Собран³е сочинен³й Эдгара По въ переводѣ съ англ³йскаго К. Д. Бальмонта
Книгоиздательство "Скорп³онъ"
Ευδονσιν δ ορέων κορνφαι τε και φαραγγες,
Вершины горъ дремлютъ; долины, скалы, и пещеры молчатъ.
"Слушай меня, сказалъ Дьяволъ, кладя свою руку мнѣ на голову. "Область, о которой я говорю, есть печальная область въ Лив³и, на берегахъ рѣки Заиры. И тамъ нѣть покоя, нѣтъ молчан³я.
"Воды рѣки окрашены шафраннымъ нездоровымъ цвѣтомъ; и они не текуть въ море, но трепещутъ каждый мигъ и каждое мгновенье, подъ краснымъ окомъ солнца, охваченныя смятеннымъ, судорожнымъ волнен³емъ. На много милъ кругомъ, по обѣ стороны рѣки, на илистой постели раскинулась блѣдная пустыня гигантскихъ водяныхъ лил³й. Они вздыхаютъ одна къ другой въ этомъ уединен³и, и, какъ привидѣн³я, протягиваютъ къ небу длинныя шеи, и, кивая, колышутъ своими неумирающими главами. И неясный ропотъ исходитъ отъ нихъ, подобный быстрому журчанью подземнаго ключа. И они вздыхаютъ одна къ другой.
"Но есть граница ихъ владѣн³ямъ - предѣльная полоса темнаго, дремучаго, высокаго лѣса. Тамъ, подобно Гебридскимъ волнамъ, низк³я заросли волнуются непрестанно. Но въ небесахъ тамъ нѣтъ вѣтра. И тяжелыя первобытныя деревья вѣчно качаются изъ стороны въ сторону, съ могучимъ скрипомъ и шумомъ. И съ ихъ высокихъ вершинъ капля за каплей сочится вѣчная роса. И у корней лежатъ странные ядовитые цвѣты, переплетаясь въ безпокойномъ снѣ. И въ высотѣ, съ шумнымъ смятен³емъ, бѣгутъ сѣрыя тучи, всегда на западъ, пока они не перекинутся, водопадомъ, черезъ огненную стѣну горизонта. Но въ небесахъ тамъ нѣтъ вѣтра. И на берегахъ рѣки Заиры нѣтъ покоя, нѣтъ молчан³я.
"Была ночь, и шелъ дождь; и когда онъ падалъ, это былъ дождь, и когда онъ упадалъ, это была кровь. И я стоялъ въ болотѣ среди высокихъ лил³й, и дождь падалъ мнѣ на голову - и лил³и вздыхали одна къ другой, и торжественно было ихъ отчаян³е.
"И вдругъ взошелъ мѣсяцъ сквозь тонк³й призрачный туманъ, и былъ онъ ярко-красный. И взоръ мой устремился къ гигантскому, дикаго цвѣта, утесу, который стоялъ на берегу рѣки, освѣщенный с³ян³емъ мѣсяца. И утесъ былъ дикаго цвѣта, и высок³й, и стоялъ, какъ привидѣнье,- и утесъ былъ дикаго цвѣта. На передней его сторонѣ, на камнѣ, были вырѣзаны буквы; и я пробирался черезъ болотную пустыню водяныхъ лил³й, пока не пришелъ къ самому берегу, чтобы прочесть буквы на камнѣ, но я не могъ разобрать ихъ. И я уже пошелъ назадъ въ болото, какъ вдругъ ярче загорѣлся красный свѣтъ мѣсяца, и я обернулся, и взглянулъ опять на утесъ, и на буквы;- и буквы были отчаян³е.
"И я посмотрѣлъ вверхъ, и тамъ стоялъ человѣкъ на вершинѣ утеса; и я укрылся среди водяныхъ лил³й, чтобы можно мнѣ было слѣдить за дѣйств³ями человѣка. И человѣкъ былъ рослый и статный, и съ плечъ до ногъ онъ былъ закутанъ въ древне-Римскую тогу. И очеркъ его лица былъ неясенъ - но черты его были чертами божества; потому что покровъ ночи, и тумана, и мѣсяца, и росы, не могъ закрыть его лица. И чело его было возвышенно отъ мысли, и глаза его были безумны отъ заботы; и, въ немногихъ морщинахъ на его щекахъ, я прочелъ повѣсть скорби, и усталости, и отвращенья къ человѣческому, и жаднаго стремленья къ одиночеству.
"И человѣкъ сидѣлъ на утесѣ, склонивъ свою голову на руку, и взиралъ на картину безутѣшности. Онъ смотрѣлъ на низкорослые тревожные кустарники, и на высок³я первобытныя деревья, и смотрѣлъ вверхъ на небо, исполненное шороха, и на ярко-красный мѣсяцъ. И я лежалъ, сокрытый среди лил³й, и слѣдилъ за дѣйств³ями человѣка. И человѣкъ трепеталъ въ уединен³и;- и ночь убывала, но онъ сидѣлъ на утесѣ.
"И человѣкъ отвратилъ свое вниман³е отъ неба, и взглянулъ на печальную рѣку Заиру, и на желтыя призрачныя воды, и на блѣдные сонмы водяныхъ лил³й. И человѣкъ сталъ прислушиваться къ вздохамъ водяныхъ лил³й, и къ ропоту, который исходилъ отъ нихъ. И я лежалъ тайно въ своемъ прибѣжищѣ и слѣдилъ за дѣйств³ями человѣка. И человѣкъ трепеталъ въ уединен³и;- и ночь убывала, но онъ сидѣлъ на утесѣ.
"Тогда я углубился въ сокрытыя пристанища болота, и пошелъ среди ропота лил³й, и воззвалъ къ гиппопотамамъ, которые живутъ среди топей въ пристанищахъ болота. И гиппопотамы услышали зовъ мой, и пришли, съ бегемотомъ, къ подножью утеса, и громки, и ужасны были ихъ вопли, и мѣсяцъ горѣлъ на небесахъ. И я лежалъ тайно въ своемъ прибѣжищѣ и слѣдилъ за дѣйств³ями человѣка. И человѣкъ трепеталъ въ уединен³и;- и ночь убывала, но онъ сидѣлъ на утесѣ.
"Тогда я проклялъ стих³и заклят³емъ смятен³я, и страшная буря собралась на небѣ, гдѣ до тѣхъ поръ не было вѣтра. И небеса побагровѣли отъ свирѣпости бури - и дождь сталъ хлестать о голову человѣка - и воды рѣки полились черезъ берега - и рѣка, возмущенная, покрылась пѣной - и водяныя лил³и закричали на своемъ ложѣ - и лѣсъ, ломаясь, затрещалъ подъ вѣтромъ - и прокатился громъ - и засверкала молн³я - и утесъ треснулъ до основан³я. И я лежалъ тайно въ своемъ прибѣжищѣ и слѣдилъ за дѣйств³ями человѣка. И человѣкъ трепеталъ въ уединен³и; - и ночь убывала, но онъ сидѣлъ на утесѣ.
"Тогда я пришелъ въ ярость, и проклялъ, заклят³емъ молчан³я, рѣку, и лил³и, и вѣтеръ, и лѣсъ, и небо, и громъ, и вздохи водяныхъ лил³й. И стали они прокляты, и погрузились въ безмолв³е. И мѣсяцъ задержалъ свой колеблющ³йся путь по небу - и громъ замеръ вдали - и молн³я потухла - и тучи повисли недвижно - и воды вошли въ берега и замерли - и деревья перестали качаться - и водяныя лил³и больше не вздыхали - и ропотъ не былъ слышенъ между нихъ - ни тѣни звука во всей обширной безпредѣльной пустынѣ. И я устремилъ свой взглядъ къ буквамъ на утесѣ, и они измѣнились;- и буквы были молчан³е.
"И я взглянулъ на лицо человѣка, и лицо его было блѣдно отъ ужаса. И, поспѣшно, онъ поднялъ свою голову, и вскочилъ, и прислушался. Но не было ни звука во всей обширной безпредѣльной пустынѣ, и буквы на утесѣ были молчан³е. И человѣкъ задрожалъ, и отвратилъ лицо свое и убѣжалъ, бѣжалъ прочь такъ быстро, что я больше не видалъ его".
Да, много есть прекрасныхъ сказокъ въ томахъ, исписанныхъ Магами - въ окованныхъ желѣзными переплетами задумчивыхъ томахъ, исписанныхъ Магами. Я говорю, въ нихъ есть велик³я легенды о Небѣ, и Землѣ, и о могучемъ Морѣ - и о Ген³яхъ, которые управляли и моремъ, и землей, и высокимъ небомъ. И много было знан³я въ изречен³яхъ, которыя говорились сибиллами; и святыя, святыя тайны были услышаны нѣкогда темными листьями, трепетавшими вокругъ Додоны - но, истинно, эту сказку, которую разсказалъ мнѣ Дьяволъ, сидя рядомъ со мной въ тѣни гробницы, считаю я самой чудной изо всѣхъ! И когда Дьяволъ окончилъ свой разсказъ, онъ упалъ навзничь въ углублен³е гробницы и захохоталъ. И я не могъ смѣяться вмѣстѣ съ Дьяволомъ, и онъ проклялъ меня, потому что я не могъ смѣяться. И рысь, которая всегда живетъ въ гробницѣ, вышла оттуда, и легла у ногъ Дьявола, и стала пристально смотрѣть ему въ глаза.