Третьяков Сергей Михайлович - Бертольт Брехт. Святая Иоанна скотобоен

  

  

   VII

  

  

   Изгнание торгашей из храма.

  

  

  

  Дом Черных Капоров.

   Черные Капоры сидят за длинным столом, подсчитывая лепты

  

  вдовиц и сирот, собранные ими в жестяные кружки.

  Черные Капоры (поют).

  

  

  С пением сбирайте лепты вдовиц и сирот!

  

  

  Нужда велика!

  

  

  Нет им ни крова, ни хлеба,

  

  

  Но бог всемогущий с неба

  

  

  Видит и пищу шлет.

  Паулус Снайдер (майор Черных Капоров, встает). Маловато! Маловато! (К беднякам на заднем плане, среди которых вдова Лаккернидла и Глумб.) Опять вы здесь? Вы не вылезаете отсюда. Ведь на бойнях уже приступили к работе!

  Вдова Лаккернидла. Где это? Бойни закрыты.

  Глумб. Сначала говорили, что их откроют, но их, видите ли, не открыли.

  Снайдер. Подальше, подальше от кассы. (Машет на них, отгоняя их в глубину сцены.)

  

  

   Входит домовладелец Малберри.

  Mалберри. Как дела с квартирной платой?

  Снайдер. Дорогие Черные Капоры! Дорогой господин Малберри! Уважаемые слушатели! Речь идет о злополучном вопросе добывания денег. Хорошее дело говорит само за себя, а если в чем и нуждается, то только в пропаганде. Видите ли, по вопросу о деньгах мы до сих пор адресовались только к бедным и беднейшим, полагая, что именно они больше других расположены к богу, в милостях которого они особенно нуждаются. Словом, мы думали, что деньги дадут массы. К сожалению, мы констатируем, что именно эти слои населения проявляют по отношению к богу совершенно необъяснимую сдержанность. Это происходит, возможно, и потому, что у них ничего нет за душой. Вот почему я, Паулус Снайдер, от вашего имени решил пригласить чикагских богачей и зажиточных граждан, чтобы они помогли нам в следующую субботу обрушиться на безверие и материализм города Чикаго, и в первую очередь на городские низы. Из этих сумм мы и нашему дорогому домовладельцу, господину Малберри, внесем столь любезно отсроченную им квартирную плату.

  Малберри. Мне это было бы очень приятно. Впрочем, не извольте беспокоиться по этому поводу. (Уходит.)

  Снайдер. Так-с. Теперь отправляйтесь-ка бодро и весело на работу и прежде всего наведите чистоту на парадной лестнице.

  

  

  

  Черные Капоры уходят. (Беднякам.) Скажите-ка, уволенные по-прежнему терпеливо стоят на боенных дворах или они уже начали говорить строптивые речи?

  Вдова Лаккернидла. Со вчерашнего дня они подняли крик, узнав, что заводы получили заказы.

  Глумб. Многие поговаривают, что скоро наступит время, когда без мордобоя вообще никакой работы не достанешь.

  Снайдер (про себя). Вот это славно! Когда в них полетят, камни, мясные короли много охотнее станут приходить и слушать нас. (Беднякам.) Вы хоть бы дров нам накололи!

  Бедняки. Дров больше нет, господин майор.

   Появляются мясозаводчики: Крайдль, Грэхем, Слифт, Mейерс.

  Mейерс. Грэхем, меня интересует, куда девался скот?

  Грэхем. Меня зудит тот же вопрос. Где скот?

  Слифт. И меня.

  Грэхем. И тебя? Небось и Маулера. А?

  Слифт. Вероятно, и Маулера.

  Мейерс.

  

  

  Какой-то сукин сын скупает скот.

  

  

  Он знает хорошо, что мы должны

  

  

  Консервы заготовить по контракту,

  

  

  А для консервов нужен скот.

  Слифт. Кто б это был?

  Грэхем (тычет его под ложечку).

  

  

  Вонючий пес! Довольно

  

  

  Представляться! Скажи ты Пирпи своему,

  

  

  Чтоб это дело бросил.

  

  

  Не трогал жизненные центры.

  Слифт (Снайдеру). Что вам от нас угодно?

  Грэхем (тычет его снова). А ты как думаешь, что им угодно, Слифт?

   Слифт преувеличенно лукаво делает жест отсчитывания денег. В точку, Слифт!

  Мейерс (Снайдеру). Ну, запузыривайте!

  

  

   Садятся на покаянную скамью.

  Снайдер (на кафедре). До нас, Черных Капоров, дошло, что пятьдесят тысяч стоят у скотобоен без работы. И кое-кто уже ропщет, говоря: пора самим помочь себе. И не называют ли уже ваших имен в качестве виновников того, что пятьдесят тысяч не имеют работы и стоят перед заводами? Как бы они у вас эти заводы не отобрали, заявив: поступим как большевики, возьмем заводы в собственные руки, чтобы каждый мог работать и имел свой кусок хлеба. Смотрите, кругом пошли разговоры о том, что несчастье вовсе не рождается стихийно, как дождь, а что оно подстраивается кое-кем, получающим от этого выгоду. Мы же, Черные Капоры, настаиваем, что несчастье приходит, как дождь, ни для кого не объяснимо, и что страдания предопределены свыше, а мзда предуготована.

  Мясозаводчики. К чему разговор о мзде?

  Снайдер. Мзда, о которой мы говорим, уплачивается после смерти.

  Мясозаводчики. Сколько вы требуете?

  Снайдер. Восемьсот долларов ежемесячно, потому что нам нужны теплые супы и громкая музыка. А еще мы им посулим, что богатые будут наказаны, и именно после смерти.

  

  

   Все трое оглушительно хохочут. И все это только за восемьсот долларов в месяц!

  Грэхем. Но вам же столько вовсе и не требуется, человече. Пятьсот долларов!

  Снайдер. Можно обойтись и семьюстами пятьюдесятью. Но тогда...

  Mейерс. Семьсот пятьдесят? Это уже легче. Итак, скажем - пятьсот.

  Грэхем. Пятьсот вам нужно во всяком случае. (К остальным.) Столько им требуется.

  Мейерс. Сознавайся, Слифт: скот у вас.

  Слифт. Мы с Маулером не затратили ни цента на закупку скота. Провалиться мне на этом месте! Бог свидетель!

  Мейерс (Снайдеру). Пятьсот долларов - большие деньги. Кто же их будет платить?

  Слифт. Да, вам бы следовало найти того, кто их даст.

  Мейерс. Это будет нелегко.

  Грэхем. Сознайся - скот у Пирпи?

  Слифт (смеется). Ну это же сплошь негодяи, господин Снайдер!

  

  

   Все смеются, кроме Снайдера.

  Грэхем (Мейерсу). Это человек, лишенный чувства юмора. Не нравится он мне.

  Слифт. Самое главное, где ваше место, человече? По ту или по сю сторону баррикады?

  Снайдер. Место Черных Капоров над схваткой, господин Слифт, а значит - по сю сторону.

  

  

  

   Входит Иоанна.

  Слифт. Вот и наша святая Иоанна с мясной биржи!

  Все трое (кричат на нее). Мы вами недовольны! Можете вы замолвить за нас словечно Маулеру? Он вас послушает! Говорят - он ест из ваших рук. Скот, видите ли, кто-то слизнул с рынка, и мы подозреваем Маулера. Вы можете им вертеть, говорят, как хотите. Пускай он выпустит скот из своих лап. Слушайте, если вы это сделаете для нас, мы беремся вносить квартирную плату за Черных Капоров в течение четырех лет.

  Иоанна (пугается, увидя бедных). Что вы здесь делаете?

  Вдова Лаккернидла (выходит вперед).

  

  

  Доедены двадцать обедов.

  

  

  Ты не сердись, что вновь я здесь торчу.

  

  

  Охотно б на глаза тебе не попадалась,

  

  

  Но голод тем жесток, что, как ни утоляй его,

  

  

  Он возвращается, свирепый, вновь и вновь.

  Глумб (выходит вперед).

  

  

  Ты мне знакома. Тебя я убеждал

  

  

  Стать к резаку, который

  

  

  Отсек мне руку. Нынче я и похуже поступил бы.

  Иоанна. Почему вы не работаете? Я же вам достала работу.

  Вдова Лаккернидла. Где? Бойни закрыты.

  Глумб. Сначала говорилось - они будут открыты, но они открыты не были.

  Иоанна (мясозаводчикам).

  

  

  Так, значит, они все ждут?

  

  

  

  Мясозаводчики молчат.

  

  

  А я-то думала, они устроены!

  

  

  Семь суток снегом их заносит,

  

  

  Он губит их, и он же их скрывает

  

  

  От взора человечьего.

  

  

  Легко забыла я, что всякий рад забыть, чтоб

  

  

  

  

  

  

   обрести покой.

  

  

  Сказали - пронесло. А проверять уже никто

  

  

  

  

  

  

  

  не станет.

  

  

  

   (Мясозаводчикам.)

  

  

  Ведь Маулер мясо закупил у вас. Я настояла!

  

  

  А вы до сей поры заводов не открыли!

  Все трое. Правильно! Мы хотели открыть.

  Слифт. Но прежде вам хотелось взять за горло фермеров?

  Все трое. Как нам приступить к убою? Скота ведь нет!

  Слифт. Мы с Маулером купили у вас мясо в расчете, что вы начнете работать и, значит, рабочие смогут покупать мясо. Кто же будет есть мясо, которое мы у вас приобрели? Для кого мы купили мясо, коли едоку нечем платить!

  Иоанна. Если уж вы владеете машинами на своих могущественных фабриках и заводах, то по крайней мере подпустите к ним этих людей. Иначе они останутся ни с чем. Это разве не эксплуатация? А когда, доведенная до белого каления, бедная двуногая тварь, не умея помочь себе иначе, возьмется за палку и хватит своего мучителя по голове, тогда вы накладете в штаны, - как я уже не раз замечала. И тогда подавай вам опять религию, пусть она прольет елей на бушующие волны. Но господь бог - это вам не подручный какой-нибудь, не станет он чистить ваши свинарники. Я ношусь от Понтия к Пилату, воображая, что если я помогу вам наверху, то это поможет и тем, кто ходит под вами. Здесь, мол, некое единство, вытягиваемое одним канатом. Но тут я оказалась дурищей. Кто хочет помочь беднякам, тот должен, видимо, оберечь их от вас. Неужели у вас не осталось ни капли уважения к тому, что носит образ человеческий? Да ведь этак легко дойти до того, что и вас самих станут не за людей считать, а за диких зверей, которых надо попросту истребить в интересах общественного порядка и безопасности! И вы еще дерзаете приходить в божий дом лишь потому, что у вас имеется ваш грязный денежный мешок! Точно мы не знаем, откуда он и что он нажит бесчестно. Нет, голубчики, не на таковского напали, бог этого не допустит! Вас надо просто гнать, гнать палкой! Да не глядите такими идиотами! Сказано - с людьми нельзя обращаться как с быками, но вы же не люди. Пошли вон! Да поскорее! А то еще в грех меня введете! Нечего меня останавливать, я знаю, что делаю, слишком долго я этого не знала. (Выталкивает их древком знамени.)

  

  

  В двери заглядывают Черные Капоры. Вон отсюда! Вы что? Хотите божий дом превратить в хлев?! Или во вторую мясную биржу? Вон! Вам тут нечего делать. Таких физиономий нам здесь не надо. Вы недостойны, и я извергаю вас. И плевать на ваши деньги!

  Все трое. Ну и ладно. Только с нами ведь уйдут скромно и невозвратимо сорок месячных квартирных взносов! Ну что ж! Каждый грошик нам пригодится. Ведь мы идем навстречу временам, страшней которых мясной рынок еще не видывал.

  

  

  

  Мясозаводчики уходят.

  Снайдер (бежит за ними). Останьтесь, господа, не уходите! Она не имеет никаких полномочий. Просто бабья истерика! Мы ее уволим! Она сделает для вас все, что вы пожелаете.

  Иоанна (Черным Капорам). С квартирной платой действительно получилось неладно. Но с этим нельзя считаться. (Вдове Лаккернидла и Глумбу.) Садитесь-ка туда. Я вам принесу супу.

  Снайдер (вернувшись).

  

  

  Приглашай бедняков! Угощай их

  

  

  Водой дождевой и пустыми речами!

  

  

  С неба и то на них нисходит не милосердие,

  

  

  А снег.

  

  

  Забыв смирение, ты

  

  

  Порыву поддалась. Нетрудно

  

  

  Извергнуть грешника высокомерно!

  

  

  Больно уж разборчива ты в хлебе, который мы

  

  

  

  

  

  

  

   едим.

  

  

  Вникаешь - как он сделан, но ведь сама

  

  

  

  

  

  

  не прочь поесть!

  

  

  Ну марш, неземная, туда, под ливень!

  

  

  Можешь проявлять свой норов под метелью!

  Иоанна. Значит, мне вернуть форменное платье?

  Снайдер. Снимайте форменное платье! Укладывайте чемодан! Уходите из этого дома и заберите с собой всю ту сволочь, которую вы натащили сюда. Только сволочь и отребье увивалось за вами. Теперь вы сами к нему будете принадлежать, Забирайте свои вещи! Иоанна уходит, возвращается с маленьким чемоданом, одетая как деревенская

  

  

  

  

  служанка.

  Иоанна.

  

  

  Пойду к богачу Маулеру. Он не лишен

  

  

  Ни страха, ни благоволенья. Он поможет.

  

  

  Я вновь надену форму и свой черный капор

  

  

  И в этот дом родной молитв и покаяний

  

  

  Вернусь не ранее, чем приведу с собою

  

  

  Как члена нашей набожной семьи

  

  

  Пирпонта Маулера, принесшим покаянье.

  

  

  Я вижу, деньги их, как раковый гнойник,

  

  

  Забили уши им, глаза и сердце.

  

  

  Превознесенные, сидят они высоко,

  

  

  И вопль о помощи достигнуть их не может!

  

  

  Несчастные калеки!

  

  

  Но хоть один-то праведник быть должен среди

  

  

  

  

  

  

  

  

  них.

  

  

  

  

  (Уходит.)

  Снайдер.

  

  

  Несчастная невежда!

  

  

  Того не видишь, что, выстроясь

  

  

  Исполинскими полчищами, стоят друг против

  

  

  

  

  

  

  

   друга

  

  

  Работодателей и работников

  

  

  Сражающиеся, фронты. Непримиримые. Ну что ж,

  

  

  Путайся между ними, посредница

  

  

  И примирительница, никому

  

  

  Из них не нужная, пока не сдохнешь.

  Малберри (входит). Как у вас с деньгами?

  Снайдер. Свой воистину скудный приют, найденный на этой земле, - я подчеркиваю, скудный, господин Малберри, - господь бог уж как-нибудь сумеет оплатить.

  Малберри. Ага, совершенно правильно! Оплатить! Об этом и речь. Вы произнесли нужное слово.

  Снайдер. Если господь бог заплатит - хорошо. Но если не заплатит - плохо. Если бог не заплатит квартирной платы, ему придется съехать, и не позже чем в субботу вечером, - так ведь, Снайдер? (Уходит.)

  

  

  

  

   VIII

   Речь Пирпонта Маулера о необходимости капитализма и религии.

  

  

  

   Контора Маулера.

  Маулер.

  

  

  Ну, Слифт, подходит день,

  

  

  Когда наш славный Грэхем и другие,

  

  

  Упорно ждущие сниженья цен на скот,

  

  

  Должны начать закупку мяса, которое

  

  

  Они должны нам сдать.

  Слифт.

  

  

  Им будет стоить дорого. Весь скот,

  

  

  Чей рев стоит над рынками Чикаго, -

  

  

  Наш скот.

  

  

  И каждую свинью, что сдать они должны нам,

  

  

  По дорогой цене возьмут они у нас.

  Маулер.

  

  

  Теперь ты перекупщиков гони на биржу, Слифт!

  

  

  Пусть биржу мучают запросами своими.

  

  

  Что на быка или свинью хоть чуть похоже,

  

  

  Пусть требуют они. И пусть цена растет.

  Слифт.

  

  

  Что нового о нашей Иоанне?

  

  

  На бирже слух, что с ней ты спишь.

  

  

  Я отрицал. С тех пор как нас она

  

  

  Из храма выгнала, о ней не стало слышно,

  

  

  Как будто сгинула в мычании Чикаго.

  Маулер.

  

  

  Мне нравится в ней то, что вас она

  

  

  Так просто вымела. Она бесстрашна.

  

  

  Будь с вами я, она бы и меня

  

  

  Из дома вышвырнула, и была б права.

  

  

  Мне это нравится и в ней и в ихнем доме, -

  

  

  Что там немыслимы такие вот, как я...

  

  

  Вздуй цену до восьмидесяти, Слифт. И Грэхемы

  

  

  Пусть станут глиною, в которую ступни

  

  

  Поставим мы, чтоб видеть отпечаток,

  

  

  О, я не выпущу ни грамма мяса и

  

  

  С них наконец спущу всю шкуру,

  

  

  Как то заложено в моей природе.

  Слифт.

  

  

  Приятно, Маулер, видеть, что тебя

  

  

  Оставила гнилая слабость. Значит,

  

  

  Иду смотреть, как покупают скот.

  

  

  

  

  (Уходит.)

  Маулер.

  

  

  Пожалуй, правильно спустить с Чикаго шкуру

  

  

  И разъяснить всем этим простофилям

  

  

  Мясное дело. Пусть кричат:

  

  

  "Грабеж! Злодейство!"

  

  

   Иоанна входит с чемоданом.

  Иоанна. Добрый день, господин Маулер. Вас нелегко застать. Я пока поставлю вещи вон там. Я, видите ли, больше не состою в Черных Капорах. Возникли разногласия. И вот мне пришло в голову: а не пойти ли к господину Маулеру? Сейчас, когда моя изнурительная миссионерская работа кончилась, я могу внимательнее отнестись к отдельным людям. Займусь-ка я немножко вами - конечно, если вы разрешите. Знаете, я уже заметила, что вы доступнее многих других. Это у вас хорошая старая кушетка из конского волоса, но почему на ней простыня, и даже не сложена как следует? Разве вы и спите в конторе? А мне казалось - у вас должен быть один из роскошных дворцов.

  

  

  

   Маулер молчит. Но вы мясной король и тем не менее бережливы в мелочах: это большое достоинство, господин Маулер. Не знаю почему, но всякий раз, когда я вас вижу, мне приходит на ум рассказ, как господь бог пришел в рай к Адаму и закричал: "Адам, где ты?" Вы помните? (Смеется.) Адам стоит как раз за кустом, и руки его, так сказать, по локоть во внутренностях оленихи, и этак, весь в крови, слышит он божий глас. И прикидывается, будто его тут вовсе нет. Но господь бог не дает себя провести, он хочет дознаться и кричит вторично: "Адам, где ты?" И тут Адам, красный как рак, отвечает в смущении: "Ах, господи, и надо же тебе явиться как раз, когда я свежую олениху... Можешь не говорить: я и так знаю, что не должен был этого делать". Но ваша-то совесть, надеюсь, сейчас чиста, господин Маулер?

  Маулер. Значит, вы больше не у Черных Капоров?

  Иоанна. Да, господин Маулер. Мне там уже не место.

  Маулер. На какие же средства вы теперь живете?

  

  

  

   Иоанна молчит. Значит, ни на какие? А давно вы ушли от Черных Капоров?

  Иоанна. Восемь дней.

  Маулер (в глубине комнаты, плачет).

  

  

  Лишь восемь дней - и так переменилась!

  

  

  Но где она была? С кем говорила?

  

  

  Как возникли эти возле рта морщины?

  

  

  Город, где она была, неведом мне.

  

  

   (Приносит еду на подносе.)

  

  

  Ты очень изменилась. Здесь еда.

  

  

  Я сам не ем.

  Иоанна (смотрит на пищу). Господин Маулер! Когда мы выгнали богачей из нашего дома...

  Маулер. ...что совершенно правильно и доставило мне немало удовольствия...

  Иоанна. ...то домовладелец, живущий арендой, предложил нам выселиться в воскресенье.

  Маулер. Так, значит, Черным Капорам сейчас туго приходится?

  Иоанна. Вот почему я решила - пойду-ка к господину Маулеру. (С жадностью принимается за еду.)

  Маулер. Не беспокойся. Я пойду и раздобуду нужные вам деньги. Я сделаю это. Да-да, я их достану, чего бы это ни стоило, хотя б мне надо было их выкроить из шкуры нашего города. Я сделаю это для вас. Конечно, деньги - вещь дорогая, но я их добуду. Это вас устроит?

  Иоанна. Да, господин Маулер.

  Маулер. Возвращайся к ним и передай, что деньги будут к воскресенью. Маулер их достанет. Скажи - как раз в эту минуту он пошел их добывать на мясной рынок. Правда, с теми пятьюдесятью тысячами людей получилось не совсем ладно и не так, как хотелось бы. Я не мог для них сейчас найти работу. Но к тебе это не относится, и твоим Черным Капорам надо помочь. Деньги я достану для вас. Беги и скажи им это.

  Иоанна. Да, господин Маулер!

  Маулер.

  

  

  Здесь все это записано. Держи!

  

  

  А мне, ты думаешь, не тяжело, что ждут они

  

  

  

  

  

  

  

   работы

  

  

  У скотобоен, и работы скверной?

  

  

  Пятьдесят тысяч. Стоят у боен

  

  

  

  Иоанна перестает есть.

  

  

  И не уходят даже по ночам.

  

  

  Но это ж предприятие. И речь

  

  

  Идет о том - быть иль не быть.

  

  

  Останусь я умнейшим

  

  

  Среди капиталистов или сам

  

  

  К воротам бойни поплетусь.

  

  

  А чернь уж заполняет дворы боен и

  

  

  Бесчинствует.

  

  

  Теперь я от тебя хочу услышать,

  

  

  Как судишь о моем ты предприятье

  

  

  И правильно ль все то, что делал я.

  

  

  Ну подтверди. По твоему совету

  

  

  Консервы у концерна закупил я

  

  

  И скот у скотоводов, и, добро

  

  

  Творя, узнал я далее, что бедны вы

  

  

  И крова вас лишить хотят.

  

  

  И вот я вам опять хочу помочь,

  

  

  Свидетельствуй о доброй моей воле.

  Иоанна.

  

  

  Значит, рабочие все ждут у скотобоен?

  Маулер.

  

  

  Почему ты против денег? Ведь лицо

  

  

  Твое бледнеет, когда их нет?

  

  

  Что думаешь ты о деньгах? Скажи мне

  

  

  Без лжи и без утайки. Деньги лишь

  

  

  Для дураков сомнительны. Продумай

  

  

  Простую правду и нагую жизнь.

  

  

  Пусть неприятна истина, зато верна.

  

  

  Шаток род человеческий, отдан произволу

  

  

  Погоды, случая, а деньги - это средство

  

  

  Улучшить кое-что, пусть для немногих,

  

  

  А главное, что деньги - Созиданье.

  

  

  Оно старо, как человечество,

  

  

  Хотя всегда свежо, ибо всегда распадается,

  

  

  И тем не менее грандиозно. Хотя требует жертв.

  

  

  Как трудно восстанавливать! Однако

  

  

  Все возрождается всегда со стоном.

  

  

  И неизбежно Созиданье

  

  

  Во все эпохи рвет у мачехи земли что можно,

  

  

  Будь это много или мало, и во все эпохи

  

  

  На его защиту лучшие встают.

  

  

  Пойми! Немало у меня сомнений,

  

  

  И сон мой плох. Но если б отступился,

  

  

  То был бы похож на комара, который отказался

  

  

  Остановить в горах обвал.

  

  

  Расплющен я был бы в мгновение ока, и лавина

  

  

  Прогрохотала бы через меня.

  

  

  Не то все надо переделать в корне.

  

  

  И Созидания план переиначить, согласно новой,

  

  

  Еще неслыханной оценке человека. А это

  

  

  Не на руку ни вам, ни нам. Ибо случилось бы

  

  

  Без нашего участья и без бога,

  

  

  Который был бы отменен, оставшись без работы.

  

  

  Вот почему должны вы нам помочь.

  

  

  А если сами жертвовать вы не хотите,

  

  

  Чего мы, впрочем, и не требуем, то уж

  

  

  

  

  

  

   благоволите

  

  

  Одобрить жертвы.

  

  

  В двух словах - вам надо