Гоголь Николай Васильевич - Из ранних редакций

  

   Н. В. Гоголь. Собрание художественных произведений в пяти томах.

   Том четвертый.

   М., Издательство Академии наук СССР, 1952

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Сцены и отрывки из первой черновой редак­ции "Ревизора"

   Сцены и отрывки из второй редакции "Реви­зора"

   Сцены из комедии "Женихи"

  

  

  

   Погоняев. Имею честь представиться: житель здешнего города, помещик Погоняев.

   Хлестаков. А, прошу покорнейше садиться. Очень рад.

   Растаковский (встает и раскланивается). Позвольте благодарить за милостивое внимание и не забудьте просьбы.

   Хлестаков. А, прощайте. Я об вас буду докладывать. (Провожает его. Погоняев встает со стула.)

   Хлестаков. Садитесь. (Садится. Молчание.) Что, вы здесь и живете?

   Погоняев. Так точно-с.

   Хлестаков. Гм... Скажите, пожалуйста: как же вы? У вас и детки есть?

   Погоняев. Есть: двое уже учатся, а прочие живут еще при мне, дома.

   Хлестаков. И что ж? Как они? Здоровы?

   Погоняев. Да слава богу. Меньшой только немножко прихворнул.

   Хлестаков. Прихворнул? Скажите, пожалуйста.

   Погоняев. Да, выше пупка сделался чирей.

   Хлестаков. Ах, как это неприятно. И что однако ж?..

   Погоняев. Ну, это... правда, ничего...

   Хлестаков. А сколько у вас всех деток?

   Погоняев. Всех пять: Николай, Иван, Яков, Марья и Перепетуя.

   Хлестаков. Это хорошо, хорошо. Пожалуйста, одолжите мне пятьсот рублей.

   Погоняев. Извольте-с.

  

  

  

   Люлюков. Имею честь рекомендоваться: помещик Люлюков, штабс-капитан.

   Хлестаков. А, мне очень приятно... Пожалуйста, дайте мне взаймы четыреста рублей.

   Люлюков. Извольте, с большим удовольствием... Вот я сейчас. (Отсчитывает.)

   Хлестаков. Так здесь ровно четыреста?

   Люлюков. Четыреста.

   Хлестаков. Это хорошо, что четыреста.

   Люлюков. Я осмеливаюсь вас беспокоить моею просьбою.

   Хлестаков. А что такое?

   Люлюков. Я хочу ставить подряд в казенные магазины овсом, по 9 рублей четверть. Оно немножко выше против прежних цен, но зато овес, сравнительно, без всякой меры к прежнему.

   Хлестаков. Очень хорошо. Я рад об этом стараться с своей стороны. Ведь это нужно к министру морских сил?

   Люлюков. Нет, в главный комиссариат.

   Хлестаков. Да, или в комиссариат. Очень хорошо. Извольте, извольте. Я готов.

   Люлюков. В благодарности моей не извольте сомневаться. (Раскланивается.)

   Хлестаков. Извольте, извольте. Я об вас окажу государю.

  

  

  

   Хлестаков. Это, однако ж, удивительно: не успеешь заикнуться о деньгах, сейчас и вынимают бумажники. Право, пречудный город. В Петербурге совсем этого нет. Там Руч тебе ни за что в долг не сошьет фрака, а здесь дают, сколько ни назначают. Право, удивительно. Отчего это так? Ведь эко в самом деле какие дураки!.. Как теперь у меня около двух тысяч рублей; прямо как будто бы с неба впали. Ей-богу. Нарочно напишу об этом к Притишкину; он там что-то пописывает по словесности, какие-то статейки и в журналы помещает. Напишу ему всё это: пусть он их обкритикует, когда б только, сукин сын, меня не задел. А то он такой, что для красного словца не пожалеет и родного отца. Право. Эй, Осип, подай мне бумагу и чернила.

   Осип. Сейчас. (Приносит бумагу и чернила.)

   Хлестаков. Ну, вот, дурак, ты ворчал там; теперь денег станет доехать хоть опять в Петербург. Видишь, дурак: ты не знаешь, кто я таков. Вот меня как принимают.

   Осип. Да, слава богу, прием хорош.

   Хлестаков (пишет). Нужно об себе этак поосторожнее, а то он хоть и друг, а так оббреет, что и неприятель иной не найдется. Послушай, Осип: ты вот, как напишу я письмо, отнесешь его сейчас на почту, да возьми подорожную и потребуй лошадей самых лучших; а ямщикам скажи, что я им теперь буду по полтиннику каждому давать на водку, да чтобы лихо ехали - так, как фельдъегеря скачут. (Пишет.) "Почтмейстер и... Ляпкин-Тяпкин и какой-то училищный директор Земляника"... Подай свечу и сургуч. (Пишет. Запечатывает.)

  

  

  

  

   Растаковский. Антона Антоновича и Анну Андреевну имею честь поздравить с божьим благословением. Дай бог, чтобы новый союз был в надлежащем счастии и благополучии и чтобы молодые были долговечны, прожили бы многие веки в здравии и благоденствии. (Подходит к ручке Анны Андреевны, потом к Марье Антоновне.) Желаю вам, сударыня, всякого счастья, богатства побольше, долговечной жизни, чтобы видели внуков и потомков ваших на службу отечеству и чтобы внуки ваши все были в вере крепки и не слушались бы француза или других якобинцев. Да ниспошлет бог вам благодать.

   Жена Растаковского. Поздравляю вас, Марья Антоновна. Дай бог вам и внуков дождаться.

  

  

   Мацапур. Мое почтение Антону Антоновичу. Я поспешил скорее, чтобы поздравить вас. Говорят, бог послал счастие на весь дом ваш, что вы соединяетесь с знаменитою фамилиею,- такою фамилиею, что еще никогда и на свете не была. Говорят, что у жениха одних золотых карет четыре и что он как-то там такая приближеннейшая особа. Я очень сожалею, что не имел чести представиться ему лично.

   Городничий. Да, первый человек при дворе: он там всё заведывает и распоряжает.

   Жена Мацапура. Скажите, какое счастье. Я так, право, обрадовалась. Говорят мне: "Марья Андреевна выдает дочку".- "Ах, боже мой",- думаю себе, и так обрадовалась, что говорю: "Послушай, Ясун Никифорович, вот какое счастье Анне Андреевне. Ну, слава богу".

  

  

  

   Погоняев. Имею честь поздравить с приключившимся благополучием (подходит к ручке Анны Андреевны) и вас, сударыня (подходит к ручке Марьи Антоновны), и вас, сударыня.

   Жена Погоняева. Поздравляю вас, Анна Андреевна, с хорошим пассажем. И вас также. (Целуются.)

  

  

  

   Люлюков (подходит прямо к Анне Андреевне). Правда ли, Анна Андреевна? Верить ли тому, что слышим? Вы выдаете Марью Антоновну за приезжего гостя?

   Анна Андреевна. Да. Сам предложил, стоял на коленях и говорил, что на жизнь покусится, если не отдам.

   Люлюков. Так пожалуйте вашу ручку; поздравляю вас. Продлите и впредь вашу ласку. Да только вы не располагаете уже больше жить здесь?

   Анна Андреевна. Мы сейчас переезжаем в Петербург.

   Люлюков. Что ж так?

   Анна Андреевна. Мужу моему там откроется место, потому что наш будущий зять там большой вес имеет. Да и, признаюсь, что за жизнь тут? С кем жить здесь? с медведями?

   Жена Погоняева. Слышите, Аграфена Федоровна.

   Гостья. Слышу, Анастасия Ивановна. Она всегда такая была: посади свинью за стол, так она и ноги на мол.

  

  

  

  

  

   Гибнеp. Ich habe die Ehre mich zu rekommandiren.. Doktor der Armen-Anstalten Hiebner.

   Хлестаков. Прошу покорнейше садиться.

   Гибнер. Es freuet mich sehr die Ehte zu haben, einen so wiirdigen Mann zu sehen, der die hohe Obrigkeit bevoll-machtigt hat...

   Хлестаков. Нет, я по-немецки... не так. Лучше по-русски. Скажите, пожалуста: теперь вообще время хорошее на всё - не обзавелись ля вы деньгами?

   Гибнер. Денг?.. и што денги?..

   Хлестаков. Да. Если вы обзавелись, то я бы попросил у вас... Вы мне giebt взаймы, а я вам после назад отгибаю.

   Гибнер. Денг... Нет деньги... (вынимает бумажник и вытряхивает.) Sehen Sie! Нет... одна сигар... больш нет...

   Хлестаков. Ну, нечего делать! На нет и суда нет.

   Гибнер (прячет бумажник, потом опять берется за карман)^ Wollen Sie eine Zigarre rauchen? (вынимает и подает сигару.)

   Хлестаков. А хорошо, gut. Дайте сюда, giebt. (Берет и раскуривает.) Хорошая сигарка. Это верно из Петербурга? (пускает дым.)

   Гибнер. Нет... из... Рига.

   Хлестаков. Из Риги? Да, я так и думал.

   Гибнер (вставая со стула и кланяясь). Ich darf Sie nicht mehr zu beunruhigen und Ihnen die teure Zeit zu berauben, die Sie den Staatsgeschaften widmen. (Откланивается.)

   Хлестаков. Прощайте, рад познакомиться.

  

  

  

   Хлестаков. Хорошо и цыгарку выкурить. Как много здесь чиновников. Городишко-таки населен довольно. (Рассматривает ассигнации.) Эка, чорт возьми, сколько денег! Думал прежде, где бы достать; теперь не знаешь, куда девать. Удивительно, какой щедрый народ здесь! я думаю, ни в каком другом месте такого нет. А какая, право, разница в нравах здесь и в Петербурге. Там какой-нибудь Руч ни за что не сошьет тебе в долг фрака; а здесь заикнись только - yasj все тебе вынимают бумажники. Даже срока не назначают. Должны быть, впрочем, дураки большие: в голове только посвистывает. Нужно, право, написать об этом к Тряпичкину. Он там сочиняет по словесности разные статейки, пускай-ка их обкритикует хорошенько. Это будет славно. Эй, Осип! подай мне бумаги и чернила.

  

  

  

   Авдотья Гавриловна (одна). Что это, господи боже мой, долго ли я буду в девках оставаться. Нет да и нет женихов. Вымерли, как будто от чумы. Бывало, прежде благовоспитанные люди сами отправляются искать невест, а теперь ищи их. Ей-богу, никакого уважения к женскому полу. Я послала Марфу Фоминишну, не сыщет ли хоть на ярманке; был бы только дворянин да порядочной фамилии. Да вот и ее что-то нет до сих пор. Ух, и страшно, как подумаешь: ну, вот приедет жених. У меня так сердце и бьется. Да ничего, пусть приезжает, не будет страшно.

  

  

   Марфа. Здравствуй, свет мой Авдотья Гавриловна.

   Авдотья Гавриловна. Ах, что ты это, мать, куда так долго запропастилась?

   Марфа. Ох, позволь, матушка, с духом собраться. За твоими порученьями так изъездилась, так изъездилась, что и поясница, и бок, и всё болит. Два раза кони били, такие звери. Заседатель дал обывательских: таратайка моя вся так и рассыпалась. Ну, да зато уж могу похвастаться, каких я тебе женихов припасла. Вот как орехи каленые, все на подбор, один другого лучше. Сегодня, может быть, они и будут к тебе. Я нарочно спешила тебя предуведомить.

   Авдотья Гавриловна. Сегодня, ух!

   Марфа. И не пугайся, мать моя. Дело житейское: посмотрют, больше ничего, и ты посмотришь их; не пондравятся - ну и уедут.

   Авдотья Гавриловна. А сколько их, душенька ты моя?

   Марфа. Да штук шесть, кажется, будет.

   Авдотья Гавриловна. Ух, как много.

   Марфа. Ну что ж. Лучше выбрать можно. Один не придется, другой придется.

   Авдотья Гавриловна. Расскажи же, моя голубушка, какие они.

   Марфа. А славные, хорошие такие все. Аккуратные. Например первый, Дорофей Балтазарович Жевакин. Такой славный. На флоте служил и такой учтивый. Как раз по тебе придется. "Мне, - говорит,- нужно, чтобы невеста была в теле, а поджаристых я не люблю". А Иван-то Петрович, тот такой помещик, что и приступу нет. Такой видный из себя, толстый: как закричит на меня: "Ты мне не толкуй пустяков, что невеста такая и такая, ты скажи мне напрямик, сколько за нею крепостного, движимого, рухляди".- "Столько-то и столько-то, отец".- "Ты врешь, собачья дочь". Да еще, мать моя, влепил такое словцо, что непристойно и тебе сказать. Я так вмиг и опознала: у, да это должен быть важный господин!

   Авдотья Гавриловна. Ну а еще кто?

   Марфа. Никанор Иванович Онучкин. Это уж деликатес. Губы, мать моя, малина, совершенная малина. А сам такой славный. "Мне,- говорит,- нужно не то, чтобы невеста была такая-то и растакая, а чтоб хороша собой, воспитанная и чтобы по-французски умела говорить". Да он такой. А сам такой субтильный, ножки узенькие, тоненькие.

   Авдотья Гавриловна. О, нет, Марфа Фоминишна, знаю я этих субтильных. Нет, ты подавай мне того, который поплотнее.

   Марфа. А если поплотнее, так Ивана Петровича, уж лучше нельзя выбрать никого. Уж тот, нечего сказать, барин так барин. Мало в эти двери не войдет. Такой славный.

   Авдотья Гавриловна. А сколько лет ему?

   Марфа. А человек-то еще молодой: лет пятьдесят, да и пятидесяти еще нет.

   Авдотья Гавриловна. Еще кто?

   Марфа. Акинф Степанович Пантелеев, чиновник, титулярный советник, такой скромный и тихий

   Авдотья Гавриловна. Да он выпить, я думаю, горазд.

   Марфа. А пьет, не прекословлю, пьет. Что ж делать, пьет, на то титулярный советник. Зато такой, такой тихий, как шелк.

   Авдотья Гавриловна. Нет, Марфа Фоминишна, я не хочу, чтобы мой муж пил.

   Марфа. Твоя воля, мать моя. Не хочешь; этого, возьми других. Впрочем, что ж, что он выпьет лишнее. Ведь он не вею-таки неделю бывает пьян: попадается такой день, что совсем трезвый бывает.

   Авдо.тья Гавриловна. Фекла Фоминишна, посмотри-ка в окно, что собаки лай-то подняли.

   Марфа. Ах сударыня, да это он.

   Авдотья Гавриловна. Кто он?

   Марф а. Жених, Иван Петрович Яичница.

   Авдотья Гавриловна. Ах боже, вот тебе на! Я чуть не в одной рубашке. Слушай, голубушка, Фекла Савишна, посиди тут да не пускай, если станет пробираться в мою комнату. А я наскоро оденусь. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. (Уходит.)

  

  

   Яичница (входит и останавливается у дверей). А! а! Ты уже здесь. Эк легка как! Стой, стой, не уходи! А что ж барышня?

   Марфа. Ушла принарядиться, лучше жениху показаться.

   Яичница. Ну (садится в кресла), расскажи, старуха, что и как.

   Марфа. Что ж тебе, отец мой, рассказывать?

   Яичница. Ну, расскажи про приданое, что именно. Ты мне сказала, что двадцать душ рабочих. А что же баб, сколько всех баб?

   Марфа. А много, отец: штук до двадцати пяти.

   Яичница. И все уже взрослые или малолетние?

   Марфа. Да всяких есть, и великорослые и малорослые.

   Яичница. А рухляди-то?

   Марф а. Рухляди-то я изволила вам докладывать; две лисьих шубы да заячьих, кацавейка горностаевая.

   Яичница. Ну, далее.

   Марфа. Перин пуховых больших четыре да малых две.

   Яичница. Да, может быть, перьем набиты, а не пухом.

   Марфа. Нет, пухом, ей-богу. С тем возьмите, что пухом, самый первый сорт.

   Яичница. Ну, а скот я там прочее?

   Марфа. Рогатой скотины штук пятнадцать, четы ре коровы дойных.

   Яичница. Ну, и свиньи есть?

   Марфа. Есть, батюшка, и свиньи: четыре чухонских с поросятами, такие славные.

   Яичница. А другие-то хозяйственные заведения, как, например, рыбы в прудах и речках, пчелы?

   Марфа. Всё есть, батюшка, у нас. Я вам говорю, что останетесь довольны.

   Яичница. Слушай, старуха. Боже тебя сохрани, если ты чего прибавила. Больно поколочу тебя.

   Марфа. Ничего, отец, не прибавила, всё правда.

   Яичница. Птицы же домашней, кур, гусей и прочего?

   Марфа. Сотня, отец мой, всего по сотне. Ахти, опять чей-то возок дребезжит еще. (Глядит в окно.) А, Никанор Иванович, здравствуйте. Пожалуйте скорее сюда.

   Яичница. Какой там Никанор? Постой, я посмотрю. (Подбегает.)

   Никанор Иванович (входит, раскланивается), Здравствуйте, Фекла Фоминишна. Как поживаете?

   Фекла Фоминишна (кланяясь). Слава богу, слава богу, живем, живем. А невеста пошла принаряжаться, чтобы получше принять вас.

   Яичница. Позвольте узнать ваш чин и отечество, государь.

   Онучкин. Никанор Иванов сын Онучкин, отставной поручик 42-го егерского полку.

   Яичница. Ну, иной и мушкетерский не уступит егерскому. А приехали по своей охоте или по надобности?

   Онучкин. Нет, так прогуляться.

   Яичница. Гм. Врет!..

   Онучкин. А вы позвольте узнать, с кем имею честь говорить?

   Яичница. Я дворянин, помещик, Иван Петров Яичница, портупей юнкер в отставке, мушкетерского полка.

   Онучкин. Имеете ли надобность или собственно по приятности провождения время?

   Яичница. Да так, приехал прогуляться.- Что, отведал? Нет, голубчик, вас сейчас можно узнать. Этак не наряжаются, как ты, для прогулки. Жениться, подлец, хочет.

  

  

  

   Авдотья Гавриловна. Извините меня, дорогие гости, что немного позамешкалась.

   Яичница. Ничего, сударыня. (Подходя к ручке.) Мы слышали, что вы изволили принаряжаться.

   Авдотья Гавриловна. А, это уже Фекла изволила провраться. Нет, только что подралась с кухаркою.

   Яичница. О, хозяйка! Я, сударыня, честь имею доложить, есть дворянин и помещик и юнкер в отставке мушкетерского полку, Иван Петрович Яичница. Лично будучи подвинут добродетелями вашего пола, приехал изъявить готовность с своей стороны...

   Авдотья Гавриловна. Милости просим.

   Яичница. Вы не смотрите, сударыня, что у меня плешь на голове. Это от лихорадки; оно вырастет, это ничего. (В сторону.) Не слишком, однако ж, казиста.

   Онучкин. А я, сударыня, Никанор Иванов Онучкин, отставной поручик 42-го егерского полку. (В сторону.) Что-то, однако ж, есть... такое... не то.

   Яичница. Впрочем, сударыня, что мушкетерский, что егерский, это совершенно всё равно.

   Авдотья Гавриловна. Не прогневайте, почтенные гостя, если не по чинам угощу. Если бы я знала о вашем приезде, я бы приготовила рыбий соус или хоть бараний бок с кашею, но вместо того за столом будет только щи да кулебяка, да грибы жареные, да дроченое. Право мне уж и совестно.

   Яичница. Ничего, сударыня, не беспокойтесь, всем будем довольны.

   Онучкин. Ничего.

   Яичница. Вы благое дело вздумали, сударыня, что решились упрочить судьбу свою и подлинно, если рассудить хорошенько, то состояние девичье есть самое неприятное. Жена без мужа - всё телега без колес; ездить без колес, как вам известно, никак нельзя. Да и самое положение ее притом: всякий может обидеть, всякий-то может обидеть.

   Онучкин. Да, совершенно без всякой защиты.

   Яичница. А мужа непременно должно иметь, это, сударыня, закон велят.

   Онучкин. Притом в супружеском состоянии столько удовольствий, приятного препровождения времени с женою образованною, утонченною...

   Яичница. Да, сударыня. Только нужно выбирать супруга степенного, дебелого, опору твердую, а эдаких не смотрите, худощавеньких и длинных, такой сейчас переломится.

   Онучкин. Муж должен быть образованный.

   Яичница. Да, да, образованный и потолще собою.

   Онучкин. Утонченный.

   Яичница. Да, утонченный и собою поплотнее.

   Онучкин. Который был бы любезен в обществе и в приятном обращении.

   Яичница. Да, в обращении и в обществе, и чтобы при этом имел солидность и достаточную толщину.

   Фекла. Сударыня, еще едет один.

   Авдотья Гавриловна. Вот тебе на! Ах, боже мой! (Мечется.)

   Яичница. Куда вы, сударыня, бежите?

   Авдотья Гавриловна. Нужно, очень нужно. (Уходит.)

   Онучкин. Невеста, впрочем, довольно развязная. Нос только очень длинен.

   Яичница. Ну, нельзя сказать, чтобы очень, нет, хорошая красавица.

   Онучкин. Не то, совсем не то.

   Яичница. А что ж такое?

   Онучкин. Вот позвольте, я вам покажу. Брови должны быть у хорошей красавицы узенькие (проводит пальцем по его бровям), дугою, и тут между ними немножко самый небольшой промежуток.

   Яичница (стоит и мигает глазами). Да, я с вами согласен. У ней и нос-то не так казист.

   Онучкин. Однако, впрочем... Произношение у ней уж нет, не то, совсем не то.

   Яичница. Произношение у ней хорошее, она выговаривает довольно твердо.

   Онучкин. Ну... совершенно не то... не то: Я тотчас узнал: она не знает по-французски.

   Яичница. По-французски? А чорт ли в этом, что не знает по-французски.

   Онучкин. Нет, хорошо воспитанная жена должна знать непременно по-французски.

   Яичница. Нет, я не возьму этого в толк. Что вы знаете по-французски, так и жена ваша должна знать по-французски.

   Онучкин. Что вы говорите: я знаю по-французски. Нет, меня несчастная судьба не допустила воспользоваться таким воспитанием. Мой отец был скотина, мерзавец. Он не подумал об том, чтобы меня выучить французскому. Я был тогда ребенок, меня бы легко можно было выучить: стоило бы только раз по пяти на день, а может быть и того даже меньше, посечь хорошенько, и я бы знал, я бы всё знал.

   Яичница. Ну, да теперь же ведь вам уже нельзя разговаривать по-французски.

   Онучкин. Да, я согласен. Но жена - другое дело. Нужно, чтобы она непременно говорила по-французски, а без того уже у нее ни то... (показывает руками)... ни это... уж всё не то.

   Яичница. Позвольте, я о вами не могу согласиться. (Про себя.) Да, впрочем, чего я спорю? Ведь для меня же лучше, что она не нравится. (Вслух.) Вы правду говорите.

   Онучкин. Ну, и красота ее - не то, совсем не то.

   Яичница. Кой чорт красота! У ней нос, я вам говорю, в три аршина. Этакая машинища! За это, впрочем, я таки поколочу старуху: она. ведьма, мне об этом ни слова не сказала. Но оставим красоту в сторону, посмотрите-ка на приданое: ведь двадцать душ, да ведь каких. Это не то, что один трехлетний, другой беззубый. Нет, милостивый государь, двадцать душ одних рабочих, рабочих годных хоть куды. Да с чего это, однако ж, я ему сдуру рассказываю это. Пожалуй, он, выслушавши, да и женится. Между ними, однако же, много калек; а если рассмотреть хорошенько - так и всё почти калеки или слепые, или кривые и подобная дрянь. (В сторону.) Да! дрянь. Нет, не дрянь.

   Фекла (проходя театр). Что, батюшки, Елиазара Елиазаровича не было?

   Иван Петрович. Стой, стой, старуха!

   Фекла. Чего изволишь, мой родимый?

   Яичница. Что ты, старуха, кляп тебе в горло, не сказала мне про то, что у невесты нос в сажень длиной.

   Фекла. Ах, перекрестись, отец мой! Какую ты околесину несешь...

   Онучкин. Да вы и мне изволили оказать, Фекла Фоминяшна, что невеста знает по-французски, а между тем, сколько я могу судить, кажется, что нет.

   Фекла. Знает, родимый, и по-немецкому и по-всякому, какие хочешь манеры, всё знает.

   Жевакин (входит). А, здравствуй, Фекла Фоминишна! Как поживаешь, здорова ли? а? Пожалуйста, душенька, почисть меня немножко вот здесь. Я сидел на телеге, ковра-то не было, так я думаю сенца-то довольно ко мне пристало. Вот там, пожалуста, сними пушинку (поворачивается), вот здесь. Так, спасибо, душенька. Вот еще посмотри сзади, там кажется немножко, а? Нет? Ну, ничего. По воротнику вон кажется как будто паук лазит. А на подборах-то сзади нет ли грязи? Спасибо, родимая. Пожалуста, еще посмотри хорошенько. (Гладит рукав фрака.) Суконце-то ведь аг-лицкое. Я купил его в Сицилии, когда была наша эскадра. Ведь каково носится. В 97 году я, будучи мичманом, сшил с него мундир; в 801 в блаженное царствование Павла Петровича я был сделан лейтенантом, и сукно было совсем новехонькое; в 814 году сделал экспедицию вокруг света, и вот только по швам немножко протерлось; в 815 вышел в отставку, перелицевал его, и вот скоро десять лет ношу и почти что новый. Благодарю, душенька, м-м, раскрасоточка. (Делает ручку. Осматривается, подходит к зеркалу, оправляется, выдвигает воротнички к манишке, ерошит волосы рукою, с гримасами посматривает на одного, потом на другого.)

   Онучкин. Скажите, пожалуйста, вы изволили упомянуть о Сицилии. Хорошая земля Сицилия?

   Жевакин. А прекрасная. Мы тридцать четыре дня там пробыли. Вид восхитительный. Вообразите себе, вокруг это всё такие горы; внизу везде такие домики; тут этак деревцо или кипарисное, или гранатное, или другое какое-нибудь, и тут этакие итальяночки, такие розанчики, так вот и хочется сорвать поцелуй.

   Онучкин. И образованные?

   Жевакин. Отличнейше образованные. Бывало так идешь по улице. Ну, русский лейтенант, этак здесь эполеты, мундир там, золотое шитье. И эдакие красоточки черномазенькие. У них ведь у домиков балкончики, и крыши вот так, как пол, совершенно плоские. Так это, бывало, там сидит какой розанчик. Ну сам так, чтобы не ударить лицом в грязь, ну раскланяешься, и она этак (кланяется и размахивает рукою). Ну, натурально, этак одета, здесь у ней тафтица, там прочие дамские украшения. Шнуровочка, так это всё.

   Онучкин. А язык-то? На каком языке они говорят?

   Жевакин. А язык, ну язык, разумеется, французский.

   Онучкин. И барышни все по-французски говорят?

   Жевакин. Все без исключения. Вы, может быть, не поверите тому, что я вам скажу. Но вот я готов сей же час клясться, чем угодно: мы жили тридцать четыре дня и во все тридцать четыре дня ни одного слова не слышал от них по-русски.

   Онучкин. Что вы говорите?

   Жевакин. Я вас уверяю сурьезно. Да чего, уж я не говорю о дворянах ну и о прочих синьорах или их офицерах. Но возьмите нарочно простого тамошнего мужика, который перетаскивает на шее всякую дрянь, попробуйте ему скажите: "дай, братец, хлеб", не поймет, ей-богу не поймет. А нужно для этого непременно сказать ему по-французски.

   Яичница. А позвольте узнать, вот вы упомянули про мужиков тамошних. Что тамошние мужики так же, как и наши, землю пашут и на оброке состоят или нет?

   Жевакин. Не могу вам сказать, не заметил, пашут или нет, не знаю. Но насчет нюханья табаку я вам скажу, что не только нюхают, но даже и за губу кладут так, как моряки. Перевозка тоже очень дешева. Там всё почти вода, и этак гондолы. Ну, тут, натурально, сидит этак итальяночка, такой розанчик и так одета, тут на ней этакая манишечка. С нами были и англичане. Ну народ такой, точно вот как и наши моряки. И сначала, точно, было очень странно. Ну не понимаешь друг друга. После того этак как хорошенько обзнакомились, так и начали совершенно свободно понимать друг друга. Покажешь этак на бутылку или стакан, ну тотчас и знает, что это значит выпить. Приставишь эдак кулак ко рту и сделаешь губами: паф, паф, значит хочешь трубку выкурить. Я вам скажу, что сначала казалось трудно, а потом язык довольно легкий. Даже матросы наши впоследствии так выучились по-французски, что бывало только даст бутылку да скажет "дринк", тотчас его понимают. А, гм, это самая невеста.

  

  

   Жевакин. Сударыня, я почел за долг лично засвидетельствовать вам мое почтение. Тем более для меня приятно, что вы очень обожаемая особа. Вы имеете, сударыня, такую свежесть румянца, такой розанчик... что я, так сказать... приношу вам мое сердце.

   Яичница. Да что место давать. Он тоже хочет жениться. Да ведь так нельзя было совсем узнать.

   Авдотья Гавриловна. Мне очень приятно видеть такого приятного гостя. Я извиняюсь только, что пол не вымыт. Фетинья девка, перелезая через плетень, перекувыркнулась.

   Фекла (вбегая). Сударыня, сударыня! (Шопотом.) Еще один приехал.

   Авдотья Гавриловна. Ах, боже мой, пойти заказать хоть вотрушки.

   Яичница. Что вы, сударыня?

   Авдотья Гавриловна. Нужда, большая нужда. (Уходит.)

   Яичница (ударив по плечу Жевакина). Любезнейший, кажется, из одного горшка хотим щи хлебать.

   Жевакин. Как из одного?

   Яичница. То есть вы, как я замечаю, подъезжаете к хозяйке дома.

   Жевакин. А признаюсь, она мне очень нравится. Эдакий розанчик, букетец в устах, и здесь на груди этак платочек, и тут обыкновенно такие дамские уборы. Это всё очень хорошо. Я это люблю.

   Яичница. И вам нужда и себе еще лезть туда же. Да посмотрите на себя, какая у вас гнусная фигура. Право, наводит уныние.

   Жевакин (поворачивается). Нет, фигура хороша.

   Яичница. Можно ли, чтобы у морского офицера была хорошая фигура?

   Жевакин (вытягивается). Как так?

   Яичница. Да, конечно, это всякому известно.

   Жевакин. Что такое известно?

   Яичница. Вот новости. Известно, что такое моряк: старый кочан капусты.

   Жевакин. Позвольте. Мне, может быть, так послышалось. Мне кажется, как будто вы употребляете неприличные выражения.

   Яичница. Какие выражения? Просто старый, трухлый, никуда не годящийся кочан, который выбрасывают в помойную яму.

   Жевакин (вытягивает лицо еще длиннее прежнего. Ерошит на голове волоса, кривляется и дергает плечами). Позвольте, честь моя обижена. В лице всего морского общества я вам предлагаю дуэль.

   Яичница. Я не прочь от дуэли.

   Жевакин. Я, по обычаю моряков, держусь обыкновения драться на кортиках.

   Яичница. Нет, я не хочу, кортиками только лягушек колют.

   Жевакин (вытягивает лицо). Так на чем же?

   Яичница. Я дерусь на кулаки (засучивает руки).

   Жевакин. Нет, я на такой дуэль не соглашаюсь. (Онучкину.) Я к вам обращаюсь, милостивый государь Вы видели?

   Онучкин. Я с своей стороны не могу точно определить, потому что в 42-м егерском полку, к несчастью, в бытность мою мне не удавалось видеть ни одного дуэля. Но образованность и утонченное образование требует на благородном оружии. На кулаки же неприлично в высшем обществе. Человек, который знает по-французски, уж не пойдет на кулаки, нет.

   Яичница. Мне дела нет ни до каких обществ. Я давно был в военной-то и меня выгоняли два раза только в полк во время смотру. Да притом оружие бог знает где еще искать, а кулаки всегда при себе.

   Те же и Пантелеев (раскланивается со всеми),

   Жевакин. Вот я к вам, сударь, обращаюсь. (Пантелеев наклоняет голову слушать.) Вы лицо стороннее; по крайней мере, я вас в первый раз вижу. Я получил смертельную обиду, то есть которую признает всякий офицер...

   Яичница (отворачивает в сторону Пантелеева)-Послушайте, всё пустяки. Я не нанес никакой обиды, назвал только именем, каким следует...

   Жевакин (схватывает Пантелеева за руку на свою сторону). Я спрашиваю вас, скажите по совести, вот так, как перед богом: похож морской офицер на тюленя?

   Яичница. Вот большая важность морской офицер! Что ж тут за невидаль, есть на что глядеть. Не только на тюленя, просто на протухлый кочан капусты.

   Жевакин. Га! А!.. Кочан капусты! А! Лейтенант - не кочан капусты. (Дергает за руку, позабывшись, Пантелеева.) Я спрашиваю вас, сударь: разве так можно снесть?

   Яичница (схватывает за другую руку). Чорт возьми! я говорю это прямо и плюю на всех моряков и на их честь.

   Пантелеев. Пустите.

   Жевакин (дергая со всех сил за руку). Чорт возьми, вы видите, сударь, лейтенант не может быть старым кочаном капусты. Я не снесу этой обиды.

   Яичница (дергает). Я согласен на кулаки. И в самом деле меня берет задор... Я не хочу ни на чем, кроме кулаков.

   Жевакин (дергая Пантелеева к себе). Я не снесу этого.

   Яичница (дергает Жевакина). Я не хочу никаких других инструментов.

  

  

   Жевакин (оправляется и подходит). Позвольте, сударыня: мое искание не будет противно вам? Смею ли льстить себе приятною надеждою, что любовь удостоится быть принятою вами?

   Яичница. Э! Да он уже лезет прямо.

   Авдотья Гавриловна. Напротив, мне весьма приятно.

   Яичница (слегка отталкивая его). Сударыня, я предлагаю вам свою любовь и руку: угодно ли принять их?

   Авдотья Гавриловна. Мне весьма приятно.

   Жевакин (в сторону). Ну, дело хорошо.

   Онучкин. Я с своей стороны никак не смею льстить себя надеждою, чтобы мои искания удостоились.

   Авдотья Гавриловна. Напротив, мне очень приятно...

   Пантелеев. Я, сударыня, от сего генваря 3-го вашей ру... ру... руки и се... е...рдца...

   Авдотья Гавриловна. Мне очень приятно отвечать вашим исканиям.

   Яичница. Да который же на нас всех приятнее? Сударыня, этак нельзя. Ведь нас четыре человека: нужно вам объявить, кого лучше любите.

   Авдотья Гавриловна. Вы мне очень нравитесь, и я вас всех люблю.

   Яичница. Да ведь это совсем не то. Что ж если мы все четыре женимся на вас? Ведь это чорт знает, что такое выйдет!

   Жевакин. Да сударыня, вы просто объявите, кому из нас, так сказать, ваше сердце, наши ... боле относятся... Кто такова эта счастливая особа, кому достанется ваш ... все украшения достанутся?

   Яичница (в сторону). Он как раз влезет ей в душу. (Вслух.) Просто скажите: кого выбираете вы?

   Авдотья Гавриловна. Вы все очень хорошие молодые люди и мне весьма нравитесь.

   Яичница. Но кого же вы предпочитаете прочим?..

   Авдотья Гавриловна (смотрит долго на всех). Не знаю.

   Яичница. Вы натурально берете мужа, который ненадежнее...

   Онучкин. Необразованнее...

   Жевакин. Человек бывалый...

   Пантелеев. А... а... (не может выговорить, машет рукою с досады).

  

  

   Авдотья Гавриловна. Вы все такие достойные, господа, что вдруг я никаким образом не могу решиться. Позвольте мне, я подумаю, хорошенько поразмыслю. И тогда уже скажу прямо, а теперь позвольте мне просить вас откушать хлеба и соли; не погневайтесь, если не слишком будет хорош обед; чем богата, тем и рада.