Чириков Евгений Николаевич - Мироныч, Страница 4 - Книги

; Иван Миронович. Я не боюсь. Рано или поздно умирать надо. Но, во-первых, я не один, у меня семья, и, следовательно, я не имею нравственного права рисковать своей жизнью, а во-вторых, у нас есть суд. Оскорбил я тебя - подавай в суд!.. А в третьих, я человек верующий, и стрелять в человека мне не позволяет совесть...

Часы бьют час.

Иванова (мужу). Ну! Пересидел! (Встает и прощается.)

Любовь Васильевна. Вот ведь как хорошие-то жены мужей своих берегут!

Иванова. У нас трое детей. Не дай бог, что случится - хоть по миру иди... Он не имеет права...

Иванов (раздраженно). Умирать? Умирать все имеют право!..

Иванова. Он не выслужил еще пенсии. (Подает ему респиратор.) На, надевай! Ночи свежие... Опять хрипеть будешь.

Соловьев. А мне вот теперь все равно. Никому нет дела, жив я или помер...

Пыркова. Идем, Васек!..

Все поднимаются и начинают прощаться.

Иванов. Воздух весенний, ароматный, а тут надевай этот намордник... (Вертит в руке респиратор.)

Иван Миронович и Любовь Васильевна провожают гостей. Соловьев остается один. Пауза.

Соловьев (не поднимая головы с рук, хрипло вполголоса вытягивает). "Соловьем за-лет-ным юность пролетела...".

Любовь Васильевна (входит). У нас Гришенька спит, вы уж сделайте одолжение - не пойте!

Соловьев (флегматично). Хорошо.

Любовь Васильевна. Грустите все?.. Вы уж извините: Иван Миронович в кабинет ушел, прилег... Устал он очень...

Соловьев. Ничего. Я еще немножко посижу и уйду. Домой идти тяжело... Никто там не ждет. Раньше, бывало, идешь и знаешь, что там ждут: все припасено, приготовлено... Покойная Анюточка всегда ставила мне на столик свечу, спички, графин с водой... А около кровати - туфли... Да, всегда туфли... А теперь... Теперь ничего нет.

Пауза. Слышно, как где-то далеко щелкает соловей.

Любовь Васильевна. Ну что же делать? Всему конец бывает...

Соловьев (встает, бродит по комнате). Не хочется домой... Взял бы вот да на этом диване!.. А утром рано ушел бы!.. И никто бы не видал.

Любовь Васильевна (сердито). С удовольствием бы, да неудобно: у нас девушка... Сами понимаете...

Соловьев. Да... девушка... Хорошая!.. Пойду на реку, сяду на горе и буду слушать, как поют соловьи... (Подходит к веранде.) Скоро светать будет. Ух как сиренью пахнет! Любила моя Аня этот запах... (Отходит.) Да, в этакую же вот ночь... (Вздыхает.) Не знаю, где моя шляпа...

Любовь Васильевна. В передней она... (Подходит к трубе и говорит.) Дуня! Проводи гостя!

Соловьев. Да вы не беспокойтесь... Я сам... Теперь я все сам... Привыкать надо... Ну спокойной ночи! (Подает руку.)

Дуня, сонная, растрепанная, проходит со свечой в руке в переднюю.

Любовь Васильевна. Уж какая тут спокойная ночь? Светать скоро будет... Теперь ночи-то короче воробьиного носу...

Соловьев (уходя). Пойду на реку слушать, как поют соловьи...

Любовь Васильевна (идя следом за ним). Скоро они перестанут уж петь-то... Послушайте! Надо чем-нибудь грусть облегчить...

Исчезают в гостиной. Тихо. Слышно, как щелкает где-то соловей и как тикают стенные часы. Потом с реки чуть слышно доносится хоровая песня катающихся на лодке; поют "Вниз по Волге-реке".

Любовь Васильевна (возвращается). Ну провалились, слава богу!.. Поют где-то... Не спится людям... (Сладко потягивается, позевывает и закрывает рукой рот.)

Дуня (возвращается со свечой). Вот какие они!

Любовь Васильевна. Кто?

Дуня. Да этот гость-то! Старик, недавно жену схоронил, а пристает с глупостями...

Любовь Васильевна (всплеснув руками). Вот тебе и грусть! А! Скажите пожалуйста!

Дуня. Гулять с собой звал...

Любовь Васильевна. Сороковой день жене на той неделе еще будет... а!

Дуня. На лодке катаются... (Подходит к веранде.) Хорошо как поют, барыня!.. Послушайте-ка!

Любовь Васильевна. А ну их тут, с пением-то! Поди приберись хоть маленько в гостиной-то!

Дуня уходит за щеткой и тряпкой, возвращается, идет в гостиную, и слышно, как она там двигает мебель, отряхивает что-то, метет пол. Любовь Васильевна прибирает на столе. Хоровая песня обрывается.

Иван Миронович (появляется в столовой без пиджака и жилета). Ушел? (Входит.)

Любовь Васильевна (сливая вино из недопитых стаканов в бутылку). Ушел... Видят люди, что в семье неприятности, и сидят... А этого Соловьева прямо палкой не выгонишь. Будто бы мы виноваты, что у него жена умерла...

Иван Миронович (останавливаясь у стола). Что вы, мамаша, делаете?

Любовь Васильевна. А что?

Иван Миронович. В бутылке белое вино, а в бокале - красное!

Любовь Васильевна. Экая досада! Голова кругом идет. (Смотрит бутылку на свет.) Больше полбутылки. Придется на кухню отдать... Все равно... надо же... все-таки именинник...

Иван Миронович (присаживается к столу и после небольшой паузы). А где Ольга?

Любовь Васильевна. В саду. Забилась в кусты и сидит как пенек. Сперва ревела в Гришиной комнате,- я ее оттуда погнала: еще ребенка напугает... Твоя жена фокусница, сама никаких приличий знать не желает и Ольгу к тому же приучает... (Берет банку из-под икры.) Всю кончили! Словно никогда в жизни свежей икры не видали... Отца и мужа им не жалко, а жалко, видишь, того... нахала... За него оскорбились...

Иван Миронович задумчиво ходит взад и вперед, потом приостанавливается у дверей спальни, осторожно стучит и слушает,- ответа нет.

Заперлась, как в крепости от неприятелей... От законного-то мужа! Это... "новая жизнь" называется... Бросила гостей и заперлась. На всех ей наплевать. (Вздохнув.) Правду говорят, что в эти годы баба бесится...

Иван Миронович (решительно стучит в дверь). Будьте любезны отпереть! Что-с?.. Не одеты?... (Отходит.) Хорошо-с, подожду.

Любовь Васильевна. Вот тебе и законный муж! Нахалам дозволяется про брюки и разные сальности говорить, а для мужа - "не одета"!.. (Подходит к дверям в гостиную.) Неужто ты все еще здесь возишься?!

Дуня (ее голос из гостиной). Здесь так нагажено, что в двое суток не уберешь...

Любовь Васильевна (идет в гостиную и сейчас же возвращается). Окурков везде натыкали: и в тарелки, и в цветы... Это все Соловьев! По жене он, видите ли, скучает...

Иван Миронович (опять у двери в спальню). Послушайте! Вы, вероятно, упустили из виду, что я тоже человек и тоже хочу спать?..

Дверь слегка приоткрывается, и оттуда слышен голос Веры Павловны: "Дуня! Дуня!" Дуня идет из гостиной в спальню, и там слышен голос Веры Павловны: "Все это - в кабинет!" Дуня выходит из спальни с двумя подушками, простыней и одеялом и проходит в гостиную; дверь в спальню запирается на ключ.

Любовь Васильевна. Поздравляю вас, Иван Мироныч! Самая уж новая жизнь начинается... (Уходит в гостиную.)

Иван Миронович (спокойно, но строго). Ничего смешного тут нет... (Наставительно.) Все это было бы, мамаша, смешно, когда бы не было так грустно...

Дуня (выходит со свечой и щеткой). Пожалуйте, барин! Вам постлано в кабинете на диване... (Хочет уйти.)

Иван Миронович. Постой! Гм... Мало ли что бывает в семье? Я смотрю на прислугу как на членов семьи. Иначе нельзя. Если прислуга хорошая, она понимает, что господа и прислуга - это старшие и младшие члены семьи. Если ты порядочная девушка... и... дорожишь своим местом, то все, что ты в семье видишь и слышишь, не должно выходить на улицу... и я предупреждаю, что...

Дуня. Что вы это, барин?! Разве я не понимаю? Мало ли что бывает между мужем и женой...

Иван Миронович. Вот то-то и есть! Это ты помни, не забывай... если, конечно, хочешь служить у нас...

Дуня. Я хорошо понимаю... Разве можно... (Хочет идти.)

Иван Миронович. Погоди! Сегодня тебе было много хлопот и потом... я... именинник. (Дает Дуне рубль.) На, возьми. Полтинник себе, а полтинник дашь сдачи...

Дуня (растерянно роется в кармане). У меня, никак, нет полтинника-то... (Смотрит на ладони деньги.) Так и есть!

Иван Миронович. Сколько же у тебя?

Появляется Любовь Васильевна.

Дуня. Только тридцать пять копеек...

Любовь Васильевна (сердито). Есть у меня, есть!.. Сколько ей надо?

Иван Миронович. Полтинник.

Любовь Васильевна (сердито). На, возьми!

Дуня благодарит и прячет полтинник.

Ну чего же стоять? Получила и иди!

Дуня. Больше ничего?

Любовь Васильевна. Как это "ничего"? Отнеси вот вино в погреб. (Отдает две бутылки Дуне.)

Иван Миронович. Оставьте красное!

Дуня ставит бутылку перед Иваном Мироновичем; он наливает вино и медленно пьет, сосредоточенный и мрачный.

Дуня. Позвольте, барыня, ключи!

Любовь Васильевна. А эти все - пустые, их - в чулан.,. (Отдает Дуне ключи, та уходит.) Погоди, вместе пойдем!.. Ты, никак, мышей боишься: испугаешься да уронишь...

Обе уходят. Слышно, как щелкает соловей. Иван Миронович встает, бродит по комнате, грустно вытягивает "В двенадцать часов по ночам из гроба встает барабанщик", потом останавливается у двери спальни и робко стучит. За дверью голос Веры Павловны: "Что вам?"

Иван Миронович (упавшим тоном). Верочка!.. Я желал бы с тобой поговорить... выяснить...

Вера Павловна (выходит в капоте; глаза ее заплаканны). Что вам?

Иван Миронович (садится). Присядь!

Вера Павловна (садится за стол, облокачивается на руки и пристально смотрит в лицо Ивану Мироновичу). Ну, я слушаю...

Иван Миронович (затрудняясь и конфузясь). Я, Верочка... того... упустил из виду... Эти странности, слезы, вспышки, нервность... Гм... Быть может, ты, душа моя, того... в этаком, душа моя, положении?.. Понимаешь?..

Вера Павловна (злорадно хохочет). Поняли! Наконец-то поняли!

Иван Миронович (обиженно). Но... что же тут смешного?.. Ты не девушка...

Вера Павловна (продолжая смеяться). Как вы догадливы!..

Иван Миронович (встает и ходит). В таком случае я отказываюсь понимать... Объясните, что все это значит!

Вера Павловна. Что?

Иван Миронович. Гм... Я, например, замечаю у вас склонность к кокетству... Не далее как вчера утром вы, еще не встав с постели, первым делом взялись за зеркало... Вы, видимо, думали, что я сплю, но я, к сожалению, не спал и видел, как вы... с зеркалом... Наподобие Маргариты...

Вера Павловна. Вы очень наблюдательны...

Иван Миронович. Вообще ваше поведение оставляет желать лучшего, а уж сегодняшнее... положительно... по меньшей мере... то,го... как бы это сказать...

Вера Павловна. Мое поведение?

Иван Миронович. Да. Особенно сегодня.

Вера Павловна. Поставьте три с минусом; больше мне, господин инспектор, не надо!

Иван Миронович. Странно было бы допустить, что порядочная женщина, мать и законная жена...

Вера Павловна (перебивая). Вы говорите, словно диктуете... Говорите скорей! Ведь мы не записываем ваших драгоценных слов...

Иван Миронович (не слушая). Странно допустить, говорю я, чтобы эта женщина просила извинения у того нахала, который оскорбил ее мужа и отца ее детей, если не сделать того печального и оскорбительного предположения, что она, эта женщина... гм... как бы это сказать...

Вера Павловна. Любовница этого нахала?.. Так вы хотите сказать?..

Иван Миронович. Я... собственно... не могу... не имею...

Вера Павловна. Вы ужасно трусливы! Вы боитесь даже слов!..

Иван Миронович. Я не думаю, чтобы дело зашло так далеко, но, во всяком случае, я вижу, что вы вступаете на скользкий путь, и потому я вынужден указать вам...

Вера Павловна (перебивая). Правильный путь? (Зло смеется.) Вы отличный, опытнейший путеводитель! С вами можно зайти в такую трясину пошлости, из которой и не вылезешь...

Иван Миронович (пожимая плечами). Вот как? Не ожидал... Не заслужил...

Вера Павловна. Я вязну, а вылезти хочется, Иван Мироныч...

Иван Миронович. Не заслужил...

Вера Павловна. Вязну, Иван Мироныч! Чувствую, что вязну,- с каждым годом все глубже и глубже... Вы уже вытравили из моей души половину жизни!

Иван Миронович. Что вы говорите?! Кто вы были? Вспомните! Вы были сперва пепиньеркой, которая обучала девочек танцам... Плясали за пятнадцать рублей в месяц ежедневно, плясали, когда вам даже хотелось плакать...

Вера Павловна. Случалось, Иван Мироныч.

Иван Миронович. А потом вы были гувернанткой и за какую-нибудь четвертную говорили... чуть не на всех языках... Я вас вырвал из этой жизни... Я вас...

Вера Павловна (перебивая). Одним словом, вы приобрели меня "по случаю"!..

Иван Миронович. И вот в благодарность за все это вы... Ни мое положение, ни честь семьи, ни честь фамилии, которую я дал вам...

Вера Павловна (насмешливо). Горжусь, Иван Мироныч.

Иван Миронович. За что-с? Это за двенадцать-то лет верной и тихой семейной жизни? Благодарю!.. Благодарю!..

Вера Павловна. Вы меня двенадцать лет обучали вашей тактичности! Двенадцать лет заставляли и говорить по заказу, и молчать по заказу, и смеяться по заказу... Помните: я любила музыку, пение... Теперь не пою... Не умею веселиться и радоваться...

Иван Миронович (очень ласково). Пой, радуйся, смейся, душа моя! Сделай такое одолжение!.. Я очень рад, но всему, душа моя, есть время и место. Не следует смеяться там, где приличествует плакать...

Вера Павловна. Вы сочинили бы мне расписание, когда, в каких случаях и по какому поводу следует улыбаться, радоваться, смеяться, плакать!.. Вроде расписания уроков, которое висит в вашем кабинете... А впрочем, убирайтесь вы от меня с вашими "путями"! Я жить хочу, а жить нечем... Понимаете, Иван Мироныч? Нечем жить! Мне наскучило ваше расписание... Мне надоело так жить!.. Не стоит так жить!..

Иван Миронович (поражен и опечален). Вот тебе и раз!.. Жили-жили, двенадцать лет прожили, и все было хорошо... И вдруг... "нечем жить"!..

Вера Павловна. Не "вдруг", Иван Мироныч, не "вдруг"! Если вы это заметили "вдруг", то в этом виновата ваша проницательность...

Иван Миронович. Как же это вам хотелось бы жить... по-новому-то?.. Новую-то жизнь вашу я никак не могу себе представить... понять...

Вера Павловна. Не поймете, Иван Мироныч...

Иван Миронович. А вы объясните!

Вера Павловна. Не стоит, Иван Мироныч!

Иван Миронович. А вы попробуйте!

Вера Павловна. Без расписания!.. Поняли? Как хочется!..

Иван Миронович. То есть как же это?.. Мебель, например, ставится обыкновенно вниз ножками, а вам захочется ее - вверх ножками?..

Вера Павловна (нервный смех). Бывают, Иван Мироныч, такие моменты, когда мне хочется даже и вас поставить вверх ножками!.. Воображаю!.. Инспектор - и вдруг - вверх ножками!..

Иван Миронович. Похвально, похвально!.. Я не понимаю одного только: когда вы успели нахвататься таких удивительных мыслей?!

Вера Павловна. За двенадцать лет нашей тихой и мирной жизни с вами. Смотрела на вас, смотрела и наконец увидела, что вы... совсем не страшная "букашка"... Вы... "пугало"!..

Иван Миронович (оскорбленным тоном). Позвольте! За что вы меня оскорбляете?

Вера Павловна. Вы наставили в саду пугал, чтобы галки и воробьи не клевали ягод... (Хохочет.) А воробьи-то перестали бояться!.. Клюют!.. Понимаете? Ничего не понимаете?..

Иван Миронович пожимает плечами.

Ну все равно! (Наливает в бокал вина.) Давайте, Иван Мироныч, выпьем за окончание "всяческого благополучия и бесконечного счастья"! (Протягивает бокал с вином.) Чокнемся!

Любовь Васильевна (проходит в сад и, предположив примирение, с облегчением произносит). Ну давно бы так! Ольга-то все в саду... Не выгонишь... (Исчезает.)

Вера Павловна. Чокнемся, Иван Мироныч! Не хотите?

Иван Миронович встает и с гордостью удаляется в гостиную.

Вера Павловна. Ну все равно, я с бутылкой! (Чокается с бутылкой и пьет.)

Пауза. Из сада доносится голосок Ольги, напевающей романс "Сладким запахом сирени напоен душистый сад", затем слышен голос Любови Васильевны: "Ольга! Ольга!"

Олечка поет... Пой, пой, милая!.. И пусть твоя песенка напоминает нам, что где-то там есть другая жизнь, яркая, полная радости и муки, большого счастья и больших страданий! (Поникнув головой, потихоньку плачет и пьет вино.)

Любовь Васильевна (возвращаясь с веранды, ворчливо). Грубиянка! Какую волю взяла! Люди спят, а она романсы распевает... (Вере Павловне.) Ну объяснились, что ли?

Вера Павловна (ухмыляясь). Объяснились!.. Объяснились!.. По душе...

Любовь Васильевна (радостно). Так и следует! А то "во-первых, да во-вторых, да в-третьих"... Разве так муж с женой должен объясняться? Поцеловались покрепче - и делу конец!..

Ольга (тихо входит из сада, с большим букетом сирени; молча приближается к Вере Павловне, касается цветами ее лица и спрашивает). Хорошо? (Целует Веру Павловну в щеку.)

Любовь Васильевна (ворчит). Поедет она на курсы учиться... Чему учиться? Грубиянить? И так, слава богу, научилась, без курсов...

Ольга (твердо и решительно). Захочу - и поеду.

Любовь Васильевна. А отец не даст денег, и никуда не поедешь..

Ольга (спокойно). Не надо. Мне мама бриллианты отдаст...

Любовь Васильевна. А отец паспорт не выдаст... Тебе еще лета не вышли...

Ольга. А тогда я что-нибудь сделаю...

Любовь Васильевна. Пугаешь? Что же, отравишься, что ли?

Ольга. Вот больно нужно! Стану я травиться! Я жить хочу...

Любовь Васильевна. Ну что же ты сделаешь?

Ольга (загадочно). Я знаю что... (Молча целует Веру Павловну, кладет перед ней часть цветов и с гордостью уходит через гостиную в свою комнату.)

Любовь Васильевна (ей вслед). Королева испанская, да и только! Право... (Пауза.) Где же Ваня-то? Ему, чай, там, на диване-то, неловко... На место уж надо бы!

Вера Павловна срывается со стула, быстро уходит в спальню и запирается на ключ.

(В полном недоумении.) Вот! Точно в гостинице они обе живут: чуть что, сейчас в свой номер - и на замок!.. (Возится около стола и буфета.)

Гриша (появляется в дверях, заспанный, в одной рубашке и одеяле). Бабушка! Иди спать!

Любовь Васильевна (удивленно). Что ты, дурачок? Бог с тобой!

Гриша. Я боюсь... Кто-то все плачет...

Любовь Васильевна (идет к Грише). Иди, иди! Спи себе! Бог с тобой! Чего бояться? (Провожает Гришу в комнату и, возвратившись, опять возится около стола.)

Где-то хлопает дверь, слышны мягкие шаги - это Иван Миронович вышел из кабинета, ходит и грустно вполголоса напевает: "В двенадцать часов по ночам из гроба встает барабанщик, и ходит он взад и вперед".

Иван Миронович (появляется в столовой в туфлях и халате). Вы, мамаша, все бродите?.. (Останавливается около матери.) Устали?

Любовь Васильевна (опускаясь на стул). Мне тебя жалко... И что такое творится - никак я понять не могу... Мне тебя жалко... (Утирает слезы салфеткой.) Какая им еще новая жизнь понадобилась - понять не могу...

Оба молчат, опустив головы. Тихо. Слышно, как где-то далеко щелкает соловей. В окнах и дверях играет розоватый отблеск утренней зари. В саду щебечут птицы. Часы с музыкой играют и бьют.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Спальня Боголюбовых. Одно окно выходит в коридор сеней. Осенний вечер. Фонарь под потолком кидает розовые тени на пол, стены и широкую кровать, в которой лежит Вера Павловна. Слышно, как тикают на столике часы "с музыкой" и как шумит ветер железной крышей и свистит в деревьях оголенного сада... В качалке задремала с книгой на коленях Ольга. Нагоревшая свеча с абажуром (на столике) ярко освещает лицо девушки. Слышно, как кто-то ходит в соседних комнатах. Часы начинают играть торжественный марш. Ольга вздрагивает и прислушивается.

Вера Павловна. Ты, Оля, заснула... Я смотрела на твое личико, и оно казалось мне белым, как мрамор...

Ольга. Задремала и увидела сон... Будто бы мы с тобой плывем по реке в лодке, без весел!.. Лодку быстро несет по течению на какие-то сваи... и мы не можем избегнуть столкновения. Страшно как!.. Сейчас лодка ударится и перевернется, и мы погибнем... Я хочу закричать и не могу... И проснулась...

Вера Павловна. По течению... Без весел нельзя против течения... Как противно воет ветер... А по крыше точно кто-то ходит... Мне что-то страшно... Чудятся какие-то уроды, обезьяны... Точно кто-то все шевелится под кроватью...

Ольга (положив свою руку на лоб Веры). У тебя, кажется, опять жарок...

Вера Павловна. Я горю, горю, горю... Вон свечка у тебя догорает. Погаснет скоро... А давеча как противно каркали вороны... Я слушала, и мне казалось, что все, все... даже и вороны узнали о том, что со мной случилось, и сплетничают... А в саду теперь, верно, неприветливо: листья облетели, деревья голые, холодные... И стоят там пугала на палках, тоже несчастные такие и совсем не страшные... Боже мой, как здесь душно! Нечем дышать...

Ольга. Хочешь пить? (Подает стакан с водой.)

Вера Павловна (садится в постели, пьет воду). Я сижу, и мне кажется, что постель плывет... Право... (С нервным смешком.) Эту кровать, Оля, мы купили по случаю... Это, Оля, было очень смешно!.. Незадолго до свадьбы Иван Мироныч повел меня на квартиру, где мы должны были жить после венца... Там было пусто, совсем пусто, и когда говоришь, то, словно в каком-то храме, раздавалось эхо голоса... И ничего не было... А вот эта самая кровать стояла одна и была похожа на скелет... Я... (Смеется.) Ничего-то я тогда не понимала!.. "Зачем же эта большущая кровать?" - спрашиваю. Это было очень смешно!.. Иван Мироныч сказал, что купил ее по случаю, очень дешево; что она из какого-то мягкого железа, прочная очень... (Нервный смешок.) Заботливый он!..

Ольга. Ты все говоришь, говоришь... А доктор велел тебе молчать. Тебе надо беречь силы...

Вера Павловна. Возьми стакан... Батюшки! Рука как трясется!.. Тяжелая рука и длинная... Иногда я лежу в постели и смотрю на ноги, и мне кажется, что мои ноги вытягиваются и делаются длинными, длинными. Смешно!.. (Опускается на подушки.) Кто-то на этой кровати спал и, может быть, думал, что никогда не умрет... А теперь я... Гм! Странно...

Ольга. Перестань говорить!.. Береги силы...

Вера Павловна. Зачем? Мне хочется говорить, говорить, без конца говорить... Когда я вспомню, что со мной случилось, то мне кажется, что я уже умерла... Теперь мне все мужчины кажутся зверями... Иван Мироныч!.. Мохнатый весь, глаза налились кровью... ломает дверь и влезает сюда. А я вскакиваю на ноги, жмусь в угол, отбиваюсь... и махаю руками, как крыльями... Хочу улететь, а не могу... (Начинает потихоньку плакать.) Что они со мной сделали... Что они сделали!.. Какие мы слабые, бессильные... Муж!.. Он муж!.. (Нервно смеется.) Теперь я лежала бы мертвая и мне было бы все равно...

Любовь Васильевна (осторожно растворяет дверь и входит). Вы опять разговариваете? Ведь не велено вам говорить?!

Вера Павловна (отмахиваясь рукой). Убирайтесь вы! Оставьте меня в покое.

Любовь Васильевна. Как это "оставьте"? Человек наделал глупостей, чуть на тот свет не отправился, а вы - "оставьте"... Нет уж, покорно благодарю!..

Вера Павловна. Вы и умереть не дадите...

Любовь Васильевна. Ничего! Потом меня же благодарить будете... Бывали случаи: наглупят вот этак же, а потом плачут, каются и просят пожить... Людям за спасение ближнего медали дают, а мне - "убирайтесь"! И то сказать: награды мне никакой не надо. У меня своя совесть - награда. Вы жена, вы мать, вы не имеете права... Вы не своя теперь!..

Вера Павловна. Да-да... Не своя... не своя. В этом страшная правда... Не своя...

Ольга (Любови Васильевне). Сами не велите говорить, а разговариваете всех больше...

Любовь Васильевна. Мне не заказано доктором говорить. Не я травилась. Лекарство извольте принять! (Идет к столику, берет пузырек с лекарством и ложку.) Когда последний раз пили? Ольга!

Вера Павловна. Не хочу.

Любовь Васильевна. А вы не куражьтесь, пожалуйста! Будет уж! Иван Мироныч и так голову потерял. Не ест, не пьет, каждую минуту про вас думает... Мало ли что бывает в семейной жизни... Вывели человека из терпения, забылся и ударил... Ничего тут невозможного нет... Теперь кается, просит извинения, и надо простить... Будет уже злобу-то питать... Сами виноваты: не надо было подзадоривать. Сегодня вот третье письмо доброжелатели присылают... Смеются... Мужчина этого не любит... С рогами-то ходить не большое удовольствие... Пейте лекарство!

Ольга. Оставьте, бабушка!.. Без вас лучше...

Любовь Васильевна. Кому?.. Кому лучше-то?..

Вера Павловна (нервно смеется). Не своя!.. А пить все-таки не буду...

Любовь Васильевна. Все равно ведь: не умрете, а только дольше промучаетесь да в постели пролежите! Мне все равно... Умереть вам не дадут, не рассчитывайте!

Вера Павловна. Не своя...

Любовь Васильевна. Себя не жалеете, так пожалейте Ивана Мироныча. Он виду старается не подавать, а на душе у него хуже ада... Я давеча иду по коридорчику, вдруг слышу - словно кто-то плачет... Остановилась и думаю: что такое?.. (Тихо.) А это Иван Мироныч!.. Спрятался в чуланчике, где у меня варенье стоит, и плачет... Как маленький мальчик плачет...

Вера Павловна. Ах он бедный!.. Все плачет... в чулане... Хорошо!.. Я его прощу, так и быть...

Любовь Васильевна. Любит он вас прямо на редкость... А вы не цените... Впрочем, теперь больше таких мужей любят, которые на стороне безобразничают... Смирных да преданных семейству не любят; не нравятся они нынешним женам...

Вера Павловна. Пусть он наденет вицмундир, возьмет свой контрабас, сядет на парадном крыльце и поиграет... ну хоть... "Барыню"... (Нервно хохочет.) Если очень любит - согласится... И тогда я его прощу...

Любовь Васильевна (раздраженно). Эх! И умирать будем, а своих фокусов не оставим! Характерец у вас! (Уходя, вынимает ключ из двери и прячет его в карман.) Незачем эти запоры... У родных живете! (Исчезает.)

Гриша (приотворив окно из коридора, шепотом). Ольга! А Ольга!

Ольга (идет к окну). Что тебе?

Гриша. Мама спит?

Вера Павловна. Это ты, Гриша?.. Не сплю... Можешь войти...

Ольга. Все тебя беспокоят...

Вера Павловна (загадочно). Успею... отдохну...

Гриша (входит). Не спишь разве?

Вера Павловна. Нет, дружок, не сплю...

Гриша. Тебе лучше?

Вера Павловна. Мне хорошо, совсем хорошо... Подойди сюда поближе... Я о тебе соскучилась...

Гриша подходит к матери, та ласкает его.

Какой ты грязный... Ты сегодня умывался?

Гриша. Умывался... С мылом... И зубы чистил! Смотри! (Показывает зубы.)

Вера Павловна (с улыбкой). Молодец!

Гриша. Смотри, Ольга, блестят зубы?

Ольга. Блестят, блестят... А что это у тебя в руке?

Гриша. Папа опять записку прислал... Тебе, мама! (Подает Вере Павловне аккуратно сложенную записку.) Он велел прочитать и сказать: "да" или "нет"... И велел тебе, Ольга, прийти к нему... Он в кабинете...

Ольга молча выходит из спальни. Вера Павловна читает записку.

Ну что сказать ему? Да или нет?

Вера Павловна (очень ласково). Подойди ближе... (Ласкает сына.) Ах ты, ничего-то ты не понимаешь... Зверушка ты моя маленькая! Если бы ты навсегда остался таким чистым, искренним, добрым... А вырастешь большой, будешь похож на отца... А я тебя сейчас люблю, нежно так люблю!.. Поцелуй меня, зверушка! (Целует Гришу в лоб.) Кто знает, что из тебя выйдет потом...

Гриша. Когда я вырасту большой, я буду исправником...

Вера Павловна (улыбается). А может быть, будочником будешь?

Гриша. Вот больно нужно!.. Будочник исправнику честь отдает!.. Какая ты, мама, худая... У тебя под глазами синяки какие-то!

Вера Павловна. Да, зверушка... худая я стала и некрасивая...

Гриша. Ты скоро состаришься?

Вера Павловна. Скоро... Очень скоро...

Гриша. Будешь седая, беззубая...

Вера Павловна. Был ты сегодня в гимназии?

Гриша. Был. Три из географии получил... А папа сердится, что три... А другие двойку получили... и то ничего... Когда ты была маленькая, ты получала двойки?

Вера Павловна. Нет. У меня были все пятерки... А вот теперь...

Ольга (входит с заплаканными глазами, останавливается у окна и остается неподвижной). Гриша!.. Папа зовет...

Гриша. Что ему сказать, мамочка: да или нет?

Вера Павловна. Скажи - да, скажи, что все это - правда!..

Гриша. Что правда?

Вера Павловна. Скажи, что все, что папе пишут про меня,- правда!..

Ольга (с нервным смехом). Неправда! Неправда! Неправда!!! Не говори!

Вера Павловна. Иди, Гриша... Ничего не говори...

Гриша. Он рассердится на меня...

Вера Павловна. Скажи: если верить, то правда, а если не верить, то неправда... Как хочет...

Гриша (стараясь запомнить). Если верить, то правда, а не верить - враки... (Уходит.)

Вера Павловна. И ложись спать... Десять часов... (После небольшой паузы.) Оля!.. Ты веришь этим письмам, которые пишут про меня доброжелатели?..

Ольга. Нет!.. Никогда! Ни за что!

Вера Павловна. А если бы это была правда, ты не стала бы меня любить? (Пауза.) Оля!.. Не стала бы любить?..

Ольга (со слезами в голосе, не оборачиваясь). Но это клевета, мама... Этого не может быть... Это негодяи, эти доброжелатели...

Вера Павловна. Ну, а если бы это была правда? Если бы я действительно любила Сергея Борисовича и...

Ольга (с большим колебанием). Не знаю... Мне было бы обидно, оскорбительно за отца... Какой он жалкий! Сидит в кабинете растрепанный, глаза опухли, и пьет вино...

Вера Павловна. И ты отвернулась бы от меня? И стала бы бросать в меня грязью?..

Ольга (умоляюще). Не говори об этом!.. Христа ради, не говори... Ведь ничего этого нет и... не может быть...

Вера Павловна. Эх, Оля!.. Знаешь, когда в стае галок одна больная, подстреленная, то все другие галки накидываются на нее и добивают... Вместо того чтобы помочь друг другу, мы сами себя толкаем в яму... Чуть-чуть женщина вылезет из пошлости, сейчас же все другие, которые сами томятся и потихоньку преступают всякие правила, сейчас же накидываются на свою сестру и клюют ее... Мы как галки...

Из сада доносится тревожный и настойчивый лай собаки.

Ольга (бросившись к постели). Мама! Мамочка! Скажи мне, скажи мне всю правду!.. Не мучай меня!.. Ты любишь его? Вы любите друг друга? Сергей Борисович тоже... Ты... вы...

Вера Павловна. Детка! Успокойся!.. Все это вздор... Ничего нет, и ничего не было... А было только одно чистое искреннее расположение, которое опоганили теперь люди, все эти "пугалы"... Опоганили, Оля... Душу мне опоганили...

Ольга (осыпает Веру Павловну поцелуями). Как я рада! Как я счастлива!.. Ты хорошая, ты святая... Ты... ты... милая, милая, милая... Я тебе скажу, я скажу тебе по секрету всю правду... Знаешь.... Ты не сердись, не брани меня!.. (Очень застенчиво и тихо.) Я очень, очень люблю Сергея Борисовича... Он такой честный, умный, светлый... И он... кажется, тоже... Впрочем, я не знаю, ничего не знаю... Мамочка! Он... поцеловал мне руку... (Прячет лицо в подушку.)

Долгая пауза. Очень тихо. Где-то что-то разбилось. Обе вздрагивают. Слышится сердитый голос Любови Васильевны, раздраженный - Ивана Мироновича.

Вера Павловна. Что там случилось?

Ольга молча встает и выходит из комнаты; Вера Павловна слабым тихим голоском мурлычет что-то жалобное. Ольга возвращается.

Ольга. Залезли в сад и воруют на огороде огурцы... Папа хочет идти с револьвером, а револьвер пропал... Не могут найти... А бабушка дала ему шпагу... (Легкий смешок.) А папа бросил ее и разбил графин... (Вздохнув, грустно.) Кажется, папа пьяный...

Вера Павловна. Все сражаются с ворами...

Ольга. Когда была жива мама и они с папой ссорились, папа все стращал, что застрелится... Помню, один раз папа подвыпил и стал пугать, что застрелится, а покойная мама утащила у него револьвер и второпях, не зная, куда его спрятать, бросила в печку, а потом забыла. Вот один раз вечером пьем чай, вдруг - трах! Трах! Трах!.. Точно на войне!.. Бабушка разбила окно и стала кричать "караул"... Папа залез под диван. (Смеется.) А мама догадалась, в чем дело, стоит и хохочет... Печку-то затопили!..

Вера Павловна смеется больным расслабленным смехом.

Любовь Васильевна (входит). Пистолет у отца стащили... Перестаньте смеяться-то!.. Гришки тут нет? (Оглядывает комнату.)

Ольга. Гриша пошел спать...

Любовь Васильевна. Наверно, он утащил... А пистолет заряженный... Долго ли до греха?.. В письменном столе, говорит, был... Кому взять?.. (Всплеснула руками.) И слава богу, что украли эту штуку... А то Иван Мироныч, кажется, того... Не совсем трезвый... Что-нибудь еще выкинет... Ах уж эти мне пистолеты! Сколько я от них страха натерпелась... И кто их только выдумал, чтоб ему... (Озабоченно уходит из комнаты.)

Пауза. Очень тихо. Где-то Иван Миронович ходит и хмуро вытягивает: "В двенадцать часов по ночам..."

Ольга. Ты утомилась... Отдохни...

Вера Павловна. Немножко устала... Дочитай мне про бирманских женщин. Это очень интересно... А потом можно баиньки...

Ольга.