Главная » Книги

Тургенев Иван Сергеевич - Холостяк, Страница 3

Тургенев Иван Сергеевич - Холостяк


1 2 3 4 5

div>
   Созомэнос (так. же хрипло). Молодая?
   Вилицкий. Я, право, не знаю... Да не хотите ли вы, господа, пройти ко мне в спальню, на минуточку, а то через переднюю, может быть, знаете, неловко... На одну минуту.
   Фонк. Как угодно... но, пожалуйста, не церемоньтесь.
   Вилицкий. Нет, право, если вам не к спеху, если вы не собирались куда-нибудь, останьтесь, пожалуйста. Мы еще поболтаем.
   Фонк. Извольте, с удовольствием. Пойдемте, Алкивиад Мартыныч.

Оба направляются к двери направо.

   Созомэнос (на ходу, Фонку). Молодая? а? Фонк (с улыбкой). Я не знаю...

Оба входят в спальню.

   Митька (который все стоял, заложи руки за спину и посмеиваясь). Так как-с прикажете-с?
   Вилицкий. Проси, разумеется.

Митька выходит. Вилицкий запирает дверь направо и возвращается на авансцену. Входит Маша, в шляпке под вуалем, и останавливается, не дойдя до середины комнаты. Вилицкий приближается к ней.

   Позвольте узнать, с кем я имею... (Вдруг вскрикивает.) Марья Васильевна!

Маша подходит нетвердыми шагами к дивану, садится и поднимает вуаль. Она очень бледна.

   Вы!.. здесь, у меня!.. (В течение всей следующей сцены Вилицкий часто взглядывает на дверь спальни и говорит вполголоса.)
   Маша (слабо). Вы меня не ожидали, не правда ли?..
   Вилицкий. Мог ли я подумать...
   Маша. Вы меня не ожидали... Не бойтесь, я скоро уйду... Вы одни?
   Вилицкий. Один... но...
   Маша. Мне, кажется, я слышала голоса...
   Вилицкий. У меня были приятели... они ушли...
   Маша. Я тоже сейчас уйду... Давно вы вернулись из-за города?
   Вилицкий (с смущением). Марья Васильевна... я...
   Маша (взглянув на него). Стало быть, это правда, правда... вы прятались... боже мой! Не беспокойтесь... я не пришла сюда с намерением сделать вам неприятность... (Останавливается.)
   Вилицкий. Марья Васильевна, простите меня... Клянусь вам богом, я сегодня собирался к вам.
   Маша. Много чести... но я вас не упрекаю... Я пришла только объясниться с вами... Я сегодня написала к вам письмо...
   Вилицкий. Успокойтесь, прошу вас... вы так бледны... Здоровы ли вы?
   Маша. Я здорова... это ничего... я здорова, более чем нужно. Я пришла...
   Вилицкий (садится с ней рядом и перебивает ее). Послушайте, Марья Васильевна, я виноват, кругом виноват перед вами... простите меня. Ну да, точно: я не выезжал из Петербурга... Я избегал встречи с вами. Отчего? - спросите вы. Не знаю, ей-богу. Я иногда... со мною иногда происходят непонятные вещи... глупые мысли мне лезут в голову... я сам на себя тогда не похож... но у вас тотчас рождаются такие подозрения... Вы очень мнительны, Марья Васильевна.
   Маша. Я... мнительна, Вилицкий? Пять дней, целых пять дней...
   Вилицкий. Ну да, да; виноват я, виноват; простите меня, будьте снисходительны...
   Маша. Не сказавши ни одного слова... (Она готова заплакать.)
   Вилицкий. Ради бога, успокойтесь. Это все пройдет. Все устроится к лучшему... вы увидите.
   Маша. Нет, Вилицкий, это не пройдет. Одна любовь ваша прошла. Могла ли я думать, что за две недели до свадьбы... Да какая свадьба! Как будто я могу верить...
   Вилицкий. Послушайте, Марья Васильевна, вам точно нужно с вами переговорить; нам нужно серьезно объясниться... разумеется, не здесь и не теперь. Надобно прекратить все эти недоразумения...
   Маша. Прекратить? Они прекращены. Как будто я не чувствую, что вы меня больше не любите, что я вам наскучила, что я вам в тягость? Я это очень хорошо чувствую, Петр Ильич. Конечно, я вас не стою: я не получила такого воспитания... Но вы же сами, вы первый... вспомните, разве я напрашивалась на вашу дружбу? Я и теперь вас об одном прошу: не мучьте меня; скажите, что вы меня разлюбили, что между нами все кончено... и я по крайней мере не буду больше в неизвестности.
   Вилицкий (с тоской). Да почему вы думаете...
   Маша. Почему? Еще бы я не заметила вашей холодности! Для этого не нужно учености. Бывало, вы не отходили от меня, приносили мне книжки, читали со мной... вы меня иногда... звали Машей... (Понизив голос.) Вы... даже... переставали говорить мне "вы", а теперь... Могла ли я не заметить этой перемены, скажите сами?.. Что мне в том, что вы мой жених, подарки мне привозите?.. Ах, Вилицкий, вы меня не любите больше, вы меня не любите...
   Вилицкий. Маша, как вы можете это говорить? Конечно, я перед вами виноват; но, повторяю вам, это все объяснится. Нам надобно только переговорить с вами, немножко переговорить. Я честный человек, Маша, вы это знаете; я никогда вас не обманывал... вы мне только напрасно раздираете сердце... Ну да; я виноват... простите ж меня...
   Маша (потупив голову). Вы меня не любите, вы меня не любите...
   Вилицкий. Опять! Это с вашей стороны, право, жестоко. Вы очень хорошо знаете, что я вас люблю. Взгляните на меня; неужели же вы не чувствуете?.. Успокойтесь, пожалуйста, и вернитесь домой... а сегодня вечером...
   Маша. Как, вам хочется, чтоб я ушла поскорей!
   Вилицкий. К чему это, Маша? Что за охота и себя мучить и меня? Впрочем, я не имею права упрекать вас: я виноват перед вами и молчу. Но, право, послушайтесь меня...
   Маша (не поднимая головы). Чем могла я заслужить вашу холодность, Вилицкий, скажите?.. (Понемногу начинает плакать.) Конечно, я не получила такого воспитания... Ваш приятель, должно быть, надо мной много смеялся... бог знает что он обо мне вам наговорил... Я ведь знаю, вы его приводили для того, чтобы мне икзамен сделать...

При слове "икзамен" Вилицкого слегка коробит.

   Но по крайней мере я... (Плачет.)
   Вилицкий (умоляющим голосом). Перестаньте, пожалуйста, перестаньте... Ведь это ничему не поможет... Вы только напрасно себя убиваете... как это можно!.. Перестаньте.
   Маша (сквозь слезы). Вы меня не любите!
   Вилицкий. А вы еще говорили, что хотите со мной объясниться... Вы теперь не в состоянии ничего выслушать... Как же мы будем жить с вами потом, если теперь, до свадьбы, вы уже так?..

Маша всхлипывает.

   Маша, ради бога... твои слезы мне всю душу мутят... ради бога, успокойся, - ты увидишь, все объяснится, все, поверь мне... Мы должны помогать друг другу; нам обоим еще не такие затруднения предстоят в будущем.
   Маша (рыдая). Вы меня не любите!..
   Вилицкий (с легкой досадой). Полноте же, полноте, ради бога... Неужели же вы потеряли всякую доверенность ко мне? Ну, я виноват; прости меня; смотри - я на колени стал перед тобой... (Он становится на колени.)
   Маша (сквозь слезы). Не надо, не надо...
   Вилицкий (несколько резко). Если вы меня любите - ради бога, перестаньте... Вы и не подозреваете, в какое вы меня ставите нелепое положение... (Почти шепотом.) Ради бога, Маша, уйди... Сегодня вечером я непременно, непременно приду...

Маша все плачет.

   Перестаньте же, ради бога!..
   Маша (сквозь слезы). Прощайте навсегда, Петр Ильич... (Она начинает громко рыдать.)
   Вилицкий (вскакивая). О, это слишком! Маша... Маша...

Она все рыдает.

   Маша!

Она рыдает.

   (С досадой.) Да перестаньте же наконец.. Нас могут услышать...
   Маша (отнимая вдруг платок от лица). Как?
   Вилицкий (с смущением и досадой указывая на дверь спальни). Там... у меня приятель.
   Маша (выпрямляясь). И вы мне это не сейчас сказали?.. О! вы меня презираете! (Бежит вон.)
   Вилицкий (устремляясь вслед за ней). Маша... погодите же, Маша... (Он стоит некоторое время неподвижно, схватывает себя молча за голову; потом, опомнившись, идет к двери спальни, отворяет ее - и говорит с смущением и принужденно улыбаясь.) Господа, пожалуйте! теперь можно.

Фонк и Созомэнос входят. Фонк спокоен и равнодушен, как будто ничего не слыхал... Созомэнос красен и пучится от сдержанного смеха.

   Пожалуйте...
   Фонк. Ваша посетительница ушла?
   Вилицкий. Да... (Он украдкой поглядывает на обоих, как бы желая узнать, слышали ли они что-нибудь.) Она ушла. Вы меня извините... Я вас, может быть, задержал...
   Фонк. Нисколько, послушайте... (Делает знаки Созомэносу, который готов лопнуть со смеха.) Нисколько. А что, вы сами сегодня не выйдете со двора? Прекрасная погода.
   Вилицкий. Да; я в департамент пойду...

Фонк продолжает делать знаки Созомэносу.

   А где вы сегодня вечером?
   Фонк. Я сегодня собирался...

Созомэнос вдруг прыскает со смеха.

   Вилицкий (помолчав немного и потупившись). Я вижу, господа, вы все слышали...
   Созомэнос (сквозь хохот). Еще бы, еще бы... Фонк (строго Созомэносу). Алкивиад Мартыныч, позвольте вам заметить, ваш смех весьма неуместен...

Созомэнос давится, но продолжает смеяться. Фонк берет Вилицкого под руку и отводит в сторону.

   Петр Ильич, пожалуйста, не сердитесь на него... Все эти сочинители - сумасшедшие, и, по-настоящему, их в порядочные дома впускать нельзя: они понятия не имеют о приличии. Не будьте в претензии на меня, Петр Ильич... Сделайте одолжение...
   Вилицкий (горько). Помилуйте, я нисколько не сержусь и не в претензии. Господин Созомэнос совершенно прав. Такая нелепая сцена... Я и не думаю сердиться... Помилуйте!

Созомэнос садится, охает, отдыхает и утирает слезы

   Фонк (обращаясь к Созомэносу). Перестаньте же наконец, Алкивиад Мартыныч... (Вилицкому, пожимая ему руку.) Вы можете быть уверены, что никто не узнает...
   Вилицкий. Помилуйте, напротив; отчего же? Это презабавный анекдот.
   Фонк (с упреком). Петр Ильич...
   Вилицкий. Нет, право...
   Фонк. Ну, хорошо, хорошо. Впрочем, во всем этом происшествии ничего нет удивительного. Вы сами виноваты, позвольте вам сказать... Ваше отсутствие... Я нахожу все это весьма естественным... Оно даже с некоторой стороны похвально...
   Вилицкий (язвительно). Вы находите?
   Фонк. Конечно. Во всем этом видна большая привязанность...
   Вилицкий. О, без сомнения!
   Фонк (помолчав). Вот вам и живой, так сказать, комментарий на мои слова... А, впрочем, будемте говорить о другом...
   Вилицкий (все так же горько). Да... будемте говорить о другом... О чем бишь будем мы говорить?
   Фонк (обращаясь к Созомэносу). Ну, успокоились вы наконец?

Созомэнос кивает головой.

   Смотрите не засните теперь опять.
   Созомэнос. Будто я все сплю?
   Фонк. Вы бы лучше нам несколько стихов прочитали.. Я уверен, что вы пишете стихи...
   Созомэнос. До сих пор не писал, а, пожалуй, попробую.
   Фонк. Попробуйте, я вам советую. (Обращаясь к Вилицкому.) Ах да, кстати, слышали вы наконец Рубини?
   Вилицкий. Нет, я все собирался съездить в театр с моей невестой. (Горько усмехается.) Не знаю, когда удастся.
   Фонк. Я третьего дня опять слышал его в "Лучии"... Он до слез меня тронул.
   Вилицкий (сквозь зубы). До слез, до слез...
   Фонк. Знаете ли что, Вилицкий? Вы очень строгий и взыскательный человек.
   Вилицкий. Я?
   Фонк. Да, вы.
   Вилицкий (горько). Например?
   Голос Митьки (в передней). Да нету их дома-с... нету-с. Выехать изволили.

Вилицкий умолкает и слушает. Фонк тоже.

   Голос Мошкина. В таком случае я хочу записку ему оставить.
   Голос Митьки. Оне приказали вам сказать, что сегодня к вам заедут-с... а записку вы можете и здесь написать-с.
   Фонк (обращаясь к Вилицкому). Что такое?

Вилицкий не отвечает.

   Голос Мошкина. Да отчего ты не хочешь, меня впустить?
   Голос Митьки. Нельзя-с. Дверь заперта-с. Они ключ изволили унести.
   Голос Мошкина. А ты хотел в комнату за чернильницей сходить?
   Голос Митьки. Да нельзя. Ей-богу, нельзя-с.
   Голос Мошкина. Митя, ведь барин твой дома... Я ведь знаю. Пусти.
   Голос Митьки. Никак нет-с.
   Голос Мошкина. Полно, Митя, пусти. Твой барин не выезжал. Я в овощной лавке спрашивал и у дворника. (Возвышая голос.) Петруша, Петруша, прикажи меня впустить. Я знаю, ты дома.
   Вилицкий (не смея взглянуть на Фонка и на Созомэноса, которого опять начинает смех разбирать, идет к двери передней). Войдите, войдите, Михайло Иванович, сделайте одолжение... Ты с ума сошел, что ли, Митька?

Входят Мошкин и Митька. Мошкин чрезвычайно взволнован. При виде Фонка и Созомэноса он начинает раскланиваться на все стороны. Вилицкий с смущением пожимает ему руку.

   Здравствуйте, Михайло Иваныч, здравствуйте. Извините, пожалуйста... такое вышло недоразумение... (Митьке, который собирается говорить.) Ступай, ты.
   Митька. Да вы же сами-с...
   Вилицкий. Ступай, говорят.

Митька выходит.

   Мошкин. О, помилуй! что за беда! Напротив, ты меня извини... я, может быть, помешал...

Опять кланяется Фонку и Созомэносу, которые ему отвечают. Созомэнос встает со стула. Мошкин подходит к Фонку.

   Родиону Карловичу мое нижайшее... Я сначала не узнал было вас... Знаете, эдак, солнце... (Вертит рукой на воздухе.) Как ваше здоровье?
   Фонк. Слава богу; как ваше?
   Мошкин. Помаленьку-с, покорнейше благодарю-с. (Еще раз кланяется Фонку и улыбается.) Приятнейшая сегодня погода-с. (Он в видимом смущении.)

Тягостное молчание.

   Фонк (Вилицкому). До свидания, Петр Ильич. (Берется за шляпу.) Мы, вероятно, сегодня увидимся.
   Мошкин (Фонку). Я, надеюсь, не помешал... Сделайте одолжение, если что-нибудь нужно, я могу и после зайти... Я вот только желал взглянуть на Петра Ильича...
   Фонк. О, нет-с... Мы и без того собирались уйти... Алкивиад Мартыныч, пойдемте...
   Вилицкий (в смущении). Так вы уходите?..
   Фонк. Да... но мы увидимся... Где вы обедаете?
   Вилицкий. Я не знаю... а что?
   Фонк. Если вас где-нибудь не задержат, приходите ко мне... часу в пятом... А впрочем, прощайте. (Мошкину.) Честь имею вам кланяться.

Мошкин кланяется.

   Вилицкий. Прощайте, Родион Карлыч... Алкивиад Мартыныч... Где вы живете?
   Созомэнос. В Гороховой, в доме купчихи Жмухиной.
   Вилицкий. Я буду иметь удовольствие...

Провожает их до передней. Они уходят; Вилицкий возвращается. Мошкин стоит неподвижно и не глядит на него. Вилицкий нерешительно к нему подходит.

   Я очень рад вас видеть, Михайло Иваныч.
   Мошкин. И я... и я... тоже очень рад... Петруша, конечно... Я... того... я... (Умолкает.)
   Вилицкий. Я собирался сегодня к вам, Михайло Иваныч... мне и так скоро нужно будет выйти... Да что ж вы не садитесь?
   Мошкин (все в том же положении). Спасибо... все равно... Ну, как твое путешествие за город?.. Ты здоров?
   Вилицкий (поспешно). Хорошо, хорошо... слава богу... Который-то час?
   Мошкин. Должно быть, второй.
   Вилицкий. Второй уже?
   Мошкин (быстро оборачиваясь к Вилицкому). Петруша... Петруша, что с тобой?
   Вилицкий. Со мной... Михайло Иваныч?.. Ничего...
   Мошкин (подходя к нему). За что ты на нас сердишься, Петруша?
   Вилицкий (не глядя на него). Я?..
   Мошкин. Ведь я все знаю, Петруша; ведь ты из города не выезжал. Целых пять дней тебя у нас не было... Ты от меня прятался... Петруша, что с тобой, скажи? Или кто-нибудь из наших тебя обидел?
   Вилицкий. Помилуйте... напротив...
   Мошкин. Так отчего ж вдруг такая перемена?
   Вилицкий. Я вам это... потом все объясню, Михайло Иваныч...
   Мошкин. Мы люди простые, Петруша; но мы тебя любим от всей души; извини нас, коли мы в чем перед тобой провинились. Мы все это время не знали, что и придумать, Петруша; духом пали вовсе, измучились. Вообрази сам, каково было наше положение! Знакомые спрашивают: а где же Петр Ильич? Я хочу сказать: отлучился, мол, из города, на короткое время - а язык не слушается... что будешь делать? Перед свадьбой - вообрази. А Маша-то бедная! О себе я уж и не говорю. Ведь Маша... представь: ведь она твоя невеста. Ведь у ней, у бедняжки, кроме тебя да меня, никого на свете нет. И хоть бы какая была причина, а то вдруг - словно ножом в сердце пырнул.
   Вилицкий. Право, Михайло Иваныч...
   Мошкин. Ведь я знаю, Петруша, она у тебя сейчас была...

Вилицкий слегка вздрагивает.

   Сегодня поутру она вдруг надевает шляпку; я спрашиваю - куда? А она мне, словно полоумная: пустите, говорит, за покупками. (Уныло.) Ну, какие уж тут покупки, Петруша, сам посуди! Я ничего; отпустил ее - да за ней... Глядь, а она по улице бежит-бежит, сердечная, да прямо сюда... Я за угол, знаешь, вот где штофная... Смотрю, эдак через четверть часика, выходит она от тебя, моя сиротка, лица на сердечной нет; села, голубушка, на извозчика, опустила эдак голову да как заплачет... (Останавливается и утирает глаза.) Жалости подобно, Петруша, право!
   Вилицкий (с волнением). Я виноват, Михайло Иваныч, точно виноват и перед ней и перед вами... Простите меня.
   Мошкин (со вздохом). Ах, Петруша, Петруша! не ждал я этого от тебя!
   Вилицкий. Простите меня, Михайло Иваныч... Я вам расскажу... Вы увидите - все это уладится. Это так. Я сегодня же буду у вас и сам все объясню. Простите меня.
   Мошкин. Ну, вот и прекрасно, Петруша; ну, и слава богу. Я знал, что ты не в состоянии нас огорчить умышленно... Дай же мне обнять тебя, душа моя! ведь я целых пять дней тебя не видал... (Обнимает его.)
   Вилицкий (поспешно). Послушайте... Вы не подумайте, чтоб я сказал что-нибудь Марье Васильевне неприятное... Напротив, я ее всячески старался успокоить... Но она была в таком волнении...
   Мошкин. Верю тебе, Петруша... только ты вообрази себя на ее месте... Петруша, ведь ты нас не разлюбил?
   Вилицкий. Помилуйте, как вы можете думать...
   Мошкин. И ее тоже не разлюбил? Она так тебя любит. Петруша... Она умрет, если ты ее бросишь.
   Вилицкий. Зачем вы это говорите, Михайло Иваныч?..
   Мошкин. Ты представь, ведь она твоя невеста... ведь уж и свадьба назначена... с твоего же согласия...
   Вилицкий. Да разве кто свадьбу отменяет? помилуйте!.. Я ведь люблю Марью Васильевну...
   Мошкин. Ну, и слава богу! Ну, и слава богу! Ну, стало быть, это все ничего. Что-нибудь тебе так не показалось... Но вперед, Петруша, пожалуйста, лучше скажи, лучше просто выбрани; а этак пять дней...
   Вилицкий. Не напоминайте мне, пожалуйста, об этом... Мне и так совестно... Вперед этого уже больше не будет - поверьте мне.
   Мошкин. Ну, кончено, Петруша, кончено... Кто прошлое помянет, тому, ты знаешь...
   Вилицкий (не глядя на Мошкина). А я только точно Марье Васильевне говорил и теперь вам повторяю, что мне нужно будет иметь с ней небольшое объяснение... знаете, для того, чтоб подобные недоразумения вперед уже не повторялись...
   Мошкин. Да какие это недоразумения? И что такое значит "недоразумение"? Я вовсе не понимаю.
   Вилицкий. Мне надобно с Марьей Васильевной объясниться.
   Мошкин. Да кто ж против этого спорить станет? Это твое право. Ведь она тебе жена - а ты ей есть муж и наставник; от кого ж ей выслушивать наставления, правила, так сказать, на пути жизни - как не от тебя? Ведь век вместе прожить - не поле перейти; надо правду друг другу говорить. Ты уж без того много об ней заботился, об ее воспитании то есть, потому что она сирота, а я человек неученый. Это твое право, Петруша.
   Вилицкий. Вы меня не совсем понимаете, Михайло Иваныч... а, впрочем, это все объяснится, вы увидите, в весьма скором времени - и все пойдет хорошо. (Взглянув на него.) А вы даже в лице изменились, бедный мой Михайло Иваныч... Как я виноват, как непростительно виноват перед вами!
   Мошкин. Бона! Три года сряду ты меня радовал и утешал... раз как-то опечалил, велика важность! Стоит говорить! А что касается до объяснения - я на тебя полагаюсь, ты ведь у меня умен... ты все к лучшему устроишь. Только, пожалуйста, будь снисходителен. Машу, ты сам знаешь, запугать ничего не стоит. А что она застенчива и сиротлива - ты на это не смотри; она не ком-эль-фонт, положим; да не в этом счастье жизни заключается, Петруша, поверь мне; а в нравственности, в любви, в доброте сердечной. У тебя, конечно, друзья ученые - ну, и разговор, конечно, эдакой все отвлеченный... а мы... мы только любить тебя умеем от всего сердца... В этом, Петруша, с нами уж никто не поспорит...
   Вилицкий (пожимая ему руку). Добрый, добрый Михайло Иваныч... Чем я заслужил такое расположение?

Мошкин улыбается и махает рукой.

   Право, не знаю, чем.

Небольшое молчание.

   Мошкин. Посмотри-ка мне в лицо... Ну вот, это Петруша мой опять...
   Вилицкий. Как вы добры, как вы добры!..

Опять небольшое молчание.

   Какая досада! мне пора в департамент.
   Мошкин. В департамент? Что ж! Я тебя не удерживаю... А когда ж ты к нам, Петруша?
   Вилицкий. Сегодня вечером, Михайло Иваныч, непременно. Мошкин. Ну, хорошо. А что бы... Петруша... теперь...
   Вилицкий. Теперь, Михайло Иваныч, мне, право, нельзя. Митька!
   Мошкин. Ну, как знаешь! А уж как бы Маша-то была рада!..
   Митька (входя). Чего изволите-с?
   Вилицкий. Форменный фрак.
   Митька. Слушаю-с. (Выходит.)
   Мошкин. Вдруг после всех этих слез и тревог... вообрази. А? Петруша?
   Вилицкий. Право, Михайло Иваныч... Сегодня вечером я непременно, непременно...
   Мошкин (со вздохом). Ну, хорошо.
   Вилицкий. Ведь я все это время в департаменте даже не был... Вообразите вы себе... ведь это наконец заметить могут.
   Мошкин. Ну на минуточку... перед департаментом.
   Вилицкий. Мне и то мочи нет как будет совестно... Вы, пожалуйста, эдак приготовьте Марью Васильевну... Скажите ей, чтоб она меня простила...
   Мошкин. Вот еще, что выдумал! Нужны приготовления - как же! Просто приведу тебя, скажу: вот он, наш беглец... а она тебе на шею бросится - вот и приготовленья все...

Митька входит с фраком.

   Надень-ка фрак, - да поедем.
   Вилицкий. Ну, извольте, только на минуту... (Надевает фрак.)
   Мошкин. Да уж увидим там... (Митьке, подающему фрак.) А! бесстыжие глаза! Ведь, вишь, какой!

Митька ухмыляется.

   А впрочем, я хвалю, слуга должен барскую волю соблюдать. Ну, Петруша, спасибо тебе, воскресил ты всех нас... Едем!
   Вилицкий. Едем. (Уходя, Митьке.) Если господин Фонк опять зайдет, скажи ему, что я у него сегодня буду...
   Мошкин. Ну, это мы все там увидим... Надевай шляпу - пойдем.

Оба уходят.

   Митька (остается, глядит им вслед и медленно идет на авансцену). Бесстыжие глаза! Ну, кто их разберет! Ведь приказывали не пускать... А вот я лучше сосну маленько, так оно и того... (Заваливается на диван.) Ведь вот что бы новый диван купить; а то у этого пружины больше не действуют. Да куда! ему не до того! Уж эти мне ферлакуры!.. А впрочем, господь с ними!.. Это все ведь... Э-это... (Глядя на свои высоко поднятые ноги.) Хорошо шьет бестия Капитон! (Засыпает.)
  

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  

Та же декорация, как в первом действии Мошкин в архалуке, озабоченный и опечаленный, стоит у двери налево и прислушивается. Через несколько мгновений на пороге показывается Пряжкина.

  
   Мошкин (почти шепотом). Ну, что?
   Пряжкина (так же). Заснула.
   Мошкин. И жара нет?
   Пряжкина. Теперь нет.
   Мошкин. Слава богу!

Молчание.

   А знаете ли что, Катерина Савишна, все-таки не отходите от нее... что-нибудь, знаете, понадобится, неравно.
   Пряжкина. Как же, батюшка, как же!.. Прикажите только самоварчик мне поставить...
   Мошкин. Прикажу, матушка, прикажу.

Пряжкина уходит. Мошкин медленно идет на авансцену, садится, глядит несколько времени неподвижно на пол, проводит рукой по лицу и кличет.

   Стратилат!
   Стратилат (выходя из передней). Чего-с?
   Мошкин. Самовар для Катерины Савишны поставь.
   Стратилат. Слушаю-с. (Хочет идти.)
   Мошкин (нерешительно). Никто не приходил?
   Стратилат. Никак нет-с.
   Мошкин. И ничего... эдак, не приносили?
   Стратилат. Ничего-с.
   Мошкин (вздохнув). Ну, ступай.

Стратилат уходит. Мошкин оглядывается, хочет встать и опять опускается в кресло.

   Боже мой, боже мой, что ж это такое? Вдруг опять, опять все рухнуло... Теперь уж дело-то ясно... (Опускает голову.) Какое средство, какое средство, наконец... (Помолчав немного.) Никакого нет средства. Это все... (Махает рукой.) Само собой, разве как-нибудь... авось эдак перемелется. (Вздыхает.) О господи боже!

Из передней входит Шпуньдик. Мошкин оглядывается.

   А, это ты, Филипп? Спасибо, что хоть ты не забываешь.
   Шпуньдик (жмет ему руку). Вона! я разве ваш брат, столичная штука? (Помолчав.) Ну что, был?
   Мошкин (поглядев на него). Нет, не был.
   Шпуньдик. Гм, не был. Какая же причина?..
   Мошкин. Господь его знает. Все извиняется - дескать, некогда...
   Шпуньдик (садясь). Некогда! Ну, а что Марья Васильевна?
   Мошкин. Маша не совсем здорова. Всю ночь не спала. Теперь отдыхает.
   Шпуньдик (качая головой). Эка, подумаешь... (Вздохнув.) Да, да, да.
   Мошкин. Что ты поделываешь?
   Шпуньдик. Хлопочу, брат, по делам все. А только, признаюсь тебе, Михайло Иваныч, как погляжу я на вашу братью, на петербургских - не-ет, с вами беда! Подальше от вас. Нет, вы, господа, ой-ой-ой!
   Мошкин (не глядя на него). Да почему же ты... так?.. здесь тоже есть хорошие люди.
   Шпуньдик. Я не спорю, может быть... а только с вами держи ухо востро... (Помолчав.) Так не был Петр Ильич?
   Мошкин (вдруг оборачиваясь к нему). Филипп, что мне перед тобой скрываться? Ты видишь во мне совершенно убитого человека.
   Шпуньдик. Помилуй бог!
   Мошкин. Совершенно, совершенно убитого человека. И как неожиданно! Ты помнишь, Филипп, когда ты приехал, всего две недели назад... помнишь, как я тебя встретил, какие планы составлял, помнишь? а теперь... теперь все это рухнуло, брат, все это провалилось сквозь землю, в самую преисподнюю - ко дну, брат, все пошло, и я сижу как дурак, думаю и ничего не придумаю.
   Шпуньдик. Да ты, может быть, преувеличиваешь, Миша...
   Мошкин. Какое преувеличиваю! Ведь ты почти каждый день здесь бываешь, ты можешь сам рассудить. Ну, положим, после того обеда, помнишь, что-нибудь ему не понравилось, он не ходил - ну, повздорил, так что-нибудь; положим. Я к нему отправился, объяснился с ним; ну, привел его сюда; Маша поплакала, простила его... хорошо. Ну, стало быть, все ладно, не так ли? Правду сказать, он недолго у нас тогда посидел - совестно ему было, что ли... только он опять ее уверял, эдак, знаешь, как следует: все, дескать, по-прежнему остается - ну, словом, как жених. Хорошо. На другой день приезжает, и гостинчик еще привез; повертелся с минутку - глядь... уж и уехал. Говорит: дела. На следующий день не был вовсе... потом опять приехал, посидел всего с час и почти все время молчал. Я, знаешь, о свадьбе, дескать, то есть, как и когда... пора, мол; он: да, да - и только; да вот с тех пор опять и пропал. Дома его никогда застать нельзя, на записки не отвечает. Ну, сам скажи, Филипп, что ж это значит? Ведь это наконец слишком ясно! Он, значит, отказывается. А? Он отказывается! Вообрази же ты себе теперь, в каком я положении! Ведь ответственность, можно сказать, вся на мне лежит: я ведь эту кашу заварил... а она, конечно, сирота круглая; за нее некому заступиться. Да и как мог я подумать, что Петруша... (Останавливается.)
   Шпуньдик (с глубокомысленным видом). А знаешь ли, что я тебе скажу, Михайло Иваныч?
   Мошкин. А что?
   Шпуньдик. Не зашалил ли уж он как-нибудь? Фосс-паркэ, как говорится. Ведь Петербург на это - город, чай, не последний.
   Мошкин (помолчав). Нет, это не то. Не такой он человек, да и не так бы он поступал.
   Шпуньдик. А может быть, ему какая-нибудь другая девица пригляделась? Приятель его, этот важный-то, может быть, его познакомил с какой-нибудь этакой особой...
   Мошкин. Это скорее. А впрочем, нет, все не то. В нем какая-то перемена вдруг произошла; я просто понять его не могу, словно кто его подменил. И глядит-то он на меня не так, и смеется не так, и говорит иначе, а Машу просто избегает. Ах, Филипп, Филипп! тяжело мне, вот как тяжело! Ведь что ужасно, Филипп: подумаешь, давно ли?.. а теперь... И отчего же это? как это, как могло?..
   Шпуньдик. Да, да, Миша, оно точно... того... не легко, как говорится. Только все-таки, мне кажется, ты напрасно уж так падаешь духом...
   Мошкин. Эх, Филипп, Филипп, ведь ты не знаешь... ведь я его как сына любил! Ведь я с ним все делил - все до последнего. И ведь что меня сокрушает: хоть бы он сердился, знаешь - легче было бы мне: скорее бы я надеялся; а то просто равнодушие оказывает, сожаление даже... Вот что убивственно, Филипп. Ведь вот он и нейдет, и не придет, и завтра не придет, и мне словно уж и странно думать, что он будто может прийти к нам.
   Шпуньдик. Да, брат, да; недаром говорится в стихах: "Так на свете все превратно". Да.
   Мошкин. Просто хоть ложись да умирай...

Входит Пряжкина.

   А! Катерина Савишна! Ну, что?
   Пряжкина. Ничего-с, Михайло Иваныч, ничего-с; не извольте беспокоиться.

Шпуньдик ей кланяется.

   Здравствуйте, Филипп Егорыч.
   Шпуньдик. Наше вам почтение, Катерина Савишна. Как вы в своем здоровье?
   Пряжкина. Слава богу, батюшка, слава богу. Как вы?
   Шпуньдик. Я тоже слава богу. А Марья Васильевна как в своем здоровье?
   Пряжкина. Теперь получше-с. А ночь совсем худо спала. (Вздыхая нараспев.) Эх-и-эх. (Мошкину.) А что ж самоварчик, батюшка, изволили приказать?
   Мошкин. Приказал, как же, приказал... а он вам не принес? Стратилатка!

Стратилат входит с самоваром.

   Что это ты?
   Стратилат. Только теперь закипел-с. (Несет самовар в комнату Маши.)
   Шпуньдик (Пряжкиной). Вы, я воображаю, так и не отходите от Марьи Васильевны...
   Пряжкина. Как же-с. Кому же об ней и заботиться? Сами извольте рассудить.
   Шпуньдик. Вы, я уверен, примерная родственница.
   Пряжкина. Много благодарна-с, Филипп Егорыч.
   Мошкин. Ну, хорошо, хорошо.

Стратилат возвращается из комнаты Маши и подает Мошкину письмо.

   От кого это?
   Стратилат. Не могу знать-с.
   Мошкин (взглянув на подпись). Петрушина рука.

Быстро распечатывает и читает. Шпуньдик и Пряжкина со вниманием глядят на него. Мошкин страшно бледнеет во время чтения и, окончив письмо, падает на кресло. Шпуньдик и Пряжкина хотят приблизиться к нему, но он тотчас вскакивает и говорит прерывающимся голосом.

   Кто... это... кто там... принес... кто... позови...
   Стратилат. Чего изволите-с?
   Мошкин. Позови... кто принес... кто принес...

Делает знаки руками Шпуньдику и Пряжкиной, Стратилат выходит и тотчас возвращается с почтальоном. У почтальона на голове кивер.

   Почтальон. Что вам угодно-с?
   Мошкин. Вы, мой любезный... Вы принесли это письмо... от господина Вилицкого?
   Почтальон. Никак нет-с... С почтой пришло-с. Частные письма нам строжайше запрещено носить.
   Мошкин. Ах да, точно, извините... Я то есть думал... (Он совершенно растерялся.)
   Шпуньдик (Мошкину). Успокойся. Стратилат, поди заплати ему.

Стратилат и почтальон выходят.

   Миша, опомнись...
   Мошкин (вдруг останавливаясь). Все кончено, друзья мои! Все! Я пропал, Филипп, и мы все пропали. Все кончено.
   Шпуньдик. Да что такое?
   Мошкин (развертывая письмо). А вот, послушай. И вы тоже, Катерина Савишна, послушайте. Он отказывается, друзья мои, он решительно отказывается. Свадьбы уж не бывать, и вообще - все кончено, все провалилось, все, все совершенно! Вот, вот что он мне пишет.

Шпуньдик и Пряжкина становятся по бокам Мошкина.

   "Любезный мой Михайло Иваныч, после долгой и продолжительной бо... борьбы с самим собою я чувствую, что я должен наконец объясниться с вами... откровенно (взглядывая на Шпуньдика)... откровенно. Поверьте, это решение стоит мне многого, очень многого. (Мошкин выговаривает многого, а не многова.) Я, видит бог, никак этого не мог предвидеть и желал бы избавить вас от подобной неприятности... Малейшее замедление было бы теперь непростительно... Я и так слишком долго колебался... Я не признаю себя способным составить счастье Марьи Васильевны и умоляю ее принять от меня обещание обратно". Обратно. (К Шпуньдику.) Вот посмотри - так, так и стоит. "Я не признаю себя", вот посмотри. "Обратно". Вот посмотри.

Шпуньдик глядит в письмо. Мошкин продолжает.

   "Я не смею даже просить у нее извинения; чувствую, до какой степени я виноват перед ней и перед вами, и спешу объявить, что я не знаю девицы более достойной всякого уважения..." Слышите, слышите? "всякого уважения". Слышите? "Предвидя необходимость прекратить на некоторое время наши сношения, расстаюсь с вами с сокрушенным сердцем..." А? а? "Я не могу не сознаться, Михайло Иваныч, что вы имеете полное право считать меня неблагодарным (Мошкин качает головой)... я не стану уверять вас и вашу воспитанницу в моей преданности, в моем искреннем участии; подобные слова могут теперь по справедливости возбудить ваше негодование, и потому я умолкаю... Будьте оба счастливы..." Счастливы, счастливы!.. Это он может говорить - он, он!.. (Мошкин закрывает лицо руками.)
   Шпуньдик. Успокойся, Михайло Иваныч; что ж делать? (Помолчав.) Ты, кажется, не дочитал...
   Мошкин (отрывая руки от лица). Да это вздор! Это быть не может... Он наконец не имеет права... Вот еще! Я к нему сейчас отправлюсь... (Начинает быстро ходить по комнате.) Стратилатка! шапку мне подай! шубу! сейчас! извозчика мне - сию минуту!
   Шпуньдик. Куда ты, Михайло Иваныч, куда ты, помилуй!
   Мошкин. Куда? к нему. Я ему покажу... я... я... А! ты, голубчик, так-то? Ну, хорошо. Ну, хорошо. К ответу я его потребую. К ответу!
   Шпуньдик. Да каким образом ты его к ответу потребуешь?
   Мошкин. Каким образом? Вот каким образом. Я ему скажу: милостивый государь, прошу отвечать мне без обиняков. Марья Васильевна вас чем-нибудь оскорбила? оскорбила она вас чем-нибудь, милостивый государь? Поведением ее, что ли, вы недовольны, милостивый государь?
   Шпуньдик. Да он...
   Мошкин. Нет, отвечайте мне, милостивый государь, отвечайте. Разве она не благовоспитанная девица, милостивый государь? Разве она не с правилами девица, а? а? (Наступает на Шпуньдика.)
   Шпуньдик. Конечно, конечно; да ведь он тебе...
   &

Другие авторы
  • Благой Д.
  • Кельсиев Василий Иванович
  • Греков Николай Порфирьевич
  • Зарин-Несвицкий Федор Ефимович
  • Сорель Шарль
  • Павлова Каролина Карловна
  • Салиас Евгений Андреевич
  • Бухарова Зоя Дмитриевна
  • Поуп Александр
  • Грей Томас
  • Другие произведения
  • Короленко Владимир Галактионович - Не страшное
  • Елисеев Григорий Захарович - Хроника прогресса
  • Туган-Барановская Лидия Карловна - Фридерик Шопен. Его жизнь и музыкальная деятельность
  • Аксаков Иван Сергеевич - По поводу статьи г. Антоновича "Суемудрие "Дня""
  • Тэффи - Рассказы
  • Шулятиков Владимир Михайлович - Одинокие таинственные люди
  • Шекспир Вильям - Mэкбет
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Очерки жизни и избранные сочинения Александра Петровича Сумарокова... изданные Сергеем Глинкою... Часть I...
  • Трубецкой Евгений Николаевич - Миросозерцание Блаженного Августина
  • Морозов Михаил Михайлович - Ромео и Джульетта
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
    Просмотров: 244 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа