| Главная » Книги |
Островский Александр Николаевич - Не было ни гроша, да вдруг алтын, Страница 2
Островский Александр Николаевич - Не было ни гроша, да вдруг алтыно. Ф е т и н ь я. Счастье вот людям! А уж я б свою, право, и без разбору отдала. М и г а ч е в а. Куда торопиться-то? Ф е т и н ь я. Как ты говоришь! Одно дело, девке удержу нет, а другое, нам зять в дом нужен. Сам стар, торговля у нас опасная. М и г а ч е в а. А и выгодна ваша торговля, нет ее лучше. Ф е т и н ь я. Еще бы. Само собой, что мы овощную и погребок только для виду держим; а настоящий наш товар темный. М и г а ч е в а. Тут глаз да и глаз нужно. Ф е т и н ь я. Да и хлопотно. Эти самые люди приходят к нам на рассвете; ночью-то они на промысле. Ну, старику-то и тяжело. Кабы зять, так одну ночь сам, а другую зять; да вот нет избранников. М и г а ч е в а. Вы об женихах, а я об невестах. Женила б вот Елесю, да какого лысого беса за него отдадут! Ф е т и н ь я. Зачем лысого! М и г а ч е в а. А то какого же? Ф е т и н ь я. Нет, он не об лысом думает. М и г а ч е в а. О каком же? Где еще ему! Он младенец. Ф е т и н ь я. Младенец-то младенец, а по чужим садам лазит. М и г а ч е в а. Охота у него. Ф е т и н ь я. И я говорю, что охота. М и г а ч е в а. Птиц сетью накрывает. Ф е т и н ь я. Не он накрывает, а я его накрыла и с птицей вместе. Только птица-то большая, больше тебя ростом будет. М и г а ч е в а. Матушка, виноваты! Ах, упаду. Ах, он разбойник! Погубил он мою голову. Ф е т и н ь я. Не твою, а мою. Узнает Истукарий Лупыч, кого причесывать-то будут? Не тебя, а меня. Так уж вот что! Вы мне не противны, а сам-то, пожалуй, тоже не прочь. Он об своей дочери невысокого мнения, а так надо сказать, что и за человека ее не считает, так много спорить не будет. Конечно, Елеся против нашего звания и приданого жених низменный; да, видно, уж судьба. Вели ты сыну одеться почище, да приходите к нам, не мешкая. Какое-нибудь решение нам выдет: либо мне быть битой, либо нам свадьбу пировать... М и г а ч е в а (целуя в плечо Фетинью). Матушка, благодетельница! То-то мне нынче во сне-то... Ф е т и н ь я. Ну, да уж и я сон-то... М и г а ч е в а. Чему быть-то, так уж, видно... Ф е т и н ь я. Да вот, на грех-то мастера нет. Прощай покуда! Приходите скорей, пока сам дома. М и г а ч е в а. Прощайте, приятная моя! Мы мигом. Входят Елеся с самоваром, Анна и Настя. Фетинья уходит в
лавку. М и г а ч е в а. Брось скорей! Поди, чисти сертук; в гости зовут. Е л е с я. Везде поспею. (Уходит в калитку, Мигачева за ним.) Н а с т я. Он писал, что ровно в четыре часа... А н н а. А к вечерне уж звонили. Н а с т я. Что я с ним буду говорить? У меня в голове все перепуталось. Мне хочется и плакать и смеяться. Я готова прыгать и хлопать в ладошки, как глупый ребенок в большой праздник; а что мне нужно, мне того не выговорить. А н н а. Мы прежде послушаем, что он скажет. Н а с т я. Тетенька, вы шаль-то вот так. (Поправляет платок на тетке.) Да пожалуйста, как можно поделикатней! А н н а. Ну, уж как умею. Лгать-то я не мастерица. Н а с т я. Нам бы как-нибудь, тетенька, припрятать свою бедность-то, чтоб не очень уж сразу-то. А н н а. Постараюсь. Н а с т я. Тетенька, он идет. А н н а. Поди, встреть его. Входит Баклушин. Б а к л у ш и н. Куда же? Н а с т я. А вот сюда, под деревья. Здесь лучше, чем в комнатах. Б а к л у ш и н. Как? На улице? Это довольно оригинально. Н а с т я (представляя Баклушина). Модест Григорьич Баклушин! Тетушка моя, Анна Тихоновна. Баклушин кланяется. А н н а. Садиться не угодно ли?Баклушин садится. Н а с т я (наливая стакан чаю). Не прикажете ли чаю?Б а к л у ш и н. Покорно вас благодарю. (Берет стакан.) Н а с т я. Не знаю, хорошо ли я хозяйничаю. Право, так неожиданно. Сладко ли я вам налила? Б а к л у ш и н. Превосходно. Отличный чай, отличные сухарики. Н а с т я. Ах, нынче и погода какая! И все так... Не угодно ли вам еще? Б а к л у ш и н. Позвольте. (Подает стакан.) Н а с т я (наливая). Ах, как мне весело, что мой чай вам нравится. Мне так это приятно слышать от вас. (Подает стакан.) Не правда ли, у нас хорошо? Мы живем конечно, небогато, но зато тихо, покойно. Мне, право, здесь так весело. Входит Елеся в жилете с сертуком в руках. Е л е с я (вешает сертук на дереве подле стола и начинает чистить). Чижик-пыжик у ворот, Воробушек маленький. Н а с т я (сконфузившись). Конечно, соседи у нас люди простые. (Елесе.) Елеся, вы бы дома сертук-то чистили. (Баклушину.) Но все нас так уважают. Е л е с я. Очень нужно дома-то пылить. Н а с т я (почти сквозь слезы). А на нас-то зачем пылите! Отойдите по крайней мере. Е л е с я. Ничего-с, кушайте чай, вы мне не мешаете. Б а к л у ш и н. А он чудак порядочный! Н а с т я. Не обращайте на него внимания, он малоумный. Е л е с я. Уж и сертучок, Настасья Сергевна. (Надевает сертук.) Н а с т я. Оставьте меня! Е л е с я. Да вы поглядите! (Поворачивается кругом.) Красота! Великонек немножко, да не перешивать же! Авось вырасту; что доброе-то портить! Входит Мигачева, принарядившись очень пестро и без вкуса. Б а к л у ш и н. Это что за явление?Н а с т я. Это его мать! Она очень хорошая женщина! Учтивая, обязательная. М и г а ч е в а (Елесе). Скоро ль ты, чучело гороховое? Е л е с я. Готов. Совсем Максим, и шапка с ним. М и г а ч е в а (проходя мимо Насти). Чай да сахар всей компании. Ох, не очень ли важно вы расселись-то. (Уходит в сад, Елеся за ней.) Н а с т я (сквозь слезы). Это ужасно! Я не знаю, за что они нынче все обижают меня. А все-таки здесь хорошо. Б а к л у ш и н. Нет, Настасья Сергевна, не утешайте себя, вам здесь нехорошо. Напрасно вы оставили вашу крестную маменьку. Н а с т я. Разве я сама ее оставила! Она начала меня упрекать: "Что ты все хорошеешь!" Ну, а что же мне делать! Я не виновата. Стала меня одевать похуже, а я все-таки лучше ее дочерей. Рассердилась за это да и прогнала меня. Б а к л у ш и н. Да, так вот что! Ну, теперь для меня дело ясно. А н н а. Да, ни за что обидели девушку. Да и нам-то какая тягость! Мы и сами-то с куска на кусок перебиваемся, а тут еще ее нам на шею спихнули. Н а с т я (с упреком ). Тетенька! А н н а. Что, Настенька, скрываться-то, коли он тебе знакомый! Пусть уж все узнает. Кабы с рук ее сбыть, вот бы перекреститься можно. Б а к л у ш и н. Сбыть! Точно вещь какую. А куда же сбыть ее вы думаете? А н н а. Кроме как замуж, куда ж она годится! Ничего она не знает, ничего не умеет. Б а к л у ш и н. Неприятное положение! Надо подумать об этом серьезно. Что же вы делаете? Н а с т я. Так, кой-что. Б а к л у ш и н. Не кой-что, вам надо трудиться! Вы хоть бы уроки давали. Н а с т я. Чему? Я сама ничего не знаю. Вы видели, как меня воспитывали. Меня учили только тешить гостей, чтоб все смеялись каждому моему слову; меня учили быть милой да наивной; ну, я и старалась. Б а к л у ш и н. Да. правда. Ну, так вот что: сами учитесь! Да учитесь прилежней. А н н а. Оно, точно, хорошо; только, пока учишься, надо кушать что-нибудь. Б а к л у ш и н. И то правда. А н н а. Богатые думают об ученье, а бедные о том, чтоб только живу быть. Н а с т я. Постойте, погодите, тетенька! Дайте нам поговорить. (Отходит к стороне и манит Баклушина.) Подите сюда на минуточку! Б а к л у ш и н (подходя). Что вам угодно? Н а с т я. Можно вас об одном спросить? Б а к л у ш и н. Спрашивайте, что хотите! Н а с т я (тихо). Вы меня любите по-прежнему? Б а к л у ш и н. Больше прежнего. Н а с т я. Ах, как это хорошо! Б а к л у ш и н. А вы? Н а с т я. Про меня-то что и говорить! Кого ж мне и любить, как не вас? Так смотрите же! Б а к л у ш и н. Что смотреть-то? Н а с т я. Не обманите меня. Б а к л у ш и н. В чем? Я вам ничего не обещал. Н а с т я. Вы обещали меня любить, а это мне дороже всего. Б а к л у ш и н. Если я вам так дорог, отчего же вы давеча не хотели сказать мне своей квартиры? Подходят к столу. Н а с т я. Я боялась, что вы войдете к нам, увидите нашу бедность и разлюбите меня. (Плачет.)Б а к л у ш и н. А плакать-то об чем? Н а с т я. Мне стыдно. Б а к л у ш и н. А зачем же стыдиться бедности? А н н а. А то чего же стыдиться-то! Есть ли что еще хуже, обидней бедности, ообенно для молодой девушки? Б а к л у ш и н. Мало ль что есть хуже бедности! А н н а. Вы посмотрите хорошенько на людей-то! Многие ль стыдятся того, что хуже-то, а бедности-то всякий стыдится. Вы сами бедности не знаете, оттого не по-людски и судите. Н а с т я. Оставьте, тетенька, этот разговор. Вы опять за то же. Я так счастлива, что Модест Григорьич у меня в гостях! Можно нам теперь хоть ненадолго и забыть про свое горе. Б а к л у ш и н. Вот теперь вы очень мило рассуждаете. Позвольте за это поцеловать вашу руку! Н а с т я. Ах, извольте, извольте! Выходят из саду Фетинья, Мигачева, Лариса и
Елеся. М и г а ч е в а. А вот я сейчас осажу их. (Подходит к столу.) Уж вы очень проклажаетесь за чужим-то самоваром. Нам самим нужно, у нас тоже гости; они хоть и не благородные, а пожалуй, что и почище будут. Бери, Елеся! Елеся берет самовар и уносит. Н а с т я. Что с вами? За что вы нас обижаете?М и г а ч е в а. Уж не взыщите! За свою собственность всегда могу. Н а с т я. Нам он был уж не нужен, мы бы и сами вам отдали. М и г а ч е в а. Ну, еще когда вас дождешься, а так-то лучше. Да и платок-то бы отдали. Что щеголять-то в чужом. А н н а (отдавая платок). Возьмите! Н а с т я. Ах, какой стыд, какой стыд! Л а р и с а (подходя к Насте). Здравствуйте, Настенька! Н а с т я (отворачиваясь). Здравствуйте! Л а р и с а. Это ваш жених? Даже очень недурен. Н а с т я. Какой жених! У меня нет жениха. Л а р и с а. Ах, напрасно. Вы не должны от нас скрываться, формально все доказывает, что этот самый и есть ваш жених. Н а с т я. Оставьте вы меня! Л а р и с а. Коль скоро вы ходите по лавкам собирать на приданое и даже бумагу для этого выправили, как же вы можете быть без жениха? Потому вы не должны народ обманывать. Н а с т я. Ах, ах! (Закрывает лицо руками.) Л а р и с а. А вдруг и мы хотим дать вам рубль серебра и говорим: "Окажите нам вашего жениха для видимости. Может, с вашей стороны обман!" (Отходит к Фетинье.) Настя стоит как убитая. Ф е т и н ь я. Ай да Лариса! Она, нет-нет, да и скажет словцо!Л а р и с а. Что ж, вы воображаете, что я совсем без образования? Но как много вы о своем дитя ошибаетесь. (Важно уходит в калитку, Фетинья и Мигачева за нею.) ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ Н а с т я (складывая руки и умоляющим голосом). Простите меня! А н н а (берет ее за руку). Полно ты, полно! Что за оправдания! Ну, пошли, так и пошли. Надо чем-нибудь кормиться. Б а к л у ш и н. Можно ли, можно ли? У меня руки опускаются. Что мне думать о вас? Н а с т я. Вы меня разлюбите? А н н а. Да что за беда такая! Дядя и свидетельство достал и приказал ей идти, потому что кормить лишнего человека нам нечем, - мы сами часто не евши с сидим. Вот и все. Она не смела не идти. Б а к л у ш и н. Вы говорили, что для молодой девушки ничего нет хуже, обидней бедности. Просить, побираться, милостивая государыня, вот что хуже бедности. А н н а. Это не хуже бедности, милостивый государь, это самая бедность-то есть. Сначала просить, потом воровать... Б а к л у ш и н. Что за ужасы! Что вы ее пугаете! Вам еще далеко до крайности, вы пьете хороший чай. Н а с т я. Ах, этот чай! Вся и беда-то от него. Послушайте! Вы писали, что придете ко мне, а у меня решительно ничего не было, нечего и заложить; а мне хотелось вас чаем напоить, вот я и пошла. Я не знала, что это так дурно. Б а к л у ш и н. Так вы это для меня? Благодарю вас. Но вот что, Настасья Сергевна: коли денег нет, так работать надо, работать, а не милостыню просить. А н н а. А вы думаете, мы сложа руки сидим? Мы чуть не ослепли от работы. Да что стоит наша работа, когда мы ничего не умеем. Мы на хлеб не вырабатываем. Б а к л у ш и н. По-моему, уж лучше в горничные идти. Н а с т я. Тетенька, вон что говорят. Найдите мне место, я пойду в горничные. А н н а. Мало ль что говорят, а ты слушай всех. Где тебя держать будут? Тебе рубля в месяц не дадут. Ты и утюга-то в руки взять не умеешь. (Баклушину.) Вы видите наше положение, вы ее любите; вот вам бы и помочь бедной девушке. Б а к л у ш и н. Чем же я могу? А н н а. Ведь вы холостой? Б а к л у ш и н. Холостой. А н н а. Женитесь! Н а с т я. Тетенька, перестаньте. А н н а. Что за церемонии! Спасите ее, ведь погибнет. Н а с т я (с испугом). Тетенька, разве я погибну? А н н а. Погибнешь, душа моя. Не ты первая, не ты последняя. Н а с т я. Ах, как страшно! (Баклушину.) Так спасите меня! Б а к л у ш и н. Ангел мой, я люблю вас, но жениться было бы безумие с моей стороны. У меня ничего нет. Жалованья мне только хватает на платье, да и то я чуть не всем портным в Москве должен. Я сам ищу богатой невесты, чтоб поправить свои дела. А н н а. Да, вот что? Н а с т я. Хорошо же вы меня любите! Б а к л у ш и н. Вас-то я люблю очень. Н а с т я. А себя больше? Б а к л у ш и н. Немножко больше. Н а с т я. Бог с вами! (Отворачивается и плачет.) Б а к л у ш и н (берет ее за руку). Ну, перестаньте, Настасья Сергевна! Настенька! Ну, рассмейтесь! Ну, агунюшки, дитя мое милое! Ну, какой я муж? Я ведь шалопай совершеннейший. Ну, рассмейтесь! Настя улыбается. А н н а. А, так вы шалопай? Да, я вижу. Ну, а нам не до шутовства! Мне слушать больно. У нас забота о насущном хлебе, а вы хотите смешить нас! Ей не агунюшки нужны! Ей нужен теплый угол да кусок хлеба. Вот подойдет осень, этому ребенку и надеть-то нечего, и кушать-то нечего, и жить-то негде. Если дядя и не погонит, так она в нашей сырой конуре умрет через неделю. Мы на вас надеялись: она, бедная, последние деньжонки истратила, чтоб принять вас поприличнее.Б а к л у ш и н. Я бы рад всей душой помочь Настасье Сергевне, но у меня есть одно ужасное обстоятельство, которое связывает мне руки. Ах, если б вы знали! А н н а. Разговор короток. Ей помощь нужна настоящая, а вы, как я вижу, ровно ничем ей помочь не можете. Б а к л у ш и н. Отчего же ничем? Дружеским участием, советом. А н н а. Отчего это богатым никто ничего не советует, а все только бедным? Как будто у бедных уж и ума нет. У нас, бедных, только денег нет, а ум такой же, как и у вас. Что нынче за свет такой! С наставлением набивается всякий, а денег никто не дает. Б а к л у ш и н. Где мне взять денег! Мне самому не хватает. Разве малость какую-нибудь! А н н а. Да хоть и малость, все-таки ей помощь. У ней ведь уж чисто ничего. Н а с т я. Тетенька, я от него не возьму ни за что. А н н а. Ты не возьмешь, я возьму. Коли теперь с вами нет, занесите как-нибудь. Доброе дело сделаете. Б а к л у ш и н. Непременно занесу, непременно. Ох, этот ростовщик проклятый, опутал он меня по рукам и по ногам. А я, знаете ли что, я все-таки подумаю; может быть, ведь... А н н а. Подумайте! Душу-то ее пожалейте! А то ведь я... уж там суди меня бог! Я с голоду умереть ей не дам. Я знаю, что такое голод. Б а к л у ш и н. Прощайте, мой милый ребенок. Я вот что, я к вам сегодня же зайду. Н а с т я. Приходите! Баклушин раскланивается и уходит. Н а с т я. За что? А н н а. Истратила ты свои последние деньжонки, а что толку! Послушай-ко ты меня! Выкинь ты его из головы вон. Н а с т я. Да ведь он сказал, что еще подумает. А н н а. Ну, да, как же! Будет он думать, нужно ему очень! А коли и будет, так ничего не выдумает. Ему бы только болтать о пустяках, вот его дело. Много таких-то по Москве бегает, да не очень-то они нам нужны. Мы иной день не евши сидим, а он придет с разговорами только оскомину набивать. И не надо его, и бог с ним. Н а с т я. Ах, не прогнать же его! А н н а. Отчего ж не прогнать; и прогоним. Вот он нынче придет; я тебя научу тогда, что ему сказать. Поверь, что он больше и не заглянет к нам. Да и хорошо бы. Какая от него польза? На что он нам? Сбивать тебя с толку? Так у тебя и то его немного. А тебе, душа моя, пора самой думать о себе, да, ох, думать-то хорошенько. Ребячество твое кончилось, миновалось. Н а с т я. Я знаю, что оно миновалось. А н н а. Нет, плохо знаешь! Все еще ты ребячишься. А ребячиться тебе уж не то что стыдно, а как-то зазорно глядеть-то на тебя. Богатая девушка прыгает, так ничего, весело; а бедная скачет, как коза, так уж очень обидно на нее. Что было, то прошло, того не воротишь; а впереди для тебя - нечего мне скрывать-то - и сама ты видишь, ничего хорошего нет. Жить с нами в нищете, в холоде, в голоде тебе нельзя. И остается тебе... Н а с т я. Что мне остается? А н н а. Что тебе остается-то? Бедная ты, бедная! Лучше бы всего тебе теперь... Н а с т я. Что, тетенька? А н н а. Что? Умереть, вот что. Н а с т я. Ах, умереть... А н н а. Да. Я об тебе и плакать бы не стала. В могилку-то тебя как в постельку бы положила. Н а с т я. Страшно, тетенька! (С криком.) Ах, страшно, страшно! Холодно. Повезут меня на этих черных дрогах... такие страшные! Лежать в могиле, а все живут!.. Мне жить хочется, я такая молоденькая. А н н а. Ох, жить! Да ведь уж нечего делать! Бог смерти не дает, так, видно, жить надобно. Только я уж тебе сказала, что жить так, как мы живем, тебе нельзя. Да и что за напасть! Ты такая хорошенькая, тебе можно жить и лучше. Н а с т я. А как же? А н н а. А вот в сумерки придет купец... Дело-то ясное; я давеча тебе всего не сказала, что он со мной говорил. Н а с т я (закрывая лицо руками). Ах, ах! Нехорошо! А н н а. Да, нехорошо. Что дурное хвалить! А где ж взять для тебя хорошего-то? Тебе его в жизни и не дождаться никогда. Уж худого-то не минуешь. Так из худого-то надо выбирать, что получше. Н а с т я. Дайте мне подумать. А н н а. Думай, Настенька, думай, душа моя, хорошенько. Хуже всего, коли руки опустишь. Затянешься в нашу нищенскую жизнь, беда! Думай теперь, пока еще в тебе чувства-то не замерли, а то и солдатской шинели будешь рада. Н а с т я. Ай, что вы! Нет, нет! А н н а. Ходить по домам побираться, то кусочек сахарцу занять, то огарочек свечки; подбирать на чужих дворах щепочки, чтоб вскипятить горшок пустых щей... Н а с т я. Ах нет, нет! Не говорите, замолчите! (Подумав.) Тетенька! А н н а. Что, душа моя? Н а с т я. А много девушек умирают... от бедности, от горя? А н н а. Довольно-таки. Н а с т я. А много и таких... А н н а. Каких? Н а с т я. Ах, как стыдно! А н н а. Ох, много, много! Н а с т я. И все смеются над ними, презирают, обижают их... бедных? А н н а. Есть, кто и пожалеет; только мало христианства-то в людях. Н а с т я. И ведь никому-то, никому, кто на тебя косо взглянет, кто от тебя отворотится, рассказать нельзя, объяснить нельзя, что тебе только и оставалось или смерть или такая жизнь. А н н а. Думай, Настенька! Времени остается нам немного; купец придет скоро, - надо будет ему сказать что-нибудь. Да ты не забудь и того, что завтра нам опять идти сбирать; а если ты не пойдешь, так дядя тебя прогонит из дому. Н а с т я. Помогите мне, посоветуйте! А н н а. Нет, мой друг, я греха на душу не возьму. И не слушай ты никого, будь ты сама над собой большая. А я ни советовать тебе, ни осуждать тебя не стану. Хочешь ты, живи... Н а с т я. Да, тетенька, простите меня, не презирайте меня, мне хочется пожить получше! (Прилегает на грудь к Анне Тихоновне.) А н н а. Бог тебя простит; я тебе не судья. ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ ЛИЦА:К р у т и ц к и й. А н н а. Н а с т я. Ф е т и н ь я. Л а р и с а. М и г а ч е в а. Е л е с я. П е т р о в и ч. Б а к л у ш и н. Р а з н о в е с о в, солидная личность. Декорация та же. Летние сумерки. Е л е с я. За мастерство, друг. Не так живи, как хочется, а как люди приказывают. П е т р о в и ч. А тебе как хочется? Е л е с я. Чего лучше не бывает, вот как. П е т р о в и ч. Дело-то о поцеловании купеческой дочери мировой кончили? Е л е с я. Еще какой мировой-то! Жених, брат, я. Вот пословица-то: не родись умен, не родись пригож, а родись счастлив. П е т р о в и ч. На грех-то, говорят, и из палки выстрелишь. Е л е с я. Именно, брат. Не надеялся, нечего сказать. П е т р о в и ч. Чудеса! Е л е с я. Вот поди ж ты. П е т р о в и ч. На баб-то дивиться нечего, на них куричья слепота бывает, а как же это сам-то! Он тебя не в первый раз видит; дарование и образование твое ему известны. Е л е с я. Сам ничего, сам меня любит. Знаешь за что? У тебя, говорит, характер хорош, легок; если тебя когда счетами по затылку, ты не обидишься. П е т р о в и ч. Что тут обидного? Е л е с я. Само собой. Русская пословица: за тычком не гонись! Так-то, Петрович, за тычком не гонись! П е т р о в и ч. Верно твое слово. Да и нечему дивиться, что, не доглядя, тебя за человека приняли; ты вот чему подивись! Е л е с я. Чему, друг? Входит Крутицкий, останавливается у своего крыльца и
прислушивается. Е л е с я. На подъезде с нищими? У него, гляди, там место откуплено. П е т р о в и ч. То-то нет. В зале стоит у окошечка. Кладет ли он, вынимает ли, уж не рассмотрел, а в руках у него деньги видел. Е л е с я. Он ли, полно? П е т р о в и ч. Верно. А и то сказать, и удивляться-то нечего! Сколько лет он процентщиком-то был! Е л е с я. Слышали мы, брат, слышали; да что ж у него денег-то не видать? П е т р о в и ч. Увидишь ты, как же! Ишь ты у него решетка-то какая крепкая. Кабы денег не было, зачем бы ему за железной решеткой жить. Е л е с я. Значит, свою осторожность наблюдает? П е т р о в и ч. Наблюдает. У него, говорят, и дверь-то внутри железная, двумя замками запирается. Только нет таких замков, Елеся, которых бы отпереть нельзя было. Ключ не подойдет, так разрыв-трава есть на то. Е л е с я. Да и надо этих процентщиков грабить, братец ты мой, потому не пей чужую кровь. П е т р о в и ч. Да и не забывают их: это грех сказать. Что ни послышишь, того убили, другого ограбили. Е л е с я. Все ж таки, брат, лучше, ничем честных людей. П е т р о в и ч. Ну, друг, у воров этого расчета нет. Вор ворует, где ему ловчее, а конечно, и того не забывает, что у процентщика сразу много зацепить можно. Про Михея, должно быть, наши мастера еще не знают, а прослышат, так не миновать и ему. Да уж, кажется, своими бы руками помог, так я на него зол. Е л е с я. За что, про что? П е т р о в и ч. Есть тому причина. Еще когда он служил, так попался я по одному казусному делу, по прикосновенности. Человек я тогда был состоятельный, дела вел большие, конкурсами занимался. Не Петровичем меня звали-то, а Иваном Петровичем Самохваловым. Е л е с я. Ну, и что же, друг единственный? П е т р о в и ч. Ну, и спрятал он меня в каменный мешок, что острогом зовут. Томил, томил, сосал, сосал деньги-то, да тогда только погулять-то выпустил, когда всего нaбело отчистил. В одном сертуке пустил. Век я ему не забуду. (Уходит в калитку.) Михеич подходит к Елесе. Е л е с я. Михею Михеичу наше почтение!К р у т и ц к и й. Здравствуй, Елеся! А я вот целый день бродил; обещали мне помочь на бедность, да ничего не дали, так целый день даром и проходил. Е л е с я. А я так слышал, что вас поздравить надо с получением, с большим получением. К р у т и ц к и й (машет руками). Что ты закричал! Что ты закричал! Эх, Елеся! Ну, кто услышит, и убьют меня. Убить-то убьют, а найдут у меня грош; старичка за грош и убьют, даром душу и загубят. Тебе кто сказал (тихо), что я деньги получил? Е л е с я. Петрович сказал. К р у т и ц к и й. Хороший человек Петрович, я его люблю. Ты ему скажи, что я его люблю. Только он ошибся. Е л е с я. Да нечто я ему верю! К р у т и ц к и й. Ошибся он; долго ль ошибиться! Дельный человек этот Петрович, дельный. Е л е с я. Еще какой делец-то! По судам ходит, дела охлопатывает. К р у т и ц к и й. Да, да. Е л е с я. Пачпорта пишет. К р у т и ц к и й. Да, да... А кому он их пишет? Е л е с я. Стало быть, кому нужно. Правой рукой пишет, левой руки прикладывает. К р у т и ц к и й. Хорошее занятие, доходное. Хороший человек Петрович, дельный... А воров он знает? Е л е с я. Первый друг им всем. Вот здесь в лавочке по ночам пачпортами и торгует. У него и печати всякие есть. К р у т и ц к и й. И жилец он исправный, на квартире его держать хорошо. Е л е с я. Что ж его не держать! За квартиру платит. Скоро нас тут, Михей Михеич, одна компания будет, потому меня лавочник в зятья берет. К р у т и ц к и й. Хорошая компания, хорошая. Все вы хорошие люди. А я вот нынче, Елеся, гривенничек было потерял. Как испугался! Потерять всего хуже; украдут, все-таки не сам виноват, все легче. Е л е с я. Зато найти весело, Михей Михеич. Вот кабы... К р у т и ц к и й. Кому счастье, Елеся. А нам нет счастья; бедному Кузиньке бедная и песенка. Терять - терял, а находить - не находил. Очень страшно - потерять, очень! Я вот гривенничек-то засунул в жилетку, да и забыл; вдруг хватился, нет. Ну, потерял... Задрожал весь, руки, ноги затряслись, - шарю, шарю, - карманов-то не найду. Ну, потерял... одно в уме, что потерял. Еще хуже это; чем бы искать, а тут тоска. Присел, поплакал, - успокоился немножко; стал опять искать, а он тут, ну и радость. Е л е с я. Да, Михей Михеич, нашему брату и гривенник деньги. Деньги вода, Михей Михеич, так сквозь пальцы и плывут. Денежка-то без ног, а весь свет обойдет. К р у т и ц к и й. Бегают денежки, шибко бегают. Безумия в мире много, оттого они и бегают. Кто умен-то, тот ловит их да в тюрьму. Е л е с я. Хитро ловить-то их; это не то, что чижей, не скоро поймаешь. К р у т и ц к и й. Не скоро поймаешь, не скоро. (Отходит к своему крыльцу.) Е л е с я (начинает красить загородку своего сада). Чижик-пыжик у ворот, Воробушек маленький. К р у т и ц к и й. Ай, ай, ай! Что я слышал-то, что я слышал! Что затевают! Что девают! Вот она, жизнь-то наша! Убить сбираются, ограбить! Уберег меня бог, уберег. А я вот услыхал, ну и спрячусь, сам-то и цел буду. Ну, и пусть их приходят, пусть замки ломают. Приходите, приходите! Милости просим! Немного найдете. Мы и дверей не запрем! Хорошо бы их всех, как в ловушку, а потом кнутиком. Иголочку бы с ниточкой мне поискать. Ну, да еще поспею. Приводи гостей, Петрович, приводи! А я пока вот в полицию схожу. (Уходит.) Выходит из калитки Лариса. Е л е с я. Умыться-то недолго; да ведь сколько ни умывайся, белей воды будешь. Медведь и не умывается, да здоров живет. Л а р и с а. Вы, пожалуй, и на крышу влезете. Е л е с я. Что ж, Москву видней-с. Л а р и с а. Но когда же вы мной заниматься будете? К вам и подойти нельзя. Е л е с я. Ничего-с, я со всякой осторожностью. Пожалуйте, здесь довольно свободно разговаривать можно. Лариса подходит к нему. Выходят из калитки Фетинья и Мигачева. Ф е т и н ь я. Я, матушка, никогда не закусываю, этой глупой привычки не имею.М и г а ч е в а. Вы такая умная, такая умная, что уж я и руки врозь. Е л е с я (Ларисе). Однако наши старушки разговорцу-то себе прибавили. Л а р и с а. Одно для них развлечение, потому как они ко всему в жизни довольно бесчувственны. Ф е т и н ь я. Почему я умна? М и г а ч е в а. Бог одарил. Ф е т и н ь я. Потому я женщина ученая. М и г а ч е в а. Уж одно при одном. Ф е т и н ь я. Я женщина ученая, очень ученая. М и г а ч е в а. Другие б и рады, да негде им этого ученья взять. Ф е т и н ь я. Моему ученью ты не обрадуешься: я себе все ученье видела от супруга. М и г а ч е в а. От супруга? Скажите! Ф е т и н ь я. Да, от супруга. Ты спроси только, чем я не бита. И кочергой бита, и поленом бита, и об печку бита, только печкой не бита. М и г а ч е в а. Однако же... Ф е т и н ь я. Первая мне наука была за мои чувствы, что чувствительна я до всего и сейчас в слезы. Вторая за характер. М и г а ч е в а. Что ж, ваш характер очень даже легкий. Ф е т и н ь я. Не скажи ты этого, не скажи! Женщина я добрая, точно... и если б не мой вздорный характер, дурацкий, что готова я до ножей из всякой малости, кажется, давно бы я была святая. М и г а ч е в а. Вспыльчивы? Ф е т и н ь я. Вот за это-то за самое. М и г а ч е в а (Елесе). Что ты носишься с ведром-то, слоны-то продаешь! Красил бы поскорее, да и к стороне. Наговориться-то после успеете. Л а р и с а (Елесе). Оставьте эти слова безо внимания. Е л е с я. Любовь, маменька. М и г а ч е в а. Ну, любовь! Ты дело-то отделай сначала! Е л е с я. Я, маменька, живо! М и г а ч е в а. Да ты старательней! Е л е с я. Что тут! Не живопись какая! Я, маменька, сразу, я вот как. (Поет.) Танцуй, Матвей. (Красит машинально, переговариваясь и пересмеиваясь с Ларисой.) Ф е т и н ь я (садясь на скамью у калитки). И сама я не похвалю свой характер; из-за малости, вот из-за малости, готова я съесть человека. Приятна ты мне, а задень меня чем-нибудь... Присесть, устала. (Садится на скамью подле загородки.) М и г а ч е в а. Ах, вы поосторожней! Тут... Е л е с я (одной рукой обнимает Ларису, другой красит, не глядя). Танцуй, Матвей. (Задевает Фетинью кистью по лицу.) Ф е т и н ь я. Уах! Батюшки! Что это такое? Е л е с я. Не жалей лаптей. (Задевает еще.) Ф е т и н ь я. Ай! М и г а ч е в а. Разбойник, что ты делаешь! Что сделал, погляди! Е л е с я (взглянув ни Фетинью). Окрасил. (Бросает кисть и с отчаянием опускает руки.) М и г а ч е в а (Фетинье). Матушка, Фетинья Мироновна, утритесь! (Хочет утереть ее.) Ф е т и н ь я. Не тронь, не тронь! Вотрешь, хуже будет, внутрь войдет. Ах! М и г а ч е в а. Матушка, умойтесь подите! Ручки, ножки буду целовать. Ф е т и н ь я. Нет! Вы будете красить, а я умывайся. Тебе хочется, чтобы знаку-то не было. Нет! Не хочу, не хочу. По всей Москве так пойду, пусть люди смотрят. М и г а ч е в а. Матушка, припадаем к стопам твоим! Умойся! Ф е т и н ь я. Нет, по улицам пойду, по всем переулкам пойду. Вот призрели нищих, а они на-ко что! Поняла я тебя теперь, очень хорошо поняла! М и г а ч е в а. Да я-то чем же... Ф е т и н ь я (Елесе). Ты не то что в наш сад, и мимо-то не ходи, а то собак выпущу! ( Мигачевой.) Поняла я тебя теперь довольно хорошо. Вот вы что, заместо благодарности. Да чтоб я забыла, да, кажется, ни в жизнь. (Ларисе.) Иди, говорят! Аль того ж дожидаешься? Поводись с нищими-то, от них все станется. Окна-то на вашу сторону заколотить велю. Л а р и с а. Да пойдемте, будет вам маскарад-то представлять. (Уходит.) Ф е т и н ь я. Вот еще выкормила чаду на свою голову. (Уходя.) Не забуду я вам обиды! До суда дойду. (Уходит.) ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Е л е с я. Вешайте! одно слово, вешайте! Удавить меня теперь одно средство! М и г а ч е в а. Что мне проку вешать-то тебя, что проку? Ну, удавлю я тебя, ну, удавлю, да что толку-то будет? Отвечай ты мне, что толку-то, отвечай! Ну, не злодей ты для своей матери? Е л е с я. Я, маменька, злодей. Я злодей. Теперь я сам вижу, что я злодей. М и г а ч е в а. И не кажись ты мне на глаза отныне и до века! И к воротам ты не подходи! Хоть бы ты провалился куда, развязал бы мою голову. Нет вот на человека пропасти! Е л е с я. А вдруг от слова-то станется! М и г а ч е в а. Что еще с тобой станется, погубитель? Е л е с я. Прочитаете в "Полицейских ведомостях". М и г а ч е в а. Отвяжись ты с своими ведомостями! Провались ты и с ведомостями вместе! Не расстроивай ты меня больше! И так мне слез своих не проплакать. Вот тебе и счастье! Словно во сне видела. У, варвар! (Уходит.) Выходит Петрович. П е т р о в и ч. Опять? Е л е с я. Еще хуже. П е т р о в и ч. Иль уголовщина? Е л е с я. Она самая. Фетинью Мироновну окрасил. П е т р о в и ч. Каким колером? Е л е с я. Да все одно. П е т р о в и ч. Нет, брат, разница. Е л е с я. Сажей, друг. П е т р о в и ч. Худо! Е л е с я. Голландской. П е т р о в и ч. Еще хуже. Ну, плохо твое дело! Ты бы лучше в какую-нибудь другую. Е л е с я. Почему так, скажи, братец? П е т р о в и ч. Тут вот какой крючок! Окрась ты ее в зеленую или в синюю: можно сказать, что без умыслу. А сажа! Что такое сажа? Ее и в лавках-то не для краски, а больше для насмешки держат. Тут умысел твой видимый. Е л е с я. Ответ велик? П е т р о в и ч. Велик. Что муж в гильдию платит, так за жену вдвое заплатишь, а кабы дочь окрасил, так вчетверо. Е л е с я. Прощай, друг! Не скоро увидимся. П е т р о в и ч. Куда ты? Е л е с я. Скитаться. (Убегает.) Петрович входит в лавку. Из дома выходят Анна и
Настя. Входит Баклушин. Б а к л у ш и н. Вот я и опять к вам.Н а с т я. Ах, это вы! Б а к л у ш и н. Да, я. Видите, как я держу слово. Н а с т я. Напрасно беспокоились. У вас, должно быть, времени некуда девать. Б а к л у ш и н. Чтоб видеть вас, я всегда найду время. Н а с т я. Неужели? А лучше бы вы не ходили, оставили меня в покое. Б а к л у ш и н. Что так? Что с вами? Н а с т я. Мне некогда занимать вас разговорами; я бедная девушка, мне нужно работать. Вы такой щеголь, вы любите одеваться хорошо, а хотите, чтоб я встречала вас в этом платье и не стыдилась! За что вы меня мучите? С меня довольно и того, что я каждый день плачу, когда надеваю это рубище. Вы одеты вон как хорошо, а я - на что это похоже. Б а к л у ш и н. Ах, какое вы бедное существо! Н а с т я. Ну, вот бедная, так мне и нечего разговаривать с вами, а надо работать. Б а к л у ш и н. Ну, одну минуточку. Н а с т я. Да что минуточку! Вот мне завтра опять идти в город, у купцов просить. Б а к л у ш и н. Что вы, что вы! Послушайте! Вам нельзя оставаться в этом положении. Н а с т я. Я знаю, что нельзя; я и не останусь. Б а к л у ш и н. Как же вы поступить хотите? Н а с т я. Да вам что за дело. Вот были давеча деньги, истратила вот задаром... Б а к л у ш и н. Вы меня пугаете. Н а с т я. Хоть бы какие-нибудь деньжонки, а то ничего! Как это! Ни платья, ничего... Б а к л у ш и н. Мне страшно за вас. Вы в опасности. Н а с т я. Ну, что ж такое! Туда мне и дорога. Никому меня не жалко; никто меня не любит. Как это, ни башмаков, ничего... Б а к л у ш и н. Как бы мне хотелось помочь вам! Н а с т я. Ну, так что ж, за чем же дело стало? Б а к л у ш и н. Но как помочь, как? Н а с т я. Дайте мне тысячу рублей ассигнациями. Б а к л у ш и н. Не меньше? Н а с т я. Не меньше. Мне так нужно. Б а к л у ш и н. Но отчего же непременно тысячу, отчего не больше? Вам это слово нечаянно попало на язык, вот вы и говорите. Н а с т я. Вы думаете? Как же! Нет, нет, уж я знаю. Вот если не дадите тысячу рублей, ну, и... Б а к л у ш и н. Ну, и что же? Н а с т я. Ну, и разговаривать вам со мной, и видеть меня нельзя. Б а к л у ш и н. А если дам? Н а с т я. Тогда пожалуйте к нам, когда вам угодно. Да что, Модест Григорьич, ведь у вас нет, так нечего и говорить. Б а к л у ш и н. И очень жалко, что нет. Н а с т я. И я жалею, да уж делать нечего. Б а к л у ш и н. Скажите, кто вас научил так разговаривать? Н а с т я. Что вы меня все еще за дуру считаете! Нет, уж извините! Да что мне разговаривать! мне некогда, меня тетенька забранит. Б а к л у ш и н. За что? Н а с т я. Что я не работаю. Хорошо разве тут с вами под забором-то стоять! Вам хочется, чтоб про меня дурная слава пошла? Б а к л у ш и н. Ну, бог с вами! Прощайте! будьте счастливы! Н а с т я. Покорно вас благодарю. А что ж, вы давеча обещали подумать-то? Подумали вы? Б а к л у ш и н. Извините! Обстоятельства такие, просто самому хоть в петлю. Н а с т я. Я так и знала. Ну, прощайте! Баклушин медленно удаляется. Что тетенька со мной сделала! Вот уж я теперь совсем одна в божьем мире. И точно вот, как я бросилась в море, а плавать не умею. (Входит на крыльцо и кланяется Баклушину, который стоит у лавки.)Входит Разновесов и осматривается. На крыльцо выходит
Анна. А н н а. Погляди, кто пришел-то! Встретить надо. Н а с т я. Вот он! Ах! Что же, что же вы скажете? А н н а. Что же мне говорить, Настенька? Я могу только попросить его, чтоб он не обижал тебя. Н а с т я. Да за что ж меня обижать! Я ведь беззащитна, совсем беззащитна. Анна подходит к Разновесову. Настя стоит на крыльце в оцепенении. А н н а (Разновесову). Здравствуйте!Р а з н о в е с о в (кланяется). Пожалуйте сюда к сторонке! А н н а. Вы бы в комнату пожаловали, посмотрели, как мы живем. Р а з н о в е с о в. Нет, уж вы нас извините-с! Этот самый ваш домик-с? Плох-с. Отсюда вижу. А н н а. Да что ж хорошего на улице... Р а з н о в е с о в. Нет, уж извините-с! Мы тоже осторожность свою знаем. Не знавши-то, да в семейный дом неловко, - бывали примеры. А н н а. Хоть убейте, не пойму. Р а з н о в е с о в. Меня тоже, так как слабости наши многим известны, записочкой пригласили в один дом. А н н а. Ну, так что же-с? Р а з н о в е с о в. Ну, только что взошел, ту ж секунду расписку в пятьсот целковых и взяли. Можно и здесь; разговор не велик. Пожалуйте сюда, к сторонке. (Отходит к стороне и говорит с Анной тихо.) Баклушин подходит к Насте. Б а к л у ш и н. Что это за господин?Н а с т я. Ах, оставьте меня, отойдите! Зачем вы воротились? Зачем! Боже мой! (Убегает в комнату.) Р а з н о в е с о в (Анне). Уж это само собой-с, из рук в руки. И насчет вас мы тоже этот порядок знаем; вы не беспокойтесь! Ситчику темненького, а когда и шерстяной материи, недорогой; нынче эта фабрикация в ходу. А н н а. Покорно вас благодарю. Р а з н о в е с о в. Насчет скромности оченно нам желательно, чтоб разговору этого меньше. А н н а. Какой разговор! Чем тут хвастаться, батюшко, помилуйте! Р а з н о в е с о в. Так-с, правду изволите говорить. А от нас уж разговору не будет, потому мы тоже опасность имеем от супруги, так как наша супруга, при всей их бестолковости, очень горячий характер имеют-с. А н н а. Уж вы поберегите. Р а з н о в е с о в. Само собою-с. Дебошу от нас не ожидайте. У других это точно, что дебоширство на первом плане, потому в том вся их жизнь проходит, а мы совсем на другом положении основаны. Конечно, иногда, с приятелями... А н н а. Ох, уж с приятелями-то... Р а з н о в е с о в. Ничего-с, сударыня, нельзя же. Иногда с обеда-с какого немножко навеселе: куда ж деться! А, впрочем, деликатно. А н н а. Знаю я вашу деликатность-то. Кто и видывал-то вас вдоволь, и тому глядеть на вас сердце мрет, а кто не видывал-то, подумайте! Да, кажется... Боже вас сохрани! Р а з н о в е с о в. Однако ж мы себя ничем не доказали с дурной стороны. А н н а (горячо). Да если вы ее обидите, я с вами жива не расстанусь. Варваром надо быть, зверем, а не человеком. Р а з н о в е с о в. Почему же так вы не верите нашей солидности? А н н а. За нее я, господи боже мой, я вас со свету сживу. Р а з н о в е с о в. Мы, признаться сказать, при вашей бедности, от вас таких претензиев не ждали. А коль скоро вы, еще не видя от нас ничего, ни худого, ни доброго... Так мы лучше все это дело оставим. Потому что ежели кляузы... А н н а. Какие кляузы! А жаль мне ее, бедную. (Плачет.) Н а с т я (выглядывая из двери, Баклушину). Что, ушел? Ушел? А н н а. Извините вы меня! У меня сердце поворачивается, ведь она сирота круглая. (Падает на колени.) Батюшко, отец родной! Ведь она голубка чистая! Грех вам будет ее обидеть! Н а с т я (на крыльце). Тетенька, тетенька, что вы! Вот бы когда умереть-то! Модест Григорьич! Модест Григорьич! Баклушин подходит. Дайте мне ножик! Дайте мне ножик!Б а к л у ш и н. Что вы, что вы! Успокойтесь! А н н а (рыдая). Не погубите, вас бог накажет. Р а з н о в е с о в (поднимая Анну). Что вы, помилуйте! Нешто мы не понимаем? Тоже чувствы имеем. Будьте без сумления. Так уж завтрешнего числа пусть и перебираются, куда я сказал. На углу большой трущобы и малого захолустья. Изволите знать? А н н а. Хорошо-с. Знаю. Р а з н о в е с о в. Прямо на все готовое-с. Прощенья просим. А н н а. Прощайте! Разновесов уходит. Н а с т я (бросаясь к тетке). Тетенька!А н н а. Ну, Настенька, не вини меня ни перед богом, ни перед людями. Н а с т я. Нет, нет, за что же! Я сама. Я одна виновата, я, я, несчастная. Б а к л у ш и н. Настасья Сергевна, что это? Что с вами? Н а с т я. Оставьте, меня! Уж теперь, как бы я вас ни любила, я для вас навек чужая. Я куплена! Б а к л у ш и н (растроганный). Ах, боже мой, что вы делаете! Н а с т я (падая ни грудь тетке). Тетенька, я погибла, я погибла! А н н а (плача). Успокойся, мой друг, успокойся. Н а с т я (бросаясь на колени с поднятыми руками). Господи, ничего я не прошу у тебя! Одной смерти, только одной смерти! ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ ЛИЦА:К р у т и ц к и й. А н н а. Н а с т я. Е п и ш к и н. Ф е т и н ь я. М и г а ч е в а. Е л е с я. П е т р о в и ч. Л ю т о в и два будочника. Декорация та же. Рассветает. К р у т и ц к и й (выходя из кустов). А? Кто тут? Кто тут? (Увидав Анну.) Ты зачем? Ты что не спишь? Ты спи, спи! Я стерегу. А н н а. Отдохни немножко, ты старый человек. К р у т и ц к и й. Нет, нет, ты поди спи, ты спи! А н н а. Да как мне уснуть-то! Ты всю ночь бродишь; Настя вот с вечера все металась да бредила, а теперь вот проснулась, плачет. Мы бы посидели на крылечке. А ты бы пошел, соснул. К р у т и ц к и й. Нет, нет, я тут погуляю. А н н а. Ну, как хочешь. Сядь тут, Настенька! Ветром тебя обдует, лучше тебе будет. Н а с т я. Какой страшный сон! Я и теперь вся дрожу! А н н а. Да ты что видела, милая? Чего так испугалась? Н а с т я (в дремоте). Будто иду я по улице и вижу свои похороны. Несут меня в открытом гробе... А н н а. Ты засыпаешь, никак? Н а с т я. Нет. И сама я на себя смотрю. И все я будто прячусь от людей, все совещусь. Надета на мне шинель, старая, изорванная, и странно... какая-то она двуличневая. В одну сторону отливает одним цветом, каким уж - не помню, а в другую золотым... Спать хочется... Так и сквозит, просвечивает золото. И, как будто... (Засыпает, прислонясь к плечу Анны.) А н н а. Ну, уснула. Н а с т я (во сне). Держите меня, не выпускайте! А н н а. Э, матушка, вот ты что заговорила. Настенька, проснись! Пойдем в комнату, там уснешь. Н а с т я. А? Что вы? Где я? Пойдемте! А н н а. Михей Михеич, мы пойдем домой. К р у т и ц к и й. Идите, идите, я постерегу. А н н а. Что ты, Михей Михеич, все стережешь! Этак и в самом деле подумают, что у нас денег много. Еще убьют, пожалуй; с тобой до беды доживешь (Уходит, Настя за ней.) К р у т и ц к и й. И убьют, и убьют. Чувствует, бедная. Из лавки выходит Лютов. К р у т и ц к и й. Не были, не пришли нынче. Что делать-то, не пришли. Л ю т о в. Да и не придут. Только вы полицию беспокоите. К р у т и ц к и й. Нет, батюшка, Тигрий Львович, нет. Уж я вам их заманю, нарочно заманю. Я старый подьячий, я свое дело знаю. Разом всю шайку накроете, орден получите. Л ю т о в. Недурно бы. К р у т и ц к и й. Верно, верно. Я сам слышал своими ушами, как они сговаривались. Л ю т о в. Ну, теперь светло, я свою команду возьму. Надо квартал дозором обойти. (Подает руку Крутицкому.) К р у т и ц к и й. Уж завтра-то не откажите, батюшка, батюшка. (Подобострастно берет обеими руками руку Лютова и несколько раз кланяется.) Возьмите теперь, возьмите. Лютов дает свисток и уходит; два будочника выходят из кустов и издали идут за ним. Я от старых сыщиков слышал: никогда ты вора не хватай прежде времени, не мешай ему, не мешай, а то он на суде отвертится. А ты дай ему дело сделать, дай ему простор, да тогда и бери его. Вот мы их впустим, да и дадим им время распорядиться... Ведь, может быть... Что делать-то! Что делать-то! (Утирает слезы.) Может быть, они Анну и тук! (Делает рукой жест, как рубят топором.) Что делать-то! Зато уж всех на каторгу, всех на каторгу. Жаль Аннушку, да что ж! Это смерть хорошая; все равно что мученица. Да, да. А воров-то на каторгу.Входит Елеся. Е л е с я. Где был, там нету, Михей Михеич! К р у т и ц к и й. Что ж ты бродишь по ночам! Что ты бродишь? Е л е с я. Будешь бродить, Михей Михеич, как из дому-то ухватом. Разве б я спать-то не умел? Да, видно, скачи враже, як пан каже. Вот и скачи по холодку-то и слоняйся, как вор. К р у т и ц к и й. Да, как вор, как вор. Е л е с я. А что у нас тут воров, Михей Михеич! К р у т и ц к и й. Много? Е л е с я. Страсть! Я всех знаю. К р у т и ц к и й. Знаешь? Е л е с я. Знаю, Михей Михеич. Я по ночам рыбу ловлю, так часто их вижу. И, как их увижу, сейчас с ними в разговор: "Здравствуйте, господа жулики!" А они мне: "Здравствуйте, господин Мигачев!" - "У меня, в моем переулке, чтоб честно и благородно!" - "Слушаем, Елисей Иваныч!" - "А то смотрите!" - "Будьте покойны, Елисей Иваныч!" Вот я как с ними! Я над ними командую, задачи им задаю. Видели у Ларисы собачку маленькую, лохматенькую? Это я ей подарил. Говорю: "Господа жулики!" - "Что угодно, Елисей Иваныч?" - "Вы, говорю, по разным местам за своим промыслом ходите, так уж вам кстати. Чтоб была мне, говорю, собачка, маленькая, лохматенькая, хвостиком вот так!" - "Предоставим, Елисей Иваныч". Через день готова в лучшем виде, так точно. К р у т и ц к и й. Ты мне их укажи как-нибудь, чтоб мне их в лицо-то знать. Укажи! Е л е с я. Извольте. Да вот сейчас все эти воры подле нас будут. К р у т и ц к и й (с испугом). Где? Где? Е л е с я. А вот сюда в лавочку один по одному соберутся. Квартальный ушел из лавки? К р у т и ц к и й. Ушел. Е л е с я. Ну, так уж гляди, есть кто-нибудь. К р у т и ц к и й. Как же я их не видал? Е л е с я. У них с той улицы особый ход есть. У всякого плута свой расчет, Михей Михеич. 
| |
| Просмотров: 198 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры