Тургенев Иван Сергеевич - Нахлебник

но характеристикой феодальной Германии в статье Тургенева о переводе "Фауста" Гёте: "старое общество еще не разрушилось тогда в Германии; но в нем было уже душно и тесно; новое только начинал ось" (наст. изд., Сочинения, т. 1, с. 209). Рассказы Беляева о трудовой жизни, о студенческом товариществе не похожи на признания "Гамлета Щигровского уезда". Молодой демократ увидел и оценил здоровые начала университетской среды. В "Месяце в деревне" в разговоре Беляева с Верой еще очень осторожно, но уже отчетливо начинает звучать важная для писателя тема "пропаганды", мысль о великой миссии передовых людей общества, несущих духовное освобождение. Провозвестник нового этапа развития общества Беляев - читатель и энтузиаст статей Белинского. В лице этого героя Тургенев со свойственной ему наблюдательностью и чуткостью предвосхитил появление новой в социальном и возрастном отношении генерации русской интеллигенции - поколения Чернышевского, наиболее яркому представителю которого было суждено войти в литературу одновременно с первой, искаженной публикацией "Месяца в деревне" (1855).

   В комедии "Месяц в деревне" наглядно обнаруживается глубокая самобытность драматургии Тургенева и своеобразие его обращений к опыту мирового театра. Л. П. Гроссман отметил любопытный факт совпадения ряда ситуаций и сюжетных ходов "Месяца в деревне" и "Мачехи" Бальзака. Стремясь, вслед за А. Григорьевым, обосновать положение об "отзывчивости" Тургенева, его склонности подчиняться веяниям эпохи, ее теориям, "даже модам, чисто случайным поветриям" {Григорьев Ап. Сочинения. СПб., 1876. Т. 1, с. 351; Гроссман, Театр Т, с. 18-19.}, Л. П. Гроссман ставит "Месяц в деревне" в прямую зависимость от нашумевшей, сыгранной в мае 1848 г. с большим успехом в Париже в Théâtre Historique драмы Бальзака "Мачеха". Ю. Г. Оксман, устанавливая ряд принципиальных отличий "Месяца в деревне" от "Мачехи", в частности, высказывает мысль о том, что изъятие из пьесы по требованию цензуры образа Ислаева, мужа Натальи Петровны, не привело к распаду пьесы Тургенева, в то время как подобная "операция" неизбежно бы лишила всякого смысла "Мачеху" Бальзака (наст. том, с. 639).

   Композиционное отличие пьес объясняется коренным различием их проблематики. Если главным содержанием драмы Бальзака является изображение борьбы страстей и внутренней несостоятельности буржуазной семьи, то комедия Тургенева посвящена проблеме социально-исторических сдвигов, проявлявшихся в интеллектуальной жизни России, смене общественного, а вместе с тем и человеческого идеала, взаимоотношениям поколений.

   Поэтому сопоставление Ракитина и Беляева и изображение их взаимоотношений в пьесе имеют первостепенное значение. "Встреча этих антиподов оказывает решающее влияние на течение действия и определяет своеобразие драматургической организации пьесы Тургенева. Замысел героя, из которого, в конечном счете, "вырос" образ Ракитина, возник в воображении Тургенева еще во время его работы над юношеской пьесой "Искушение святого Антония". Здесь он появился в песне Аннунциаты и вместе с этой песней перешел в "Две сестры", где воплотился в фигуру эстета Валерия. Это - "не опасный", "скромный друг чужой жены". Такой герой в пьесах Тургенева, в том числе и в комедии "Месяц в деревне", несет своеобразную функцию. Он парализует действие, пресекает его, стремится остановить его течение. Противостоящий Ракитину Беляев - человек дела, а не рефлексии - является потенциальным носителем движения, перемен, даже когда к этому не стремится. Он - жоржзандист, юноша, свободно и открыто идущий навстречу чувству, может быть "опасен" всем, кто заинтересован в сохранении привычного семейного порядка и душевного равновесия.

   То обстоятельство, что обе молодые женщины семьи влюбляются в Беляева, является свидетельством содержательности его личности и привлекательности, современности ее. Ракитин воздвигает препятствие на пути влияния Беляева, останавливает процесс развития чувств и отношений других персонажей, но это вызывает взрыв эмоций, действие принимает бурный характер и приводит к фактическому разрушению всех устоявшихся связей. Катастрофические последствия остановки действия свидетельствуют о его закономерности. Тургенев неоднократно подчеркивал, что его особенно интересовал в пьесе "Месяц в деревне" образ Натальи Петровны, что в этой героине сосредоточена психологическая задача произведения {См.: Т и Савина, с. 66.}.

   Характеры Натальи Петровны и героини "Мачехи" Бальзака Гертруды де Граншан не имеют ничего общего, психологическая задача, выраженная в них, совершенно различна. Гертруда одержима страстью и аморальна, Наталья Петровна проникнута чувством долга. Мучительная борьба прочно усвоенного ею сознания долга с внезапно подчинившим ее себе страстным увлечением составляет существо ее душевной жизни. Линия Натальи Петровны в пьесе Тургенева с большим основанием, чем с историей героини "Мачехи" Бальзака, может быть сопоставлена с сюжетами классической французской драматургии и прежде всего с "Федрой" Расина. Не исключено, что мысль испытать свои силы в "соревновании" с Расином, произведения которого он хорошо знал с детства, пришла Тургеневу в связи с успехом Рашели в роли Федры.

   В "Федре" Расина было дано ставшее надолго эталоном драматического действия воплощение конфликта между долгом и страстью замужней женщины к юноше и изображено соперничество женщины и молодой девушки, любящих одного и того же человека. Не только в общности психологической ситуации пьесы, но и в некоторых частностях монологов Натальи Петровны (III действие) можно заметить близость к "Федре" Расина. Эта близость отнюдь не является результатом подражания, хотя, как думается, автор допустил ее не бессознательно. В статье о трагедии Н. В. Кукольника "Генерал-поручик Паткуль" (конец 1846 г.) Тургенев, определяя задачи русской реалистической драматургии и говоря о значении изучения опыта великих драматургов разных стран, писал: "...Шекспир, и всегда Шекспир - и не только он, но и Корнель, и даже Расин и Шиллер... Не умрут эти поэты, потому что они самобытны, потому что они народны и понятны из жизни своего народа... А пока у нас не явятся такие люди, мы не перестанем указывать на те великие имена не для того, чтобы подражали им, но для того, чтобы возбудить честное соревнование..." (наст. изд., Сочинения, т. 1, с. 276).

   В "честное соревнование" Тургенев вступил и с Бальзаком. Идея построить драматический конфликт на соперничестве женщин-родственниц у него явилась задолго до того, как Бальзак создал и поставил "Мачеху". Такая борьба должна была составить содержание пьесы "Две сестры", причем в действии должны были, как и в комедии "Месяц в деревне", какую-то роль играть "скромный друг" дома и студент. Возможно, что постановка "Мачехи" Бальзака напомнила Тургеневу его ранний замысел и возбудила желание по-своему, в присущем ему стиле разработать эту тему. "Месяц в деревне" не просто не похож по своему стилю на драму Бальзака, а полемически заострен против понимания драматизма, привитого французской литературе неистовой словесностью. Недаром в пьесе Тургенева герои читают и осуждают "Монте-Кристо" А. Дюма; Тургенев демонстрирует, что не интрига, кинжал и яд, жгучая ревность и адюльтер, а небольшие уклонения от строгого нравственного самоконтроля, сделки с совестью, неделикатное вторжение в чужой внутренний мир могут повести к предательству, жестокости и повлечь за собой гибель чувства, счастья и жизни.

   Драматургия Тургенева подвергалась постоянным цензурным гонениям. Лучшие его пьесы "браковались" и неоднократно переделывались по требованию цензуры. Тургенев не уклонялся от этой неприятной и тяжелой работы, стремясь добиться публикации своих пьес и разрешения их постановки. Строгость и придирчивость театральной цензуры и особенно настороженное внимание цензуры вообще к пьесам, очевидно, побуждали Тургенева постоянно подчеркивать, что пьесы его написаны не для сцены. Характерно, что подобное заявление Тургенев предпослал публикации "Месяца в деревне" в "Современнике", которая так долго задерживалась цензурой и с таким трудом и творческими потерями была осуществлена.

   А. Н. Островский, посвятивший всю свою жизнь театру, неоднократно писал о губительном влиянии цензуры на развитие русской драматургии, о своей готовности отказаться от творчества для сцены. Можно предположить, что отказ Тургенева от работы над пьесами во многом объясняется мучительной историей публикации и театрального воплощения его лучших произведений в этом роде. Сам Тургенев с огромным интересом относился к театру, писал свои пьесы в расчете на определенных актеров и был для талантливейших артистов своего времени желанным автором. Достаточно вспомнить таких исполнителей его пьес, как М. С. Щепкин, А. Е. Мартынов, П. М. Садовский, С. В. Шуйский, М. Г. Савина, Н. А. Никулина, В. М. Давыдов. Все они были горячими сторонниками театра Тургенева, что было самому писателю хорошо известно.

   Нельзя сбрасывать со счетов и впечатления Тургенева от французского театра, которые не могли не возбудить в нем сознания резкого несоответствия того, что он пишет, "общепринятому" понятию сценичности. Не принимая творчества Скриба, ставшего во Франции эталоном знания законов сцены, Тургенев не чувствовал в себе достаточной уверенности, чтобы провозгласить новые принципы театральности и драматизма, которые ощутимы во всех его оценках явлений драматургии и театра и в самой его художественной деятельности. Однако желание продолжить практически борьбу за свой театр на сцене и в литературе не покидало Тургенева в течение ряда лет. Неудачная интерпретация отдельными актерами ролей в его произведениях и неудовлетворенность взыскательного художника собственными пьесами не могли погасить этого его интереса к театру и творчеству для театра. Для того чтобы полностью определить свое отношение к театру и осознать принципиальность своей позиции в драматургии, Тургенев нуждался в сценической проверке своих пьес и в поддержке критики. Ни того, ни другого он не получил в должной мере. Находясь в зале во время представлений своих пьес, он неизменно задавал себе вопрос, выполнима ли задача, которую он поставил перед актерами, "театрально" ли он мыслит: "как поучительно для автора присутствовать на представлении своей пьесы! Что там ни говори, но становишься публикой, и каждая длиннота, каждый ложный эффект поражают сразу, как удар молнии <...> в общем- я очень доволен. Опыт этот показал мне, что у меня есть призвание к театру и что со временем я смогу писать хорошие вещи",- утверждал он в письме к П. Виардо от 8 (20) декабря 1850 г., явно не рассчитывая на то, что в наступающем 1851 или в начале 1852 года оборвется его "карьера" драматурга.

   Через много лет, в 1879 году, присутствуя на постановке комедии "Месяц в деревне" в Александрийском театре и восхищаясь исполнением роли Веры молодой М. Г. Савиной, писатель сделал знаменательное признание, как бы корректирующее неоднократные его утверждения, что "Месяц в деревне" не рассчитан на театральное воплощение: "Никогда, никогда я не предполагал, что моя пьеса может быть поставлена на сцене. Теперь я вижу, что писал для театра" {Mercure de France, 1922, 15 juin, p. 853. Цит. по кн.: Гительман Л. Русская классика на французской сцене. Л.: Искусство, 1978, с. 41.}.

   Понятие о сценичности у Тургенева и у "знатоков театра", вроде В. Крылова, сокращавшего "Месяц в деревне" для Савиной, было весьма различно. Театральные эффекты, привычные условности, которые представлялись сторонникам сценической рутины признаком высокого профессионализма комедиографа, поражали Тургенева как пошлость, проявление дурного вкуса, фальшь.

   Белинский, положительно оценивший первый драматический опыт Тургенева, отметил отсутствие в его пьесе "Неосторожность" эффектов и предположил, что это повредит ее успеху. "Это вещь необыкновенно умная, но не эффектная для дуры публики нашей",- объяснял он А. А. Краевскому {Белинский, т. 12, с. 166.}. Особенности поэтики пьес Тургенева: осложненная характеристика в них героев, чувства и самая личность которых противоречивы, нравственно неоднозначны, а душевные движения скрыты, замаскированы, отказ от необычайных происшествий как основы сюжета, от эффектных монологов и реплик "под занавес" - ставили в тупик присяжных театральных критиков. Так, после талантливого исполнения М. С. Щепкиным в 1862 г. роли Кузовкина авторитетный театральный критик А. Н. Баженов утверждал, что пересказать содержание пьесы "Нахлебник" невозможно, так как "его почти и нет", что "это в строгом смысле даже не комедия, а большие сцены" {Баженов А. Н. Сочинения и переводы. М., 1869. Т. I, с. 152-153.}.

   Отметив хорошую игру участников спектакля, Баженов, вместе с тем, утверждал, что "каждое лицо жило на сцене полною жизнью, а взятые вместе они, при всем том, как-то плохо вяжутся в одно целое" {Один из многих. <А. М. Баженов> Беседы о театре.- Развлечение, 1862, No 13.}.

   Критик подметил несоответствия драматургии Тургенева театру, в котором нет творческой режиссуры и каждый актер действует по собственному разумению. Вместе с тем, в отзыве Баженова отразилась его неспособность понять особенности построения пьесы Тургенева, ее драматизма и внутреннего единства.

   Подобное непонимание привело к тому, что при постановках "Нахлебника" в 1889 г. в Александрийском театре и в 1912г. в Московском Художественном театре исполнялось только I действие пьесы как более драматичное и эффектное. В 1913 г. режиссура Московского Художественного театра пересмотрела это решение, п пьеса была поставлена целиком.

   И в 1879 году, по поводу удачного исполнения "Месяца в деревне" в Александрийском театре, и в 1881 году, в связи с неудачной постановкой этой пьесы в Малом театре, театральная критика писала о "несценичности" пьес Тургенева. П. Д. Боборыкин, например, утверждал, что отсутствие бурных порывов и темперамента и обилие рефлексий героев делают пьесу Тургенева несценичной {См.: Боборыкин П. Московские театры (Рус Вед, 1881, 18 февраля).}.

   Таким образом, театральная критика не поддерживала и не одобряла появления пьес Тургенева на сцене {О сценической судьбе пьес Тургенева и откликах критики на спектакли по его произведениям см. следующие работы: Гроссман, Театр Т, с. 119-166; Т и театр, М., 1953, с. 585-612. Примечания Г. П. Бердникова; Зограф Н. Г. Малый театр второй половины XIX века. М., 1960, с. 116-118, 336-341; Оксман Ю. Г. Сцены и комедии.- В кн.: Т, ПСС и П, Сочинений, т. 2, с. 541, 547-548 и т. 3, с. 371-377; Очерки по истории русской театральной критики 2-ой половины XIX в. / Под ред. А. Я. Альтшуллера. Л., 1976 (по имен. указателю).}. Не оценила Тургенева-драматурга и литературная критика.

   Очевидно, в 1840-х годах в кругу близких к "Современнику" литераторов на Тургенева смотрели как на "надежду русской сцены и новое светило нового театра" {Дружинин А. В. Собр. соч. СПб., 1865. Т. 7, с. 288.}. Эта формула, иронически запечатленная А. В. Дружининым в период, когда он рьяно стремился к пересмотру идей 40-х годов, свидетельствует о том, что такое отношение к опытам Тургенева в области драматургии имело место среди сторонников натуральной школы. Это подтверждает и тенденция сопоставления драматургии Тургенева и Островского и взаимного их противопоставления, которая может быть отмечена в некоторых письмах В. П. Боткина и статьях А. А. Григорьева. Провозглашая творчество Островского "новым словом" русской драматургии, А. Григорьев счел нужным в статье "Русская изящная литература в 1852 году" противопоставить "Бедную невесту" - первое произведение, в котором, по его мнению, проявились черты Островского как писателя нового направления,- "Холостяку" Тургенева. Впоследствии А. Григорьев подчеркивал, что пьесы Тургенева значительно ниже его повествовательных произведений. За этим положением, специально аргументированным в статье "И. С. Тургенев и его деятельность" (1859), стояло упорное желание критика утвердить взгляд на творчество Островского как единственно правильный и органичный путь развития русской драматургии.

   Статья Тургенева о "Бедной невесте" (1852) была попыткой оспорить такую точку зрения и показать, что в творчестве Островского есть тенденции как прогрессивные, так и снижающие художественный уровень его произведений, что он не только не может служить образцом для всеобщего подражания, а сам проходит период сложного и трудного становления. При этом Тургенев проявил доброжелательство и уважение к драматургу, которому его противопоставляли. Эта позиция Тургенева не удовлетворяла Боткина, который осудил "сладковатый тон статьи" о "Бедной невесте" - "тон какого-то сдерживаемого поклонения" Островскому {См.: Боткин и Т, с. 28-29.}.

   Вместе с тем, выделение А. Григорьевым драматургии из общего состава произведений писателя уже само по себе выражало мысль о существовании особого литературного явления - театра Тургенева. Та же мысль, но более определенно была высказана М. Н. Лонгиновым, который в 1861 г. заявил о необходимости издания театра Тургенева {Русский вестник, 1861, кн. 2, с. 915.}. Идея издания своих пьес особой книгой была не чужда самому писателю. В конце 1840-х годов он задумал создать целый цикл драматических произведений.

   В 1849 г., а затем и в 1850 г. Тургенев составил перечни написанных и задуманных им пьес, свидетельствовавшие о том, что он предполагал издать фундаментальное собрание своих драматических произведений.

   В 1856 г. Некрасов сделал попытку издать написанные Тургеневым комедии и сцены в двух томах, в качестве дополнения к вышедшему собранию повестей и рассказов писателя. Издание драматических сочинений Тургенева, прохождение которого через цензуру Некрасов тщательно продумал, не состоялось потому, что Тургенев своевременно не подготовил пьесы к печати. Его пассивность объяснялась не отсутствием интереса к обработке пьес, а желанием заняться ею серьезно и тщательно.

   Издавая свои сцены и комедии в VII томе собрания сочинений в 1869 году, Тургенев произвел их тщательную проверку и правку. Тому своих драматических сочинений он счел нужным предпослать небольшое введение, озаглавив его "Вместо предисловия". Здесь писатель в чрезвычайно лаконичной и скромной форме коснулся впечатлений, которые остались у него от соприкосновения с театром. Он вспомнил с благодарностью об исполнении Мартыновым ролей в его произведениях и отдал таким образом дань уважения артистам, любившим его драматургию, упомянул о цензурных мытарствах "Месяца в деревне" и обратил внимание читателей на эту впервые появившуюся в неискаженном виде пьесу. Оговариваясь, что не признает в себе драматического таланта, он предоставил судить читателям о литературных достоинствах его пьес.

   Собрание пьес Тургенева вызвало к себе интерес читателей. Частным, но знаменательным проявлением этого интереса явились реминисценции драматических произведений Тургенева в повести Достоевского "Вечный муж", над которой писатель работал в 1869 году.

   В комедии "Провинциалка" Тургенев, в духе Гоголя, высмеивает "вечную любовную завязку" и адюльтер как модное содержание пьес. Он показывает, что материальные интересы и соображения карьеры мужей волнуют дам больше, чем любовь, которую, по традиции, считают главным интересом их жизни {См.: Бердников Г. П. И. С. Тургенев. М.; Л., 1951, с. 111.}. Достоевский "реабилитирует" сюжет адюльтера и сосредоточивает внимание на судьбе покорного мужа, порабощенного женой и глубоко затаившего свою ревность. Он сам ссылается на аналогию своего героя Трусоцкого со Ступендьевым из "Провинциалки" Тургенева {См. комментарий к рассказу "Вечный муж" (Достоевский, т. 9, с. 479).}. Однако этим общим сходством героев не исчерпываются отклики на драматургию Тургенева в "Вечном муже" Достоевского. В тексте этого произведения есть эпизод о бедном чиновнике, "добреньком" и смешном старичке, которого напоили шампанским и "вдоволь насмеялись" над ним "публично и безнаказанно и единственно из одного фанфаронства" {Достоевский, т. 9, с. 8.}. Эпизод этот несомненно отражает впечатление от "Нахлебника".

   Сватовство Трусоцкого к шестнадцатилетней Наде и враждебное отношение к нему молодежи - друзей и родственников девушки - напоминают эпизоды комедии "Где тонко, там и рвется" и особенно "Месяца в деревне". В черновых материалах к "Вечному мужу", рядом со сравнением Трусоцкого со Ступендьевым, имеется афоризм: "Нет, он слишком много рассуждает - он не опасен" {Там же, с. 294.}. Этот афоризм воспроизводит рассуждение Шпигельского из комедии "Месяц в деревне": "...Михайло Александрыч, по моему мнению, никогда не был человеком опасным, а уж теперь-то менее, чем когда-нибудь <...> У кого сыпью, а у этих умников всё язычком выходит, болтовней" (наст. том, с. 359).

   Таким образом, Тургенев, который учитывал художественный опыт Достоевского при работе над пьесами, раскрывавшими трагизм жизни маленьких людей, в свою очередь, своими комедиями дал Достоевскому новые творческие импульсы, побудил его к соревнованию в разработке определенного круга ситуаций и характеров.

   Внимательным читателем драматических произведений Тургенева, очевидно, был и А. П. Чехов. Замедленное, как бы вялое и внезапно "взрывающееся" течение действия, сложные "амбивалентные" характеристики героев, чувства персонажей, маскирующие другие чувства, зачастую неосознанные, - все эти особенности драматургии Тургенева оказались близки Чехову. Интересны были ему и герои тургеневских пьес, которые, как думали Боборыкин и Суворин, никого уже не могут занимать в современном изменившемся обществе,- герои больше размышляющие и рассуждающие, чем действующие.

   Некоторые типы, изображенные Тургеневым в драматических произведениях, должны были обратить на себя внимание Чехова. В небольшой пьесе "Вечер в Сорренте" Тургенев, продолжив свои размышления над женским типом, поставленным им в центре пьесы "Месяц в деревне", и над некоторыми ситуациями этого произведения {О сходстве и различии героев и ситуаций "Месяца в деревне" и "Вечера в Сорренте" см.: Гроссман, Театр Т, с. 62; Эйгес И. Р. Пьеса "Месяц в деревне" И. С. Тургенева.- Лит учеба, 1938, No 12, с. 73-74.}, создает новый, очень важный для русской драматургии последующих лет образ женщины-"кометы", потерявшей связи с родным дворянским гнездом и, в конечном счете, с родиной.

   В бесцельных странствиях и случайных увлечениях героини "Вечера в Сорренте" косвенно отражается распадение семейных и социальных связей дворянского гнезда, гибель того мира, в обстановке которого происходило действие "Месяца в деревне". В этом отношении в пьесе Тургенева дан первый эскизный очерк социально-психологического типа, который был затем создан Чеховым в образе Раневской ("Вишневый сад"). В комедии "Месяц в деревне" Чехову оказались, очевидно, близки многие герои. Это и язвительный, умный демократ - врач Шпигельский (ср. образ Дорна в "Чайке"), и учитель-студент, присутствующий в барской усадьбе, но сознающий свою непричастность к интересам ее обитателей (ср. образ Пети Трофимова - "Вишневый сад"), и рачительный хозяин Ислаев, деятельность которого обеспечивает общее благосостояние, но который, по сути дела, чужд и неинтересен окружающим (подобный характер и ситуация в разных аспектах трактуются в пьесах Чехова "Чайка" - Шамраев и "Дядя Ваня" - Войницкий).

   В 1868 г. под впечатлением драматических сочинений Тургенева П. Мериме утверждал, что, обладая талантом драматурга, автор "Месяца в деревне" пишет "не для сцены наших дней", пренебрегающей "развитием характеров и страстей и вполне довольствующейся лишь разнообразной и запутанной интригой" {Mérimée Prosper. Portraits historiques et littéraires. Paris, 1874, p. 353. Ср.: Мериме Проспер. Собр. соч. в 6-ти т. М., 1963. Т. 5, с. 275.}. Драматургия Чехова, потребовавшая от театра полного разрыва с рутиной, открыла путь к пониманию драматургии Тургенева. Актеры, радовавшие Тургенева на склоне его дней исполнением его произведений или выступавшие в ролях, написанных им, вскоре после смерти писателя: М. Г. Савина, В. Н. Давыдов, К. А. Варламов, В. Ф. Комиссаржевская - стали и первыми интерпретаторами образов Чехова.

   Большое значение для осознания того, что драматургия Тургенева - специфическое художественное явление, требующее особых форм сценического воплощения, имели постановки Московского Художественного театра - театра, открывшего миру драматургию Чехова и Горького.

   Популярность драматургии Чехова, безусловно, облегчила проникновение пьес Тургенева на сцены Европы. Уже в 1890 г. Андре Антуан поставил в Свободном театре "Нахлебника" и с успехом исполнил роль Кузовкина, однако только после утверждения чеховского репертуара интерес к драматургии Тургенева нашел себе прочную опору в повседневной практике театров {См.: Гроссман, Театр Т, с. 148-149; Гительман Л. Русская классика на французской сцене. Л., 1978, с. 28-53; Dornacher К. Turgenev in Dentschland nach dem II Welt-krieg (1945-1956).- Zeitschrift fur Slawistik, Bd. Ill, H. 2-4, S. 399-402; Редгрейв М. Маска или лицо (Пути и средства работы актера). М., 1965, с. 69-70; Sliwowski René. Od Turgieniewa do Czechowa. Warszawa, 1970, с. 35-165.}.

  

   В основу настоящего издания "сцен и комедий" положен текст, установленный самим Тургеневым при подготовке к печати десятого тома его сочинений, вышедших в свет в 1880 г. Как свидетельствуют письма Тургенева от 19 сентября (1 октября) и 26 сентября (8 октября) 1879 г. к его издателю В. В. Думнову, он сразу же после отпечатания десятого тома приступил к тщательнейшей вычитке его текста с тем, чтобы отметить все его неточности в специальном перечне "Опечатки", приложенном по его требованию к первому тому издания 1880 г.

   При изучении источников текста "сцен и комедий" было установлено, что ни в 1874, ни в 1883 г. Тургенев не проводил правки своих драматических произведений и что все отличия изданий этих лет от предшествующих (1869 и 1880 гг.) являются не авторскими вариантами, а редакторскими и типографскими искажениями наборного оригинала.

   Особенно досадны ошибки, вкравшиеся в текст "сцен и комедий" в посмертном издании полного собрания сочинений Тургенева, вышедшем в свет в 1883 году. Несмотря на то, что все тома этого издания посылались на сверку Тургеневу, он, как свидетельствует специальное письмо об этом А. Ф. Отто (Онегина) к М. М. Стасюлевичу, хранящееся в архиве ИРЛИ {Письмо А. Ф. Отто см. в издании: Тургенев И. С. Рудин. Дворянское гнездо. Подготовка текста и комментарии М. К. Клемана. М.; Л.: Academia, 1933, с. 463-464. Об этом же см. приписку А. Ф. Отто в письме Тургенева к M. M. Стасюлевичу от 26 марта (7 апреля) 1883 г.}, был уже настолько тяжело болен, что не имел возможности лично править корректуру и поручал эту работу своим русским землякам. В числе томов, порученных А. Ф. Отто, был и десятый, варианты которого являются таким образом следствием вторжения в авторский текст его корректора.

   Об особенностях воспроизведения текста Тургенева см. в I томе наст. изд., с. 6.

  

  

   Тексты подготовили: Т. П. Голованова ("Провинциалка"), А. П. Могилянский ("Искушение святого Антония", "Две сестры", "Вечеринка"), Ю. Г. Оксман ("Неосторожность", "Безденежье", "Где тонко, там и рвется"), М. А. Соколова ("Нахлебник"), К. И. Тюнькин ("Месяц в деревне"), В. Г. Фридлянд, при участии В. Б. Волиной ("Холостяк").

   Примечания составили: Ю. Г. Оксман, при участии Т. П. Головановой, А. П. Могилянского, Н. А. Роскиной, Е. В. Свиясова, ж К. И. Тюнькин ("Месяц в деревне").

   Автор вступительной статьи к примечаниям - "Драматургия И. С. Тургенева" - Л. М. Лотман.

   В подготовке тома к печати принимала участие Е. M. Лобновская.

   Редактор тома - В. Н. Баскаков.

  

  

  

   Первая рукописная редакция, законченная в Париже в 1848 г. Черновой автограф, без посвящения М. С. Щепкину. Начало пьесы (кончая репликой Елецкого: "Вот я и в деревне. Странно как-то. А хорошо. Ей-богу, хорошо") написано на трех листах большого формата, сложенных пополам; продолжение и окончание - в особой тетради, пронумерованной самим Тургеневым, с. 1-57. Дальнейшая часть тетради занята текстом комедии "Холостяк" (с. 59-153) и наброском "Ванька (Разговор)" на о. 155. Хранится в ЦГАЛИ (ф. 509, оп. 2, ед. хр. 6/1-2).

   В первых листах автографа рукою Тургенева записаны фамилии и имена его парижских друзей и знакомых - П. Виардо, Герцена, Бакунина, Киселева и других (см. с. 587), некоторых политических деятелей 1848 г. (см. там же), нескольких женщин, воспетых Гёте, набросано пять мужских профилей. На полях л. 2-го набросан план сцены с расположением дверей, окон и мебели в зале дома Кориных в их усадьбе. На обложке рукописи Тургеневым записан адрес: "M-r Abel, Rue de la Tour d'Auvergne No 38 (près de la Rue des Martyrs. P.- à droite)". Перебеленный автограф первой редакции на 18 л. почтовой бумаги большого формата, с позднейшей правкой. После заглавия рукою А. А. Краевского вписано: "Посвящена М. С. Щепкину". Без 14-го листа. Хранится в ИРЛИ (ф. 250, No 573), куда поступил из собрания А. Н. Пыпина.

   Рукопись эта, посланная осенью 1848 г. Тургеневым из Парижа в Москву, в распоряжение М. С. Щепкина, после запрещения постановки пьесы, была отправлена В. П. Боткиным 9 февраля 1849 г. А. А. Краевскому в Петербург. С этой же рукописи, как свидетельствуют типографская разметка ее текста, фамилии наборщиков на полях и карандашная надпись Краевского в левом верхнем ее углу: "Отпечатать особо пятнадцать экз. Кр.",- сделан был в 1849 г. типографский набор пьесы. Эта же рукопись, возвращенная Тургеневу, в 1856-1857 гг. была использована им для подготовки к печати второй редакции пьесы, увидевшей свет в "Современнике" (1857, No 3), под названием "Чужой хлеб" (см. далее об этой правке, с. 594-596). Краткое описание рукописи см. в статье В. И. Чернышева "Комедия Тургенева "Чужой хлеб" ("Нахлебник")".- Сборник Пушкинского Дома на 1923 год. Пг., 1922, с. 117-136.

   14-й лист автографа находится в Ленинградском отделении Архива АН СССР (ф. 726, И. М. Гревса); см.: Ровнякова Л. И. "Нахлебник". Вновь найденный лист первой беловой редакции (1848).- Т сб, вып. 2, с. 7-11.

   Писарской список первой редакции комедии, запрещенной в 1849 г. Список на 104 листах, из которых три листа чистых. Хранится в ЦГАЛИ (ф. 509, оп. 1, ед. хр. 26). На первом листе дарственная надпись: "Петру Яковлевичу Чаадаеву в знак искренней дружбы от автора" (см. фотоснимок с этого листа в "Бюллетенях Государственного литературного музея. И. С. Тургенев. Рукописи, переписка и документы". М., 1935, с. 18). В текст списка рукой Тургенева внесено 29 исправлений, устраняющих ошибки переписчика, а в нескольких случаях уточняющих текст первой редакции (см. с. 593). Чаадаевская копия "Нахлебника", как и список комедии, сохранившийся в архиве Станкевича (см. ниже), разбита на явления.

   Типографские гранки текста, набранного для третьего номера журнала "Отечественные записки" 1849 г. и запрещенного цензурой 22 февраля того же года, на шести больших листах. На каждом из них отметка: "16 февраля"; на обороте пятого листа надписано: "Г-ну Цензору Фрейгангу. Отечеств. Зап. Из тип. Глазунова". На обороте второго листа карандашная отметка: "К делу 1849 г. под No 8". Текст гранок испещрен карандашом цензора - многие слова и строки исключены, некоторые заменены другими (см. с. 590). Гранки запрещенного текста "Нахлебника", обнаруженные при разборе архива Главного Управления по делам печати в 1917 г., были опубликованы: Лит Музеум, с. 187-257 и 368-380. Хранятся в ЦГИАЛ. Второй экземпляр этих гранок, без цензурных поправок, хранится в ГПБ, ф. А. А. Краевского, см.: Отчет ИПБ за 1889 г., СПб., 1893, приложение, с. 78.

   Список первого акта пьесы, сохранившийся в архиве семьи Станкевичей (ГИМ, ф. 351, ед. хр. 106, лл. 57-74). Список восходит к автографу первой редакции пьесы, но разбит на явления. Посвящение отсутствует. На первом листе отмечены фамилии исполнителей основных ролей пьесы, готовившейся зимою 1849-1850 г. к постановке в доме Станкевичей, с М. С. Щепкиным в главной роли. См. об этом несостоявшемся спектакле с. 592.

   Совр, 1857, No 3, с. 81-133.

   Таблица дополнений и поправок, сделанных Тургеневым для издания 1869 г. при вычитке журнального текста (1857 г.). Беловой автограф, хранящийся в ГИМ (ф. И. Е. Забелина, No 440, ед. хр. 1265, лл. 160-163).

   Т, Соч, 1869, ч. VII, с. 147-225.

   Т, Соч, 1880, т. 10, с. 149-226.

   Впервые опубликовано: Совр, 1857, No 3, с. 81-133, под заглавием "Чужой хлеб. Комедия в двух действиях", с подписью: Иван Тургенев. Этот текст пьесы являлся переработкой первой ее редакции, написанной в 1848 г. и предназначенной, под названием "Нахлебник", для третьего номера "Отечественных записок" 1849 г., но запрещенной цензурой 22 февраля 1849 г. Третья редакция пьесы, над которой Тургенев работал в 1861 г. при подготовке ее к постановке в Москве, в бенефис М. С. Щепкина, впервые была опубликована в Т, Соч, 1869, ч. VII. В этой редакции "Нахлебник" перепечатывался во всех последующих изданиях сочинений Тургенева.

   В настоящем издании комедия "Нахлебник" печатается по последнему авторизованному тексту (Т, Соч, 1880), с устранением некоторых дефектов текста, во-первых, отмеченных самим автором и, во-вторых, им не замеченных, но требуемых контекстом и подтверждаемых рукописями и предшествующими изданиями.

   К первым относятся ошибки в репликах: Трембинского (с. 132) - "Вот еще ... велика беда" вместо правильного: "Вот еще ... велика беда ... оставьте", Елецкого (с. 133) - "Да вы что ж, господа, не садитесь" вместо правильного: "Да вы что ж, господа, не садитесь... Милости просим", Тропачева (с. 133) - "apartait" вместо: "parfait", Ольги (с. 151) - "Что же вы так спешите" вместо: "Что же вы так спешите... Погодите", Кузовкнна (с. 168) - "хлеба ломать" вместо: "хлеба ломоть".

   Ко вторым относятся: пропуск данных о возрасте Трембинского ("40 лет") в перечне "действующих лиц" (с. 114); "голос девок" вместо правильного: "голоса девок" в ремарке на с. 122; "кланяется ему раз" вместо: "кланяется ему еще раз" (с. 123); "Карпачов пойдем с нами" вместо: "Карпачов пойдет с нами" (с. 131); "указывая Карпачову на рюмку, Кузовкина" вместо: "указывая Карпачову на рюмку, Кузовкину" (с. 136); "изъяснюсь" вместо: "изъясняюсь" (с. 139); "вино уже давно его разобрало" вместо правильного: "вино уже давно его разбирало" (с. 143); "в руках бумаги" вместо: "в руках бумага" (с. 166).

   Самым ранним свидетельством Тургенева о "Нахлебнике" является случайное упоминание в его парижском письме от 5(17) января 1848 г. к Полине Виардо о работе над "комедией", предназначенной "для одного московского актера" ("je travaille à une comédie destinée à un acteur de Moscou"). Этим актером был M. С. Щепкин, лично никак еще не связанный с Тургеневым, но друг Белинского и Герцена, самых близких Тургеневу в эту пору деятелей русской передовой литературно-общественной мысли. В те дни, когда писался "Нахлебник", Белинский в своем последнем программном литературном обзоре - "Взгляд на русскую литературу 1847 года", раскрывая общественно-политическое значение романа Герцена "Кто виноват?", объяснял своим читателям, что произведение это от начала и до конца вдохновляется мыслью "о достоинстве человеческом, которое унижается предрассудками, невежеством и унижается то несправедливостью человека к своему ближнему, то собственным добровольным искажением самого себя" (Белинский, т. X, с. 319-320). В легальной форме Белинский повторял здесь в сущности то же самое, что было провозглашено им в его знаменитом Зальцбруннском письме к Гоголю, когда он, дискредитируя правящий класс и мобилизуя передовую общественность на борьбу с крепостничеством и абсолютизмом, говорил о необходимости "пробуждения в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и неволе", о "правах и законах, сообразных не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью".

   Отвечая тем же литературно-политическим задачам, комедия "Нахлебник" по своему общественному звучанию была близка одновременно с нею писавшимся рассказам из цикла "Записки охотника", имевшим по официальному признанию министерства народного просвещения и Главного управления цензуры от 12 августа 1852 г. в записке на имя Николая I,- "решительное направление к унижению помещиков", представляемых "вообще или в смешном и карикатурном, или чаще в предосудительном для их чести виде", что "без сомнения послужить может к уменьшению уважения к дворянскому сословию со стороны читателей других состояний" (Лит Музеум, с. 316-317).

   Революция 1848 года, в которой Тургенев непосредственного участия, как известно, не принимал, но событиями которой был глубоко захвачен (см. письма его к Полине Виардо в 1848 г. и позднейшие рассказы "Человек в серых очках" и "Наши послали"), на несколько месяцев оторвала Тургенева от работы и над "Записками охотника" и над "Нахлебником". Очень показательно, однако, что в черновой рукописи последнего, вместе с обычными для ранних автографов Тургенева рисунками и записями на полях фамилий тех или иных исторических лиц (Гёте, Софи Ларош, Шарлотта фон Штейн, Бенина Брентано), появляются в разных вариантах имена А. Ледрю-Роллена, министра внутренних дел временного революционного правительства, Роберта Блюма, вице-председателя франкфуртского парламента, расстрелянного в Вене в 1848 г., а из русских эмигрантов, живших в это время в Париже, фамилии Герцена, Бакунина, Сазонова, Головина. Ближе всех из них был Тургеневу в эту пору Герцев, в письме которого от 5 августа 1848 г. из Парижа к московским друзьям сохранились очень скупые, но многозначительные строки о том, что автор "Записок охотника" пишет пьесу "для Михаила Семеновича" (Герцен, т. XXIII, с. 90). Еще через два месяца, в письме от 8(20) октября сам Тургенев извещал Полину Виардо, что рассчитывает закончить эту пьесу дней через десять, к своему возвращению из Гиера в Париж.

   Литературная отделка комедии несколько задержалась, а потому, отправляя в Москву только первый акт "Нахлебника" (с оказией, через И. В. Селиванова), Тургенев писал Щепкину 27 октября (8 ноября) 1848 г. о том, что второе действие пьесы, которое он "не успел окончить переписыванием", в ближайшие дни будет отправлено им в Москву по почте. Письмо заканчивалось следующими словаки: "Прошу у Вас извинение за долгое отлагательство, желаю, чтобы мой труд Вам понравился. Если Вы найдете достойным Вашего таланта приняться за него,- я другой награды не требую. Приятели, которым я здесь прочел мою комедию - наговорили мне много любезностей по ее поводу; я, может быть, им оттого могу несколько верить, что вообще эти приятели довольно строго отзывались об моих трудах. Но как бы то ни было - лишь бы мой "Нахлебник" Вам понравился и вызвал бы Вашу творческую деятельность! Боюсь я - не опоздал ли я немного. Сверх того, прошу Вас - если Вы возьмете мою комедию для своего бенефиса - не говорить заранее, кто ее написал; на меня дирекция, я знаю, втайне гневается за критику гедеоновского "Ляпунова" в "От<ечественных> записках" - и с большим удовольствием готова нагадить мне {Тургенев имеет в виду свой критический разбор драмы С. А. Гедеонова "Смерть Ляпунова", опубликованный в 1846 г. в "Отечественных записках" (см. наст. изд., Сочинения, т. 1, с. 236-250). Автор пьесы был сыном А. М. Гедеонова, директора императорских театров.}. Впрочем, я отдаю Вам свое произведение в полное распоряжение: делайте из него, что хотите. Как бы я был рад, если бы я мог присутствовать при первом представлении! Но об этом, кажется, нечего думать".

   В этот же день, с тою же "оказией", Герцен в письме из Парижа к Т. Н. Грановскому, Н. X. Кетчеру, Е. Ф. и М. Ф. Коршам и H. M. Сатину сообщал, что "драма, которую пишет Тургенев,.- просто объеденье" (Герцен, т. XXIII, с. 114), а Н. А. Герцен, присутствовавшая на чтении пьесы в Париже, с волнением писала 6(18) декабря П. В. Анненкову: "Если вы будете в Москве во время представления <...> комедии "Нахлебник" (которая мне ужасно нравится), напишите мне эффект, следствие и проч., как на своих, так и на чужих" (Анненков и его друзья, с. 631).

   В письме от 3(15) декабря 1848 г., прося подтвердить получение второго акта комедии и поделиться впечатлениями от него, Тургенев писал Щепкину: "Приятель наш Г<ерцен> <...> сделал два небольших замечания, которые просил меня сообщить Вам (и с которыми я совершенно согласен). Во-первых, он находит, что Кузовкину не след носить дворянский сюртук - а частный; а во-вторых, он в сцене, где Елецкий выходит от жены, уже все узнавши, и видит, что Тропачев забавляется над Кузовкиным - в словах: "Да-с, Флегонт Александрыч, я. признаюсь, удивляюсь, что Вам за охота с Вашим воспитаньем, с Вашим образованьем заниматься такими, смею сказать, пустыми шутками" - предлагает "смею сказать" заменить фразой - "извините за выраженье" - потому что, по его мнению, смею сказать - не идет в устах петербургского чиновника. Я с ним вполне согласен - притом же это такая мелочь, что я бы устыдился писать Вам о ней, если б он этого не потребовал".

   Справка о "дворянском" сюртуке Кузовкина после этого письма была снята (ее нет поэтому и в запрещенных цензурою типографских гранках пьесы), а выражение "смею сказать" осталось.

   Первая черновая редакция "Нахлебника" (см.: Т, ПСС и П, Сочинения, т. II, с. 330), датируемая январем - октябрем 1848 г., позволяет установить, что все образы комедии, все детали ее фабулы и сценария определились с самого начала с предельной четкостью и остротой. Как свидетельствует рукопись комедии, многочисленные исправления ее начального текста имели в виду и на первом этапе создания пьесы и в дальнейшей работе над ней не идейно-тематическую и не композиционную, а прежде всего стилистическую отделку "Нахлебника".

   Других существенных исправлений в первой редакции комедии было совсем немного - они относились или к уточнению возраста действующих лиц (в черновой редакции пьесы Кузовкину не 50, а 60 лет, Тропачеву - 40, а не 36, Карпачову - 30 лет, а не 40, Егору Карташову - 50, а не 60), их имущественного и социального положения, их физического состояния (Тропачев был владельцем не 400, а 350 крепостных душ, о Ваське сказано было, что он "казачок, как все казачки", о дряхлом портном Анпадисте,- что он "говорит сиплым и глухим голосом"). Более тонко мотивированы были при перебеливании текста комедии и некоторые детали отношений Ольги Елецкой и Кузовкина после того, как она узнает, что он ее отец (см. с. 150-173). Все другие изменения, внесенные в первую редакцию пьесы при ее переписке в конце 1848 г., были менее значительны.

   Комедия "Нахлебник" создавалась в пору работы Тургенева над рассказами из цикла "Записки охотника", а потому совершенно естественной является тесная связь фабульного материала его пьесы с некоторыми образами и ситуациями, впервые намеченными в "Моем соседе Радилове" или несколько позже в "Чертопханове и Недопюскине". Напомним сцены увеселения молодых господ престарелым Федором Михеичем ("Тоже был помещик - и богатый, да разорился - вот проживает теперь у меня") в первом из этих рассказов (Соер, 1847, No 5, с. 143-147), или еще более волнующие страницы о другой жертве "подчиненного существования" - Тихоне Недопюскине, послужившем на своем веку "тяжелой прихоти, заспанной и злобной скуке праздного барства" (Совр, 1849, No 2, с. 300-301). Характерно, что даже фамилия будущего героя "Нахлебника" мелькнула уже в очерке "Петр Петрович Каратаев": "Смотрю, едет ко мне исправник <...> Степан Сергеевич Кузовкин, хороший человек, то есть, в сущности, человек не хороший" (Соер, 1847, No 2, с. 207).

   Постановка комедии Тургенева в Москве ожидалась как событие большой литературно-общественной значимости.

   11 декабря 1848 г. М. В. Станкевич писала из Москвы своим родным о том, что М. С. Щепкин читал "Нахлебника" в ее доме, в присутствии П. Л. Пикулина и А. Н. Афанасьева: ""Нахлебник" чудная пьеса, Михайло Семенович расплакался, читая ее и воображая, как хороша она будет на сцене. Гоголь назвал ее безнравственною, из этого можно заключить о ее достоинстве. До сих пор она еще в цензуре. В ней на сцене богатые помещики и мелкопоместные бедняки, над которыми первые потешаются, и тут-то выходит настоящая трагедия. Может быть, эта пьеса будет напечатана в "Современнике" " (Т, ПСС и Л, Сочинения, т. II, с. 587).

   Слухи о "Нахлебнике" очень скоро дошли и до петербургских друзей Тургенева. "Комедии Вашей для Щепкина не читал, но слышал про нее",- писал ему 17 декабря 1848 г. Некрасов, впоследствии ставший одним из самых больших почитателей "Нахлебника" (Некрасов, т. X, с. 121 и 141).

   Вопрос о публикации новой комедии занимал Тургенева несравненно менее, чем возможность ее постановки: "31-го числа января (т. е. через 24 дня) будет дана в Москве для бенефиса Щепкина моя комедия в двух актах под названием "Нахлебник". Хотите Вы ее напечатать в "О<течественных> з<аписках>"? - если она не шлепнется, разумеется? - запрашивал Тургенев 7(19) января 1849 г. А. А. Краевского.- Я сегодня же пишу об этом Щепкину, который тотчас, по получении от Вас письма - Вам ее вышлет. Только, ради бога, чтобы не было опечаток". Письмо заканчивалось просьбой: "Если Вы напечатаете "Н<ахлебник>а", то велите поставить: Посвящена М<ихайл>е С<еменович>у Щепкину. Если можно, напечатайте 10 отдельных экземпляров. 8 доставьте брату, а 2 перешлите мне".

   Письмо это свидетельствует о том, что Турген