Джакометти Паоло - Семья преступника

реступление, и принимаю в вас большое участие. Ваше лицо, хотя и истомленное, вероятно лишениями, достаточно уверяет меня в том, что положение ваше не так низко, как показывает ваше платье.

  Коррадо. Да, я не горец... к несчастию... Хотя я и не имел больших средств, но занимался благородным искусством.

  Монсиньор. Каким?

  Коррадо. Живописью.

  Монсиньор. Вы сицилиец?

  Коррадо. Был когда-то.

  Монсиньор. Имеете семейство?

  Коррадо. Имел.

  Монсиньор. Теперь одиноки?

  Коррадо. Одинок?.. Ах, горе мне, если... Довольно, монсиньор, у меня только и есть надежда, оставьте мне ее. Вы меня допрашиваете, как судья; вы меня пугаете, перестаньте! Я просил отдыха для моего тела и не давал вам права мучить мою душу. Вам нет никакой надобности знать обо мне больше того, что вы знаете. Я к вам на одну ночь: проснувшись завтра, вы уж не найдете меня. Ну, монсиньор, я прошу только соломы, хлеба и кружку воды, чтобы залить огонь в моих жилах, больше мне ничего не надо.

  Монсиньор. Что вы, что вы! Мы вас примем как должно. Но так как я хочу помочь вам чем-нибудь существенным, то пожелал бы знать, куда вы намерены отправиться отсюда.

  Коррадо. К самой Этне, в Катанию.

  Монсиньор. Если бы я знал вас несколько более, я бы мог вас отправить...

  Коррадо. Благодарю.

  Монсиньор. Вы туда в первый раз?

  Коррадо. Я там родился.

  Монсиньор. В таком случае последний вопрос: вы знали в Катании молодого человека Фернандо Мерано?

  Коррадо. Кажется, помню... Но ведь столько времени... он учился законоведению?

  Монсиньор. Именно.

  Коррадо. Да, мы были знакомы, были даже друзьями.

  Монсиньор. Друзьями? Ну, так я буду вам полезен, даже против вашей воли. Знайте, что этот Фернандо мой племянник и теперь здесь у меня.

  Коррадо (с неудовольствием). Здесь?.. Что ж мне за дело! Мне нужен только покой, и я в третий раз прошу вас: дайте мне ночлег хоть в собачьей конуре.

  Монсиньор. Подождите немного. Мой племянник рад будет вас видеть, я велю его позвать.

  Коррадо. Мне не нужно никого, - я не хочу новых расспросов, с меня довольно и ваших.

  Монсиньор. Что ж делать! Хоть вам и неприятно, но уж вы мне позвольте. (Звонит.)

  

  

  

   Входит Гаэтано. Скажи племяннику, чтоб сейчас шел сюда; друг его из Катании желает его видеть.

  

  

  

   Гаэтано уходит.

  Коррадо. Монсиньор, имейте немножко сострадания. Вы видите, в каком я положении; зачем вы подвергаете меня расспросам, стыду... Дорого же обходится мне ваша милостыня. Но и каждый бедняк имеет свою гордость. Боже мой! Я вижу, что я попал в судилище инквизиции, и ухожу. (Хочет итти.)

  Монсиньор. Остановитесь, прошу вас! Если б вы мне и не говорили, что вы родились у подножия Этны, я бы сейчас догадался по вашей вспыльчивости. Нехорошо, усмиритесь, друг мой; с таким характером недолго до беды... а часто и до преступления.

  Коррадо. До преступления. (Стихает и опирается на спинку стула.) Да, правда.

  Монсиньор. Я вас оставлю с племянником. Он, кажется, идет.

  Коррадо. Как вам угодно.

  Монсиньор. С другом вы будете откровенней! (Уходя.) Обманет меня предчувствие или нет? (Уходит направо.)

  Коррадо. Есть речи, от которых леденеет кровь. Что я скажу ему? Что он мне скажет?.. Ах, может быть, он мне укажет какие-нибудь следы... Если только они обе живы, я буду бродить до тех пор, пока найду их... Если они уж в земле, и я за ними... У меня есть верное средство соединиться с ними навеки, и оно всегда со мной.

  

  

   Входят д. Фернандо и Гаэтано.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  

  

   Коррадо, д. Фернандо, Гаэтано.

  Д. Фернандо (входя, к Гаэтано). Где же монсиньор?

  Гаэтано. Он вышел, чтобы оставить вас наедине с вашим другом. Вот он.

  Д. Фернандо (с удивлением рассматривая одежду Коррадо). Этот?

  Гаэтано. Да, я вас оставлю. Если нужно будет, позвоните. (Уходит.)

  Д. Фернандо. Какой-то горец?.. Не припомню... (По-дойдя к Коррадо.) Где же, мой друг, мы с вами познакомились?

  Коррадо. В Катании.

  Д. Фернандо. Давно?

  Коррадо. Давно.

  Д. Фернандо (пристально вглядываясь). Как будто я припоминаю... кажется...

  Коррадо. Ну, да что тут! Я - Коррадо.

  Д. Фернандо. Коррадо?.. Да, да... Обнимите меня... Не сон ли это? Как вы изменились!

  Коррадо. А вы нисколько; очень просто: вы не страдали.

  Д. Фернандо. Может быть. К тому же эта странная одежда... Каким это образом?

  Коррадо. Жестокие удары судьбы...

  Д. Фернандо. Понимаю... я знаю.

  Коррадо (быстро). Что вы знаете?

  Д. Фернандо (спохватясь). Почти ничего... Знаю, что вы страдали... стоит только взглянуть на вас... (Про себя.) Не знаю, как и начать с ним.

  Коррадо. О чем вы рассуждаете?

  Д. Фернандо. Об этом странном случае. Могло ли мне когда-нибудь притти в голову, что я встречу вас у моего дяди, здесь, у подошвы Апеннин... Ну, расскажите же мне что-нибудь. Где вы были? Откуда идете?

  Коррадо. Я не знаю.

  Д. Фернандо. Ну, это еще мудренее. Но позвольте: я помню, что, когда я уехал из Катании в Рим, вы были женаты.

  Коррадо. Да, был.

  Д. Фернандо. И жена ваша, сколько я помню, была милая, прекрасная женщина...

  Коррадо. Да, прекрасная.

  Д. Фернандо. Где же она теперь, умерла?

  Коррадо. Надеюсь, что нет.

  Д. Фернандо. Вы надеетесь?.. Но как же... Разве вы рассорились? Разошлись?

  Коррадо. Разошлись.

  Д. Фернандо. Какая же причина?

  Коррадо. Ужасная.

  Д. Фернандо. Ужасная? Могу я узнать?

  Коррадо. Нет.

  Д. Фернандо. Вы думаете отправиться в Катанию?

  Коррадо. Да.

  Д. Фернандо. Вероятно, вы надеетесь там найти жену?

  Коррадо. И дочь.

  Д. Фернандо (с удивлением). И дочь?

  Коррадо. Да, мою Аду, которую я не видал четырнадцать лет. Я бы желал иметь какие-нибудь сведения о них, но, к несчастью, вы ничего не знаете.

  Д. Фернандо. Кой-что знаю.

  Коррадо. Что вы говорите! Они живы? Говорите скорее! Они в Катании?

  Д. Фернандо. То есть... Вот что, мой друг: я могу вам сообщить кой-что о жене... но о дочери...

  Коррадо. Она с матерью?

  Д. Фернандо. Ну, нет.

  Коррадо. Да вы видели Розалию?

  Д. Фернандо. Я ее видел, и если вы хотите опять соединиться с ней...

  Коррадо. Да для чего же я и странствую.

  Д. Фернандо. Так останьтесь!

  Коррадо. Остаться?

  Д. Фернандо. Розалия живет здесь.

  Коррадо (горячо). Розалия здесь! Вы меня не обманываете?.. И я так скоро нашел ее?

  Д. Фернандо. Боже мой! Вам дурно! Я поторопился.

  Коррадо. Нет, ничего... У меня слабы нервы... Розалия! Но Ада?

  Д. Фернандо. Я говорю вам, что дочери нет с ней.

  Коррадо. Вы уверены?

  Д. Фернандо. Совершенно.

  Коррадо. Боже мой! Боже мой! Она умерла: она была такая нежненькая... Нужда, голод убили это слабенькое тельце... Все напрасно... Я ее не увижу.

  Д. Фернандо. Кто знает... может быть, она где-нибудь в ученье. Успокойтесь, вы все узнаете от Розалии.

  Коррадо. Да, правда, она, может быть, еще жива... зачем отчаиваться! Мне очень нужно, чтоб она была жива. Ну, проводите же меня к Розалии.

  Д. Фернандо. Нельзя же так скоро... так неожиданно, ночью, не узнавши ничего...

  Коррадо. Да, вы правы; мне нужно прежде узнать, многое узнать, дон Фернандо. Хочет ли Розалия меня видеть?.. Не забыла ли меня? О нет, невозможно! В таком виде я ее испугаю.

  Д. Фернандо. Испугаете?.. Вы так горячо любили друг друга... а любовь извиняет все.

  Коррадо. Все?

  Д. Фернандо. Конечно, все... притом же Розалия была так добра...

  Коррадо. Добра ли она и теперь? Вспоминает ли обо мне?.. Говорите. Вы не знаете? Еще один вопрос: Розалия в бедности, не так ли? Чем она живет? Как живет?

  Д. Фернандо. В гувернантках.

  Коррадо. В гувернантках? Моя жена! У кого?

  Д. Фернандо. У особы почтенной.

  Коррадо. У женщины?

  Д. Фернандо. Ну, нет, у мужчины, у доктора Арриго Пальмиери,.. У него дочь... милая девушка.

  Коррадо. Он женат?

  Д. Фернандо. Вдовый.

  Коррадо. Вдовый?.. Сколько ему лет?

  Д. Фернандо. Лет тридцать шесть.

  Коррадо. Еще молод!.. И Роэалия гувернантка его дочери, гувернантка только?

  Д. Фернандо, Да, наверное, я в том уверен.

  Коррадо (пожимая ему руку). Благодарю, дон Фернандо! Но столько времени... Ах, ей было только девятнадцать лет, когда я ее оставил!

  Д. Фернандо. Что же вы хотите сказать?

  Коррадо. Вы спрашиваете? Слава богу, что сон мертвых вечен... Горе, если бы они могли пробуждаться.

  Д. Фернандо. Что за странные мысли!

  Коррадо. Не очень странные, мой друг; мне бы нужна было уснуть навеки.

  Д. Фернандо. Я не понимаю, божусь вам... Во всяком случае, утешьтесь: Розалия все еще ваша жена и пойдет за вами, куда вам угодно.

  Коррадо. Пойдет за мной?

  Д. Фернандо. Будьте уверены. Мне кажется, вы могли бы с ней отправиться в Катанию, к семейству...

  Коррадо. К какому семейству?

  Д. Фернандо. Разве родители Розалии умерли? Но, может быть, жив брат, Алонзо?

  Коррадо. Алонзо! Какое имя вы назвали... Алонзо| (Падает на стул и закрывает лицо руками.)

  Д. Фернандо. Коррадо, отчего это ужасное расстройство? Я не понимаю... я не знаю, что говорить...

  

  

  

   Входит монсиньор.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  

  

  Дон Фернандо, Коррадо и монсиньор.

  Д. Фернандо. Пожалуйте к нам, монсиньор.

  Монсиньор. Ну, кто же этот друг твой?

  Д. Фернандо. Кто он?.. Представляю вам мужа Розалии.

  Монсиньор (вздрогнув). Что ты говоришь!.. Ах, если б это была правда! Но муж Розалии осужден на вечное заключение в тюрьмах Неаполя.

  Коррадо (быстро встает). Кто вам сказал, монсиньор?

  Монсиньор. Так это вы?.. Но каким образом? Вы прощены? Говорите прямо, вам здесь нечего бояться.

  Д. Фернандо. Мы вас спасем, во что бы то ни стало. Вы бежали?

  Монсиньор. Говорите, вам же лучше будет.

  Коррадо. Да, запираться не к чему: я бежал,

  Монсиньор. Вы исполнили мое желание; потому что знайте, мой милый: неверное, несчастное, опасное положение Розалии так меня трогало, что я решился, при помощи духовника королевы, просить о вашем освобождении и, наверное, успел бы в этом. Ваше бегство не расстроит моих планов, напротив. Расскажите мне подробно все, что касается вашего несчастья, тогда мне будет легче хлопотать о вашем освобождении. Ну, смелее! Рассказывайте все! Потом мы вас проводим на покой, и завтра вы будете в состоянии сделать приятный сюрприз вашей жене, которая, конечно, вас не ожидает... Я вперед радуюсь за нее.

  Коррадо. Ох, растравлять раны!.. Дон Фернандо уж вам сказывал, как я женился...

  Монсиньор. Говорил немного.

  Д. Фернандо. Я и знал немного. Я помню только, что вы до безумия любили Розалию, она тоже любила вас, против воли своих родителей, которым не нравился ваш пылкий нрав, ваш жестокий, буйный характер, что вы без всяких церемоний, недолго думавши, в одну прекрасную ночь похитили Розалию и женились. Вот что я знаю. Потом я уехал из Катании, и что дальше было, мне неизвестно.

  Коррадо. Дальше лучше было. Предоставляю вам самим изобразить и печаль и гнев ее родителей. У жены моей был брат, Алонзо. Ему удалось уговорить отца, но не в мою пользу. Честный старик охотно прощал дочь, если она меня оставит. У Розалии уж была хорошенькая дочка; ни советы, ни просьбы, ни угрозы не могли поколебать ее; тогда задумали у меня ее похитить, и Алонзо взялся за это дело. Кроме того, клеветали, доносили на меня, представили меня подозрительным человеком... Я знал обо всем и ждал беды. Однажды ночью я заметил, что кто-то крадется к моему дому. Я притаился за углом и вдруг загородил ему дорогу. Это был Алонзо. Если б он был поумнее, ему бы бежать от меня, а он стал грозить. Мне! Грозить! Несчастный! Кровь бросилась мне в голову, жилы натянулись! Я его убил на месте!

  Монсиньор. Продолжайте, несчастный!

  Коррадо. Не успел я опомниться, как уж был арестован ночным патрулем на месте преступления. Суд короток. Улика налицо; я бешено сопротивлялся полиции, я был уж и прежде заподозрен, - все это увеличивало вину. Меня присудили заключить на всю жизнь.

  Монсиньор. Мне кажется, судьи могли бы найти смягчающие обстоятельства в самом вашем темпераменте.

  Коррадо. Может быть. Я действительно никогда не мог сладить с собой, порок у меня в крови. Четырнадцать лет заключения только подлили желчи в мои жилы. Можете себе представить, что я должен был чувствовать. Мне было двадцать восемь лет, я был артист, муж, отец, и я был, как зверь, заперт в железную клетку. Воображение мое удваивало мои мучения: я представлял себе Розалию, одинокую, презренную, нищую... но молодую и прекрасную. Чем ей жить? Или милостыней, или позором. Я ревел и бесновался от ревности, меня наказывали за буйство... Я оставил дочь, Аду, - ей не было еще двух лет, больную, бледную, как восковой ангел. Иногда мне представлялось, что она лежит во гробе, усыпанная гиацинтами; иногда, покрытая рубищем, на руках матери, протягивает свои ручонки к проходящим; чаще я видел, что она хорошо одета, резвится, прыгает в богатом доме, рассыпает дочерние ласки богатому синьору, любовнику ее матери... Эта последняя безотвязная мысль, этот страшный сон доводили меня до горячечного бреда...

  Монсиньор. Верю. И в самом деле, если воображение вас не обманывало... Ах, бедный!.. Но что ж далее?

  Коррадо. Далее я задумал бежать. От постоянного напряжения мозга я захворал медленной лихорадкой. Смотритель перевел меня в другое помещение, получше. Я выздоровел, но нарочно притворялся больным, чтобы за мною было менее присмотра. Так и случилось. Надо знать, как изощряются все способности заключенного! Мне удалось постепенно и с невероятными усилиями расшатать решетку в окне; потом осталось только ее вынуть. Я спустился во двор тюрьмы, потом в поле...

  Д. Фернандо. Отлично!

  Монсиньор. Воображаю, что вы почувствовали на свободе.

  Коррадо. Нет, не можете. Надо быть погребенным четырнадцать лет; нужно считать эти долгие года, считать часами, жаждать свободы, семьи, воздуха, солнца! Мне показалось, что я ожил. Я шел всю ночь, поутру скрылся в ущелье. Один добрый человек дал мне это платье, другой, побогаче, Дал мне несколько денег, и таким образом, по гребню Апеннин, я добрался сюда.

  Монсиньор. Провидение привело вас прямо к жене.

  Д. Фернандо. Смелее, мой друг!

  Коррадо. О! Смелости во мне было много, и теперь еще осталась... Но когда я узнал, что моей Ады нет с матерью у этого доктора...

  Монсиньор. Вашей Ады?.. Постойте... Судя по вашим словам, девочке, должно быть, шестнадцатый год...

  Коррадо. Да.

  Монсиньор. Это лета той девочки, у которой Розалия гувернанткой... Но сами посудите, законная дочь Пальмиери давно умерла...

  Д. Фернандо. Неужели?

  Монсиньор (подходя к столу). Вот свидетельство о ее смерти, я предъявлял его доктору и...

  Коррадо (вспыхнув). Кто же мать этой девочки?

  Монсиньор. Ну, это...

  Коррадо. Ради спасения души вашей, говорите прямо!

  Монсиньор. Боже мой, какой вы горячий!.. Не в моих правилах предполагать в людях дурное; но я хочу только сказать, что эта мнимая дочка не ваша ли Ада...

  Коррадо. Ада?

  Д. Фернандо. Чорт возьми!.. Это невозможно.

  Монсиньор. Как знать! В числе различных предположений для объяснения этого таинственного дела...

  Коррадо. Чтоб моя Ада называла отцом другого? Любила другого?.. Значит, видения мои не были адским бредом?

  Д. Фернандо. Поверьте мне, вы заблуждаетесь.

  Монсиньор. Нет ли каких примет, по которым вы можете узнать свою дочь?

  Коррадо. Ах! Какие приметы! Я говорю вам, что она была двух лет, когда я ее оставил.

  Монсиньор. Да, конечно... Но отцу не нужно примет, сама природа...

  Коррадо. Да, сердце мне скажет... Но ведь четырнадцать лет...

  Монсиньор. Расспросите Розалию; как мать она ответит вам за дочь; как жена - сама за себя.

  Коррадо. За себя?..

  Монсиньор. Это ваши права,

  Коррадо. Мои права? Не знаю, монсиньор; скажу вам только: как страстно я ни желал, что я ни делал для того, чтобы видеть Розалию, но теперь, когда я близок к ней, я готов бежать опять в тюрьму.

  Монсиньор. Зачем?

  Коррадо. Не знаю.

  Д. Фернандо, Смелей, Коррадо! Вы очень взволнованы, очень слабы; вам теперь хорошенько поужинать и отдохнуть попокойнее.

  Монсиньор. А ты позаботься хорошенько о том и о другом. Потом завтра... Не унывайте, милосердие божие велико.

  Коррадо. А правосудие?.. Милосердие божие или правосудие привлекло меня сюда?.. Вы завтра узнаете! (Уходит с д. Фернандо.)

  Монсиньор. Завтра лев со свежими силами... И мы, синьор доктор, поговорим с вами. (Уходит.)

  

  

  

   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  

  

   Декорация первого действия.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

  

  

   Входят монсиньор, за ним Агата.

  Монсиньор. По крайней мере сегодня доктор дома?

  Агата. Я уж докладывала монсиньору, что в этот час он делает визиты больным. Он воротится нескоро; он лечит больных и вместе с тем развращает их души своими утешениями.

  Монсиньор. Уж недолго ему.

  Агата. Дай-то бог! Вам и сегодня угодно ждать его?

  Монсиньор. Ну, нет. Позови мне эту женщину.

  Агата. Сейчас. Когда этот соблазн кончится?

  Монсиньор. Скоро.

  Агата. Ах, кабы! (Уходит налево.)

  Монсиньор. Соблазн, может быть, и увеличится. Это зависит от того, что ответит мне Розалия. Драма может и кончиться, и только что начаться. Увидим.

  

  

  

   Входит Розалия.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

  

  

  

  Монсиньор и Розалия.

  Розалия. Вы меня звали. Но со мной ли вы желаете говорить, может быть с доктором?

  Монсиньор. С ним вчера я уж говорил довольно.

  Розалия. Даже слишком.

  Монсиньор. Может быть. Но вы не беспокойтесь; я уже не имею более надобности упрекать вас; вашему пребыванию в этом доме, благодаря провидению, наступает конец.

  Розалия. Да, я знаю, что монсиньор по доброте своей приказал моему благодетелю прогнать меня. Я бы могла жаловаться на вас светской власти, могла бы одним словом, одним даже дуновением снять с вас маску ложной святости и открыть лицемера! Вы знаете, хорошо знаете, что я добродетельна, с глазу на глаз со мной вы должны в том признаться; вы даже не смеете глядеть мне в лицо так прямо, как я на вас смотрю... Этой победы с меня довольно, монсиньор... я не хочу упорствовать, не хочу вредить другим дорогим для меня особам... я удаляюсь.

  Монсиньор. Вы удалитесь, если вам угодно, но уж никак не одна.

  Розалия. Кто же меня будет провожать?

  Монсиньор. Муж ваш.

  Розалия. Какие шутки, монсиньор!

  Монсиньор. Никаких, моя милая.

  Розалия. Вам уж известно, в каком позорном месте находится человек, бывший, к несчастью, моим мужем.

  Монсиньор. Бывший? Он и теперь ваш муж, дочь моя. Он не мог жить без вас: в порыве отчаяния, с божьей помощью, он сокрушил свои оковы... мало вам этого? Ну, так я вам скажу, что со вчерашнего вечера он гостит у меня.

  Розалия (с крайним изумлением). Коррадо?.. Возможно ли?.. Правда ли?

  Монсиньор. Такими важными делами не шутят.

  Розалия. Коррадо здесь?.. Но как? Зачем? Кого он ищет?

  Монсиньор. Семью свою.

  Розалия. Семью свою?

  Монсиньор. Именно. Однако я удивляюсь, я возмущаюсь, видя, с каким неудовольствием вы слышите от меня новость, которую я так спешил передать вам, - я сам так радовался. Всякая жена благодарила бы меня.

  Розалия. Всякая, кроме меня.

  Монсиньор. Вы подумайте хорошенько о том, что вы говорите!

  Розалия. А вы, прежде чем осуждать, знайте...

  Монсиньор. Я знаю, что Коррадо убил вашего брата, но...

  Розалия. И после этого вы можете думать, что у него есть семья! Что я жена его! Что я должна итти за ним!

  Монсиньор. Конечно, я так думаю, меня закон заставляет так думать. Я понимаю, что положение ваше нелегко: четырнадцать лет жить без мужа, найти себе утешение, и вдруг является муж... не совсем приятно, но что ж делать, нужно терпеть. Все-таки вам лучше отправиться с мужем, чем одной и с позором.

  Розалия. Лучше последнее.

  Монсиньор. Вы не имеете права выбирать. Разве вы забыли, что Коррадо ревнив и бешен...

  Розалия. Он хочет заставить меня силой...

  Монсиньор. Он и не думает, он так любит вас; но не следует ударять огниво о кремень, если боишься искр. Чем ждать его здесь, вы сами подите к нему... или, лучше сказать, пойдемте, я провожу вас в его объятия.

  Розалия. Я? В его объятия?

  Монсиньор. Слушайте. Теперь мужу вашему бояться нечего; здесь его не знают и не найдут. Потом я обещал ему выхлопотать освобождение, - я успею в том. Под другим небом вы можете быть счастливы. Вы видите теперь, что я плачу добром за зло. Ну, послушайтесь моего совета, пойдемте!

  Розалия (подумав). Невозможно.

  Монсиньор. Смотрите, он сам придет, он уж недалеко.

  Розалия. Недалеко? Он? Ах, нет...

  Монсиньор. И вы должны будете отвечать на его вопросы, на многие вопросы... например: чья это девушка? куда девалась его маленькая Ада?

  Розалия (с испугом). Ада?

  Монсиньор. Конечно... Он ее любит, хочет ее видеть... Во всяком случае, я очень рад, что успел предупредить вас. Немного времени остается вам, чтоб справиться с своей совестью и приготовиться к разговору, который, конечно, будет нелегок для вас и может превратиться в допрос, который делает судья преступнице. Прощайте, синьора!

  Розалия. Что же вы ему скажете?

  Монсиньор. Что вы страстно желаете его видеть.

  Розалия. Нет, скажите ему лучше, чтоб он не приходил, чтобы он уважил мое положение, чтобы пожалел меня.

  Монсиньор. Как вы советуете мне подобную глупость? Ранить льва, когда слышно уж его рычание? Нет, одумайтесь, моя милая, и примите его с кротостью. (Уходит.)

  Розалия. Коррадо! Я увижу Коррадо!.. Не сон ли это? После той страшной ночи! После стольких лет увидать его, говорить с ним! Сегодня! Здесь! У меня нехватит силы, нехватит слов, нехватит смелости смотреть на него! Монсиньор говорил правду, он будет о многом спрашивать; а как, с каким лицом мне отвечать ему? Что сказать о дочери? Ничего? Или все? К несчастью, доктора нет дома, не с кем посоветоваться. Бежать или спрятаться? Не будет ли хуже? Да и вправе ли я бежать, оттолкнуть его, отказать ему в утешении, которого он ищет? Разве я не любила его, не бежала с ним от родителей? Ах, если б не странное, ужасное положение, в котором я нахожусь, я бы открыла ему свои объятия... Но, боже! Он придет отнять у меня, разрушить...

  

  

  

   Входит Эмма.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

  

  

  

   Розалия, Эмма.

  Эмма (подходит близко). Что с вами, Розалия?

  Розалия. Ничего, милая Эмма.

  Эмма. Ничего? Правда ли?.. Мне кажется, что вы сегодня печальнее обыкновенного, и это мне неприятно. Хоть поцелуйте меня, разве я не стою?

  

  

  

   Розалия целует ее. Ах, у вас слезы! О чем вы плачете? Что вы так смотрите на меня? Не бледна ли я? Не думаете ли, что я больна?

  Розалия. Нет.

  Эмма. Так что же вы? Вот и отец тоже что-то задумался. Меньше бывает дома, а когда воротится, такой скучный, молчаливый... Боже мой! Что с ним? Он сердится на меня? Я огорчила его?

  Розалия. Вы? Бедная, чем же?

  Эмма. Может быть, вы ждете какой-нибудь беды? О, говорите, если знаете! Говорите!

  Розалия. Беды?.. Не думаю... Бедная Эмма! Вы очень любите отца?

  Эмма. Я его люблю так, что и выразить не могу. Помните, когда он отправил меня в институт, в Неаполь, долго ли я там осталась! Я не могла больше выдержать разлуки с ним... Послушайте меня, я никогда не выйду замуж; я не могу понять, как дочь может оставить родителей и итти за человеком, которого едва знает!.. Это дурная дочь! Что с вами, Розалия? Что вы нахмурились? Я говорю глупо?

  Розалия. Напротив, дочь моя!

  Эмма. Ах, как мне это нравится, - дочь! Сколько раз я вас просила называть всегда меня дочерью, а вы все забываете. Зачем же это? Послушайте, что я вам скажу, только не браните меня. Однажды, то есть не однажды, а несколько раз, я видела во сне, что вы и мой папа - муж и жена и что я сижу между вами, и так я счастлива... Поутру просыпаюсь, бегу к папа в кабинет, он сидит один, - и долго я плачу на груди его.

  Розалия в сильном волнении, не в силах выговорить ни единого слова,

   горячо обнимает Эмму и быстро убегает в свою комнату. Она ушла от меня... но как она меня обнимала! Ах, если б сбылось то, что я видела во сне! Да и не во сне, сколько раз я думала о том же и наяву... Отчего ж бы этому не случиться? (Садится и в задумчивости закрывает глаза руками.)

  

  

  

   Входит Коррадо.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  

  

  

   Эмма и Коррадо.

  Коррадо (в дверях). Где ж она?.. Она не хочет меня видеть? (Входя в комнату, замечает Эмму.) Девушка? Может быть, она... (Тихо подходит к ней и, чтоб лучше рассмотреть, берет ее за руку, чтоб открыть ей глаза.)

  Эмма (встает со стула и в испуге отходит). Чужой человек... Кто вы? Кого вам нужно? Вы к пап_а_?

  Коррадо (быстро). А кто ваш папа?

  Эмма. Он отличный человек.

  Коррадо. Да кто же наконец?

  Эмма. Он всем здесь благодетель, доктор Арриго Пальмиери.

  Коррадо. Пальмиери?

  Эмма. Вы его не знаете?

  Коррадо. Желал бы познакомиться.

  Эмма (отходя дальше). Ну, так...

  Коррадо (подвигаясь к ней). Ну, так... что же?

  Эмма. Не подходите ко мне.

  Коррадо. Отчего же? (Пристально смотрит на нее.)

  Эмма. Ах, ваши глаза, точно угли, - не глядите на меня!

  Коррадо. Нет, мне нужно глядеть на вас.

  Эмма. Нужно? (Хочет закрыть глаза.)

  Коррадо. Дайте мне поглядеть на вас! В вашем лице я ищу сходства с моей дочерью.

  Эмма. У вас есть дочь?.. Ну, так я меньше боюсь вас: отец не бывает злым человеком.

  Коррадо. Это правда! И я был бы добрее, если б дочь моя была со мною.

  Эмма. Вы ее потеряли?

  Коррадо. Да; но я найду ее, если только она жива. Позвольте поглядеть на вас. (Смотрит на нее пристально, с напряженным вниманием.) Нет, я сумасшедший! Припомнить невозможно. Как вас зовут?

  Эмма. Эмма.

  Коррадо. Эмма?

  Эмма. Разве вам не нравится это имя?

  Коррадо. Нет; но лучше, если б вас звали Ада.

  Эмма. Отчего же Ада?

  Коррадо. Это имя моей дочери. Вас никто так не называл?

  Эмма. Никто.

  Коррадо. И ваша мать даже?

  Эмма. Моя мать на небе.

  Коррадо. На небе?.. Она была жена доктора?

  Эмма. Да, и умерла при моем рождении.

  Коррадо (про себя). Ложь! Вот оно, ужасное сомнение! Ада умерла, законная дочь доктора умерла... Чья же эта?.. Розалии? Целовать мне ее или... (Подходит к Эмме.)

  Эмма (в испуге). Вы меня пугаете!

  Коррадо. Нет, дитя мое, не бойтесь.

  Эмма. Но ваши глаза такие страшные.

  Коррадо. Не всегда они страшны, в них бывает и любовь, бывают и слезы, - много слез, горьких слез! Поглядите на меня.

  Эмма. Когда вы говорите нежно, я вас еще больше боюсь.

  Коррадо. Все страх да боязнь! Вы сами сказали, что отец не может быть злым... Ну, я вас буду называть Ада, а вы зовите меня отцом. Я хочу быть вашим отцом. (Подходя.)

  Эмма (удаляясь). Вы мой отец?

  Коррадо (горячо). Ведь если не я, так горе вам! Горе вам!

  Эмма. Ах, боже мой, помогите!

  

  

  

   Входит Розалия.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  

  

  

  Розалия, Эмма, Коррадо.

  Розалия (не замечая Коррадо). Что с вами, Эмма? (Увидав Коррадо, вскрикивает от ужаса, прижимает Эмму к своей груди, потом уводит Эмму в ту же дверь, откуда вышла, и, возвратясь, остается на пороге с поникшей головой.)

  Коррадо. Розалия!

  

  

   Она закрывает лицо руками. Я не привидение, чего меня бояться? Ты не хотела сама притти ко мне, так должна была приготовиться принять меня у себя. Твое поведение непонятно. Я не знаю, чего ты испугалась, - меня ли, или того, что застала меня с этой девушкой, которую я считаю нашей дочерью.

  Розалия. Адой? Ты в бреду. Она говорила тебе, что ее зовут Эммой?

  Коррадо. Говорила.

  Розалия. Что она дочь доктора Пальмиери?

  Коррадо. Говорила; но ты подтвердишь ли?

  Розалия. Подтверждаю.

  Коррадо. Тем хуже для тебя. Она дочь доктора Пальмиери? Но единственная законная дочь доктора умерла давно. Теперь я тебя спрошу, и ты мне ответишь: кто же мать этой девочки, которую ты так поторопилась спасти от моей ревности?

  Розалия. Кто ее мать? Не знаю. Я была в крайней бедности, когда взяли меня к ней в гувернантки, и не считала себя вправе требовать ее метрического свидетельства. Спроси у ее отца.

  Коррадо. Спрошу. Теперь другой вопрос: где Ада? Что ты с ней сделала?

  Розалия. Странный вопрос! Что я с ней сделала? Она умерла.

  Коррадо. Ада умерла?

  Розалия. Да, умерла. Бедной жене преступника, презираемой всеми, недоставало милостыни для прокормления себя с дочерью; она умерла от нужды.

  Коррадо. Моя Ада?.. И так равнодушно ты объявляешь мне о ее смерти? Ты! Мне? Не верю. Где свидетельство о ее смерти?

  Розалия. Ступай в Катанию и спроси там. У меня ты не имеешь права спрашивать отчета; ты нас бросил.

  Коррадо. Я вас бросил?.. Я?.. Для чего же я четырнадцать лет сгибал душу и тело под тяжестью цепей и не издыхал, как лошадь? Для чего я терпел удары и бичеванье? Что берегло мою жизнь, если не надежда увидать тебя, увидать дочь. Зачем же я пилил и ломал железные решетки? Зачем, не боясь смерти, тащился я по лесам и оврагам, еле двигая свои израненные цепями ноги? Куда стремился я? В дом, где оставил жену. Кого искал я? Розалию, мою первую любовь, единственную женщину, которую любил я с таким жаром, - и так недолго. Ах! Да, Розалию, чтобы сказать ей: "Смотри, сколько я страдал, и прости меня!" Смотри, что я перенес, чтобы дотащиться до твоих ног (падает на колени), и будь великодушна, подыми меня и иди со мной.

  Розалия. С тобой? Нет. Я тебя очень жалею, но ты нас жалел ли? Ты знал, что у тебя дочь, больная, слабая, что у тебя жена, которая для тебя покинула родителей и покинута всеми. Ты не хотел пожалеть нас, не хотел сдержать своего буйного характера! Ты знал, что мы дышим только тобою, что без тебя мы погибнем от голода, стыда, унижения! Ты забыл нас и помнил только о мести. Ты убил моего брата...

  Коррадо (медленно подымаясь). Не произноси этого имени!.. Оно не переставало звучать в душе моей самым горьким упреком... Алонзо хотел лишить меня всего и отнял, у меня все... Это преступление... но я страданиями искупил его.

  Розалия. Ты думаешь? Не буду спорить с тобой... Но ведь позор преступления вечен, неизгладим, он переходит по наследству к невинным детям... Тюремщики, заковывая твои цепи, расковали наши брачные узы...

  Коррадо. Нет, Розалия, закон не таков.

  Розалия. Закон? А разве время не закон? Разве сердце не закон?

  Коррадо. Так спроси свое сердце. Если пугают тебя пересуды, предрассудки общества, мы обманем общество. Мое имя позорно, я переменю его... Мы пойдем, мы укроемся в далекие, неизведанные страны, куда только тебе будет угодно...

  Розалия. Коррадо, вспомни, нас разделяют два призрака: брат и мать моя: она не перенесла его смерти и умерла, проклиная меня... И несмотря на то, если бы ты пришел тогда, я пошла бы за тобой... Но четырнадцать лет! Время имеет свои права... Будь справедлив!.. Был у меня дом родительский, ты разрушил его; не отнимай же у меня этого убежища, удались!

  Коррадо. Удалиться одному? Оставить тебя в этом доме? Невозможно! Если ты боишься осуждений, которые падают на мое имя, то ты должна бояться и тех осуждений, которые могут пасть на твое имя.

  Розалия. Что ты говоришь?

  Коррадо. Я говорю о том, о чем молчал до сих пор, - я все утешал себя несбыточными мечтами... Я испытывал твое сердце и нашел его закрытым для меня и неумолимым. Я говорю о том, что если ты еще будешь упорствовать, будешь отказываться итти со мной, я в самом деле подумаю, что я мертвец, что я как призрак явился выведать твои тайны и разрушить твою радость, твое счастье.

  Розалия. Мою радость, мое счастье?

  Коррадо. Я подумаю, что этот новый дом для тебя приятнее старого, что ты прячешь в нем свою новую любовь, свою новую дочь.

  Розалия. Прекрасно! Думай это! Думай все, что хочешь! Я уж тысячу раз оклеветана по твоей милости. Никто не верил в добродетель, в самоотвержение женщины бедной, одинокой, замужней, но живущей без мужа... Присоединись к клеветникам: брось и ты комок грязи мне в лицо, делай то, что другие.

  Коррадо. Я хочу смыть ее с тебя. Ради бога, иди за мной, пока я не встретился с этим человеком. Спаси меня, спаси и его!

  Розалия. Ты хочешь решиться на новое преступление?

  Коррадо. Ах, боже мой! Но зачем же раздувать огонь? Зачем же дразнить аспида? Я не хочу преступления, я хочу владеть собой; но кровь моя меня не слушает. (С отчаянием.) Розалия, пойдем!

  Розалия (в испуге). Пожалей меня!

  

  

   В дверях показывается Пальмиери. Ах, он!

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  

  

   Розалия, Коррадо, Пальмиери.

  Коррадо. Он! Это он? Пальмиери?

  Пальмиери. Я, а вы кто такой?

  Коррадо. Муж, который требует жену свою.

  Пальмиери (с изумлением). Коррадо?

  Коррадо. Коррадо, который будет судить вас обоих.