право от зрителей, дверь в переднюю,
налево - во внутренние комнаты, между дверей изразцовая
печь; меблировка бедная: письменный стол, старое фортепьяно.
Васильков сидит у стола и собирает бумаги,
Василий стоит за стулом.
В а с и л ь к о в. Ну что, Василий Иваныч, барыня, кажется, начинает
привыкать и к новой квартире, и к тебе?
В а с и л и й. Насчет квартиры не знаю, сударь, что сказать. Все смеются с
маменькой по-французски. А про меня уж что! Как еще только я жив!
В а с и л ь к о в. Что ты, бог с тобою!
В а с и л и й. Да помилуйте, Савва Геннадич, сударь! Им нужно, чтоб в
штиблетах, а я не могу. Какой же я камардин, коли я при вас служащий, все
одно как помощник. Помилуйте, Савва Геннадич, мы, может быть, с вами нужду
видали вместе, может быть, тонули вместе в реке по нашему делу.
В а с и л ь к о в. Ну да, да, конечно. (Встает со стула.)
В а с и л и й. Ну, и за фрукты тоже съела было совсем.
В а с и л ь к о в. За какие фрукты?
В а с и л и й. Конечно, по нашему званию... и всего-то вот сколько было.
(Показывает на пальце.)
В а с и л ь к о в. Чего?
В а с и л и й. Редечки... всего-то вот столько было. Сидел в передней,
доедал.
В а с и л ь к о в. Уж ты, Василий Иваныч...
В а с и л и й. Да невозможно, сударь, Савва Геннадич! Мы народ рабочий, на
том воспитаны. Да мне дороже она бог знает чего.
В а с и л ь к о в. Так слушай, Василий Иваныч! Без меня, кроме Кучумова,
никого не принимай!
В а с и л и й. Уж будьте покойны! (Уходит.)
Лидия одна.
Л и д и я. Что так долго не едет этот противный старичишка! Вот уж три дня
я томлюсь в этой конуре, мне страшно подойти к окну. Теперь, чай, нарочно
ездят мимо, чтоб увидать меня в окне. У Глумова, пожалуй, и стихи готовы.
Старичок, Кучуминька, миленький! Выручи меня из заключения! Переехали бы мы
с maman на старую квартиру и зажили лучше прежнего. Развлечь себя хоть
музыкой! Звуки вальса имеют много утешения. Что ни говори, а Страус и
Гунгль - лучшие знатоки женского сердца. (Пробует фортепиано.) Экая дрянь!
Это он нарочно завел, чтоб меня унизить. Погоди же, мой друг, я тебя утешу.
(Прислушивается, слышит стук экипажа.) Посмотрела бы, да стыдно светской
даме подойти к окну! Не Кучумов ли? Он всегда в два часа бывает. Он, он!
Идет на крыльцо, слышу его походку. Ну, что-то будет?
За сценой голос Кучумова: "Дома барыня?"
Голос Василия: "Пожалуйте! У себя-с". Кучумов входит.
Лидия и Кучумов.
Л и д и я. Наконец-то, а еще папаша.
К у ч у м о в (целуя руки Лидии, грозно оглядывает комнату). Что такое? Что
такое? Куда это вы попали? Что за обстановка. Это постоялый двор какой-то.
Но я вас спрашиваю, что все это значит? Мой ангел, не сердитесь на меня,
что я так грубо вас спрашиваю! В таких комнатах иначе нельзя говорить, как
грубо. Как это случилось? Чем вы себя довели до такого унижения? Вы срамите
фамилию Чебоксаровых!
Л и д и я. Вы меня не упрекайте, а лучше пожалейте!
К у ч у м о в. Нельзя вас жалеть, милостивая государыня. Вы позорите свой
род. Что бы сказал ваш бедный отец, если бы узнал ваше унижение!
Л и д и я. Что же мне делать?
К у ч у м о в. Бежать, сударыня, бежать без оглядки.
Л и д и я. Куда? У maman ничего нет. Он за нас все долги заплатил.
К у ч у м о в. Его прямая обязанность. За обладание таким сокровищем, за то
счастье, которое вы доставили этому моржу, он обязан исполнять все ваши
желания.
Л и д и я. Видно, он не считает за большое счастие обладать мною.
К у ч у м о в. А не считает, тем лучше. Вы должны знать цену себе.
Переезжайте с maman на старую квартиру, в этом нет ничего дурного; а жить в
курятнике позорно.
Л и д и я. Но, папаша, чем же нам жить! У maman нет ничего, у меня тоже. На
кредит нельзя рассчитывать.
К у ч у м о в. Кредит! Да на что вам кредит? Стыдно,стыдно! Надо было прямо
обратиться ко мне. Вам стыдно было попросить у меня денег, а не стыдно фее
жить в таком шалаше! Вы, фея наша легкокрылая, вы забыли свое могущество.
Вам стоит сделать только один жест, и этот шалаш превратится во дворец.
Л и д и я. Какой жест, папаша?
К у ч у м о в. Вы и как фея, и как женщина должны это знать лучше, чем мы,
мужчины. У фей и женщин в запасе много жестов.
Л и д и я (бросаясь ему на шею). Такой жест, папаша?
К у ч у м о в. Так, так, так... (Зажмурив глаза, опускается на стул.)
С тебя будет пока сорока тысяч на первый раз?
Л и д и я. Я не знаю, папаша.
К у ч у м о в. Теперь вам много не нужно, вы переедете на старую квартиру,
она отделана превосходно и еще не занята. Гардероб у тебя восхитительный!
На первое время вам сорока тысяч слишком довольно. Послушай, если ты не
возьмешь, я выброшу их из кареты, нарочно проиграю в клубе. Во всяком
случае, я эту сумму уничтожу, если ты не хочешь взять ее.
Л и д и я. Ну, так давай, папаша!
К у ч у м о в (берется за карман). Ах, боже мой! Это только со мной одним
случается. Нарочно положил на столе бумажник и позабыл. Дитя, прости меня!
(Целует у нее руку.) Я тебе привезу их завтра на новоселье. Я надеюсь, что
вы нынче же переедете. Закажу у Эйнем пирог, куплю у Сазикова золотую
солонку фунтов в пять и положу туда деньги. Хорошо бы положить все золотом
для счастья, да такой суммы едва ли найдешь. Все-таки полуимпериалов с
сотню наберу у себя.
Л и д и я. Меrci, merci, папаша. (Гладит его по голове.)
К у ч у м о в. Блаженство! Блаженство... Что такое деньги! Имей я хоть
миллионы, но если не вижу таких глаз, таких ласк, я нищий.
Входит Надежда Антоновна.
Лидия, Кучумов и Надежда Антоновна.
Л и д и я. Маman, Григорий Борисыч советует нам переезжать на старую
квартиру.
К у ч у м о в. Разумеется. Нельзя оставаться, дорогая моя, нельзя.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, Григорий Борисыч, не говорите! Что я
терплю! Как я страдаю! Вы знаете мою жизнь в молодости; теперь, при одном
воспоминании, у меня делаются припадки. Я бы уехала с Лидией к мужу, но он
пишет, чтоб мы не ездили. О ваших деньгах ничего не упоминает.
К у ч у м о в. Не дошли. (Считает по пальцам.) Вторник, среда, четверг,
пятница. Он их получил вчера вечером или сегодня утром.
Л и д и я. Маman, нам бы переехать сейчас же.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, Лидия, нужно подумать. Мне все
кажется, что твой муж притворяется, а что он очень богат.
Л и д и я. Богат он, беден ли, но он нас унизил, и между нами все кончено.
Григорий Борисыч сделал для нас много и не желает, чтоб я жила с мужем.
Наша жизнь будет вполне обеспечена, папашка мне обещал.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Папашка! Где ты научилась? Ах, Лидия,
как ты говоришь! Невозможно, невыносимо слушать матери.
Л и д и я. Скажите! Стыдно? Я теперь решилась называть стыдом только
бедность, все остальное для меня не стыдно. Маman, мы с вами женщины, у нас
нет средств жить даже порядочно; а вы желаете жить роскошно, как же вы
можете требовать от меня стыда. Нет, уж вам поневоле придется смотреть кой
на что сквозь пальцы. Такова участь всех матерей, которые воспитывают детей
в роскоши и оставляют их без денег.
К у ч у м о в. Веnissimo [Отлично.] Я никак не мог ожидать, чтобы в такой
молодой женщине было столько житейской мудрости.
Л и д и я. Маman, папашка обещает нам на новоселье сорок тысяч.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а (с радостью).Неужели? (Кучумову). Вы очень
добрый человек. Однако ж все-таки подумать надо.
Л и д и я. О чем думать! Здесь унижение, там - счастье.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Пойдемте в мою комнату, обсудимте вопрос
со всех сторон. Главное, чтоб приличие было сохранено.
Л и д и я (матери). В этом положитесь на меня.
К у ч у м о в. Я уж не мальчишка, умею пользоваться счастьем втихомолку,
много не болтаю.
За сценой голос Василия "Не приказано принимать".
Голос Глумова "Что ты врешь".
Кучумов, Лидия, Надежда Антоновна уходят.
Шляпа Кучумова остается на столе.
Глумов и Василий.
Г л у м о в. Что ты, болван, выдумываешь! Меня не велено принимать!
Невозможно!
В а с и л и й. Совсем я не болван; на болванах чепчики шьют. А что не
велено пущать, опять же не моя вина.
Г л у м о в. Кто же не велел пущать, барин или барыня?
В а с и л и й. Да нешто для вас не все равно! Кто бы ни приказал, а,
значит, пущать не буду. А коли хотите знать, так вот вам раз: и барин не
велел, и барыня, и ни за что к вам не выдут.
Г л у м о в. Ты глуп безгранично, исторически; но все-таки ты можешь знать
причину, почему меня не велено принимать. Не знаешь ли? Не слыхал ли ты,
любезный друг, хоть краем своего ослиного уха? Так поведай, рубль серебром
деньга не малая.
В а с и л и й. Покорно благодарю. Пожалуйте (Берет рубль и прячет в
карман.)А что я вам проповедаю? Известно, дела, обстоятельства. Вы придете,
другой, третий; рюмка водки, другая, пятая, десятая, а все расчет. А дела
наши, барин говорит, по видимости, подходят тонкие. А вы рассудите сами!
Пожалуй, корми дармоедов-то, пользы от них никакой, а все из кармана. Вот
кабы знакомство хорошее, степенное, а то какое у нас знакомство!..
Г л у м о в. Ну, довольно! Дай клочок бумаги и убирайся! Я напишу барину
записку и уйду.
В а с и л и й. Да вот бумага-то на столе! Только вы от хорошей зря не
рвите! А я, что ж, я уйду. (Уходит.)
Г л у м о в (берет бумагу и перо). Что бы такое ему написать? (Замечает
шляпу.) Чья это шляпа? (Берет ее в руки.) Ба, ба, ба! Да это Кучумова.
Значит, князинька здесь. Вот и прекрасно. Васильков теперь уж получил
письмо. Телятев тоже; съедутся все вместе. Вот будет сцена! Напишу для
отклонения подозрения что-нибудь. (Пишет и читает.) "Любезнейший друг, я
заходил к тебе посоветоваться по одному делу. Жаль, что не застал. Завтра
зайду пораньше. Твой Глумов". Написано крупно, положу посредине стола, чтоб
он увидал сразу.
Голос Телятева: "Ну, а я все-таки войду".
Входят Телятев и Василий.
Глумов, Телятев и Василий.
Т е л я т е в (Глумову). Ты был у Лидии Юрьевны?
Г л у м о в. Нет, зачем мне она? Я заходил к Савве, да не застал, записку
ему оставил. Прощай! Если ты хочешь Василькова видеть, так ступай на биржу,
он там целый день проводит.
Т е л я т е в. Тем лучше.
Г л у м о в. Он, кажется, новою отраслью промышленности занялся, шелком
маклерует.
Т е л я т е в. Отличное занятие.
Г л у м о в. В хороший день рублей пять выторгует.
В а с и л и й. Вот уж это, сударь, что напрасно, то напрасно.
Г л у м о в. Помнишь, сколько к нам провинциалов наезжало! Подумаешь,
у него горы золотые, - так развернется. А глядишь, покутит недель шесть,
либо в солдаты продается, либо его домой по этапу вышлют, а то приедет
отец, да как в трактире за волосы ухватит, так и везет его до самого дому
верст четыреста. (Глядит на часы.) Однако мне пора. Как я заболтался.
(Быстро уходит.)
Т е л я т е в (садится к столу, держа свою шляпу в левой руке). Ну как же,
Василий Иваныч, принимать не велели?
В а с и л и й. Да так же, сударь.
Т е л я т е в. Да вы это, Василий Иваныч, по глупости, может быть?
В а с и л и й. Нет, истинно, истинно. Что вы? Смею ли я!
Т е л я т е в. И вам, Василий Иваныч, меня не жаль?
В а с и л и й. Как не жаль, сударь! Известно, вы не как другие.
Т е л я т е в. Лучше?
В а с и л и й. Не в пример.
Т е л я т е в. Садитесь, Василий Иваныч!
Василий Иваныч садится и опирается руками в колена.
Давайте с вами разговаривать.
В а с и л и й. Вы думаете, не могу?
Т е л я т е в. Ничего я не думаю. Вы, я слышал, были в Лондоне, а в Марокко
не были?
В а с и л и й. Этаких стран я, сударь, и не слыхивал, Морок, так он Мороком
и останется, а нам не для чего. У нас, по нашим грехам, тоже этого
достаточно, обморочат как раз. А знают ли они там холод и голод, вот что?
Т е л я т е в. Про голод не слыхал, а холоду не бывает оттого, что там
очень жарко.
В а с и л и й. Ну и пущай они дохнут с голоду ли, с жару ли, а нам пуще
всего уповать нужно.
Т е л я т е в. На что же уповать, Василий Иваныч?
В а с и л и й. Чтоб как все к лучшему. По нашему теперь тоже делу босоты и
наготы навидались. Конечно, порядок такой, искони; а бог невидимо посылает.
Т е л я т е в. Василий Иваныч, в философии далеко уходить не годится.
В а с и л и й. Я и про что другое могу.
Т е л я т е в. Прощайте, Василий Иваныч. (В рассеянии берет со стола правой
рукой шляпу Кучумова и хочет надеть обе). Это как же, Василий Иваныч?
В а с и л и й. Грех, сударь, бывает со всяким.
Т е л я т е в. Какой же тут грех-то, Василий Иваныч?
В а с и л и й. Бывает, что и уносят.
Т е л я т е в. Вы, Василий Иваныч, заврались!
В а с и л и й. А вот что, сударь: померяйте обе, которая впору, та и ваша.
Т е л я т е в. Вот, Василий Иваныч, умные речи приятно и слушать
(Примеривает сначала свою.) Это моя. А это чья же? Да это князинькина.
Значит, он здесь?
В а с и л и й (таинственно). Здесь-с.
Т е л я т е в. Где же он?
Василий молча и величественно указывает на
дверь во внутренние комнаты.
Отчего же его принимают, а меня нельзя?
В а с и л и й. Потому сродственник.
Т е л я т е в. Такой же сродственник, как и вы, Василий Иваныч. Уж вы меня
извините, я останусь, а вы подите в переднюю.
В а с и л и й. Оно точно, что в это время барин никогда дома не бывает, а
если в другой раз...
Т е л я т е в. Ну, довольно, Василий Иваныч! Учтивость за учтивость, а
то я скажу вам: "Пошел вон!"
В а с и л и й. Можно, для вас все, сударь, можно. (Уходит.)
Телятев один.
Т е л я т е в (вынимает из кармана письмо и читает):
Не будь, Телятев, легковерен,
Бывают в мире чудеса;
Князек надуть тебя намерен
У Васильковой в два часа.
И все так точно и надул. Он сродственник, а меня и принимать не приказано.
Что же мне делать? Уступить даром как-то неловко, что-то за сердце скребет.
Подожду их, посмотрю, как она его будет провожать. Вот удивятся, вот
рты-то разинут, как я встану перед ними, как statua gentilissima
[благороднейшая статуя]. А статуя Командора, - мне один немец божился до
того, что заплакал, - представляет совесть. Ужасно будет их положение. А не
лучше ли явиться к ним самому, оно, конечно, не совсем учтиво... Где они
скрываются?(Подходит к двери и прислушивается.) Никого нет. Проникну далее.
(Отворяет осторожно дверь, уходит и так же осторожно затворяет.)
Входят Васильков и Василий.
Васильков и Василий.
В а с и л ь к о в (быстро). Был без меня кто-нибудь?
В а с и л и й. Господин Глумов. Вот и записку оставили.
В а с и л ь к о в (строго). А еще кто?
В а с и л и й. Господин Кучумов... а...
В а с и л ь к о в. Ну, хорошо, ступай!
Василий уходит.
Кучумов так стар, что и подозревать нельзя; моя жена женщина со вкусом.
(Останавливается перед столом в задумчивости и видит записку Глумова.
Вынимает из кармана письмо и сличает с запиской Глумова.) Ничего не похоже,
а я думал, что он. (Читает письмо.)
Из дома муж уходит смело
С утра на биржу делать дело
И верит, что жена от скуки
Сидит и ждет, сложивши руки.
Несчастный муж!
Для мужа друг - велико дело.
Когда жена сидит без дела
Муж занят, а жена от скуки,
Глядишь, и бьет на обе руки.
Несчастный муж!
"Будь дома в два часа непременно, и ты поймешь смысл этих слов"
(Короткое молчание.) Что это, шутка или несчастие? Если это шутка, то глупо
и непростительно шутить над человеком, не зная его сердца. Если это
несчастие, то зачем же оно приходит так рано и неожиданно? Если б я знал
свою жену, я бы не колебался. Как любит, как чувствует простая девушка или
женщина, я знаю; а как чувствует светская дама, я не знаю. Я души ее не
вижу; я ей чужой, и она мне чужая. Ей не нужно сердца, а нужны речи. А у
меня речей нет. О, проклятые речи! Как легко мы перенимаем чужие речи и как
туго перенимаем чужой ум. Теперь говорят, как в английском парламенте, а
думают все еще как при Аскольде. А делают... Да что здесь делают? Ничего не
делают. Но что же, однако, значит это письмо? Пойду покажу его Лидии. Но
если, если... боже; Что мне делать тогда, что мне делать? Как повести себя?
Нет, нет, стыдно в таком деле готовиться, стыдно роль играть! Что подскажет
мне глупое провинциальное сердце, то и сделаю. (Открывает ящик с
пистолетами, осматривает их, опять кладет на место; ящик остается открытым.
Идет к двери; навстречу ему тихо, пятясь задом, показывается Телятев.)
Васильков и Телятев.
В а с и л ь к о в. Телятев, так друзья не делают.
Т е л я т е в. А, здравствуй! (Тихо.) Постой, погоди, они сейчас выдут.
В а с и л ь к о в. Отвечай мне на мои вопросы, или я тебя убью на месте.
Т е л я т е в. Потише ты, я говорю тебе! (Прислушивается.) Ну, что нужно?
Спрашивай!
В а с и л ь к о в. Ты к моей жене приехал?
Т е л я т е в. Да.
В а с и л ь к о в. Зачем?
Т е л я т е в. Приятно провести время, полюбезничать. Какие ты странные
вопросы делаешь!
В а с и л ь к о в. Отчего же ты к моей жене едешь, а не к другой?
Т е л я т е в. Оттого, что у меня вкус хорош.
В а с и л ь к о в. Мы будем стреляться.
Т е л я т е в. Ну, хорошо, хорошо! Ты только не шуми. Я слышу голоса.
В а с и л ь к о в. Чьи бы голоса ни были, они мне не помешают.
Т е л я т е в. Ты с ума сошел, Савва! Опомнись, выпей холодной воды.
В а с и л ь к о в. Нет, Телятев. Я человек смирный, добрый; но бывают в
жизни минуты... Ах, я рассказать тебе не могу, что делается в моей груди...
Видишь, я плачу... Вот пистолеты! Выбирай любой.
Т е л я т е в. Коли ты подарить хочешь, так давай оба, к чему их рознить; а
коли стреляться, так куда торопиться, чудак! У меня сегодня обед хороший.
После сытного обеда мне всегда тяжело жить на свете; тогда, пожалуй, давай
стреляться.
В а с и л ь к о в. Нет, нет, сейчас, здесь, на этом месте, без свидетелей.
Т е л я т е в. Ну, уж ведь я тоже с характером, я здесь не буду, говорю
тебе наотрез. Что за место? Всякое дело, Савва, нужно делать порядком. Да!
Постой! Прежде всего, скажи ты мне, зачем ты переехал в такую гнусную
квартиру?
В а с и л ь к о в. Средств нет жить лучше.
Т е л я т е в. Так возьми у меня. (Вынимает бумажник.) Сколько тебе нужно?
Да, пожалуй, бери все, я в Москве и без денег проживу.
В а с и л ь к о в. Ты этими деньгами хочешь купить мою снисходительность,
хочешь купить жену у меня? (Берет пистолет.)
Т е л я т е в. Послушай, любезный друг! Ты меня лучше убей, только не
оскорбляй! Я тебя уважаю больше, чем ты думаешь и чем ты стоишь.
В а с и л ь к о в. Извини! Я человек помешанный.
Т е л я т е в. Я просто предлагаю тебе деньги, по доброте сердечной, или,
лучше сказать, по нашей общей распущенности: когда есть деньги, давай
первому встречному, когда нет - занимай у первого встречного.
В а с и л ь к о в. Ну, хорошо, давай деньги! Сколько тут?
Т е л я т е в. Сочтешь после. Тысяч около пяти.
В а с и л ь к о в. Надо счесть теперь и дать тебе расписку.
Т е л я т е в. Уж от этого, сделай милость, уволь. С меня берут расписки, а
я ни с кого; хоть бы я и взял, я ее непременно потеряю.
В а с и л ь к о в. Спасибо. Я тебе заплачу хорошие проценты.
Т е л я т е в. Шампанским, других процентов не беру.
В а с и л ь к о в. А все-таки за то, что ты ухаживаешь за моей женой, мы с
тобой стреляться будем.
Т е л я т е в. Не стоит, - поверь мне, не стоит. Если она честная женщина,
из моего ухаживания ничего не выйдет, а мне все-таки развлечение; если она
дурная женщина, не стоит за нее стреляться.
В а с и л ь к о в. Что же мне тогда делать в этом последнем случае?
(С отчаянием.) Что мне делать?
Т е л я т е в. Бросить ее, и все тут.
В а с и л ь к о в. Я был так счастлив, она так притворялась, что любит
меня! Ты только подумай! Для меня, для провинциала, для несчастного тюленя,
ласки такой красавицы - ведь рай! И вдруг она изменяет. У меня оборвалось
сердце, подкосились ноги, мне жизнь не мила; она меня обманывает.
Т е л я т е в. Так ты ее убей, а меня-то за что же?
В а с и л ь к о в. За то, что вы ее развратили. Она от природы создание
доброе; в вашем омуте женщина может потерять все - и честь, и совесть,
и всякий стыд. А ты развратней всех. Нет, нет, бери пистолет, а то я тебя
убью стулом.
Т е л я т е в. Ну, черт с тобой! Ты мне надоел. Давай стреляться! (Проходит
к пистолетам и прислушивается у двери.) Вот что: перед смертью попробуем
спрятаться за печку!
В а с и л ь к о в. Нет, нет, стреляться!
Т е л я т е в (берет его за плечо). Тише ты, тише, ради бога! (Насильно
уводит его за печку к выходной двери.)
Васильков, Телятев, Кучумов и Лидия.
К у ч у м о в (поет). In mia mano al fin tu sei! [Ты,наконец,в моих руках!]
Л и д и я. Прощай, папашка!
К у ч у м о в (поет). Лобзай меня! Твои лобзанья... Аddio mia carina!
[Прощай, моя дорогая!]
Л и д и я. Изволь, папашка! (Целует его.)
Телятев и Васильков выходят из-за печки.
Л и д и я. Ай! (Отходит в сторону.)
К у ч у м о в (грозя пальцем). Но, но, но, господа! Я по правам старой
дружбы.. Ноnni soit qui mal y pense! [Да будет стыдно тому, кто плохо об
этом думает!]
В а с и л ь к о в (указывает на двери). Вон! Завтра я пришлю к вам
секунданта.
К у ч у м о в. Ни, ни, ни, молодой человек! Я с вами драться не стану; моя
жизнь слишком дорога для Москвы, чтоб поставить ее против вашей, может
быть, совсем бесполезной.
В а с и л ь к о в. Так я убью вас. (Идет к столу.)
К у ч у м о в. Но! Молодой человек, но! Так не шутят, молодой человек, не
шутят! (Быстро уходит.)
Входит Надежда Антоновна.
Васильков, Телятев, Лидия и Надежда Антоновна.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Что за шум у вас!
В а с и л ь к о в. Возьмите от меня вашу дочь! Мы с вами в расчете.
Я возвращаю ее вам такую же безнравственную, как и взял от вас; она
жаловалась, что переменила свою громкую фамилию на мою почти мещанскую;
зато я теперь вправе жаловаться, что она запятнала мое простое, но честное
имя. Она, выходя за меня, говорила, что не любит меня; я, проживя с ней
только неделю, презираю ее. Она шла за меня ни с чем, я заплатил за ее
приданое и за ее наряды; это пусть она зачтет за то, что я неделю
пользовался ее ласками, хотя и не один.
Л и д и я. Ха, ха, ха! Какая трагедия!
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Что вы! Что вы! У вас какое-то
недоразумение. Бывают случаи, что люди расходятся, но всегда мирно,
прилично.
В а с и л ь к о в (Телятеву). Друг мой, не оставляй меня; мне нужно сделать
некоторые распоряжения. Вот твои деньги, возьми их! Я хотел за твою доброту
заработать тебе огромные проценты. Возьми их! (Отдает деньги Телятеву, тот
кладет их небрежно в карман. Лидия пристально смотрит на деньги.) Нужно
сделать некоторые распоряжения, написать к матушке... Я застрелюсь.
(Опускает голову на грудь.)
Т е л я т е в. Полно, полно! Савва, ты дурачишься. У моего знакомого две
жены бежали, что ж, ему два раза надо было застрелиться? Савва, ну, взгляни
на меня! Послушай, я человек благоразумный, я тебе много могу дать хороших
советов. Во-первых, ты не вздумай стреляться в комнате, - это не принято:
стреляются в Петровском парке; во-вторых, мы с тобой сначала пообедаем
хорошенько, а там видно будет.
В а с и л ь к о в (Надежде Антоновне). Берите скорее вашу дочь от меня.
Берите ее скорей!
Л и д и я. Скорее, чем вы думаете. Мы сами сегодня хотели переехать. Мы
наняли нашу старую квартиру и постараемся из ее зеркальных окон даже не
глядеть на эту жалкую лачугу с жалким обитателем ее. Вы играли комедию, и
мы играли комедию. У нас больше денег, чем у вас; но мы женщины, а женщины
платить не любят. Я притворялась, что люблю вас, притворялась с
отвращением; но мне нужно было, чтоб вы заплатили наши долги. Я в этом
успела, с меня довольно. Оценили ли вы мою способность притворяться? С
такой способностью женщина не погибнет. Застрелитесь, пожалуйста, поскорей!
Телятев, не отговаривайте его. Вы мне развяжете руки, и уж в другой раз я
не ошибусь в выборе или мужа, или... ну, сами понимаете, кого. Прощайте!
Все мое желание - не видеть вас более никогда. (Матери.) Вы послали за
экипажем?
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Посылала, он готов. (Уходит, за ней
Лидия.)
В а с и л ь к о в. Кончено, теперь все уже для меня кончено.
Т е л я т е в. Ну, где же кончено? Мало ли еще осталось в жизни?
В а с и л ь к о в. Нет, уж все. Если бы я сам был злой человек, как она, я
бы теперь грыз себе руки, колотился головой об стену; если б я сам ее
обманывал, я бы ее простил. Но я человек добрый, я ей верил, а она так
коварно насмеялась над моей добротой. Над чем хочешь смейся: над лицом
моим, над моей фамилией, но над добротой!.. Над тем, что я любил ее, что
после каждой ласки ее я по часу сидел в кабинете и плакал от счастья! Друг,
во мне оскорблено не самолюбие, а душа моя! Душа моя убита, осталось убить
тело. (Плачет.)
Т е л я т е в. Послушай! Ты лучше замолчи! А то я сам расплачусь; хороша
будет у меня физиономия. Перестань, Савва, перестань! Отдайся ты на мою
волю хоть на несколько часов! Мы с тобой пообедаем; чем я тебя буду
кормить, поить - это мое дело.
В а с и л ь к о в (берет пистолет и кладет в карман). Друг мой, что это?
(Подбегает к окну.) Карета! Они уезжают! (Совершенно убитый.) Вези мой
труп, куда хочешь, пока он не ляжет где-нибудь под кустом за заставой.
(Уходит.)
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
ЛИЦА:
Ч е б о к с а р о в а.
Л и д и я.
В а с и л ь к о в.
К у ч у м о в.
Т е л я т е в.
Г л у м о в.
А н д р е й.
Г о р н и ч н а я.
Будуар в прежней квартире Чебоксаровых; направо от зрителей
дверь в залу, прямо входная, налево зеркальное окно.
Лидия в утреннем костюме лежит на кушетке.
Чебоксарова входит.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Что, не был?
Л и д и я. Нет еще.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Я совершенно потеряла голову. Что нам
делать! Кучумов неделю тому назад, вместо того, что обещал привезти на
новоселье, дал мне только шестьсот тринадцать рублей, и то с такими
гримасами, с такими ужимками, как будто он делает Бог знает какое
одолжение. У нас опять накопилась пропасть долгов. Не забудь, вся мебель
- новая, та продана твоим злодеем.
Л и д и я. Он обещал непременно привезти сегодня. Ему не верить стыдно,
когда он сделал такое одолжение отцу.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Да сделал ли, я что-то сомневаюсь. Вот я
сегодня получила письмо от мужа; он пишет, что никаких денег не получал,
что имение его продано, а сам он теперь живет у своего приятеля. Он мне
пишет, что после продажи, за удовлетворением долга, ему остается очень
незначительная сумма, и что на нее он хочет с каким-то татарином или
башкиром завести кумыс.
Л и д и я. Теперь я понимаю. Знаете, кто купил имение?
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Кто?
Л и д и я. Кучумов. Он обещал купить и подарить его мне.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Едва ли. Твой отец пишет, что на торгах
дал самую большую сумму какой-то Ермолаев, поверенный Василькова. Уж не
он ли? (Показывает на окно.)
Л и д и я. Смешно! Где ему - Вы сами видели, что он занимал деньги у
Телятева и обещал большие проценты; а большие проценты дают только в нужде.
Да он и слишком глуп для такого дела. Не упоминать о нем будет гораздо
покойнее.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Уж конечно.
Л и д и я. Я считаю себя опозоренной, что вышла за него. Мне надо, чтоб
всякая память о нем изгладилась из моего воображения. Я бросила бы ему все
его подарки, если б они не были так драгоценны. Я их велела все переделать,
чтоб они не имели прежней формы.
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Я пойду спрошу, привезли ли коляску.
Я ухитрилась взять в долг у одного каретника и гербы велела сделать.
Лошадей будем брать извозчичьих, а своей коляски не иметь нельзя.
Извозчичий экипаж всегда заметен. (Уходит.)
Л и д и я. Да, опытность - великое дело. Я все еще очень доверчива. А с
доверчивостью можно сделать ошибку неисправимую.
Входит Андрей.
А н д р е й. Господин Кучумов.
Л и д и я. Проси!
Андрей уходит. Входит Кучумов.
Лидия и Кучумов.
К у ч у м о в (становясь на колена и целуя руку Лидии). Il segretto
per esser felice. [Секрет быть счастливым.]
Л и д и я. Что за шалости! Садитесь, мне нужно поговорить с вами.
К у ч у м о в. Какая холодность! Что за тон, дитя мое?
Л и д и я. Э! Полно! Довольно шутить! Послушайте! Вы меня заставили
переехать от мужа; мы должаем, мне стыдно напоминать вам о деньгах, точно я
у вас на содержании, вы сами навязались с деньгами.
К у ч у м о в (садится). Вам меня надо или убивать или прощать за мою
рассеянность. Сейчас отсчитывал деньги в бумажник, чтобы взять с собой,
вошла вдруг жена, я его кинул в стол и запер. Заболтался с ней, так и
позабыл, Я вам привезу деньги через полчаса.
Л и д и я. А кто купил имение отца?
К у ч у м о в. Разумеется, я.
Л и д и я. Отец пишет, что купил поверенный Василькова.
К у ч у м о в. Иначе и быть не может, я дал доверенность Василькову, одному
знакомому купцу. Я у него сына крестил. Он законов не знает и передоверил
от себя другому. Какое он мне уморительное письмо прислал! Я вам привезу
его через десять минут. (Встает и оглядывает комнату. Поет.) Io son rico!
tu sei bella! [Я богат! а ты прекрасна!] Вот это мило и это недурно. Какой
у вас вкус! Тут надо зелени. Я пришлю большую пальму и тропических
растений. Здесь под пальмой будет место наших интимных разговоров. Я это
сегодня же пришлю (Садится подле Лидии.)
Л и д и я (отодвигаясь). Ну вот, когда вы привезете нам деньги, я вас опять
буду звать папашей и, может быть, полюблю.
К у ч у м о в (поет). Io son rico! tu sei bella! Так как в моей честности
сомнения быть не может, то любви своей вам откладывать нечего, мое
блаженство.
Л и д и я. Вы думаете? Я сегодня в дурном расположении духа, мне не до
любви. Я уж сколько времени только и слышу о богатстве; у мужа золотые
прииски, у вас золотые горы, Телятев чуть не миллионщик, и Глумов, говорят,
вдруг богат стал. Все мои поклонники прославляют мою красоту, все сулят
меня золотом осыпать, а ни муж мой, ни мои обожатели не хотят ссудить меня
на время ничтожной суммой на булавки. Мне не в чем выехать; я езжу в
извозчичьей коляске на клячах.
К у ч у м о в. Это ужасно! Но ведь через полчаса все будет поправлено.
Я виноват, я признаюсь, я один виноват.
Л и д и я. Я живу без мужа, вы ко мне ездите каждый день в известный час;
что подумают, что будут говорить?
К у ч у м о в. Пища для разговора дана, следовательно, разговор будет, как
вы строго себя ни ведите. По-моему, уж если переносить осуждения, так лучше
недаром; терпеть напраслину дело ужасное, idol mio [мой кумир]. Ведь я вам
говорю, через полчаса... ну... могут там встретиться обстоятельства:
необходимые взносы; в конторе вдруг столько денег нет; ну через день,
два... в крайнем случае, через неделю вы будете иметь все, больше чего
желать невозможно.
Л и д и я (встает). Через неделю? Через десять минут чтобы все было!
Слышите, что я говорю! Иначе я вас пускать не велю.
К у ч у м о в. Десять минут? Я не Меркурий, чтобы так быстро летать. Меня
могут задержать дела.
Л и д и я. Никто вас не может задержать: деньги у вас в ящике, письмо,
вероятно, в другом. До свидания.
К у ч у м о в. Я себя оправдаю в ваших глазах; но я вам долго-долго (грозит
пальцем) не прощу такого обращения со мной. (Уходит.)
Л и д и я. Вот когда моя самоуверенность колебаться начинает. Какой-то
холод пробегает по мне. Кучумов обманывает меня или нет? (Решительно.)
Обманывает. Он еще не исполнил ни одного своего обещания. Затем что ж у
меня? Отчаяние и самоубийство или... тоже самоубийство, только медленное и
мучительное...
Входит Андрей.
А н д р е й. Господин Телятев.
Л и д и я (задумчиво.) Проси.
Андрей уходит. Входит Телятев.
Лидия и Телятев.
Л и д и я. Что вас давно не видать? Где вы пропадаете?
Т е л я т е в. У человека, которому делать нечего, всегда дел много! Что вы
так серьезны? Ай, ай, ай! (Смотрит на нее пристально.)
Л и д и я. Что вы? Что с вами?
Т е л я т е в. Морщинка, вот тут, на лбу; маленькая-маленькая, но морщинка.
Л и д и я (с испугом). Не может быть.
Т е л я т е в. Посмотрите в зеркало! Ай, ай, ай! В ваши-то лета. Стыдно!
Л и д и я (перед зеркалом). Не говорите лучше! Надоели.
Т е л я т е в. Думать не надобно, Лидия Юрьевна; больше всего думать
остерегайтесь. Боже вас сохрани! У нас женщины тем и сохраняют красоту, что
никогда ничего не думают.
Л и д и я. Ах, Иван Петрович, на моем месте поседеть легко. Как мне не
думать! Кто ж за меня думать будет?
Т е л я т е в. Да чего же вам лучше? Ваше положение солидное: вы живете
одни, в великолепной квартире, совершенно свободны, вы богаты, что я сам от
вас слышал, поклонников у вас много, муж для вас не существует.
Л и д и я (с радостью). Он застрелился?
Т е л я т е в. Нет, раздумал.
Л и д и я. Жаль. Можно вам поверить тайну?
Т е л я т е в. Очень можно.
Л и д и я. Вы умеете их беречь?
Т е л я т е в. Нет, не умею. Зато я умею их терять сейчас же, это лучше.
Скажите мне в одно ухо, у меня в ту же минуту вылетит в другое; а через
час, хоть убейте, никакой тайны не вспомню.
Л и д и я. Наши дела очень плохи, нам просто жить нечем.
Т е л я т е в. В редком семействе не найдется такой тайны.
Л и д и я. Слушайте! Вы несносны. Я переехала от мужа потому... Нет, мне
стыдно.
Т е л я т е в. Ах, что вы! Продолжайте! Меня-то стыдно? Я уж такой
особенный человек, что меня никогда ни одна женщина не стыдилась.
Л и д и я. Ну, так и мне вас не стыдно. Я переехала от мужа в надежде на
Кучумова; он мне обещал дать взаймы сорок тысяч.
Т е л я т е в. Ах, он чудак! Да отчего ж не восемьдесят?
Л и д и я. А он может и восемьдесят?
Т е л я т е в. Еще бы! Он и двести может, то есть обещать, а заплатить
где же! У него редко и десять рублей найти в кармане можно.
Л и д и я. Вы лжете на него. Он выкупил отцово имение, оно стоит больших
денег; я сама видела, как он дал моей maman шестьсот рублей.
Т е л я т е в. Насчет имения я сказать ничего не могу; а откуда у него
шестьсот рублей, я знаю. Он пять дней бегал по Москве, искал их, насилу
ему дали на месяц и взяли вексель в две тысячи рублей. Я думал, что он ищет
денег для вашего мужа, которому он уже давно проиграл в клубе эту сумму
и не заплатил.
Л и д и я (в отчаянии). Вы меня убиваете!
Т е л я т е в. Чем? Он человек очень хороший. Вы не беспокойтесь. Мы все
его любим; только он забывчив очень. У него точно было большое состояние,
но он часто забывает, что все прожито. Да ему легко и забыть: у него теперь
и обеды, и балы, и ужины, и великолепные экипажи, только все это женино, и
все еще при жизни отдано племянницам. А ему собственно выдается деньгами
не более десяти рублей на клуб. В именины и в праздники дают ему пятьдесят,
а иногда сто рублей. Ну, вот тогда и посмотрите на него! Приедет в клуб,
садится в конце стола, тут у него и трюфели, и шампанское, и устрицы; а как
разборчив! Прислугу всю с ног собьет, человек пять так и бегают около него.
А уж что достается бедным поварам!
Л и д и я (бледнея). Что мне делать? Я столько задолжала.
Т е л я т е в. Есть отчего в отчаянье прийти! Кто нынче не должен!
Л и д и я. Телятев! У вас огромное состояние, пожалейте меня! Не дайте мне
погибнуть!
Телятев опускает голову.
Телятев, поддержите честь нашей фамилии! Я могу полюбить вас! Вы добрый,
милый.
Телятев еще ниже опускает голову.
Jean, я гибну! Спасите меня! Если вы мне поможете в этой беде, я ваша.
(Кладет ему обе руки на плечи и склоняется головой.)
Т е л я т е в. Все это очень мило с вашей стороны, и я был бы совершенно
счастлив; но, Лидия Юрьевна, я сам-то теперь не свой.
Л и д и я (смотрит на него во все глаза). Как? Вы женитесь или женаты?
Т е л я т е в. Не женюсь и не женат, а должно быть, завтра свезут меня к
Воскресенским воротам.
Л и д и я. Как к Воскресенским воротам?
Т е л я т е в. Так, привезут с квартальным и опустят.
Л и д и я. Не может быть! Где же ваши деньги? Я знаю, что вы давали мужу
взаймы.
Т е л я т е в. Ну, что ж из этого! Разве мне чужих-то жалко?
Л и д и я. А своих у вас нет?
Т е л я т е в. Я уж и не помню, когда они были. Я вчера узнал, что я должен
тысяч до трехсот. Все, что вы у меня видели когда-нибудь, все чужое:
лошади, экипажи, квартира, платье. За все это денег не плачено, за все это
писали счеты на меня, потом векселя, потом подали ко взысканию, потом
получили исполнительные листы. Деньгами взято у ростовщиков видимо-
невидимо. Все кредиторы завтра явятся ко мне; картина будет поразительная.
Мебель, ковры, зеркала, картины взяты напрокат и нынче же отобраны.
Коляска и лошади от Ваханского; платье портной возьмет завтра чем свет!
Я уверен, что кредиторы насмеются досыта. Я их приму, разумеется, в халате,
это единственная моя собственность; предложу им по сигаре, у меня еще с
десяток осталось. Посмотрят они на меня да на пустые стены и скажут:
"Гуляй, Иван Петрович, по белому свету!" Один за жену сердит; этот,
пожалуй, продержит месяца два в яме, пока не надоест кормовые платить. Ну,
а там и выпустят, и опять я свободен, и опять кредит будет, потому что я
добрый малый, и у меня еще живы одиннадцать теток и бабушек, и всем им я
наследник. Что я гербовой бумаги извел на векселя, вы не поверите. Если ее
с пуда продавать, так больше возьмешь, чем с меня.
Л и д и я. И вы так покойны?
Т е л я т е в. Что ж мне беспокоиться-то? Совесть моя так же чиста, как и
карманы. Кредиторы мои давно получили с меня втрое, а взыскивают, только
чтоб форму соблюсти.
Л и д и я. Где ж мне денег взять, то есть больших денег, много денег?
Неужели нет ни у кого?
Т е л я т е в. Есть, как не быть!
Л и д и я. У кого же они?
Т е л я т е в. У деловых людей, которые их даром не бросают.
Л и д и я. Не бросают? Жаль!
Т е л я т е в. Еще как жаль-то! Теперь и деньги-то умней стали, все к
деловым людям идут, а не к нам. А прежде деньги глупей были. Вот именно
такие деньги вам и нужны.
Л и д и я. Какие?
Т е л я т е в. Бешеные. Вот и мне доставались все бешеные, никак их
в кармане не удержишь. Знаете ли, я недавно догадался, отчего у нас с вами
бешеные деньги? Оттого, что не мы сами их наживали. Деньги, нажитые трудом,
- деньги умные. Они лежат смирно. Мы их маним к себе, а они нейдут;
говорят: "Мы знаем, какие вам деньги нужны, мы к вам не пойдем". И уж как
их ни проси, не пойдут. Что обидно-то, знакомства с нами не хотят иметь.
Л и д и я. Я в актрисы пойду.
Т е л я т е в. Талант нужен, Лидия Юрьевна.
Л и д и я. Я в провинцию.
Т е л я т е в. Что за расчет! Увлечете какого-нибудь мушника Тулумбасова
или уж много-много средней руки помещика. Что за карьера!
Л и д и я. Телятев, помогите, мне нужны деньги!
Т е л я т е в. А вот, пожалуйте сюда! (Подводит ее к окну.) Видите?
У ворот стоит
Домик-крошечка;
Он на всех глядит
В три окошечка.
Вот где деньги,
Л и д и я. У мужа?
Т е л я т е в. Да, у него. Он не только богаче всех нас, но так богат, что
подумаешь - так голова закружится. Нынче не тот богат, у кого денег много,
а тот, кто их добывать умеет. Если у вашего мужа теперь наличных тысяч
триста, так можно поручиться, что через год будет мильон, а через
пять - пять.
Л и д и я. Не может быть. Я не верю вам. Подите прочь. Это он вас подослал
ко мне.
Т е л я т е в. А вот послушайте. Когда вы его оставили, поехали мы обедать
в Троицкий. Сидит, на свет не глядит, ни ухи не ест, ни вина не пьет.
Подходили к нему какие-то странные личности, шептались что-то, он как будто
стал поживее. Потом вдруг несут ему телеграмму, прочел ее, и глаза засияли.
"Нет, говорит, глупо стреляться. Покутим, говорит, нынешний день, поздравь
меня". Ну, я его поздравил, поцеловались, и поехали, и поехали. Познакомил
я его кое с кем из старых своих знакомых, то есть не из старых, а из
прежних, а они еще молоденькие.
Л и д и я (глядя в окно). Погодите! Что это за коляска? Кружева! Неужели
это maman взяла для меня? Какая прелесть, какая роскошь!
Т е л я т е в. Нет, вы ошиблись. Это коляска, которую он подарил моей
знакомой, и с лошадьми, и кучера нанял такого, что в Зоологическом саду
показывать можно. Вот она едет от него, блондиночка, а глаза - васильки.
Л и д и я. Ай! Я упаду в обморок. Это не коляска, это мечта. Можно
задохнуться от счастья сидеть в этой коляске. Что со мною? Я его ненавижу
и как будто ревную. Я бы убила эту блондинку. Нос у нее и так невелик, а
она его еще вздергивает.
Т е л я т е в. Это не ревность, а зависть.
Л и д и я. Он ее любит?
Т е л я т е в. Что? Коляску?
Л и д и я. Нет, блондинку.
Т е л я т е в. Зачем же? И любить да и деньги давать, уж слишком много
расходу будет. Хотите слушать, что ваш муж мне рассказал про себя?
Л и д и я. Говорите!
Т е л я т е в. Учился он много, чему - уж не помню. Разные есть науки,
Лидия Юрьевна, про которые мы с вами и не слыхали.
Л и д и я. Говорите, говорите!
Т е л я т е в. Поехал за границу, посмотрел, как ведут железные дороги,
вернулся в Россию и снял у подрядчика небольшой участок. Сам с рабочими и
жил в бараках, да Василий Иваныч с ним. Знаете Василия Иваныча? Золото, а
не человек.
Л и д и я. Ах, подите вы!
Т е л я т е в. Первый подряд удался, он взял побольше, потом еще побольше.
Теперь получил какую-то телеграмму. "Ну, говорит, Вася, ближе мильона не
помирюсь". А я говорю: "И не мирись". Что ж, мне ведь все равно, убытку не
будет.
Л и д и я. Я умираю.
Т е л я т е в. Что с вами?
Л и д и я (ложится на диван). Позовите maman! Позовите скорей!
Т е л я т е в (в дверях). Надежда Антоновна!
Входит Надежда Антоновна.
Лидия, Телятев и Надежда Антоновна.
Л и д и я. Мaman, ради бога!
Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Что с тобой,Лидия? Что с тобой, дитя мое?
Л и д и я. Ради бога, maman! Подите к моему мужу, позовите его сюда,
скажите, что я умираю.
Т е л я т е в. Берите моих лошадей, Надежда Антоновна, и поезжайте скорее!
Н а д е ж д а А н т о н о в н а (всматривается в дочь). Да, да, я вижу,
ты в самом деле нехороша. Я сейчас еду. (Уходит.)
Входит Андрей.
А н д р е й. Господин Глумов.
Л и д и я (привстав). Принимать его или нет? Еще муж придет или нет,
неизвестно. Утопающий хватается за соломинку. (Андрею.) Проси!
Андрей уходит. Входит Глумов.
Лидия, Телятев и Глумов.
Г л у м о в. Что с вами?
Л и д и я. Немного нездорова. А с вами что? Я слышала, что вы разбогатели.
Г л у м о в. Еще нет, а надеюсь. Очень выгодную должность занял.
Т е л я т е в. И совершенно по способностям.
Г л у м о в. Счастливый случай, больше ничего. Одна пожилая дама долго
искала не то, чтоб управляющего, а как бы это назвать...
Л и д и я. Un secretaire intime? [Личный секретарь?]
Г л у м о в. Oui, madam! Ей нужно было честного человека, которому бы она
могла доверить...
Т е л я т е в. И себя, и свое состояние?
Г л у м о в. Почти так. У ней дома, имения, куча дел: где же ей управляться!
С наследниками она в ссоре. Я стараюсь все обратить в капитал, на что имею
полную доверенность, и пользуюсь значительными процентами за комиссию.
Т е л я т е в. Благородная, доверчивая женщина. Признайся, Глумов, ведь
немного найдешь таких?
Г л у м о в. Да, должно быть, одна только осталась; я наперечет всех знаю.
Т е л я т е в. Мы сейчас только говорили о бешеных деньгах, что они
перевелись, а ты счастливей нас, ты их нашел.
Г л у м о в. Зато как долго и прилежно я искал их.
Л и д и я. Значит, у вас теперь денег много?
Г л у м о в. "Много" - ведь это понятие относительное. Для Ротшильда было
бы мало, а для меня довольно.
Л и д и я. Дайте мне взаймы тысяч двадцать.
Г л у м о в. Молоденьким, хорошеньким женщинам взаймы денег не дают, потому
что неделикатно им напоминать, когда они забудут о долге, а взыскивать еще
неделикатнее. Им или учтиво отказывают, или дарят.
Л и д и я. Ну, как хотите, только дайте.
Г л у м о в. Теперь не могу, извините. Помните, вы сказали, что мне никогда
вашей руки не целовать? Я злопамятен.
Л и д и я. Целуйте.
Г л у м о в. Теперь уж поздно, или, лучше сказать, рано. Подождите меня
год, я приеду целовать ваши ручки. Я завтра отправляюсь со своей
доверительницей в Париж; она не знает счета ни на рубли, ни на франки,
я буду ее кассиром. Она страдает одышкой