Энгельгардт Александр Николаевич - Письма из деревни (1872-1887 гг.)

, прозевали землю, пушнина!

   В деревне Б. именно молодежь - молодое, новое поколение, выросшее после "Положения", - и настояла на покупке земли при содействии банка. Старики все боялись - в "банку" платить нужно, помещику работать нужно (за дополнительный платеж), засеваться первый год на новой земле нужно. А там, не заплатить вовремя в "банку" - землю отберут; это не то, что казенная недоимка. Старики, наверно, опять прозевали бы землю; тянули бы, сегодня так, завтра этак, дорого, мол, не совсем с руки, может, и так прирезка будет, новое "Положение" от царя выйдет, тоё да сё, воловодили бы да воловодили. А там кто-нибудь и купил бы, потому что участочек очень хорош.

   Молодежь настояла на покупке земли. Дело сделано. Теперь все, и старики, даже бабы, не нарадуются, что прикупили землю - с хлебом стали.

   Деревня Б. прикупила к наделу участок пахотной земли с лужком вдоль той же речки, которая отделяет крестьянский надел от моей земли. Прикупленный участок прилегает к одному из крестьянских полей.

   Покупка очень выгодная. Куплено около 50 десятин, что-то близко по 50 рублей за десятину. Часть денег дал банк; уплату же остальной части помещик рассрочил на шесть лет с тем, что крестьяне, кто как пожелает, могут платить деньгами или отрабатывать - "работать круги" - за определенную, довольно хорошую цену. Только два двора пожелали платить деньгами, остальные же взялись работать круги. Работа эта их не очень стесняет и представляет еще ту выгоду, что, работая у помещика, крестьяне могут пользоваться для скота его "уругой", по крайней мере, по снятии трав и хлебов.

   Купленная крестьянами деревни Б. земля очень хороша. Прекрасное, покатое на юго-запад поле пахотной земли, когда-то отлично удобрявшейся и только запущенной, но еще не истощенной за последние пять-шесть лет. Внизу, у подошвы поля, небольшой болотистый торфяной луг, по которому протекает речка.

   Прежде в имении, небольшую часть которого составляет купленная крестьянами деревни Б. земля, велось обширное хозяйство, и земли отлично удобрялись. В этом имении жил сам владелец, у которого было тут же, поблизости, много, очень много, что-то около десяти тысяч десятин земли, преимущественно под лесами; было у него несколько хуторов и множество "отрезков", за которые работали круги крестьяне разных деревень. В имении, где жил владелец, было очень интенсивное хозяйство. Скота содержалось в имении много, велось молочное хозяйство с прекрасной швейцарской сыроварней. Одного клевера было 150 десятин. С винокуренного завода, находившегося в другом имении, доставлялась сюда барда для корма скота, свозились сюда же, в случае надобности, кормы с других хуторов, употреблялось значительное количество конопляных жмыхов; сывороткой с сыроварни и хлебом откармливалось много свиней. Выгоны постоянно расчищались, из-под рощ разрабатывались новые земли. Навоза накоплялось множество, поля удобрялись отлично, хлеб родился превосходнейший, какой редко где можно встретить.

   Когда я в 1871 году поселился в деревне, хозяйство в этом имении было в цветущем состоянии. Впоследствии, однако, мало-помалу дела владельца порасстроились. Обширные леса были распроданы, хутора - тоже. Нынешнему владельцу, наконец, досталось это имение, состоящее из главного участка, на котором ведется хозяйство, и разных "отрезков", за которые крестьяне обрабатывают кружки в имении. Конечно, по мере уменьшения средств владельца, а также и за отсутствием его в течение некоторого времени, хозяйство стало опускаться. Не было уже того количества кормовых средств, не было ни барды, ни жмыхов, - одно время даже часть сена, клевера и соломы продавали. Скотоводство было сокращено. Навоза стало получаться меньше. Земли стали худо удобряться. Обработка тоже стала хуже. Но так как прежде, и много лет притом, земля очень сильно удобрялась, то она еще не истощилась, не потеряла старой силы, но только запущена, одичала. Стоит только настояще взяться за эту землю, и она тотчас же себя покажет.

   Участок пахотной земли, приобретенный крестьянами, составлял прежде часть экономического поля, сильно удобрялся и давал великолепнейшие урожаи хлеба. Последние же годы этот участок сдавался исполу крестьянам одной малоземельной деревни, вовсе не удобрялся и обрабатывался до крайности плохо, кое-как, так что хлеб перестал родиться. Но земля еще сохранила силу, что очень хорошо понимали крестьяне, покупая ее. Притом же крестьяне, купив этот участок по 50 рублей за десятину, вместе с тем купили и подготовленный материал для удобрения этой земли, или, лучше сказать, подготовленный материал для заправки земли - именно, подготовленную к вывозке на поля торфяную болотную землю.

   Я сказал выше, что на купленном крестьянами участке, внизу, у подошвы пахотного поля, находится болотистый торфяной лужок. Лет десять тому назад, когда хозяйство в имении было еще в цветущем состоянии, владелец задумал употреблять для удобрения полей болотную торфяную землю. Облюбовав лужок, который теперь вместе с пахотной землей куплен крестьянами, он нанял граборов выкопать торфяную землю и сложить ее высокими саженными грядами, для того чтобы она выветрилась и окислилась до вывозки в поле. Года через два по выкопке часть этой торфяной земли была вывезена на ту же пахотную землю, которую теперь купили крестьяне. Действие этого торфяного удобрения было очень хорошее. Но потом, когда хозяйство пришло в упадок, - вывозить на поля торфяную землю перестали, так что теперь остальная выкопанная торфяная земля досталась крестьянам.

   Когда сделалось известно об учреждении у нас отделения крестьянского банка, то прежде всех возымели намерение приобрести землю при содействии банка крестьяне другой соседней со мною деревни О. Действительно, эти крестьяне и приобрели целый хутор, о чем я расскажу ниже. Вот это-то и дало первый толчок делу.

   - Они, мол, купили землю, целый хутор!..

   А так как крестьяне спят и видят, как бы иметь побольше земли, то, конечно, факт, что покупается земля при содействии банка, произвел сенсацию, заставил и других подумать, как бы и им, по примеру тех, приобрести землицы. Земли у нас дешевы, пустопорожних земель множество, предложение земель на продажу огромное...

   Вскоре стало известно, что барин согласен продать земли крестьянам. Распространился слух, что он продает отрезки крестьянам деревень Д. и X., которые давно уже на них сильно охотятся. Откуда-то узнали, что он непрочь продать участок земли, которая до сего ходила исполу, что крестьяне, которые до сих пор держали этот участок по контракту на несколько лет, купив теперь хутор, рады были бы избавиться от работы на этом участке исполу.

   "А участочек-то - сливочки! Всего пятьдесят десятин, межа с межой; пахать ли, под выгон ли пустить - прелесть! Одной пахотной земли 36 десятин, дай земля-то какая; положим, запущена, но силы еще не потеряла: добра-то в нее что прежде заложено; да и была тут когда-то деревенька, которую барин при крепости еще свел, так что часть земли - селидебной, на много лет сдобженной. Опять же и лужок внизу, овражки, покосец, хотя и не мудрый, а все же... Торфяная земля заготовлена. Речка внизу протекает. Отличный участочек - хоть кому! Если купить да построить хуторочек, земелькой заняться, торговлишкой какой-нибудь - отлично!

   Те же Б-ские крестьяне за уругу, даже "за вскок", сколько обработают! А рядом еще деревня С., Д., В. - все кругом. Да тут если настоящему человеку, хозяйственному, да с деньжонками, да "обходительному", чтобы то есть "развратности" у него достаточно, так ему четыре смежные деревни задаром все обработают, за вскок, да за то, что в нужде когда "вызводит". И цена небольшая - 50 рублей за десятину; у кого есть деньги, чистыми можно отдать. Купит кто-нибудь, построится, - возжайся тогда с ним, хуже большого барина будет...".

   А крестьянам купить можно: часть денег даст банк, а другую - барин рассрочит под работу. Сильно задумались крестьяне, как бы приобрести эту земельку, - но если бы не молодежь, то весьма вероятно, что прозевали бы покупку земли и потом век бы каялись. Пока бы старики думали да гадали, да бобы разводили, да почесывались, кто-нибудь и купил бы в частную собственность - вот бы и были у праздника! Или барин, продав разные "отрезки", раздумал бы продавать этот участок. Куй железо, пока горячо. Настояла, все сделала сельская молодежь. Однако сначала только несколько человек из молодежи хотели, выделившись в товарищество, купить землю для себя и даже переселиться на нее. Но потом дело устроилось иначе: купила вся деревня. Помог деревне в этом отношении один молодой из образованных; он разъяснил крестьянам все дело, указал, как и что, уговорил купить всей деревней, в общественную собственность. Теперь, когда дело сладилось и вышло хорошо, - так хорошо, как нельзя лучше, - крестьяне, слыхал я, записали имя этого юноши в свои поминальницы, которые подают за обедней. "И это ему зачтется!" --говорят крестьяне.

   - Уж зачлось! - сострил один мой знакомый.

   - Как?

   - А помните, с расспросами и разведками приезжали.

   Дело сладилось к весне 1885 года. С весны 1885 года помещик предоставил крестьянам покупаемую землю в полное распоряжение и пользование, с тем чтобы они убрали в его пользу рожь, которая была посеяна половинщиками в 1884 году.

   Однако первый блин вышел комом. Часть земли крестьяне засеяли яровым, но в 1885 году у нас повсеместно был полнейший неурожай ярового. Все яровые хлеба - ячмень, овес, лен - совершенно не уродились, так что местами еле возвратили семена. Урожай трав был тоже очень плохой. Урожай ржи был у крестьян средний, да еще нужно было из этой ржи посеять на прикупленной земле.

   Предназначенную для посева часть земли крестьяне удобрили торфяной землей, о которой я упомянул выше, и тщательно удобрили; навоза положить не могли, потому что его не хватает у них для полного удобрения своей надельной земли. Осенью 1885 года зелень на этом поле была превосходнейшая, густая, темная цветом, лучше, чем на надельной земле.

   В прошедшем году урожай ржи был превосходный, так что крестьянам хлеба со своей надельной земли да с прикупленной хватит, без малого, до нови, чего никогда прежде не бывало. Как тут беднякам было не записать имя "Виктора" в поминальницы! Если бы, мол, не он - купили бы землю несколько товарищей помогутнее, посемьянистее, а бедняки да одиночки остались бы без хлеба - покупай тогда у товарищей! Ярового крестьяне на прикупленной земле нынче не сеяли, а обратили землю под рожь будущего года. Обработали пар тщательно, прошлою осенью вспахали на зиму, что у нас очень важно и полезно. Я всегда пашу пар на зиму - черный пар, - трою летом, и это имеет огромное значение. Крестьяне, однако, до сих пор не следовали моему примеру, потому что пар им необходим для пастьбы скота. Теперь же, как прикупили землю, ведут на ней ту же обработку, как и я, свой надельный пар оставили под скот, принаняли у меня участок - посечище недавно срезанного леса - для того, чтобы было где кормить лошадей, а на прикупленной земле завели настоящий черный пар, как у меня. Вот и глядите, толкуйте о косности мужика! Нет, в хозяйственном деле он не так косен, как это кажется на первый взгляд. Когда увидит дело и найдет возможность его применить - применит. Конечно, если вы станете разводить турнепсы в Смоленской губернии или садить кукурузу, конский зуб, для силосования, или разводить живокость, или что там еще есть нового, - росичка, кажется? - то мужик перенимать у вас не станет. Мужик сер, да не чорт его ум съел! прикупили землю - на зиму пахать стали, отлично обрабатывают пар, торфяную землю на поле возить стали...

   Впрочем, прошлый год крестьяне торфяную землю на пашню не возили, потому что лето было мокрое и вывозить торфяную землю из болота было трудно. Многие зато вывезли на прикупленную землю навоз, рассчитывая, что выгоднее положить его на хорошую, удобно расположенную, вновь прикупленную землю, чем на плохие, низкие нивы надельной земли. Зелень осенью прошедшего года на прикупленной земле очень хороша - поле видно из моей усадьбы, так что я постоянно могу следить за ним, - и можно надеяться, что крестьяне в будущем году опять получат хороший урожай ржи. Интересно, что как только земля попала в крестьянские руки, и именно в собственность, или "в вечность", как говорят крестьяне, так и урожаи стали лучше, хотя, вообще говоря, в среднем у крестьян большею частью урожай хуже, чем у помещиков; но это зависит не от того, чтобы крестьяне хуже относились к земле, ленились ее обрабатывать, как думают некоторые, но от множества сложных причин.

   Правда, крестьяне относятся очень недоверчиво к разным агрономическим затеям и нововведениям помещиков, но и то сказать, что и в самом деле нельзя иначе относиться - столько уже они видели неудач, ошибок, а главное дело, легкомысленности. Чего-чего не было перепробовано охотниками до агрономии и всегда с мыслью тотчас увеличить урожаи или удешевить производство, быстро разбогатеть, - но на деле ничего не выходит, и помещичье хозяйство, в общем, за немногими исключениями, недалеко ушло от крестьянского. Да и понятно: научных знаний нет, да и практических знаний, как у мужика, который все же много знает, - тоже нет. А по дурно понимаемой теории "здравого смысла", без знаний - ничего не выходит.

   Относясь недоверчиво к нововведениям, крестьяне, однако внимательно следят за тем, что делается у соседнего помещика, и если дело действительно идет, установилось прочно, то крестьяне очень хорошо оценивают выгодность того или другого нововведения и применяют, если это возможно по условиям их хозяйства. Так, у нас, например, давно уже введен у крестьян посев картофеля на полях. Пятнадцать лет тому назад, когда я ввел у себя посев льна на облогах, крестьяне очень недоверчиво смотрели на это дело, а теперь, если только представляется возможность, арендуют облоги и сеют лен. Когда я стал улучшать скот, крестьяне тоже смотрели на это дело, как на барскую затею, а теперь постоянно покупают у меня телят и выращивают отличных коров.

   Недоверчиво относились крестьяне, когда я стал пахать на зиму будущее паровое поле, троить землю под озимь, но скоро увидали, что это хорошо. Однако свое поле не пахали, несмотря на многократные мои убеждения, не пахали потому, что оно нужно им для пастьбы скота. Сколько раз я ни доказывал крестьянам, что им выгоднее пахать свой пар на зиму, а для выпаса скота нанимать землю у меня или у соседа-помещика, смотря по тому, как какой год будет удобнее, однако они все-таки оставались при своем и пар не пахали - вероятно, боялись попасть в слишком большую зависимость от "пана". Теперь же, как только сами крестьяне купили землю и явилась возможность вспахать ее на зиму и подтроить под озимь, - сейчас же это и сделали. Явилась возможность удобрять поле торфяной землей - стали возить на пашню торфяную землю. Даже на такую, совершенно новую, вещь, как мои опыты удобрения фосфоритной мукой (см. мою статью "Опыты удобрения рославльской фосфоритной мукой" в NoNo 40, 41, 42 и 43 "Земледельческой Газеты" за 1886 год), 8 крестьяне тотчас же обратили внимание, и двое из деревни Б. сделали опыты на своих нивах.

   В 1885 году я сделал у себя опыты удобрения фосфоритной мукой, приготовляемой К. В. Мясоедовым из фосфоритов, найденных мною в Рославльском уезде в 1884 году (см. мою статью "Смоленские фосфориты" в "Земледельческой Газете", 1884 год, No 39-40). Фосфоритная мука, употребляемая мною для удобрения под рожь плохого перелома, одна, без навоза, произвела поразительное действие, которое каждому было заметно прямо на глаз. С весны прошедшего, 1886 года, как только рожь тронулась в рост, участок, удобренный фосфоритной мукой, тотчас же резко отличился, и это отличие сохранялось все лето, так что каждый по наружному виду ржи всегда мог совершенно точно указать границы удобренного фосфоритной мукой участка. Рожь на нем была гуще и выше ростом, перистее, отличалась темною зеленью, ранее выколосилась, стала ранее зреть, так что, когда рожь на удобренном участке стала желтеть, остальная часть была еще вполне зелена, и потому удобренный участок можно было видеть издали. Ко времени жатвы рожь на удобренном участке была много спелее, на 1/2 аршина выше ростом, толще соломою, колосистее. Когда рожь сжали, то на жнивьях совершенно резко было видно то место, которое было удобрено фосфоритной мукой, так что если бы фосфоритной мукой были сделаны надписи, то их можно было бы читать на жнивьях. Рожь на переломе, удобренном фосфоритной мукой, как небо от земли, отличалась от ржи на переломе, ничем не удобренном, и была так же хороша, как рожь на переломе, удобренном навозом.

   Весной, на Троицу, у нас по обычаю ходят "завивать венки" в рощицу, непременно в ржаном поле. Завивание, а потом развивание венков - еще более веселый праздник, когда обряжают майское дерево и топят венки, - разумеется, сопровождаются песнями, великолепными майскими песнями, с их мягкими, укачивающими напевами, пляскою, небольшой выпивкой, закуской. Кроме своих рабочих, к нам под венки собирается много народа из соседней деревни, преимущественно молодежи. Десятина, на которой был сделан опыт удобрения фосфоритной мукой, находится как раз около рощицы, в которой в нынешнем году завивали венки. Я воспользовался случаем и показал ребятам, какое поразительное действие произвела фосфоритная мука, которою я посыпал в прошлом году часть десятины, теперь резко отличающуюся по виду зелени; все, конечно, знали, что эта десятина не удобрена навозом и что я на ней сыпал какую-то выписную землю. При этом я объяснил, что эта фосфоритная мука при-готавляется из особого камня, который мелют в муку на простой мельнице. Мука эта, объясняю я обыкновенно крестьянам, почти то же, что зола, или лучше, подзол, который остается, когда из золы делают щелок. Такое объяснение понятно крестьянам, потому что наши крестьяне очень хорошо знают, какое отличное удобрение - зола; с полезным действием золы, как удобрения, крестьяне отлично у нас знакомы, потому что часто сеют хлеб на лядах, на пожогах, выжженных после рубки леса пространствах, также на грудках, то есть сожженных кучках хвороста. Даже суволоку с конопляников, пеньковую костру и т. п. у нас крестьяне вывозят на нивы и сожигают: хлеб на таких местах родится лучше. В крепостное время в числе разных даней - баранов, кур, сушеных грибов и пр. - у нас, между прочим, выбиралась и зола, сколько помню, кажется, по осьмине с тягла. Эта зола употреблялась для удобрения особых десятин, на которых сеялись семенные хлеба; от навоза развиваются сорные травы. Вот оно когда еще была в ходу минеральная теория удобрения!

   Потом все лето рожь на удобренном фосфоритом участке резко отличалась и ростом, и густотой. Крестьяне обратили внимание - и не то, что молодежь, а даже старики.

   Раз как-то, нынешним летом, объезжая поля, завернул я к участку, удобренному фосфоритом. Подъезжаю, смотрю - стоит около ржи один уже немолодой крестьянин из соседней деревни, местный богач.

   - Здравствуй, Прокоп. Что, рожь пришел посмотреть?

   - Да, шел мимо, - в К. за сапогами иду, - зашел поглядеть. Видел овес, под который вы выписную землю сыпали: хорош, а рожь так еще лучше. Удивление! И откуда это земля такая берется?

   - Камень такой есть, круглячками, вроде картофелин; зайдешь - покажу. В песке этот камень слоями лежит, вроде как картошка насыпан. Собирают, промывают, чтобы песок отмыть, и мелют на мельнице.

   - На мельнице? на простой?

   - Да, на простой.

   - А у нас здесь такого камня нет?

   - Нет. Где такой камень на полях водится, так там хотя и песчаная земля, а к году, без навоза, хлеб отличный родится.

   - А может, и у нас есть?

   - Нет, у нас нет. Недалеко отсюда, в Рославльском уезде есть.

   - Это куда вы позапрошлый год ездили?

   - Да.

   - Доходят же люди! Немцы, небось, все?

   - Конечно, немцы. У них огромные фабрики для этого устроены. Каждогодно десятки миллионов пудов камня в удобрение перерабатывают и этим удобрением поля посыпают. Отличный хлеб родится. Если бы да не это удобрение, у немцев никогда такого хлеба не было бы, какой у них родится. Еще больше у нас покупали бы.

   - Ну, это хорошо, что мало покупают. Оттого, должно быть, у нас, слава богу, и хлеб дешев. А если это дело пойдет, если эта выписная земля себя окажет, то это большое дело будет, большое.

   - Конечно, большое дело. Да отчего же не пойти, отчего не пойти? У немцев, говорю тебе, каждодневно десятки миллионов пудов удобрения из камня готовят... Не дураки же ведь. И у нас камня этого много, пропасть видимо-невидимо, целые города есть, что этим камнем вымощены. Отчего не пойти? Ну, сам видишь, рожь не хуже, чем на навозе. Ведь ты знаешь, что здесь навоза не было положено, земля "пресная", двадцать пять лет, с "Положения", навоза не клали, облога была, трава совсем выродилась в запрошлом году лен по пласту был. Вот только что перелом.

   - Знаю, что "пресная" и до "Положения" сюда навоза редко попадало. Перелом-то переломом, известно на "переяловевшей" земле хлеб всегда родится, но все же навозца потрусить нужно. А здесь ведь, мы знаем, навоза не положено, да и угол, где немецкой землей посыпано, отменный: как отрезано, и в ту сторону, и в другую. Удивление! Мне Потапыч говорил: сходи, говорит, посмотри: в длину 20 сажен, а в ширину - 10 сажен.

   - Нет, в ширину не 10, а 11 сажен.

   - Ну, все равно.

   - Нет, не все равно. Как все равно? Нет, ты поди отмеряй шагами от угла по то место, по которое рожь отменна.

   И я заставил мужика смерять шагами то место, на котором рожь "отменна" - Я это заставлял нынче делать всякого, кто соглашался поехать со мной посмотреть рожь на участке, удобренном фосфоритной мукой. Приезжаю к участку, прошу указать, где рожь хороша - различие было так велико, что каждый, каждая барыня даже, мог отличить на глаз, где рожь лучше, - и затем прошу обмерять шагами, где рожь отличается. Я сам не ожидал, что фосфоритная мука, приготовленная простым размолом наших смоленских фосфоритов, употребленная одна, без совместного применения навоза, хотя бы, положим, и на переломе, окажет такое поразительное, видимое на глаз, действие. Каждый день нынешнее лето я приезжал посмотреть участок, который был удобрен фосфоритной мукой. Мой старый конь, неизменный мой слуга при объездах по хозяйству, так привык к фосфоритному месту, что когда я поворачивал в ржаное поле, конь шел прямо к опытной десятине и останавливался как раз у того места, где было посыпано фосфоритом - точно и он понимал. Каждый раз я слезал с бегунков, обходил участок, и - каюсь - идя, про себя шепотком считал шаги. Глазам своим не верил, думал, не сошел ли я с ума, не помешался ли на этом фосфорите; поэтому-то я и тащил каждого посмотреть рожь на фосфоритном месте и обмерять шагами. Вы подумайте только: двадцать лет тому назад, еще в 1866 году я объездил несколько губерний, разыскивая и изучая залежи фосфорита, четыре года занимался в лаборатории исследованием собранного, писал об этом очень много. [3]. Делом тогда, по-видимому, заинтересовались. Устроились заводы близ Курска и стали готовить фосфоритную муку. Предположено было произвести обширные опыты в казенных фермах при сельскохозяйственных учебных заведениях. Однако дело не выгорело, фосфоритная мука в ход не пошла, и заводы закрылись (см. мою статью "О применении фосфоритов для удобрения" в "Земл. Газете", 1886 год, No No 49, 50, 51 и 52)." Только в остзейских провинциях за эти двадцать лет начали прививаться привозимые из-за границы суперфосфаты - тоже приготовляемые из фосфоритов, которые оттуда мало-помалу стали распространяться в Псковской губернии и в Белоруссии. Пятнадцатилетний опыт собственного хозяйства убедил меня в необходимости искать подсобного искусственного удобрения, и я вновь занялся фосфоритами. В 1884 году я исследовал залежи фосфоритов, указанных мною в Рославльском уезде еще в 1866 году, в 1885 году произвел первый опыт удобрения под рожь, и успех превзошел все мои ожидания. Да и подумать только, какое это "большое дело!" У нас масса пустопорожних, диких, некультивированных земель - пустошей, пустаков, кусточков, поросников, хмызников, лесных посечищ, облог, ляд и пр., в одном Дорогобужском уезде наберется несколько десятков тысяч десятин таких некультивированных, диких земель, которые, при содействии фосфорита, можно превратить в культурные. При содействии крестьянского банка крестьяне могут дешево скупить такие земли. Купили, сейчас расчистили, подняли по пласту лен. Вот земля и окупилась. По перелому не нужно навоза; я посыпал только фосфоритной мукой - хлеб богатейший. Не то, что из степи, как теперь, будем возить хлеб, а еще свой станем продавать немцам... Мужик остановился.

   - Тридцать четыре.

   Нет, у тебя шаг мал. Дай-ка, я отмеряю... раз, два, три... тридцать три.

   - Да, большое дело, если пойдет.

   - Отчего же не пойдет? Помнишь, пятнадцать лет тому назад, когда я приехал сюда и задумал сеять лен по облогам, ты сам, ты именно, говорил мне, что здесь лен не будет родиться? Помнишь, говорил: "ничего не будет, никогда здесь льнов не было и не будет!" - помнишь?

   - Как не помнить, помню.

   - А теперь сам лен по облогам сеешь. Льном торгуешь, в прошлом году у меня же на 1200 рублей льна купил.

   - Да ведь не знали.

   - То-то, вы ничего не знаете. Неучи, а думаете про себя много, Мы-ста, да я-ста! Мы - хозяева; мы около земли ходим. Точно, что ходите, да только без фонаря ходите. Ты, вот, век лучину жег и еще бы век жег, если бы тебе не дали за 2 копейки фунт керосина. Вы, вон, от прирезки земли отказались, когда вам надел отводили.

   - Пушной народ был.

   - А теперь не пушной? Неучи! Только думаете, что много знаете. Помните, как градовой агент вас учил?

   - Помню.

   - А ведь не страхуете?

   - Да кто ее знает...

   - Ну да, знаю, "царю-Граду" молитесь.

   11 мая (обновление Царьграда в 330 году) во многих деревнях крестьяне не работают, молются царю-Граду, чтобы он, батюшка, поля не побил. Молебны служат. Иной, может быть, подумает, что это празднуют Кириллу и Мефодию, но очень ошибется.

   - Ну, что же? Как ты думаешь насчет фосфорита?

   - Нужно испытать эту "приспориту", как вы ее там называете. Только вот, солдат Аким говорит, что можно этой приспоритой землю испортить. Будет, говорит, сначала родить, а потом и перестанет: приспорита, говорит, весь сок, как есть, из земли вытянет.

   - А ты и навоз не забывай. Испортить землю фосфорит не может, а напротив, заправит, но все же навоз не следует забывать. Один раз фосфорит приложишь, другой раз, - а потом навоз. Ведь ты возил на поле болотную землю - польза?

   - Как же, возил. Польза есть.

   - Что же ты думаешь, что одной болотной землей все и будешь удобрять? Ведь нужно и навоза положить.

   - Знамо дело, что нужно и навоза.

   - Ну, то-то же! А в фосфорите - конечно, где он требуется, нужно испытания делать, - еще более прока, чем в болотной земле. Испортить им пашню нельзя, а польза - сам видишь - от него большая может быть. Вот хорошо будет, если после фосфорита клевер посеять, дать годика хоть два пояловеть земле, а потом лен, под рожь - опять фосфорит, а там - навоз. Вот вы теперь прикупили земли на четвертое поле, - можно часть и под клевер запустить, как я делаю. Клевер - корм коням и скоту, навоз, хлеб. Будете болотной землей удобрять, фосфоритом и навозом не забывать - лишний навоз под коноплю, под ячмень, - так ваши поля заправите, что чудо! Будет хлеба "и на семена, и на емены", и на продажу. А там еще земли прикупить можно; банк опять поможет, коли хорошо будете выплачиваться. Когда-нибудь все мое Батищево купите. Купили же соседи бывший княжеский хутор. Говорят, нынче на два года запас хлеба сделали.

   - Нужно испытать... Уж вы, А. Н., выпишите и для меня мешочек этой земли. Что будет стоить - уплачу. Нужно испытывать.

   Да, нужно испытывать и испытывать, а не рассуждать только теоретически. А то один Аким говорит, что фосфорит - "пустяки", "заблуждение"; другой - что нужно употреблять суперфосфат, да еще на хорошей земле, да еще не иначе, как с чилийской селитрой. Оказалось же, что фосфорит на наших плохих землях действует превосходно, и вот третий Аким говорит, что это так только на первый раз, что потом фосфорит землю испортит, весь сок из нее вытащит и т. д. и т. д. Все только умствуют, сидя в кабинетах, тогда как нужно испытывать, толково испытывать. Не мало уже потеряно времени. Все дожидаемся, пока американец долбней по лбу не ударит.

   Впоследствии и еще крестьянин из соседней деревни просил меня выписать для него мешок фосфоритной муки. Разумеется, я был в восторге, потому что если мужики станут применять фосфоритную муку - дело сделано. В то время у меня не было фосфоритной муки, потому что всю фосфоритную муку, полученную весной, я уже рассыпал, частью под овес, частью по вспаханному на зиму пару под рожь. Из следующей выписанной партии, которая пришла перед мешанью, я дал крестьянам два мешка. Один из крестьян удобрил фосфоритной мукой ниву перелома, другой - ниву пресной земли. Осенью я поехал посмотреть, что вышло. Зелень на нивах, удобренных фосфоритом, была отменна, очень хороша.

   Крестьяне, купившие землю при содействии банка, этого поистине благодетельнейшего учреждения, нынешний год ликовали. Земля отлично выручила. Хлеба довольно. Эту прикупленную землю крестьяне как-то особенно любят, говорят о ней с каким-то, если можно так выразиться, умилением. Постоянно думают и заботятся о том, чтобы заработать денег и в срок заплатить в банк. Помещику за дополнительный платеж работают превосходно, всегда исправно являются на работы, дружно, всей деревней, по первому заказу.

   Не хуже справились с этим делом и другие деревни. Две деревни, Д. и X., купили у того же помещика отличную пустошь. И дешево купили - что-то около 27 рублей за десятину. Эта покупка еще лучше, чем покупка деревни Б. Прикупленная земля надолго обеспечивает деревни Д. и X., и если они хорошо ее разработают, - а место превосходное для распашки, - то будут богачи. Для разработки этой пустоши применение фосфоритов будет иметь громадное значение. Лишь бы только убедить крестьян. Купленная ими пустошь одной стороной межует с моей землей; с других же сторон межует с наделами деревень Д. и X., которые и разделили пустошь, так, что каждая деревня получила прилегающую к ней часть. Когда-то здесь был хороший березовый лес. Незадолго, должно быть, до "Положения" значительная часть рощ была вырублена на дрова, которые владелец хотел сплавить по Днепру на юг, но операция эта не удалась. Дрова, говорят, так и погибли. Вырубленные пространства крестьяне разделали на ляда и пустошные покосы.

   С "Положения" деревни Д. и X. постоянно пользовались этою пустошью за то, что обрабатывали владельцу 6 или 8 кругов. Сначала им предоставлялось разделывать удобные места на ляда, то есть выжигать и сеять на пожогах хлеб, чем крестьяне широко воспользовались, но потом воспрещено было рубить лес, расчищать и жечь ляда, так что крестьяне могли пользоваться этою пустошью только как покосом и выгоном. Владелец намерен был сохранить, что осталось, старого леса и вырастить новый из молодых зарослей, что со временем могло бы быть выгодно вследствие близости железной дороги. Но из этого ничего не вышло. Лес постоянно рубили и свои, и чужие, кому только нужно, потому что дело заглазное, участок отделен чужими землями от хозяйства владельца; лес был без присмотра, да и вообще в хозяйстве не было, как у нас говорится, никакой строгости, то есть порядка. Когда-когда наезжал лесной сторож или староста, но, конечно, что же он мог досмотреть. Так, мало-помалу, все, что было хорошего в лесу, выпустошили.

   Когда крестьяне в прошлом году купили эту землю, она представляла обыкновенную у нас, дурно содержимую пустошь, то, что называется "земля под кустарником". По местоположению и качеству земли участок очень хороший и куплен 27 рублей за десятину - очень дешево. Я говорю: дешево не потому, чтобы цена была ниже средних у нас цен на пустошные земли. В этом смысле - ни дешево, ни дорого Пустошные земли ценятся у нас в среднем не дороже 25 рублей за десятину, и это хорошие пустоши; плохие же, поросшие белоусом, кустарником и еще того дешевле - 10-15 рублей за десятину. При покупке же целых имений и хорошие пустоши, но запущенные, нечистые, вроде той, какую купили деревни Д. и X., ценятся в общей сложности дешевле 25 рублей. И если считать по доходности для землевладельца, то такие пустоши более и не стоят. Оставленные в диком состоянии, сильно заросшие уже после "Положения", нерасчищенные, - что же могут давать эти пустоши владельцу, особенно если не входят в состав хозяйства и не могут быть утилизированы даже для выгона? Такие "отрезки" только и дают доход - в виде работы, - когда затесняют крестьян, и необходимы им потому, что податься некуда. Конечно, если возделать эти пустоши, то они могут дать громадный доход. Но чтобы привести такие земли к делу, нужно затратить капитал и энергию...

   Для крестьян же - совсем другое дело; для них покупка пустошной земли по 25-27 рублей дешева, потому что они имеют возможность "привести землю к делу". Притом же покупают крестьяне в кредит при содействии банка. Я давно и много говорил об этом в моих письмах, печатавшихся в "Отечественных Записках". Я всегда был убежден, что только с переходом в крестьянские руки эти земли будут возделаны, и не видел никакой возможности, чтобы это сделалось, пока земля будет в руках владельцев. Хозяину не трудно было предвидеть, какое благодеяние для страны будет, если эти земли перейдут в руки крестьян, которые приведут их в культурное состояние, - а они одни только и могут это сделать. Великое дело - учреждение крестьянского банка!

   Мне часто приходилось говорить с крестьянами деревни Д. по поводу покупки пустоши. Объезжая свою землю, я часто заезжаю и на эту межующую со мной пустошь, изъездил ее во всех направлениях и знаю ее хорошо. Место прелестное в хозяйственном отношении, даже красивое. Есть ручеек, есть хороший овраг, кое-какой лесишко, пустошки возвышенные есть, самые хлебородные места, - разумеется, по-нашему, по-смоленскому. Если кому купить в собственность, построиться да распахать - можно хозяйство вести: две деревни в руках, за "вскок", что наработают. Только вот денег ни у кого нет!

   Проезжая по пустоши, я часто встречал там, особенно в покос, крестьян, которые мне все, как ближайшие соседи, хорошо знакомы. Давно уже советовался крестьянам купить эту пустошь, которую, я знал, продадут рублей за 25-30 десятину. Крестьяне обыкновенно говорили, что дорого.

   - Дорого! Двадцать пять рублей за десятину - дорого! Да ведь "в вечность" купите! И дети, и внуки, и правнуки ваши будут за это поминать вас. Сколько лет после "Положения" вы за пользование этой пустошью работали барину, а пустошь все же его, а не ваша. А купите в вечность - всегда ваша будет. Да и пользуетесь как... только покосом, выгоном; покосы вы не расчищаете, заросли на ляда жечь не можете, пустошный лес в порядок привести не можете, словом не можете "привести землю к делу". Стоит пустырь - пустырем всегда и останется, только конокрадам убежище. Пустота, дичь. И чем дальше, тем хуже покосы будут зарастать, травы будут выраживаться, косить станет нечего, будут только кусточки для выгона, а работать вы за них будете все то же, потому что вам без этого выгона трудно обойтись. Купите ж, раз заплатите; может, барин в рассрочку продаст на отработку. Трудно, положим, будет, но зато земля ваша будет в вечность. Вы ее скоро к делу приведете.

   - Знамо дело.

   - Лес приведете в порядок, и что закажете на дрова, то будет расти. Вам под рукою - древней усмотрите, чтобы никто не рубил. Вон, по оврагу крутая сторона, только под лес и годится; какой тут прежде лес стоял, а теперь что - одни баклуши да кустарник. Опять овраг: если его расчистить да ручью ход дать - какой покос будет. А и работы, если всей деревней выйти, всего на каких-нибудь два-три дня. Пустоши все возвышенные, земля самая хлебопашественная. Покосы плохие, вон уже часть стала зарастать белоусом: а если эти пустоши распахать - что тут хлеба взять можно! Сейчас, по пласту лен. К году что на льне взять можно, - втрое против того, что за землю платите. Ведь вам не батраков нанимать - сами обработаете с семьями. Что ни возьмете за семя и лен - все ваше; все же выгоднее, чем на сторону в заработки ходить. Видали, какой у меня под Дедовым на пустоши лен был?

   - Видали, как не видать! нарочно ходили смотреть.

   - А здесь чем хуже место? Теперь если по пластам даже овес посеять - тоже хорош будет к году. Какой у меня овес был на Ивановом ляде, тоже наверно видели? А потом по перелому если ж посеять!

   - Известно, на переяловевшей земле, да если еще навозцу потрусить, хлеб будет добрый. - То-то! Тут и говорить нечего. Если бы вы купили эту землю, в несколько лет все деньги возвратились бы, а земля была бы ваша в вечность. И дети, и внуки, и правнуки поминали бы. За 25-30 рублей десятина "в вечность".

   - Да как купить-то? Откуда денег взять?..

   Блеснула было тогда надежда. Несколько лет тому назад разнесся слух, что один из крестьян деревни Д., старик Антон Бабьяк, должен получить двести тысяч. Рассказывали, что племянник Бабьяка, живя в Москве, при хорошем месте, скопил деньжонок. Теперь этот племянник умер в Москве, и после его смерти остался билет, по которому его дяде, Бабьяку, приходится получить двести тысяч. Выходить эти деньги для Бабьяка взялась его сестра, живущая в Москве в прачках.

   Через несколько времени подъявился ко мне и сам Бабьяк, посоветоваться насчет своего дела. Из его объяснений я сначала было подумал, что ему достался по наследству билет, на который пал выигрыш в двести тысяч, но при дальнейших объяснениях я уразумел, что ему просто достался выигрышный билет, но Бабьяк думал, очевидно, что всякий выигрышный билет стоит двести тысяч. Я ему объяснил, что такое выигрышный билет, но Бабьяк моим объяснениям не поверил и остался при убеждении, что ему следует двести тысяч, которые нужно только выходить. Из дальнейших туманных и таинственных его объяснений я пришел к заключению, что, должно быть, билет получила его сестра, которой он дал доверенность. Бабьяк, конечно, никакого представления о двухстах тысячах не имеет, да едва ли даже умеет считать до ста.

   - Ну, что же ты будешь делать с деньгами, если выходишь двести тысяч?

   - А первым делом куплю под деревню С. пустошь. Потому, она нам очень нужна. Тогда мы заживем.

   - Ну, а еще что?

   Ничего Бабьяк более придумать не мог. Однако Бабьяк и до сих пор ничего не выходил, а между тем открылось у нас отделение крестьянского банка, и крестьяне, при содействии его, тотчас купили пустошь. Распоряжаться пустошью они начали с позапрошлого, 1885 года. Тогда они могли воспользоваться только покосом и распахать лишь незначительную часть лужков. По пластам посеяли - кто лен, кто овес. Первый год вышел неудачен, потому что в прошлом году яровое повсеместно пропало. Затем часть рощиц, что получше, крестьяне "заказали", чтобы иметь в будущем дрова, и установили очень строгие правила против самовольных порубов своими же однодеревенцами. О порубах чужими и разговора быть не может, потому - кто же пойдет рубить на крестьянской земле; деревня и без сторожей усмотрит, изловит и такую встрепку задаст, что по смерть помнить будет. Кустарник и плохие заросли крестьяне вырубили в прошлом Году на ляда, выбрали дрова, а в нынешнем году подобрали, кто лядечками, кто грудками, сделали, словом, хозяйственно, выжгли весной и засеяли пшеницей, ячменем, а по снятии этих хлебов - тотчас засеяли рожью.

   Урожай на лядах в прошедшем году, особенно ячменя, был очень хорош. Из вспаханных в позапрошлом году нивок в прошлом году я видел только одну, по перелому, засеянную овсом, и овес был превосходнейший. Правда, прошедший год у нас урожай яровых был очень хороший, а овса - превосходнейший; у меня, например, хозяйственная десятина, 3200 кв. саж., дала на круг 24 1/4 четверти овса, чего еще ни разу не было за 16 лет моего хозяйства; были десятины, которые дали более 35 четвертей. К сожалению, на пустоши у крестьян только одна нивка была засеяна, а остальные пустовали, потому что в позапрошлом году был неурожай яровых, - семян в прошлом году было мало, цена овса весной доходила до 6 рублей, да и то достать было трудно. У нас было множество таких деревень, в которых яровые поля, за недостатком семян, остались незасеянными. На брошенных прошлогодних нивках, однако, трава выросла очень порядочная, чем крестьяне хотя немного выручились.

   Вообще крестьяне деревень Д. и X. в прошедшем году не так хорошо выручились с купленной земли, как крестьяне деревни Б., которые купили пахотную землю, но зато же и за землю заплатили вдвое дешевле. В будущем же крестьяне с свежей пустоши возьмут более и могут отлично устроить хозяйство. Вопрос теперь о том, как будут далее пользоваться крестьяне купленной пустошью. Понятно, что все овраги, овражки и лощины должны итти под покос, потому что с них будут получаться хорошие урожаи трав; возвышенные же места, суходольные пустошные луга, дающие плохие укосы сена, следует распахивать, удобрять фосфоритом и, соединив с полевыми землями наделов, ввести посевы клевера. Очень интересно, как возьмутся крестьяне за это дело. Думаю, что хорошо, судя по крайней мере по тому, с каким интересом расспрашивали меня крестьяне о моих разработках пустошей, чем я уже столько лет занимаюсь.

   В течение моего шестнадцатилетнего хозяйства я постоянно распахивал новые земли: сначала облоги, то есть запущенные после "Положения", вследствие уменьшения запашек, полевые земли, потом, когда все облоги были распаханы, - плохие пустоши. Обыкновенно я поступал при разработке этих луговых земель так: поднимал облогу или пустошь и по пластам сеял лен, иногда овес, иногда, но редко, больше на пробу, рожь. Надежнее и выгоднее сеять лен, а для крестьян лен и еще выгоднее, потому что для обработки его крестьянину не нанимать людей, все обработает своей семьей по осени, в глухое время, когда никаких заработков нет. Так как крестьяне не верили, чтобы на плохих пустошах, дающих самые ничтожные укосы сена, мог родиться лен, то я, после первого опыта, сделанного на свой страх, чтобы приучить крестьян к разработке пустошей, поступал так: я давал землю и семена с тем, чтобы по осени крестьянин возвращал мне семена вдвое. На это нашлись охотники, потому что ничего не нужно было затрачивать вперед: ни семян, ни аренды платить за землю.

   Таким образом, я получал около 10 рублей за десятину и распаханную землю; крестьяне же получали отличную плату за труд, так как на мое и их счастье все разы этот труд отлично удавался. После льна или овса, посеянного по пластам, по перелому, с половинным удобрением, "потрусивши навозцем", без чего нельзя, я сеял рожь и всегда получал великолепнейшие урожаи, гораздо лучше, чем получались на мягких землях, при более сильном навозном удобрении. Для того же, чтобы не слишком увеличивать запашку и иметь достаточно навоза для удобрения, распахивая каждый год известное количество облог или пустошей и пуская их под пашню, я засевал соответственное количество мягкой земли травами (смесью клевера с тимофеевкой) на долгий строк - 6 лет, чтобы потом эти залуженевшие десятины, когда в них накопится азот, вновь распахивать под хлеб. Опыт показал, что находившиеся долгий срок под травами, отдохнувшие без культуры земли, накопившие азотистые и перегнойные вещества, точно так же, как облоги и пустоши, дают при разработке отличные урожаи льна по пластам - и потом по перелому, с половинным количеством навоза - превосходные урожаи ржи.

   Этой системе переменного хозяйства, - при котором идет правильный круговорот причем истощенные, относительно азота, культурой хлебов земли идут под травы, а обогащенные азотом, залуженевшие земли поступают под хлеб, - я обязан тем, что в пятнадцать лет урожаи ржи у меня более чем удвоились. Так, с одной хозяйственной десятины получилось ржи:

   В 1869 году: 9 четвертей 3 меры

   1870: 5 четвертей 3 меры

   1871: 5 четвертей 2 меры

   Среднее, за трехлетие 1869-71 гг.: 6 четвертей 5 мер.

   В 1884 году: 12 четвертей 3 меры

   1885: 14 четвертей 7 мер

   1886: 15 четвертей 7 мер

   Среднее за трехлетие 1884-86 гг: 14 четвертей.

   &nbs