и общим ожирением; ей и здесь-то
доктора больше года жизни не дают, а в Париже с переездами на воды и с
помощью усовершенствованной медицины она умрет скорее. Вы видите, что мне
некогда, год я должен сердобольно ухаживать за больной, а потом могу
пожинать плоды трудов своих, могу и проживать довольно много, пожалуй, при
вашем содействии, если вам будет угодно.
Л и д и я. Вы злой, злой человек!
Г л у м о в. Прежде вам эта черта во мне нравилась; мы с этой стороны
похожи друг на друга.
Л и д и я. Да, пока вы не переходили границ, а теперь прощайте.
Г л у м о в. Прощайте! Я уезжаю со сладкою надеждой, что в год вы обо мне
соскучитесь, что вы меня оцените и мы, вероятно, встретимся, как родные.
Л и д и я. Довольно, довольно!
Г л у м о в. До свиданья.
Т е л я т е в. Прощай, Глумов. Счастливого пути! Вспомни обо мне в Париже:
там на каждом перекрестке еще блуждает моя тень.
Г л у м о в. Прощай, Телятев. (Уходит.)
Входит Надежда Антоновна со клянками, за ней горничная
с подушками, кладет их на диван и уходит.
Лидия, Телятев, Надежда Антоновна.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Тебе надо лечь, Лидия, непременно.
Напрасно ты себя, мой друг, утомляешь! По лицу твоему видно, что ты ужасно
страдаешь. Я так и мужу сказала. Он сейчас придет. Вот твой спирт и капли,
которые тебе всегда помогали.
Л и д и я (ложится на подушки). Как он вас принял?
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Очень вежливо, хотя довольно холодно.
Он спросил, серьезно ли ты больна; я отвечала, что очень. Что вы, Иван
Петрович, смеетесь?
Т е л я т е в. Мне равнодушно нельзя оставаться: надо либо плакать, либо
смеяться.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Вы не знаете ни натуры, ни сложения
Лидии; она такая нервная, такая нервная... Это у нее с детства.
Т е л я т е в. Извините, я действительно не знаю сложения Лидии Юрьевны,
это для меня тайна.
Л и д и я. Иван Петрович, вы такой болтун, вы меня рассмешите.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Да вы, пожалуй, в самом деле, рассмешите,
а он войдет.
Т е л я т е в. Скрыться прикажете?
Л и д и я (томно). Нет, останьтесь! Мне так приятно видеть вас, вы мне
даете силу.
Т е л я т е в. Если вам приятно, то я не только не уйду, а, как
привинченный, буду стоять против вас. Смотрите на меня, сколько вам угодно.
Только позвольте мне в этой комедии быть лицом без речей.
Входит Андрей.
А н д р е й. Господин Васильков.
Л и д и я (слабым голосом). Проси!
Андрей уходит, Надежда Антоновна оправляет подушки,
Телятев подносит платок к глазам своим. Входит Васильков.
Лидия, Телятев, Надежда Антоновна и Васильков.
В а с и л ь к о в (сделав общий поклон). Вы меня звали?
Л и д и я. Я умираю.
В а с и л ь к о в. В таком случае нужен или доктор, или священник; я ни то,
ни другое.
Л и д и я. Вы нас покинули.
В а с и л ь к о в. Не я, а вы меня, и не простившись даже как следует.
Л и д и я. Так надо проститься?
В а с и л ь к о в. Если вам угодно.
Л и д и я. По-русски проститься - значит попросить прощенья.
В а с и л ь к о в. Просите.
Л и д и я. Я виновата только в том, что оставила вас, не сообразя своих
средств; в остальном вы виноваты.
В а с и л ь к о в. Мы поквитались: я был виноват, вы меня оставили. О чем
же больше говорить! Прощайте!
Л и д и я. Ах, нет, постойте!
В а с и л ь к о в. Что вам угодно?
Л и д и я. Вы за свою вину ничем не платите, а я могу поплатиться жестоко.
Я кругом в долгу, меня посадят вместе с мещанками в Московскую яму.
В а с и л ь к о в. А! Вы вот чего боитесь? Вот какое бесчестье вам страшно?
Не бойтесь! В яму попадают и честные люди, из ямы есть выход. Бояться
Московской ямы хорошо, но больше надо бояться той бездонной ямы, которая
называется развратом, в которой гибнет и имя, и честь, и благообразие
женщины. Ты боишься ямы, а не боишься той пропасти, из которой уж нет
возврата на честную дорогу?
Л и д и я. Кто вам позволил говорить здесь такие слова?
В а с и л ь к о в. А кто позволяет зрячему вывести на дорогу слепого, кто
позволяет умному остеречь неразумного, кто позволяет ученому учить
неученого?
Л и д и я. Вы не имеете права учить меня.
В а с и л ь к о в. Нет, имею. Это право - сострадание.
Л и д и я. Вам ли говорить о сострадании! Вы видите жену в таком положении
и не хотите заплатить за нее ничтожного долга.
В а с и л ь к о в. Я даром денег не бросаю. Ни боже мой!
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Я не понимаю вашей философии. Все это для
меня какая-то новость, принесенная с луны. Разве платить за жену - значит
бросать даром?
В а с и л ь к о в. Какая же она мне жена! Да она ж сама сказала, что у нее
денег больше, чем у меня.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. "Сказала". Мало ли что может сказать
женщина в раздражении! Как бы жена ни оскорбила мужа, все-таки надо жалеть
жену больше, чем мужа. Мы так слабы, так нервны, нам всякая ссора так
дорого обходится. Горячая женщина скоро сделает глупость, скоро и одумается.
В а с и л ь к о в. Да она же не говорит, что одумалась.
Л и д и я. Я одумалась и раскаиваюсь в своем поступке.
В а с и л ь к о в. Не поздно ли?
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, нет! Она может увлечься, но до
падения себя не допустит.
В а с и л ь к о в. Я знаю, что не допустила: ваша прислуга гораздо больше
получала от меня, чем от вас. Но я не знаю, что спасло ее от
падения - честь, или недостаток денег у Кучумова. (Лидии.) Чего же вам
угодно?
Л и д и я. Я бы хотела жить опять вместе с вами.
В а с и л ь к о в. Невозможно. Вы так быстро меняете свои решения, что,
пожалуй, завтра же захотите уехать от меня. Для меня одного позора
довольно, я двух не хочу.
Л и д и я. Но вы должны меня спасти.
В а с и л ь к о в. Как я вас спасу? Есть только одно средство; я вам
предложу честную работу и за нее вознаграждение.
Л и д и я. Какую работу и какое вознаграждение?
В а с и л ь к о в. Подите ко мне в экономки, я вам дам тысячу рублей в год.
Л и д и я (встает с дивана). Ступайте вон!
Васильков уходит.
Т е л я т е в (отнимая платок от глаз). Теперь вы выздоровели, я могу
перестать плакать.
Л и д и я. Ах, теперь не до шуток! Бегите, догоните, воротите его, во что
бы то ни стало.
Телятев убегает.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, какой он упрямый! Какой несносный!
Человек из порядочного общества так поступать не может, он скорее убьет
жену, а такого предложения не сделает.
Возвращаются Васильков и Телятев.
Л и д и я. Вы меня извините, я не поняла вас. Объясните мне, что значит
слово "экономка" и какие ее обязанности?
В а с и л ь к о в. Извольте, объясню; но если вы не примете моего
предложения, я больше не вернусь к вам. Экономка - значит женщина, которая
занимается хозяйством. Это ни для кого не унизительно. А вот обязанности:
у меня в деревне маменька-старушка, хозяйка отличная, вы поступите к ней
под начальство - она вас выучит: грибы солить, наливки делать, варенья
варить, передаст вам ключи от кладовой, от подвала, а сама будет только
наблюдать за вами. Мне такая женщина нужна, я постоянно бываю в отъезде.
Л и д и я. Ужасно, ужасно!
В а с и л ь к о в. Прикажете кончить?
Л и д и я. Продолжайте!
В а с и л ь к о в. Когда вы изучите в совершенстве хозяйство, я вас возьму
в свой губернский город, где вы должны ослепить губернских дам своим
туалетом и манерами. Я на это денег не пожалею, но из бюджета не выйду.
Мне тоже, по моим обширным делам, нужно такую жену. Потом, если вы будете
со мною любезны, я свезу вас в Петербург, Патти послушаем, тысячу рублей
за ложу не пожалею. У меня в Петербурге, по моим делам, есть связи с очень
большими людьми; сам я мешковат и неуклюж; мне нужно такую жену, чтоб можно
было завести салон, в котором даже и министра принять не стыдно. У вас все
есть для этого, только вам надо будет отучиться от некоторых манер, которые
вы переняли от Телятева и прочих.
Т е л я т е в. Но разве я знал, что Лидии Юрьевне предстоит такая блестящая
перспектива от деревенского подвала до петербургского салона.
В а с и л ь к о в (глядя на часы). Согласны вы на мое предложение или нет?
Только помните, что прежде всего вы будете экономкой и довольно долго.
Л и д и я. Пожалейте меня, пожалейте мою гордость! Я дама, дама с головы до
ног. Сделайте мне какую-нибудь уступку.
В а с и л ь к о в. Никакой! Мне ли жалеть вашу гордость, когда вы не жалели
моей простоты, моей доброты сердечной! Я и теперь предлагаю вам звание
экономки, любя вас.
Л и д и я. Ну, хоть слово измените, оно жестоко для моего нежного уха.
В а с и л ь к о в. Нет, это слово хорошее.
Л и д и я. Я должна подумать.
В а с и л ь к о в. Думайте.
Т е л я т е в. Ах, кабы меня кто взял в экономки!
Входит Андрей.
А н д р е й. Следственный пристав желает описать имущество.
Л и д и я и Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, ах! Ай, ай! (Лидия
прячется в подушки.)
Т е л я т е в. Что вы испугались? Утешьтесь! Вчера описали мебель у двух
моих знакомых, сегодня у вас, завтра у меня, послезавтра у вашего Кучумова.
Это нынче такое поветрие.
Л и д и я (мужу). Спасите меня от стыда! Я на все согласна! Что делать?
Я хотела блистать неугасающей звездой, а вы хотите сделать меня метеором,
который блестит на минуту и погаснет в болоте. Но я согласна, согласна.
Умоляю вас, спасите меня.
Васильков уходит с Андреем. Андрей возвращается.
А н д р е й. Господин Кучумов.
Л и д и я. Я думаю принять его.
Т е л я т е в. Примите.
Л и д и я (Андрею). Проси!
Андрей уходит. Входит Кучумов, потом Васильков.
Лидия, Надежда Антоновна, Телятев, Кучумов, потом Васильков.
К у ч у м о в (напевая). Io son rico... Что с вами?
Л и д и я. У меня описывают имущество, привезли вы сорок тысяч?
К у ч у м о в. Io son rico... Нет, вы представьте себе, какое со мной
несчастье.
Входит Васильков и останавливается у двери.
Мой человек, которого я любил, как сына, обокрал меня совершенно и убежал,
должно быть, в Америку.
Т е л я т е в. Очень жаль мне твоего человека! С тем, что у тебя можно
украсть, не только до Америки, но и до Звенигорода не доедешь.
К у ч у м о в. Не шути, я не люблю. Я разослал телеграммы по всем трактам;
вероятно, его скоро схватят, отберут деньги, и тогда я вам, дитя мое,
доставлю их.
Т е л я т е в. Не все же он украл, ведь осталось же что-нибудь.
К у ч у м о в. Как не остаться! Я без тысячи рублей из дому не выезжаю.
В а с и л ь к о в. Так отдайте мне шестьсот рублей, которые должны по
картам.
К у ч у м о в. А! Вы здесь! И очень хорошо. Я давно хотел с вами
расчесться. Карточный долг для меня первое дело. (Вынимает бумажник.) Что
за вздор такой? Вероятно, я как-нибудь обложился, положил в левый карман.
Ах, да я не тот сюртук надел. Впрочем, вы можете получить эти деньги
с Надежды Антоновны.
В а с и л ь к о в. Хорошо, я получу. Лидия Юрьевна, я ваш долг заплатил.
Вам нужно ехать в деревню.
Л и д и я. Когда хотите.
В а с и л ь к о в. Я еду завтра, будьте готовы!
Л и д и я (подает мужу руку). Благодарю вас, что на целый день вы даете
волю моим слезам. Мне нужно о многом поплакать! О погибших мечтах всей моей
жизни, о моей ошибке, о моем унижении. Мне надо поплакать о том, чего
воротить нельзя. Моя богиня беззаботного счастия валится со своего
пьедестала, на ее место становится грубый идол труда и промышленности,
которому имя бюджет. Ах, как мне жаль бедных, нежных созданий, этих милых,
веселеньких девушек! Им не видать больше изящных, нерасчетливых мужей!
Эфирные существа, бросьте мечты о несбыточном счастье, бросьте думать о
тех, которые изящно проматывают, и выходите за тех, которые грубо наживают
и называют себя деловыми людьми.
Т е л я т е в. Каково это слушать нам, бездельникам!
К у ч у м о в (поет). Io son rico...
Т е л я т е в. Неправда. Noi siamo poveri [Мы бедны].
Л и д и я. Вот другая жертва, которую я приношу вам.
В а с и л ь к о в. Жертв не надо.
Л и д и я. Я вижу, что нашла коса на камень. Извольте, я признаюсь.
Я принимаю ваше предложение, потому что нахожу его выгодным.
В а с и л ь к о в. Но знайте, что я из бюджета не выйду.
Л и д и я. Ох, уж мне этот бюджет!
В а с и л ь к о в. Только бешеные деньги не знают бюджета.
Т е л я т е в. Ты говоришь святую истину; скажу более, что ты повторяешь
мои слова.
В а с и л ь к о в (Телятеву). Прощай, друг, мне тебя от души жаль. Ты
завтра будешь без крова и без пищи.
Т е л я т е в. Ты не хочешь ли мне денег дать взаймы? Не давай, не надо.
Пропадут, ей-богу, пропадут. Москва, Савва, такой город, что мы, Телятевы
да Кучумовы, в ней не погибнем. Мы и без копейки будем иметь и почет, и
кредит. Долго еще каждый купчик будет за счастье считать, что мы ужинаем и
пьем шампанское на его счет. Вот портные - от тех уважения мало. Но и
старую шинель, и старую шляпу можно носить с таким достоинством, что издали
дают тебе дорогу. Прощай, друг Савва. Не жалей нас. И в рубище почтенна
добродетель. (Обнимаются с Кучумовым.)
Лидия робко подходит к Василькову, кладет ему руку
на плечо и склоняется головой.
Занавес.
1869