еще! И как ты перенес?
Государь,
Абрам Никитич, смилуйся, пожалуй!
Боярин,
Вдовею я без мала пять годов;
Греха боюсь, от скуки упиваюсь.
Не раз сбирался -
Уж я не виноват;
Недобрую себе ты нажил славу
Твое велико слово:
Посватаешь, пойдут. В твоем приказе
Невеста есть, из мастериц, золотных.
Посватаю, женю тебя, Василий!
Останься здесь, дождись меня в палате;
Гляди смирненько в оба!
Не прогляди смотри! А что увидишь,
Хозяин
Начинаем.
Юрий Михайлов и несколько комедиантов ставят и укрепляют на заднем краю площадки раму, на которой написан домик. Рама ставится несколько отступя от краю, чтобы сзади ее оставался проход, а так как рама уже площадки, то и по обеим ее сторонам остаются небольшие из-за нее проходы. Перед рамой ставят скамью. Юрий Михайлов остается на площадке с тетрадью в руках. Матвеев и Лопухин садятся на скамью с левой стороны. Грегори сажает Клушина на скамью с правой стороны; тот упирается, он сажает его за плечи насильно и садится с ним рядом.
Ciganus exit [5]. Яшка, выходи!
Уходит за раму, с другой стороны выходит Яков Кочетов, одетый цыганом.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Матвеев, Лопухин, Грегори и Клушин.
Proludium (на площадке). Цыган, потом лекарь и слуга.
Чахбей, чахбей!
Когда ж люди видали,
Чтоб цыгане с голоду пропадали!
А уж я ныне того дождался,
До самого нельзя - вплоть домотался.
Такая, право, забота:
Работать не берет охота,
А бродишь день до вечера,
И украсть тебе нигде нечего.
Нашла на меня напасть,
Приходит с голоду пропасть,
И стал я без хлеба в тоске,
Как без воды рыба на песке.
Да что ж я сдуру стою да плачу,
Лягу-ка я спать наудачу!
Уж либо голод переспится,
Либо что съестное приснится.
Ну, как не так! Приснится, дожидайся!
Не надо говорить.
Замолчу.
Цыган видит во сне сало, ловит его зубами, понемногу приподнимаясь, и просыпается.
Вот кой-что и хорошенькое приснилось,
Около губ ветчинное сало билось.
Я было за ним потянулся,
Да так ни с чем и проснулся.
Лягу на счастье сначала,
Не увижу ли опять сала
А увижу, так хвачу зубами,
Что твой кузнец клещами.
(Ложится опять. Клушин хохочет. Грегори зажимает ему рот. Цыган опять видит сало и тянется за ним.)
Ну-ка, еще, ну-ка, еще поближе,
Опустись маленько пониже!
Вскакивает, ловит руками и бежит за раму. С другой стороны выходят лекарь и слуга с ящиком медикаментов. Цыган, не поймав сала, возвращается печальный.
Да кака тут лиха болись?
Не ел, никак, две недели,
От того все черевья помлели.
Varia sunt mi medicamenta ad manus [7].
Знаю, что ты обманешь;
Да уж ты поверь мне, цыгану,
Мало стало проку от обману.
Знать, что обман плохо помогает,
Коли цыган с голоду пропадает.
Мне бы теперь кусок сала,
Вся бы моя боль в животе отстала.
О, quam pulsus est gravis! [8]
Что ты меня давишь!
Вот чудак, щупает да в сторону плюет,
А что цыган голоден, того не чует.
Говорит, что болят у него зубы.
Ubi sunt instrumenta? [12]
Сядь-ка, брат, благо все готово.
Вот мне любезное слово.
Теперь-то я обеда дождался,
Слава богу, добрый человек попался.
Надо мне поплотней усесться,
Чтоб за все голодные дни отъесться.
Привалило счастье цыгану.
Господин лекарь, принимайся! а я держать стану.
Зачем держать? Стол подставьте,
Да печеное порося поставьте,
Да глядите издали, коли не видали,
Как люди поросят с костями едали.
Болтай еще! Порося ему дать!
(Берет цыгана за голову сзади.)
Аль ты меня хочешь, что кобылу, взнуздать?
Quam dentes sunt lati! [13]
Да что вы, черти прокляти!
Ай, ай, ай-ай.
Ой, смёртушка! Ой, смерть моя приходит!
Заткните рот ему тряпицей старой!
Ой, замолчу! Ой, смерть! Ой, замолчу!
Присядь-ка, мы еще дернем.
Да и так вытянули зуб с корнем.
Я думал, он от голоду полечит,
А он меня же калечит.
Знать, ума у тебя много,
Вздумал ты, жид тонконогой,
Коли зубов не станет,
Так и голод от человека отстанет.
От таких чертей лекарей
Бежать было цыгану поскорей.
Беги, благо ты парень вострый,
А то вытащит тебе зубы вдосталь.
Деньги где? Деньги заплати-ка!
Попробуй цыгана догони-ка!
Так вот тебе! Вот тебе! Получай!
Без денег больного не отпускай!
Ох! Много мне от тебя передачи!
Нечего делать, давать тебе сдачи.
По-русски вот как! Отведай мою закуску.
У меня и черту не бывает спуску.
(Берет немца поперек, бросает на землю и бьет палкой.)
Вот тебе гей! лекаришка!
Некрещеный лоб, паршивый паричишко!
Валяй его! Валяй! Вот так! Прибавь!
Пусти-ка, немец.
Постой-ка, я пойду ему прибавлю.
Гоните вон его! Гоните в шею!
Сторожа выталкивают Клушина.
Изрядно, брат! Зело потешно видеть
Очень
Сейчас.
Пожалуйте, войдите здесь в палату!
В минуту все у нас готово будет.
Провожает Матвеева и Лопухина в соседнюю комнату. Комедианты и сторожа прибирают на сцене; выходит Яков Кочетов, переодевшись в свое платье.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Яков, комедианты и сторожа.
С добра ума убраться поскорее!
Потешно им, а мне веселья мало.
Смеются все, а у меня мурашки
По коже-то от пяток до затылка,
И волосы вздымает дыбом, словно
С загривка-то кто чешет. Убегу.
Отбегаюсь, хоть на цепь посадите,
Хоть режь меня. Парнишка молодой,
Душонка-то изныла. Мне ли тешить,
Ломать себя, чужую образину,
Цыганскую, жидовскую, чудскую,
Напяливать на облик православный,
Веселым быть и веселить других,
Когда в глазах зияет ад кромешный,
Над головой отцовское проклятье!
Кому Есфирь, а мне душа нужна.
Греха боюсь, уйду. Прощайте, братцы!
Ушел, ушел! Держите!
Сторожа подходят к двери. На шум выходят Матвеев, Лопухин, Грегори, Юрий Михайлов и остальные комедианты.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Матвеев, Лопухин, Грегори, Юрий Михайлов, комедианты и сторожа.
Не догонишь.
Держи его! Как вихорь полетел.
Ловить его! Ловить его бегите!
Что делать нам, mein Gott? [15] Никак не можно
О чем тревога,
Да Кочетов Яшутко.
Не в первый раз ему. Отца боится,
Разве мимо
Отцовского согласья Яков взят?
Охотился, и взяли, государь.
Его печаль отца спросить, не наша.
Уж больно лют старик, ему забота
Лишь бражничать да сына теребить,
Как ястребу курчонка. Батогами
Пугнуть бы их обоих - то ли дело!
И Якову наука, и отец
В уме ли ты! Иль мало
Ругают нас бояре, так и ловят
Поймать у нас хоть малую оплошку,
Царю донесть и делу помешать.
Без Якоба не можно и не будет
Один ушел, другой и все уйдут,
А ты сердит, я вижу.
Взамен его возьми другого!
Разве
Талент башмак, что можно их менять,
Один долой, другой надел?
Ну, как же
Помочь беде? Помехи, вижу, много
Со всех сторон: кто с умыслом, кто спросту
Мутит народ, по всей Москве разносит,
Что будто мы готовим государю
Бесовскую потеху. Не уймешь
Народную молву, пока не скажешь
С Постельного крыльца, что действо будет
Из Библии, Есфирь.
(Отводит Лопухина в сторону.)
Да не нажить бы
Себе беду другую, горше первой!
Указывать на Мордохея будут,
Отыскивать Амана меж собой.
Парнишка ты сведи к отцу, скажи:
Не надо, мол, не плачьте, пошутили.
Нельзя, никак не можно мне без Якоб.
Другого нет, и нет, и негде брать...
Ну, как же быть, не знаю, право. Палкой
Медведей лишь к плясанью понуждают,
Ну, молви, что ль, скорее!
Государь,
Затеяно, так надо кончить дело;
Берясь за гуж, не говори: не дюж.
Ужли ж теперь, людей бездельных ради,
Ломать, бросать иль портить початое?
Ужли отстать от Якова? Да я
Возьмусь тебе, что Кочетов Кирило
И сам придет, и сына приведет
Схлопочешь, рубль за мною.
Рублем на рубль ответить мне немочно,
А голову кладу свою в поруки,
Что Кочетов-старик придет просить
И кланяться, чтоб только взяли сына.
Ну вот, не плачь, Яган.
(Взглянув на часы, Лопухину.)
Приспело время,
Пора идти к царю на званый пир.
Уходят, все с низкими поклонами их провожают.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЛИЦА:
Кирилл Кочетов.
Анисья.
Яков.
Клушин.
Татьяна.
Наталья.
Юрий Михайлов.
Слуга Кочетова - без речей.
Чистая изба в доме Кочетова. Посередине входная дверь; налево, у печки, дверь за перегородку, у двери поставец; направо под окнами лавка, у лавки стол, на котором большие и малые книги.
Пожалуй-ка! Тебя Господь несет,
А я гляжу в окно да не узнаю:
Как словно ты, - опять же то мекаю,
Что виделись сейчас, зачем-де ей!
Такое дело
Приспелося; без нужды б не пошла.
Само собой. За делом иль без дела,
С Кириллом
Панкратьичем повздорили за роспись
Да диво ль побраниться,
Не святые,
На всякий час не опасешься.
Нам бы
И спорить-то не для чего. Конечно,
Ведется так: нельзя не торговаться.
Ну, муж глава, при нем и я по нем;
А я тебе перечить бы не стала.
Для матери дитя всего больнее;
Тебе печаль Наташу замуж выдать,
Моя - сынка женить. Хоть поглядели б
На их житье. И радость-то одна
На старости: внучат скорей понянчить,
Я, так и быть, прибавлю
Тафтяную сорочку, рудо-желту.
Да вошвы есть на летник, по атласу
Червчатому шелки и серебро.
Совсем было про них забыла - стала
В коробьях рыть, нашла, так что таить.
Скупенька ты, а вот и расступилась
Для дочери. Да что и говорить:
Затеяли, так надо кончить дело.
Убытка нет тебе: такого зятя
С огнем ищи, так не найдешь, поверь.
И не хвалила б.
У нас глаза не слепы - парня видим.
Дурным его не назовешь, из роду
Не выкинешь; а поискать приняться,
Так есть и лучше на Москве; не клином
Сошлась она. Да вот беда какая:
Искать-то мне не время; тороплюся,
Приходится сбывать Наталью с рук,
Послушай-ка! На Кисловке, бок о бок,
Сосед у нас, из нашего приказа
Подьячишка, - да, Господи прости!
Такой-то пес постылый! Наберется
Угару-то хмельного, колобродит
По всем дворам; а чаще всех ко мне.
И потчую, нельзя. По разговорам,
Как вижу я, присвататься он хочет.
Кумой зовет - крестили вместе. Ходит
Частенько к нам и пить, и похмеляться.
Докучлив так-то часом, что не знаешь,
И выжить как. Чего ж его бояться?
Не отдавай! Не кто тебя неволит,
Оторвет;
Сильна рука у плута. Подслужился
Боярину Лопухину и нашим
Боярыням верховым, казначеям.
Боярское для нас велико слово,
Велят отдать, не станешь спорить, выдашь
Ну, сватьюшка, еще ли ты не видишь
Любви моей? Другая набиваться
Стыдилась бы, а я вас упреждаю:
Чего же дожидаться!
Хоть завтра же! Спасибо, что сказала.
Проснется муж, поговорим да с Богом,
Благословясь, и по рукам ударим.
А там, честным пирком... Уж так-то рада,
И слов тебе не вдруг найду... Ну, сватья,
В светелочку ко мне! На всей прохладе
Медку испить пожалуй, за любовь.
Уходят. Из боковой двери, спросонков после полуденного сна, выходит Кочетов, отворяет поставец, достает сулейку и чарку и, оглядываясь, наливает.
Единую. Жена не увидала б,
Храни Господь! Хоть в доме я глава,
А все-таки блюдуся шуму. Звонок,
Пронзителен их голос бабий.
Знатно!
Винца испить любезно скуки ради;
Да только жаль, что чарочка мала,
Вот и полно.
(Ставит сулейку на место, закрывает поставец и садится к столу.)
Теперь начну прохладно насыщаться
Премудростью чужой.
(Раскрывает рукопись Домостроя, лежащую на столе.)
Где ни откроешь,
Словесный мед и пища для души.
(Надевает очки и читает.)
"А дети аще небрегомы будут,
В ненаказании отцов живя,
Что согрешат иль злое что содеют, -
Отцам и матерям от Бога грех,
А от людей укор и поношенье,
В дому тщета, и скорби, и убыток,
А от судей соромота, продажа".
Премудрые слова отца Сильвестра!
А далее читаем: "Како дети
Спасати страхом". "Не ослабевай,
Бия младенца! Аще бо жезлом
Биешь его, на здравие бывает,
Казни измлада сына своего
И ребра сокрушай, покуда мал;
А вырастет - не дастся". Это правда.
Великий был мудрец отец Сильвестр!
Для сына я не пожалел жезла,
И вырастил стыдливее девицы:
Как рыба, нем пред старшим пребывает,
Родителя приказы принимает
В молчании, с поклоном исполняет.
На праздничных пирушках у родных,
Склоня главу, сидит, а очи долу
Опущены имеет. Глумотворства,
Веселия бежит. А наипаче
Учил его блюстися скоморохов,
Гудельников, сопельников, глумцов
И песен их бесовских; грех тягчайший
Сие бо есть. Могу хвалиться смело
Перед людьми, что Яков мой не знает
Мирских забав и всяческих соблазнов.
Хозяину и дому благодать
Добро пожаловать, приятель
Особенный, Василий Фалалеич!
Сажусь. Хозяйка поздорову ль,
Кума моя, Анисья Патрикевна?
Старуха-то? Старуха ничего,
Яков понавык ли
Под страхом
Родительским помалу навыкает.
Ну, и ладно.
И восхвалим
Ему во славу
Даров его употребим посильно
Да негде взять-то.
Подьячему вкушать не подобает
От гроздия. Копейки трудовые
В моей мошне дырявой шевелятся,
А не рубли, и нам о фряжских винах
И греческих и думать непригоже.
Поспеешь!
Приятелю душевно рад; понеже
Скудаюся давно беседой умной.
По-дружески прошу тебя, Василий,
Поговорим с тобой, покуда трезвы.
Диковина ль напиться! Мы успеем
Осатанеть. Не прочь и я от чарки,
Лишь не люблю безумного веселья.
Беседовать прохладно я желаю,
От разума и от писаний книжных,
О том, о сем, о суете житейской.
Вопросами друг друга испытуя,
Паришь умом над сей земной юдолью,
Красноглаголиво, преизощренно,
Витийственно свои слагаешь речи,
И мнишься быти новый Златоуст.
Люблю словес извитие и жажду
Его душой. Подьяческих пирушек
Не жалую; в них брань да уреканье,
Да пьяный шум, воистину бесовский.