Софокл - Следопыты, Страница 4 - Книги

но крупных

папирусных фрагментах драма сатиров "Следопыты", за которой идут отрывки из

других не сохранившихся драм.

СЛЕДОПЫТЫ

До начала нашего века из пьесы Софокла "Следопыты" были известны лишь

две цитаты по полтора стиха и одно слово, сохранившиеся у позднеантичных

авторов. При одной из этих цитат имелось указание, что "Следопыты" были

сатировской драмой. Разумеется, строить какие-нибудь предположения о

содержании этой драмы было совершенно бессмысленно. Однако именно эти две

цитаты оказали неоценимую помощь при идентификации отрывков из папирусного

свитка II в. н. э., изданных в 1912 г. в девятом томе Оксиринхских папирусов

под Э 1174. От древней рукописи дошло в различной сохранности 16 колонок (с

1-й по 15-ю и 17-я; колонка 16-я не обнаружена) и множество мельчайших

фрагментов, к которым полтора десятка лет спустя добавилось еще несколько

обрывков, обнаруженных позже (Р. Оху. 17. 1927. Э 2081 а).

За время, прошедшее с момента первой публикации папирусных фрагментов

"Следопытов", они были 14 раз переизданы, а число отдельных исследований, им

посвященных, перевалило к началу 80-х годов за девять десятков, не считая

отведенных им разделов в общих трудах по истории античной литературы,

древнегреческого театра и сатировской драмы как жанра. Последнее по времени

издание "Следопытов" с обширным аппаратом принадлежит итальянскому ученому

Энрико Мальтезе {Sophocle. Ichneutae... / A cura di E. V. Maltese. Firenze,

1982.}, - в нем использованы результаты предшествующей работы над текстом и

толкованием пьесы и приводится исчерпывающая библиография трудов по

"Следопытам" на западноевропейских языках {В России на появление

"Следопытов" сразу же откликнулся Ф. Зелинский. На заседании общества

классической филологии и педагогики он уже в том же 1912 г. читал свой

стихотворный перевод (Гермес. 1912. Э 15. С. 392-395; ср. в том же журнале

(с. 379 сл.) заметку Зелинского "Софокл и Геродот", в которой он предложил

более правильное, чем это было в первом издании папируса, чтение ст. 305).

Еще через два года Зелинский опубликовал в "Вестнике Европы" (1914. Кн. 1.

С. 157-177; Кн. 2. С. 141-159) свой перевод в сопровождении статьи, также

вошедшей затем в т. III сабашниковского издания Софокла.}.

Папирусные отрывки "Следопытов" представляют особый интерес именно

потому, что до их открытия об аттической сатировской драме приходилось

судить по одному "Киклопу" Еврипида, который из трех великих греческих

драматургов проявлял к этому жанру наименьший интерес, а его "Киклопу",

насыщенному актуальными для времени Еврипида рассуждениями на

общественно-политические темы, не хватает, по-видимому, легкости, отличавшей

этот вид афинской драмы. Очень славился в древности своими сатировскими

драмами Эсхил, но первое представление о них ученый мир получил только в

40-х годах нашего столетия, когда в тех же папирусах из Оксиринха были

обнаружены довольно крупные отрывки из нескольких его сатировских драм.

Появившиеся за 30 лет до того "Следопыты" уже в значительной мере

подготовили почву для оценки новых документов этого жанра.

Сатировская драма V в. является очень специфическим отростком

древнегреческого театра. Из драмы сатиров, по свидетельству Аристотеля

(Поэтика 4, 1449а), развилась трагедия, после того как забавные сюжеты и

озорные сатиры были заменены серьезными темами и возвышенной речью,

вложенной в уста легендарных героев прошлого. Как происходил этот процесс,

остается во многом неясным, и мнения исследователей на этот счет далеки от

единодушия, - несомненно, во всяком случае, что пьеса с участием сатиров,

замыкавшая на театральных представлениях драматическую тетралогию, призвана

была вернуть зрителей от напряженных переживаний, вызванных тремя

трагедиями, в атмосферу весеннего обновления природы, которое и отмечалось

празднествами в честь бога Диониса. В те времена, когда трагедии,

составлявшие трилогию, были связаны единством содержания (как, например, в

большинстве случаев у Эсхила), оно распространялось и на драму сатиров. Так,

к "Орестее" Эсхила примыкала сатировская драма "Протей", изображавшая

приключения Менелая и его спутников, занесенных бурей при возвращении из-под

Трои в Египет. Его же фиванская трилогия завершалась сатировской драмой

"Сфинкс", в которой не хищное чудовище загадывало загадку Эдипу, а,

наоборот, явившийся в Фивы странник заставлял Сфинкс разгадать его загадку и

одерживал в этом соревновании победу.

Какова была в этих случаях роль сатиров, можно догадываться по аналогии

с "Киклопом", отрывками из других сатировских драм и памятникам вазовой

живописи. Сатиры, по происхождению своему - низшие божества плодородия,

сродные нашим лешим, представляли собой на орхестре афинского театра ораву

озорных и необузданных детей природы, возглавляемых их предводителем -

папашей Силеном. Наибольший интерес они проявляли к вину и женщинам, причем

нередко были готовы напасть не только на заблудившуюся в лесу красавицу, но

и на самих богинь. Часто они оказывались в плену у какого-нибудь чудовища

(так - в "Киклопе") или бога (так - в "Следопытах") и жаждали освобождения,

готовые на словах на любые подвиги, но немедленно находившие предлог, чтобы

избавиться от мало-мальски опасного поручения. Такими они выведены и в

"Следопытах", содержание которых заимствовано в основном из так называемого

гомеровского гимна к Гермесу.

Здесь изображалось, как рожденный от Зевса аркадской нимфой Майей

Гермес, едва успев появиться на свет, отправился на поиски приключений. Из

панциря попавшейся ему на пути черепахи он смастерил лиру; придя затем на

луг, где паслись коровы Аполлона, он похитил их и так ловко запутал следы,

что сам дельфийский бог-прорицатель не мог найти им объяснения. Только с

помощью местного крестьянина, оказавшегося свидетелем кражи, Аполлон сумел

опознать виновного в Гермесе и потащил его на суд олимпийских богов. Те

очень развеселились при виде незадачливого истца, но поскольку и он, и

обвиняемый были сыновьями Зевса, то между ними скоро восстановился мир.

Гермес открыл, где спрятаны коровы, и в знак примирения подарил старшему

брату изобретенную им лиру. Эту ситуацию Софокл и положил в основу своих

"Следопытов" {Имеются в "Следопытах" и некоторые отклонения от повествования

в гимне, вызванные, главным образом, интересами сюжетосложения. Так, в гимне

свидетелем похищения коров был некий земледелец, обрезавший виноградные

лозы, а Гермес спрятал стадо в пещере близ реки Алфея в Элиде. Софокл,

естественно, устранил свидетеля-земледельца и поместил украденное стадо в ту

же пещеру, где находился сам Гермес, - иначе бы он не мог ввести сатиров,

откликающихся на призыв Аполлона и находящих следы у самой пещеры.}, добавив

к ней хор сатиров, которые по призыву Аполлона бросаются на розыски стада,

но приходят в неописуемый страх, услышав совершенно неведомые им звуки лиры.

Стало быть, драма начиналась уже после того, как Гермес совершил все свои

проделки, вернулся домой и улегся как ни в чем не бывало в свою колыбель.

Гарантию того, что перед нами - начало пьесы, дают стихометрические пометки,

уцелевшие на полях и обозначавшие соответственно конец первой, второй,

третьей и четвертой сотен стихов. Судя по "Киклопу" и папирусному отрывку из

"Тянувших невод" Эсхила, сатировская драма не превышала по объему 800-900

стихов; значит, дошедший до нас текст охватывает примерно половину пьесы.

Что касается ее второй половины, то мы едва ли ошибемся, предположив, что

для успокоения сатиров из пещеры выходил сам Гермес, а на их призыв снова

появлялся Аполлон; спор между двумя богами, завершавшийся их примирением и

обещанным отпуском на волю сатиров, должен был закончить эту забавную драму.

Время постановки "Следопытов" документально не засвидетельствовано, и

различные попытки вывести датировку из стилистических наблюдений и

сопоставлений с другими драмами не приводят к сколько-нибудь убедительным

результатам. Только предположительно можно установить и число актеров: если

в финале происходила встреча Аполлона с Гермесом в присутствии Силена,

требовались три актера; в противоположном случае можно было ограничиться

двумя.

Переходя к русскому переводу, следует заметить, что нигде Зелинский не

давал столько воли своей фантазии, как при работе над этой пьесой. Поскольку

только примерно половина стихов в найденном папирусном экземпляре

сохранилась целиком или допускает достаточно надежные дополнения,

исследователи старались представить себе, как должны были звучать и стихи,

уцелевшие в гораздо более скверном состоянии. Не остался в стороне от этой

работы и Зелинский и, публикуя свой перевод, стремился привести его в

соответствие с принятой им реконструкцией, дописывая собственные стихи там,

где от греческого текста дошло по две-три буквы. Реконструкция эта в целом

особых возражений не вызывает, а свои добавления Зелинский выделял везде

курсивом, так что читателю было ясно, где он имеет дело с переводом, а где с

вольным пересказом. Вероятно, читателю вообще приятнее остановить взор на

сплошном тексте, чем наталкиваться на обрывки предложений и отточия, но если

на 200 с небольшим сохранившихся греческих стихов приходится в русском

переводе 435, то возникает опасность, что читателю предложен не столько

Софокл с дополнениями Зелинского, сколько вариации переводчика на тему

Софокла. Поэтому в настоящем издании из перевода Зелинского изъяты все стихи

и части стихов, не находящие себе достаточной опоры в греческом тексте. При

этой операции ряд стихов пришлось перевести заново. Сюда относятся: 84 сл.,

137, 184-191, 197-202, 251-256, 287-289, 291-294, 312, 316, 343-348, 356,

359, 365, 397, 399. Слова, передающие в переводе вполне очевидные дополнения

греческого текста, заключены в квадратные скобки.

Действующие лица. Среди них не указан Гермес, поскольку в сохранившихся

отрывках он не присутствует. Однако он, вероятнее всего, появлялся во второй

половине пьесы.

22 Все племена ... обошел... - В тексте дальше лакуна, в которой

читаются слова "фессалийцев", "беотийской земли" - указание на проделанный

Аполлоном путь с севера на юг, прежде чем он добрался до Аркадии,

относящейся уже к "земле дорийской" (34).

40 ...исчадьям Звероподобным... - Т. е. сатирам. Ср. далее 147, 221,

252.

83 ...иль послух, иль свидетель... - В оригинале противопоставляются

ὀπτής и κατήκοος - "повид" и "послух".

100 То бог, то бог... - При распределении реплик между тремя сатирами

(вероятно, возглавлявшими три отряда, на которые разделился хор) мы исходили

из обозначений, сохранившихся в рукописи, и реконструкции, предложенной

Зигманом.

118 ...направлены обратно Следы... - Ср. гомер. гимн к Гермесу, 75-78,

220-226.

134 Пустельга - ястребок, который ловит только мышей и насекомых.

176 Улю-лю. Улю-лю! - Здесь начинается астрофическая песнь хора, плохо

сохранившаяся начиная со 181. Судя по всему, отдельные стихи исполнялись

отдельными хоревтами, изображавшими охотничьих собак, - отсюда их клички

(Главун, Хвастун, Хвостатый и т. д.).

224 ...владыке угождали? - Т. е. Дионису.

243 О, красавица-нимфа... - В оригинале здесь, как и в 270, гомеровский

эпитет βαϑύζωνος - "низкоподпоясанная".

266 ...чтобы Гера ... не проведала... - Киллена высказывает опасение,

чтобы ревнивая Гера не нанесла вреда ребенку, рожденному от Зевса.

267 ...девы Атлантиды... - Майи, дочери титана Атланта.

287 Перевернув... - Здесь и далее излагается, как Гермес соорудил лиру

из панциря умерщвленной им черепахи (...голос трупа... 299).

305 Ихневмон - небольшое хищное животное, истребляющее крыс и мышей.

233-328 Оставь сомненья... - Размер диалога - восьмистопный ямб.

323 Струится песни звонкой лад... - После речи Киллены из пещеры опять

доносятся звуки лиры; на них хор реагирует в строфе.

377 Не собьешь, нимфа! - От следующих 19 стихов сохранились только

отдельные слова: "Безумствуя... О трижды негодный! - Воистину...

Ребенок-вор... Негодник... Страшно слушать... А если и вправду?"

По-видимому, после антистрофы продолжалась перебранка между Килленой и

Корифеем.

403 Отстанешь ты?.. - После этой реплики Киллены шел плохо

сохранившийся ответ Корифея. Следующие 30 стихов утеряны безвозвратно, так

как целиком отсутствует колонка 16-я и начальные 3 стиха от кол. 17-й. Но и

от остальных стихов этой колонки уцелели только обрывки, среди которых

находилась очередная песенка хора, обращавшегося под конец к Аполлону (О

Локсий! - 448). Вновь появившийся бог, как видно, был доволен службой

сатиров и обещал им награду и освобождение.

Сост. В. Н. Ярхо