Вяземск³й П. А. Полное собран³е сочинен³й. Издан³е графа С. Д. Шереметева. T. 7.
Спб., 1882.
Сослуживецъ мой по Министерству Финансовъ и по выставкѣ промышленности въ Москвѣ (1831 г.), Польскаго происхожден³я, и кажется, трагически кончивш³й жизнь въ Висбаденѣ, или Гомбургѣ, то-есть самоуб³йствомъ, описывалъ мнѣ въ письмѣ изъ Петербурга прискорбныя уличныя событ³я при появлен³и холеры, и переходя въ разсказѣ своемъ къ другимъ предметамъ менѣе печальнымъ, заключалъ свое описан³е слѣдующими словами: "mais n'anticipons pas sur le passé". То-есть въ приблизительномъ переводѣ: но не будемъ забѣгать впередъ въ минувшее. Мы очень смѣялись этому lapsus пера и логики, Онъ долго былъ между нами стереотипною поговоркою. Въ минувшемъ времени эти слова и могли казаться забавною обмолвкою. Но въ настоящее они получили дѣйствительное и едва ли не правильное значен³е. По крайней мѣрѣ они часто приходятъ мнѣ въ голову. Наши новѣйш³е сборники о старинѣ нерѣдко забѣгають впередъ, и слишкомъ далеко. Въ поискахъ, въ наѣздническихъ набѣгахъ своихъ они не удерживаются никакими границами, никакими законами прилич³я въ отношен³и къ мертвымъ, забывая при сей вѣрной оказ³и и живыхъ. Съ кладбищемъ и могилами должно также обращаться осторожно и почтительно. Не подобаетъ, не слѣдуетъ переносить на кладбище всяк³е слухи и сплетни, подобныя тѣмъ, которыми пробавляются въ салонахъ живыхъ. Воейковъ говаривалъ: съ мертвыми церемониться нечего: ими хоть заборъ городи. Къ сожалѣн³ю, у насъ случается, что по поводу мертвыхъ городятъ всякую чепуху, а иногда, если и говорятъ правду, то такую, которую лучше бы промолчать. Не всякая правда идетъ въ дѣло и въ прокъ; правда не кстати, не во время неприлично сказанная, не далеко отстоитъ отъ лжи: часто смѣшивается съ нею. Хороша историческая истина, когда она просвѣтляетъ истор³ю, событ³е или лице: когда старое объясняется, обновляется еще неизданными, неизвѣстными указаньями, источниками, хранившимися дотолѣ подъ спудомъ. Но къ сожалѣн³ю оно бываетъ такъ не всегда. Все, что есть въ печи, все на столъ мечи. Ройся въ уголкахъ, въ завалинахъ, въ подвалахъ и выноси изъ избы какъ можно болѣе сора. Въ печи бываетъ и то, напримѣръ сажа, чѣмъ не слѣдуетъ убирать обѣденный столъ. Всяк³й соръ не есть еще святый пепелъ древности, мало ли что найдется въ домѣ, гдѣ живутъ живые люди, но не все же найденное выставлять на показъ и на обнюхиванье, а наши новѣйш³е преподобные Несторы и журналисты тщательно все собираютъ, переливаютъ въ сосуды свои, боясь проронить каплю, упустить изъ вида малѣйшую соринку, пылинку, грязинку. Нѣтъ сомнѣв³я, что возникшая страсть охотиться на полянахъ и въ дремучихъ лѣсахъ старины, дѣло полезное и похвальное. Нельзя не поблагодарить охотниковъ за ихъ труды и усердное полеван³е; но и здѣсь кстати сказать: pas trop de zèle. За неимѣн³емъ въ настоящее время свѣжей и сочной домашней живности, мы только и лакомимся,-по крайней мѣрѣ я, и какъ знаю, мног³е и друг³е,- что питательною, вкусною добычею, которою нерѣдко потчиваютъ насъ наши историческ³е и литтературные Нимроды. Но зачѣмъ въ живую и лакомую пищу впускаютъ они иногда тукъ и тину: иногда такое, что ни рыба, ни мясо. Повара должны имѣть чуткое обонян³е, чтобы хорошенько разнюхать все сомнительное. Изыскатели старыхъ матер³аловъ должны обладать подобнымъ чутьемъ, которое въ дѣлѣ письменной стряпни называется тактомъ, а такта у насъ часто и не имѣется. Не говоримъ уже о поварахъ, которые пожалуй и имѣли бы достаточно чутья, но для личной наживы подаютъ на столъ своимъ застольникамъ припасы сомнительные, иногда совершенно негодные, и такою контрабандою портятъ весь обѣдъ. Впрочемъ, есть и потребители, которымъ нужна пища съ острымъ душкомъ: ихъ грубое и толстокожее нёбо требуетъ пересола, переквашенья, чего то въ родѣ мертвечины. Искусный поваръ, образованный въ хорошей школѣ и уважающ³й достоинство свое, никогда не согласится потворствовать ихъ одичалымъ аппетитамъ. Въ поваренномъ искусствѣ есть также свой тактъ и свой слогъ, своя нѣра. Писатель также не долженъ угождать всѣмъ требователямъ и всѣмъ вкусамъ.
Вышеписанныя соображен³я и замѣчан³я не относятся до писемъ М. А. Волковой, о которой хотимъ сказать нѣсколько словъ. Строгость осужденья нашего на нихъ не падаетъ. Въ нихъ нѣтъ ничего исторически-предосудительнаго: онѣ не посягаютъ, или рѣдко, и то слегка, на личность и достоинство государственныхъ дѣятелей и имена которыхъ мы привыкли уважать. Но въ ихъ обнародываньи много свѣтски-неловкаго и неприличнаго. И въ этомъ отношен³и онѣ не первый примѣръ и вѣроятно, къ сожалѣн³ю, не послѣдн³й. Внна тому въ самой натурѣ литтературы нашей и особенно журналистики. Та и другая худо справляются, когда имъ приходится прикоснуться къ такъ-называемому высшему обществу, а между тѣмъ такъ и тянетъ ихъ къ этому обществу, на которое смотрятъ они, разумѣется, свысока, съ какимъ-то, что называется неглиже сь отвагою, съ улыбкой презрительною, съ педагогическою важностью школьнаго учителя, съ суровымъ лицемъ неумолимаго и непогрѣшимаго суд³и. Но всѣ эти внушительныя и начальническ³я позы, всѣ эти усил³я, притязан³я на эфектъ и на напугиван³е оказываются безсодержательными и напрасными. Дѣло въ томъ, что большая часть литтературы нашей и журналистики, которая не есть литтература, въ нынѣшнемъ составѣ ея живутъ внѣ того общества, которое призываютъ онѣ на свой судъ. Языкъ, нравы, обычаи этого общества, хорош³я и худыя свойства его, имъ совершенно чужды. Они тутъ на чужой сторонѣ, пришельцы, бездомные бобыли, какъ они не поражай этотъ высш³й свѣтъ гражданскою смертью, какъ ни негодуй на него, кавъ ни проклинай его; но этотъ высш³й свѣтъ околдовываетъ ихъ, омрачаетъ разсудокъ ихъ, какъ пр³емъ дурмана или хашиша. Они предъ этимъ высшимъ свѣтомъ, какъ предъ маревомъ, которое притягиваетъ въ себѣ и пугаетъ ихъ. Часто поражаетъ ихъ то, что не стоило бы особеннаго вниман³я, но въ скудости ихъ собственнаго, домашняго существован³я и быта они часто невольно, безсознательно признаютъ, что на этой для нихъ terra incognita все-таки болѣе началъ жизни, все-таки болѣе разнородныхъ стих³й, движен³я, чѣмъ на ихъ голой и безплодной почвѣ. Они хотятъ приглядѣться, прислушаться въ тому, что въ этомъ далекомъ м³рѣ дѣлается и говорится: но глаза ихъ близоруки и тупы, уши ихъ не чутки, а потому и выводы и заключен³я ихъ неосновательны, разумѣется, мы говоримъ здѣсь о томъ разрядѣ литтераторовъ нашихъ, если еще литтераторы они, которые ходятъ въ чужой приходъ съ толкомъ своимъ, садятся въ чуж³я сани и становятся на цыпочвахъ и на подмосткахъ, чтобы высмотрѣть, что творится въ высокихъ хоромахъ. Здѣсь о истинныхъ талантахъ нашихъ, о труженикахъ мысли и науки, не можетъ быть и рѣчи.
Въ подтвержденье нашихъ оцѣнокъ укажемъ, напримѣръ, на письма подлежащ³я разсмотрѣн³ю нашему. Они, по большой части, не заслуживаютъ гласности, которую имъ придали. Писавшая ихъ была, безъ сомнѣн³я, умная дѣвица, часто съ воззрѣн³ями довольно вѣрными и мѣткими, но все не выходятъ они изъ разряда обыкновеннаго. Если наши издатели знали-бы покороче среду, изъ которой эти письма вышли, они знали бы, что можно въ этой средѣ отыскать двадцать, тридцать переписовъ не тольво равныхъ, но и много превосходящихъ ту, которую они предлагаютъ любопытству читателей. Они думаютъ, что отрыли новинку, рѣдкость: а въ этой новинкѣ ничего нѣтъ новаго. Въ этой рѣдкости ничего нѣтъ рѣдкаго, по крайней мѣрѣ для тѣхъ, которымъ среда эта знакома и такъ сказать родственна. Для другихъ же постороннихъ людей тутъ не найдется пищи заманчивой, лакомой. Писавшая ихъ достаточно была умна, чтобы осмѣять предпр³ят³е обнародыван³я этихъ писемъ, если могла-бы она предвидѣть, что попадетъ она за нихъ въ журналистику и въ истор³ю. Самое заглав³е, приданное этой перепискѣ, не кстати и произвольно. Въ этихъ письмахъ нисколько не обрисовывается Грибоѣдовская Москва. Скорѣе тутъ проглядываетъ Москва анти-грибоѣдовская. Тутъ не видать ни Фамусова, ни многихъ домочадцевъ и посѣтителей кружка его. Да и пора, наконецъ, перестать искать Москву въ комед³и Грибоѣдова. Это развѣ часть, закоулокъ Москвы. Рядомъ или надъ этою выставленною Москвою была другая свѣтлая, образованная Москва. Вольно-же было Чацкому закабалить себя въ темной Москвѣ. Впрочемъ въ каждомъ городѣ не только у насъ, но и за границею, найдутся Фамусовы своего рода: найдутся и друг³я лица, сбивающ³яся на лица, возникш³я подъ кистью нашего комика. Суетность, низкопоклонство, сплетни и все тому подобное не одной Москвѣ прирожденныя свойства: найдешь ихъ и въ другихъ Европейскихъ городахъ. Во всякомъ случаѣ Грибоѣдовская Мосвва не отражается въ письмахъ М. П. Волковой. Ни въ ней, ни въ той, къ которой они писаны нѣтъ и оттѣнковъ, которые оправдали бы заглав³я предлагаемой картины. Обѣ были родныя Москвички: онѣ могли сблизиться и подружиться вслѣдств³е обстоятельствъ, нѣкоторыхъ общихъ сочувств³й; но впрочемъ онѣ другъ на друга мало походили. Изъ самихъ писемъ Волковой видно, что во многихъ мнѣн³яхъ и сужден³яхъ онѣ расходились. Можетъ быть въ этихъ противорѣч³яхъ и таилась главная связь ихъ взаимныхъ отношен³й. Посредственные и слабоумные люди любятъ однихъ своихъ прихожанъ, они отворачиваются отъ людей, записанныхъ въ другомъ приходѣ. Княжна Одоевская (вышедшая послѣ замужъ за Сергѣя Степановича Ланскаго) была особенно миловидна и грац³озна, онъ былъ влюбленъ въ нее и воспитан³е ея было совершенно особенное. Ея мать, которую прозвали въ Москвѣ Madame de Genlis, по образовательнымъ и педагогичесвимъ наклонностямъ ея, прилежно и своеобразно пеклась о дочери своей. Заботы ея удались, вѣроятно и по даровитой натурѣ воспитанницы. Послѣ смерти родителей своихъ жила она у дяди своего, Ланскаго, который былъ кажется, Московскимъ губернаторомъ. Показалась она въ свѣтѣ и выѣзжала съ теткою. Появлен³е ея въ обществѣ, на частныхъ балахъ, въ Московскомъ Благородномъ Собран³и было блистательно и побѣдительно. Въ тогдашней Москвѣ было много красавицъ, но эта новая звѣзда заняла свое и почетное мѣсто въ с³яющемъ созвѣзд³и. Въ тѣ счастливые года Московскаго процвѣтан³я молодежь изъ гвард³и пр³ѣзжала зимою на отпускъ въ Москву: себя показать и на красавицъ посмотрѣть. Въ одну изъ такихъ зимъ явился молодой гусаръ, тогда извѣстный болѣе проказами своими и нѣкоторыми бойкими стихами. Это былъ Денисъ Давыдовъ. Онъ не замедлилъ влюбиться въ княжну Одоевскую и прозвадъ ее Галатеею: а соперника, который также вздыхалъ по ней и тяжело за нею увивался, рослаго гвардейскаго офицера, прозвалъ онъ Полиѳемомъ. Тогда поэтическое баснослов³е было у насъ еще въ ходу и всѣмъ понятно. Но ни Аткреонъ подъ доломаномъ, ни дюж³й циклопъ, хотя и двуглазый не тронули сердца Московской Нереиды. Неуязвленное и свободное, по врайней мѣрѣ повидимому, перенесла она его въ Петербургъ, куда переселилась съ родственниками. Позднѣе вышла она замужъ за С. С. Ланскаго. Въ двадцатыхъ годахъ находимъ ихъ въ Москвѣ: мужъ и жена имѣли порядочное, скорѣе блестящее состоян³е, домъ ихъ сдѣлался изъ первыхъ въ столицѣ. Лучшее общество въ Москвѣ пристало къ нему и водворилось въ немъ. Навѣщающ³е Москву иностранцы, особенно Англичане, пользовались въ немъ не только хлѣбосольствомъ, этою Славянскою и особенною Московскою доблестью, но и просвѣщеннымъ гостепр³имствомъ. Хозяйка знакомила ихъ съ Москвою, съ ея достопримѣчательностями, а лучше всего знакомила ихъ съ прирожденнымъ достоинствомъ и плѣнительными свойствами Русской образованной женщины. Не чуждая Русской и иностранной литтературѣ, въ особенности Англ³йской и Французской, она иногда переводила для иноплеменныхъ гостей своихъ замѣчательнѣйш³я страницы, обративш³я вниман³е ея въ Русскихъ журналахъ или вновь появившейся книгѣ.
Умная пр³ятельница ея не обижена была, въ равной степени, этою невыразимою прелестью женственности, которая впрочемъ дается отъ природы не всѣмъ женщинамъ. Въ ней было что-то болѣе рѣшительное и бойкое. Воспитан³е ее вѣроятно, было болѣе практическое, чѣмъ идеальное. Ея, мать, женщина уважаемая въ Москвѣ за твердый разсудокъ свой и за нравственное достоинство, на которомъ умѣла она основать положен³е свое въ обществѣ, не пускалась въ умозрительныя задачи: она просто воспитала дѣтей своихъ, какъ вообще тогда воспитывали, не мудрствуя лукаво и не гоняясь за журавлями въ небѣ. Между тѣмъ все обошлось благополучно: дочери ея и вообще все семейство, заключающееся въ двухъ дочеряхъ и трехъ сыновьяхъ, было одарено отличными музыкальными способностями и по части инструментальной, и по части голосовой. Екатерина Аполлоновна (вышедшая впослѣдств³и замужъ за Рахманова) была прелестной красоты и отличная п³анистка. Мног³е изъ насѣ заглядывались тогда на голубые глаза ея, на золотистые, бѣлокурые локоны и заслушивались ея оживленной, блестящей и твердой игрой. Не одно сердце трепетало при встрѣчѣ съ нею и заплатило дань красотѣ ея. Старшая сестра ея Мар³я, была очень музыкально образована и пѣла съ искусствомъ и чувствомъ. Братъ ихъ Сергѣй Аполлоновичъ, былъ также отличный музыкантъ. Мног³е годы былъ онъ однимъ изъ любезнѣйшихъ собесѣдниковъ Петербургскихъ салоновъ. Онъ былъ въ ближайшихъ сношен³яхъ съ графомъ и графинею Нессельроде, съ графомъ Киселевымъ, Орловымъ, княземъ Алексѣемъ Ѳедоровичемъ. Съ семействомъ Вьельгорскихъ былъ онъ въ родственной связи по женѣ своей, сестрѣ графа Михаила Юрьевича. Долго живъ въ обществѣ, онъ многое зналъ отъ другихъ: много подмѣтилъ и самъ собою. Между тѣмъ сношен³я съ нимъ были совершенно надежны. Онъ не былъ присяжнымъ вѣстовщикомъ и никак³я сплетни не находили въ немъ удобнаго псрехода въ городскую молву. Разговоръ его былъ живой, часто остроумный, съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ насмѣшливости, но всегда умѣряемый законами прилич³я и обычаями свѣтскаго благовоспитан³я. Кажется, въ первыхъ годахъ царствован³я Императора Николая былъ онъ предназначаемъ въ попечители Московскаго Университета, но по какимъ-то обстоятельствамъ назначен³е не состоялось. Племянникъ Род³она Александровича Кошелева и потому пользовавш³йся благорасположен³емъ князя Александра Николаевича Голицына, онъ и въ царствован³е Александра I не сдѣлалъ что называется блестящей служебной каръеры. Онъ, полагать должно, былъ характера и привычекъ довольно независимыхъ. Долгая отставка не тяготила его: мног³е у насъ не умѣютъ уживаться съ нею: они смотрятъ какими-то разрозненными томами въ богатой общественной библ³отекѣ. Волковъ не обижался своею разрозненностью, не сѣтовалъ на нее, не рвался онъ, чтобы какъ нибудь прильнуть къ роскошному эвземпляру и попасть въ офиц³альный каталогъ. Онъ не состоявш³й ни при чемъ и ни при комъ умѣлъ усвоить себѣ приличное мѣсто въ высшемъ обществѣ, гдѣ так³е образцы, что ни говори о чиновничествѣ, все-таки встрѣчаются, Правда, и то сказать - онъ любилъ играть въ карты, игралъ въ коммерческ³я игры по высовой цѣнѣ, игралъ мастерски и вмѣстѣ съ тѣмъ былъ, что называется, благороднымъ и пр³ятнымъ игрокомъ. Такими свойствами и качествами пренебрегать не слѣдуетъ. Это, своего рода талантъ, онъ достойно цѣнится въ обществѣ, не только въ нашемъ, но и въ Парижѣ, и въ Лондонѣ. Не даромъ Талейранъ говоритъ, что не умѣющ³й играть въ вистъ готовитъ себѣ печальную старость. Онъ почиталъ вечерн³й вистъ пр³ятнымъ умственнымъ развлечен³емъ и отдыхомъ, чуть и не гиг³еническимъ упражнен³емъ, способствующимъ хорошему пищеварен³ю и долголѣт³ю. Сергѣй Аполлоновичъ въ этомъ отношен³и, наслѣдовалъ привычкамъ и дарован³ямъ матери своей Маргариты Александровны. За исключен³емъ какихъ нибудь городскихъ праздниковъ и собран³й и лѣтнихъ мѣсяцевъ, которые проводила въ подмосковной, она по вечерамъ была всегда дома и принимала близкихъ себѣ и гостей. Эти вечера подъ дѣятельнымъ предсѣдатедьствомъ хозяйки, походили иногда на засѣдан³я игорной академ³и. Разговоръ былъ тутъ на второмъ планѣ, но однакоже не было недостатка и въ немъ. Въ Москвѣ разсчитывали, что по обил³ю расхода на карточныя колоды въ этомъ домѣ - извѣстно, что остающ³йся съ выигрышемъ обыкновенно платитъ по 5 рублей за пару колодъ - прислуга безъ всякой придачи могла достаточно содержать себя. Вотъ, развѣ въ этомъ отношен³и, можетъ быть оправдано заглав³е, приданное помянутой перепискѣ: Грибоѣдовская Москва. Но эта мѣстная черта, вѣроятно не была извѣстна ни Грибоѣдову, ни издателямъ переписви.
Кстати замѣтить, что еслибы Сергѣй Аполлоновичъ оставилъ-бы по себѣ свой дневникъ, то онъ былъ-бы гораздо любопытнѣе и занимательнѣе писемъ сестры; не смотря на то, что какой-то рецензентъ этихъ писемъ, нашелъ въ писавшей ихъ сходство съ Чацкимъ.
Не хитрому уму не выдумать и ввѣкъ.