Островский Александр Николаевич - Не в свои сани не садись

 Бородкин. Тятенъку-с.

  Авдотья Максимовна. Он скоро придет, подождите.

  Бородкин. Подождем-с. (Садится на стул.)

  Авдотья Максимовна. А я, тетенька, к вам погадать пришла. Загадайте мне на трефового короля.

  Бородкин. Кто же это трефовый король-с?

  Арина Федотовна (раскладывая карты)- Уж, конечно, не ты. Ты думаешь, что только у нас и свету, что ты... (После молчания.) Вот, Дуня, смотри!.. Он тебя любит. Вот видишь... (Показывает на карты и шепчет Авдотье Максимовне.)

  Бородкин. Загадайте мне-с.

  Арина Федотовна (гадает). Ну, брат, не дожидайся ничего. Слезы тебе выходят...

  Бородкин. Что ж такое-с, плакать-то нам не впервой-с; радости-то мало видали-с!

  Авдотья Максимовна. Вы давеча говорили что-нибудь с тятенькой?

  Бородкин. Насчет чего-с?

  Авдотья Максимовна. Вы говорили, так сами знаете, насчет чего.

  Бородкин. У нас вообще был разговор, втроем-с - и Селиверст Потапыч тут был-с.

  Арина Федотовна. Ты полно сиротой-то притворяться; мы уж слышали.

  Авдотья Максимовна. Как же это вам, Иван Петрович, не совестно: не сказавши мне ни слова, да прямо тятеньке!

  Арина Федотовна. Захотела ты от мужика совести!

  Бородкин. Да вы что ж такое, в самом деле!.. Все мужик да мужик!..

  Арина Федотовна. Он братцу Лазаря поет да штуки разные подводит, а тот ему и верит.

  Бородкин. Полноте обижать-то, Арина Федотовна, мы на этакие дела не пойдем-с. Эх, Авдотья Максимовна, вспомните-с! Было времячко-с, да, должно быть, прошло-с! Должно быть, лучше нас нашли-с.

  Арина Федотовна. Да уж, разумеется, лучше вас. Ишь ты, какой красавец! Думаешь, что уж лучше тебя и на свете нет.

  Бородкин. Были и мы хороши-с.

  Арина Федотовна. Пойтить велеть самоварчик поставить, братец придет, чтоб готово было. (Уходит.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  

  

   Авдотья Максимовна и Бородкин.

  Бородкин. Эх, Авдотья Максимовна, грех вам! Вспомните: бывало, осенние темные вечера вдвоем просиживали, вот у этого окошечка. Бывало, в сенях встретимся, в сумеречках, так не наговоримся; долго нейду, так, накинувши шубку-то на плечики, у калитки дожидались. Был я и Ванечка, и дружок, а теперь не хорош стал.

  Авдотья Максимовна (оглядывается кругом, тихо). Да ты, Ваня, не сердись! Я тебе все расскажу, ты сам рассудишь. За меня теперь сватается благородный. Какой красавец собой-то, какой умный. Любила я тебя, ты знаешь, а уж как его полюбила, я и не знаю, как это словами сказать. Увидала я его у Анны Антоновны, на прошлой неделе... Сидим это мы с ней, пьем чай, вдруг он входит... как увидела я этакого красавца, так у меня сердце и упало; ну, думаю, быть беде. А он, как нарочно, такой ласковый, такие речи говорит.

  Бородкин. Знаем мы эти речи-то. Оне хороши, пока вы их слушаете. Бывало, сидишь в лавке, вечера-то ждешь не дождешься, вся душа изомрет, и то и другое передумаешь, что тебе сказать-то, а как придешь, и слова не выговоришь. А скажется слово, так от сердца, что душа чувствует; а у них речи ученые - говорят одно, а думают другое. Видимое дело, что ему твои деньги нужны; нешто б он не нашел невесту помимо тебя.

  Авдотья Максимовна. Нет, Ваня, не говори этого, он меня любит.

  Бородкин. А нешто я-то тебя, Дуня, не люблю?

  Авдотья Максимовна. Что же мне делать-то! На грех я его увидела! Так вот с тех пор из ума нейдет, и во сне все его вижу. Словно я к нему привороженная какая. (Сидит задумавшись.) И нет мне никакой радости!,. Прежде я веселилась, девка, как птичка порхала, а теперь сижу вот, как к смерти приговоренная, не веселит меня ничто, не глядела б я ни на кого. Уж и что я, бедная, в эти дни слез пролила!.. Ведь надо ж быть такой беде!..

  Бородкин. Ты, может, думаешь, что мне легче тебя!.. Тебе, горе, а мне вдвое.

  Авдотья Максимовна. Женись, Ваня, на Груше, она мне ровесница и подруга, а уж со мной пусть будет, что бог велит.

  Бородкин. Что мне жениться-то!.. на что?.. Чужой век заедать? Я уж любить ее не буду.

  Авдотья Максимовна. Вот я тебе, Ваня, все сказала, что только сердце мое чувствовало... Не захотела я тебя обмануть.

  Бородкин. Эх! загубила ты мою молодость!.. (Плачет, отворотившись к окну, потом берет гитару и поет).

  

  

   Вспомни, вспомни, моя любезная,

  

  

   Нашу прежнюю любовь,

  

  

   Как мы с тобой, моя любезная,

  

  

   Погуливали,

  

  

   Осенние, темные ночи

  

  

   Просиживали.

  

  

   Забавные, тайные речи

  

  

   Говаривали -

  

  

   Тебе, мой друг, мой друг,

  

  

   Не жениться,

  

  

   А мне, молодой, замуж

  

  

   Нейти.

  Авдотья Максимовна. Не пой ты, не терзай мою душу!

  Бородкин перестает играть, она подходит к нему.

  Бородкин (ударяя себя в грудь, обнимает ее и крепко целует). Помни, Дуня, как любил тебя Ваня Бородкин.

  Она садится на диван, а он ходит по комнате. Входят Русаков и Арина

  

  

  

  

  Федотовна.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  

  

  Те же, Русаков и Арина Федотовна.

  Русаков (раздевается, ему помогают дочь и сестра). Старость-то что значит! Устал! Вот далеко ли сходил, устал... Право, так. Что, Иванушка, не весел?..

  Бородкин. Маленько сгрустнулось что-то.

  Русаков. Об чем тебе грустить-то, паренек, паренек!.. Что бога-то гневить! Дунюшка, поди-ка сюда. (Гладит по голове и целует.) Вот какова у меня дочка-то! Невеста! Замуж пора отдавать. А и жаль: радость-то, Иванушка, у меня только одна. Что есть, детушки, лучше того на свете, как жить всем вместе да в радости! Нет больше счастия на земле, как жить своей семьей в мире да в благочестии - и самому весело, и люди на тебя будут радоваться. А врагу рода человеческого это досада немалая; он тебя будет всяким соблазном соблазнять, всяким прельщением. Поддался ты ему, ну и пошла брань да нелюбовь в семье, и еще того хуже бывает. Не поддался, ну и он бежит далеко, потому ему смерть смотреть на честное житье. Какие бывают дела, Иванушка! Поживешь-то, всего насмотришься. Дети ли не почитают родителей, жены ли живут с мужьями неладно - все это дело вражье. Всякий час от него берегись! Эхе-хе! Недаром пословица говорится: не бойся смерти, а бойся греха. (Молчание.) Одна у меня теперь забота, как бы мне Дунюшку пристроить. Полюбовался б на тебя, мое дитятко, внучат бы понянчил, коли бог приведет... Ну, а там уж что, чего мне ждать, умер бы покойно; по крайности бы знал, что есть кому душу помянуть, добрым словом вспомнить. Пойдем-ка, Иванушка, мне с тобой поговорить нужно.

  

  

  

  

  Уходят.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  

  

  Авдотья Максимовна и Арина Федотовна.

  Авдотья Максимовна. Что мне делать, тетенька?

  Арина Федотовна. Неужели ж за Бородкина итти! Что ты говоришь!.. Виктор Аркадьич все-таки человек... а это что? мразь какая-то!

  Авдотья Максимовна. А знаете, тетенька, я как-то боюсь Виктора Аркадьича.

  Арина Федотовна. То-то вот, матушка, деревня-то что значит! Жила ты все в этом городишке и людей-то не видывала.

  Авдотья Максимовна. Он давеча мне говорит, что коли тятенька не согласится, так он меня потихоньку увезет. Я, тетенька, так испугалась, насилу до дому добежала.

  Арина Федотовна. Есть чего пугаться, скажите, пожалуйста! Ах, Дунюшка, как это интересно, кабы ты знала! Коли мужчина хочет увезти, уж значит, что любит, пойми ты это.

  Авдотья Максимовна. А тятенька-то?.. Что я тогда с ним, с стариком, сделаю!

  Арина Федотовна. Что тятенька-то! Тятенька твой еще ему должен быть благодарен. Где он тебе такого жениха найдет! Чтой-то ты, матушка, совсем деревенская. Нет, я смолоду поудалей была.

  Авдотья Максимовна (смотрит в окно). Тетенька, голубушка, едет! Бегите к тятеньке, скажите ему, а я пойду посижу у себя в комнате. Вот когда смерть-то моя! (Уходит.)

  Арина Федотовна (подходя к двери). Братец! братец! пожалуйте сюда; к вам гость приехал.

   Русаков за сценой: "Кто там еще? Сейчас". Вихорев входит.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

  

  

   Арина Федотовна и Вихорев.

  Вихорев. Здравствуйте, Арина Федотовна! Максим Федотыч дома?

  Арина Федотовна. Дома-с, сейчас выйдет. (Уходит.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

  Вихорев (один). Ну, борода, поговорим теперь с тобой! С которой бы стороны к нему подъехать?.. Мудрен ведь этот народ! Решительно не знаю... ну, да уж пущусь на счастье, куда кривая не вынесет. Нет ничего хуже, как с мужиками разговаривать. Еще обругает, того гляди. Ну, да уж нечего делать, амбицию-то пока в сторону отложим. Вот крайность-то до чего доводит нашего брата!..

  

  

   Входят Русаков и Бородкин.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

  

  

   Вихорев, Русаков и Бородкин.

  Русаков. Прощай, Иванушка, заходи ужо, теперь мне некогда.

  Бородкин. Прощайте, Максим Федотыч, желаю вам быть здоровым. (Уходит.)

  Вихорев (подходит к Максиму Федотычу). Здравствуйте, почтеннейший Максим Федотыч, как вы поживаете?

  Русаков. Слава богу, живем, пока бог грехам терпит. Просим милости садиться...

  Вихорев. Сделайте одолжение, не беспокойтесь. (Садится.)

  Русаков. Сестрица, велите нам чайку подать.

  Вихорев. Не для меня ли вы это, Максим Федотыч, беспокоитесь? Я уже пил, уверяю вас.

  Русаков. Нельзя же, батюшка, без этого.

  Вихорев. Впрочем, сколько я заметил, уж такой обычай у русского народа - потчевать. Я, знаете ли, сам человек русский и, признаться сказать, люблю и уважаю все русское; особенно мне нравится это гостеприимство, радушие...

  Русаков. Не знаю, батюшка, как сказать. Что ж, худого тут нет ничего.

  Входит девка с подносом чаю.

  Русаков. Просим покорно. (Берут и пьют молча.)

  Вихорев. Скажите, сделайте одолжение, Максим Федотыч, бывали вы в столицах?

  Русаков. Как, батюшка, не бывать, в Москву по делам езжал.

  Вихорев. Не правда ли, там жизнь совсем другая: больше образованности, больше развлечения. Я думаю, посмотревши на столичную жизнь, довольно скучно жить в уездном городе.

  Русаков. Не всем же жить в столицах, надобно кому-нибудь жить и в уездном городе.

  Вихорев. Я с вами согласен; но, впрочем, Максим Федотыч, вы ведь не такой купец, как прочие уездные купцы: вы составляете некоторым образом исключение. Но что же я говорю! Вы сами это очень хорошо знаете. Я думаю, вы с вашим капиталом были бы и в Москве одним из первых.

  Русаков. Как знать чужой капитал!.. Нет, мне и здесь хорошо.

  Вихорев. Я понимаю, что вам здесь хорошо: вы здесь родились, привыкли, вам весь город знаком - конечно, привычка много значит; но у вас есть дочь.

  Русаков. Так что ж что дочь?

  Вихорев. Вы, вероятно, захотите ей дать некоторое образование, показать ей людей... наконец, найти хорошую партию. А где вы это здесь найдете?

  Русаков. Да что ж, разве здесь звери живут?.. чай, тоже люди.

  Вихорев. Да разве здесь вас могут оценить, Максим Федотыч, разве могут! что вы говорите!

  Русаков. Да что нас ценить-то! Нам этого не нужно. Ну их совсем и с оценкой-то! Был бы сам по себе хорош, а то про меня что хошь говори.

  Вихорев. Нет, скажите: разве есть здесь женихи для Авдотьи Максимовны? Разве есть? Где это? Покажите мне их! Кто посмеет за нее посвататься из здешних? В вас мало самолюбия - и это напрасно, Максим Федотыч: в человеке с такими достоинствами и с такими средствами оно весьма извинительно... Я вам говорю безо всякой лести, я горжусь вашим знакомством... Я много ездил по России, но такого семейства, как ваше, я не встречал нигде до сих пор,

  Русаков. Благодарим покорно.

  Вихорев. Нет, в самом деле. Много есть купцов, да все в них нет того, что я вижу в вас - этой патриархальности... Знаете ли что, Максим Федотыч?.. Ваша доброта, ваше простодушие, наконец ваш ум дают мне смелость говорить с вами откровенно... Я надеюсь, что вы на меня не обидитесь?

  Русаков. Что вам, батюшка, угодно?..

  Вихорев. Ох, Максим Федотыч, страшно! Но, во всяком случае, так ли, не так ли, я надеюсь, что мы останемся друзьями. (Подает ему руку, тот кланяется. Вихорев подвигается к нему.) Влюблен, Максим Федотыч, влюблен... в Авдотью Максимовну влюблен. Я бы свозил ее в Москву, показал бы ей общество, разные удовольствия... у меня есть имение не очень далеко отсюда. Я думаю, что, выйдя за меня, она нисколько себя не уронит... А главное, мне хочется породниться с вами, Максим Федотыч... Ну, и чин у меня...

  Русаков. Полноте, ваше благородие, мы люди простые, едим пряники неписаные, где нам! Ведь нас только за карман и уважают.

  Вихорев. Полноте, Максим Федотыч! Что за идея!

  Русаков. Право, так. А то за что нас любить-то?

  Вихорев. За добрую душу.

  Русаков. Так ли, полно?

  Вихорев. Я не понимаю, Максим Федотыч: у нас какой-то странный разговор происходит.

  Русаков. Не дело вы говорите. Вы люди благородные, ищите себе барышень... воспитанных, а уж наших-то дур оставьте нам, мы своим-то найдем женихов каких-нибудь дешевеньких.

  Вихорев. Однако неужели же вы своей дочери не желаете добра, что не хотите отдать ее за человека благородного и притом такого, который ее любит?

  Русаков. Оттого-то и не отдам, что желаю добра; а вы как думали? Я худа, что ль, ей желаю? Ну какая она барыня, посудите, отец: жила здесь в четырех стенах, свету не видала. А купцу-то она будет жена хорошая, будет хозяйничать да детей нянчить.

  Вихорев. Но, Максим Федотыч, я ее люблю.

  Русаков. Эх! (Махнув рукой, отворачивается.)

  Вихорев. Я вас уверяю, что я люблю Авдотью Максимовну до безумия.

  Русаков. Не поверю я вам.

  Вихорев. Как не поверите?

  Русаков. Так, не поверю, да и все тут.

  Вихорев. Да как же вы не поверите, когда я вам даю честное слово благородного человека?

  Русаков. Не за что вам ее любить! Она девушка простая, невоспитанная и совсем вам не пара. У вас есть родные, знакомые, все будут смеяться над ней, как над дурой, да и вам-то она опротивеет хуже горькой полыни... так отдам я свою дочь на такую каторгу!.. Да накажи меня бог!..

  Вихорев. Я вам говорю, что со мной она будет счастлива, я за это ручаюсь.

  Русаков. Нечего нам об этом разговаривать - это дело несбыточное. Поищите себе другую, я свою не отдам.

  Вихорев. Я вам только одно могу на это сказать, что вы меня делаете несчастным человеком. (Встает.) Извините, что я вас обеспокоил. У вас, вероятно, есть кто-нибудь на примете, иначе я не могу предположить, чтобы вы, любя свою дочь и желая ей счастия, отказали мне. И мне кажется, если б вы меня покороче узнали... но таков уж, видно, русский человек - ему только бы поставить на своем; из одного упрямства он не подорожит счастьем дочери...

  Русаков. Тьфу ты, прах побери! Да я б с тебя ничего не взял слушать-то такие речи! Этакой обиды я родясь не слыхивал! (Отворотись.) Приедет, незванный, непрошенный, да еще и наругается над тобой! (Идет.) Провались ты совсем!

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

  Вихорев (один). Вот тебе раз! Ну есть ли какая возможность говорить с этим народом. Ломит свое - ни малейшей деликатности!.. Однако это чорт знает как обидно!

  Входит Арина Федотовна; Авдотья Максимовна выглядывает из дверей.

  

  

  

  ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

  

   Вихорев, Арина Федотовна и Авдотья Максимовна.

  Арина Федотовна. Виктор Аркадьич, как дела?

  Вихорев. Помилуйте, с этим мужиком нельзя разговаривать; он чуть меня не прогнал.

  Авдотья Максимовна (выходя). Скажите мне, Виктор Аркадьич, правду, как перед богом: любите вы меня?

  Вихорев. Я вас люблю, Авдотья Максимовна; но нас хотят разлучить.

  Авдотья Максимовна. Я сейчас сама пойду к тятеньке. Поезжайте вы домой и не беспокойтесь. Он меня любит, он мне не откажет. Только каково мне просить его об этом, как бы вы знали! (Садится и плачет.)

  Вихорев (раскланиваясь). Как же вы мне дадите знать?

  Арина Федотовна. Мы пойдем нынче в церковь.

  Вихорев. Так я вас подожду подле вала, на мосту.

  Арина Федотовна. Хорошо.

  Вихорев. Прощайте. (Раскланивается и уходит.)

  

  

  

  ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

  

  

  

  Те же и потом Русаков.

  Арина Федотовна. Ну, Дунюшка, теперь от тебя самой зависит твое счастие.

  Авдотья Максимовна. Ну уж, тетенька, что будет, то будет. Вот уж правду-то говорят, что любовь-то на свете мука.

  Русаков (входя). Что, уехал этот барин-то?

  Арина Федотовна. Уехал, братец.

  Русаков. Ишь, его принесло, нужно очень.

  Арина Федотовна. Я не знаю, братец, отчего он вам не понравился.

  Русаков. Оттого, что дурак.

  Арина Федотовна. Да чем же он, братец, дурак? Он образованный человек.

  Русаков. А тем, что не умеет говорить с людьми постарше себя.

  Арина Федотовна. Как, братец, кажется, ему не уметь: он человек столичный, жил в Москве все промежду благородными.

  Русаков. Ну, и пусть туда едет.

  Арина Федотовна. Ах, братец! Он такой образованный, такой политичный кавалер, что и в Москве-то на редкость, а уж здесь-то нам и никогда не найти.

  Русаков. Поди ты с своим образованием! Много ты знаешь! Прожила пять лет в Таганке, да и думаешь, куда как образована! Что ты там видела? Кроме сидельцев да приказных, ты и людей-то не видала.

  Арина Федотовна. Все-таки, братец...

  Русаков. Все-таки, сестрица, не тебе меня учить... вот что!.. Ты что там надувшись сидишь! Дуня! Никак ты плачешь?.. О чем ты плачешь?..

  Авдотья Максимовна. Я так, тятенька.

  Русаков. Говори, об чем?

  Авдотья Максимовна. Об себе. Об своем горе.

  Русаков. Что за горе там у тебя? Откуда оно взялось?

  Авдотья Максимовна. Тятенька, вы не будете сердиться?

  Русаков. Говори! Не сержусь!..

  Авдотья Максимовна. Тятенька! Я его люблю!

  Русаков. Кого его? Ветрогона-то этого? Опомнись, полоумная!

  Авдотья Максимовна. Я без него жить не могу. Умереть мне легче, чем итти за другого.

  Русаков. Что ты!.. что ты!.. Да ты подумай, что ты говоришь-то.

  Авдотья Максимовна. Я уж думала, и дни думала, и ночи напролет думала, не смыкаючи глаз. Без него мне не мил белый свет! Я от тоски да от слез в гроб сойду!

  Арина Федотовна. Братец, пожалейте; у вас ведь одна дочь-то.

  Русаков. Ты, сестра, молчи - это не твое дело. Дуня, не дури! Не печаль отца на старости лет. Выкинь блажь-то из головы. Отец лучше тебя знает, что делает. Ты думаешь, ему ты нужна? Ему деньги нужны, дура! Он тебя только обманывает, он выманит деньги-то, а тебя прогонит через неделю. У меня есть для тебя жених: Иван Петрович; уж я ему обещал.

  Арина Федотовна. Легко ли!.. Уж вот партия! Променять такого кавалера на Бородкина.

  Авдотья Максимовна (заливаясь слезами). Не видала б уж я его лучше, чем так мучиться.

  Русаков. Да что ж вы в самом деле, с ума, что ли, сошли! Да как вы смеете со мной так разговаривать? Ты еще, дура, тут своими разговорами девку с толку сбиваешь, из ума выводишь. От тебя-то вся и беда. Что у тебя, вместо головы-то, надето? Кабы не твоя болтовня, смела б она так с отцом разговаривать?

  Арина Федотовна. Вот, братец, вы всегда...

  Русаков. Молчи, пустоголовая!.. Вот тебе, Авдотья, мое последнее слово: или ты поди у меня за Бородкина, или я тебя и знать не хочу!

  Авдотья Максимовна (подымаясь со стула), Тятенька...

  Русаков. Не подходи! Я тебя растил, я тебя берег пуще глазу. Что греха на душу принял... ведь гордость меня одолела с тобой, я не давал никому про своих детей слова выговорить, я думал, что уж лучше тебя и на свете нет. Наказал бог по грехам! Говорю тебе, Авдотья, иди за Бородкина. Не пойдешь, не будет тебе моего благословения. А чтоб я и не слыхал про этого проходимца! Я его и знать не хочу. Слышишь ты, не доводи меня до греха! (Уходит.)

  

  

  

  ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

  

  

  Авдотья Максимовна и Арина Федотовна.

  Авдотья Максимовна (почти без памяти). Тетенька! мне давеча было жаль Ваню, теперь он мне опостылел... опостылел... ах!.. (Падает в обморок.)

  Арина Федотовна. Ах, батюшки!.. Ах, батюшки!.. Поди погляди, уморил дочь-то, уморил!.. Варвар этакой!.. Тиран!.. Воды подайте! Воды!..

  

  

  

   Русаков входит.

  

  

  

  ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

  

   Арина Федотовна, Авдотья Максимовна и Русаков.

  Русаков (вбегая). Где? Что? Господи! (Всплеснув руками.) Побелела как снег, хоть в гроб клади!.. Дунюшка! (Берет за руку.) Дунюшка! (Смотрит на нее.) Вот и мать такая же лежала в гробу - вот две капли воды. (Утирает слезы.) Господи! не попусти! Дуня! (С ужасом.) Очнется ли она, очнется ль?.. Нет! Ужли ж я ее убил?.. (Стоит подле в оцепенении.)

  

  

   Девка приносит воду и уходит.

  Арина Федотовна (брызгает водою на Дуню). Дунюшка! Дунюшка!.. Говорила я вам, братец, так не послушали.

  Русаков. Ну, что она?.. Что, Дунюшка?..

  Арина Федотовна. Тихонько, тихонько, очнулась, кажется.

  Авдотья Максимовна (открывая глаза). Где тятенька?

  Русаков. Здесь, дитятко, здесь. (Садится подле нее на диване.)

  Авдотья Максимовна (прилегая к нему на грудь). Тятенька!..

  Русаков. Что, Дунюшка, что?

  Авдотья Максимовна. Я люблю его.

  Русаков. Ах, Дунюшка, кабы я знал, что он степенный человек, да что он тебя любит, я б тебя сейчас за него отдал, и разговаривать бы не стал.

  Авдотья Максимовна. Он меня любит.

  Русаков. Ох, Дунюшка, не верится мне... Ну, да вот мы это узнаем. Дело-то простое. Я ему скажу, что за тобой ничего не дам; коли любит, пускай так берет. Коли любит, возьмет и так.

  Авдотья Максимовна. Неужели он меня из-за денег любит?..

  Арина Федотовна. Ах, братец, разве это можно вообразить, чтобы в таком мужчине не было никаких чувств; он совсем не такой интересан, как вы думаете.

  Русаков. А вот посмотрим, что он скажет.

  Арина Федотовна. Ну, уж, братец, я вас уверяю, что он человек самый благородный.

  Авдотья Максимовна. Тятенька, да разве в богатстве счастье?.. Коли любишь человека, так никаких сокровищ не надо.

  Русаков. Это ты, мое дитятко, так рассуждаешь, а у них-то другое на уме; ну, да вот посмотрим.

  Авдотья Максимовна (целует отца). Тятенька, голубчик, вы меня воскресили, а то уж я, право, думала, что умираю; да я б и умерла с горя, я уж это знаю. Тятенька, ведь мы хотели итти в церковь...

  Русаков. Поди, Дунюшка, помолись, а мне нужно по делу сходить. Прощай! (Целует ее и уходит.)

  

  

  

  ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

  

  

  

  Те же без Русакова.

  Авдотья Максимовна. Ах, тетенька, я все еще не могу оправиться.

  Арина Федотовна. Ну, уж теперь не о чем тужить. На нашей улице праздник. Пойдем-ка скорей. Одевайся. То-то он, бедный, обрадуется, как услышит.

  

  

  

  

  Уходят.

  

  

  

   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  

  

  

  

  СЦЕНА I

  

   Небольшая комната на постоялом дворе. Темно.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ Входят: Вихорев, Авдотья Максимовна и Степан со свечой. Авдотья Максимовна садится к столу. Вихорев ходит по комнате. Степан ставит свечу на стол.

  Вихорев. Что это за народ! Ведь я тебе, дураку, приказывал, чтобы лошади были готовы.

  Степан. Разве с ними сговоришь? Известное дело - мужики. Говорят: сейчас будет готово.

  Вихорев. Ступай, да скажи, чтоб они у меня живей поворачивались, я этого не люблю.

  

  

  

   Степан уходит.

  Авдотья Максимовна. Куда вы меня завезли?

  Вихорев. Мы теперь в Ямской слободе.

  Авдотья Максимовна. Зачем же вы завезли меня сюда?

  Вихорев. Затем, что я люблю тебя. Сейчас заложат лошадей, мы поедем к Баранчевскому в деревню, это всего семь верст от города, там и обвенчаемся, а завтра в город. (Садится подле нее.)

  Авдотья Максимовна. Конечно, Виктор Аркадьич, я люблю вас и готова для вас сделать все на свете, да зачем же вы меня увезли насильно? Тятенька теперь меня хватится... и беда моя просто... Что он подумает?.. С какими глазами я к нему покажусь?..

  Вихорев. Послушай, мой друг! Ты сама мне говорила, что Максим Федотыч согласен; так за что же он будет сердиться? Я тебе скажу откровенно, я тебя увез потому, что у меня был тут свой расчет. Я знаю, что старики упрямы; нынче он согласен, а завтра, пожалуй, заупрямится, как лошадь. Ну, что ж хорошего?.. А уж как дело-то сделано, так назад не воротишь.

  Авдотья Максимовна. Виктор Аркадьич! я с вами и в огонь и в воду готова, только пустите меня к тятеньке; я еще теперь приду во-время. А вы завтра приезжайте к нам.

  Вихорев. Ни за что, душа моя! Нет, уж я так глуп не буду; уж я теперь с тобой не расстанусь, благо мне случай помог!

  

  

   Авдотья Максимовна плачет. Полно плакать-то, перестань! Так-то ты меня любишь!..

  Авдотья Максимовна. Я вас люблю, видит бог, люблю!.. (Привстает, обнимает и целует его.) Голубчик, Виктор Аркадьич, что хотите со мной делайте, только пустите к тятеньке.

  Вихорев. Полно, перестань! Это дело невозможное, об этом и говорить нечего. (Встает и ходит по комнате, Авдотья Максимовна плачет.) Что ж это лошадей не дают? Это ужасно!.. Ну, об чем ты плачешь, скажи?.. (Напевает.)

  

  

  

  Ах, об чем ты проливаешь

  

  

  

  Слезы горькие тайком

  

  

  

  И украдкой утираешь

  

  

  

  Их кисейным рукавом?..

  Авдотья Максимовна. Вам, я вижу, Виктор Аркадьич, ничего меня не жалко.

  Вихорев. Жалеть-то нечего: все это вздор и пустяки.

  Авдотья Максимовна. А тятенька-то?..

  Вихорев. Что ж тятенька! Посердится, да и перестанет, велика важность!.. Ты мне лучше расскажи, как ты его уговорила, вот это интересно знать. Давеча он на меня зарычал, как медведь!

  Авдотья Максимовна. И сама не знаю, как у меня духу достало. Говорю ему прямо, что люблю вас, и не помню себя, и не знаю, как выговорила. Потом уж и не слышу, что он говорит; твержу только одно, что умру, что без вас жить не могу.

  Вихорев. Вот любовь! вот любовь! Да я тебя расцелую за это. (Целует ее.)

  Авдотья Максимовна (тихо). Любишь меня?..

  Вихорев. Люблю, люблю!

  Авдотья Максимовна. Ненаглядный ты мой! Радость, жизнь моя! Куда хочешь с тобой! Никого я теперь не боюсь и никого мне не жалко. Так бы вот улетела с тобой куда-нибудь. (Обнявши его, смотрит ему в глаза.) Какой ты хорошенький! я таких и не видывала... точно нарисованный! (Говорит с расстановкой.) Знаешь, что! Давай жить здесь все вместе с тятенькой! Точно бы жила я, как в раю. А то уедешь далеко... тятеньки нет... скучно будет без него.

  Вихорев. Ну, об этом после поговорим. Ты мне расскажи, как ты тятеньку-то уговорила!

  Авдотья Максимовна. Ну, вот слушай: начал он меня бранить, так бранить, так бранить... Я в слезы... Иди, говорит, за Бородкина, вот тебе жених; а об этом и думать не смей, а то, говорит, я тебя и знать не хочу. У меня так к сердцу подкатило, стало в глазах темнеть, темнеть... Тут уж я и не помню ничего, как стояла, так и упала.

  Вихорев. Вот народ-то! Однако что же это лошадей!.. Степан!

  

  

  

   Входит Степан. Что ж лошади? Осел!

  Степан. Сейчас будут готовы-с: взвазживают. (Уходит.)

  Авдотья Максимовна. Как я очнулась - не помню; только вижу, тятенька сидит подле меня, плачет... Ну, говорит, бог с тобой!

  Вихорев. Ну, а согласился, так и конец, только и надобно было для нашего благополучия. Погоди, заживем мы с тобой.

  Авдотья Максиме в. на. Он мне еще одно словечко сказал, да это так, пустяки, не стоит и внимания.

  Вихорев. Что же это за словечко?

  Авдотья Максимовна. А вот что: говорит, он тебя, Дуня, не любит, он тебя обманывает, ему только деньги нужны, а не ты. Коли хочет, так пусть берет безо всего. А я думаю: на что деньги? Бог с ними, и с деньгами, не в деньгах счастье. Ну, конечно, приданое, там, что мне нужно, он даст. А деньги... на что они? Не с деньгами жить, а с добрыми людьми.

  Вихорев. Да это он врет, он и денег даст.

  Авдотья Максимовна. Ну, нет, не знаю: он у нас что сказал, то и свято. Опять же он на меня теперь всердцах, что я его не послушала; он ни за что не даст.

  Вихорев. Гм! Дело-то скверно!.. (Берет себя за голову.) А-ах!

  Авдотья Максимовна. Я, Виктор Аркадьич, так рассудила, что лучше жить в бедности, да с милым человеком, чем в богатстве, да с постылым.

  Вихорев. С милым! А как с милым-то жить нечем будет?

  Авдотья Максимовна. Да ведь у вас есть деревня своя?

  Вихорев. Деревня? Какая деревня!.. Все это вздор!.. Ты вот что скажи, только говори откровенно: даст он денег, или нет?

  Авдотья Максимовна. Не даст!..

  Вихорев. Так что ж ты со мной делаешь?

  Авдотья Максимовна. Да разве я виновата, Виктор Аркадьич?

  Вихорев (ходя по комнате). Вам только влюбляться, да как бы замуж выйти за благородного, чтобы барыней быть!

  Авдотья Максимовна. Что вы говорите, Виктор Аркадьич?

  Вихорев. Кому нужно даром-то вас брать! Можно было, я думаю, догадаться, не маленькая! Любовь да нежности всё на уме!.. Ведь глупость-то какая! Все вы думаете, что вас за красоту берут, так с ума и сходят!

  Авдотья Максимовна (закрывая лицо руками). Бедная я, горемычная! Для чего это я только на свет рождена!..

  Вихорев. Видимое дело, что человеку деньги нужны, коли он на купчихе хочет жениться! Влюбиться-то бы я и в Москве нашел в двадцать раз лучше, а то всякая дура думает, что в нее влюблены без памяти.

  Степан (входит). Лошади готовы-с.

  Вихорев. Пошел вон, дурак!

  

  

  

   Степан уходит.

  Авдотья Максимовна. Что вы со мной сделали!.. Куда я теперь денусь?.. Как я домой покажусь?..

  Вихорев. А мне-то какое дело!.. Зачем ехала?..

  Авдотья Максимовна. Ведь вы меня насильно посадили.

  Вихорев. Выпроси у отца сто тысяч, так я, пожалуй, женюсь на тебе. Будешь барыня!

  Авдотья Максимовна (вставая и покрываясь платком). Да отсохни у меня язык, если я у него попрошу хоть копейку! (Подходит к нему.) Не будет вам счастья, Виктор Аркадьич, за то, что вы наругались над бедной девушкой... Вы у меня всю жизнь отняли. Мне теперь легче живой в гроб лечь, чем домой явиться: родной отец от меня отступится; осрамила я его на старости лет; весь город будет на меня пальцами показывать.

  Вихорев. Уж это мы слыхали не один раз.

  Авдотья Максимовна. Бог вас накажет за это, а я вам зла не желаю. Найдите себе жену богатую, да такую, чтоб любила вас так, как я; живите с ней в радости, а я девушка простая, доживу как-нибудь, скоротаю свой век в четырех стенах сидя, проклинаючи свою жизнь. Прощайте! (Плачет.) Прощайте... Я к тятеньке пойду!.. (Быстро уходит.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

  

  

  

  Вихорев, потом Степан.

  Вихорев (один). Опять несчастье! Ах, чорт возьми! Куда я теперь денусь?.. Домотался! Хоть в маркёры ступай! Поеду еще куда-нибудь... Говорят, в Короваеве есть богатые купцы, и недалёко - всего верст пятьдесят... Степка!

  Степан (входит). Чего изволите-с?..

  Вихорев. Вели этих лошадей откладывать, а мне найми других, в Короваев. Да поезжай в гостиницу, укладывайся, я сейчас там буду. (Уходит.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

  Степан (один). Должно быть, опять не выгорело! Эх, жизнь, жизнь! Теперь злой сделается, аки лев. Всякую беду все на мне любит срывать. Да это легче в Сибирь Тобольской итти. Дождется уж он, что я от него убегом уйду.

  

  

  

  

  СЦЕНА II

  

  

  

   Комната 2-го акта

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  Арина Федотовна и Анна Антоновна выходят из боковой двери и подходят к

  

  

  

  

  задней.

  Анна Антоновна. Скажите, пожалуйста! Ах-ах-ах!.. (Качает головой.)

  Арина Федотовна. Увез, увез, матушка! Такой молодец! Подхватил в коляску проворным манером, только я их и видела.

  Анна Антоновна. Уж это по глазам было видно, что парень ловкий.

  Арина Федотовна. Какой еще ловкий-то!.. Одного я боюсь: братец спросит, где Дунечка, что я скажу? Скажу, что у тебя; запоздала, мол, и ночевать осталась. Ну, а завтра сами приедут, там как хотят.

  Анна Антоновна. Обещал мне материи на платье подарить.

  Арина Федотовна. Что ты!

  Анна Антоновна. Право.