Свенцицкий Валентин Павлович - Пастор Реллинг

   -----------

   Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 1. М., 2008. С. 270-323.

   -----------

   Пастор Арнольд Реллинг, 35 лет.

   Тора, его жена.

   Лия, 26 лет.

   Молодая прихожанка.

   Терезита, горничная, пожилая.

   Вильтон.

   Два молодых человека.

   Представители Комитета чествований.

   Гинг, дурачок.

   Тора (не переставая шить). Маленький Торик - удивительный ребёнок. Право. Не думайте, что во мне говорит чувство матери. Прямо необыкновенный. Няня тоже говорит, что никогда таких не видала.

   Лия. Ваша няня!.. Терпеть я её не могу: такая подхалима...

   Тора. Да, это правда. Немножко.

   Торик совсем не плачет. А ей всего десять месяцев. И такая кроткая-кроткая. Даже совестно перед ней как-то... (Смеётся.) Право. Такая послушная. И главное, всё понимает: вчера взяла со стола апельсиновую корку, поднесла к носу и понюхала. Ну совершенно, совершенно как большая. Мы прямо умерли со смеху.

   Терезита! Терезита!..

   Терезита (из другой комнаты). Сейчас.

   Тора. Приготовь пастору ужинать, он скоро должен прийти.

   Лия. Какая тишина у вас.

   Тора. За садом - шум не долетает.

   Лия. Пастор сегодня говорил.

   Тора (оживляясь). Да, я знаю. И такая досада, не могла быть в церкви.

   Лия. Удивительное у него лицо. Восковое, светится всё. А глаза тёмные-тёмные... Знаете, я почти никогда не помню, что он говорит. Сегодня помню: он говорил про высокую гору.

   ...Бог обитает на высокой горе... Выше чёрных скал... Выше синих снегов... Застывшего льда.

   Нет, я всё путаю... Только, право, он никогда не говорил ещё с такой силой. Вы заметили, что на кафедре он всегда с опущенными глазами? Заметили?

   Тора (тихо улыбается). Да... Он говорит, что всё равно ничего не видит перед собой.

   Лия. У пастора нечиста совесть.

   Тора (смеётся). Скажите ему об этом.

   Лия. Вам не кажется странным, что я так говорю о вашем муже?

   Тора. Нет... нисколько.

   Лия. И вообще... что я легкомысленная барыня... львица... ну, и что я вожусь с вашим пастором?

   Тора. Я вас очень люблю. Право.

   Лия (подходит и целует её щеку). Вы совсем маленькая девочка.

   Тора (радостно). Это Арнольд делает меня такой. Я совершенно беспомощная. Без него ничего не могу. Он всё за меня думает, думает... И живёт за меня. Право. Я так только... Даже говорить совсем разучилась: он понимает меня с одного слова.

   У Торочки лоб и нос совсем как у Арнольда. Он говорит, что Торик будет "академиком". (Смеётся.)

   Лия (оборачиваясь). Я была на Альпах. Горы давят меня. Я чувствую себя счастливой только на берегу моря.

   Тора. Моя мечта - съездить на Альпы. Когда Торик подрастёт, мы обязательно поедем.

   Лия. Втроем?

   Тора. Да. Только не знаю, поедет ли Торик с Арнольдом: у них очень натянутые отношения.

   Лия (быстро). Пастор не любит Торочку?

   Тора. Нет, Торик его не признаёт. Она решительно не может смотреть ему в глаза.

   Лия (с повышенным интересом). Она пугается глаз пастора?

   Тора. Да. Торик вообще не любит, когда на неё пристально смотрят. Вот уж несколько дней я нарочно приучаю её к Арнольду.

   Лия. Приучили?

   Тора. Да... не совсем. Торик смотрит на Арнольда не мигая и не сводя глаз, как прикованная. Право. Даже странно. И потом вдруг начинает плакать... плакать... Насилу её успокоишь.

   Лия (усмехаясь). У пастора нечиста совесть.

   Тора (смеётся). Он и сам вчера то же сказал: "Торик видит меня насквозь и приходит в ужас от того, что видит в моей душе: детские глаза - ангельские глаза".

   Лия. Да... у пастора тяжёлый взгляд. Я уверена, что он всякого может загипнотизировать. Впрочем, всё это неважно... А вы сами никогда не боитесь своего мужа?

   Тора. Что вы, Лия!..

   Лия. Вы ему совсем-совсем верите? Вы убеждены, что у него всё благополучно в душе?.. Я говорю глупости. Простите меня, ради Бога. У меня сегодня лихорадка. Даже озноб, кажется.

   Тора. Почему же вы раньше не сказали?! Возьмите мой тёплый платок. (Снимает и подаёт ей.)

   Лия. Нет-нет. Это пройдёт. Я сейчас уйду.

   Тора. Мне же совсем тепло. Право.

   Лия (возбуждённо). Всё это пустяки. (Подходит к Торе, страстно целует её.) Милая, милая, милая...

   Тора. Ну возьмите же платок. Дайте, я на вас надену.

   Лия (быстро отстраняясь). Нет-нет. Я сама. Благодарю вас.

   Тора (ласково). Посидите у нас. Затопим камин. Право. Вы согреетесь. Сейчас придёт Арнольд. Он, наверное, совсем измучился. Ушёл в восемь часов утра. Мы будем за ним ухаживать, как за больным. Право. На улице сейчас так сыро.

   Лия. У меня есть билет в оперу.

   Тора. Что вы, больной нельзя в театр. Вам нужно выпить чего-нибудь горячего. (Лия, слушая, ходит по комнате.) Останетесь?

   Лия (машинально). Да... хорошо...

   Тора. Сейчас я велю затопить камин.

   Лия. Хорошо у вас. Просто, тихо, уютно... Пастор всё-таки странный человек... Странный.

   Тора. Вы говорите - странный?

   Лия. Я не понимаю его проповедей. Я никогда не слушала умных. Но ведь это же совсем неважно. А вы всё понимаете, что он говорит?

   Тора. Да... всё. Душой понимаю. Право.

   Лия. Да. Это так... Можно мне что-нибудь пошить?

   Тора. Пошить?

   Лия (быстро). Вы думаете, я не умею? Вы думаете, я всегда была такая белоручка?

   Тора. Нет. Это я так.

   Лия. Дайте мне рубашечку. Я дошью.

   Тора. Вот Арнольд будет удивлён!

   Лия. Он никогда ничему не удивляется, я заметила это.

   Тора (смеётся). Да-да, он действительно никогда ничему не удивляется.

   Лия. Мне кажется, он всегда ждёт самого невозможного.

   Тора (серьёзно). Он говорит, что ждёт чуда.

   Лия (возбуждённо). Да, а если оно свершится, он нисколько не будет поражён.

   Тора. Года три тому назад был такой случай. Горел дом, угловой, против церкви. Ночью. Жильцы выбежали на улицу, даже не успев одеться. Дом деревянный. Понимаете, загорелось в нижнем этаже. Минут через десять в огне был весь дом. Вдруг страшный крик: мать ребёнка забыла. В кроватке. Кинулась к огню, исступлённая, насилу её оттащили. Не успели опомниться, к дому бросился Арнольд. Через минуту вынес на руках мальчика. Живого. Весь сюртук, все волосы себе опалил. Право. Ужасно был смешной.

   Лия. Это чудо.

   Тора. Что он не погиб? Да. Это было совершенно необыкновенно. И вот когда пожар кончился, на следующий день мы с Арнольдом пошли посмотреть на сгоревший дом. Так странно: не сгорела почему-то лестница, по которой шёл Арнольд, и часть стены. Один из пожарных узнал пастора и говорит: лестница должна была упасть, и вам бы не выбраться. Тогда Арнольд спокойно толкнул её рукой, и она действительно обвалилась.

   Лия. Да... У него такое лицо, что, я думаю, он и дьявола не испугался бы.

   Тора (смеётся).

   Лия. Серьёзно, не испугался бы. А смотрел бы на него... с любопытством.

   Тора. И ждал бы, что будет.

   Лия. И потом бы сказал: ничего особенного.

   Тора. Как долго. Уж девятый час.

   Лия (закинув руки за голову, смотрит вверх). Вам, наверное, никогда не хочется чего-нибудь самого дикого. Самого невозможного.

   Тора (смеётся). Никогда.

   Лия. Да... Всё это я не о том... Вы верите, что я вас люблю?

   Тора. Какая вы, право.

   Лия. Я вас очень, очень люблю. И никогда не сделаю вам зла. Слышите: никогда. (Подаёт ей платок.) Я согрелась. Спасибо.

   Тора. Мне совсем тепло.

   Лия. Нет, спасибо. Я пойду. Мне надо лечь.

   Тора. Ложитесь у меня в спальной. Право. Ночуйте у нас.

   Лия. Нет-нет.

   Тора. Смотрите, как темно. Дождь, наверное.

   Лия. Пусть. Всё равно.

   Тора. Как же ты без звонка?

   Пастор. Я прошёл чёрным ходом. Здравствуйте.

   Лия. Я вас видела сегодня в церкви.

   Пастор. Да... я вас тоже видел.

   Лия (удивлённо). Видели?

   Пастор. На улице такое ненастье. Вы могли бы остаться ночевать у нас в доме.

   Тора. Я предлагала ей уступить свою спальню. Она упрямится. Уговори её. Право. Главное - больна.

   Лия. Нет, я иду. Прощайте. (Целует Тору и идёт к двери.)

   Пастор (идёт за ней). Остались бы.

   Лия. Мне недалеко. Я привыкла: на Альпах была.

   Пастор. На Альпах?

   Лия. Да. На высоких-высоких горах. Прощайте. (Уходит.)

   Тора. Ты будешь ужинать?

   Пастор. Нет... Я очень устал, не хочется. Что делал сегодня мой маленький дружочек?

   Тора (смеётся). Шила.

   Пастор. Ну, рассказывай.

   Тора. Кончила Торику рубашку. Завтра новую начну. Синенькую, с белой каёмочкой. Стригла ей ногти. Она хохотала всё время. Страшно любит. Право.

   Пастор. Гуляли?

   Тора. Нет: очень плохая погода.

   Пастор. Долго у тебя сидела Лия?

   Тора. Да. Она пришла часов в шесть. Ей очень нездоровится. Я боюсь, что она сляжет.

   Пастор. Ну, маленькая, ещё что случилось?

   Тора. Привезли кровать. Только очень низкую сетку сделали. Придётся, пожалуй, отдать переделать.

   Пастор. Может быть, обойдётся?

   Тора. Сейчас-то, конечно, ничего; да я боюсь, когда Торик научится стоять - вывалиться может.

   Пастор. Какая ты у меня умная!

   Тора. Не смейся.

   Пастор. Право, умная.

   Тора (подвигается ближе к пастору). Приласкай.

   Пастор (гладя её по голове). Маленькая моя... девочка... (Улыбается.) Будет?

   Тора. Ещё немножко.

   Пастор (снова гладит по голове). Бедный мой... беззащитный мой...

   Тора (ласкаясь). Вот ты говоришь так, и я в самом деле становлюсь совсем маленькой. Жалеть себя начинаю. Хочется прижаться к тебе и плакать, плакать.

   Пастор. Ну, полно, голубчик. О чём же плакать?

   Тора. Не знаю. Так, хорошо уж очень. Ты такой милый-милый... знаешь, что?

   Пастор. Ну?

   Тора. Я не понимаю, почему тебя многие ужасно боятся.

   Пастор. То есть как, боятся?

   Тора. Так. Боятся к тебе подойти. Заговорить с тобой. Считают тебя каким-то необыкновенным. Вот даже Лия.

   Пастор. Она считает меня необыкновенным?

   Тора. Да. Ведь ты такой простой-простой. Совсем милый. Ты не сердишься?

   Пастор. Что ты, родная. На что же сердиться?

   Тора. Да вот, что я так говорю. Ты не думай, что я не признаю твоих талантов. Я знаю, ты у меня гений! Но я тебя больше люблю дома. Ты там делаешься такой большой... на кафедре. Как-то голова кружится. Жутко смотреть на тебя бывает. А здесь... я могу ласкать тебя. Брать тебя за руки, за лицо. Тут ты мой. Весь мой. Ну, приласкай!

   Пастор. Ах ты, избалованная девочка. Вот возьму и выдеру тебя за уши.

   Тора (смеётся). И я уверена, что никто из твоих поклонников не знает, какой ты дома. Какой ты милый. Какой простой. Как умеешь смеяться, ласкать. Ты для них пророк. Ты их в храм приводишь. Нет, право, почему ты так меняешься?

   Пастор. Не знаю.

   Тора. У тебя даже фигура другая делается. Лицо, глаза, голос. Всё-всё. Совсем другое. Я часто смотрю на тебя в церкви и не могу представить тебя дома, за ужином или в детской. Точно ты - не ты. Каких-то два совсем разных человека.

   Пастор. Страшные вещи ты говоришь.

   Тора. Совсем нет. Ведь ты же милый, самый-самый хороший.

   Пастор (серьёзно). Люби меня вот таким, каким я бываю дома. Хорошо?

   Тора. Хорошо. Потом, ты часто сидишь целыми часами молча. На этом кресле. Я совершенно не знаю, о чём ты думаешь. (Смеясь.) А если б и знала, ничего, наверное, не поняла бы. Но мне так хорошо бывает. Точно и я с тобой думаю. Только ведь я знаю, что я совсем-совсем перед тобой маленькая.

   Пастор (с чувством). Ты бесконечно больше меня.

   Тора. Что ты нашёл во мне хорошего: я просто пылинка какая-то по сравнению с тобой.

   Пастор. Без тебя я погибну. Ты никогда не должна меня бросать. Слышишь?

   Тора. Что ты! Молчи... (Зажимает ему рукой рот.) Ты с ума сошёл. Я без тебя не проживу дня. Ну, возьми меня к себе. Расскажи что-нибудь.

   Пастор. Сказку?

   Тора. Ну, сказку. Ты знаешь, Лия правда была на Альпах. Когда Торик подрастёт, мы поедем. Хорошо?

   Пастор. Поедем.

   Тора. Как хорошо будет!

   Пастор. Я очень устаю на горах.

   Тора. Я совсем-совсем не видала гор. Торик не будет нам мешать. У неё удивительный характер.

   Пастор. Она в тебя. Ты самая-самая кроткая девушка.

   Тора. Ты меня хвалишь. Я зазнаюсь.

   Пастор. Самая-самая кроткая. И самая правдивая. В тебе нет никакой лжи.

   Тора. Сказку расскажи.

   Пастор. Какую сказку?

   Тора. Какую хочешь. Только не очень страшную.

   Пастор. Ну, слушай...

   В глухом-глухом лесу, на берегу глубокого, холодного озера живёт Горбун...

   Тора. Не страшная?

   Пастор. А вот слушай... Живёт Горбун. Руки у него длинные, как лапки у паука. Целые дни ходит Горбун по берегу, плетёт паутину. Всё плетёт. Всё плетёт. Ночью прячется в нору глубоко, под землю. Никто не приходит к озеру: крепкой стеной сплелась лесная чаща. Вот однажды на утренней заре ветер принёс радостную весть: маленькая Гаяне нашла тропинку к холодному озеру. Затрясся от радости хитрый Горбун. Сложил длинные лапки на груди. Бросился в воду, поплыл белым лебедем. Охорашивается, машет пушистыми крыльями. Только смотрит: стоит на берегу маленькая Гаяне, боится шевельнуться. Не знает, куда ей идти. Подплывает к ней Лебедь-Горбун: "Садись ко мне на спину, я переплыву с тобой озеро". - "А там?" - спрашивает Гаяне. - "Там снова будет тропа. Ты пойдёшь дальше". - "Одна?" - "Я полечу над тобой". Улыбнулась маленькая Гаяне: "С тобой я ничего не боюсь, чистый Лебедь". И встала на пушистые белые перья. Обняла рукой лебединую шею. Плывёт Горбун, ластится, на небо хитрыми глазами посматривает. Доплыли до средины. Зашумели волны. Чёрные, злые - бьют, хлещут со всех сторон. Раздвинулись далеко волшебные берега. Тёмный лес лентой едва виднеется. Прижалась маленькая Гаяне к Лебедю и говорит: "Не бойся... уж немного..." И вдруг взмахнул Горбун-Лебедь широкими крыльями. Поднялся над чёрными волнами и стряхнул Гаяне в воду. Упала маленькая Гаяне в холодное озеро. Белой пеной покрылась и вынырнула белою лебедью. Бросилась назад к берегу. Хлопает по воде испуганными крыльями. Приплыла. Берег навис отвесной скалой. Бьётся бедная у берега. Стонет жалобно. Подняться не может. "Ты превратишься в туман, - говорит Горбун, - и тяжёлыми каплями упадёшь в озеро. Ночью белою тенью будешь носиться над холодной водой". И поднялась Лебедь-Гаяне белым туманом и тяжёлыми каплями упала в тёмную воду. Снова пошёл по берегу Горбун. Снова плетёт паутину длинными лапами. И думает Горбун: "Вот ещё три таких лебедя, и я буду бессмертен".

   Тора (тихо). Почему ещё три лебеди - и будет бессмертен?

   Пастор (задумчиво). Не знаю... Так сказка сказывается.

   Тора. Знаешь... Это очень страшная сказка.

   Пастор. Разве?

   Тора. Очень... Приласкай меня!

   Пастор. Ах ты, маленькая трусишка.

   Тора. Закрой мне ноги платком.

   Пастор. Чтобы не было страшно?

   Тора. Да... Мне всегда больше всего ногам страшно.

   Пастор. Какая же ты маленькая. Совсем-совсем девочка.

   Тора. Мне ещё потому так страшно, что я сегодня сон видела. Вспомнился. Про тебя. Хочешь, расскажу?

   Пастор (серьёзно). Обязательно расскажи.

   Тора. Вот слушай... Звонок!..

   Пастор. Кто это... так поздно...

   Тора. Это, должно быть, от Комитета... Я тебе вчера говорила.

   Пастор (волнуясь). Ты думаешь?

   Тора. Я им вчера сказала, что тебя можно застать после девяти.

   Терезита. Пастора желают видеть двое, вчера которые были.

   Пастор. Попроси их сюда. Ну, ты лучше уйди, милая.

   Тора. Прощай. (Целует его и уходит.)

   Пастор. Садитесь, господа.

   Первый представитель. Мы к вам с очень большой просьбой, пастор...

   Пастор. Садитесь же, пожалуйста.

   Первый представитель. Вы, вероятно, знаете, что в субботу предполагается народный праздник по случаю столетия со дня рождения Геринга?

   Пастор. Да. Я немного слышал об этом.

   Первый представитель. Комитет поручил нам просить вас принять участие в этом чествовании.

   Пастор. Признаюсь, я принимаю это приглашение с большой радостью. У меня есть душевная потребность отдать Герингу дань уважения.

   Второй представитель. А мы так боялись получить отказ. На вашей речи сосредоточивается главнейший интерес праздника. Мы уже получили запросы из других городов, будете ли вы участвовать.

   Пастор. Обо мне знают в других городах? Я не думал этого.

   Второй представитель. Мы не знаем, как и благодарить вас.

   Первый представитель. Простите, пастор, но мы должны побеспокоить вас ещё одной просьбой. Видите ли, в празднике примут участие и профессора, и писатели, всего человек до десяти. Чтобы не было совпадения в темах, желательно заранее знать...

   Второй представитель. Конечно, в самых общих чертах...

   Первый представитель. Содержание предполагаемых речей. Может быть, вы не отказались бы передать нам...

   Второй представитель. В нескольких словах...

   Первый представитель. Программу вашей речи.

   Пастор. Мне это очень трудно. Я никогда заранее не обдумываю плана.

   Первый представитель (почтительно). Хотя бы тему. Ведь Геринг был столь разносторонен. О нём можно говорить и как о мыслителе, и как о художнике, богослове, публицисте, наконец, человеке...

   Пастор (останавливаясь). Я буду говорить о нём как о пророке свободной правды и обличителе всякой лжи. (Говорит стоя. Голос постепенно меняется: из тихого, напряжённого переходит в металлический, властный.) В Геринге больше всего меня поражает сила его правдивости. Преклониться перед этой силой мне прежде всего хотелось бы.

   Видите ли, о нём говорить труднее и легче, чем о ком-либо другом. Труднее потому, что чем человек выше, тем труднее лгать перед ним. А публичная речь всегда наполовину ложь. Мы все изолгались. Лжёт наш голос, наши жесты, наши слёзы. Лгут ораторы, слушатели. Лжёт всё и внутри нас, и вокруг нас. Я знаю: многие задыхаются от этой лжи. Готовы кричать в исступлении, чтобы прорвать это мёртвое кольцо лживости. Но сил нет. Не может одинокая душа преодолеть лживость, накопившуюся веками. И вот перед лицом выразителя мировой совести, каким я считаю Геринга, мучительно думать, что в похвалах и восторгах, которые будут расточаться в честь его памяти, эта подлая ложь будет осквернять наши уста. И хочется прежде всего призвать людей к правдивости. Именем великого человека, мирового гения, страдальца и праведника. Сказать им, что пора сбросить маски; пора показать лицо своё. Быть простыми, правдивыми. Не стыдиться того, что все мы грешные, маленькие, слабые. Все мы братья - нужно наконец понять это. Должен же прийти конец притворству, обману, лицемерию. Пусть перестанут стыдиться своих страданий, своих слёз, своего смеха. Мне хочется громко сказать - на кафедре разрыдаться не стыдно. (В волнении проходит по комнате. Тихим и утомлённым голосом.)

   Но, с другой стороны, о Геринге говорить легко, потому что он слишком вдохновляет на правдивость. Он поднимает в душе всё самое светлое. Не нужно быть святым, чтобы правдиво говорить о нём.

   Моя тема - обличение лжи. Из всех пороков ложь - самый ненавистный. Мёртвою рукою душит она человека. Начинает с мелочей, с повседневных пустяков, незаметно впивается в самую глубь души. Всюду несёт опустошение. Всюду смрадным дыханием отравляет жизнь...

   Геринг, как сказочный богатырь, сорвал подлую маску с изолгавшихся людей.

   Нищие духом, они попрятались в пятиэтажные дома. Спасаются от призрака совести на автомобилях, на экспрессах. Непроглядный мрак своих до основания прогнивших душ хотят рассеять электрическим блеском. Оглушить, одурманить мозг - грохотом машин. И он сказал им: вы лжёте. Вы нищие. Ваша культура бессильная, гнилая... Вы жалкие рабы бессмысленных страстей. Опомнитесь! Перестаньте лгать.

   Люди зарылись от истины в груды печатной бумаги. Глупость, невежество своё хотят скрыть учёною пылью. Не зная самого главного: зачем жить и как жить, хотят притвориться знающими какие-то великие научные истины. И он сказал им: лжёте! Вы ничего не знаете. Как не знали и много тысяч лет назад. Ваша наука ни на шаг не приблизила человека к истинному знанию. Груда фактов - не истина. А вы, кроме факта, ничего не знаете. Перестаньте обманывать. Себя и других. Не делайте важных физиономий, оставьте самодовольный, научный тон. Будьте простыми, как дети. Они ближе к истине, потому что они правдивы.

   Вы воспели любовь. Усыпали цветами брачное ложе. Не лгите, не лгите, не лгите! Ваш брак - тот же разврат. Ваша любовь - гнусная похоть. Вы не видите в женщине человека. Вы втоптали в грязь её душу. И жена для вас - та же самка, та же любовница. Не усыпляйте вашу совесть поэзией. Не называйте утоление чувственности браком. Не говорите о равноправии, покуда не перестали как звери смотреть на женщину.

   И что бы он ни говорил, что бы ни писал, хотя это было десятки лет тому назад, из его могилы, как властный удар колокола, несётся один великий завет: не лгите, не лгите, не лгите...(Садится в изнеможении на диван. Пауза. Приходя в себя.)

   Вот в нескольких словах... Это, конечно, не программа... Но сейчас я больше не могу.

   Первый представитель (почти шёпотом). Мы не смеем больше задерживать пастора.

   Пастор. Посидите, я устал, но это ничего. У меня сегодня очень много дел было. А скажите, где будет происходить праздник?

   Второй представитель. В городском доме.

   Пастор. Я не хотел бы говорить первым, но не хотел бы и в конце: я слишком устаю. У меня от усталости пропадает голос.

   Первый представитель. Как только программа праздника определится, мы вам пришлём её. Не смеем задерживать. Там вас кто-то ещё дожидается.

   Пастор. Где?

   Второй представитель. В прихожей.

   Пастор. Ты опять здесь!

   Гинг. Я уже несколько часов дожидаюсь пастора. Мок на дожде. Обо мне забыли.

   Пастор. Ты всегда приходишь перед несчастьем. Как чёрный ворон.

   Гинг (тихо смеётся). Я пришёл видеть пастора. Пастор меня не любит.

   Пастор (холодно). Я тебе не верю.

   Гинг. Я дурачок.

   Пастор. Что тебе нужно?

   Гинг. У меня важное дело.

   Пастор. Какое дело?

   Гинг Я что-то знаю про пастора.

   Пастор. Это меня не касается. Можешь идти.

   Гинг. За что меня не любит пастор?

   Пастор. Говори, наконец, прямо. Что тебе от меня нужно?

   Гинг. Пастор спасает человеческие души...

   Пастор. Сейчас же уходи из моего дома.

   Гинг. Я хочу, чтобы он спас старуху Берту.

   Пастор (с отвращением). Что ты бормочешь?

   Гинг. Старуха Берта умирает. Умирает. У неё все лицо сгнило. Я давно уже заметил. Нос отвалился. Губа отвалилась. Нижняя. Ухо отгнило. Я был у старухи Берты. Она велела пойти к пастору. Заживо гнить никому не приятно.

   Пастор (хватает его за плечо). Зачем ты ходишь ко мне, зачем ты ходишь ко мне?! Отвечай сию же минуту!

   Гинг. Я уйду... что я, ворон, что ли... уйду. Мне что...

   Пастор (почти шёпотом). А что, если я тебя свяжу и буду бить тебя? По лицу. Чтобы всё в кровавую массу... И глаза, и рот. Всё в мокрый комок... Будешь ходить тогда... будешь... (Спокойно и холодно.) К старухе Берте я сейчас пошлю. Ступай.

   Тора (отворяет дверь). Ушли?

   Пастор. Ушли, слава Богу.

   Тора. Но тебе, кажется, приятно было их приглашение.

   Пастор. Да... Приятно... Только меня бесконечно утомляют всякие эти разговоры. Ну, пойди ко мне сюда.

   Тора. Сядем опять на диван. У тебя ещё кто-то был?

   Пастор. Да. По делу. Знаешь, о чём я иногда думаю?

   Тора. О чём?

   Пастор. Взять бы, бросить всё и всех... Купить где-нибудь маленькое именьице. Не говорить никаких проповедей. Не видеть разных глупых поклонников, вроде только что ушедших. Если бы ты видела, с какими физиономиями они меня слушали. Я чуть не расхохотался как бешеный... И жить совсем-совсем просто.

   Тора. Так взял бы и сделал. Право.

   Пастор. И главное, чтобы никто каждую минуту не ждал от тебя чего-то сверхъестественного. Будем солить грибы... делать на зиму разные маринады. Заведём кур, гусей, индюшек. Вечерами мы будем читать. В уютном деревенском домике. Торик заснёт на диване. Ты закроешь его тёплым платком. Тихо, спокойно.

   Тора. Я буду заботливой хозяйкой. Буду печь пироги, варить варенье. Шить Торику платьица. Домик у нас будет как игрушка. Право.

   Пастор. Я даже план дома обдумывал.

   Тора. Правда?! Ну, расскажи.

   Пастор. Дом в четыре комнаты. Из передней ход в кабинет. Кабинет окнами в сад. Он отделяется аркой от маленькой спальной. Тут мы повесим вместо дверей занавеску. Из спальной ход в детскую. Эти три комнаты отделяются коридором от кухни и столовой.

   Тора. Кругом дома обязательно должен быть сад.

   Пастор. Да. Густой фруктовый сад. Чтобы яблони цвели под самыми окнами.

   Тора. Милый, уедем.

   Пастор. А ты меня не разлюбишь тогда?

   Тора. Почему разлюблю?

   Пастор. За измену своему призванию.

   Тора. Милый, я тебя люблю не за что-нибудь, а просто люблю. Уедем.

   Пастор. Что ты, голубчик. Разве это возможно? Так хорошо помечтать. Как в сказке. А жить я так не могу.

   Тора. Почему?

   Пастор. Я - пастор.

   Тора. Ты милый, простой и маленький.

   Пастор. Я, как Горбун, хочу получить бессмертие.

   Тора. И превращаешь людей в белый туман...

   Пастор. И плету паутину.

   Тора. Чтобы белый туман упал в холодную воду?

   Пастор. Да. И чтобы ночью над озером носились белые тени.

   Тора. Опять мне делается страшно.

   Пастор. Да, а про сон ты и забыла.

   Тора. Рассказать?

   Пастор. Обязательно расскажи.

   Тора. Тяжёлый сон! Целый день у меня на душе какой-то осадок от него. Право. Видела я тебя в большой-большой зале. Будто бы ты сидишь в кресле, закрыл лицо руками и страшно рыдаешь. Вокруг тебя народ. И все хохочут, показывают на тебя пальцами, свистят, ругают. Прямо ужас что такое. Я хочу подойти к тебе. Меня не пускают. А мне так хочется быть близко-близко около тебя. Чтобы ты увидел меня. И вот я кричу: "Милый, милый!" Кругом как захохочут: "Вот так милый, вот так милый!"

   И разом всё стихло. Страшно так стало. Один за другим потянулись все к выходу. Ты остался совсем-совсем один. В большом пустом зале. Я не могу двинуться с места. Стою как прикованная. Вижу, из тёмного угла выходит какой-то человек. Совсем как ты. Всматриваюсь - это действительно ты. Только какой-то другой. Тихо подкрадывается к тебе сзади. Я хочу крикнуть - и не могу. Ты сидишь, плачешь, не замечаешь его. А он, понимаешь, совсем такой же, как ты. Но противный и страшный. Совсем-совсем близко подошёл к тебе. И вдруг схватил тебя за горло и стал душить. Тут я больше не могла. Закричала. Проснулась. Вся дрожу. Прямо обезумела. Право.

   Пастор (встаёт). Очень страшный сон.

   Тора (смеётся). Вот уедем, и никто нас не тронет.

   Пастор. Меня здесь никто не тронет. Я не боюсь врагов. Я чувствую себя сильнее их.

   Тора. Стали бы заниматься хозяйством, разводить кур, гусей.

   Пастор. Никто никогда не осмелится свистать мне... Нет, в этом сне другое страшно.

   Тора (притихнув). Что?

   Пастор. Другое... Пойди сюда, маленькая, поближе ко мне. Хорошая моя девочка. Дай, я тебя приласкаю, и не будем говорить о страшных вещах.

   Тора. Мне спать хочется. Ты погладь мои волосы. Я буду дремать.

   Пастор. Бедная моя, маленькая моя... ну, спи, родная, спи...

   Тора. И ни о чём не буду думать. Ты всё за меня знаешь.

   Пастор. Спи, родная... Не надо ни о чём думать. У тебя такое сердце, что тебе можно ни о чём не думать.

   Тора. Опять хвалишь...

   Пастор. Опять сказку будешь просить?..

   Тора. Нег, не надо никаких Горбунов.

   Пастор. Если бы ты только знала, как я недостоин тебя.

   Тора (почти засыпая). Что ты говоришь, хороший мой... Разве можно так говорить.

   Пастор. Только ради тебя мне и прощаются грехи мои.

   Тора. Ну, приласкай... Я совсем сплю...

   Пастор (вздрогнув). Это ещё кто?.. Вот день!..

   Тора. Решительно не понимаю.

   Лия (входит и останавливается на пороге). Может ли пастор сейчас ехать со мной? На полчаса. По очень важному делу.

   Пастор (спокойно). Едемте.

  

   Тора (одетая, в шляпе, надевает перчатки). Я сейчас же вернусь домой.

   Пастор. Да-да... Не заходи, пожалуйста, никуда. Я должен всё знать сейчас же.

   Тора. А если он откажется со мной разговаривать?

   Пастор. Ты думаешь, это возможно?

   Тора. Нет, но всё-таки?

   Пастор. Ты скажи тогда, что я прошу его приехать ко мне.

   Тора (подходя к пастору). Как мне жутко... Что-то случиться должно.

   Пастор (с некоторым раздражением). Полно. Ничего не может случиться. Я достаточно силён.

   Тора. Точно на нас надвигается...

   Пастор. Не пророчествуй, пожалуйста.

   Тора. Не сердись, милый. Не будем ссориться в такое время.

   Пастор. Я не понимаю тебя! Почему "такое время"? Ведь ничего же не случилось. Гл