Андреев Леонид Николаевич - К звёздам, Страница 2 - Книги

sp;

Пауза.

А правда, где Лунц?

Анна. Вчера еще с вечера с Трейчем ушел в горы.

Верховцев На исследования?

Житов. Исследования?

Верховцев. Трейч всегда что-нибудь исследует. Он уже, наверное, исследовал ваш храм Урании и решил, что он может быть превосходным складом для оружия. Теперь он исследует горы: вероятно, ищет места для оружейного завода.

Анна. Трейч - фантазер.

Верховцев. Ну, не совсем. В его фантазиях есть странная черта. При всем иногда явном безумии они как-то осуществляются.

Вообще любопытный малый. Говорит немного, а пропагандировать никто так не умеет, как он. Выражаясь вашим астрономическим языком, -он луну заставит разгореться, как солнце. Откуда его Николай вытащил, не знаю.

Петя. ( входит). Добрый день.

Верховцев Что это ты. Петушок, такой хмурый?

Петя. Так.

Анна. Ты знаешь? Николай в тюрьме.

Петя. Знаю, мне мама говорила.

Анна. Я не понимаю, отчего ты киснешь. Точно уксусу напился - противно смотреть.

Петя. И не смотри.

Житов. Петя, поедемте со мной в Австралию.

Петя. Зачем?

Анна. Ты, как маленькие дети, все - зачем, зачем? Его вчера в горы зовут, а он: "Зачем?" А зачем ты ешь?

Петя. Не знаю. Отстань от меня, Анна.

Верховцев. Не могу сказать, чтобы ты был чрезмерно вежлив, мой друг. А вот и наши!

Показываются забрызганные грязью Трейч и Лунц.

Лунц, вас звездочет спрашивал. Держитесь, влетит вам теперь.

Лунц. А ну его к... Виноват, Анна Сергеевна.

Анна. Можете. Я не из нежных дочерей и присоединяюсь к вашему пожеланию.

Петя. Как это пошло!

Верховцев Ну, как погуляли, Трейч? Нашли что-нибудь?

Трейч. Местность хорошая.

Анна. А вы знаете, что Маруся ночью приехала?

Трейч ( делая шаг вперед). Ну?! Николай? Николай?

Верховцев Расстрелян. Повешен. Колесован.

Анна. Да нет-жив, жив!

За окном музыка и пение Маруси.

Маруся. "Сижу за решеткой в темнице сырой - вскормленный на воле орел молодой..."

Трейч. Он в тюрьме? Спасен?

Маруся. "Мой грустный товарищ, махая крылом, кровавую пищу клюет под окном..."

Верховцев ( поет). "Клюет-и бросает, и смотрит в окно, как будто со мною задумал одно.- Зовет меня взглядом и криком своим - и вымолвить хочет: давай улетим".

Маруся ( выходит, страстно). "Мы вольные птицы! Пора, брат, пора - туда, где за тучей белеет гора, - туда, где синеют морские края, - туда, где гуляют - лишь ветер да я!"

Трейч. Маруся!

Анна. Какой неуместный концерт!

Инна Александровна ( идет сзади, утирая глаза). Орлятки вы мои...

Верховцев. Вы, теща, произносите совершенно так же, как: цыплятки вы мои...

Инна Александровна Да и цыплятки: вон ты как ощипан, хоть сейчас в суп.

Маруся. Анна, здравствуйте! (Трейчу.) Вам - поцелуй!

Трейч ( быстро закрывает рукой глаза и тотчас отнимает руку). Я счастлив.

Маруся. И всем, и всем. Тебе, инвалид, тоже.

Верховцев Да ты видела его?

Маруся. Давай улетим!

Лунц. Это даже нехорошо. Все так хотят знать...

Маруся. И видела, и все... Да... вот этот господин... этот Шмидт, позвольте представить. Это удивительный господин. Пока он так, служит в банке, но со временем окажет массу услуг для революции. Он страшно похож на шпиона, и он так помог мне... Кланяйтесь, Шмидт.

Шмидт. Я очень рад. Добрый день.

Маруся. Петя, милый мальчик, отчего ты такой грустный?

Верховцев Это, Маруся, выражаясь скромно, -свинство.

Маруся. Ну-ну, калека, не сердись. Разве можно сегодня сердиться? Ну, он в Штернбергской тюрьме...

Голоса. Знаем.

- Знаем.

Маруся. Ну - и хотели его расстрелять.

Инна Александровна. Господи, Колю-то?!

Маруся. Успокойтесь, мамочка, ничего этого не будет. А я - графиня Мориц. Родовитая ужасно, но только родовые поместья мои там. (Обводит рукой по воздуху.) А они злы, но страшно глупы.

Верховцев Да, есть-таки.

Маруся. Труднее всего было узнать, где он. Они скрывают имена захваченных, чтобы иметь возможность тихонько, без суда - расправиться с ними. Но тут помог мне Шмидт. Шмидт, кланяйтесь.

Входит Сергей Николаевич. Он в потертом пальто и маленькой меховой шапочке; приветствуют его почтительно, но холодно.

Инна Александровна Отец, ты послушай, что Маруся рассказывает. Они его расстрелять хотели!

Маруся. Так вот. Долго рассказывать. Одним словом, я грозила, умоляла, ссылаясь на общественное мнение Европы, на ученый авторитет его отца, - и расправа отложена. И я была в тюрьме...

Верховцев Ну, как он?

Маруся ( затуманиваясь). Он... немного грустен, но это пройдет, конечно.

Инна Александровна. А рана?

Маруся. Это пустяки. Уже зарубцевалась, он ведь такой крепкий. Но что это за камера: это подвал, погреб, болото - я не знаю, как назвать.

Верховцев Знаю, сиживал.

Маруся. Но я подняла такой шум, что его обещали перевести в лучшую. Вам, Сергей Николаевич, он крепко жмет руку, желает успеха в работе и вообще очень интересуется, как у вас...

Анна. В таком положении - и думать о пустяках.

Сергей Николаевич. Милый мальчик! Я очень благодарен ему.

Анна. Как великодушно!

Лунц. Но как же вы-то сами? Как вас не схватили?

Маруся. Меня и схватили солдаты-в тот день. Но я так плакала, я так безумно рыдала о больной бабушке, которая ждет меня из магазина, что меня отпустили. Один, правда, слегка ударил прикладом...

Лунц. Какая гнусность!

Маруся. А у меня под юбкой знамя было. Наше знамя.

Верховцев Оно цело?

Маруся. Я приколола его английскими булавками - но какое оно тяжелое! Я привезла его сюда. В этот раз оно заменяло Шмидту фуфайку. Вообще, если бы Шмидт не был такого маленького роста...

Верховцев. Он был бы большого. Отчего ты не принесла его сюда? Взглянул бы... Наше знамя! Черт возьми, а?

Маруся. Нет, я разверну его, когда мы снова пойдем в битву, Трейч, вы знаете, кто предал нас?

Трейч. Знаю.

Шмидт. Изменников и предателей нужно карать смертью.

Маруся смеется. Трейч слегка улыбается.

Верховцев Какой вы, однако, кровожадный, господин Шмидт.

Шмидт. Можно убивать электричеством, тогда без крови.

Инна Александровна. Ну, а Колюшка-то!

Маруся. Николай? Ну слушайте. Здесь нет никого? Прислуга у вас? Ну хорошо. Так вот - бежать.

Трейч. Я поеду с вами.

Маруся. Нет, Трейч, Коля велел вам оставаться здесь. Вы знаете, как вас ищут.

Трейч. Это не имеет значения.

Маруся. Да и не нужно: я уже все устроила, все готово, а вы здесь, Трейч, на границе, займетесь кое-чем. Нужны только деньги - много денег; вместе с Колей бегут один солдат и смотритель. И, конечно, он приедет сюда - это само собой. И я сегодня же еду, - нельзя терять ни минуты.

Верховцев Ловко, Маруся!

Маруся. Голубчик, я так счастлива!

Инна Александровна ( смотрит на Сергея Николаевича). Деньги?

Сергей Николаевич ( смотрит на Инну Александровну). А у нас есть деньги? Инна, ты заведуешь этим делом.

Инна Александровна ( смущенно). Только те три тысячи...

Маруся. Нужно пять.

Инна Александровна Да и те... (Смотрит на Сергея Николаевича, тот молча кивает головой; радостно.) Ну, вот три тысячи и есть. Слава богу!

Житов. ( конфузясь). Можно собрать. Вот у меня есть двести рублей.

Лунц. Поллак - богатый человек, очень богатый.

Анна. Неприятно к нему обращаться. Он такой сухарь.

Верховцев. Пустое. Вот таких и нужно обдирать! Петя, позови-ка сюда Поллака... скажи - важно, а то не пойдет.

Маруся. Ну вот, главное сделано, деньги есть. (Поет.) "Зовет меня взглядом и криком своим - и вымолвить хочет: давай улетим!" Трейч, мне надо с вами поговорить. Какой вы грязный! Где вы были?

Уходят.

Лунц Какая девушка! Это - солнце! Это вихрь огненных сил! Это Юдифь!

Анна. Да, слишком много огня. Революция не нуждается в ваших вихрях и взрывах - это, если хотите знать, ремесло, в которое нужно вносить терпение, настойчивость и спокойствие. А эти вихри...

Лунц. И для революции нужен талант.

Анна. Не знаю. Люди уж очень злоупотребляют этим словом - талант. На канате хорошо ломается - талант. На звезды всю жизнь смотрят...

Верховцев. Да. А как у вас, уважаемый звездочет, обстоят дела на небе?

Сергей Николаевич. Хорошо. А у вас на земле?

Верховцев. Довольно скверно, как видите. На земле всегда скверно, уважаемый звездочет, всегда кто-нибудь кого-нибудь душит; кто-то плачет, кто-то кого-то предает... Ноги вот болят. Нам далеко до гармонии небесных сфер.

Сергей Николаевич. Там не всегда гармония. Там также бывают катастрофы.

Верховцев. Очень жаль... значит, и на небо надежда потеряна. А вы о чем задумались, господин... господин... Шмидт?

Шмидт. Я думаю, что всякий человек должен быть сильным.

Верховцев Ого! А вы сильны?

Шмидт. К сожалению, нет. Природа при рождении лишила меня некоторых свойств, которые составляют силу. Я очень боюсь крови и...

Верховцев. И пауков? Кстати: вы платье готовое покупаете или на заказ?

Поллак ( подходит). Чем могу служить? Добрый день, господа!

Верховцев. Вот что, Поллак: нужны две тысячи... не скажу, чтобы взаймы, потому что едва ли вам их кто отдаст...

Поллак. А для какой надобности, смею спросить?

Верховцев. Надо устроить бегство Николая Сергеевича. Можете дать?

Поллак. С удовольствием.

Верховцев Он...

Поллак. Нет, нет, прошу без подробностей. Уважаемый Сергей Николаевич, могу я сегодня воспользоваться вашим рефрактором?

Сергей Николаевич. Пожалуйста. Сегодня у меня праздник.

Поллак уходит, кланяясь.

Верховцев Вот это ученый. Хорош, Сергей Николаевич?

Сергей Николаевич. Он очень способный.

Анна( вообще). А для чего существует астрономия?

Верховцев Для календарей, должно быть.

Маруся. и Трейч подходят.

Маруся. Так вы сделаете это, Трейч... На вас нападают, Сергей Николаевич? Анна так ненавидит астрономию, как будто это ее личный враг.

Сергей Николаевич. Я уже привык к этому, Маруся.

Анна. У меня нет личных врагов, вы это хорошо знаете. А астрономию я не люблю потому, что не понимаю, как люди могут столько времени глазеть на небо, когда на земле все устроено так плохо.

Житов. Астрономия - торжество разума.

Анна. По-моему, разум больше бы торжествовал, если бы на земле не было голодных.

Маруся. Какие горы! Какое солнце! Как вы можете говорить, спорить, когда так светит солнце!

Лунц. Вы как будто против науки, Анна Сергеевна!

Анна. Не против науки, а против ученых, которые науку делают предлогом, чтобы уклониться от общественных обязанностей.

Шмидт. Человек должен говорить: "я хочу", обязанность - это рабство.

Инна Александровна Не люблю я этих разговоров, и охота людям себе кровь портить. Василий Васильевич... да подымитесь же! Вот что (отводит его к веранде): вы денег-то своих не давайте. Хватит. Поллак - очень великодушный молодой человек и, в случае чего... (Смеется.) А все-таки - астролябия.

Житов. Как же теперь ваша экспедиция в Канаду, Инна Александровна? Деньги-то?

Инна Александровна Ну, достану! Год еще впереди. Я ловка денег доставать. А вы вот что, Василий Васильевич, прошу вас, как друга: нападать они будут на моего старика, - рады, что он молчит, - так вы уж постойте за него, хорошо?

Житов. Хорошо.

Инна Александровна А я пойду. Нужно Колюшке белье приготовить, так хлопот много... (Уходит.)

Сергей Николаевич. ( продолжает). Я очень люблю хорошие разговоры. Во всех речах я вижу искорки света, и это так красиво, как Млечный Путь. Очень жаль, что люди большею частью говорят о пустяках.

Анна. Красивыми словами люди часто отделываются от работы.

Верховцев. Вот вы очень спокойный человек, Сергей Николаевич, вы даже неспособны, кажется, обижаться, - а случалось ли вам когда-нибудь плакать? Я, конечно, беру не тот счастливый возраст, когда вы путешествовали без штанов, а вот теперь?..

Сергей Николаевич. О да! Я очень слезлив.

Верховцев Вот как!

Сергей Николаевич. Когда я увидел комету Биелу, предсказанную Галлеем, я заплакал.

Верховцев Причина уважительная, хотя для меня и не совсем понятная. А вы ее понимаете, господа?

Лунц. Да, конечно. Ведь Галлей мог ошибаться.

Верховцев. Что же, тогда нужно было бы рвать волосы от отчаяния?

Маруся. Вы преувеличиваете, Валентин.

Анна. А когда сына чуть не расстреляли, он остался совершенно спокоен.

Сергей Николаевич. В мире каждую секунду умирает по человеку, а во всей вселенной, вероятно, каждую секунду разрушается целый мир. Как же я могу плакать и приходить в отчаяние из-за смерти одного человека?

Верховцев. Так, Шмидт, не правда ли, это очень сильно, как раз по-вашему? Так что, если Николаю не удастся бежать, и его...

Сергей Николаевич. Конечно, это будет очень грустно, но...

Маруся. Не шутите так, Сергей Николаевич. Мне больно, когда я слышу такие шутки.

Сергей Николаевич. Да я и не шучу, милая Маруся. Вообще я никогда не умел шутить, хотя очень люблю, когда шутят другие, например Валентин.

Верховцев Благодарю вас.

Житов. Это правда, Сергей Николаевич никогда не шутит.

Маруся. ( затуманиваясь). Тем хуже.

Верховцев. Что значит-заткнуть уши астрономической ватой! Хорошо, спокойно. Пусть весь мир взвоет, как собака...

Лунц Когда молодой Будда увидел голодную тигрицу, он отдал ей себя, да. Он не сказал: я бог, я занят важными делами, а ты только голодный зверь, - он отдал ей себя!

Сергей Николаевич. Вы видите надпись (показывая на фронтон обсерватории): "Наес domus Uraniae est. Curae procul este profanae. Temnitur hic humilis tellus. Hinc ITUR AD ASTRO". Это значит: "Это храм Урании. Прочь, суетные заботы! Попирается здесь низменная земля - отсюда идут к звездам".

Верховцев. Да, но что вы разумеете под суетными заботами, уважаемый звездочет? Вот у меня ноги содраны до кости осколком... это тоже, по-вашему, суетная забота?

Анна. Конечно.

Сергей Николаевич. Да. Смерть, несправедливость, несчастья, все черные тени земли - вот суетные заботы.

Верховцев. Значит, явись завтра новый Наполеон, новый деспот, и зажми весь мир в железном кулаке - это тоже будет суетная забота?

Сергей Николаевич. Да... Я так думаю.

Верховцев ( обводит всех взглядом и грубо смеется). Так вот оно что!

Анна. Это возмутительно! Это какие-то боги, которые предоставляют людям страдать, как им угодно, а сами...

Маруся. Трейч, почему вы ничего не возразите?

Трейч. Я слушаю.

Верховцев. Так может говорить только тот, кто живет на содержании у правительства и в полной безопасности сидит на своей крыше.

Сергей Николаевич( слегка краснея). Не всегда в безопасности, Валентин. Галилей умер в темнице. Джордано Бруно погиб на костре. Путь к звездам всегда орошен кровью.

Верховцев. Мало ли что было... Христиан тоже преследовали, а это не помешало им, в свою очередь, поджаривать на углях невинных астрономов.

Анна. У отца даже свои мощи есть, и он держит их за железными дверьми.

Сергей Николаевич. Анна! Это нехорошо.

Верховцев Это еще что за чепуха?

Анна. Кусок кирпича от какой-то развалины, - обсерватория развалилась, - да клочки подлинной рукописи.

Маруся. Анна! Как это неприятно! Коля не позволил бы себе так говорить...

Анна. Николай слишком деликатен. Это его недостаток.

Подходит Петя. и, незамеченный, молча становится у стены.

Верховцев ( раздраженно). Оттого-то нас и бьют на каждом шагу...

Маруся. Не надо! Не надо!.. Трейч, да что же вы!..

Трейч ( сдержанно). Надо идти вперед. Здесь говорили о поражениях, но их нет. Я знаю только победы. Земля - это воск в руках человека. Надо мять, давить - творить новые формы... Но надо идти вперед. Если встретится стена - ее надо разрушить. Если встретится гора - ее надо срыть. Если встретится пропасть - ее надо перелететь. Если нет крыльев - их надо сделать!

Верховцев Хорошо, Трейч! Надо сделать!

Маруся. Я уже чувствую крылья!

Трейч ( сдержанно). Но надо идти вперед. Если земля будет расступаться под ногами, нужно скрепить ее - железом. Если она начнет распадаться на части, нужно слить ее - огнем. Если небо станет валиться на головы, надо протянуть руки и отбросить его - так! (Отбрасывает.)

Верховцев У-ах! Так!

Некоторые невольно повторяют позу Трейча - Атланта, поддерживающего мир.

Трейч. Но надо идти вперед, пока светит солнце.

Лунц. Оно погаснет, Трейч!

Трейч. Тогда нужно зажечь новое.

Верховцев Да, да. Говорите!

Трейч. И пока оно будет гореть, всегда и вечно, - надо идти вперед. Товарищи, солнце ведь тоже рабочий!

Верховцев Вот это-астрономия! Ах, черт!

Лунц. Вперед, всегда и вечно.

Верховцев Вперед! Ах, черт!

Все в возбуждении разбиваются на группы.

Лунц ( волнуясь). Господа, я прошу... это нельзя так оставить. А убитые! Нет, господа, не только те, кто мужественно боролся и погиб за свободу, а вот эти... жертвы. Ведь их миллиарды, ведь они же не виноваты... И их убили!

Молчание.

Маруся ( звонко кричит). Клянусь перед вами, горы! Клянусь перед тобою, солнце: я освобожу Николая!.. У этих гор есть эхо?

Лунц Здесь нет. Но если бы было, оно ответило бы, как в сказке: да!

Анна ( Житову). Как это сентиментально. Я не понимаю Валентина...

Житов. Нет, ничего. Знаете, я погожу ехать в Австралию: мне тоже захотелось повидать Николая Сергеевича.

Маруся. ( глядя в небо). Как хочется лететь!

Верховцев. Вот это - астрономия. Ну, как, звездочет, нравятся вам такие астрономы?

Сергей Николаевич. Да. Нравятся. Его фамилия, кажется, Трейч?

Верховцев. Он такой же Трейч, как я-Бисмарк. Сам черт не знает, как его зовут по-настоящему.

Лунц ( перебегая от одной группы к другой). Я счастлив, я так счастлив. Вы знаете... мои родители - они убиты. И сестра. Я не хотел, я никогда не хотел говорить об этом... Зачем говорить? - думал я. Пусть останется глубоко-глубоко в душе, и пусть я один только знаю. А теперь... Вы знаете, как они были убиты? Трейч, вы понимаете меня? Я никогда не хотел...

Петя. ( Житову). Зачем все это?

Житов. Нет, приятно.

Петя. Зачем, когда все это умрет, и вы, и я, и горы. Зачем?

Все разбились на группы. Сергей Николаевич. стоит один.

Верховцев ( Марусе, в восторге). Повесить мало Трейча. Ну и откопал Николай. Ну, Марусенька, ведь убежит, а?

Маруся. ( затуманиваясь). Я другого боюсь...

Верховцев Чего еще?

Маруся. Но - не стоит говорить. Пустое.

Верховцев. Да в чем дело? О чем ты задумалась?

М а р у с я ( не отвечает; потом неожиданно смеется и поет). Давай улетим!

Инна Александровна ( высовывается в окно). Орлятки! Обедать!

Верховцев Цып-цып-цып!

Маруся. Будем пить шампанское! Мамочка, есть?

Г о л о с а. Да, да. Шампанское.

Инна Александровна. Шампанского нет, киршвассер есть.

Смех, восклицания.

Сергей Николаевич. ( отводит Марусю). Ну, Маруся, я пойду к себе. Я не хочу вам мешать.

Маруся. ( холодно). Нет, отчего же. Сегодня так весело.

Сергей Николаевич. Да. И я хотел устроить себе маленький праздник ради вашего приезда, но - не вышло.

Маруся. Пообедайте с нами.

Лунц ( кричит). Нужно притащить Поллака. Он порядочный человек, он очень хороший человек. Я иду за ним.

Г о л о с а. Поллака!

- Поллака!

Сергей Николаевич. Нет, обедайте без меня.

Маруся. Как жаль! Инна Александровна будет очень огорчена.

Сергей Николаевич. Скажите ей, что я работаю. Перед отъездом вы зайдете ко мне, Маруся? (Никем не замеченный, уходит.)

Маруся. Шмидт, где вы? Вы будете моим кавалером. Нам еще с вами столько дела. Господа, не правда ли, как он похож на шпиона?

Анна. Маруся становится неприлична.

Маруся. Вы знаете: мне нужно было переночевать у него, а он говорит: нельзя, - я живу в тихом немецком семействе и дал обещание не водить к себе женщин и собак.

Шмидт. И чтоб никто не ночевал. И у меня стоит диван, обитый новым шелком, и они каждый вечер смотрят, не лежит ли на нем какой-нибудь человек. Ужасные люди!

Верховцев А вы бы уехали, Шмидт, какого черта!

Шмидт. Нельзя. Они берут плату вперед.

Анна. А вы бы не давали!

Шмидт. Нельзя, они...

Лунц ( ведет Поллака, кричит). Вот он! Насилу оторвал. Присосался к рефрактору, как пиявка!

Поллак. Господа, это насилие. У меня там не кончено...

Маруся. Поллак, милый Поллак! Сегодня так весело! И вы такой хороший человек, такой милый, вас так любят все.

Поллак. Это очень приятно слышать, но я не знаю, отчего вам так весело? Революция кончилась не в вашу пользу.

Верховцев Мы придумали новый план. Мы...

Поллак ( отмахивается рукой). Да, да. Я верю, я верю вам.

Маруся. Мы выпьем за астрономию. Да здравствует орбита!

Поллак. Я не могу, к сожалению, принимать алкоголя: он причиняет мне головную боль и тошноту.

Верховцев. Лучший напиток для Поллака - машинное масло. Поллак, вы будете пить масло?

Маруся. Нет. Мы киршвассеру выпьем. Самого чистого киршвассеру!

Лунц. Идем, товарищ. Вы хороший, честный человек.

Инна Александровна ( высовываясь). Да идите же! Что же это, не дозовешься!

Маруся.. Сейчас, мамочка, сейчас. Вот Поллак упирается. Что же, господа, неужели мы так и пойдем? Житов, вы умеете петь?

Житов. Подтягивать могу.

Лунц. Марсельезу!

Маруся. Нет, нет. Марсельезу, как и знамя, нужно беречь для боя.

Трейч. Я согласен. Есть песни, которые можно петь только в храме.

Верховцев Повеселей что-нибудь! Эх, как греет солнце!

Анна. Валя, не раскрывай ног.

Маруся ( запевает). Небо так ясно, - солнце прекрасно, - солнце зовет...

Все, кроме Пети, подхватывают.

В веселой работе - чужды заботе, - братья, вперед.

Слава веселому солнцу! Солнце - рабочий земли!

Верховцев Да поживей, Аня! Ты везешь меня, как покойника.

Все(поют. Поллак серьезно и сдержанно дирижирует).

Грозы и бури - ясной лазури - не победят.

Под бури покровом, в мраке грозовом - молньи горят!

Слава могучему солнцу! Солнце - властитель земли!..

Последние слова песни повторяются за углом дома. Петя. остается один и угрюмо смотрит вслед ушедшим.

Все (за сценой). Слава могучему солнцу! Солнце-властитель земли!..

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Большая темная комната, нечто вроде гостиной. Мебели мало, ничего мягкого, два книжных шкафа, пианино. Задняя стена: дверь и два большие итальянские окна выходят на веранду. Окна и дверь открыты, и видно темное, почти черное небо, усеянное необыкновенно яркими мигающими звездами. В уму у стены, ближе к авансцене, стол, на нем под темным абажуром лампа. За столом Инна Александровна читает газеты. А н н а что-то шьет. Лунц ходит взад и вперед. У одного из шкапов Верховцев на костылях, достает книгу. Глубокая тишина, какая бывает только в горах. Молчание продолжается некоторое время после открытия занавеса.

Верховцев ( бормочет). А, черт!

Инна Александровна Валя, ты читал, что президент отказал Кассовскому в помиловании?

Верховцев Читал.

Инна Александровна. Что же это такое, а?

Верховцев Расстреляют.

Инна Александровна Докуда же это будет, господи? Неужели и так мало жертв?

Верховцев ( несет книгу под мышкой, роняет). А, чтоб тебя черт... Анна, подними.

Анна ( медленно встает). Сейчас.

Лунц молча поднимает книгу, кладет на стол и продолжает ходить.

Верховцев ( медленно садится, перелистывает книгу; Анне). Неужели тебе не надоест ковырять?

Анна. Нужно же что-нибудь делать.

Верховцев Читала бы.

Анна не отвечает. Молчание.

Нет, не могу. Какая дьявольская тишина, как в гробу! Еще неделя такая, и я брошусь в пропасть, запью, побью Поллака.

Лунц ( нервно). Ужасная тишина! Точно осуществился сон Байрона: солнце погасло, все уже умерло на земле, и мы - последние люди. Ужасная тишина!

Верховцев Житов, вы что там делаете?

Житов. ( с веранды). Смотрю.

Верховцев ( презрительно). "Смотрю"!

Молчание.

Не могу я без работы!

Анна. Что же поделаешь, надо терпеть.

Верховцев Терпи ты, если хочешь, а я... Черт! (Читает.)

Инна Александровна ( сидит, задумавшись). Сереженьке теперь было бы двадцать один год уж... Красивый он был мальчик, на Колю похож был... Анюта, ты его помнишь?

Анна. Нет.

Инна Александровна А я так помню... Ты, Анюта, била его, ты злая была маленькая. И как скрутило быстро - в три дня. Воспаление слепой кишки - у такого-то крошки! Как стали резать ему животик, так, поверите ли, Иосиф Абрамович...

Верховцев. Да ну вас, ей-богу! Весь вечер сегодня все о покойниках. Ну, умер и умер, и хорошо сделал, что умер. Житов, идите сюда разговаривать!

Житов. Сейчас.

Лунц. Какая тоска!

Верховцев А что Маруся-то пишет, Инна Александровна?

Инна Александровна ( со вздохом). Пишет много, да толку не добьешься. Обещает через неделю, а там опять что-нибудь задержало, а там опять через неделю. Вот и во вчерашнем письме то же...

Верховцев Знаю, знаю, я думал, нет ли чего нового.

Инна Александровна. Уж не заболел ли Колюшка?

Верховцев Так и заболел уж! Скажите еще: умер.

Лунц. Она тогда мертвого его украдет и привезет.

Инна Александровна Да что вы? Что вы говорите-то, подумайте!

Житов. ( входит). Ну, о чем говорить?

Верховцев Садитесь. Вы что там делаете?

Житов. На звезды смотрел. Какие они сегодня красивые и беспокойные.

Входит Петя.. Вообще в течение действия он несколько раз проходит сцену.

Лунц. А я сегодня не могу смотреть на звезды. Я не знаю, куда бы от них ушел, я спрятался бы в подвал, но и там я буду их чувствовать. Понимаете: как будто нет расстояний. Как будто все эти громады, живые и мертвые, столпились над землей и приближаются к ней, и что-то такое в них есть... Я не знаю. (Ходит, продолжая жестикулировать.)

Житов. Атмосфера тут очень чистая. Вот в Калифорнии...

Верховцев А вы были в Калифорнии?

Житов. Был. Вот в Калифорнии, на обсерватории Лика, так, правда, иногда жутко смотреть.

Петя. Мама, откуда у вас в кухне эта старуха?

Инна Александровна Какая? А, эта-то? Пришла, я и велела ее приютить. Снизу она, из долины. Нищенка, что ли, глухая, у нее не поймешь.

Петя. Как же она взошла на гору? Как она могла?

Верховцев Вам бы тут, теща, богадельню устроить.

Инна Александровна А что ты думаешь? Может быть, и устрою, если Сергей Николаевич согласится. Ты почитал бы...

Петя. ( настойчиво). Мама, как она взошла?

Инна Александровна Да не знаю, голубчик. Ты почитал бы, что Марусечка о голодных детках пишет: Мамочка, хлебца хочу, - ну и пошла мать за хлебом, и уж как она его там достала - и говорить не стоит... Пришла, а девочка-то уже мертвая.

Анна. Благотворительностью ничего не сделаешь.

Инна Александровна. Что же, так пусть и умирают?

Петя. Пусть умирают. Иосиф, вы что-то грустны сегодня?

Лунц Да, Петя, у меня очень тяжелые мысли. Это такая ночь, я не знаю, какая это ночь. Это ночь призраков. Вы смотрели сегодня на звезды?

Петя. А мне вот весело! (Бренчит что-то дикое на рояле.)

Верховцев Оставь!

Петя. ( играет и поет). Как мне весело!

Инна Александровна. Да ну, Петечка, оставь же!

Петя громко захлопывает крышку рояля и выходит на веранду. Молчание.

Лунц. А Трейч скоро вернется?

Верховцев. Не вышло... значит, сегодня или завтра. Житов, что вы все молчите?

Житов. Так. Не хочется говорить что-то.

Лунц У меня такие тяжелые мысли! Такие тяжелые мысли! Так можно убить себя.

Верховцев Пустое. Среди астрономов нет самоубийц.

Лунц. Я плохой астроном. Очень, очень плохой.

Анна. Тем и лучше, вот и займитесь чем-нибудь дельным.

Лунц. Я сегодня боюсь звезд. Я думаю: какие они огромные, какие они равнодушные и как им нет никакого дела до меня, и я становлюсь такой маленький, такой жалкий - как, знаете, цыпленок, который во время еврейского погрома спрятался куда-нибудь, сидит и ничего не понимает.

Петя. входит.

Верховцев Звезды - и еврейский погром... Странная комбинация.

Инна Александровна ( предостерегающе кивает головой Верховцеву). Это оттого, Иосиф Абрамович, что у всех нас нервы развинтились. Ведь подумать только: уже полтора месяца, как уехала Маруся, а ничего нет. Я сама, на что ко всему привычный человек, а и то вздрагивать начала.

Лунц. Летает пух, звенят стекла, а он сидит - и что он думает?

Верховцев Ничего не думает. Думает, что снег идет.

Лунц Меня пугает бесконечность. Какая бесконечность? Зачем бесконечность? Вот я смотрю на звезды: одна, десять, миллион - и все нет конца. Боже мой, кому же я жаловаться буду?

Верховцев А зачем жаловаться?

Лунц. Вот я, маленький еврей... (Ходит, продолжая жестикулировать.)

Поллак ( входит). Добрый вечер. Я могу, господа, посидеть с вами? Я не помешаю?

Инна Александровна. Конечно, нет. Пожалуйста.

Поллак. Магнитная стрелка очень колеблется, Лунц. Завтра нужно наблюдать солнце.

Лунц что-то бормочет.

Вам я уж не говорю, Житов, - вы, по-видимому, окончательно бросили занятия. Вы уезжаете?

Житов. Да. Послезавтра.

Инна Александровна. Что это? Ведь вы же, Василий Васильевич, хотели подождать Колюшку? Как же это вы так? сразу?

Житов. Да нет же. Надо ехать. Засиделся.

Верховцев. Вот будет тощища, как вы уедете. Пошлите вы к черту эту Зеландию.

Житов. Нет, надо.

Анна. А вы что же не работаете, господин Поллак?

Поллак. Сегодня я мечтаю, уважаемая Анна Сергеевна. Сегодня мне исполнилось тридцать два года, и именно в эту минуту. Я родился вечером, в десять часов тридцать семь минут. Вычитая разницу во времени, получается (смотрит на часы) как раз десять часов шестнадцать минут.

Верховцев Поздравляю.

Поллак. Благодарю вас. И я сегодня немного мечтаю. В мои тридцать два года я уже сделал довольно много для науки, и мое имя... Впрочем, я не буду входить в подробности. И я уже имею право