переверну, да на голову-то ему и надену, да и прихлопну. Он у меня "ай!" да и присядет, тут его и бери голыми руками... Одного взял, я за другим, а тут за третьим, да так всех троих живьем и перебрал.(Общий смех). Егор Сергеич. После меня к самому генералиссимусу водили, и тот меня благодарил: ну, говорит, спасибо, посмешил, говорит, ты меня... Хотели меня тогда офицером сделать, да только что нельзя было, что дворовый человек, а деньгами, нечего сказать, деньгами наградили... Что толку-то тогда было, удивленья-то что! Несколько голосов. Вот так дедушка Егор!... Ай да, дедушка! Иван. И впрямь, дедушка, коли дело говоришь, так молодец ты был... Егор Сергеич (с досадой). Так не дело, что ли? Иван. Да нет, дедушка, не про то. Эх, кажись бы пошел в царскую службу всей охотой... Только что, ну... Не то время теперь... Егор Сергеич. Полно! Не видал ничего, так и хорохоришься, а кабы пришло до дела, так и зады показал. Иван. Я?... Ну, навряд ли, дедушка! Не такова у молодца кровь по жилкам переливается!... Уж не бойсь, показали бы себя, не стали бы кипятком да кастрюлей управляться, а чем ни на есть, чтобы голову ворогу с плеч долой... Не стали бы с туркой проклажаться, да карты у него выманивать, а, кажись, бы ходенем ходил, кажись, бы никому спуску не давал. Акулина Ивановна (со смехом). Полно, полно ты, полно... Ну где уж тебе супротив Егора Сергеича?... Иван (разгорячаясь). Да что, баушка, Егор Сергеич? Нечто был что ли он в коренной-то службе царской, батюшкой-солдатиком... (С увлечением.) Эх, негде молодцу разгуляться, мало места, нету времени, засела ему тоска на сердце, приковали его очи черные, обессилила любовь крепкая, дума тяжкая... (Взглядывает на Матрену и, замечая ее смущение, вдруг останавливается сам; опустивши уныло голову, садится на лавку.) Егор Сергеич (со смехом и досадой). Эк расходился перед девками-то, а вот погоди. Я по науке своей вижу, что тебе быть в солдатах... Иван. Так что, Егор Сергеич, всей охотой... Только бы подошла пора, время... (Матрена украдкой утирает слезы.) Акулина Ивановна (заметя это движение Матрены, к Ивану.) Полно, полно, что ты больно расходился-то... Егор Сергеич. Нет, постой... А вот он не верит моей силе, а хошь ли я тебе по картам всю твою судьбу раскину... Иван. Нету, дедушка Егор, на что мне... Больше Бога не будешь, того не узнаешь, что у Него написано... Гадай вон девкам. Матрена. Дедушка Егор, погадай-ка мне. Егор Сергеич. Тебе? Изволь... Да все ли рассказывать? Иван. Ну, известно, говори хорошее... Матрена. Нет, нет, все, дедушка: какова моя будет судьба горькая... Егор Сергеич. Ладно! Баба, давай карты... (Все девушки приподнимаются и окружают стол, к которому подходит с картами Егор Сергеич). Агафья. А ты бы теми, что у турки-то отнял... Егор Сергеич. Ничего, я и по этим все расскажу... Ваша судьба не такая, чтобы те карты трогать, по вас и этих будет! Ну, не мешай же, да слушай крепче! (Начинает раскладывать; Матрена с суеверным страхом смотрит то на карты, то на Егора Сергеича.) Егор Сергеич. Ну, девка, нехорошо тебе выходит! Сказывать ли все-то?... Матрена (с робостью и любопытством). Сказывай, сказывай... Егор Сергеич. Ну, слушай же... Есть у тебя два друга, два ворога - все едино! Один друг тебя любит, да душу твою губит, другой тоже любит, да счастью твоему мешает... И лежит у тебя на душе горе черное, тоска тяжкая. И на единой миг эта тоска с тобой не расстается... Матрена (вполголоса и как бы невольно). Так и есть. Егор Сергеич. И висит над тобой гроза великая... И боишься ты этой грозы больше огня-полымя... И не будет тебе радости... (Матрена плачет.) Иван (заметя слезы Матрены). Э, полно, дедушка Егор!... Ничего ты не знаешь, не то говоришь... Девку только застращал... Матрена (с отчаянием). Ах нет, все он знает, все так говорил... Такова моя судьба горькая!... Егор Сергеич (с торжеством к Ивану). Что, не знаю?... Али еще что сказать?... Много вижу. Иван. Нету, дедушка, уж отставь, что пользы... Знамо, что знаешь, да что!.. Полно, Матренушка!.. Эх, полно-ка, все мы под Богом ходим... Что горевать до поры, до времени... Ну-ка, девушки красные, писаные, распрекрасные, споем-ка лучше песенку веселую... Несколько голосов. Нету, погоди... Дедушка Егор, погадай нам!.. Егор Сергеич. Нету, больше одного раза нельзя... Опосля когда... Иван. Ну, и ладно, дедушка! Ноли и на меня тоску нагнал... Ну-ка, девки, садись да подтягивай... (Выходит на средину избы.) (Все усаживаются.) Несколько голосов. Какую же? Иван. Ну, известно, веселую... Дедушка Егор, да нет ли, брат, стаканчика?.. Ничто так... Повеселее... Егор Сергеич. Нету, какой тебе стаканчик... Иван. Ну, ин и так и... Ох вы!.. (Поет.) Уж вы сени мои сени, Сени новые мои, Сени новые, кленовые, Решетчатые... и проч. Явление пятое. Те же и Николай Спиридоныч. Николай Спиридоныч. (Останавливаясь у дверей.) Экой содом! Эк нечистый-то вас обуял! (Пение и пляска прекращаются.) Иван. (Почтительно кланяясь Николаю Спиридонычу.) Разгулялись маленько, Николай Спиридоныч... Николай Спиридоныч. Гуляй... На то твоя пустая голова, чтобы гулять... Завтра на овин-то за тебя другие пойдут... Иван. Поспею, Николай Спиридоныч... От работы не бегаю... Николай Спиридоныч. Ну тебя, твое дело... Знаю я тебя... А ты что это, Матрена, сидишь на эком содомище... Сказал, скорее приходи, а ты рада до свету... Али на бесшабашную-то голову загляделась?.. Пошла... Матрена (робко) Я, батюшка, и то тотчас хотела идти... Николай Спиридоныч. То-то, тотчас... (Сурово.) Пошла... (Хочет идти.) Егор Сергеич. Да что, Николай Спиридоныч, не брезгуй, присядь... Николай Спиридоныч. Полно, Сергеич, до старости лет дожил, да экую бесовщину в доме у себя заводишь... Да еще и я бы тут смотрел... Акулина Ивановна. Да что за бесовщина?.. Уж молодым девкам и не разгуляться. Николай Спиридоныч. Ну, ладно!.. Что с тобой толковать... Знаем мы, до чего эти гулянки-то доводят... Не с твое живу ... (Указывая на Ивана.) Вон гуляет... И пускай его... к тому душу свою готовит... кто про него хорошее-то скажет?!.. Акулина Ивановна. А что про него худо-то сказать?.. Самолучший парень - вот что!.. На всю деревню... Николай Спиридоныч. Ладно! Экого самолучшего-то я и в дом-от к себе не пустил бы... Матрена, ступай!.. (Пропускает вперед Матрену.) Иван. Чем я перед тобой провинился, Николай Спиридоныч?.. Николай Спиридоныч. Что мне, я те не отец, а был бы тебе в отцом, так из дому бы выгнал экого... отрекся бы... Сколько раз седни в кабаке-то был?.. (Уходит.) Явление шестое. Те же без Николая Спиридоныча и Матрены. (Иван стоит унылый, в раздумье опустивши голову на грудь.) Марья. Экой сердитый!.. Как с ним Матренка-то живет?.. Вчуже так страшно... Акулина Ивановна. Не говори, девка... Тоже ни единой обедни не пропустит, книги святые читает, милостыню подает... А нет у него ласкового слова... За что парня обругал?.. Что, Иванушко, не весел? Иван. Что Иванушко не весел, буйну голову повесил... Эх, бабушка! (Вздыхает, потом молодецки встряхивает головой.) Э, да ничего!.. Живи, коли живется, а умрем, так поминать станут... Ну, запевай девки... (Впадает в раздумье.) Да не больно веселую, а чтобы сердечушко надеялось!.. Егор Сергеич. Что, видно, брат, по месту пришлось?.. Иван. Не то что... а так душа заныла, на волю просится... Ну, подпевай девки... (Запевает заунывную песню; к нему подстают.) Песня. Ты, береза ли моя, Ты, моя березонька, Ты, кудрявая, моложавая. На горе ли ты стоишь, - Стоишь на всей красоте, Под тобой ли-то березонькой Молодец с милой расставается, Горючьми слезьми заливается. Расставаньеце у них было явное, Совыканьеце было у них тайное. (Занавес опускается.) Конец первого действия. Действие второе. Сцена представляет большую чистую избу Николая Спиридоныча. Направо два небольшие окна, налево дверь за перегородку, которою отделена печка. На авансцене направо стол и около него на лавке несколько книг в старинных кожаных переплетах с медными застежками. Налево, также на авансцене, стол. Дверь в задней стене. Явление первое. Матрена (одна). Ох, больно тошно... И что со мной будет, и не знаю... И дедушка Егор сказал, что будет плохо... Да и сердце мое чует... Нет у меня матушки родимой, некому вступиться, не перед кем слезы выплакать... (Плачет.) Покориться разве батюшке во всем, просить своему греху прощения... Неужто не смилуется? Ох, больно страшно. Убьет он меня... Явление второе. Матрена, Николай Спиридоныч, Акулина и Иван. Николай Спиридоныч (входя в избу). Нет, нет, сказал, что не будет этого, и не будет... Она у меня одна, пуще глазу берегу... Отдам ли за экого?.. (Увидя Матрену.) А, да ты здесь! Что ты тут делаешь?.. Матрена. Ничего, батюшка... Николай Спиридоныч. Ничего не делать - грех... Подь в светелку, сядь за стан... Да ты ничто ревела? (Смотрит на нее пристально.) Матрена (робко). Нет, батюшка! Николай Спиридоныч. Ну, то-то, кажись, не об чем... Ну, подь с Богом... (Матрена уходит за перегородку налево.) Подь и ты Ивановна, нечего тебе делать... Сказал, нет - и не будет! (Садится). Акулина Ивановна.(Садится возле него). Да что нет-то, что уперся-то, ровно, не знаю что... Что девку-то морить; кажись, пора уж замуж отдавать... Недаром ревет, - измаялась, в девках-то сидя... Николай Спиридоныч. Ты, баба дура, больше ничего... Акулина Ивановна. Да, пожалуй, ругайся! Об твоем же детище-то хлопочу, не о своем... Николай Спиридоныч. Ну, так не дура ли ты? Что ты хлопочешь-то? Неужто уж отец-от меньше тебя радеет дочке? Она у меня, кажись, одна... Вся тут и душа-то моя в ней... Так что ты еще?.. Дура и есть... Акулина Ивановна. Ну, дура! Так на что же ты не отдаешь-то? Чем не жених твоей Матрене Ванюха? Николай Спиридоныч. А тем и не жених, что мне не по душе пришелся! Первый гуляка, первый озорник на всю деревню... Да, отдам я свою Матрену... Она у меня, как голубь чистой... Сам смотрю, сам учу, и денно, и нощно за нее Бога молю... Да, отдам я экому, что своей-то головы не сносит!.. (Входит Иван и останавливается в глубине сцены). Николай Спиридоныч (заметя его). Ты зачем еще пришел? Тебе что надо? Иван (низко кланяется). Ты везде меня срамишь, Николай Спиридоныч, на весь белой свет ругаешь, а я все к тебе да к тебе... Николай Спиридоныч. Ну, что еще лясы-то подпускаешь? Научился с девками-то лебезить... Что еще надо? Иван. Некому за меня просить, Николай Спиридоныч, нет ни отца, ни матери... Сам пришел поклониться тебе да попросить! (Становится на колени.) Батюшка, Николай Спиридоныч, сделай человеком, заставь за себя вечно Бога молить. Отдай за меня твою Матрену! Николай Спиридоныч. Тебе?.. Да как у тебя смелости стало придти-то ко мне да такие речи говорить?.. Как у тебя язык-от не отсох, в глотке-то не поперхнулось?.. Ему я Матрену отдай... Пьяница, гуляка, потаскун, об душе своей позабыл, да я его в сыновья возьми!.. Пошел вон, не моги и думать! Иван. Не я гуляю, кровь гуляет, Николай Спиридоныч, молодая кровь... А сделаешь человеком, не хуже других буду... Николай Спиридоныч. Я те говорю, вон пошел!.. Знаю я, чего те хочется?.. Тебе к денежкам моим подобраться охота. Одна де дочка-то, а мошна-то толста, женюсь - загуляю!.. Свою душу губишь, да еще чужой век заесть хочется... Иван. Не таковской я человек, Николай Спиридоныч... Вестимо, твоя воля - гневайся, только не погуби!.. Николай Спиридоныч. Экому ворогу мою голубицу, мою лебедку, отдай... Акулина Ивановна. Ну, уж полно, Николай Спиридоныч, и ты... девка, как девка... Ну что уж тут... какой голубь!.. Николай Спиридоныч. Ты молчи, Ивановна, молчи! Знаю я свою дочку, чистая она у меня душа, без пятенышка... Отступитесь вы от меня, подите... не рассердите... Сказал, не будет!.. Лучше век в девках сиди... Акулина Ивановна. Ну, полно, Спиридоныч, не срами своей седой головы, не наделай хуже... Уж что делать-то, коли парень с девкой слюбилися... Николай Спиридоныч (вздрогнув) Что-о?!! Акулина Ивановна. Да что делать-то уж!.. Винись, Ванюха, авось, скорей смилуется... Иван. Прости, Николай Спиридоныч, помилуй! Не мы первые, не мы последние... Николай Спиридоныч. (Грозным голосом.) Что-о?!! Акулина Ивановна. Да что больно воззрился?.. Точно невесть что... И не в наших местах так бывает... Женишь, так и все шито да крыто. Николай Спиридоныч (бледный). Как?.. Матрена моя?.. Моя Матрена?.. Да врете вы, окаянные... Матрена, подь сюда... Матрена!.. Господи! Врете вы, нечестивые... Иван (бросаясь в ноги). Я во всем виноват, меня суди, я, окаянный!.. Николай Спиридоныч! (Матрена входит робко, бледная и с потупленными глазами.) Николай Спиридоныч. Врете, вороги... Обмануть вы меня хотели... (Увидя Матрену.) Подь сюда!.. Сказывай, скорей... любилась ты с ним, сказывай всю правду?.. Матрена (бросаясь в ноги). Батюшка, родимой, убей ты меня! Николай Спиридоныч. Говори скорей... Матрена. Виновата, помилуй, прости меня грешницу... Николай Спиридоныч (в бешенстве). Простить, тебя простить?.. На кого одна надежда была... Чем жил?... ох!.. Матрена. Родимой, прости. Иван. Николай Спиридоныч, согрешили мы... Николай Спиридоныч. Вороги, что вы со мной сделали?.. Нет! Ох, окаянная!.. Дочь ты мне?.. Не дочь!.. Будь ты проклята в сем свет и в будущем!.. Матрена (дико вскрикивает.) Ай, родимой... Благослови! Иван. Старик, не губи своей души. Николай Спиридоныч. Нет тебе моего благословения... Пропадай ты совсем!.. (Опускается на лавку и кладет голову на стол.) Ох, ох... вороги!.. погубили!.. Матрена. (Несколько секунд лежит на полу, не поднимая головы, потом начинает медленно и безмолвно приподниматься; лицо ее бледно, взоры дико блуждают.) Иван (приподнимая ее). Пойдем, Матреша... С ума он сошел... У Бога мы вымолим себе благословенье... Николай Спиридоныч. Ступайте прочь, с глаз моих долой, проклятые... (Матрена трепещет всеми членами, блуждает взорами, потом, встретясь со взглядом отца, страшно вскрикивает и стремительно бежит вон. Вслед за нею бегут Акулина Ивановна и Иван.) Явление третье. Николай Спиридоныч (один). А... Что она?.. Дочка, ведь, она мне, родная, кровная?.. Погубили, разорили... отняли... Злодеи... Вороги!.. (Плачет и мечется...) Ох, ох... Господи!.. прости... помоги... Нет... Где она?.. Матренушка!.. Матренушка!.. Вороги... Где она?.. Господи... Нет, прощаю... благословляю!.. Нет, нет, ни за что, будь она... О-о... (Плачет и скрежещет зубами.) Явление четвертое. Николай Спиридоныч и Акулина. Акулина (вбегая). Что, злодей, сделал? Что? Ведь девка-то помутилась совсем... Старой греховодник... Николай Спиридоныч. Как помутилась?.. Что?.. Пошла ты от меня... Погубила ты!.. Акулина. Ты погубил-то, а не я... Слышишь ли? В уме помутилась... Злодей ты этакой... Николай Спиридоныч. Как?.. Господи! Наказал ты меня... Погубил я свою душу... Прости ты меня... Да где она?.. Дайте дочку-то мне... Куда вы ее девали, вороги?.. Приведите ее ко мне, прощу я ее... Господь ее простит!.. Где она?.. Акулина Ивановна. А, теперь стал прощать, старый, как разума-то лишил... Николай Спиридоныч. Чистая, ведь, она была голубица... Радовался я на нее... глаз не сводил... Дайте мне ее... дайте мне ее... Благословляю я ее!.. Акулина Ивановна. Да, пожалуй, благословляй теперь полоумную-то... Что? Говорила ли я тебе, греховодник? Что теперь наделал? Лучше сделал - и чужую душу погубил, и на свою ответ взял!.. Николай Спиридоныч. Не учи ты меня... Поди, отступись!.. Сам я стар... Я ее берег пуще глаза, я ее не тому учил, смотрел я на нее, тешился... Господа кажинный час благодарил за нее... Честная она была, чистая... непорочная она была... Посрамила она меня... Стыдобушка теперь на белой свет взглянуть... Что берег, что лелеял?.. Акулина Ивановна. Ох уж! Вздумал ты девку уберечь!.. Полно-ка... Тебе ли уж усмотреть?.. Николай Спиридоныч. Так она не слушала моего родительского наставления?.. Смеялась моим словам да Божьему ученью?.. Я верил в нее... Господа за нее благодарил... А она стыд понесла на мою седую голову... Так она в Бога не верует?.. Отца не чтит?.. Так нету ей прощенья от меня... Будь она прокл... Господи! Дочь наказую по делам ее... Прости Ты меня!.. Акулина Ивановна. Так вот теперь с безумной-то дочкой и живи, радуйся на безумную-то дочку!.. Николай Спиридоныч. А, обезумела она со страсти-то... Видно родительское-то проклятие страшно... Не обезумеет совсем... пройдет!... Что уж меня, старика, бояться, коли Божьего гнева не боялась... Не безумная она... Врешь ты... не такая девка!... Акулина Ивановна. Да как еще безумной-то быть?.. Стоит, в угол прижалась, дрожит, ровно лютый зверь, глаза вылупила, а никого и не признает... Ванюхи-то не признает, - только визжит... Как еще безумной-то быть и вправду?.. Николай Спиридоныч. Господи, велико Твое наказание на дочь непокорную!.. Акулина Ивановна. Эх ты, старина, старина! Умен ты, Богу молишься, - одна дочка была, и ту погубил... Николай Спиридоныч (порывисто). Так приведите вы ее ко мне, батюшки... Не моя что ли она дочь-то?.. Приведите вы ее ко мне!.. Сам бы пошел, да ноженьки мои не двигаются, силушки моей нет... Господи, дочь, ведь, она моя... Прости Ты ее, как я прощаю... Приведите вы ее ко мне, батюшки родимые... (Плачет.) Сердце мое надорвалось... Пустите... Я сам пойду?.. Где она?.. Батюшки... (Встает и идет к дверям шатаясь.) Акулина Ивановна (утирая глаза). Да сиди уж, сиди... Я тотчас приведу... Сиди уж... (Усаживает его.) Эки дела... Эка беда накачалася!.. (Уходит.) Явление пятое. Николай Спиридоныч (один). Господи!.. Отмени... отдай мне дочку... утверди мое благословение... Согрешил я... Все мы во грехе живем... Прощать Ты велишь... Одна дочь у меня, одна радость... По гневу я своему согрешил, по досаде... Грешник я... Злодеев Ты прощаешь... Дочку я не умел простить... Озлобилось мое сердце, согрешил я, окаянный... Отдай ей разум! (Егор Сергеич и Иван вводят под руки Матрену, бледную, с блуждающими глазами, со всеми признаками помешательства. Акулина Ивановна и несколько женщин, посторонних зрительниц, идут за ними). Явление шестое. Николай Спиридоныч, Матрена, Егор Сергеич, Иван, Акулина и проч. Матрена (с трудом переступая порог дверей и силясь вырваться из рук, держащих ее). Нету, нету, не надо... Боюсь!.. Ай, боюсь!.. Пусти... не надо... (Дрожит всем телом.) Акулина Ивановна. (Николаю Спиридонычу.) Посмотри-ка на дочку-то... Какову сделал.. Посмотри!.. (Утирает глаза.) Николай Спиридоныч. Помешалась и есть... (Подходит к ней.) Доченька, Матрешенька!... Матрена. (Смотрит на него, потом дико вскрикивает.) Ай, ай!.. страшно.. о-о-ой!.. (Порывается из рук.) Пусти... ой... тошно!.. Акулина Ивановна. Да посадите ее, посадите... Что держите-то... (Матрену сажают на лавку.) Николай Спиридоныч. Господи!.. Меня не признает, отца родного... Доченька, голубушка... прощаю я тебе я... снимаю свое проклятье... Поди ко мне... (Протягивает к ней руки.) Матрена. Проклятая!.. Ай, страшно... Пусти!.. (Стремительно поднимается с лавки и хочет бежать; ее удерживают, она старается вырваться.) Страшно мне... страшно... ой... Николай Спиридоныч (со слезами). Да чего тебе страшно-то?.. Прими мое благословение... родитель я твой... Матрена (дрожит). Благословение... Нет... родитель... ой, ой... Страшно!.. (жмется к стене.) Никого нет!.. Никого нет... Проклятая... ай!.. Николай Спиридоныч. (Отходит от нее, махнув рукой.) Согрешил... Господи, поддержи!.. (Садится и тихо плачет.) Иван (подходит к Матрене). Матрешенька, голубушка, сердце ты мое, разлапушка... Погляди на меня... (Плачет.) Не признаешь ли своего друга верного?.. Касатка ты моя... Матрешенька... слышь ли... Неужто уж и я тебе не мил?.. (Хочет взять ее за руку.) Распрекрасная ты моя... (Рыдает.) Матрена (вырывая руку). Нету, нету... Не знаю... я... что?.. был?.. нету?.. ой, батюшки, тошнехонько... Пустите вы меня... (Начинает рыдать.) Иван. Ах, лучше бы я на белой свет не родился... Лучше бы мне совсем пропасть, иссохнуть, нечем это видеть... Лучше бы ты меня убил даве, Николай Спиридоныч, нечем экое дело сделать... Ох, догулялась моя буйная голова до беды, довеселилось мое ретиво сердце до горя тяжкого... Добрые люди, возьмите меня, убейте меня... Я сгубил ее молодость... (Плачет, все окружающие также плачут вслед за ним.) Нет, любил я ее крепко, пуще жизни, не к тому я ее вел... Грех нас попутал тяжкой... (Стремительно бросается к Матрене, падает ей в ноги, потом остается перед нею на коленях.) Матрешенька... красота ты моя писаная... взглянь ты на меня!.. Неужто не отзовется твое сердечушко... Краля ты моя.. вырви ты из меня ретиво сердце, мое горе лютое... (Бьет себя в грудь и рыдает.) Матрена. (Смотрит на него пристально и начинает хохотать.) Иван. (Быстро поднимается с коленей и бросается в ноги Николаю Спиридонычу.) Нету мне радости... Убей ты меня, одной прошу милости! Николай Спиридоныч. Поди от меня, ворог, поди... Не надо мне ни жизни твоей, ни смерти... Не кажись ты мне на глаза... Сгубил ты мою доченьку милую!.. Иван. (Поднимаясь на ноги, с отчаянием к окружающим.) Люди добрые, сделайте со мной что ни есть! Не мила мне жизнь!... Не дайте на себя самого руки наложить... Акулина (со слезами на глазах). Да полно ты, полно.... Что убиваешься... Иван. Ох, не говорите вы мне слов ласковых!... Прокляните вы меня на чем белой свет стоит. Акулина. Ну, полно, дурашка, полно... Егор Сергеич. Не бойсь, вылечим, не опасься... Иван. Егор Сергеич, вылечи, батюшка, вылечи родимой... Верю во всю твою науку, до конца жизни твоей слуга буду, только вылечи... Матрена. Ой, тошно мне, тошно... Мне бы... ой!... Пустите меня.... Ой!... тошно... Иван. Что тебе тошно-то, сердце мое?... Егор Сергеич и Акулина. Нишкни, затихать стала... Матрена. (Как бы потерявши все силы, опустила руки и голову.). Иван (к Николаю Спиридонычу). Николай Спиридоныч, отец родной... Може, Бог избавит... Прости ты меня, окаянного... Чувствую я всю вину свою, весь свой грех... Прости ты меня!... (Кидается ему в ноги.) Николай Спиридоныч. (Взглядывает на Матрену, потом на Ивана.) Господи, избавь... Твоя милость велика... (К Ивану). Встань, нечестивой... Какое твое раскаянье-то?... Иван. Виноват, Николай Спиридоныч, во всем каюсь... Прости ты меня, помилуй... Николай Спиридоныч. Молись Богу; Бог тебя простит, а я тебя прощаю... Он, многомилостивый, велит прощать врагам своим... Молись об ней... Иван. Родимой кормилец (целует его ноги). Николай Спиридоныч. (Смотря на Матрену.) Да что она, други, дышит ли, не умерла ли?... Акулина. Нету, нету, нишкни... Так, позабылась... Родная моя!.. Не тревожьте ее... (Поспешно входит Дементьевна.) Явление седьмое. Те же и Дементьевна. Дементьевна (входя). Что у вас наделалось?.. Несколько голосов. Тише ты, тише... Дементьевна. Да что тише-то?... Али я не знаю чего?... (Увидя Матрену, растопыривает руки.) А-а... батюшки мои! Так али не видите - столбняк на нее нашел... Дай сюда воды, отолью с уголька, да опрысну... Все пройдет... Николай Спиридоныч. Ну, полно ты, опрысну... Не надо... Бог поможет, так пройдет. Дементьевна. Так, али я не знаю?... Полно-ко ты! Задохнется!... Дай сюда, опрысну... с глазу ведь это... Николай Спиридоныч. Не надо, говорят! Какое с глазу... Несколько женщин. (Николаю Спиридонычу.) Пусти ее! Она уж это дело знает... Тотчас отведет... Дементьевна уж, ведь, знашь, не впервой... Все знает... Егор Сергеич. Ну, да как не знает!.. Совсем это не с глазу... Дементьевна. А ты что? Али больно много в картах-то своих знаешь?... Егор Сергеич. Да я знаю, что знаю, а ты только людей морочишь... Так морочь других, а не нас... Дементьевна. А ты что, не морочишь что ли? Сказал Петровой-то жене, по своим картам, что выздоровеет, в лихоманке-то что была, а что выздоровела ли?... Я лечила-то, умерла же, ведь... Егор Сергеич. Так оттого и умерла, что ты своим лекарством уморила... Николай Спиридоныч. Да подите вы, греховодники, без вас тошнехонько... Дементьевна. Погоди, батька, ничего!... Дай опрысну... Тебе же лучше будет... Что его слушать, похвалебщика... Только и умеет, что похваляться-то... А я уж, кажись, на том стою... Одна из крестьянок. (Подавая ковш с водой и уголь.) На-ка вот, бабушка, отлей да спрысни, что их слушать-то... Дементьевна. (Берет ковш, кладет в него уголь и начинает над водою шептать и дуть.) Николай Спиридоныч. Да подите вы, грешный народ... Не надо мне вашего колдовства нечестивого... Дементьевна. Ничего, батька, какое колдовство... Тотчас только спрысну, как рукой снимет... Егор Сергеич. Да, дожидайся, снимет... Дементьевна. (Берет из ковша воду в рот и прыскает на Матрену. Все со вниманием смотрят на Матрену.) Матрена. (Вздрагивает, поднимает голову и смотрит на всех все тем же блуждающим взглядом.) Дементьевна. (К Егору Сергеичу с торжеством.) Что, прошло ли?.. То-то умен больно задним-то умом... Иван. Что, Матренушка... сердце мое... Ой, все нехорошо смотрит... Николай Спиридоныч. Матрешенька... доченька... будь над тобой мое благословенье... Матрена (дико вскрикивает). Ой... ой... страшно!.. Проклятая... проклятая... ай!.. Пусти... (Быстро вскакивает, все окружающие со страхом расступаются; она бежит вон из избы с визгом и хохотом.) Акулина. Эки грехи!... Опять! (Бежит вслед за нею.) (Общее смятение; все посторонние зрители бегут вон из избы.) Егор Сергеич (Дементьевне). Что, много ли вылечила-то?... Знахарка!.. Дементьевна. Да это все от твоего глазу попритчилось! (Поспешно уходит.) Иван. Не будет, видно, радости?... Пропадай моя голова совсем!.. (Бросается на лавку и рыдает.) Егор Сергеич. Не тужи, Ванюха! Мы дело поправим... Николай Спиридоныч. Подите вы все, грешники!... Не от нашей руки - от Божьего милосердия надо милости ждать... Господи, грешник я, помилуй Ты меня и прости!.. Явление восьмое. Те же и Акулина. Акулина (вбегая). Иванушка, батюшка, беги, не наделалось бы греха... Кричит благим матом да бежит, сама не знает куда, не утопилась бы!... не забежала бы куда!... Беги скорей!.. Иван. Куда побежала-то?.. Акулина. Да вон в ту сторону, к лесу... Иван. И я жив не ворочусь, коли она что с собой сделает!.. (Поспешно убегает.) (Акулина и Егор Сергеич уходят за ним.) Явление девятое. Николай Спиридоныч (один). Господи, за грехи наказуешь, или испытание посылаешь?... Господи! Согрешил я, окаянный... Одну ты мне дочь даровал, и ту я погубил... Ох, тошно... Родное от сердца оторвалось... Матрешенька... дитятко мое!... Кого я проклял? За что? Единоутробную свою!... За грехи ее за вину ее наказал?... Достойна она была за срамоту ее... Нету, во гневе покарал ее... А ты, Господи, врагов прощал... (С воплем.) Дитятко, где ты?... Господи, отмени... утверди мое благословение... Отдай ей разум... отдай мне дочку единоутробную!.. Что будет, батюшки?.. Все мы люди, все человеки, все мы грешники... Охо-хо!.. Горе мне старику... (Рыдает и мечется.) Господи! Лиши и меня разума! Легче мне будет... Что я молвил, окаянный?.. Велика Твоя мудрость... Наказуешь Ты и милуешь... Буди Твоя святая воля!.. (В изнеможении опускается на лавку.) (Занавес опускается.) Конец второго действия. Действие третье. Сцена представляет деревенскую улицу. Направо и налево ряд изб, большею частью в три окна и крытых соломой. Вдали, на заднем занавесе, виднеется дорога, идущая сначала полями, потом уходящая в лес. Среди улицы, на самой половине ее, колодец. Время действия - поздняя осень, а потому виднеющиеся около некоторых изб березы совершенно обнажены от листьев. Налево от зрителей, крайний к авансцене дом принадлежит Николаю Спиридонычу. Около него собралась толпа женщин и несколько мужиков, шумно о чем-то разговаривающих. Тут же несколько деревенских мальчишек, не принимая никакого участия в разговор старших, весело шалят, борются, гоняются один за другим. Явление первое. Акулина, Дарья, Агафья и проч. Акулина. Убежала!... Убежала!... Что станешь делать?... Марья. Да как же, баушка Акулина, ведь, ее изымали?... Акулина. Экая ты бестолковая, девка! Толком тебе говорят! Первый раз она бежала, ее изымали... Ну, изымали ее... Ванюха изловил... Ну, изымали ее и привели в избу к отцу-то... Отец-от и говорит, что, говорит, я ночь-то с ней стану делать один, без бабы?... А она так и рвется, так и мечется - все бы ей, девки, беж