Андреев Леонид Николаевич - Сатирические миниатюры для сцены, Страница 3 - Книги

/i>Не все.

Сципион. Но ведь были же у этих женщин мужья, которых мы вчера побили? Отсюда я заключаю: есть какой-то особый, таинственный способ приблизиться к женщине, которого мы не знаем. Как его узнать?

Толстый римлянин. Надо расспросить самих женщин.

- Они не скажут.

Среди женщин ядовитый смех.

- Тише - они слышат!

Сципион. Но вот какой придумал я план... Толстый римлянин. Ну и голова у этого Сципиона!

- ...Наши очаровательные похитительницы - не кажется ли вам, господа, что не мы их похитили, а они нас? - занятые тем, чтобы царапать наши лица, выдергивать пух, щекотать под мышками, просто не могут нас слышать. А раз они не могут слышать, то мы не можем их убедить. А раз мы не можем их убедить,- они не могут быть убеждены. Это факт!

Римляне, повторяя: "это факт", впадают в мрачное состояние. Женщины прислушиваются.

Сципион. И вот мой план: выберем из своей среды парламентера, согласно военным обычаям, и то же предложим сделать нашим обворожительным врагам. Надеюсь, что, под защитой белого флага, представители воюющих сторон, находясь в полной безопасности (трогает себя за нос), в состоянии будут прийти к определенному, говоря по латыни, модусу вивенди. И тогда...

Римляне перебивают его блестящую речь, разражаясь криками: "ура". Единогласно выбирают парламентером Сципиона, и тот с белым флагом осторожно приближается к женщинам, говоря назад: "Вы же не очень далеко отходите, ребята".

Сципион (вкрадчиво). Прекрасные сабинянки, пожалуйста, пожалуйста, не трогайтесь с места: вы видите, что я под защитой белого флага. Белый флаг священен, я уверяю вас, и личность моя неприкосновенна, честное слово! Прекрасные сабинянки, только вчера мы имели удовольствие похитить вас, а уже сегодня между нами начались несогласия, распри, странные недоразумения.

Клеопатра. Какая наглость! Вы напрасно думаете, что если вы надели на палку эту белую тряпку, то вы можете говорить нам всякие гадости!

Сципион (вкрадчиво). Помилуйте - какие гадости? Наоборот, я очень рад, то есть, вернее, мы все очень несчастны и (с отчаянной решимостью) сгораем от любви, клянусь Геркулесом! Сударыня, я вижу, вы сочувствуете нам, и осмелюсь просить вас о маленьком одолжении: выберите, как и мы, из вашей среды парлам...

Клеопатра. Знаем, уже слыхали, не притворяйтесь.

Сципион. Но мы же говорили тихо?

Женские голоса.

- А мы все равно слыхали.

Клеопатра. Ступайте с вашей тряпкой на свое место и подождите. Мы посоветуемся друг с другом. Нет, нет, пожалуйста, подальше. Мы не желаем, чтобы нас подслушивали. А это что за молокосос с разинутым ртом? (Указывает на мечтающего Павла). Уберите его, пожалуйста.

Римляне, шепча: "дело налаживается", на цыпочках отходах; некоторые добросовестно затыкают себе уши.

Разговор сабинянок.

- Какая наглость! Какое издевательство! Так гнусно пользоваться своей силой - о, наши бедные мужья!

- Клянусь: я лучше выцарапаю тысячи глаз, чем хоть на йоту изменю моему несчастному мужу! Спи спокойно, дорогой друг, я бодрствую на охране твоей чести!

- И я клянусь!

Клеопатра. Ах, дорогие мои подруги: мы все клянемся, но что толку в этих клятвах: - эти люди так невоспитанны и грубы, что они не могут оценить клятвы. Я моему изгрызла нос...

- А ты помнишь своего?

Клеопатра (с ненавистью). Я не забуду его до гробовой доски! От него так пахло латами и мечом, и вообще

- От них от всех пахнет солдатом.

- И они все ужасно тискаются! Может быть, у них так принято?

- Когда я была еще совсем девочкой, к нам пришел солдатик и сказал, что он из той далекой стороны, где...

Клеопатра. Господа! Сейчас не место воспоминаниям!

- Но этот солдатик...

- Ах, Юноночка, клянусь Венерой, нам не до твоего солдата, когда у нас свои на шее! Как же нам быть, дорогие подруги? Я вот что предложу вам...

Подходит проснувшаяся Вероника, сабинянка почтенного возраста и тощая, и, томно щуря глаза, перебивает:

- А где же они? Почему они так далеко? Я хочу, чтобы они подошли ближе. Мне очень стыдно, когда они далеко. Я была все время в обмороке и теперь не могу найти: где мой мальчик, который нес меня. От него пахло солдатом!

Клеопатра. Вот он стоит, разинув рот.

Вероника. Я пойду к нему: мне стыдно.

Клеопатра. Держите ее! Ах, Вероника, неужели ты уже забыла своего несчастного мужа?

Вероника. Клянусь, я буду его любить вечно. Но отчего мы не идем туда? Вы чем-то озабочены, дорогие подруги? Впрочем, я на все согласна: пусть они сами идут сюда. Мужчины непозволительно зазнаются, как только на них взглянешь без гнева.

Клеопатра. Итак, мои милые подруги: первое, что я предложу, это поклянемся, что мы никогда не изменим нашим дорогим, несчастным мужьям. Пусть делают с нами, что хотят, но мы останемся верны, как Тарпейская скала. Когда я вспомню, как он теперь скучает без меня, как тщетно взывает он к пустому ложу: "Клеопатра! О, где ты, Клеопатра!.." Когда я вспомню, как он меня любил...

Все плачут.

Поклянемся же, дорогие подруги, а то они ждут.

- Клянемся, клянемся! Пусть делают с нами, что хотят, но мы останемся верными!

Клеопатра. Теперь я спокойна за наших мужей. Спите спокойно, дорогие друзья! Дальше, милые подруги: выберем, согласно их желанию, парламентерку, и пусть она...

- Нет, пусть она скажет негодяю всю правду, ини ведь думают, что мы умеем только царапаться,- пусть они узнают, как мы говорим!

Вероника (пожимая худыми плечами). О чем тут говорить, когда сила на их стороне!

Клеопатра. Держите ее! Ах, Вероника, сила не есть еще право, как сказано в Римском праве. Пустите меня, и я им докажу, что они не имеют права нас держать, что они обязаны нас отпустить. Что по законам божеским и человеческим и вообще, как там говорится, они поступили прямо по-свински.

Голоса:

- Иди, иди, Клеопатра.

- Держите Веронику.

Клеопатра. Эй вы, парламентер с белой тряпкой! Идите-ка сюда, мне надо с вами поговорить.

Сципион. Прикажете снять меч?

Клеопатра. Нет, зачем же: не думайте, что мы боимся ваших мечей. Да, пожалуйста, не бойтесь: я вас не укушу... Однако вчера, когда вы ночью ворвались в наш мирный дом и грубо вырвали меня из объятий моего несчастного мужа, вы не были так трусливы... Да идите же наконец!

Сципион осторожно подходит. Римляне и сабинянки, расположившись по сторонам сцены в две симметричные группы, внимательно следят за разговором.

Сципион. Я так счастлив, сударыня...

Клеопатра. Вы счастливы? Ну так я вам скажу: вы негодяй, вы с ума сошли, вы разбойник, грабитель, вы убийца, злодей, чудовище, изверг! Это безбожно, отвратительно, возмутительно, неслыханно, невиданно!..

Сципион. Сударыня!

Клеопатра. Вы мне противны, вы мне отвратительны, я вас видеть не могу, от вас пахнет солдатом! Если бы ваш нос не был так исцарапан, я бы...

- Позвольте, это вы же и исцарапали!

- Я! Так это вы тот самый, который... (Смотрит на него с презрением.) Простите, я вас не узнала.

- (Радостно.) А я вас сразу узнал. Не правда ли, что ваши волосы пахнут вербеной?

- А вам какое дело, чем они пахнут? Вербена - духи не хуже других.

- Я и говорю...

- Мне дела нет до ваших слов. Я же не говорю, чем от вас пахнет - и вообще, что это за странный разговор о запахах. Я прошу вас, милостивый государь, как честного человека, сказать вам прямо и открыто: чего вы от нас хотите?

Сципион скромно потупляет глаза; но, не выдержав, фыркает в кулак. Фыркают все римляне, и среди женщин негодование.

Клеопатра (краснея). Фыркать не значит отвечать! Это гнусно! Я вас спрашиваю: чего вы от нас добиваетесь? Вам, надеюсь, известно, что все мы замужем?

- Как вам сказать, сударыня?.. С другой стороны, мы также намерены предложить вам руку и сердце...

- Ага! Значит, это серьезно? Но вы с ума сошли!

- Сударыня! Взгляните на нас: мы не какие-нибудь ловеласы с Невского! Мы только что основали Рим и пылаем желанием увековечить... Войдите в наше положение, сударыня, и пожалейте нас! Неужели вы не пожалели бы ваших, например, мужей, если бы они в один прекрасный день остались совсем без женщин? Мы одиноки, сударыня!

Толстый римлянин. Одиноки!

Вероника (утирая глаза). Мне их жалко.

Сципион. Средь бурь военной непогоды, занятые основанием Рима, мы упустили, так сказать, момент, когда... Сударыня, мы от души жалеем ваших мужей...

Клеопатра (с достоинством). Вы меня радуете, сударь.

- Но какого же черта они вас отдали?

Римляне радостно подтверждают: "так, так, Сципион!" - но женщины в негодовании. Слышны возгласы: "Это гнусно! Он оскорбляет наших мужей! Это инсинуации!"

Клеопатра (сухо). Если вы хотите продолжать переговоры, то я прошу вас отзываться о наших мужьях с уважением.

Сципион. С удовольствием! Но, сударыня, как бы мы их ни уважали, мы не можем не признать, что они недостойны вас! В то время, как вы раздираете нам сердце вашими нечеловеческими страданиями; когда ваши горячие слезы, вызванные утратой, льются подобно горным рекам весною; когда даже камни, содрогаясь от жалости, ропщут и стонут; когда ваши очаровательные носы, теряя форму, начинают пухнуть от жестоких слез...

- Это неправда!

- Когда вся природа и так далее - где же в это время находятся ваши мужья? Я их не вижу. Их нет! Они отсутствуют! Они вас покинули! Скажу, рискуя вызвать ваш гнев: они вам подло изменили!

Римляне гордо подбочениваются. Среди женщин волнение и слезы. Спокойный голос Прозерпины: "Отчего они и в самом деле не идут? Пора бы!"

Клеопатра. Это звучит очень гордо, милостивый государь, и вашей позе я не могу отказать в красоте, но как поступили бы вы, если бы ночью пожелали нас похитить?

Сципион. Мы будем бодрствовать всю ночь!

- А днем?

- А днем тогда вы сами не уйдете.

Томный голос Вероники: "Почему они так далеко? Мне стыдно, когда они так далеко. Я хочу, чтобы они были ближе!" И шепот женщин: "Держите ее!"

Клеопатра. Какая самоуверенность! Но мне жаль вас, сударь: правда, я не могу отказать вам в чувстве почтительности и уважения к нашим страданиям, но ваша молодость вовлекает вас в ошибки. Сейчас я приведу вам аргумент, который сразу разрушит вашу чудесную мечту и, надеюсь, заставит вас даже покраснеть. А дети, милостивый государь?!

Сципион. Какие дети?

- Дети, которых мы оставили?

- Признаюсь, сударыня, это вопрос серьезный. Позвольте удалиться мне на минуту для совещания с товарищами.

Клеопатра идет к своим. Сципион к своим. Шепотом совещаются.

Сципион. Сударыня!

Клеопатра. Я слушаю!

- Мои товарищи, господа древние римляне, после продолжительного совещания, поручили передать вам, что у вас будут новые дети.

Клеопатра (пораженная). Ага! Вы так думаете?

- Мы клянемся! Господа, клянитесь!

Римляне клянутся нестройным хором.

Клеопатра. Но у вас здесь очень некрасиво.

Сципион (обиженно). У нас?

- Да. Ужасная местность! Горы, буераки, вообще что-то непонятное. Зачем здесь лежит этот камень? Уберите его, пожалуйста.

- Сударыня (убирая камень).

- Какие-то деревья! Это Бог знает что, я здесь задыхаюсь! Пожалуйста, что это за глупое дерево? Вы сконфужены, милостивый государь? Впрочем, позвольте мне удалиться: кажется, я должна вам дать какой-то ответ.

Сципион. То есть как: какой-то?

- Вы о чем-то спрашивали, кажется?

- Я? Простите, сударыня, я немного одурел! О чем я вас спрашивал?

- Ну вот! Теперь вы оскорбляете меня.

- Я?

- Ну да. Вы говорите, что вы одурели!

- Я?

- Не я же! Вы забываетесь, милостивый государь!

- Я?

- Впрочем, я удаляюсь. Оправьтесь, милостивый государь, пока мы будем совещаться: на вас жалко смотреть! У вас есть носовой платок? Вытрите лицо: оно у вас так потно, будто вы целый день таскали камни!

Намеревается уйти.

Сципион. Нет, сударыня, позвольте: я, кажется, действительно таскал какой-то камень, но ведь это вы же меня заставили!

Клеопатра. Я? И не думала!

- Позвольте, сударыня, но в чем же дело?

- А я почем знаю: это ваше дело, а не мое!

- Вы, кажется, смеетесь надо мною.

- А вы заметили?

- Я не позволю смеяться!

- Как же вы это сделаете?

- Я, слава Богу, еще не муж!

- Ага! Теперь уже: слава Богу! Недурно, сударь! Хороши мы были б, если бы поверили вашим клятвам (к своим). Вы слышите: они уже радуются, что мы не их жены!

- Нет, это невозможно! Или вы прекратите...

- Или...

- Или уходите домой! Да, да, уходите-ка домой, сударыня! Довольно! Клянусь Геркулесом, мы не для того основывали Рим, чтобы вязнуть в ваших нелепых рассуждениях, как мухи в варенье!

- Нелепых?

- Да, да, идиотских!

Клеопатра (плачет). Вы меня оскорбляете.

- О Юпитер, теперь она плачет! Что вам надо, сударыня? Чего вы ко мне привязались? Хоть я и древний римлянин, но я, ей-Богу, сейчас с ума сойду! Да перестаньте же плакать, я ничего не понимаю, что вы там бормочете!

Клеопатра (плача). Вы нас отпускаете?

- Да, да! Товарищи! Господа древние римляне! Вы слышали? У меня больше нет сил!

Толстый римлянин. Пусть уходят: мы отберем жен у этрусков.

Сципион. Это не женщины, а... Клеопатра (плачет). Честное слово? Сципион. Да что честное слово?

- Вы нас отпустите? Может быть, вы это говорите нарочно? А как только мы захотим уйти, вы нас схватите?

- Да нет же - уходите. Вот привязалась!

- А вы нас отнесете?

- Что такое?

- Ну да, как вы не понимаете? Раз вы нас принесли сюда, так вы должны отнести и назад. Тут очень далеко.

Женщины ядовито смеются. Сципион, задыхаясь от гнева, мечет бешеные взгляды, что-то хочет сказать, но, топнув ногой, идет к своим. Все римляне демонстративно оборачиваются к женщинам спиной и так сидят во время дальнейшего. Женщины спокойно совещаются.

Клеопатра. Вы слыхали, дорогие подруги: нас отпускают.

Вероника. Да, это ужасно!

- Нет, скажите лучше: прогоняют! Это возмутительно: похитить ни в чем не повинных женщин, взбудоражить среди ночи весь дом, перевернуть всю мебель, разбудить детей, а теперь извольте: мы им не нужны!

- А наши бедные мужья! За что же они пострадали?

- Нет, вы подумайте: ночью, когда все спят!

- А вы знаете дорогу отсюда?

- Неужели вы думаете, что я наблюдала за дорогой? - конечно, нет. Знаю, что только ужасно далеко.

- Но ведь они нас не понесут.

Тихий смех. Вероника стонет.

- Ах, мой бедный мальчик! Смотрите: они и его заставили сесть спиной. Я пойду к нему.

- Да подождите же, Вероника: не уйдет от вас ваш мальчик. Нам надо поговорить.

Прозерпина. А я думаю, не все ли равно, какие мужья, те или эти. И те хороши и другие хороши. Ведь я знаю, что от меня первым делом потребуют, чтобы я приготовила горячую похлебку. И мне даже нравится, что муж будет новый: тому уже надоело мое меню, а этот ротозей будет рад.

Клеопатра. Это цинизм, Прозерпина! Нас осудит история.

- Ах, много понимает история в наших делах. И тут у них очень недурно.

Клеопатра. Вы ужасны, Прозерпина!.. Ах, если б они нас подслушали! Но вот мой план, дорогие подруги: кончено, мы немедленно уйдем домой к нашим дорогим, покойным мужьям. Но идти далеко, мы так устали...

- У меня совершенно расстроены нервы!

- Никакое здоровье этого не выдержит. Вдруг среди ночи взбудоражить весь дом...

Клеопатра. Останемся здесь дня на два и отдохнем - ведь это ни к чему нас не обязывает? А они будут так рады и, видя наш веселый и кроткий нрав, легче расстанутся с нами. Признаюсь, мне моего было несколько жаль: с его носом делается что-то ужасное!

- Но только на два дня!

- Я думаю, и одного будет достаточно. Мы немного погуляем... Идите скорее, Клеопатра, они, кажется, уже заснули.

Клеопатра. Сударь!

Сципион (не оборачиваясь). Что угодно?

- Подите-ка на минутку.

- К вашим услугам.

- Мы решили воспользоваться вашим великодушным предложением и немедленно уходим. Вы не сердитесь?

- Нет.

- Но раньше мы хотели бы немного отдохнуть. Вы позволите пробыть нам здесь день или два? Пока мы оправимся? У вас очень красивая местность.

Все римляне разом поворачиваются и вскакивают на ноги.

Сципион (в экстазе). Дорогая сударыня, да что местность! Да что - о, Юпитер! Сударыня, клянусь Геркулесом! Клянусь Венерой! Клянусь Вакхом! Сударыня, будь я трижды анафема, если... Клянусь Афродитой! Господа древние римляне! На абордаж!!

Клеопатра. Мы пойдем немного погулять, не правда ли?

- Сударыня!.. Господа древние римляне! Шагом марш! Соблюдать очередь! Правой, левой! Ряды вздвой!

Подхватывает Клеопатру под руку и волочит ее в горы. За ним по команде, подхватив каждый свою сабинянку, гордо маршируют остальные.

- Левая, правая, левая, правая! Раз, два, раз, два!

Мечется по сцене один Павел-Эмилий, жалобно восклицая:

- Где же она? Господа древние римляне, погодите! Я потерял ее! Где же она?

Вероника стоит, скромно опустив глаза, как невеста. Павел сослепу налетает на нее.

- Виноват! Сударыня, вы не видали ее?

- Глупый!

- Я?

- Да! Ты - глупый.

- Да за что же вы ругаетесь?

- Ругаюсь? О... глупый! Разве ты не видишь? О дорогой мой мальчик - я тридцать лет ждала тебя. На - возьми.

- Что?

- Меня! Ведь это я - она. О глупый!

- Вы? Нет, не вы.

- Нет, я.

- Нет, не вы.

Садится на пол и плачет.

Вероника. Слушай, мы остались здесь одни - мне стыдно. Идем.

- Это не вы.

- А я тебе говорю, что это я, черт возьми! Скажите пожалуйста: тот твердит тридцать лет, что это не я, этот молокосос - тоже! Руку!

Павел (воет, с ужасом). Это не вы! Ай, ай, ай, спасите! Она меня по-хи-ща-ет!

Занавес

КАРТИНА ВТОРАЯ

До последней степени мрачная картина, изображающая печальное положение ограбленных мужей. Очень возможно, что идет дождь, свистит ветер, и черные тучи закрывают небо, но очень возможно, что все это только кажется. Ужасно! (Было бы желательно показать в самом пейзаже, что мужьям хочется выть от тоски.)

При открытии занавеса расположение действующих лиц таково: по бокам, в две симметричные группы, часть сабинян занимается гимнастикой. Вторя движениям рук, они шепчут сосредоточенно: "пятнадцать минут ежедневного упражнения - и вы будете совершенно здоровы". Посередине, на длинной скамейке рядом сидят мужья, имеющие детей, к каждый держит на руках младенца. Головы уныло склонены набок, вся поза выражает стилизованное отчаяние. Ужасно! Долгое время только и слышен зловещий шепот: "пятнадцать минут ежедневного упражнения - и вы..."

Входит Анк Марций, издали показывая письмо.

Марций. Адрес, господа сабиняне! Получен адрес наших жен! Адрес, господа, адрес!

Тихие голоса:

- Слушайте! Слушайте! Адрес, получен адрес!

Анк Марций быстро вынимает из кармана колокольчик и звонит.

- Тише! Тише!

Марций. Господа сабиняне! История не упрекнет нас ни в медлительности, ни в нерешительности. Ни медлительность, ни нерешительность не присущи характеру сабинян, буйный, стремительный нрав которых едва сдерживается плотинами благоразумия и опыта. Вспомните, ограбленные мужья, куда бросились мы в то достопамятное утро, которое наступило за той достопамятной ночью, когда эти разбойники гнусно похитили наших несчастных жен? Вспомните, сабиняне, куда несли нас резвые ноги, пожирая пространство, уничтожая случайные препятствия и грохотом своим наполняя страну? Да вспомните же, господа!

Сабиняне кротко молчат.

- Да ну же! Вспомните же, господа!

Робкий голос. Прозерпиночка, дружочек, где ты? - ау!

Сабиняне молчат и с восторгом ожидания смотрят в рот оратору. Анк Марцйй, не дождавшись ответа, восклицает патетически:

- В адресный стол - вот куда! Но вспомните, господа, наше горе: адресный стол, это отжившее учреждение, еще ничего не знал и дал нам справку на прежний адрес! И целую неделю он давал нам все ту же убийственно-ироническую справку, пока наконец не дал вот этой, горчайшей (читает): "Выбыли неизвестно куда". Но успокоились ли мы, сабиняне? - вспомните!

Сабиняне молчат.

- Нет, мы не успокоились! Вот сухой, но красноречивый перечень того, что мы сделали в эти краткие полтора года. Мы поместили объявление в честных газетах с обещанием дать награду нашедшему. Мы пригласили всех наличных астрологов, и каждую ночь по звездам они угадывали адрес наших несчастных жен...

- Прозерпиночка, дружочек,- ау!

- Мы погубили тысячи кур, гусей и уток, мы взрезали животы всем кошкам, пытаясь по внутренностям птиц и животных угадать роковой адрес. Но - увы! - наши нечеловеческие труды по воле богов не увенчались успехом. Вспомните, господа сабиняне... впрочем, не надо, я так скажу: ни опытное знание, ни неопытное не дали нам ответа. Сами небесные светила, к которым с тоской и вопросом обращались наши взоры, соглашались ответить, но не больше, чем адресный стол: выбыли, выбыли, выбыли... а куда? - неизвестно!

Сабиняне тихо плачут.

Робкий голос. Прозерпиночка - ау!

- Да, господа сабиняне: странный ответ со стороны небесных светил, если принять в расчет, что оттуда не видно! Но... продолжаю с гордостью перечень наших дел. Вспомните, господа, чем занимались наши ученые юристы, пока астрологи гадали по звездам? Да ну же!

Сабиняне молчат.

- Да вспомните же, господа!.. Ведь так с вами трудно говорить! Стоите, как статисты, ей-Богу! Я уверен, что вы помните, только стесняетесь говорить. Да ну же, господа! Ну? Ну? Ну вспомните: что делали наши юристы, пока...

- Прозерпиночка - ау!

- Да постойте, не мешайте с вашей Прозерпиночкой! Ну, я помогу вам, господа: вспомните, зачем вы занимались гимнастикой? Да ну же?

Робкий голос из задних рядов. Чтобы развить мускулы.

- Ну конечно! Прекрасно... ну, а зачем нам нужны мускулы? Да ну же! С вами, господа, всякое терпение лопнет. Вспомните: зачем нам, сабинянам, нужны мускулы?

Нерешительный голос. Чтобы драться?

Марций в отчаянии поднимает руку к небу.

- О, небо! Драться! И это говорит сабинянин, друг закона, опора порядка, единственный в мире неподдельный образец правового сознанья! Драться! Мне стыдно за эту хулиганскую выходку, достойную разбойника-римлянина, гнусного похитителя законнейших жен!

- Прозерпиночка - ау!

- Да замолчите вы с вашей Прозерпиночкой1 Тут вопрос о принципах, а он о Прозерпиночках! Я вижу, господа, что утрата несколько затмила вашу блестящую память, и повторяю вкратце: мускулы нужны нам для того, чтобы, поднявшись походом на римлян после того, как станет известен адрес - понимаете? - нести всю дорогу очень тяжелый свод законов, собрание узаконений и кассационных решений, а также - понимаете теперь? - те четыреста томов изысканий, которые добыли наши юристы по вопросу о законности наших браков - что, поняли? - и незаконности похищения! Наше оружие, господа сабиняне,- наше право и чистая совесть! Гнусным похитителям мы докажем, что они - похитители; нашим женам мы докажем, что они действительно похищены. И небо содрогнется, ибо адрес получен, и дело в шляпе. Вот!

Потрясает письмом, сабиняне на цыпочках заглядывают.

- Заказное письмо за подписью: раскаивающийся похититель. В нем неизвестный друг выражает свое раскаяние по поводу необдуманного поступка, уверяет, что никогда больше похищать не будет, и умоляет судьбу смилостивиться над ним. Имя неразборчиво; большая клякса, по-видимому, от слез. Вот что значит совесть! Кстати, он сообщает, что сердца наших жен разбиты...

- Прозерпине.

- Послушайте наконец: с вашей Прозерпиночкой вы не даете мне сказать слова! Поймите же, что ваша Прозерпиночка - частность. В то время, как все мы с таким воодушевлением разрабатываем общие вопросы, создаем план,- я сейчас скажу о нем,- готовимся к поражению или смерти, вы скулите о какой-то Прозерпиночке! От лица собрания выражаю вам порицание. Итак, господа, в поход! Слушать команду! Стройтесь в ряды... да поживее, господа! Это возмутительно, вы до сих пор не отличаете правой от левой! Куда? Куда? - стойте!

Хватает сбившегося сабинянина и учит:

- Чтобы узнать, где правая, станьте - смотрите на меня! - станьте лицом к северу... или нет, станьте лицом к югу, а спиной к востоку... да где у вас лицо? Ведь это же не лицо, а спина, ведь вот же ваше лицо! Поняли? - ну, больше не могу, смотрите у соседей, где правая. Теперь, господа, у кого есть перочинные ножи? Выверните карманы. Так! А зубочистки? Оставить! Ни намека на насилие, господа, ничего колющего и режущего: наше оружие - наше право и чистая совесть! Теперь каждый берет по тому законов и изысканий... так... надо бы переплести, да уж потом... вот что значит мускулы! Так, так! Трубачи, вперед! Помните же: марш ограбленных мужей! Впер... Позвольте, а вы помните, как идти?

Сабиняне молчат.

- Нет? Ну, я вам напомню. Два шага вперед - шаг назад. Два шага вперед - и шаг назад. В первых двух шагах мы должны выразить, сабиняне, весь неукротимый пыл наших буйных душ, твердую волю, неудержимое стремление вперед. Шаг назад - шаг благоразумия, шаг опыта и зрелого ума! Делая его, мы обдумываем дальнейшее; делая его, мы как бы поддерживаем великую связь с традицией, с нашими предками, с нашим великим прошлым. История не делает скачков! А мы, сабиняне, в этот великий момент - мы история! Трубачи - трубите!

Трубы заунывно воют, то судорожно дергаясь вперед, то плавно оттягивая назад и таща за собою все войско ограбленных мужей. Делая два шага вперед и шаг назад, они медленно проходят сцену {Петербургский театр "Кривого зеркала" очень удачно применил здесь Марсельезу: первые два такта, отзвучав торжественно и бодро, переходят в нечто заунывно-попятное... как бы в мучительную отрыжку.}.

Занавес падает. Трубы заунывно воют, и вторая картина переходит в третью.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Первая дикая местность. Зачатки благоустройства. У одной из хижин стоит римлянин в ленивейшей позе и блаженно ковыряет в носу. Из-за левой кулисы показывается войско мужей, Сосредоточенно шагающее в том же первоначальном темпе: два шага вперед - и шаг назад. Первую минуту, при виде их, римлянин как бы слегка оживляется и даже приостанавливает изыскания в носу, смотрит с благодушным любопытством; но медленное движение, по-видимому, снова усыпляет его: зевает, истомно потягивается и тихо опускается на камень. По знаку Анка Марция трубы смолкают.

Анк Марций (отчаянно кричит). Стойте, господа сабиняне! Да стойте же!

Сабиняне останавливаются как вкопанные.

Анк Марций. Да стойте же! О, боги, какими силами можно удержать падающую лавину? - какими силами... Слава Богу, стали! Слушайте команду! Трубачи - назад! Профессора - вперед! Остальные - смирно!

Трубачи отступают, профессора выступают, остальные стоят как вкопанные.

Анк Марций. Профессора - готовься! Профессора быстро опускаются на корточки, раскладывают маленькие столики, кладут на каждый по толстой книге и с шумом откидывают крышки переплетов - получается подобие батареи. Проснувшийся римлянин - Сципион - видимо, заинтересован и с участием спрашивает:

- В чем дело, господа? Не могу ли я служить... Но если это цирк, то должен вас предупредить: Колизей еще не окончен.

Анк Марций (равнодушно). Молчи, гнусный похититель. (К своим.) Итак, мы у вожделенной цели, господа сабиняне. Позади нас - путь долгих лишений, голода, одиночества, консервов; впереди - неслыханная в истории битва. Воодушевитесь, господа сабиняне, овладейте собой, успокойтесь, сдержите чувство естественного негодования и спокойно ждите роковой развязки. Вспомните, сабиняне: зачем мы сюда пришли?

Сабиняне молчат.

- Да вспомните же, господа! Ведь не гулять же мы шли сюда с этими книжищами? Да вспомните же, господа: зачем мы сюда пришли?

Сципион. Ну, ну! Да вспомните же, господа!

Анк Марций (к Сципиону). И вы подумайте - вот так все время!

Сципион. Да что вы!

Анк Марций. Честное слово! Стоят, как истуканы, хлопают глазами, да и только. Ну подумайте: можно ли сказать хорошую речь, ни разу не прибегнув к возгласу: "вспомните!"?

Сципион (любезно качая головой). Едва ли, какая же это будет речь!

Анк Марций. Вот видите, даже вы это понимаете. А эти господа...

Из рядов сабинян доносится дрожащий голос:

- Прозерпиночка, дружочек, где ты? Ау!

Сципион (нерешительно). Кажется, он вспомнил?

Анк Марций (с презрением). Ах, это, это он все время помнит. (К своим.) Смир-рно! Сейчас мы потребуем наших жен - горе похитителям, если совесть их еще не проснулась: мы заставим их поступить по закону. Эй, гнусный похититель! Зови своих гнусных товарищей и готовься к страшному ответу.

Сципион. Сейчас я позову жену.

Идет в хижину, крича: "Клеопатрочка, выйди-ка, к тебе пришли за делом". Из-за угла выглядывает Павел-Эмилий и, узнав сабинян, воет от радости:

- Мужья пришли! Мужья пришли! Господа древние римляне, просыпайтесь: мужья пришли!

Бросается к Марцию и в слезах виснет у него на шее; Марций в недоумении. Павел мчится дальше с тем же радостным криком: "мужья пришли!" Выползают заспанные римляне и занимают правую сторону сцены. Марций, воинственно, подбоченившись, надменно ждет, пока соберутся.

Толстый римлянин. Клянусь Вакхом! - я так сладко спал, как в первый день основания Рима. Что это за чучело?

- Тише: это мужья.

- А! - пить хочется! Прозерпиночка, дай квасу, дружок!

Из рядов сабинян скромный призыв:

- Прозерпиночка,- ау!

Толстый римлянин. А этому что надо? Он тоже зовет мою жену.

- Тише, это ее муж.

- А! Я и забыл. О, небо! - как хочется пить: после этой похлебки и крепкого сна я готов выпить целое озеро! Но как готовит Прозерпина! Воистину, господа древние римляне, это дар Божий!

- Тише!

- А! Я и забыл. Но какой я нынче видел странный сон: будто сплю я и вдруг вижу. Рим начинает падать, падать, падать... Так и упал.

- Но что же наши жены? К ним пришли, а они и не показываются, это неловко.

- Верно, одеваются.

- О, это вечное женское кокетство! Казалось бы, что такое: бывший муж! - а и тут надо проявить свое вечно-женственное. Нет, никогда я не пойму психологии женщины!

- О, небо! - как хочется пить. Долго будут стоять эти истуканы? - хоть бы сыграли: у них трубы. Глядите, глядите - они шевелятся.

Анк Марций. Господа римляне, теперь, когда мы стоим лицом к лицу, вы, надеюсь, не станете долее скрываться и дадите нам прямой и честный ответ. Вспомните, римляне, что совершили вы в ночь с двадцатого на двадцать первое

Римляне растерянно переглядываются и молчат.

Да вспомните же! Неужели и вы ничего не помните? Да постарайтесь же припомнить, господа! Поймите, что я не могу тронуться, пока вы не припомните.

Толстый римлянин в испуге шепчет другому: "Может быть, ты помнишь, Агриппа? Что-то должно быть важное, а?" - "Нет, не помню".- "Это у меня, должно быть, от сна память отшибло".- "Я лучше уйду, ты мне после расскажешь".- "Да что ему нужно?"

(Громким голосом.) Так я вам напомню, римляне: в ночь с двадцатого на двадцать первое апреля свершилось величайшее злодеяние, какое только знает история - кем-то, о ком я скажу дальше, были злодейски похищены наши жены, прекрасные сабинянки!

Римляне, вспо