iv align="justify">
Левитов, Александр Иванович - выдающийся писатель. Родился 20 июня
1835 г. в торговом селе Добром, Лебедянского уезда Тамбовской губернии, в
семье дьячка. Дьячок содержал постоялый двор, открыл у себя школу; Левитов
уже восьми лет был "подмастерьем" у отца и вел целый класс. Небольшая семья
много трудилась, жила безбедно и дружно, и, в общем, детские годы Левитова
прошли привольно, наложив неизгладимый отпечаток на его мягкую, поэтическую
и немного экзальтированную натуру. Лучшие страницы его нестройных, но часто
полных истинной поэзии произведений - те, в которых он обращается мыслью к
золотой поре своего детства, к воспоминаниям о безбрежной шири родной
степи. Мальчик пользовался каждою свободною минутою, чтобы убегать в
окружавшую Доброе степь. Чувство природы было чрезвычайно развито в
Левитове; он зорким глазом истинного художника подмечал в ней самые
мимолетные оттенки и умел их передавать ярко и обаятельно. Его описания
придонских степей принадлежат к лучшим образцам русского пейзажа. Учился
Левитов в лебедянском духовном училище и тамбовской семинарии и шел один из
первых. Под конец учения семинарское начальство, всегда недолюбливавшее
Левитова за "сочинительство" и увлечение светскими книжками, стало особенно
преследовать его и подвергло его однажды накануне перехода в высший класс,
телесному наказанию, вследствие чего он заболел нервной горячкой и бросил
семинарию. С несколькими рублями в кармане он пешком добрел до Москвы,
потом перебрался в Петербург и поступил (1855) в медико-хирургическую
академию. На мать Левитова внезапное крушение надежды скоро видеть сына
священником подействовало потрясающе; она с горя умерла. Отец вскоре
женился вторично и разошелся с детьми; брат и сестра Левитова вынуждены
были пойти по чужим людям и терпеть всякие невзгоды. Страстно привязанный к
своей семье, особенно к сестре, Левитов глубоко страдал, отчасти потому,
что считал себя виною семейного разгрома, а еще более потому, что над ним
самим в то же время разразилось несчастие, лишавшее его возможности
чем-нибудь облегчить горе близких. Через год после вступления в академию,
вследствие какой-то истории, Левитов очутился в Шенкурске, с обязательством
отслуживать в качестве фельдшера стипендию, которую получал, будучи в
академии. Что эта была за история, о которой Левитов никогда ничего не
говорил даже самым интимным друзьям - осталось неизвестным, но почти нет
сомнения, что в ней не было ничего политического. Двухлетнее пребывание в
ссылке оказало гибельное влияние на весь ход жизни Левитова. При полном
отсутствии какого бы то ни было интеллигентного общества, да и по
приниженному положению своему, Левитов поневоле завел знакомства с людьми,
все развлечения которых состояли в отчаянных попойках и картеже. Это
развило в нем вынесенную еще из семинарии привычку к вину, превратившую
жизнь Левитова в истинно мученическую борьбу с неумолимым недугом. В своем
отчаянии Левитов обращался даже к помощи знахарей, лечивших от запоя, и на
время как будто получал облегчение. Но проходил месяц, другой, недуг
возобновлялся с неудержимою силою, и он снова, по собственному его
выражению, начинал "зверски жрать водку", доходя при этом до того, что
полиция подбирала его на улице в состоянии белой горячки. Несчастная
слабость Левитова отразилась и на его творчестве. Добрая половина его
произведений посвящена "запивойству", игре пьяного воображения, пьяным
галлюцинациям и т. д. Они производят иногда такое впечатление, будто
ничего, кроме бесшабашного пьянства и пьяного распутства, и нет в русской
жизни. Промучившись два года в Шенкурске, пробыв затем год в Вологде,
Левитов получил свободу. Весною 1859 г. он почти без гроша тронулся в путь,
чтобы свидеться с родными, но добрался до Лебедяни только через полгода,
потому что не только прошел пешком все огромное расстояние, но еще по
дороге останавливался в селах и за какой-нибудь рубль нанимался работать
целую неделю над приведением в порядок дел волостного управления. В его
горемычной жизни наступает теперь некоторый просвет; начало 60-х годов
является самым счастливым периодом жизни Левитова. Поселившись в 1860 г. в
Москве, он хотя и бедствовал сначала, но, благодаря счастливой случайности,
познакомился с Аполлоном Григорьевым, который сразу оценил оригинальный
талант Левитова и пристроил его в качестве секретаря редакции передового
тогда "Русского Вестника". Ободранный и обтрепанный жилец трущобных комнат
"с небелью" внезапно превратился из бездомного пролетария в человека с
светлыми надеждами на будущее. Он знакомится со многими писателями,
встретившими дебютанта тепло и приветливо: очерки его появляются один за
другим в "Московском Вестнике", "Времени", "Русской Речи", "Библиотеке для
Чтения" и др.; на них обращают внимание. Левитов приободряется и даже
внешность его меняется; он становится франтом и если и запивает, то
умеренно. Но уже к середине 60-х годов Левитов окончательно превращается в
неисправимого бродягу, мечущегося в безвыходной тоске, вечно кочующего из
Петербурга в Москву и обратно, пробующего пристроиться то учителем в
Ряжске, то воспитателем одного из московских пансионов, то на железной
дороге, но нигде не выживающего больше одного-двух месяцев, потому что
всякая способность к правильному образу жизни в нем совершенно исчезла, под
влиянием его ужасной страсти. Материальное его положение все время было
отчаянное; приходилось ютиться с подругой жизни - простой, но преданной
швеей - в подвалах, на чердаках, питаться впроголодь, одеваться в лохмотья.
Редкими исключениями являются недолгие светлые промежутки, в роде конца
1871 г. и начала 1872 г., когда Левитов был фактическим редактором
иллюстрированного журнала "Сияние". Особенно мучительны были последние пять
лет жизни Левитова. Заработок был ничтожен, здоровье окончательно
надломлено, литературное положение подорвано вечными авансами из редакций,
в уплату которых Левитов давал одни наброски и отрывки. В последнем градусе
чахотки он жил в нетопленой комнате. Чтобы добыть из какой-то мелкой
редакции 5 рублей, он в декабрьскую стужу вышел из дому в легком летнем
пальто и жестко простудился. 4 января 1877 г. Левитов умер в Московской
университетской клинике. Художественное дарование Левитова очень
значительно. Из всех писателей-народников выше его в этом отношении стоит
только один Глеб Успенский. Левитов - удивительный рассказчик. Буквально из
ничего создавал он все свои очерки и рассказы. В них нет ни интриги, ни
завязки, ни развязки, нет вообще и тени того, что называется сюжетом. Автор
завладевает вниманием читателя благодаря уменью сообщать интерес каждой
мелочи, которой коснется. Его произведения представляют собою своего рода
"искусство для искусства", где важно не то, что автор рассказывает, а как.
Другая замечательная сторона таланта Левитова - его тонкий юмор, в связи с
необыкновенно - выразительным и характерным языком. Из неизведанных до него
глубин русской жизни он вынес богатейший запас оригинальных слов и
оборотов, чисто русского, хотя подчас кабацкого остроумия. Вообще стиль
Левитова чрезвычайно ярок и колоритен. Внутренние качества таланта Левитова
также очень замечательны. Основная черта всех без исключения его рассказов
- глубокая задушевность и мягкий, поэтический колорит. Живое чувство и
потребность отвлечься от прозы жизни Левитов пронес невредимыми через все
тяжелые испытания. Как бы мрачно и безнадежно он ни начинал рассказ, но
стоит ему мимоходом коснуться чего-нибудь ему дорогого: детства, природы,
гибнущих сил и т. п. - и он весь преобразовывается: пессимизм уступает
место задушевнейшему лиризму, порывам детски чистой и незлобивой души. Его
таланту недоставало одного: единства, связующего цемента. Он не создал ни
типов, ни миросозерцания, ни сколько-нибудь полной картины столь глубоко
изученного им быта. Отдельных черт, отдельных положений и настроений в
произведениях Левитова целая сокровищница, но ансамбля - никакого: ряд
превосходных этюдов, а картины нет. Человеком определенных взглядов Левитов
не был; усиленные попытки некоторых критиков сделать из него печальника
народного горя весьма мало соответствуют содержанию его произведений. Уже
одно то, что значительнейшая часть их посвящена ворам, проституткам,
сводням, целовальникам и тому подобному люду совершенно исключает
возможность превратить Левитова в писателя тенденциозно-демократического
направления. Нельзя также причислять его к писателям, идеализирующим народ.
В огромном большинстве случаев левитовский "народ" наводит ужас своим
глубоким нравственным падением, и никаких симпатий не возбуждает. Правда,
часть его рассказов вышла под тенденциозным заглавием: "Горе сел, дорог и
городов" - но едва ли это заглавие не придумано издателем для лучшего сбыта
книги: оно совершенно не соответствует содержанию книги. Никакого
достойного сочувствия "горя" нет в этом изображении попрошаек,
пристанодержателей, родителей, сбивающих своих дочек, и прочего
"беспечального народа", который "не сеет, не жнет". Слабая сторона
творчества Левитова объясняется тем, что, вышедши из народа и всю жизнь
прожив с ним, он, однако, не составил себе ясного представления о коренных
очертаниях его духовной физиономии. У Левитова не было определенного угла
зрения, внутренней планомерности; творчество его какое-то бесцельное;
беспредметное и потому не оставляющего прочного следа в памяти; получается
утомительное ощущение калейдоскопического мелькания. Первые рассказы
Левитова были собраны в 1865 г. под заглавием "Степные очерки". Они
выдержали 3 издания, постоянно дополняемые новыми очерками, и из всех
произведений Левитова пользуются наибольшею популярностью. К.Т.
Солдатенковым издано "Собрание сочинений Левитова", с портретом Левитова и
обстоятельною статьею Ф.Д. Нефедова (М., 1884). Позднейшие издания - ред.
"Севера" (1905) и "Просвещения" (СПб., 1911, с предисловием А. Измайлова).
- Ср. А.М. Скабичевский "Беллетристы-народники" (СПб., 1888); П.В.
Засодимский "История новой русской литературы" в "Русском Богатстве"
(1882); Н.Н. Златовратский в "Почине" (М., 1895); Айхенвальд "Силуэты";
Венгеров "Источники".