К р у т и ц к и й. Много их?
Е л е с я.
Человек восемь. Сбудут свой товар Истукарию Лупычу да уж налегке и разойдутся по
своим местам. Вон в окошечко смотрят.
К р у т и ц к и й. Куда смотрят?
Е л
е с я. Дозор нейдет ли, да и на вас поглядывают.
К р у т и ц к и й (прячась
за Елесю). На меня?
Е л е с я. Что, мол, такой за новый сторож проявился. Им
тоже нужно сторожей знать; они тоже свою осторожность должны иметь.
К р у т и
ц к и й. Я не стеречь, я так вышел, погулять, не спится.
Е л е с я. А
дубина-то зачем с вами? Ха-ха-ха!
В лавке хохот.
К р у т и ц к и й (испугавшись). Я брошу ее,
Елеся, брошу ее.
Е л е с я. Бросьте лучше; а то ведь она об двух концах.
(Хохочет.)
В лавке хохот.
К р у т и ц к и й. Чему они смеются, Елеся,
чему?
Е л е с я. Страсть напущают.
К р у т и ц к и й. Они нас это, нас
пугают?
Е л е с я. Да вы не бойтесь. Это они игру ведут. Так, шутя. А все ж
таки, чтобы и опасались. Что же это вы такое стережете?
К р у т и ц к и й.
Молчи ты, услышат.
Е л е с я. Видно, у вас и вправду денег много.
К р у т
и ц к и й. Молчи ты, молчи, болтун! Эх, какой ты болтун. Ну, что ты болтаешь,
ну, что! Ведь услышат!
Е л е с я. Ну, а нет, так нет. Мне что.
К р у т и ц
к и й. Да зачем болтать, зачем болтать? Ну, услышат, что у меня деньги, ну,
убьют меня, ну, туда мне и дорога, я уж старик. А тебе-то нехорошо; ты молодой
человек, а все болтаешь. Так вот болтуном и прозовут, и нехорошо. Все и будут:
болтун да болтун! Ну, что? Ну, что?
Е л е с я. Да я к примеру, Михей
Михеич.
К р у т и ц к и й. Да не надо мне твоего примера.
Е л е с я. Ведь
я какой человек?
К р у т и ц к и й. Какой? Глупый.
Е л е с я. Нет,
погодите! Я вот какой: будь у вас в кармане сто тысяч...
К р у т и ц к и й
(зажимая ему рот). Провались ты!
Е л е с я. Нет, постойте! Хоть бы
доподлинно, я никому не скажу! Мне что за дело! у вас в кармане деньги,
значит...
К р у т и ц к и й. Разбойник, разбойник! Вот навязался. Там
слушают, пугают, а ты...
Е л е с я. Ну, и значит, ваше при вас, а мое дело
сторона. Так аль нет я говорю? Что мне до чужих денег, хоть бы у вас их
миллион.
К р у т и ц к и й (замахивается дубиной). Провались ты!
Е л е с
я. И провалюсь. Пойти метлу поискать да улицу подместь. Все-таки на улице
порядок да и моцион, а то что-то меня к утру-то ветерком пробирать начало.
Калитка-то у нас заперта. Да вот кто-то выходит.
Выходит Петрович.
Юркнуть, пока не заперли. (Уходит в
калитку.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Крутицкий, Петрович.
П е т р о в и ч
(про себя). Это кто? Михей? Он и есть. Ого! Какую дубину прибрал! Как
награбленное-то бережет.
Крутицкий, увидя Петровича, отворачивается.
Что
отворачиваешься от знакомых? Ты погляди на меня.
К р у т и ц к и й. Невежа
ты, вот что. Я чиновник.
П е т р о в и ч. Чины мы будем днем разбирать, а
теперь, благо никого нет, поговорим запросто.
К р у т и ц к и й. Иди своей
дорогой, куда шел.
П е т р о в и ч. Вот что я тебе скажу! Ты в такую пору на
улицу не выходи, а то, брат, неровен час...
К р у т и ц к и й. Нечего мне
бояться.
П е т р о в и ч. Ишь ты святой какой! Нечего ему бояться. Мало ль ты
народу-то обидел? Мало ль по миру пустил? Ты меня бойся!
Крутицкий хочет уйти.
Куда ты, куда? (Останавливает его.)
Нет, ты поговори со мной!
К р у т и ц к и й (злобно). Я тебе ничего не
сделал. Отойди, отступись! Служил я, так со всех брал, ты не лучше других; ты
мне не отец родной, чтоб с тебя не брать. Ты сам по делам ходишь, сам с людей
берешь.
П е т р о в и ч. И сам беру, и знаю, как люди берут, ты мне не
толкун. Попался тебе баран лохматый, ну, и обстриги его. А ведь ты со шкурой
норовишь. Ты у меня с деньгами-то полбока вырвал. Я барином зажил, а ты меня
сразу в нищие разжаловал. Только одна своя душа осталась, а то все ты отнял. Ты
из меня, как паук, всю кровь высосал.
К р у т и ц к и й. Долго же ты помнишь!
Ишь, какой памятливый!
П е т р о в и ч. Век не забуду. И не попадайся ты мне
лучше, не вводи меня в грех.
К р у т и ц к и й. Мы не в бессудной земле
живем, не в бессудной.
П е т р о в и ч. Ну, да уж в Сибирь пойду, а тебя
доконаю. Отольются тебе мой слезы.
К р у т и ц к и й (толкнув Петровича).
Отойди от меня! Поди, поди!
П е т р о в и ч. Ну, ты потише; а то ведь я из
тебя баранок наверчу.
К р у т и ц к и й (замахивается дубиной). Отойди,
говорю тебе!
П е т р о в и ч. Что! Ты дубиной грозиться! Ах ты, мухомор!
(Отнимает дубину.) Тряхну хорошенько, только тебе и житья! (Замахивается
дубиной.)
К р у т и ц к и й (бежит и задевает шинелью за дерево). Ай, ай! Кто
меня держит? Пустите!
П е т р о в и ч. Вот и видно, что у тебя совесть-то
нечиста! За сучок зацепил, да и испугался, и милости просишь. Рук-то марать не
хочется (бросает дубину), потому что ты, что гад ползущий, - все одно. Что,
прикусил язык-то! Ишь ты, и шинелишка-то вся ползет, развалится скоро на тебе. А
еще чиновник! Чином своим похваляешься! Сшей себе новую хоть на мои сиротские
деньги, да уж и саван себе кстати на них же купи. (Уходит в лавку.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Крутицкий один.
К р у т и ц к и й. Вот
он какой! Вот он какой! Насилу дух перевел. От него бегать надо. Он злой
человек. (Задумывается.)
Вдруг в лавке громкий хор: "Хороша наша деревня". Крутицкий в
испуге со всех ног бросается к своему крыльцу.
На ходу, подле лавки, у него
из шинели выпадает сверток. Он этого не замечает.
Разбойники! Оглашенные!
Измучили они меня. (Садится на крыльцо.) Ох, сил моих нет. Сердце упало. Всех бы
вас кнутиком, кнутиком: не воруй, не воруй! Да и этого стряпчего вашего тоже:
"не пиши фальшивых паспортов". Что он тут про шинель болтал! Нет, шинель (встает
и гладит рукой по ворсу) хороша. Повытерлась кой-где, ну, носишь, носишь, так по
шву, разумеется, разорвется. А на то есть иголочка да ниточка. Нет, шинель
хороша: а ежели издали поглядеть, так она почти новая. Глупый ты стряпуга! "Худа
она, по швам ползет". Ах ты, глупый! А кабы ты знал, что эта шинель стоит!
Хорошо мне в ней, радостно. Шубы собольей не возьму за нее, десяти, ста шуб.
Смейтесь надо мной, бейте меня, я стерплю. Я завернусь в свою шинель, мне и
хорошо, мне и тепло, мне и весело, да еще сам над вами посмеюсь, над всей
Москвой посмеюсь. Чиновник в худой шинели! А не знаешь ты, глупый человек
(оглядываясь), что я из одной полы пять домов каменных выстрою; из другой полы
пять деревень куплю. Тут и твои деньги целы. Все тут, все со мной. (Ощупывает
подкладку шинели и радостно смеется.) Вот они, вот они! Вот и здесь, вот и
здесь, вот... Ах, ах, потерял! (Обезумев от испуга, опускается на ступени.) Нет,
нет, найдутся. Куда им пропасть? Я вдруг духом упал; вот я посижу, вздохну
немножко да и найду. За подкладку завалились, за подкладку. Да, да. А зашивал, а
зашивал! Эх, Михей! Вот я пошарю сейчас. (Опускает руку.) Страшно! А ну, как там
нет! Нет, я подожду искать. Ну, что же, ну, хоть и потерял, ведь я здесь
потерял, здесь и найду. Вот... где я ходил? Здесь я ходил, в саду я прятался,
вот и поищу, вот и найдутся. Здесь никто, кроме меня, не ходил? Да нет, право,
не ходил, ей-богу, не ходил... Ах! (Ударяет себя рукой по лбу.) Елеся ходил...
он ходил, он и в саду был... Нет, кажется, не был. Да нет, нет, не был. Что я!
Да тут они, тут. Вот опущу руку, и тут. А я было... Хе-хе-хе!
Елеся выходит из калитки с метлой.
Вот он! Он простой малый,
он скажет, коли что.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Крутицкий, Елеся.
Е л е с я. Михей
Михеичу, снова здорово!
К р у т и ц к и й. Елеся, поди сюда.
Е л е с я.
Какие дела, Михей Михеич? Что это вы, об чем плакали?
К р у т и ц к и й
(заикаясь). Нет, я ничего. О чем мне? О, Елеся, ты хитрый?
Е л е с я. Я
хитрый, Михей Михеич, хитрый.
К р у т и ц к и й. Ну, ничего. А ты не
завидуешь?
Е л е с я. Завидую.
К р у т и ц к и й. Кому?
Е л е с я.
Богатым.
К р у т и ц к и й. А как этак... ты зорок глазами?
Е л е с я.
Зорок, за версту вижу.
К р у т и ц к и й. Ну, а если ты найдешь
что-нибудь?
Е л е с я. Кончено дело, не отдам.
К р у т и ц к и й. Грех-то
какой! (Показывает рукой.) Гляди, вон церковь-то, вон крест-то!
Е л е с я.
Оченно я вижу.
К р у т и ц к и й. Бога-то ты не боишься? Ах, грех-то!
Е л
е с я. Нет уж, вы не беспокойтесь! Мы это соблюдаем в лучшем виде.
К р у т и
ц к и й. Ну, коли ты бога не боишься, так вон это что, это что?
Е л е с я.
Что ж такое за диковина! Частный дом.
К р у т и ц к и й. Что, мороз-то по
коже подирает, подирает тебя?
Е л е с я. С чего же это? Частный дом нам очень
хорошо известен; знаем все ходы и выходы; и с переднего крыльца, и с заднего
бывали.
К р у т и ц к и й. Ты знаешь? Это хорошо, что знаешь. Так вот туда и
водят веревочке.
Е л е с я. Видали.
К р у т и ц к и й. Вот и поведут.
Е
л е с я. Кого?
К р у т и ц к и й. Кто найдет, да не объявит.
Е л е с я. Я
не дурак; я коли найду, сейчас объявлю: так и так, мол; я закон-то знаю.
К р
у т и ц к и й. Ну, так и объявляй скорей, и объявляй! Вот и пойдем вместе, вот и
хорошо.
Е л е с я. Да об чем? Я в жизнь-то ничего, кроме пуговиц без ушков,
не находил; так про что объявлять-то?
К р у т и ц к и й. Ты обманываешь меня,
ты ведь хитрый.
Е л е с я. Хитер, да не на то.
К р у т и ц к и й. На что
же?
Е л е с я. Секрет, Михей Михеич.
К р у т и ц к и й. А ты бога все-таки
помни! Коли есть что на душе, ты лучше скажи, повинись.
Е л е с я. Это вы
успокойтесь, религия в нас настоящая. А вот улицу подмести надо, это точно.
К
р у т и ц к и й. Ты где будешь мести?
Е л е с я. С той улицы, перед
домом.
К р у т и ц к и й. Ну, ступай, ступай. Только ты делай дело
хорошенько, сюда уж ты и не заглядывай. Всякое дело делай хорошенько!
Е л е с
я. Чего я здесь не видал! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Крутицкий один.
К р у т и ц к и й. Вот
я сперва за подкладкой пошарю, а после и поищу. Ведь тут, тут; а как было я
испугался! (Щупает за подкладкой.) Нет! Ну, и поищу, и поищу... (Потерявшись.)
Теперь вот... через две минуты я либо опять с деньгами, либо... Господи, не
попусти! (Плачет, как ребенок.) Двадцать лет я голодал, двадцать лет жену морил
голодом. Господи! Я хуже мота, хуже пьяницы; те хоть удовольствие себе делают, а
я копил, копил, да и потерял. Казнить меня на площади, жилы тянуть. Как
потерять! Деньги берегут, а не теряют. Ведь я знаю, что их берегут, я лучше всех
знаю, как берегут их. А я-то вот и потерял, как глупый ребенок. Михей, где
денежки, где денежки? Ну, что я скажу! (Плачет.) Потерял... Я оглупел, я
дурачком стал на старости лет. (Плачет.) Ищи, Михей, ищи! (Вслушивается.) Кто
сказал - ищи? Это я сам сказал - ищи! Да, да, ищи, а не найдешь, заплачешь, не
так заплачешь, ох, как заплачешь, горько заплачешь! Зачем копил, зачем? Бывало,
жена больная дрожит от холода, стонет: "Михей, Михей, сжалься, я умираю, чайку
мне, хоть чашечку, согреться бы мне". А мне было жаль гривенника для нее... Ищи,
Михей, ищи! (Оглядывается.) А? кто тут? Да никого нет. Я сам же сказал, а других
ищу. Где я был? Постой, постой! Я помню, да, вот где, в саду. (Идет в сад
Епишкина.)
Входит Елеся. Из лавки выходят Епишкин и
Петрович.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Елеся, Епишкин, Петрович.
Е п и ш
к и н. А, друг, ты с метлой никак?
Е л е с я. Истукарию Лупычу наше почтение!
Петровичу особенное! С метлой-с.
Е п и ш к и н. Подмел бы ты уж кстати кругом
лавочки.
Е л е с я. С нашим удовольствием. Я, как расхожусь, так мне только
дела давай.
Е п и ш к и н. Ну, и действуй.
Е л е с я (смеется). Не пыльна
работа, а выгодна. Так, Истукарий Лупыч, я говорю?
Е п и ш к и н. Так, так,
не перетакивать стать.
Е л е с я (метет). Стойте-ко, находка! Вот она, в
траве-то! (Поднимает сверток, который уронил Крутицкий.) Чур одному! Батюшки,
что это такое?
П е т р о в и ч. Покажи-ко!
Е л е с я. Нет. Чур одному!
Шалишь, брат. Ты бы прежде меня закричал: "чур вместе", ну, нечего делать,
половина твоя, а теперь все мое. Чур одному!
Е п и ш к и н. Да на что
польститься-то! Кому тут потерять-то что-нибудь путное?
П е т р о в и ч.
Владей один, твое счастье.
Е л е с я (развертывая сверток). Нет, батюшки! Тут
деньги, билеты. (Дрожит.)
Е п и ш к и н. Покажи, покажи!
Е л е с я
(громко). Не выпущу из рук, не выпущу.
Е п и ш к и н. Да ты держи, мы в твоих
руках посмотрим.
Е л е с я (громко). Смотрите, а из рук не выпущу. Умру, а не
выпущу. Чур одному!
Входит Крутицкий.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Елеся,
Епишкин, Петрович, Крутицкий.
К р у т и ц к и й (хватает Елесю за ворот).
Нашлись, нашлись! Держите вора, держите его!
Е л е с я (освобождаясь). Что
меня держать, я и так не уйду. Отойди!
К р у т и ц к и й. Подай, подай! Все
ли тут?
Е л е с я. Так и отдал, держи карман-то шире! А все ли, там сочтут,
кому надобно.
Крутицкий хочет поймать руку Елеси.
П е т р о в и ч (не
допуская Крутицкого). Ишь ты, крапивное семя, где только завидит деньги, так и
цапается за них.
Е л е с я (сжимает деньги в руке). Ну, да ведь уж я скорей
жизни своей решусь, чем с этими деньгами расстанусь. Нет уж, кончено, замерли
тут.
К р у т и ц к и й. Подай, подай!
П е т р о в и ч (отталкивая
Крутицкого). Ты поди в опекунский, там больше; там попроси, может, дадут
тебе.
К р у т и ц к и й (падая на колени). Елеся, пожалей старика! В гроб
ведь ты меня вгонишь, в гроб. Мои ведь, отдай!
Е л е с я. Ловок ты больно!
Отдай! Свое счастье отдать!
П е т р о в и ч. Однако ты химик! На какую штуку
взять хочешь! За столько-то тысяч, пожалуй, и я на колени стану. Ты что-нибудь
новенькое выдумай! Это ведь не копеечку подать.
Е л е с я (плачет). Как
отдать, посудите! Что мне маменька-то скажет! У нас дом валится.
Е п и ш к и
н. Да что с ним разговаривать! Ты нашел - твои и деньги. Поди объявляй, мы
свидетели.
Е л е с я. Так ведь, Истукарий Лупыч? Мои?
Е п и ш к и н. Еще
бы.
К р у т и ц к и й (Елесе). Задушу я тебя!
Е п и ш к и н (удерживая
его). Полно шалить-то, любезный, не маленький!
П е т р о в и ч. Ишь ты,
жадность-то до чего доводит. Вот таков-то он и секлетарем был. Ухватит просителя
за ворот, кричит: подай деньги!
Входит Лютов, за ним два 6удочника.
ЯВЛЕНИЕ
ДЕСЯТОЕ
Елеся, Епишкин, Петрович, Крутицкий, Лютов.
Е п и ш к и н.
Дозор идет, вот и кстати.
Л ю т о в. Что за шум?
Е п и ш к и н. История,
Тигрий Львович.
Е л е с я. Я, стало быть, деньги нашел, заявить хочу. Вот
свидетели.
К р у т и ц к и й. Меня ограбили, он украл у меня, вытащил из
кармана.
Л ю т о в. Не все вдруг. (Елесе.) Говори ты сначала!
Е л е с я.
Вот вдруг Истукарий Лупыч говорит: "мети!"
Л ю т о в. Да. Ну!
Е л е с я.
Я, стало быть, мету, и вот вдруг...
Л ю т о в. Ну!
Е л е с я. И вот вдруг
деньги...
Л ю т о в. Еще что?
Е л е с я. Вот видели.
Л ю т о в. Подай
сюда!
Е л е с я. Всех не отдам, Тигрий Львович, живого в землю закопайте, не
отдам. Мне третья часть следует. (Плачет.) Дом заложен, на сторону валится,
маменька бедствует. Долго ль нам еще страдать-то? Нам бог послал. Нет, уж это на
что же похоже! Не троньте меня, грубить стану.
Л ю т о в (будочнику). Возьми
его!
Будочник берет Елесю за руку и достает веревку.
Е л е с я. В
суд ведите! Вот что.
Л ю т о в. Молчи!
Выходят из калитки Мигачева, из саду Фетинья.
ЯВЛЕНИЕ
ОДИННАДЦАТОЕ
Елеся, Епишкин, Петрович, Крутицкий, Лютов, Мигачева,
Фетинья.
М и г а ч е в а. Батюшки, что за беда!
Ф е т и н ь я (про себя).
Ох, и вижу я, да не подойду; затаскают, насидишься.
М и г а ч е в а. От слов
моих, пропасти-то все я ему сулила.
Л ю т о в (Крутицкому). Вы что?
К р у
т и ц к и й. Ваше благородие, бедность моя...
Л ю т о в. Да. Ну!
К р у т и
ц к и й. Подаянием питаюсь, куска хлеба в доме нет...
Л ю т о в. Потом
что?
К р у т и ц к и й. Велите отдать! Не погубите старика! Он у меня отнял,
украл. (Ловит руку Лютова, чтобы поцеловать.)
Л ю т о в. Оставьте!
П е т р
о в и ч. Что же он говорит, ваше благородие! Копейки нет, куска хлеба нет, а
тысячи у него были!
К р у т и ц к и й. Это не мои, это чужие.
Л ю т о в. А
не ваши, так, вам до них и дела нет. (Елесе.) Пойдем! (Будочнику) Веди его!
К
р у т и ц к и й (громко). Стойте! Мои, мои деньги. Сто тысяч у меня, двести,
миллион... Вы их разделить хотите! Ограбить меня! Я своей копейки тронуть не
дам, умру за нее. Я вас под суд, в Сибирь, грабители!
Л ю т о в (другому
будочнику). Возьми его!
Будочник берет Крутицкого.
Ведите их! (Епишкину и Петровичу.)
За вами пришлют, когда будет надо.
Е л е с я. Что делать-то, Истукарий Лупыч!
Русская пословица: от сумы да от тюрьмы не отказывайся! Так я говорю?
Л ю т о
в. Ну, марш, без разговоров!
Уходят.
М и г а ч е в а. Батюшки, куда их повели-то?
П е т
р о в и ч. Да сначала, как по делу-то видно, надо быть, в острог. Посидят там
года два, ну, а потом уж вдоль по Владимирской.
М и г а ч е в а. Как же мне
быть-то? Батюшка, помоги ты мне!
П е т р о в и ч. Изволь. Просудишь дом-то.
Уж тогда буду я хозяином, а ты у меня в жильцах жить.
М и г а ч е в а. За что
его взяли-то? Какая беда-то его?
П е т р о в и ч. Ограбили кого-то с Михеем
да не разделят. Вот и все. (Смеется.) Дело-то пустое, а люди-то
вяжутся...
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
ЛИЦА:
К р у т и ц к и й.
А н
н а.
Н а с т я.
Е п и ш к и н.
Ф е т и н ь я.
Л а р и с а.
М и г
а ч е в а.
Е л е с я.
П е т р о в и ч.
Б а к л у ш и н.
Декорация та же.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Входит
Крутицкий, бледный и расстроенный.
К р у т и ц к и й. Куда я пришел, куда?
(Осматривается.) Ах! Домой пришел. Зачем, зачем? (Берется за голову.) Нечего мне
дома делать, нечего. Тоска меня загрызет, лютая тоска загрызет. (Сквозь слезы.)
Пойду я лучше погуляю. Меня немножко ветром пообдует. (Печально.) Пойду. Далеко
пойду, за заставу куда-нибудь, от людей подальше. Тяжело на людей-то смотреть.
Ох, как голова горит! (Снимает картуз и кладет его на крыльцо.) Пойду погуляю. В
Тюфелеву рощу пойти? Там хорошо, глухо так, никто туда, никто не ходит. Кто туда
пойдет? Пойдет бедняк какой-нибудь с горя да с тоски погулять, да уж... и
удавится тут же. Вот, говорили, там нынче весной один закладчик повесился;
обокрали его на двадцать тысяч. Да и есть от чего. Как это пережить! Как
пережить? Невозможно! У всякого своя радость, своя утеха; он копил, берег, в том
и вся жизнь его была; ничего ему не нужно, одни только деньги, одни свои деньги,
а украли деньги, нет денег, зачем ему жить? Зачем жить-то? Что делать-то на
свете? Плакать, тосковать, проклинать себя, биться об угол головою, двадцать раз
в день на гвоздь петлю повесить да опять снять. Еще вот нам бог сон дал; ну,
заснешь, забудешь, а проснешься-то? Опять та же тоска, и каждый день, каждый
день. Так уж лучше один конец. Ох, ох! (С отчаянием.) Пойду, погуляю. Ох, как
тяжело, душно как! Пойду, пойду. Далеко ведь! Что ж, я извозчика найму. На что
мне деньги? На что они мне теперь? Возьму вот, возьму да и брошу. Столько ли
Михей бросил. Убить его, убить! Ну, и кидай, ну, все и кидай! (Вынимает
несколько медных денег и бросает.) Нате, подбирайте, кто хочет; не надо мне, не
надо, я их беречь не умею. Пойду, сейчас пойду. (Идет, шатаясь, и видит на земле
медную монету.) Ай! Вот он! (Поднимает пятак и с радостью бежит на прежнее
место.) Нашел, нашел! (Судорожно прячет его в карман жилета.) Сюда его, спрятать
его поскорей, благо не видали. (Помолчав, опускает руки.) Мало. А моих много
было. Как скучно! Ах, тоска смертная! Пойду погуляю. (Идет нетвердыми шагами.
Осматривается и, маххнув рукой, поворачивает в сад Епишкина.)
Выходят Мигачева из калитки, Фетинья и Лариса из
лавки.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Мигачева, Фетинья, Лариса.
Ф е т и н
ь я (Ларисе). Не видать нашего-то?
М и г а ч е в а (про себя). Ох, и моего не
видать.
Ф е т и н ь я (не глядя на Мигачеву). Очень нужно. Хоть бы и век его
не видать, беда невелика.
М и г а ч е в а (не глядя на Фетинью). Всякому
свое. Мне мой-то, может, дороже вашего втрое.
Л а р и с а. Маменька, их
совсем засудят или не совсем?
Ф е т и н ь я. Никому неведомо. Каков судья:
сердит, так засудит, а милостив так простит.
М и г а ч е в а. Ох, да, да! Не
бойся суда, а бойся судьи. Пуще всего ты его бойся!
Ф е т и н ь я. Да, вот
причитай тут, еще голосом завой! По вашей милости и мой-то попал.
М и г а ч е
в а. Ох, должно быть, по наговору, по чьему-нибудь наговору. От злобы людской,
от соседей все больше люди погибают. Есть же такие соседи злодеи,
ненавистники.
Ф е т и н ь я. Уж именно злодеи, ненавистники. Сам ограбил
кого-то, да взял да моего свидетелем и выставил назло, чтоб по судам
таскали.
М и г а ч е в а. Есть же варвары, из-за малости, из-за сажи рады
человека погубить.
Ф е т и н ь я. Мало того, что взял да назло окрасил меня,
взял да назло мужа запутал.
М и г а ч е в а. Вот она сажа-то! Шути с ней! Все
квартальный виноват! За сажу да в острог попал. Оговорили по злобе.
Ф е т и н
ь я. Мало ему. Какой живописец проявился! Красил, красил заборы-то, да за людей
принялся. Так ему и дать волю? И хорошо сделали, что в острог посадили.
Л а р
и с а. Маменька, у вас совсем никакой разности в разговоре нет. Наладите одно и
твердите, как сорока. Ведь отмылось, что ж толковать!
Ф е т и н ь я. Еще б не
отмылось! Что ж мне арабкой, что ли, ходить прикажешь!
М и г а ч е в а. Сам
тому не рад. По нечаянности...
Ф е т и н ь я. Окрасил по нечаянности, а украл
по отчаянности. Славный парень, смиренный.
Входит Петрович.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Мигачева,
Фетинья, Лариса, Петрович.
П е т р о в и ч (Мигачевой). Ну, прощайся ты с
сыном. (Фетинье.) А ты с мужем. Только и видели.
М и г а ч е в а. Где они
теперь?
П е т р о в и ч. На цепи сидят.
Ф е т и н ь я. А ты сорвался, что
ли? Полно ты, не глупей себя нашел.
М и г а ч е в а. Каким судом моего
судят-то?
П е т р о в и ч. Шемякиным.
М и г а ч е в а. Полно ты! судов
только и есть, что гражданский да уголовный; по гражданскому - в яму, а по
уголовному - в острог.
П е т р о в и ч. Много ты знаешь! И Шемякин есть.
М
и г а ч е в а. Есть, да только в сказке.
П е т р о в и ч. Да ведь сказка-то
взята же с чего-нибудь. Чего нет, того не выдумаешь.
Входят Епишкин и Елеся.
ЯВЛЕНИЕ
ЧЕТВЕРТОЕ
Мигачева, Фетинья, Лариса, Петрович, Елеся, Епишкин.
Е л е с
я (запыхавшись). Маменька, невидимая рука, невидимая рука!
М и г а ч е в а.
Где она, где она?
Е л е с я. Вот она! (Подает деньги.) Три тысячи с
половиной! А? Довольно хорошо? Жив бог, жива душа моя. Так я говорю?
Е п и ш
к и н. Верно, Елеся. Молодец!
М и г а ч е в а. Уж не с неба ли
свалились?
Е л е с я. С неба, маменька, за правду за нашу. Нашел. Сейчас суд
да дело, гвидетелев налицо. Судили, рядили, сосчитали все деньги, отсудили мне
три тысячи с половиной; получай, говорят. Ух, устал! Получаю, говорю. Остальные
Михею.
М и г а ч е в а. Да разве его деньги-то были?
Е л е с я. Его; на
суде добрались. Вот теперь мы как миллионщики жить будем.
М и г а ч е в а.
Есть-таки разница.
Е л е с я. Никакой, те же двадцать четыре часа в
сутки.
М и г а ч е в а. Золотой ты мой! (Обнимает сына.) Как я рада-то!
Ф
е т и н ь я. Ну, как не обрадоваться! Не было ни гроша, да вдруг алтын!
Е л е
с я. А уж как я-то рад! (Обнимает вместо матери Ларису.)
Ф е т и н ь я. Что
ты, что ты! Ишь ты, на чужое-то разлакомился! Это ведь не находка твоя; третью
часть не дадим.
Е п и ш к и н. На что ему третью часть! Видно, уж ему ее всю
отдать. Мы не как Михей, об этой потере не заплачем.
Ф е т и н ь я (берет
Елесю за руку). Не тронь, говорят! Что ты облапил, точно свою собственность? Еще
крепости у тебя на нее нет.
Л а р и с а. Как это вы, маменька, вдруг
останавливаете! Коль скоро человек в таком чувстве, надо ему свободу дать.
Е
п и ш к и н. Дай, Фетинья, свободу, дай.
Ф е т и н ь я. Как ты говоришь
свободу дать? Да что ж это у них будет-то?
Е п и ш к и н. Что у них будет-то?
А нам-то что за дело! Нам какой убыток! Вот нашла печаль! Ты б лучше вспомнила,
догадалась, что муж еще с утра водки не пил.
Ф е т и н ь я. А если я роду их,
мигачевского, видеть не могу.
Е п и ш к и н. Ты слушай, что тебе говорят-то.
Я по два раза приказывать не мастер. Стало быть, надо тебе бежать закуску
готовить. А что ты их видеть не можешь, это мы поправим; уж я, так и быть,
трудов своих не пожалею, похлопочу около тебя, ты у меня на них, хоть
исподлобья, а все-таки взглянешь.
Фетинья уходит.
Сватья, пойдем! Петрович, трогайся! (Уходит,
за ним Мигачева и Петрович.)
Л а р и с а. Надеюсь, что вы идете не для
закуски, но для меня собственно.
Е л е с я. Что за неволя мне водкой
огорчаться, коли я такую сладость перед собой вижу.
Л а р и с а. Благодарю
вас за комплимент. (Уходит с Елесей.)
Из дома выходят Анна и Настя.
ЯВЛЕНИЕ
ПЯТОЕ
Анна, Настя.
А н н а. Эх, пора бы нам идти, Настенька.
Н а с
т я. Ах, не говорите, пожалуйста, и не напоминайте.
А н н а. Да ведь уж
нечего делать.
Н а с т я. Мне хоть немножко еще побыть у вас.
А н н а.
Нельзя, мой друг, нельзя; эти люди любят, чтоб их уважали, чтоб каждое
приказание их исполняли в точности. Они гордые, - бедных людей ни за что не
считают. Не исполни-ко его приказание-то, так он разгневается, что беда, а на
первых-то порах это нехорошо. Как мне быть-то с тобой! Проводила б я тебя, да
Михея Михеича дома нет. Не знаю, куда он делся! Не пойти ли тебе одной?
Н а с
т я. Ах, нет. Как одной? Мне все будет казаться, что на меня все пальцами
показывают, и я буду все по глухим переулкам прятаться. Я не дойду одна.
А н
н а. Да мне-то несвободно, нельзя дом-то оставить. Когда еще Михей Михеич
воротится, неизвестно, а идти надо. Нехорошо, обещали. (Гладит ее по голове.)
Поди-ко ты одна, я после приду, принесу тебе кой-что твое.
Н а с т я.
Тетенька!
А н н а. Что, мой друг?
Н а с т я. Так уж я пойду. Прощайте!
(Обнимает Анну.)
А н н а. Прощай, душа моя!
Вбегает Елеся.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Анна, Настя,
Елеся.
Е л е с я. Анна Тихоновна! Анна Тихоновна!
А н н а. Что тебе?
Е
л е с я. Да пожалуйте сюда, в сад. Какая оказия-то, право!
А н н а. Да что
такое?
Е л е с я. Оказия вышла.
А н н а. Что мне за дело? Зачем я
пойду?
Е л е с я. Пожалуйте, сами увидите.
А н н а. Да ты скажи
толком.
Е л е с я. Да что мне говорить-то! Нет, уж лучше вы сами.
А н н а.
Ну, что я буду в чужом саду делать?
Е л е с я. Да Михей Михеич...
А н н а.
Что Михей Михеич?
Е л е с я. Да они... Нет, уж лучше вы сами...
А н н а.
Ты не пугай меня; начал говорить, так говори.
Е л е с я. Да гуляли,
гуляли...
А н н а. Ну, что же?
Е л е с я. Гуляли, гуляли да и...
зацепились за дерево.
А н н а. Как зацепились?
Е л е с я. Да так... Нет
уж, помилуйте, лучше вы сами...
А н н а (Елесе). Ну, ступай, я приду.
(Насте.) Подожди меня. Пойду, посмотрю, что такое. (Уходит, за нею Елеся.)
Н
а с т я. У меня что-то повернулось на сердце; в голове мелькнуло что-то такое,
что я во сне видела. Это беда какая-нибудь, непременно беда; но мне кажется, что
эта беда для меня к лучшему. Какая-нибудь перемена будет. Какая - не знаю. Чего
уж я ни передумала! Я думала, что если будет землетрясение или пожар большой,
так я спасусь как-нибудь. А как спасусь - уж не знаю. Все это я вечером да ночью
передумывала. А как проснулась сегодня утром и увидала, что ночью ничего не
сделалось, что нынче день такой же, как и вчера, мне так страшно сделалось, так
страшно! Я все ждала, что к утру перевернется что-нибудь в природе, что половина
Москвы провалится, и будет озеро, а на той стороне гoры...
Входит Баклушин.
...и что Модест Григорьич приедет ко мне на
большой лодке. Я такую картину где-то видела.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Настя, Баклушин.
Н а с т я (увидав
Баклушина). Ах!
Б а к л у ш и н. Не ожидали?
Н а с т я. Не надо. Нет, нет,
мне вас не надо.
Б а к л у ш и н. А сейчас мое имя поминали.
Н а с т я.
Ну, так что же! Я долго, долго буду думать о вас, вспоминать вас, а видеть вас
не хочу.
Б а к л у ш и н. Отчего же?
Н а с т я. Вы все мучите меня.
Б а
к л у ш и н. Чем?
Н а с т я. Учите меня, как жить. Зачем говорить о жизни!
Мне это очень больно. Вы живете по-своему, я по-своему. Вам жить хорошо, мне
худо; так забудем про это. Кончено дело. Если хотите поговорить со мной
последний раз, так скажите что-нибудь повеселее.
Б а к л у ш и н. Очень бы я
хотел сказать вам что-нибудь веселенькое, да в голову нейдет, самому не очень
весело.
Н а с т я. Ну, сделайте милость, придумайте!
Б а к л у ш и н.
Извольте!
Н а с т я. Ну, рассказывайте.
Б а к л у ш и н. Есть у меня одна
смешная история, да не знаю, понравится ли вам.
Н а с т я. Все равно,
рассказывайте!
Б а к л у ш и н. В некотором царстве, в некотором государстве
жил-был Баклушин...
Н а с т я (оглядываясь). Хорошо, отлично.
Б а к л у ш
и н. Вот однажды, в минуту жизни трудную, занял по векселю этот Баклушин всего
на месяц, и всего-то сто рублей у щипаного, рваного, вылинявшего
ростовщика.
Н а с т я (оглядываясь). Да, да. Как это смешно! Чем же это
кончилось?
Б а к л у ш и н. В том-то и дело, что это не кончилось и конца
этому не будет. Через месяц, разумеется, Баклушин ста рублей не отдал, и через
два не отдал, и через год, и так далее, а платил только проценты, да и то
неаккуратно. Вексель этот, как водится, переписывался, и вышло...
Н а с т я.
Что же вышло?
Б а к л у ш и н. Что за сто рублей переплатил Баклушин в три
года процентов рублей триста да состоит должен теперь этому линючему ростовщику
тысяч семь. А так как Баклушину заплатить нечем, то и будет этот долг в той же
пропорции увеличиваться до бесконечности.
Н а с т я. А, так вот для чего
Баклушин ищет богатую невесту!
Б а к л у ш и н. Именно для этого.
Н а с т
я. А невест не находится?
Б а к л у ш и н. А невест не находится, а долг
растет.
Н а с т я. Да ведь говорят, что коли кто очень много должен, так все
равно, что ничего не должен.
Анна Тихоновна, Епишкин, Петрович, Елеся проходят из сада в
квартиру Крутицкого.
Б а к л у ш и н. Вот я и жду, когда буду должен миллион;
может быть, тогда тамому ростовщику смешно станет. А если б не этот долг,
Баклушин женился бы на девушке, которую он любит.
Н а с т я. Верю, верю; но
вот что, Модест Григорьич! Тетенька прошла домой, теперь мне нужно переезжать на
новую квартиру, которую мне добрые люди наняли. Нам время проститься.
Б а к л
у ш и н. Как, сейчас?
Н а с т я. Да, сейчас и уж навсегда.
Б а к л у ш и
н. Как мне жаль, что я теряю вас!
Н а с т я. Ну, что делать, голубчик!
Прощайте! (Горячо обнимает Баклушина.) Прощайте, мой милый, хороший, красавец
мой!
Б а к л у ш и н (сквозь слезы). Прощайте!
Н а с т я. Постой! Как я
любила тебя! Боже мой! Нет меры, нет никаких границ! Нет того на свете, чего бы
я для тебя не сделала.
Б а к л у ш и н. Что я теряю, что я теряю! Боже
мой!
Н а с т я. Да, много, много. Мне очень жаль тебя.
Б а к л у ш и н
(берет ее за руку). Настенька!
Н а с т я. Прощай! Нет... больше нельзя!
Идите!
Баклушин отходит до угла лавки. Настя издали кланяется ему и
посылает поцелуи.
Из дома выходят Анна, Епишкин, Петрович, Елеся; из саду -
Фетинья, Мигачева, Лариса.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Настя, Анна,
Епишкин, Петрович, Елеся, Фетинья, Мигачева, Лариса, вдали Баклушин.
А н н а
(тихо плача). Что он сделал! Что он сделал!
Н а с т я. Тетенька, идти
мне?
А н н а (утирая слезы). Нет, мой друг, уж ты не покидай меня. Михей
Михеич... Господи, прости ему! Погубил он свою душу...
Н а с т я. Ах, какое
горе!
А н н а. Да, горе; и с ним было горе, и умер - горе. До нас ли ему
было, прости ему господи, коли он души своей не пожалел! За деньги, за проклятые
деньги... Ведь всем умереть; да зачем же так!..
Н а с т я. А разве дядя любил
деньги?
А н н а. Что это, господи! Вздумать-то, вздумать-то мне страшно! За
что только он мучил себя и нас? Сколько лет мы живем нищенски, а у него за
подкладкой шинели нашли мы больше ста тысяч, да вот теперь в его комнате под
полом вещей и брильянтов и числа нет. И так в мире босоты-наготы довольно, а мы
ее, помимо божьей воли, терпели. Как богу-то не разгневаться!
Н а с т я. Вы
теперь богаты, тетенька!
А н н а. Тяжелы мне эти деньги, душа моя; меня
теперь никакое богатство не обрадует. Отвыкла я с ним и жить-то по-людски, убил
и похоронил он меня заживо. Десять лет я сыта не была, так теперь за один день
не поправишь. Бог с ними и с деньгами! Мы с тобой их разделим. А греха-то,
греха-то что! Я было погубила тебя совсем. С голоду да с холоду обезумела я, а
ведь добра тебе желала. Меня-то б удавить надо за тебя. Нет ума у голодного,
нет!
Н а с т я. Тетенька, милая! (Громко.) Модест Григорьич! (Анне.) Не
плачьте, божья воля, не плачьте! Ах! (Обнимает тетку.) Я живу, я живу! Не надо
хоронить меня! Тетенька, милая!
Баклушин подходит и останавливается в молчании.
Е л е с я.
Вот уж она теперь за благородного выскочит.
Е п и ш к и н. Похоже на то.
Ф
е т и н ь я. Ей хоть миллион дай, все-таки видом и амбицией она против моей
Ларисы не выдет.
Л а р и с а. Не только видом и амбицией, но и всем прочим
супротив меня далеко.
Н а с т я (Баклушину как бы с упреком). Вот вы тогда...
А мы теперь богаты с тетенькой. Вот вы и знайте.
Б а к л у ш и н. Откуда вам
бог послал?
Н а с т я. Мне вдруг наследство...
Е п и ш к и н. Дяденька их
у меня в саду удавились. Ах! (Берется за голову.) А ведь говорили дураку,
загороди забор.
Б а к л у ш и н. А кто такой ваш дяденька?
Н а с т я. Да
он... я не знаю... как это?
П е т р о в и ч. Отставной подьячий,
Крутицкий.
Б а к л у ш и н. Крутицкий? Да ему-то я и должен.
Н а с т я.
Ему? Вот и отлично! Уж теперь вы нам должны, вот мы вас в тюрьму, и
непременно.
Б а к л у ш и н. А много он вам оставил?
Н а с т я. Я не знаю.
Говорят, сколько-то тысяч.
Е п и ш к и н. Чего тут: "сколько-то"; побольше
двухсот будет.
Н а с т я. Ну, вот сколько.
Б а к л у ш и н. Позвольте за
вами снова поволочиться.
Н а с т я. Позволяю.
М и г а ч е в а. Стыдно
такие деньги и брать-то.
Ф е т и н ь я. Да ведь уж, матушка, что ни говори, а
впрок они не пойдут.
Н а с т я (смеясь). Да, правда ваша, я знаю, что мы с
Модестом Григорьичем промотаем их скоро.
А н н а. Уж лучше промотайте, чем
беречь так, как твой дядя берег.
Н а с т я. Как страшна мне казалась жизнь
вчера вечером, и как радостна мне она теперь!
А н н а. А вот, душа моя,
несчастные люди, чтоб не гневить бога, чтоб не совсем отчаиваться, утешают себя
пословицею, что "утро вечера мудренее", - которая иногда и
сбывается.
1872