Пейзажъ въ русской живописи 1900-1910 гг.
"Аполлонъ", No 4, 1909
Посѣтитель русскихъ художественныхъ выставокъ за послѣдн³я десять лѣтъ могъ бы придти къ заключен³ю, что въ современной русской живописи преобладаетъ пейзажъ. Если судить по количественному соотношен³ю темъ, то можетъ казаться, что послѣ жанровой и бытовой стад³и наше искусство проходитъ стад³ю пейзажную. Но художественная истор³я не опредѣляется склонностями массы, и искусство двигается не по тому пути, который указываетъ равнодѣйствующая всѣхъ малыхъ силъ. Судьба искусства - судьба немногихъ избранниковъ, и его путь - путь нѣсколькихъ наиболѣе одаренныхъ индивидуальностей. Въ нихъ воплощается смыслъ эпохи, все же остальное проходитъ безслѣдно. И въ данномъ случаѣ, беря для примѣра Врубеля, Сомова, Борисова-Мусатова, мы видимъ крупнѣйшихъ изъ современныхъ русскихъ художниковъ, для которыхъ пейзажъ не существуетъ, какъ особое и самостоятельное искусство. Среди другихъ вполнѣ опредѣлившихся мастеровъ также не было за это время ни одного, который отдалъ бы пейзажной живописи всѣ свои силы. Но разъ такъ, то сколько бы плохихъ, посредственныхъ или недурныхъ пейзажей ни выставлялось на ежегодныхъ выставкахъ, все равно, настоящей пейзажной живописи y насъ нѣтъ и до тѣхъ поръ не будетъ, пока не явится новый и, разумѣется, совершенно непохож³й на прежняго Левитанъ. Левитанъ, умерш³й въ 1900 году, былъ послѣднимъ мастеромъ русскаго пейзажа. Пейзажная живопись, въ томъ видѣ, въ какомъ она наиболѣе извѣстна и распространена теперь, идетъ отъ него. Есть, однако, непреложныя данныя, указывающ³я, что это искусство уже прошлое. Все то, въ чемъ можно видѣть предвѣст³я новой эпохи пейзажа, возникло за эти десять лѣтъ внѣ Левитановскаго пейзажа. И, напротивъ, "школа Левитана" чрезвычайно быстро склонилась къ упадку. Пейзажисты, считающ³е себя наслѣдниками этого прекраснаго художника, представляютъ примѣръ типичныхъ эпигоновъ. Они-то какъ разъ и заполняютъ своими холстами современныя выставки. Послѣднее десятилѣт³е раскрываетъ два любопытныхъ параллельныхъ процесса,- намѣчаются новыя возможности пейзажной живописи, о которыхъ рѣчь впереди, и въ то же время происходитъ полное разложен³е такъ называемаго Левитановскаго пейзажа. Чтобы понять причины этого разложен³я, нѣтъ надобности обращаться къ нынѣшнимъ упадочнымъ отражен³ямъ того искусства, которое связано съ именемъ Левитана. Судьба этого искусства предсказана въ произведен³яхъ самого Левитана.
Пейзажъ Левитана занимаетъ въ Росс³и положен³е отчасти сходное съ пейзажемъ Коро и Руссо во Франц³и. Это, прежде всего, утвержден³е нац³ональнаго пейзажа. Левитанъ нац³оналенъ, какъ рѣдко какоЙ Другой художникъ, и его искусство не существуетъ внѣ подмосковной или приволжской природы. Но Левитанъ не былъ одинокъ въ своихъ поискахъ нац³ональнаго пейзажа. Лучшее, что было въ живописи передвижииковъ, это нѣкое нац³ональное чувство, которое только въ большинствѣ случаевъ, но не всегда, бывало заслонено анекдотическими и нравоучительными сценками. Въ иной "обстановкѣ дѣйств³я" или въ иныхъ робко и плохо написанныхъ пейзажахъ 80-хъ и 70-хъ годовъ мелькаетъ то же чувство родины, что и въ пейзажахъ Левитана. Оно есть y Перова и Саврасова, въ "Посѣвѣ" В. Орловскаго, въ картинахъ Клодта, въ аквареляхъ Петра Соколова. Оно есть и y старшихъ современниковъ Левитана: y Полѣнова въ этюдахъ Оки подъ Таруссой, y A. Васнецова въ его "Родинѣ" и y Остроухова въ отличной картинѣ "Сиверко". Всѣ эти художники тѣсно связаны съ передвижнической полосой русской живописи, и точно также съ нею связанъ Левитанъ. Когда то могло казаться, что его отдѣляютъ отъ передвижниковъ импресс³онистическ³е пр³емы "Марта" и "Золотой Осени". Но съ тѣхъ поръ не мало передвижниковъ перешло на импресс³онистическую технику, оставаясь вмѣстѣ съ тѣмъ типичными передвижниками. Импресс³онизмъ Левитана былъ обусловленъ случайными вл³ян³ями того времени, - экспериментаторскаго жара и холодноватой аналитической наблюдательности въ немъ не было никогда. И пейзажи, написанные имъ этой манерой, не принадлежатъ къ числу лучшихъ наиболѣе и характерныхъ.
Левитана часто называютъ лирикомъ. Но вѣдь, пожалуй, черты лиризма найдутся y многихъ передвижниковъ. Тамъ, гдѣ въ ихъ живописи есть хоть малое дыхан³е искусства, тамъ непремѣнно чувствуется нѣкая исповѣдь сердца. Она сродни тому пѣсенному складу, какимъ проникнуты пейзажи Левитана. Въ нихъ всегда есть что-то очень человѣческое, говорящее изъ устъ въ уста. Отсюда ихъ популярность и понятность,- неожиданная понятность въ мало доступномъ и по существу аристократичномъ искусствѣ пейзажа. Въ лирическихъ разсказахъ и пѣсняхъ Левитана есть живой человѣческ³й интересъ, настолько живой и близк³й, что это почти интересъ быта, обстановки какихъ-то извѣстныхъ намъ происшеств³й. Все это наше, слишкомъ наше,- природа для человѣка, но не для человѣка вообще, a для насъ, нашихъ сосѣдей, знакомыхъ крестьянъ. Въ пейзажахъ Левитана почти никогда нѣтъ фигуръ. Но странно!- Это нисколько не освобождаетъ ихъ отъ человѣческихъ мыслей и чувствъ. И невольно приходитъ мысль, что если бы въ нихъ были фигуры, то это были бы фигуры, взятыя изъ передвижнической живописи. Не въ томъ, конечно, дѣло, что на Левитановское поле вотъ-вотъ выйдетъ деревенская баба... Крестьянокъ, коровъ и мало-ли еще что писалъ Коро, но въ пейзажахъ Коро совершенно такъ же, какъ крестьянки собираютъ хворостъ, нимфы пляшутъ на лѣсной опушкѣ. Въ какомъ изъ пейзажей Левитана возможны нимфы? Вотъ вопросъ, разверзающ³й пропасть, которая отдѣляетъ живопись Левитана отъ классической пейзажной живописи.
Пейзажи Левитана связаны какимъ то образомъ съ опредѣленной полосой русской жизни. Ихъ темы, ихъ краски, самый ихъ воздухъ выражаютъ напѣвы знакомаго и родного быта. Они вызываютъ въ насъ тысячи воспоминан³й о мѣстахъ, о людяхъ, о событ³яхъ нашей жизни. Среди этихъ полей, лѣсовъ, тихихъ рѣкъ и лѣтнихъ закатовъ слагалась жизненная истор³я каждаго изъ насъ. Въ нихъ нѣтъ никакого умышленнаго разсказа, но вмѣстѣ съ тѣмъ какъ многое въ нихъ разсказано! Въ нихъ вѣчно слышится исповѣдь природѣ,- укоренившаяся "привычка" русской литературы со временъ "Записокъ Охотника". И за этимъ человѣческимъ голосомъ пейзажей Левитана, на который такъ охотно откликается наше сердце, мы не слышимъ голоса самой природы! Мы забываемъ даже, что y природы есть своя жизнь, свои трагед³и, свои игры, свои пѣсни. Мы слишкомъ многое видимъ сквозь Левитана, его живопись слишкомъ мало удерживаетъ нашъ взглядъ. Мы слишкомъ мало созерцаемъ, ибо чистое и отвлеченное созерцан³е было незнакомо Левитану. Ему была неизвѣстна та созерцательная глубина, которая ведетъ къ пониман³ю миѳа.
Нуженъ былъ ген³й Врубеля, чтобы воскресить миѳъ въ русской природѣ. "Ночное" и "Панъ" были созданы имъ въ минуту чудеснаго прозрѣн³я. Эти двѣ картины, точно вспышка молн³и, освѣтили старый историческ³й путь, ведущ³й къ классическому пейзажу, душой котораго былъ миѳъ, - къ искусству Пуссэна и Клода Лорэна, Тёрнера и Коро.
Классическ³й пейзажъ населенъ нимфами и фантастическими существами, мыслями и чувствами самой природы. Пейзажи Левитана населены только человѣческими мыслями и чувствами. Иногда въ этомъ циклѣ прекрасныхъ и благородныхъ чувствъ не хватаетъ простого чувства красоты. Левитанъ не былъ такъ "пропитанъ" чувствомъ красоты, какъ былъ Коро. Его внутреннему складу не доставало незамѣнимой "артистичности", которая вообще представляетъ собою такой рѣдк³й даръ среди русскихъ художниковъ. Про него нельзя сказать, какъ про Коро, что красивъ каждый дюймъ его картины. Воспитавш³йся въ эпоху нелѣпаго страха передъ искусственностью, Левитанъ чуждался композиц³и. Вмѣсто того, чтобы строить, онъ выбиралъ. Онъ выбиралъ свои мотивы тонко, душевно. Въ каждомъ этюдѣ звучитъ лирическая повѣсть его прекрасно чувствовавшей души. Но какъ разъ оттого, что Левитанъ такъ полно высказывался въ каждомъ этюдѣ,- нужны ли были ему картины? И была ли картина для него тѣмъ, чѣмъ она должна быть для пейзажиста - праздникомъ, ради котораго стоитъ жить? Такъ, картина Клода или Коро - это гимнъ м³ру, въ которомъ исчезаютъ безслѣдно всѣ "свои", человѣческ³я, мысли и чувства, оставляя мѣсто для ничѣмъ не нарушеннаго созерцан³я.
Теперь нетрудно будетъ въ нѣсколькихъ словахъ очертить судьбу левитановскаго искусства въ рукахъ художниковъ, считающихъ себя его послѣдователями. "Уголковый" пейзажъ наводнилъ всѣ выставки и очень скоро заставилъ пожалѣть даже о тѣхъ наивныхъ "общихъ видахъ", которымъ когда-то учили въ академ³яхъ. Преобладан³е лиризма надъ живописнымъ содержан³емъ привело къ ужасающей банальности пейзажа настроен³й". Лучш³е элементы ищутъ спасен³я въ техническихъ опытахъ или вовсе ушли отъ такого пейзажа. Всякое пониман³е композиц³и окончательно утрачено. Внимательный и любовный y Левитана выборъ мотива смѣнился изображен³емъ на полотнѣ перваго попавшагося "куска" природы, безъ разбора, безъ смысла, безъ всякой художественной задачи. Исчезло малѣйшее представлен³е о красотѣ, взамѣнъ котораго явилось нелѣпое понят³е ,правдивости'. Никому даже въ голову не приходитъ мысль о картинахъ, и выставки заполняются этюдами, выражающими крайнюю степень безпомощности и растерянности передъ природой. Художники, именующ³е себя наслѣдниками Левитана, низвели прекрасное и обаятельное искусство интимнаго пейзажа на степень магазиннаго товара и вздорной забавы. Нѣтъ такой бездарности, такого любителя, который не писалъ бы .уголковъ' своего двора, своего сада, который не клалъ бы синихъ тѣней на снѣгъ, не изображалъ бы осени и заката и не подписывалъ бы своихъ этюдовъ:
"Завечерѣло", "Зазеленѣло" и "Нахмурилось". Съ каждымъ годомъ и съ каждой новой выставкой хочется все больше и больше - мучительно хочется - подвести черту подъ этой полосой русской живописи и предать ее навсегда забвен³ю.
И это тѣмъ скорѣе надо сдѣлать, что уже пора очищать дорогу для новой эпохи въ нашемъ пейзажѣ. Сейчасъ, можетъ быть, еще не вполнѣ ясно, какою будетъ эта новая глава въ истор³и русской живописи. Кругъ задачъ новаго Левитана еще не обрисованъ до конца. Но важнѣйш³я изъ задачъ новаго пейзажа уже намѣчены въ творчествѣ цѣлаго ряда современныхъ художниковъ. Элементы будущаго пейзажа пока разрознены и не объединены въ одномъ индивидуальномъ дарован³и, но они уже существуютъ. Они есть въ произведен³яхъ крупнѣйшихъ русскихъ художниковъ послѣдняго десятилѣт³я: Врубеля, Сомова и Борисова-Мусатова. Врубель, осуществивш³й въ современномъ искусствѣ мечту о Grand Art, приблизилъ насъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, къ пониман³ю ми?а, какъ вѣчной темы классическаго пейзажа. Борисовъ-Мусатовъ заставилъ насъ узнать глубокое и отвлеченное созерцан³е - ту стих³ю, изъ которой рождается великая пейзажная живопись. Въ его лиризмѣ исчезаетъ все временное и мѣстное, и поэз³я жизненнаго уклада смѣняется чистѣйшей и тончайшей поэз³ей душевной жизни. Въ полетѣ этого художника исчезла самая земля, и природа стала для него видѣн³емъ, почти отвлеченнымъ узоромъ. Онъ не могъ быть мастеромъ пейзажа - такимъ, какимъ могъ бы быть Сомовъ.
Въ лицѣ Сомова передъ нами одинъ изъ величайшихъ "артистовъ" XIX вѣка, одинъ изъ рѣдкихъ художниковъ, насквозь пропитанныхъ чувствомъ красоты. Сады Сомова, его перспективные сады, видимые сверху, позволяютъ угадать въ немъ замѣчательнаго мастера пейзажной композиц³и. Онъ разрѣшаетъ съ прекрасной и совершенной легкостью труднѣйш³я задачи распредѣлен³я зеленыхъ массъ. Въ своемъ пониман³и "древесной архитектуры" онъ можетъ стоять наравнѣ съ великими мастерами XVIII-го и начала XIX-го вѣка. Пусть будетъ позволено выразить здѣсь увѣренность, что Сомовъ могъ бы создать новую эпоху въ пейзажной живописи, если бы отдалъ этому искусству всѣ свои силы. И, можетъ быть, сожалѣн³е должно быть высказано здѣсь, что слишкомъ многое изъ его чудеснаго дарован³я было отдано декоративному и иллюстративному рисован³ю.
Чувство красоты, утраченное русскимъ пейзажемъ со временъ Венец³анова и Сильвестра Щедрина, возвращается къ нему вмѣстѣ съ работами Ал. Бенуа, Ланнсерэ, Добужинскаго, Головина, Гауша и другихъ художниковъ петербургской школы. Въ пейзажахъ Сѣрова есть та "драгоцѣнность" живописи, которая не встрѣчается ни y одного изъ послѣдователей Левитана и которая далась самому Левитану лишь въ предсмертныхъ его холстахъ. И въ той же "Деревнѣ" Рябушкинъ сумѣлъ найти что-то болѣе общее и типическое, менѣе связанное съ личными воспоминан³ями въ духѣ "Записокъ Охотника".
Появились художники, какъ будто совсѣмъ чуж³е этой недавней полосѣ русской жизни, лишенные ея сердечности и теплоты, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и свободные отъ ея предразсудковъ. Рёрихъ, мечтающ³й о русской землѣ тѣхъ временъ, когда въ ней не было еще никакого стойкаго быта и никакихъ будней, естественно обращается къ небу и къ морю - къ двумъ стих³ямъ, неизмѣненнымъ тысячелѣт³ями. Его эпическ³е замыслы заставляютъ вздохнуть свободнѣе послѣ узости и ограниченности пейзажа "настроен³й". Судейкинъ, какъ будто въ противовѣсъ пресловутой "безыскусственности" эпигоновъ левитановскаго пейзажа, стремится къ полной искусственности и строитъ свои пейзажики и сценки съ затѣйливостью и прихотливостью, въ которой есть настоящая эстетическая прелесть
Всѣ только что названные художники не принадлежатъ къ числу пейзажистовъ въ точномъ значен³и этого слова. Но за послѣдн³е годы все болѣе и болѣе опредѣленно обрисовываются два художника, всецѣло занятыхъ пейзажемъ. Богаевск³й и Крымовъ ближе, чѣмъ кто-либо изъ нашихъ современниковъ, подходятъ къ разрѣшен³ю задачъ, которыя ставить новая эпоха пейзажной живописи. Богаевск³й воспитался на строгой природѣ каменистыхъ плоскогор³й и скалистыхъ береговъ Крыма. Старая земля, очаровавшая его воображен³е своимъ сказочнымъ духомъ, пр³учила его глазъ къ отчетливымъ формамъ и замкнутымъ композиц³ямъ. Въ пейзажахъ Богаевскаго нѣтъ никакой расплывчивости; въ той древней природѣ, которая привлекаетъ его, все давно заняло свое мѣсто и не допускаетъ никакихъ случайностей. Отсюда легко перейти къ изучен³ю пейзажной композиц³и, какъ самостоятельнаго и нескончаемо плодотворнаго искусства. Послѣдн³я работы Богаевскаго показываютъ что художникъ вполнѣ овладѣлъ этимъ труднымъ искусствомъ и, такимъ образомъ, открылъ себѣ путь къ свободному фантастическому пейзажу.
Еще болѣе трудны и интересны задачи, которыя стремится разрѣшить Крымовъ. Онѣ еще болѣе интересны потому, что Крымовъ обращается не къ застывшей въ строгихъ формахъ древней вулканической странѣ, но къ хаотической, растрепанной и "наносной" русской землѣ. Онъ испробовалъ себя на композиц³яхъ горныхъ ручьевъ и песчаныхъ откосовъ. Но затѣмъ обратился къ болѣе груднымъ темамъ. Крымовъ вѣритъ, что законъ мѣры и красоты приложимъ къ безпорядочнымъ, на первый взглядъ, формамъ нашей природы, къ неприбранному и разбросанному укладу нашей "деревни". Онъ ищетъ здѣсь мѣру и красоту такъ же настойчиво и убѣжденно, какъ искали ихъ въ своей обстановкѣ старые фламандск³е и голландск³е художники. Въ свѣжести его отношен³я къ м³ру, въ его свободѣ отъ эклектизма, есть подлинныя черты архаическаго искусства. Артистичность его натуры превращаетъ даже подготовительныя работы въ картины. На этого молодого художника должно быть обращено особенное вниман³е тѣхъ, кого интересуетъ судьба русскаго пейзажа. Его произведен³я уже опредѣленно принадлежатъ новой эпохѣ нашей пейзажной живописи.