Сухово-Кобылин Александр Васильевич - Свадьба Кречинского

Кречинский. Ну так и есть! видите, какие понятия! Теперь ваш дом ведь прекрасный дом. В нем все есть; одного нету - мужчины. Будь теперь у вас мужчина, знаете, этакий ловкий, светский, совершенный comme il faut, - и дом ваш будет первый в городе.

Атуева. Я это сама думаю.

Кречинский. Я долго жил в свете и узнал жизнь. Истинное счастие - это найти благовоспитанную девочку и разделить с ней все. Анна Антоновна! прошу вас... дайте мне это счастие... В ваших руках судьба моя...

Атуева (жеманно). Каким же это образом? Я вас не понимаю.

Кречинский. Я прошу руки вашей племянницы, Лидии Петровны.

Атуева. Счастие Лидочки для меня всего дороже. Я уверена, что она будет с вами счастлива.

Кречинский (целуя у Атуевой руки). Анна Антоновна! как я благодарен вам!

Кречинский (жмет ей руку). Прощайте! Поручаю вам судьбу мою.

Кречинский (думает). Эге! Вот какая шуточка! Ведь это целый миллион в руку лезет. Миллион! Эка сила! форсировать или не форсировать - вот вопрос! (Задумывается и расставляет руки.) Пучина, неизведомая пучина. Банк! Теория вероятностей - и только. Ну, а какие здесь вероятности? Против меня: папаша - раз; хоть и тупенек, да до фундаменту охотник. Нелькин - два. Ну этот, что говорится, ни швец, ни жнец, ни в дуду игрец. Теперь за меня: вот этот вечевой колокол - раз; Лидочка - два и... да! мой бычок - три. О, бычок- штука важная: он произвел отличное моральное действие.

Нелькин (в изумлении). Женюсь?!! Господи! не во сне ли я? На ком? на Лидии Петровне... Ну нет. Хороша ягодка, да не для тебя зреет... Давеча уж и голубя пустил... "Жена, говорит, нужна жена", и черт знает чего не насказал. Остряк! лихач! Разудаль проклятая!.. А старика все-таки не сшибешь: он, брат, на трех сваях сидит, в четвертую уперся, да вот я помогу; так не сшибешь. Что ты нам с парадного-то крыльца рысаков показываешь, - мы вот на заднее заглянем, нет ли там кляч каких. Городская птица - перед кармазинный, а зад крашенинный. Постой, постой, я тебя отсюда выкурю! У тебя грешки есть; мне уж в клубе сказывали, что есть...

Муромский (за кулисою). Напиши, сейчас напиши!

Нелькин (уходя). То есть всю подноготную дознаю, да уж тогда прямо к старику: что, мол, вы, сударь, смотрите? себя-то берегите.

Муромский (показывается в дверях). Владимир Дмитрич! у нас, что ли, обедаешь?

Нелькин (из дверей). У вас, Петр Константиныч, у вас. (Уходит.)

Муромский. Я их знаю: им только повадку дай - копейки платить не будут. (Идет к двери и кричит.) Кондратий! Слышишь? так и напиши: всех в изделье! Михаил Васильич! Где же он? Я так и знал. (опять идет к двери) Ты Акиму-то напиши. Я и его в изделье упеку. Он чего смотрит? Брюхо-то ростит! Брюхо на прибыль, а оброк на убыль - порядок известный... Михайло Васильич!

Муромский (смотря в потолок). Я двадцать лет знаю, что у меня дочь; мне ближе знать, чем вам.

Муромский (спохватясъ). Что такое? уж не сватовство ли какое?

Муромский (нетерпеливо). А вы что ко мне пристали?

Муромский. Сам и поищу.

Муромский. Делать нечего: сидеть. Не за козла же ее выдать.

Муромский. Нечего?.. мне говорить нечего?.. Так я вам вот что скажу: вам он нравится и Лидочке нравится, да мне не нравится - так и не отдам.

Муромский (запальчиво). Кто это злодей? я, что ли?.. я-то?..

Атуева (указывая на него пальцем). Ан вы!..

Муромский (указывая на нее пальцем). Нет, вы...

Атуева (с тем же жаром). Нету, нету моего терпения!.. Делай, матушка, как хочешь.

Муромский (присмирев). Ничего, мой дружочек: мы так с теткой говорили...

Муромский. Ну вот я и спрошу: скажи мне, Лида, пойдешь ли ты замуж против моей воли?

Кречинский (развязно). Ну, Петр Константиныч, бег мы прогуляли... (Останавливается.)

Атуева. Да вот все говорит: хочу подумать.

Кречинский (смотря на всех). О другом? не думаю и не верю... По-моему, в окольных дорогах проку нет. Это не мое правило: я прямо действую. Вчера я сделал предложение вашей дочери, нынче я говорил с Анной Антоновной, а теперь и сам черед вами.

Муромский (в нерешимости). Как же это, я, право, не знаю.

Муромский. Все это так, Михайло Васильич, согласен; только знаете, в этих делах нужна, так сказать, положительность.

Муромский. Великую вы правду сказали: одно зло - это город.

Кречинский (с движением). Эх, Петр Константиныч! есть у вас верное средство, чтоб вокруг вас все полюбили деревню. (Берет Лидочку за руку.) Друг друга мы любим, горячо любим, так и деревню полюбим. Будем с вами, от вас ни шагу; хлопотать вместе и жить пополам.

Кречинский (подводя к нему Лидочку). Вот вам порука! Что? верите?

Лидочка (целуя ее). Тетенька, милая тетенька! Боже мой! Как мое сердце бьется...

Муромский (подходит к Лидочке и ласкает ее). Ну, ты, моя душенька, не будешь плакать? а?

Муромский (весело). Ой ли?

Кречинский. Ей-ей! Слушайте меня (говорит будто по секрету): всю тирольскую заведем.

Нелькин (подходит быстро). Что? что это? Кто нежна?

Кречинский (оборачивается к Нелькину). Скотина!

Федор. Эх, хе, хе, хе, хе! (Вздыхает глубоко и медленно.) Вот какую нанесло... вот какую нелегкую нанесло - поверить невозможно. Четвертый день уж и не топим; и покои холодные стоят, а что делать, не топим... (Помолчав.) А когда в Петербурге-то жили - господи, боже мой! - что денег-то бывало! какая игра-то была!.. И ведь он целый век все такой-то был: деньги - ему солома, дрова какие-то. Еще в университете кутил порядком, а как вышел из университету, тут и пошло и пошло, как водоворот какой! Знакомство, графы, князья, дружество, попойки, картеж. И без него молодежь просто и дыхнуть не может. Теперь: женский пол - опять то же... Какое количество у него их перебывало, так этого и вообразить не можно! По вкусу он им пришелся, что ли, только просто отбою нет. Это письма, записки, цыдулии всякие, а там и лично. И такая идет каша: и просят-то, и любят-то, и ревнуют, и злобствуют. Ведь была одна такая, - такая одна была: богатеющая, из себя, могу сказать, красоточка! Ведь на коленях перед ним по часу стоит, бывало, ей-ей, и богатая, руки целует, как раба какая. Власть имел, просто власть. Сердечная! Денег? Да я думаю, тело бы свое за него три раза прозакладывала! Ну нет, говорит, я бабьих денег не хочу; этих денег мне, говорит, не надо. Сожмет кулак - человек сильный - у меня, говорит, деньги будут; я, говорит, гулять хочу. И пойдет и пойдет! Наведет содом целый, кутит так, что страхи берут! До копейки все размечет... Ведь совсем истерзалась и потухла, ей-ей. Слышно, за границей померла... Было, было, батюшки мои, все было, да быльем поросло... А теперь и сказать невозможно, что такое. Имение в степи было - фию! ему и звания нет; рысаков спустили, серебро давно спустили; даже одёжи хватили несколько... Ну просто как омут какой: все взяла нелегкая! Хорошие-то товарищи, то есть бойцы-то, поотстали, а вот навязался нам на шею этот Расплюев. Ну что из него толку-то? что, говорится, трем свиньям корму не раздаст...

Расплюев (небрежно одетый, расстроенный, с измятою на голове шляпою). Что ж? ты уж и пускать не хочешь, что ли?

Расплюев (идет прямо к авансцене и останавливается, задумавшись). Ах ты, жизнь!

Федор (в сторону). Что-то не в духе.

Расплюев. Боже ты мой, боже мой! что ж это такое? Вот, батюшки, происшествие-то! Голова, поверите ли? Вот что... (Показывает руками.) Деньги... карты... судьба... счастье... злой, страшный бред!.. Жизнь... Было времечко, было состояньице: съели, проклятые... потребили все... Нищ и убог!..

Федор (подходит к Расплюеву). Что ж, Иван Антоныч, была игра, что ли?

Расплюев (смотрит на него долго). Была игра, - ну, уж могу сказать, была игра!.. (Садится.)

Расплюев (посмотрев ему в глаза и плюнув). Тьфу!.. вот что вышло!

Ну что делать! каюсь... подменил колоду... попался... Ну, га, га, го, го, и пошло!.. Ну, он и ударь, и раз ударь, и два ударь. Ну, удовольствуй себя, да и отстань!.. А это, что это такое? Ведь до бесчувствия! Вижу я, дело плохо! приятели-то разгорелись, понапирают; я было и за шляпу... Ты Семипядова знаешь?

Федор (наставительно). Иван Антоныч! в карты, сударь, играть - не лапти плесть. Вот и поучили!

У него, стало, правило есть: ведь не бьет, собака, наотмашь, а тычет кулачищем прямо в рожу... Ну, меня на этом не поймаешь: я, брат, ученый; я сам, брат, сидел по десять суток рылом в угол, без работы и хлеба насущного, вот с какими фонарями.... (показывает, какие фонари) так я это дело знаю...

Кречинский (подходя к Расплюеву, сурово его осматривает). Ты опять продулся?

Расплюев (расставя руки). Лишен, всего лишен!

Кречинский (перебивая). Чурбан!.. Вижу, и деньги взяли, и поколотили. (Сердито.) Эх! тряхнул бы тебя так, чтобы каблуки-то вылетели. (Начинает в беспокойстве ходить по комнате.)

Расплюев (жалобно). Не беспокойтесь, Михайло Васильич: их уж нет - вылетели. Уж тряхнули! Довольно будет. А уж какая, я вам скажу, силища - ну-уу!! Я, говорит, его боксом!.. Гм! боксом!

Расплюев (делает жест). Так это бокс!.. английское изобретение!.. Ах, боже мой! (Качает головою.) Скажите... а?.. Англичане-то, образованный-то народ, просвещенные мореплаватели...

Расплюев (равнодушно). А не знаю, Михайло Васильич, денег нет, и достать их негде. (Задумывается, вдруг вытягивает голову.) Ну, не ожидал!.. (Поднимает палец.) Англичане... образованный народ... мореплаватели... а?

Кречинский (продолжая ходить). Как ты говоришь?

Кречинский. Да ты совсем уж ум потерял. Ему о деле говорят, а он черт знает что мелет! Слушай! Я весь тут, весь по горло: денег, просто денег. Ступай и достань во что ни стало. Все будущее, вся жизнь, все, все зависит от каких-нибудь трех тысяч серебром. Ступай и принеси. Слышишь: душу заложи... да что душу... украдь, а принеси!! Ступай к Беку, к Шпренгелю, к Старову, ко всем жидам: давай проценты, какие хочешь... ну, сто тысяч положи, а привези мне деньги! да смотри, не являйся с пустыми руками. Я те, как курицу, задушу... Чтоб были... Дело вот в чем: я женюсь на Муромской... Знаешь? Богатая невеста. Вчера дано слово, и через десять дней свадьба.

Расплюев (обомлев). Мих... Мих... Михайло Васильич! что вы говорите?

Кречинский. У меня в руках тысяча пятьсот душ, - и ведь это полтора миллиона, - и двести тысяч чистейшего капитала. Ведь на эту сумму можно выиграть два миллиона! и выиграю, - выиграю наверняка; составлю себе дьявольское состояние, и кончено: покой, дом, дура жена и тихая, почтенная старость. Тебе дам двести тысяч... состояние на целый век, привольная жизнь, обеды, почет, знакомство - всё.

Расплюев (кланяется, трет руки и смеется). Двести тысяч... обеды... Хе, хе, хе... Мих...

Кречинский (один, ходит по комнате). Ну, я думаю, он это дело обделает: он на это таки ловок - обрыщет весь город. Эти христопродавцы меня знают... Неужели не найдет! а?.. Боже! как бывают иногда нужны деньги!.. (Шевелит пальцами.) Какие бывают иногда минуты жизни, что решительно все понимаешь... (Думает.) А коли их нет? коли Расплюев не принесет ни копейки? а? коли этот сытый миллион сорвется у меня с уды от какой-нибудь плевой суммы в три тысячи рублей, когда все сделано, испечено, поджарено - только в рот клади... Ведь сердце ноет... (Думает.) Скверно то, что в последнее время связался я с такой шушерой, от которой, кроме мерзости и неприятностей, ничего не будет. Порядочные люди и эти чопорные баре стали от меня отчаливать: гм, видно, запахло!.. Пора кончить или переменит декорации... И вот, как нарочно, подвертывается эта благословенная семейка Муромских. Глупый тур вальса завязывает самое пошлейшее волокитство. Дело ведено лихо: вчера дано слово, и через десять дней я женат! Делаю, что называется, отличную партию. У меня дом, положение в свете, друзей и поклонников куча... Да что и говорить! (радостно) игра-то какая, игра-то! С двумястами тысяч можно выиграть гору золота!.. Можно? Должно! Просто начисто обобрать всю эту сытую братию! Однако к этому старому дураку я в дом не перееду. Нет, спасибо! Лидочку мне надо будет прибрать покрепче в руки, задать, как говорится, хорошую дрессировку, смять в комок, чтоб и писку не было; а то еще эти писки...Ну, да, кажется, это будет и не трудно: ведь эта Лидочка - черт знает что такое! какая-то пареная репа, нуль какой-то!.. а самому махнуть в Петербург! Вот там так игра! А здесь что? так, мелюзга, дребедень...

Федор (входит). Михайло Васильич! купец Щебнев... Прикажете просить?

Кречинский (остановясь). Вот она, действительность-то? Э, дуралей! сказал бы, что дома нет.

Кречинский (развязно). Здравствуйте, Тимофей Тихомирыч!

Щебнев. По вчерашней игре с вами счетец есть. Прикажете получить?

Щебнев. Да это точно так, Михайло Васильич; только, право, нам деньги нужны. Так сделайте одолжение, прикажите получить.

Кречинский (с беспокойством). Как в книжечку? то есть в книгу запишете?

Кречинский (вскакивая со стула). Обыкновенное для вас, да необыкновенное для меня. Я всю жизнь свою расплачивался честно и аккуратно и на вас, именно на вас, милостивый государь, ждал по три месяца деньги. Помните?..

Кречинский. Да какая же необходимость? Позвольте... разве вы теряете право записать меня в книгу завтра и послезавтра? Ведь вы его не теряете?..

Щебнев (встав). Что же, Михайло Васильич, горячиться изволите? Дело обыкновенное... (Кланяется.) Как вам угодно... (Помолчав, раскланивается и уходит к двери.) Наше почтение-с!.. Однако я нынче вечером, едучи в клуб, заверну к вам по дороге; а вы уж, сделайте одолжение, прикажите приготовить.

Кречинский (быстро берет его за руку). Стойте! Этак делать нельзя. Ведь я сел с вами играть как с порядочным человеком. Порядочный человек, сударь, без нужды не душит другого, без крайности бревном другого не приваливает. За что же вы меня душите? за что? Что я вам сделал? Ну скажите, что я вам сделал?

Кречинский (кротко). Послушайте! Ведь если б вы были тоже без денег, как и я, ну, конечно, иное дело; а ведь вы капиталист, у вас деньги лежат в ломбарде; вам они сейчас не нужны; ведь я вам ничего не сделал; я сам их ждал на вас, тогда как вы на них проценты брали.

ЯВЛЕНИЕ 7

Кречинский (ему вслед). Жид! (Помолчав.) Запишет! Как пить даст, запишет; влепит своим хамским почерком имя мое в книгу, и как гром какой разразится по Москве весть! и кончено, и все кончено! Свадьба пошла на фуфу; от этого проклятого миллиона остается дым какой-то, чад, похмелье и злость... да, злость!.. (Сложа руки.) Ну, признаюсь, не советовал бы я... (Махнув рукою.) Вздор и пустяки!.. Не пришлось бы вот мне, с кульком за плечами, улепетнуть за заставу, в предупреждение вот этого... (Берет себя за ворот, помолчав.) Побродяга, а? фу!.. тяжело!! (Скидает с себя халат.) Душно!.. (Начинает ходить в волнении.) Все, все зависит от Расплюева... а?.. (Садится к бюро, берет лист бумаги и пишет карандашом.) Сосчитать, что тут надо?.. Тому - полторы; ну, это (показывает на дверь) - тысячу двести. Ну, теперь тому волку - непременно тысячу: несытую-то глотку заткнуть, а то ведь ревет... ха-а! горло-то вот какое... Ну, мелочных - пятьсот... шестьсот. (Считает.) Да тут просто никаких денег не хватит.

Федор (у двери). Михайло Васильич, извозчик пришел! Он там, сударь, просит денег.

Кречинский. В шею!.. (Продолжает считать.) То есть вот как: три тысячи серебром повернуть некуда: как капля в море... А свадьба-то, свадьба? Да на что же я свадьбу-то сделаю? Ведь тут расходы, неизбежные расходы!.. Всякому дураку подарки давай; всякий скот на водку просит. Тут эти букеты, конфекты, дичь всякая, какие-то бессмысленные корзинки... дурь безмерная... и все деньги, все деньги!.. (подумав) деньги.

Федор (входит). Михайло Васильич, прачка пришла: денег просит.

Кречинский (считая). В шею!

Кречинский (подымая голову). Да ты с ума сошел, что ли? дела не знаешь?.. Что ты лезешь ко мне с пустяками?

Кречинский (приподымаясь со стула). Ну!