Потехин Алексей Антипович - Мишура

р Васильич; только еще я вас и поддерживал... Но за дальнейшие распоряжения начальства не отвечаю, - с нами не всегда советуются... Без всякой причины и вдруг можете всего лишиться... А вы человек семейный... Пурпуров. Ах, Анисим Федорыч, для кого же я и живу, как не для семейства?... В семействе своем всю отраду для себя нахожу... Анисим Федорыч. Знаю я, знаю эти чувства. У меня у самого дочь, знаю, как дети дороги и сколько им желаешь добра... Поэтому, из участия, вас и предупреждаю. Пурпуров. Что же мне делать, что предпринять? Научите... Анисим Федорыч. Надо подумать... Пурпуров. Но что же я могу придумать ? Я готов бы служить начальству... Да ведь все зависит от Владимира Васильича, а к ним не подойдешь с благодарностью... Анисим Федорыч. Сс... Избави Бог... Пурпуров. Так что же мне делать?... Анисим Федорыч. Надо постараться угодить начальству, заслужить его доверие... Пурпуров. Но какими средствами? Анисим Федорыч. Может быть, и есть средства. Надо подумать... Пурпуров. (быстро отворачивается в сторону, поспешно раскрывает бумажник и вынимает из него пачку ассигнаций). Анисим Федорыч... я вам обязан много... Душа моя только знает, сколько я вам обязан. Позвольте поблагодарить вас... от души... (Подает деньги.) Анисим Федорыч (спокойно берет деньги). Благодарю вас. (Искоса посматривает на деньги в своей руке.) Пурпуров (вполголоса). Полтораста... Анисим Федорыч. Опускает деньги в карман. Пурпуров. Одной прошу милости... Научите, как войти в расположение начальства... А я для службы готов распинать себя. Анисим Федорыч. В вашем стану ведь есть раскольники? Пурпуров. Есть, Анисим Федорыч, есть... Анисим Федорыч. И богатые? Пурпуров. Есть с большими достатками. Анисим Федорыч (в раздумье). А нет ли такой старой девки... у них бывают такие, что книги читает, к ней сходятся молиться, она и кадилом эдак кадит, и на себя что-то такое надевает... Пурпуров. Должен признаться перед вами, зная всю вашу высокую честность, что не выдадите своего, - есть и такая... Анисим Федорыч. Вы с нее, стало быть, до сих пор получали... Ну, теперь... нечего делать... Пурпуров (в восторге). Понял, Анисим Федорыч, понял, сообразил. (Скороговоркою.) Дабы заслужить перед начальством, лишиться этого дохода, подкараулить ее во время сходки, оцепить, схватить, представить со всем, что найдется, даже можно выдумать новую секту, а ее, как главную сектантку... Анисим Федорыч, благодетель... Вот, ведь, оно что... Вот она выдумка-то... Анисим Федорыч (спокойно). Не хотите ли чайку? Теперь время... Может быть, и с прибавлением любите... Пурпуров (еще в волнении). С удовольствием могу с вами.. Ах, Анисим Федорыч, оживили вы меня... Да я на этой же неделе представлю... Анисим Федорыч. Дашенька! Голос за сценой. Сейчас, папаша. Пурпуров. Ваша милая дочка? Анисим Федорыч. Да. Пурпуров. Давно уже не имел чести видеть... Явление второе. Те же и Дашенька. Дашенька (вбегая). Чего изволите, папаша? (делает книксен Пурпурову и подходит к отцу.) Пурпуров (раскланиваясь). Как изволили вырасти, сударыня, и похорошели... Давно уже не имел чести вас видеть... Дашенька (насмешливо). Разве я прежде дурна была? Пурпуров. Были всегда прекрасны, а теперь стали еще прекраснее... Дашенька. Для вас, я думаю, это все равно... Пурпуров. Как это можно, сударыня, приятно видеть, когда цветут... У меня, у самого дочь - невеста... Дашенька (со смехом). И тоже цветет? Анисим Федорыч. (с улыбкой удовольствия смотря на дочь). Ну-ка, полно, полно, болтушка. Поди-ка, пришли нам поскорее чайку... Дашенька. Сейчас... (Идет к дверям.) Анисим Федорыч (вслед ей). Да и ромку... Слышишь?... Дашенька. Слышу, чайку и ромку. История известная. (Уходит.) Пурпуров. Веселая барышня... Анисим Федорыч. Да, весела, пока отец жив... Пурпуров. Ах, Анисим Федорыч. Что может быть этого приятнее, как свои законные дети, и как есть чем их воспитать и образовать... Анисим Федорыч (со вздохом). Да, вот у меня единственное утешение на старости. Пурпуров (тоже со вздохом). Да, а вот как у меня их шестеро, Анисим Федорыч, надо для всех приготовить!... (Входит слуга и подает чай). Анисим Федорыч. Может быть, много детей еще лучше. Меньше любишь их, больше себя рассчитываешь... А вот, я все ей готов отдать, только бы была весела... Там один умрет, - другие останутся, а я без нее, кажется, совсем пропаду... Пурпуров. Правда ваша, Аниим Федорыч, велики чувства родительские; говорят, с детьми нехорошо, а без детей еще хуже того... Теперь хоть иногда и душой покривишь, так и перед Богом покаешься: для детей, Господи!... Не одного себя кормишь, отечеству слуг приготовляешь, а жалованьем одним не проживешь... Правду ли я говорю, Анисим Федорыч? Анисим Федорыч. молча качает головой. Пурпуров. Вы, теперь, Анисим Федорыч, такую мне мысль подали... Такое я для начальства удовольствие сделаю, что и не ожидают... А ведь в самом деле, Анисим Федорыч, ведь эти раскольники большой вред нашему государству, России, причиняют. Это начальство справедливо поступает, что приказывает их всячески преследовать... Анисим Федорыч. (повеселевши от пунша и возбужденных чувств родительской любви) Выгодную статью делает для нашего брата чиновника, - кто хочет, получай деньги, а кто не хочет денег, - чины. Пурпуров (смеется). Истинную правду изволите говорить... Анисим Федорыч. А кто половчее, да поумнее, так тот и деньги, и чины получать может, как ваш исправник... (Оба смеются.) Пурпуров. И все так, Анисим Федорыч, все из одного этого бьются... Отчего же это только нынче эти бескорыстные чиновники завелись... Анисим Федорыч. Отчего?.. От самолюбия... Дашенька (входя). А что, папаша, не пора ли вам в правление?... Анисим Федорыч. А в самом деле уж пора... Пурпуров (поспешно допивая стакан). Позвольте пожелать вам, Анисим Федорыч, всякого благополучия. Анисим Федорыч. Прощайте... Когда же вы домой ?... Пурпуров. Сейчас же в путь... Вы знаете, ведь я инкогнито, без отпуска, только по вашему... Анисим Федорыч. Ну-с... Желаю вам... А там те вещи, что привезли, отдайте человеку... Пурпуров. Очень хорошо-с... Отведайте: замечательные штучки, я сам по этой части охотник. Прощайте, сударыня! Дашенька (незаметно передразнивая его). Прощайте, сударь! Пурпуров. Ах, вы, барышня веселая! Ну, да Бог с вами... (Кланяется и уходит.) Явление третье. Те же без Пурпурова. Дашенька. Что у вас, папаша, за уроды бывают?... Анисим Федорыч. Ах, Даша, зачем ты над каждым человеком насмехаешься? Неужели вас этому в пансионе учили? Матушка моя, иной урод полезнее для нас с тобой всякого франта. Дашенька. Ну, уж я думаю! Разве только тем полезен, что посмеяться есть над чем... (Передразнивая.) Были прекрасны, а теперь стали еще прекраснее... Анисим Федорыч (невольно улыбаясь). Ну, что же делать ? Не всем же быть таким молодцам, как Владимир Васильевич... Дашенька (вспыхнув). Что мне Владимир Васильич? Есть и кроме него хорошие люди на свете... Анисим Федорыч. А я думал, что уж лучше его для нас и на свете нет... Дашенька. Я ничего не говорю про него ни дурного, ни хорошего, а ласкова с ним потому, что вы сами того хотите... Анисим Федорыч. Поди-ка, сядь возле меня... Вот что я тебе скажу: ты будь с ним ласкова, любезна, только не забывай, что он мой начальник. Дашенька. А мне-то что до того за дело?... Анисим Федорыч. Да, разумеется, тебе нет дела, а все-таки помни, что от него зависит моя служба и все твое благополучие; но будь осторожна с ним, потому что он все-таки чужой человек... Дашенька. То есть как осторожна? Анисим Федорыч. А не доверяй ему очень. Ты девушка умная, должна понять, что он ходит сюда так часто не для меня, а для тебя... Ну, и пусть ходит: от этого служба моя зависит... Только смотри, чтобы больше ничего не было... Дашенька. Про что это вы говорите? Я не понимаю... Анисим Федорыч. Ну, да хорошо!... Понимаешь: ты не дура... Помни, что ты ведь у меня одна, а он нашим не будет... Дашенька. Как это - нашим?... Анисим Федорыч. А так. Ни твоим мужем, ни моим зятем... Нечего краснеть-то... Если бы мы и захотели этого, так он не захочет... Так и будь осторожна... Нам бы как только провести время, покамест он здесь служит, а ведь он из таких, что как раз в Петербург переведут... Эдаким, ведь, здесь не лафа. Они только из того и хлопочут, чтобы как в Петербурге местечко получить... Он уж, кажется, и в виду имеет... Что ты точно побледнела... Дашенька. Нет, ничего... Ну, а послушайте, папаша. Вот он у нас почти каждый день бывает; вы приказываете, чтобы я была с ним любезна; ну, а если я очень привыкну к нему, а он уедет в Петербург, вы поедете ли туда?... Анисим Федорыч. И не подумаю... Дашенька. Ну, а если я привыкну так, что умру без него?... Анисим Федорыч. Что? Что? Что, ты шутишь, или дело говоришь? Дашенька. Ну, а если дело... Анисим Федорыч. Послушай, Дарья... Даша... ты мне лучше прямо скажи... Ты знаешь, ты одна у меня... Я для тебя и живу, и служу, и коплю... Я тебя берегу... Я не с тем тебя заставляю ласкать его... А если что у тебя на душе... ты лучше скажи мне... Я и службу брошу, и его прогоню... Слышишь?... Ты мне скажи... Ты мне дороже всего... Я на тебя надеялся, оттого так и пускал его, и тебе позволял, а то смотри... Ты мне скажи лучше... Дашенька (хохочет). Ах, папаша, и испугался уж, а чего - и сами не знаете... Полноте, папаша, что мне в вашем Владимире Васильиче! Есть ли, нет ли, все равнехонько... Ха, ха, ха!... Вот еще что вообразил... Анисим Федорыч. Да ты правду скажи... Как же ты... Что ты говорила... Дашенька. Да я пошутила, попугать вас хотела... Анисим Федорыч. Ну, то-то!... Смотри... Ты ведь умница... Ты ведь знаешь, как я тебя люблю... Не шути эдак никогда... Дашенька. Я хотела только узнать, как вы меня любите... так пошалить... Анисим Федорыч. Ну, то-то пошалить! Совсем было с ума свела... Поцелуй-ка меня... Да и ничего в нем нет хорошего, так только одни разговоры пустые... Фанфаронство одно... Нет в нем ничего существенного: все для одного близиру и говорит, и делает... Дашенька. Вот, папаша, уж не люблю, все разное говорите: то хвалите его, то браните... Анисим Федорыч. Ну, ты меня не учи: я знаю что говорю, для предостережения твоего... У этих молодчиков совести мало, хоть и рассказывают там россказни свои про честь, да про бескорыстие... А мы знаем: не берет деньгами, так рад взять чем другим... Знаю я, не будь ты такая красавица, давно бы уж быть мне без места. Только помни! Не женится он на тебе никогда... Дашенька. Да перестаньте, папаша! Что это вздумалось твердить одно и то же! Говорят вам, мне дела нет никакого до вашего Владимира Васильича... Угодно вам, чтобы я его принимала, и принимаю, а не прикажете, и выходить не стану при нем... Очень мне нужно!... Анисим Федорыч. Нет, не выходить нельзя, будь только осторожна... Ушей не развешивай. Дашенька. Уж слышала, слышала, слышала... А вот если он услышит, что вы говорите, так и отдаст вас под суд... Анисим Федорыч. Ах ты... ветер!... И то дело, нечего и говорить, кажись, не дура девка, в обиду сама себя не даст... Ну-ка, прощай, пора мне в правление идти... Дашенька. А чаю не хотите еще? Анисим Федорыч. Нет, не хочу... Ром славный прислал Трезимов, с одного стакана в голове зашумело... (Собирает бумаги, лежавшие на столе, берет фуражку и приготовляется идти.) (За сценой голос: дома барин? Другой голос: дома!) Дашенька. Вот Владимир Васильич пришел... За то, что вы мне говорили, уйду в свою комнату и не выйду... Занимайте его сами, как знаете... (Убегает). Анисим Федорыч (вслед ей). Погоди, не уходи... Эка вострушка!... Явление четвертое. Анисим Федорыч и Владимир Васильич. Владимир Васильич. (подавая руку Анисиму Федорычу, быстро осматривает комнату). А я к вам мимоездом, хотелось сообщить приятную новость: вице-губернатор переведен в другую губернию... (Садится.) Анисим Федорыч (стоя). Будто-с... Владимир Васильич. Я сейчас от губернатора, обедал у него... С нынешней почтой пришел указ, перемещен в Архангельск... Ничего, пусть прокатится тысячи две верст, коли с нами не умел ужиться... Анисим Федорыч. И прекрасно... Да что, пустой, беспокойный человек... Через него одни неприятности... Свое самолюбие любил тешить... Редкий журнал пропустит, все свое мнение подает... Владимир Васильич. Скажите лучше, взяточник и покровитель взяточников. И с кем же вздумал тягаться?... Я давно говорил, что упеку его... Еще когда я был чиновником особых поручений и приехал сюда с генералом, он имел дерзость не заплатить мне визит и еще вздумал делать мне замечание по следствиям... Хотел бороться с губернатором, с этим благороднейшим, бескорыстнейшим человеком... И кто же, кто?... Он, защитник Зайчиковых и им подобных старых мошенников... Анисим Федорыч. Хм... да!... Владимир Васильич. Да что вы не садитесь?... Одолжите огня... закурить сигару... Э, да вы и с фуражкой. Видно, в правление собирались? Анисим Федорыч (зажигая спичку). Да, хотел было. Уже время... Да не прикажете ли чаю? Владимир Васильич. С удовольствием... Я еще не пил... Да где же Дарья Анисимовна?... Я вас не задерживаю ли ?... Анисим Федорыч. Нет-с, ничего... Я вот ее сейчас позову... А мне уж позвольте отправиться... (Подходит к дверям и кричит.) Дашенька! Поди сюда, да прикажи чайку подать для Владимира Васильича... Владимир Васильич. Да, вот еще что я вас хотел просить. Кстати вы едете в правление, возьмите вот эту бумагу и рассмотрите ее, пожалуйста, справьтесь там с законами... Это копия с духовного завещания двоюродной тетки моей, по которому я должен получить часть из наследства... Вместе со мной покойницей назначены наследниками родные дядя и тетка мои Губанчиковы, с тем, чтобы имение разделить поровну между троими... Кажется мне, воля умершей незаконна, и имение не может быть разделено, а должно следовать мне одному... Вы лучше знаете гражданские законы, служили в гражданской палате: подумайте, пожалуйста, хорошенько и скажите мне. Я вам буду очень благодарен. Анисим Федорыч. Слушаю, рассмотрю-с... (К дверям.) Дашенька, что ж ты нейдешь?... Голос за стеной. Иду, иду... (Входит Дашенька.) Явление пятое. Те же и Дашенька. Владимир Васильич (вставая). Здравствуйте, Дарья Анисимовна. Здоровы ли вы?... Дашенька. Слава Богу... Анисим Федорыч. Ну, а мне уж позвольте. Вот хозяйка... Владимир Васильич. Сделайте милость, Анисим Федорыч... Займитесь, пожалуйста, этим завещанием... Анисим Федорыч. Непременно... (Раскланивается.) Владимир Васильич. Прощайте... Дашенька. Прощайте, папаша, (целует его.) (Анисим Федорыч уходит). Явление шестое. Владимир Васильич и Дашенька. Владимир Васильич (садится возле Дашеньки). Ну, что вы поделывали в это время, пока мы не видались? Дашенька. По обыкновению, ничего... Владимир Васильич. Ну, что же, веселились или скучали... Дашенька (насмешливо). Веселилась... с папашей... с его милыми посетителями... Отчего вы у нас давно не бывали?... Владимир Васильич. Три дня назад. Разве это давно ?... Дашенька. Не знаю, как для вас... Владимир Васильич. А для вас?... Что же вы молчите?... Хотя я и не был у вас эти три дня, но я не переставал о вас думать, а вы?... Что же вы не хотите сказать?... Доротея... (Хочет взять ее за руку.) Дашенька (отдергивая руку). Я Дарья... Владимир Васильич. Но ведь вы дали мне право называть вас этим именем?... Дашенька. Отчего вам не нравится мое настоящее имя?... Владимир Васильич. Доротея благозвучнее... То имя, которое вам дали, не стоит вас... Дашенька. Так же, как я не стою вас... Владимир Васильич. Послушайте, Доротея, что это за фразы... Иногда мне кажется, что вы капризный ребенок, которому нравится мучить меня... Дашенька. Если вы находите меня капризным ребенком, это ваше дело... Но зачем же мне мучить вас?... Владимир Васильич. Так, от нечего делать, или из кокетства. Дашенька. Зачем же вы позволяете играть собою капризному ребенку или кокетке?... Владимир Васильич. Но ведь вы знаете, что я люблю вас, что любовь моя к вам безмерна, что я готов всем для вас пожертвовать... Отчего же вы никогда не скажете, любите ли вы меня хоть немножко, или ненавидите... Дашенька. Отчего я никогда вас не спрашиваю об этом, а вы вечно с одним и тем же вопросом ? Владимир Васильич. Оттого, что я люблю вас, а ваше молчание, напротив, убеждает меня в вашем равнодушии ко мне... Дашенька. Если вы убеждены в этом, о чем же вы спрашиваете?... Владимир Васильич. Так вы не любите меня? Дашенька. Ну, полноте, Владимир Васильич, что у вас за страсть спрягать этот глагол? Мне уж это и в пансионе надоело... Поговоримте о чем-нибудь другом... Владимир Васильич (надувшись). О чем же прикажете? Дашенька. Ну, хоть о том, что вы делали в эти три дня, пока не были у нас. Владимир Васильич. О, я это время провел очень приятно в обществе милой, образованной, очень хорошенькой и богатой, которая приехала из Петербурга хлопотать по своим делам... Дашенька. Не сбираетесь ли и вы в Петербург? Владимир Васильич. Очень может быть, и даже больше, нежели вероятно. Дашенька (бледнея). На службу, или на время?... Владимир Васильич. Конечно, с тем, чтобы никогда более сюда не возвращаться... Дашенька (скрывая внутреннее волнение). Счастливый путь! (Входит Николай Потапыч). Явление седьмое. Те же и Николай Потапыч. Дашенька. Ах, Николай Потапыч, как я рада, что вы пришли... Садитесь, пожалуйста. Владимир Васильич. А, Зайчиков, вы каким образом сюда? Николай Потапыч (садясь). Да той же самой дорогой, что и вы, Владимир Васильич. Владимир Васильич (сухо). Отчего же вы не в правлении? Николай Потапыч. Да нечего делать, так и ушел. Владимир Васильич. Как это? Прежде секретаря? Николай Потапыч. У Анисима Федорыча, верно, есть дела, а у меня особенно нужных и спешных нет... Владимир Васильич. Всякое дело и нужно, и спешно! Мне это не совсем приятно, что вы самовольничаете; этак все столоначальники уйдут из правления, а за ними и писцы прежде секретаря... А почем вы знаете, может быть, Анисиму Федорычу нужно отдать вам какое-нибудь приказание?.. Дашенька. Ну, полноте, Владимир Васильич, о ваших делах! Еще вам не надоело!.. За папашу я отвечаю, он не рассердится... Садитесь сюда поближе, Николай Потапыч... Ну, что ваша повесть?.. Вы знаете, Владимир Васильич, Николай Потапыч пишет повесть. Он читал мне несколько глав... Как хорошо, если бы вы знали!.. Владимир Васильич (колко). Вижу, вижу, что повести г. Зайчикова вам очень нравятся... Не смею с вами спорить. Может быть, они точно заслуживают такого восторга с вашей стороны, только признаюсь, мне не нравится, что господин Зайчиков пустился в литературу: все литераторы плохие чиновники, а Зайчикову нужно служить... и, следовательно, дорожить мнением о нем начальства... (Обращаясь к Зайчикову.) Как вы об этом думаете? Николай Потапыч. Я думаю, что начальство будет составлять обо мне мнение на основании моих служебных трудов, а не на основании моих литературных занятий, до которых, я полагаю, кроме меня, никому дела нет... Владимир Васильич. Нет, вот видите, и Дарья Анисимовна принимает в вашей повести большое участие... Николай Потапыч. Дарья Анисимовна была единственная женщина, которая приласкала меня в этом городе, и ей одной только решился я прочитать, что пишу на досуге, надеясь, что не станет смеяться надо мною... Дашенька. Нет, Николай Потапыч, прелестно, превосходно. Вы будете замечательный писатель... Владимир Васильич (со смехом). Писатель из губернского правления... Николай Потапыч. Острота, Владимир Васильич, довольно не новая... Владимир Васильич (презрительно). Что-с? Дашенька. Я так не знаю, как благодарить Николая Потапыча: с тех пор как он познакомился с нами, я постоянно имею книги... Николай Потапыч (с горечью). Если пошло на благодарность, Дарья Анисимовна, так и я с своей стороны за знакомство с вами должен благодарить должность столоначальника, которую получил недавно. В низшей должности я бы, верно, не удостоился чести быть в одном доме с Владимиром Васильичем... Дашенька. Почему это?.. Я не понимаю Николай Потапыч. А я очень хорошо помню, что Анисим Федорыч пригласил меня к себе в тот самый день, как я был утвержден столоначальником... Дашенька (с упреком). Ах, Николай Потапыч, зачем вы так говорите о папаше? Это нехорошо!.. Николай Потапыч. Простите меня, ради Бога, я становлюсь желчен. Владимир Васильич. Это все от литературных занятий... Николай Потапыч. Нет, Владимир Васильич, скорее от служебных... Владимир Васильич. Ах, да, да! Понимаю что вы хотите сказать. Писателю неприлично служить, он неспособен к службе... Совершенная правда, г-н Зайчиков... Николай Потапыч. Понимаю и я, что вы хотите сказать... Действительно, я не стал бы служить, но не потому, что считаю службу недостойною себя, или себя неспособным к ней. Я знаю, что следует служить и что я могу служить не хуже других... Но потому рад бы я был оставить службу, что в ней много возмутительной лжи и неправды, что даже в людях, считающих себя бескорыстными, один эгоизм и ни малейшей снисходительности, а не только самопожертвование... Владимир Васильич. А вам хотелось бы, чтоб начальник снисходил всем уклонениям от службы подчиненного, чтобы он, может быть, даже из глупого сострадания щадил мошенников и взяточников?.. Вам этого бы хотелось?.. Это взгляд, недостойный даже поэта... Дашенька. Ах, полноте, господа! Это даже скучно... Оставьте этот разговор. Николай Потапыч. Нет, Дарья Анисимовна, позвольте мне ответить Владимиру Васильичу, потом даю вам слово ничего не возражать... Нет, не того бы я хотел, но желал бы, чтобы в людях, облеченных властно, было побольше сердца, чтобы они умели отличать настоящее зло от кажущегося, чтобы умели ценить людей, которые служат сорок лет никого не обижая, не притесняя, окруженные любовью и доверием всех близких к ним людей, чтобы не пускали по миру целую семью за то только, что глава, ее вскормивший, вырос и воспитался на иных убеждениях, а умели бы оценить в нем настоящую честность, хотя и несогласную в формах с их собственною... Вы понимаете, чего бы я хотел, Владимир Васильич?.. Владимир Васильич. Горячо и бестолково, как и свойственно настоящему поэту. Но я, как начальник, советую вам, милостивый государь, никогда не рассуждать так смело о поступках людей, которые стоят вас выше, следовательно, и видят дальше, у которых сфера деятельности шире вашей, а, следовательно, и знания, и понимание больше вашего. Вместе с тем не мешало бы вам помнить, что для вас же очищается та дорога, с которой сталкивают все негодное, что, следовательно, если есть семья, которая должна идти по миру, так вы обязаны поддерживать ее... А для этого нужно не соваться вперед носа, не умничать, где не спрашивают, а делать дело, не манкируя им, выучиться сначала повиноваться, чтобы уметь повелевать и чтобы не потерять средств делать добро, если вы желаете его делать, хотя бы для вашей собственной семьи... Поняли вы меня, г-н литератор Зайчиков?.. Николай Потапыч. Понимаю, что во всем этом общие места, эгоизм, ни капли... Дашенька. А вы дали слово, что больше не будете возражать... Николай Потапыч. Да, правда... Да оно и лучше молчать, а то, пожалуй, лишусь последних средств делать добро своей собственной семье, которая должна идти по миру для того, чтобы я мог ей помогать... Ну, не в добрый час я пришел к вам, Дарья Анисимовна... Лучше уйти... Прощайте... Дашенька. Полноте, посидите... Николай Потапыч. Нет, не могу... Прощайте... Прощайте, Владимир Васильич... Владимир Васильич. Советую вам не уходить в другой раз из правления прежде времени. Николай Потапыч (готовый выйти из гостиной, при последних словах риостанавливается). И вот как достаются они, эти средства делать добро, равные трем стам целковых жалованья... Ценой рабской покорности и унижения... (Уходит.) Явление восьмое. Владимир Васильич и Дашенька. Владимир Васильич (презрительно). Мальчишка!.. Дашенька. Зачем вы так презрительно с ним обходитесь? Владимир Васильич (злобно). А вам жалко его? Дашенька. Конечно, жалко. Он славный молодой человек, умный, добрый... Я не понимаю только, что с ним сегодня сделалось... Владимир Васильич. О, вижу, вижу ваши отношения. Он вам книжки носит, по вечерам свои повести читает... Какие нежные, идиллические отношения... И отец ваш смотрит на это равнодушно... Дашенька. Да что вы, Владимир Васильич, разве тут есть что-нибудь непозволительное?.. Владимир Васильич. О, помилуйте, возвышенные высокие чувства... Что же иное может питать душу поэтов... Дашенька. Я вас не понимаю... Владимир Васильич. Да я-то вас понимаю. Вы не умели меня ценить, вы меня дурачили, предпочли мне первого встречного мальчишку... Ну, так прощайте!.. О, я теперь понимаю, что все это значило... (Входит Анисим Федорыч.) Явление девятое. Те же и Анисим Федорыч. Анисим Федорыч. Спешил, чтобы доложить вам. Дело по завещанию можно повернуть в вашу пользу; все одни получите... (Вынимает из кармана бумагу.) Владимир Васильич (сухо). Хорошо-с! (Берет из рук Анисима Федорыча бумагу.) Прощайте. Анисим Федорыч. Куда же вы изволите?.. Владимир Васильич. В правление. У вас там беспорядок: чиновники не занимаются делом, самовольно уходят из присутствия... Анисим Федорыч. Помилуйте... Все при своих местах... (Следуя за уходящим.) Владимир Васильич... Владимир Васильич, закусить не угодно ли?.. Владимир Васильич. Нет, не хочу... Прощайте... (Уходит.) Анисим Федорыч (к дочери). Что он, рассердился?.. Дашенька (печально и раскаянно). Да... Анисим Федорыч. На кого? За что? Дашенька. На меня... Анисим Федорыч. За что же это?.. Как же тебе не стыдно... Говорил я тебе... Вот что теперь будет... Ах, Дарья, говорил: будь любезна... Да за что же рассердился-то?.. Дашенька (сидит молча и задумчиво, спустя голову на руку). Не знаю... Анисим Федорыч. Как не знаешь?.. Ведь вот говорил... Ах, Дарья! ах, Дарья! Что теперь будет... (Занавес опускается). Действие третье. Гостиная в доме Анисима Федорыча. Явление первое. Дашенька (сидит в больших креслах, скучная и задумчивая, с работою в рукахе) и Анисим Федорыч (ходит из угла в угол по комнате). Анисим Федорыч. И ночи не спится, и после обеда заснуть не мог... Я знал, что все так пойдет... И пошло... Пошли неприятности... Теперь знай только оттерпливайся, пока по шее не прогонят... (Останавливаясь против Дашеньки.) Что, дочка?.. Утешила отца, одолжила... Умела заслужить... Добилась, что отца чуть из службы не гонят, что последний писаришка под нос ему смеется и ни страху, ни уважения никакого не показывает... Что?.. Рада?.. Дашенька. Помилуйте, папаша!.. Да чем же я-то виновата?.. За что вы на меня-то сердитесь?.. Анисим Федорыч. Чем виновата?.. За что сержусь ?.. Гм... Не понимаешь!.. Нет, как бы ты дура была, я бы на тебя не сердился и не взыскивал... С дурака нечего взыскивать... А ты не дура, ты понимаешь... Это все капризы одни... Баловство и... Избаловал я тебя... К самовольству приучил... Так надо назло отцу делать, досадить, подразнивать - это ваше женское дело... Гм... не понимает... Ученьем своим, пансионом превозносишься, а отец, дескать, на медные деньги учился... Да через кого ты и образованье-то свое получила, как не через отца?.. Дашенька. Папаша, да клянусь вам, я не понимаю, за что сердитесь... Вторую неделю вы мучите упреками, а все-таки не знаю своей вины... Анисим Федорыч. Не говори, не серди... Ты знаешь, что я для одной тебя и живу, и служу... Не в гроб же возьму с собой, что коплю... Для тебя же коплю... Я не дурному чему учил тебя, от дурного сам предостерегал!.. А хотелось, чтоб ты была помощницей отцу, хоть сколько-нибудь... Все устроил: правитель канцелярии меня уважал, советники заискивали, от просителей отбою не было. Первым человеком в губернии был... Совсем молокососа к рукам прибрал, все шло, как по маслу, а ты точно назло все испортила... На зло, на досаду отцу... Умела же любезничать с этим фертом Володькой Васильевым, пока ничего не говорил, а как только слово сказал, в предостережение сказал, так взяла, да нарочно и поссорилась с ним тем же днем... Разве я твоих капризов не понимаю?.. А вот теперь что наделала. Показал тебе хвост, много ли видела, и поговорить, полебезить не с кем, самой скучно, а отцу таки досадила, мол... на!.. Дашенька. Это, наконец, невыносимо, папаша, это обидно... Чего вы хотите от меня, чего требуете?.. Анисим Федорыч. Хотел, а теперь ничего не хочу, ничего не требую... Не умела держать, когда давался, а теперь не изловишь... Он сам ловок... Дашенька (с гневом и со слезами). Папаша, да чувствуете ли вы, что говорите? Ведь вы меня оскорбляете, унижаете... Анисим Федорыч. Ты оскорбляешься, девчонка... когда тебе нечем оскорбляться... А отцу ничего... Он и оскорбляться не должен, когда его того и смотри с позором, да с бесчестьем из службы выгонят... И теперь уж на меня никто не стал внимания обращать... И теперь стали замечать, что не в ту сторону колесо повернуло... Да как и не заметить? Каждое присутствие неприятности, не говорит хорошенько, не смотрит; а чуть что, пустяки какие, так сейчас и придирка, и замечание... На писаря сегодня закричал, дураком или шельмецом, что ли, назвал, так и тот осмелился, пошел жаловаться на меня, и мне же выговор при всех писарях и столоначальниках... А посмел ли бы всякая мелочь прежде идти на меня пожаловаться?.. Так разве мне это легко переносить ?.. Вот другой день ни одного просителя не было. И те, видно, узнали... Прежде, бывало, что ни захочу, что ни посоветую, - все делал!.. А если и сам велит что сделать, да не по-моему, так уж будет так, как хочу, и увидит, что не исполнил, - молчит, точно не замечает... А теперь, что ни предложу, все наперекор делает... Как и просителям не узнать!.. А кто во всем виноват? Ты, ты виновата, из каприза из одного не хотела отца послушать... Хорошо, как уберется, в Петербург уедет, а если пробудет еще хоть с неделю, - прощай служба... Да еще в уголовную, пожалуй, упекут. От них станется, знаю я их, голубчиков... А все отчего вышло?.. От твоего каприза... Да она же еще и обижается, плачет... Вот оно баловство-то... Злость берет, лучше уйти... (Уходит, крепко хлопнувши за собою дверью.) Явление второе. Дашенька (одна). Так вот что... Вот какую роль заставил меня играть родной отец!.. (Переставая плакать, с грустным смехом.) Славная роль для дочери чиновника-взяточника... Ведь, это обидно, унизительно... (После некоторого молчания, в раздумье.) Так разве я-то виновата, что полюбила его ?.. Хоть бы и таким образом... А он... Разве это не любовь, что он терпел моего отца на службе?.. Он, бескорыстный и благородный... Он это делал для меня... Теперь я понимаю, почему он перестал ездить к нам: он подумал, что я в заговоре с отцом, что я только кокетничаю с ним, завлекаю его, чтоб он не отставил отца от должности... Зачем я не сказала ему, что люблю его, зачем дурачилась, скрывалась?.. Вольдемар, Володя, как бы ты знал, как бы ты умел догадаться!.. Неужели он уедет в Петербург совсем?.. (Ломает руки.) Господи, зачем я не сказала ему?.. Он уедет... Я не могу жить без него... (Задумываясь.) Чего я жалею... Кого?.. Отца ?.. (Горько улыбаясь). Для него все равно... (Закрывая лицо руками.) Вольдемар... Вольдемар... (Плачет, потом быстро отирает глаза.) Разве не все равно страдать... Разве я виновата... (Задумывается.) Явление третье. Дашенька и Николай Потапыч. Николай Потапыч (входя). Здравствуйте, Дарья Анисимовна... Дашенька. А, здравствуйте, Николай Потапыч... Николай Потапыч (пристально вглядываясь в Дашеньку). Что вы какая бледная, грустная?.. Дашенька. Нисколько. Николай Потапыч. Простите меня, Дарья Анисимовна, но я замечаю, что вы очень изменились в последнее время и наружно, и, кажется, нравственно: похудели, побледнели; ваша обычная веселость пропала, вы стали как-то печальны и рассеянны... Дашенька (равнодушно). Может быть. Николай Потапыч. Но, ведь, должна быть какая-нибудь важная причина такой перемены... Дашенька. Конечно, должна быть, а, может быть, и нет... Николай Потапыч. Еще раз простите меня, Дарья Анисимовна. Мы еще не очень давно знакомы, но я успел так... оценить ваши достоинства... так искренно и глубоко... (Голос его немного дрожит) предан вам, что мне тяжело видеть такую перемену... Дашенька. Я не замечаю, чтоб изменилась сколько-нибудь в отношении к вам... Николай Потапыч (с чувством). О, за себя я вам много, много благодарен... Но мне грустно за вас самих... Дашенька (с грустною улыбкой). А за меня не беспокойтесь. Всякий больше всего дорог для самого себя... Николай Потапыч. Ну, не знаю, справедливо ли это. Могут быть у каждого такие люди, для которых мы с наслаждением готовы пожертвовать своим счастьем, жизнью, всем. Дашенька (вдруг оживившись). Да... да... это может быть, я согласна... (Опомнившись и стараясь скрыть волнение.) Но... Вероятно... это случается очень редко, как исключение... Николай Потапыч. Без сомнения, для этого надобно любить так, как умеют любить немногие. Дашенька (снова оживляясь). А признайтесь мне, вы любили когда-нибудь так сильно... Николай Потапыч (в совершенном смущении). Я... я... я, может быть... Для чего вам это знать?.. Дашенька. Так, мне хотелось бы, чтобы вы определили это чувство, если испытали или испытываете его... Николай Потапыч. Дарья Анисимовна, пожалуйста... Это поведет слишком далеко... А это... это бесполезно... Кончимте этот разговор... Дашенька (с необыкновенным оживлением). Нет, ради Бога, если вы любили когда-нибудь, расскажите мне, как вы любили... Я хочу, я непременно хочу говорить об этом... Если вы любили... если вы страдали... или были счастливы... расскажите мне... Николай Потапыч. Но пощадите меня... я не могу... мне тяжело, невозможно... Ради Бога. Дашенька. Как верному другу, который вас любить, ценит... который вам будет сочувствовать, откройтесь мне... Ну, пожалуйста... Только все подробно день за днем, час за часом... все, все... Николай Потапыч. Что вы делаете, Дарья Анисимовна?.. Чего вы от меня требуете?.. (Схватывает ее за руку.) Ведь я вас люблю... Дашенька (отскакивая от него). Как?.. Меня?.. (Смотрит на него.) Разве я... Вы серьезно говорите?.. (Сухо.) Я не ожидала, чтобы вы решились говорить мне такие вещи... Разве я подавала вам повод ? Николай Потапыч. Но, ведь, вы сами вызвали... Я не решился бы... Теперь все сделано... Я сказать вам... Вы сердитесь. Да разве я виноват, что полюбил вас?.. Дашенька. Да, да, я знаю. Вы не виноваты... Я не имею права сердиться на вас за это. Не любить не в нашей воле!... Но ради Бога, для себя, для меня, если можете, разлюбите меня... Как другу, как брату я признаюсь вам, вам первому и последнему: я люблю другого, люблю давно и... Николай Потапыч. Я знал, видел это давно... догадывался и не ошибся... Но зачем вы это сказали, зачем не оставили хоть сомнения?.. Вам хотелось с одного раза оттолкнуть меня... О, я знаю, кого вы любите... Дашенька. Говорите, говорите! Кого?.. Я признаюсь, если вы скажете правду... Я так долго молчала, что рада сказать вам все, все... Николай Потапыч (с горечью). Я вас не спрашиваю, мне не нужно вашей откровенности... Я знаю, что вы любите человека скверного, недостойного вас... Дашенька. Как вы смеете так говорить?.. Неужели вы думаете, что только вы одни стоите любви?.. Никогда не смейте так говорить о нем, а то вместо дружбы я возненавижу вас... Николай Потапыч. О, для меня лучше ненависть, нежели любовь ваша к этому человеку: он эгоист, бездушный фразер, который никого не любит, кроме себя, ни даже вас самих... Дашенька. Да вы не знаете, про кого говорите. Он ваш благодетель... Николай Потапыч. Он мой благодетель?.. Он?.. Не за то ли, что дал мне должность тогда, как пустил по миру моего отца-старика?.. Он мой благодетель, когда с последней встречи у вас в доме старается притеснять и оскорблять меня на каждом шагу, зная, что должность мне нужна, чтобы поддержать мою семью?.. О, завтра же я сброшу с себя его тяжелое благодеяние, чего бы это ни стоило. Хоть с тяжким трудом, но я найду средство существования и без него. Дашенька. Да вы врете, врете! Он благородный, бескорыстный, честный человек... Он не берет взяток, хотя сам бедный человек и мог бы очень скоро обогатиться... Он из любви ко мне не удалил от должности моего отца, тогда как... А вы хотите уверить, что он не любит меня... Николай Потапыч. Так знайте же! Этот человек в одно и то же время ухаживал за вами и за пожилою вдовой, почти старухой, за то только, что она богата и имеет связи в Петербурге!.... Видите: я слежу за ним и знаю, что он делает больше всех и гораздо больше вас... Дашенька (бледная и дрожащая). Вы клевещете, вы лжете на него из зависти, из злобы... Этого быть не может... (Удерживая истерические рыдания.) Я вас не спрашивала об этом... Вы это выдумали... Я не поверю... Я люблю его, а вас ненавижу... Николай Потапыч (смягчаясь). Дарья Анисимовна... Я не хотел вас так огорчить... Я хотел вразумить, остановить вас... Простите меня... Дашенька. Подите прочь... Вы хотели остановить меня... Нет, того нельзя уничтожить, что стало жизнью!.. Отец думал дать мне низкую, скверную роль... Он хотел меня сделать средством своих целей... Он ошибся... Это был первый человек, с которым я сблизилась... Я сама не знаю, как случилось, что полюбила его... Но я люблю его другой год... И он сам, мой Вольдемар, не знает об этом... Но разлюбить его никакие силы меня не заставят... Слышите ли? Его, его люблю я, а всех, кто про него говорит дурно, ненавижу, презираю... Слышите ли вы это?.. Николай Потапыч (почти со слезами). За что же я-то вас люблю?.. Дашенька (откидываясь в изнеможении на спинку кресел). Уйдите, пожалуйста... Оставьте меня... Вы не услышите от меня ничего утешительного... (Николай Потапыч стоит молча, уныло спустя голову.) Явление четвертое. Те же и Анисим Федорыч. Анисим Федорыч (к Николаю Потапычу, не отвечая на поклон его). Что вы тут шляетесь?.. Что вы тут торчите у меня?.. Вас никто не зовет сюда... а за вас там неприятности от начальства получай... Николай Потапыч. Что вы хотите сказать?.. Анисим Федорыч. Что хотите сказать?.. Что сказал, то и говорю. Вы вот здесь незваный, непрошеный сидите, а Владимир Васильич приехал в правление, да мне неприятностей при всех наговорил, что вас не было там на своем месте... Николай Потапыч. Завтра же, Анисим Федорыч, я избавлю вас от неприятностей ответственности за меня, я завтра подаю в отставку... Анисим Федорыч. И давно бы пора, а то и так бы выгнали... А здесь вам все-таки делать нечего, извините вы меня... Николай Потапыч. Не ожидал я от вас подобной любезности... Впрочем, теперь я ничему не удивляюсь... (Взглядывает на Дашеньку.) Будьте счастливы... Я прощаю вас, Анисим Федорыч... (Вздыхает и уходит.) Анисим Федорыч (вслед ему). Ступайте, ступайте... Каков еще!.. Прощение дает! Обойдемся и без него... Молокосос! (Обращаясь к дочери.) А ты, вместо того, чтоб отцовской воле повиноваться, на всякую дрянь вешаешься... (Дашенька смотрит на него с изумлении.) Что смотришь?.. Все твои штуки теперь понял. Отец просил тебя в службе его поддержать, желал только расположение начальника удержать за собой... а ты вместо того около этого молодчика лебезишь, а тот на это злится, а отец из-за этого службу теряет... Дочь ты недостойная!.. Дашенька. Да перестанете ли вы меня оскорблять?.. Анисим Федорыч. Не потерплю я распутства от тебя... Дашенька (вскакивает, как ужаленная). Что?.. Анисим Федорыч. То... В монастырь отдам... Дашенька (закрывает лицо руками и падает в кресло) Это ад, а не жизнь... Анисим Федорыч. Ты у меня не смей и думать об этом нищем. От нас не тем пахнет... Он нам не пара... Знай, Дарья, я ничего для тебя не пожалею, жизнью пожертвую, все для тебя одной приобретаю, так ты мне плати тем же... Ну, Дарья... Даша... перестань... Я опять все дело поправил, чуть не на коленях у него прощения просил... Он прямо сказал, что он застал у нас Зайчикова, тот наговорил ему дерзостей, а ты за него же заступилась... Это его и обидело... Да и какой след советнику быть в одном месте с столоначальником?... Я ему побожился Зайчикова в дом не пускать... Обещался сегодня приехать... Дашенька (живо). Как? К нам приехать? Анисим Федорыч. Да... Ну, смотри же, Даша, веди себя умненько, так за все старое Бог простит... А то ты видела, каков я, как что не по мне... Люблю тебя, а из моей воли не выходить... Ну, я уйду со двора. Вы помиритесь, а смотри, будь осторожна... Этого не забывай... Прощай же... Вели чаю изготовить... (Уходит.) Явление пятое. Дашенька (одна). Он опять приедет... (Хватается за грудь). Что со мной?.. Что я буду делать?.. И рада... и боюсь чего-то... и опять в прежней роли... Но что мне за дело, лишь бы он был со мной... Отчего же я вся дрожу?.. Сама судьба помогает мне... Папаша и не подозревает, что он делает... Но зачем он оскорблял меня?.. Разве я заслужила эти подозрения, эти упреки... Он не понимает меня... Он меня делает орудием своих целей... Что ж? Я рада... Мне бы надобно оскорбляться.... а я счастлива... И что такое в душе?.. Обиды не забыты... но я как будто довольна, что все это случилось... (Схватывает себя за голову.) Ну, лучше не думать... (Молчит несколько минут, потом подбегает к зеркалу и смотрится в него.) Вот теперь не бледна... Вся горю... Что ж? Я хороша... Он не может не любить меня... Матреша, Матрена! Явление шестое. Дашенька и Матрена. Матрена. Чего изволите, барышня? Дашенька. Поправь, пожалуйста, мне волосы... Матрена. Сейчас, сударыня, гребенку только возьму. (Уходит.) Дашенька (садится). Что он будет говорить?.. (Задумывается.) Ну, что будет... (Входит Матрена.) Дашенька. Ты, Матреша, прикажи согреть самовар и разлей чай сама, там в девичьей... когда я спрошу, и вели подать... Матрена (приглаживая гребенкой волосы у Дашеньки). Да что, барышня, гости, что ли, будут? Дашенька (старается казаться равнодушною). Да, Владимир Васильич... Матрена Владимир Васильич!.. Ну, слава Богу... Дашенька. Что же это тебя так обрадовало? Матрена. Да как, барышня, не радоваться! Сколько времени не бывали... Дашенька. Так тебе-то что же? Матрена. Да уж мы думали, что он совсем к вам ездить перестал... Дашенька. Ну, так что же? Тебе, ведь, я думаю, все равно? Матрена. Да оно известно, что все равно, а одначе же... Дашенька (улыбается). Что одначе же?.. Матрена. Ах, барышня, хоть мы люди у вас и не ваши, нанятые, а тоже привыкли к вам, любим... Дашенька. Ну, так что же?.. Матрена. Ну, то и есть... Дашенька. Да тебе-то что же, ездит ли к нам Владимир Васильич, или нет... Матрена. Как что, барышня? Мы хоша люди, а тоже видим... Дашенька. Да что же вы видите? Матрена. Да как что? Все видим!.. Дашенька. Ну, что же, например? Матрена. Так разве мы не видим, что, как перестал только ездить к вам Владимир Васильич, так и с папенькой у вас пошли неприятности, и сами вы совсем другие стали... А вон теперь только духом-то его запахло, так вон как расцвели... Дашенька. Какие ты глупости врешь... Для меня решительно все равно... Это так, здесь жарко... А у папеньки неприятности были по службе, вот он и был не в духе, сердился на всех и на меня... Матрена. Ну, да хорошо, ладно, сударыня! Я говорю, мы хошь и люди, а тоже понимаем. Дашенька. Да скажи, что же ты понимаешь? Матрена. Так, ведь, надо правду говорить, барышня. Ведь, уж сейчас видно, что жених с невестой. Дашенька (притворно смеется). Вот что выдумала, чего быть-то никогда не может... Матрена. Ну, да смейтесь, барышня, смейтесь, а, ведь, уж это все видно, не сыкроитесь: как разошлись-то было, так не одни вы тосковали, и Владимир-то Васильич не больно весел ходил... Дашенька. Это ты это как знаешь?.. Матрена. Ах, батюшки мои, мудрено узнать! Мы с ихным-то людям знакомы... Дашенька. Полно, Матрена, какие ты глупости говоришь... Все вздор... Матрена. Ну, да как угодно, сударыня, надо правду говорить... Что же! Эдакой жених вам не в обиду... этаких красавцев, да молодцов поискать... Сокол барин!.. Надо правду говорить... Дашенька. Ну, отстань же, Матрена, этого быть никогда не может... И я ему никогда не понравлюсь, и он мне не нравится... Папенька только потому так его уважает, что он его начальник, а для меня решительно все равно... Не говори никогда этих глупостей... Матрена. Не прикажете, так не буду говорить. Это, как вам угодно... Тут гневаться не за что. Для вас же добра желаем... Вот погодите-ка, кажись, приехал... Приехал и есть... Так чай-от сейчас подавать, или погодить?.. Дашенька. Нет... погоди... Я скажу, когда... только приготовляй теперь... (Матрена уходит.) Дашенька. Что это со мной ?.. Как бьется сердце... Явление седьмое. Дашенька и Владимир Васильич. Владимир Васильич. Здравствуйте, Дарья Анисимовна. Дашенька. Здравствуйте. Владимир Васильич (садясь). Папенька ваш дома? Дашенька. Нет... он ушел... скоро придет... Владимир Васильич (с улыбкой). Позволите мне подождать его?.. Дашенька. Если вам угодно... Владимир Васильич. Да вам это не будет неприятно?.. Дашенька. Разве когда-нибудь ваше присутствие было для меня неприятно?.. Владимир Васильич. Может быть, вы желали бы видеть кого-нибудь другого вместо меня... Дашенька. Кого же другого?.. У меня так мало знакомых... Владимир Васильевич. Что и я даже могу быть приятным гостем. (Усмехается.) А, может быть, например, хоть господина Зайчикова... Дашенька. Зайчиков был сегодня, и папаша его почти выгнал из дома. Владимир Васильевич (улыбаясь). А-а!.. Так вот причина того волнения, в котором я вас застал?.. Понятно... Дашенька (сквозь слезы). Владимир Васильич, вы-то за что меня оскорбляете? Владимир Васильич. Разве я оскорбляю вас?.. Может быть, вам досадно, что я отгадал ваше душевное состояние... Но чем же тут оскорбляться ?.. Дашенька. Нет, вы не понимаете меня... Я в вас ошиблась... Вам весело смеяться надо мной... мучить меня... Зачем же вы говорили... уверяли меня? Владимир Васильич. Что я вам говорил? В чем уверял? Дашенька. Неужели нужно напоминать вам ваши слова?.. Владимир Васильич. Да, я не отказываюсь от своих слов, но... быть соперником Зайчикова, - не могу, быть игрушкой вашего каприза, - тоже не могу... Это не моя роль... Дашенька. У вас никого нет соперников... Я никогда вами не играла... Владимир Васильич. Зачем же вы не хотите сказать мне то, о чем я вас спрашивал. Дашенька. Я боюсь... Я не знаю... что мне мешает... (Опуская голову на руку.) Разве вы не знаете сами?.. Владимир Васильич. Ну, Доротея, утешьте меня. Скажите... если вы меня любите... Ну, Доротея... (целует ее руку.) (Дашенька целует его в голову. В соседней комнате слышатся громкие шаги и кашель Анисима Федорыча). Дашенька (быстро отдергивая руку, вполголоса). Папаша. Владимир Васильич (стараясь скрыть волнение). Мне очень нужно бы видеть Анисима Федорыча, чтобы поговорить об одном деле... Досадно, что его нет дома... Явление восьмое. Те же и Анисим Федорыч. Владимир Васильич (как бы не замечая входящего Анисима Федорыча). Как вы думаете, скоро придет ваш папенька?.. (Увидя его.) А-а... да вот и Анисим Федорыч... Здравствуйте... А я только что приехал к вам... (Подает ему руку.) Куда вы это побывали?.. Анисим Федорыч (униженно раскланиваясь). А ходил-с в правление. Давеча позабыл захватить журналы, надо рассмотреть вечерком... Дашенька, что же ты чаю... (Дашенька быстро уходит.) Владимир Васильич. Благодарю вас, я пил... Ну, а что?.. Вы написали мне прошение по моему наследству?.. Анисим Федорыч. Как же-с, как же... написал... Надо полагать, что дело выиграется в вашу пользу... Владимир Васильич. А вообразите, - как отличился сорокинский становой пристав, помните, которого я хотел было отдать под суд. Открыл, батюшка, страшную сектантку, раскольницу, представил ее, книги, образа, множество интересных рукописей раскольничьих... Я виноват, ошибался в нем. Он молодец... Анисим Федорыч. Чиновник распорядительный-с! (Занавес опускается.) Действие четвертое. Кабинет Владимира Васильича. Все вещи в беспорядке, какой бывает при сборах в дальнюю дорогу; но столам и стульям разложено платье, сапоги, разные свертки. На полу клочки разорванных бумаг. У одной стены чемодан. Поздний вечер. Явление первое. Андрей и Матрена. Матрена. Так он сегодня едет, Андрей Капитоныч? Андрей (укладывая платье в чемодан). Хотел сегодня ехать беспременно в ночь, а либо завтра об утре рано... А и то сказать! Кто его знает... Матрена. Так как же, вы совсем в Петербург, али на время только?.. Андрей. Кто его знает!.. Разве он