Копиев Алексей Данилович - Обращенный мизантроп, или Лебедянская ярмонка

 

   Граф. Так, мой друг! теперь я совершенно благополучен; я видел ее после четырехлетней разлуки; смерть брата сделала, что они считали меня убитым под Измаилом, и вот от чего были слезы княжны, о которых ты мне сказывал. Я нашел ее так же прекрасну, так же любезну, так же ко мне привязанную, сто раз только милее мне, нежели я ее оставил; лестное для меня смущение княжны не допускало нас пользоваться всем нашим благополучием и препятствовало ей изъяснить все, что в сердце ее происходило, мое умело все то угадать; и те, кто знают, что есть истинная любовь, те только могут понять, как моя любовь толковала мне ее взгляды, столько много наградившие меня за мое мученье.

   Правдин. Граф! твое благополучие, удовольствуя дружбу мою совершенно, горестнейшим образом любовь мою терзает; я вижу моего друга не только счастливым, а что всего больше, по-моему, достойным быть счастливу; я чувствую цену твоего благополучия и через то узнаю цену того, чего я лишен.

   Граф. Друг мой! ты знаешь действия счастия над сердцем благородным; не только для моего друга, я не знаю человека, которого бы я не желал сделать сей час благополучным. Скажи мне, чем могу я тебе быть полезен?

   Правдин. Все правы твоих достоинств ничто в горьких моих обстоятельствах; слушай меня: ты знаешь, я оставил приятную жизнь больших городов, чтоб не встречаться с людьми, заглушающими достоинствы блестящими пустотами прикрывающими часто человека, ни сердца, а иногда ни ума не имеющего; я удалился в здешнюю деревню и хотел лутче жить со зверьми, нежели показывать бесчувственным друзьям моим страдании сердца, наполненного горести. Я знал, что рано или поздно мог бы я найти при таком дворе, где необыкновенная прозорливость узнает достоинствы в самом горьком и притесненном состоянии, и где справедливость есть в избранных к начальству людях, да бедность, а больше чрезмерная чувствительность, всегдашний неприятель благородных душ, оставить столицу и все искании меня принудили; я был в службе, был в свете, был и в чужих краях и видел свет со всех сторон, нашел его наполненным притворства, обманов, лжи и беспредельного самолюбия, попирающего все привязанности, дружбы и достоинствы. Для собственной пользы горько было прежде тридцати лет не находить его иначе сносным, как в моем кабинете, да я на то решился и удалился в здешнюю деревню навсегда.

   Граф. Ты судишь так, как мизантроп, и все толкуешь в худую сторону; я знаю свет собой; мой друг, хотя мы разно себя ведем, а мыслим, я думаю, одинаково; наконец, ты вить и в деревне нашел еще в себе привязанность к свету, узнав падчерицу этого дурака, которой теперь упрямится.

   Правдин. Судьба моя была во всю жизнь мою от дураков терпеть! этот не совсем дурак, а закоренелое невежество делает его несноснее всякого дурака. Общество его состоит из таких же, как и он; то как было невинной девушке узнать здесь свет, в котором она, кроме Надоедалова, надоедающего своим надоедательным существом, ничего не видит, эту девушку нашел я всей любви моей достойной; я боготворил в ней все, даже до ее странностей, от незнания света происходящих; я нашел в ней чувствительность, чистосердечие, благородную душу и все те добродетели, которые слывут в свете старыми именами, смысл потерявшими; эти добродетели препятствуют ей видеть, что родители ее странны и глупы; они препятствуют ей вытти за меня без согласия их; они меня восхищают; они меня мучат, они... делают, что я и преблагополучной и пренесчастливой человек вдруг.

   Граф. Ты на все смотришь в грустном виде, а мне кажется скоро от мизантропства своего отступишься; кто хочет преодолеть свои несчастии, тот не должен допускать несчастиям себя преодолевать. Верь, что я столько еще Гуром любим, что он меня послушает. Вот он идет, оставь меня с ним. (Правдин уходит.)

  

  

   Граф. Здравствуй, Гур Филатач; что так давно у меня не был?

   Гур. Батюшка, ваше сиятельство! все за хлопотами; мы столько милостию вашего сиятельства обязаны, что готовы и день и ночь быть у вас.

   Граф. Помилуй! уж и день и ночь; куды мне столько; довольно с меня, ежели сегодни пожалуешь ко мне на вечер в лагерь; у меня полковой смотр и князь будет.

   Гур. Батюшка, ваше сиятельство! я рад душою, да жена у меня така неопрятна, не скоро сберетея, дело деревенское.

   Граф. Помилуй! на что мне твои сборы, как-нибудь по-домашнему.

   Гур. Ваши гости, батюшка, ваше сиятельство! о чем говорить. (Помолчав.) Не смею, батюшка, ваше сиятельство, доложить; у меня есть небольшая просьбица до вас.

   Граф. Что такое? пожалуй, я готов тебе служить.

   Гур. У меня, батюшка, ваше сиятельство, есть дельцо в земле с приезжим-та князем; так, ведашь ты, рука сильная! где нам хлопотать с его сиятельством. Он жа тащит меня в совестной суд.

   Граф. В совестной суд, братец! никого тащить не можно, я дивлюсь, как ты сам не хочешь кончить по совести; однако я за тебя у князя стараться готов: только надобно, перьвое, чтоб ты мне все дело, не скрывая, рассказал так, как оно есть, второе, чтоб ты исполнил мою просьбу.

   Гур. Гля ради вашего сиятельства я на все готов; стыдно сказать, а грех утаить, земля та, правда, княжая, да, ведашь ты, стар-ат князь в деревню-та не езжал, жил все в Питере, ан, Федул Надоедалов, бывши здесь воеводою, по дружбе ко мне, тысяч пять десятинишек-та мне и отрезал у князя-та, так таперь за десять-ту лет одного иску что приходит. Воевода-та, ведашь, был мне с руки, а уж совесть-ту, свою дуру, ничем не закупишь.

   Граф. Слава богу, что она еще у тебя есть; ну за то, что ты мне сказал правду, я могу тебе ручаться, что князь с тебя иску просить не будет. Теперь скажу тебе мою просьбу: у тебя есть невеста, и умна, и хороша, что ты о сю пору замуж ее не выдаешь?

   Гур. Батюшка, ваше сиятельство! я и сам ей не рад, така плаксивая! женихов туча, свах от ворот не отобьешь, а не идет ни за кого. Ну, что ты прикажешь? ни за кого не идет.

   Граф. Ну! ежели я ей жениха сыщу; отдашь ли ты ее?

   Гур. Батюшка, ваше сиятельство! против вашего слова нашего нет; а кто б такой?

   Граф. Ну, например, ваш предводитель Правдин.

   Гур. За Правдина!.. (Поморщась.) Батюшка, ваше сиятельство! он дурной человек.

   Граф. Почему же?

   Гур. Да я и сам не знаю почему, а дурной человек.

   Граф. Экой ты, братец! да почему же?

   Гур. Ох! батюшка, ваше сиятельство! я бы и не прочь, да бабу-та у меня подбили, а по ней уж и я зартачился; вишь, говорят, у него как-та ум-ат будто не свой; он, видишь, хочет жениться-та затем, что за Любушкой-та пятьсот душ; он же все верно промотат; он как-та и живет-та все не по-нашему; ды какой он муж? ища ему тридцати лет нету; ну, что это за муж?

   Граф. А как жа ты дурака-та вашего щеголя-та Затейкина хвалил и говорил, что он хороший муж будет, а он еще его моложе.

   Гур. Ну, батюшка, да вить не любо, не слушай, а врать не мешай; хозяйке-то он моей полюбился.

   Граф. Ну послушай, поверь же ты мне, что ежели это все соврано, так это вздор; так ли?.. да не забудь еще о пяти тысячах десятин-та.

   Гур (трет лоб). Ох!.. помню, батюшка, ваше сиятельство! так и быть; поеду уговаривать хозяйку свою, она вить у меня и плоха и сварлива; что делать!

   Граф. Нет, уж я тебя не пущу, покуда не согласишься.

   Гур. А иск-ат, батюшко, ваше сиятельство! с пяти-та тысяч десятин-та?

   Граф. Ну!.. нет иску, коли ты согласен.

   Гур (дает руку). Ин, коли так, будь воля божия и ваша.

   Граф. Ну! поезжай же домой, да привози невесту и свою хозяйку сюда.

   Гур. Скоро, батюшка, ваше сиятельство! тотчас буду; прощенья прошу. (Уходит.)

  

  

   Правдин. Граф!.. друг мой!.. как приятно для меня всем на свете быть обязану тебе! (Обнимает графа.)

   Граф. Все дело сделано, и ты уж больше не мизантроп. Гур поехал за невестой, и сегоднишней день был назначен мне ко всем удовольствиям, какие мог я вообразить, видя и себя и тебя благополучным. Перемена твоих обстоятельств, надеюсь, истребит и ненависть твою к свету, от которой ты на все смотрел в черном виде; ты возненавидел службу от нетерпения, обществы от самолюбия, изобилие от бедности, а скоро бы и самого себя от привычки все признавать ненавистным; счастие твое, дружба моя и твои достоинствы дают мне право быть с тобой чистосердечну; признайся, что теперь, получив то, что нам любезно, в городе, в деревне, во дворце и в хижине тебе и надменность знатных, и невежество деревенских неучей не только будет сносно, да и равнодушно. Исполнив долг отечеству, дружбе и самому себе, все звании, умы и состоянии хороши при звании честного человека; и для того теперь перестанем бранить свет, в котором есть еще для нас счастливые случаи, переменяющие судьбу нашу (обнимая его), поздравляю тебя от всего сердца; ты слышал, Гур зачем поехал?

   Правдин. Я слышал ваш разговор за палаткой весь; судьбе надобно было, чтоб я всем счастием моим обязан был тебе, отчего оно мне еще приятнее.

  

  

   Затейкин. Мы, батюшка, ваше сиятельство! услышали об вашем благополучии и теперь спешили поздравить. Я ажна так обрадовался, шты тьфу пропасть; поздравляю, ваше сиятельство! вас с вашей, так сказать, ды с нашей радостью; здесь весь уезд эвтому обрадуется.

  

  

   Граф. Благодарствую, братец! да что ты так разряжен! у меня будет князь, которой до этого не охотник; тебе же хочется ко мне в полк вытти из гвардии капитаном, а это смешное франтовство хорошего капитана никогда не сделает; ты знаешь, что служба ни этих нарядов, ни полуфранцузского языка не требует.

   Простофилин. Слышишь, Николай Назарьич! ан, и я дурак, что перенял.

   Затейкин. Я, ваше сиятельство, с тем было просил, чтобы мне в полку-та не служить, лишь бы через год к четверке-та прибраться *; вить не я первой, не я последней; а что три жилетки, эта как, ваше сиятельство, не хорошо? вить не мы эта выдумали, в Питере-та все так жа носют; а коли по-французски-та лучше не выучен, так я бы и за море поехал: да мне матушка говорит: прокляну, Николаша, коли поедешь! ан, где ж нашему брату перенять?

   Правдин. Жаль, что не я выдумал эту пословицу, только я ее вспомню: ездют, сударь, и за море поросяты, да свиньями выезжают; в чужие-та земли ездить можно тогда, когда в своей земле кто жить умеет, да и то не за тем, чтобы перенять глупое франтовство, которое и тот весь ум выбивает из головы, с которым родился в России до отъезду.

   Затейкин. Да вить здесь, хош и переймешь-та, так все не в лад, а я было, ваше сиятельство! к вам с нижайшей просьбой.

   Граф. Что такое, братец, еще?

   Затейкин. Батюшка, ваше сиятельство! здесь нельзя говорить: пожалуйте в палатку.

   Граф. Пойдем, братец. (Улыбается, глядя на Правдина, и идет в палатку.)

   Простофилин. Ваше сиятельство! и мне нужда есть, помилуйте.

   Граф. Ступай и ты суды, братец! (Уходят в палатку.)

  

  

   Правдин (задумавшись и походя взад и вперед.) О, женщины!.. о... судьба!.. дурак тот, кто думает тебя предвидеть... куда девался во мне мизантроп, которому и свет и жизнь были так долго ненавистны? сколько они стали теперь мне и нужны, и приятны!.. жизнь теперь столько ж надобна мне для любви, сколько любовь необходима для моей жизни. Судьба моего друга мою судьбу переменила!.. Счастливы те, кто испытали все его горести и вкушают настоящее его благополучие. Прощаю всем моим злодеям; ужель прощаю теперь самому себе и своему сердцу, которое так долго меня мучило... теперь узнаю точно, что ежели чрезмерная чувствительность есть первейший источник столь многих нам несчастий, то она первейшее блаженство наше в благополучном состоянии! довольствуйся, гордец, почестями и поклонами, довольствуйся, скупой, теми миллионами, которые ты сбираешь и не пользуешься; обманывай сам себя, сколько хочешь, ты не знаешь цены того, что чувствует мое сердце... любовь!.. любовь! ты одна могла мне свет и меня свету возвратить!

  

  

   Граф (Правдину). Как бы ты думал, братец, эти господа оба просят меня вдруг, чтоб я их женил на одной невесте, которая за обеих их нейдет. Что мне с ними делать?

   Правдин (графу). Как тебе хочется, граф, с ними говорить?

   Граф (Правдину). Признаюсь, братец, что мне жаль их глупости, а по моему нраву мне никого огорчить не хочется. Ну, извольте, господа! я ваш спор решу: положитесь вы все на самое невесту; она у меня будет сегодни, и она вас решит.

   Затейкин. А вы-то, батюшка, ваше сиятельство, за меня замолвите ли?

   Граф. Да ты сам за себя замолвил уж слишком много; однако кто-то едет. (Правдину.) Это должна быть она; сердце мое привыкло ее узнавать, я пойду к ним навстречу.

  

  

   Затейкин (Правдину). Вот вить, батюшка, с знатными-та господами каково! ничем не угодить; да что нам до них, мы заживем здесь на Лебедяни-та, ась!.. (Правдин глядит на него сурово и отворачивается.) Как вы думаете? Любовь-та Ивановна пойдет за меня? Кажется (Правдин взглянул на нею опять), чем бы я ей не жених? вить это, например, у нас с Сидором была сшибка-та не все же в беду ставить, так уж паразар * случилось, знать. (Правдин взглянул на него и, пожав плечами, вздохнул.) Да что ж вы, батюшка, ничего не говорите?

   Правдин. Неприятно говорить такие слова, которые вам приятны быть не могут; а ежели вам непременно хотелось заставить сказать мое мнение, то простите чистосердечию моему, ежели я скажу, что девушке с разумом и достоинствами нельзя выбрать такого жениха (я не про вас говорю), которой, кроме глупого франтовства и полуфранцузского языка, других способов нравиться не имеет, а с чувствительным сердцем нельзя ей быть счастливой с тем несчастным самолюбием мужа, по которому все его странности кажутся ему хороши и подражания достойны. С этими мыслями (я не к вам говорю), кроме омерзения от всех порядочных людей, кроме худых успехов во всех; предприятиях, кроме удивления скотов и кроме ненависти от всех, ничего заслужить невозможно; новости в одежде, в образе жизни и в обхождении в выдумавших их странны и дики, а в перенимающих глупы и презрительны, вот мое мнение; простите чистосердечию человека, которой ничего не ищет, ничем льститься не может, и которому похвала или хула господ петиметров и изобретателей, или подражателей всякого рода новостей совершенно равнодушна.

   Простофилин. Хорошо, Николай Назарьич! что етого не понял, а то бы и я рассердился. Вить это никак он про нас говорил.

  

  

   Граф (входя с княжною). Надобно, чтоб этот день назначен был к совершенному моему благополучию; я нашел здесь то, что мне всего дороже в свете, нашел брата и друга и другого друга сделал благополучным.

   Князь. (графу). Когда это ты все успел сделать? (Правдину.) Поздравляю, братец!..

   Правдин. Так, ваше сиятельство! Граф умел сделать благополучие мое еще для меня приятнее, потому что им обязан я ему.

   Княжна. Я берусь графа за вас благодарить, мне так жаль было видеть печаль этой достойной девушки, которая попалась в странную семью, что не могу вам описать; она так мила... так невинна, что всякую минуту приметно было, что ее положение ее мучило.

   Граф. Надобно, чтоб был способ быть мне еще довольнее своей участью, когда я услужил княжне, услуживая моему другу и самому себе!.. Боже мой! я не могу себя уверить, что все то правда, что со мною делается; (князю) вообразите: Гур согласился выдать падчерицу за него, когда я дал слово, что вы иск свой ему простите.

   Князь. Я больше сделаю для него, я всю землю спорную уступлю.

   Правдин. Ваше сиятельство! я желал бы быть или б меньше вам обязан, иль бы больше иметь возможности вас благодарить.

   Князь. Оставь, братец, пустую щекотливость, которая между друзьями ни к чему не годится, я рад, что этот Гур так сговорчив; пожалуй сюда, я не хочу пропустить сегоднишней почты и сейчас об этом в Тулу напишу. (Уходит с Правдиным в палатку.)

   Затейкин (графу). Мы, ваше сиятельство, пойдем встречать Феклу Тарасовну, а вы, батюшка, не оставьте меня, то есть похвалить-то, ваше сиятельство! (Простофилину.) Кланяйся, Сидор. (Простофилин кланяется, Затейкин с усмешкой графу, будто согласясь уж с ним, уходит.)

   Граф. Ступайте, ступайте, господа, встречайте ваших гостей. (Уходит.)

  

  

   Княжна. Братец говорит мне, что довольно слез я пролила; граф!.. которого наконец позволено мне назвать любезным моим графом!.. довольно ли будет тебе? ежели я скажу, что я теперь об слезах пролитых мною не жалею.

   Граф (цалует ее руку). Сказать довольно, я не могу, а ежели есть еще благополучие в свете выше того, что я чувствую теперь, то надобно, чтоб оно мне было неизвестно, потому что я ничего счастливее минут теперешних не знаю. (Глядят друг на друга, не говоря ни слова долго.) Ежели б беспримерная княжна моя могла чувствовать, чего мне стоило то время, в которое любовь, ревность, разлука, страх ее лишиться и гнев князя мучили меня беспрестанно.

   Княжна. Я чувствовала их по себе особливо тогда, когда эти несносные пустые слухи о твоей смерти до меня дошли; нет, ты не так любил, как я, когда мог оставить нас в неизвестности о себе.

   Граф. Как мне можно было решиться писать к вам, знав расположение батюшки и странствуя по Европе тогда, когда вы сами беспрестанно ездили то в Москву, то в деревню; к тому же три раза в армии сказывали мне, что вы уж замужем, что богатствы, чины и знатность выбранного вами человека утешили уж вас о потере того, кто, кроме сердца, привыкшего боготворить вас, ничего в жертву принесть не мог.

   Княжна. Он для меня всего дороже. Граф! перестань упрекать меня тем, в чем я невиновата. Есть ли какой-нибудь способ избежать пустой молвы, по которой часто называют, женихом такого мужчину, с которым раз только встретишься! или танцуешь? а по этой молве через несколько верст немудрено назвать его и мужем; мог ли кто-нибудь, кроме тебя, мне нравиться? Верь, что я мало после тебя видела мужчин любезных, а которых бы любить могла, ни одного. Верь, что я умела различать всегда цену человека с ценою его имений и чином; а после того, ежели б ты знал, чего стоит девице принуждать себя казаться равнодушной, когда сердце с намерением рассудка не согласно, видеть мучение любезного мне человека и мучить его еще больше беспрестанно, когда от одного слова моего зависит его и мое благополучие. Ах, граф! ежели есть из нас такие, которые чувствами сердца своего жертвуют богатству или чинам, то как оне жестоко за то наказаны.

   Граф. Нет! это чувствы сердца одной беспримерной княжны моей; как мало других женщин судют, как она! нет, вредные наговоры, сплетни, старание завистников и несколька тысяч верст так легко истребляют из памяти человека, кроме души своей и сердца, ничего не имеющего, что я не знаю по моим мыслям, не одна ли вы женщина на свете, которая бы могла быть такова; я воображал всегда вас в Петербурге среди двора весельев и искателей; вся вселенна казалась мне моими соперниками; часто жалел я, для чего княжна моя не крестьянка; для чего не могу я в какой-нибудь хижине находить с нею то, чего ни в каких дворцах без нее бы иметь не мог; наконец, получив уж и чины и имение, трепетал еще, что они достались мне поздно.

   Княжна. Можешь ли ты думать, чтоб они умножили что-нибудь в мыслях моих о тебе? Ежели ты находишь, что я сужу необыкновенной женщиной, суди же ты необыкновенным мужчиной и не думай, чтобы в тебе что-нибудь, кроме самого тебя, мне нравилось.

   Граф (цалует ее руку). Все, что я слышу, умножает мою радость. Простите мне, ежели я думал иначе когда-нибудь; княжна!.. я больше чувствую, нежели сил моих достанет изъяснить.

  

  

   Князь. Кто-то едет сюда к лагерю. Простите мне, ежели желание разделить ваше удовольствие, принудило нас разговор ваш перервать.

   Граф. Как бы много мы вам его ни уделили, довольно еще для нас останется; ах, это Гур едет.

  

  

   Любовь (цалуя княжну). Princesse! скажите, кого мне благодарить? я не умею и не хочу скрыть, сколько я счастлива. Как это все сделалось? вообразите, батюшка приехал и говорит, я иду замуж за того, кого я любила, в самое то время, как maman дала слово этому фатальному monsieur Затейкин!

   Княжна (цалуя ее). Поздравляю, душа моя, и знаю собой, каково неожидаемое благополучие.

   Любовь. Княжна!.. граф!.. князь!.. кого мне благодарить?

   Правдин (цалуя ее руку). Наперед самое себя, а потом этих обеих друзей моих, которым так лестно мне быть обязану. Граф! я в восхищении от ее беспорядку! ты видишь, умеет ли она притворяться...

   Князь (Гуру). Гур Филатач! теперь остается мне сдержать слово, графом тебе данное за меня, я тебе и иск и всю спорную нашу землю уступаю. Вот каково делать добрые дела. (Гур стоит, остолбенев с радости.)

   Еремевна. Ах, батюшки! пять тысяч десятин! (Графу.) Батюшка, ваше сиятельство! у меня внучик в полку-та твоем каптенармусом *, так помилуй: нельзя ли его во что-нибудь пожаловать, хоть в прапорщики, а коли нельзя, так хошь в подпрапорщики.

   Граф. Ну ежели ты не лучше умеешь сватать, как чины выпрашивать, худо будет от тебя женихам.

   Еремевна. Отец ты мой! да вить у меня только и хлеба-та; худо мне было в неволе в барском доме, а худая-та воля вить еще хуже; кабы да не свадвбы-та на ярмонке, с голоду бы пропала.

   Граф. Мне уж и жаль ее; вот тебе, старушка (дает кошелек с деньгами), за худые твои успехи.

   Еремевна (кланяется в землю). Благодарствую, мой родной!

   Граф. Видишь, братец, что я тебя не обманул. (Гуру.) Ну, поздравь же своего зятя.

   Гур. Ах! батюшка, ваше сиятельство! я не ожидал эдакой милости; жена! Любушка! кланяйтесь! благодарите; поздравляю, любезной зять! (Цалует Правдина.)

   Фекла. Так, батюшка! благодарны вашему сиятельству. (Цалует Правдина.) Поздравляю, батюшка! дай бог вам совет да любовь.

   Затейкин. Матушка, Фекла Тарасовна! да нешта я вам не зять?

   Фекла. Так, мой батюшка! он мой зять, уж так видно и быть.

   Затейкин (Еремевне). А гранитур-ат, матушка?

   Еремевна (посматривая на кошелек). Отдам, мой батюшка (отдавая гарнитур), отдам, пожалуй возьми, знать он в самом деле вас лутче. Ну, где вам не в свои сани садиться (гонит их), подите, подите, батюшки мои! здесь не ваше место.

  

  

   Фекла (Гуру). Полк-ат станет палить, батюшка? а я пушек-та боюсь: сем я на дрожках-та поеду домой.

   Гур. Поезжай, баба! ты, матка, на праздники не годишься.

   Любовь (князю). Ай, да я не знаю, что это значит, десятины, однако знаю, что я от них счастлива, и вас, князь, так благодарю, так благодарю!.. что не умею этого сказать.

   Правдин. Ежели она не умеет этого сказать, то верно мы оба будем уметь чувствовать во всю жизнь нашу, сколько мы вам благодарны. Граф! мы счастливы оба беспримерно, только я перед тобою имею то удовольствие лишнее, что ты счастием своим обязан судьбе, а я тому другу, которого после нее всему в свете предпочитаю.

  

  

   Открывающийся занавес представляет лагерь графа, оставленный по окончании пятого действия. Возвращающийся с ученья полк после смотру входит церемониальным маршем с распущенными знаменами в лагерь, внутри которого видна палатка графская с раскрытою полою, и возле ее бекет *, при знаменах, поставив которой, полк входит в кулисы, палатки представляющие; при восходящей луне бьют зорю; лагерь освещается разноцветными фонарями, так же и ставка графская. Пляски цыганок и полковых мальчиков, так же всякого рода ярмоночные увеселении занимают середину балета, праздник графом данной в лагере изображающего; наконец, театр освещается дневным светом, расступившая фигура балета уступает место полку, внутри театра построенному к утренней зоре, которая оканчивает балет.

  

  

   Текст печатается по отдельному изданию 1794 г.

   Стр. 486. Лебедянь - город в б. Тамбовской губ., славившийся своими богатыми ярмарками.

   - Монастырь - Смольный монастырь, или институт, учебное заведение закрытого типа, основанное при Екатерине II (1764); имело два отделения - для дворянок и для мещанок. Окончившие этот институт назывались в XVIII и начале XIX в. монастырками. В лице Любови Копиев впервые в русской литературе изобразил монастырку.

   Стр. 487. Картины с Спасского мосту - в Москве на Спасском мосту производилась в то время продажа лубочных картинок и лубочных книжек.

   Стр. 488. Сахары - сокращенное от Сахары Медовичи; иронически о злых людях.

   Стр. 490. Сделалась притчина - сделалась беда, неприятность.

   - Мал - мол.

   - Хашь - хошь, хоть.

   Стр. 491. Богатель - безделка (фр. bagatelle).

   - Кучеру-плуту - Вральману.

   - Камедь - "Недоросль".

   - Талька - моток ниток.

   - Fi donc - фи!

   - Клевикорты - клавикорды (музыкальный инструмент типа пианино).

   Стр. 493. Ma princesse - княжна.

   - Je vous embrasse - обнимаю вас.

   Стр. 494. Как наместничество открылось - открытие наместничеств состоялось в 1781 г.

   Стр. 495. Где пить слыхано - где же слыхано?

   - Покойного дядюшки-та - у Простакова.

   - Ходила в ключах - была ключницей.

   Стр. 496. При тетушке - здесь ошибка: вместо "при матери".

   Стр. 497. Совестный суд - в XVIII и начале XIX в. суд для дворян, в котором рассматривались дела имущественного и семейного характера и решались не на основании законов, а "по совести" судей; третейский суд.

   Стр. 499. Достоинствы ввели его во все лутчие обществы - ввиду того, что со времени Петра I, а в особенности при Екатерине II графское достоинство широко присваивалось людям не родовитого происхождения, старая аристократия (князья) закрывали двери своих домов перед новой знатью.

   Стр. 501. Министр - в XVIII в. министрами назывались послы.

   Стр. 502. Безнравие - безнравственность.

   Стр. 503. Учреждение губерний - состоялось в 1775 г.; об открытии наместничеств см. выше.

   - Народные училищи открылись - в 1783 г.

   - Эзопова обезьяна - имеется в виду басня Эзопа "Обезьяна и ее детеныш".

   Стр. 505. Вышед из-под указа, летают на пребогатых цугах - согласно указу от 1700 г. количество запрягаемых цугом лошадей должно было строго соответствовать служебному положению владельца. Этот указ распространялся только на городскую территорию, поэтому ярмарки устраивались за чертою города, чтобы помещики могли "выходить из-под указа".

   Стр. 506. Ваксалы - вокзалы, особый род увеселений, гулянья с аттракционами.

   Стр. 509. Димавез юмер - Du mauvais humeur - в дурном настроении.

   - Ну, уж притчина! - вот диковина!

   - Али шейка-та болит - в начале 1790-х годов считалось особенно модным закутывать шею длинными кашне.

   - Красный кабачок - увеселительное заведение, находившееся на полупути между Петербургом и Петергофом (Петродворцом).

   Стр. 512. Суспиция - здесь "столкновение" (фр. suspicion - подозрение).

   Стр. 513. Остров - отдельный лесок (в жаргоне охотников).

   Стр. 514. A-t-on jamais vu? - видано ли?

   Стр. 515. Гранитур - гарнитур, подбор пуговиц для одежды.

   Стр. 516. Живузем - je vous aime - я вас люблю.

   - Ma пренсес, суете ву des apelcins? - княжна, хотите ли вы апельсинов? Фраза составлена неправильно: слова "apelcins" во французском языке нет.

   Стр. 518. Чудихина - персонаж из комедии Екатерины II "О время!"

   Стр. 520. Фельдмаршал - князь Г. А. Потемкин (1739-1791).

   - Приехал я к принцам в Кобленц - в г. Кобленце (Германия) в начале 1790-х годов находились бежавшие из Франции братья французского короля, возглавлявшие реакционную эмиграцию.

   - Вредная французская перемена - французская буржуазная революция.

   Стр. 526. Через год к четверке-та прибраться - получение чина майора давало право ездить четвернею.

   Стр. 528. Паразар - случайно (фр. par hazard).

   Стр. 532. Каптенармус - в старой армии нижний чин, ведавший вещевым и амуниционным складами.

   Стр. 533. Бекет - пикет, караул.