Можно было бы чему-нибудь поверить в нашем "освободительном движении", не будь оно так бездарно представлено в печати. Но голос человека, как и партии, выражает душу и человека и партии. И печать силою, яркостью и оригинальностью или, напротив, бессилием, шаблоном и бесцветностью хорошо показывает, имеем ли мы дело и в партии с тигром или гиеною. Трудовики и газеты трудовиков в пору думской сессии были так же определенны, а со своей точки зрения были так же и талантливы, как самая партия в Думе, которой всего доставало, кроме образования. Писали в газетах и говорили в Думе "ребята", а не господа, и, пожалуй, "молодцы" даже без гостинодворского оттенка. Партия эта была чисто политическая и нисколько не литературная. Ее членам просто и не пристало держать книгу в руках. Их дело было "палить" - и они палили словами, воззваниями, криками, инсинуациями, поступками, проступками и, судя по внедумской их деятельности и аресту многих "б. д." (бывших депутатов), преступлениями. Браунинг - дело ясное, короткое и до известной степени прямое. "Или я тебя, или ты меня" - так и заявили с "непорочной кафедры" Аладьины, Аникины, Жилкины, Михайличенки и Седельниковы в лицо министрам, говоря о России. Их дело. Во всяком случае, это не плутовство, как не были плутовством, а весьма серьезными явлениями истории в Свеаборге, Кронштадте и проч.
Но читайте изо дня в день безотечественную "Страну" или беззубую "Речь" и получите впечатление уже не полосатого, стелющегося по земле тигра, в котором все красиво и великолепно, хоть он и опасен, но впечатление именно пятнистой гиены или, пожалуй, длинноухого осла, которого со всех сторон толкают в бока, когда, потеряв из виду поводыря, он забрел в уличную толпу. Поводырем у этих газеток была Дума, и raison d'etre их был в том, чтобы своими словами разжевать то, что иногда невразумительно или уж очень безграмотно говорилось в Думе, или анонсировать то, что там будут говорить завтра. Так и текли дни и "нумера" этих швейцаров Таврического дворца. Но Думы нет. Наступили долгие вакации. И осел заблудился.
"Официозная пресса, - говорит сегодня "Речь", - разделилась... "Новое Вр." выступило против "России" и в статьях г. Меньшикова и редакционной горячо защищает идею диктатуры, отвергаемую "Россиею". Что это означает? Произошел ли раскол в среде самого министерства? Или назрел раскол между министерством и теми "сферами", которые инспирируют орган г. Суворина?
Ничего не случилось, пятнистая гиена, - ничего нового: все старые, врожденные вкусы ночного трусливого зверя, который бродит около могил, обнюхивает алчно трупы мертвых и боится света дня и вида живого человека. Гиена должна знать то, что знает вся Россия: что "официозы" никогда не нападают на людей во власти, на правительство или части его и что "Нов. Время" в свое время говорило такие горькие истины правительству и частям его, которые уже по политичности своей и определенному адресу были куда больнее, чем огульное и сплошное вранье целого ряда новых органов, на которые никто не обращал внимания, и никому оно не было страшно, потому что все видели, что оно продиктовано злобой и состоит из клеветы. Критика как военных, так и морских порядков, напр., в статьях г. Кладо, - критика учебных порядков, критика финляндских и кавказских порядков была больнее всем, до кого это относилось, - это видно уже из того, что критикуемые администраторы и целые органы управления отвечали нам, чего они никогда не делали при нападках слева, ибо они именно были болезненны. Может быть, газетка этого не знает? Но она все знает. Заблудившийся осел ныне ступает без пути, куда глаза глядят, и щеголяет только общим колоритом своей шкуры или, говоря без сравнений, щеголяет только либерализмом, между прочим заключающимся в киваниях, что вот "сосед не так либерален, как я". И сколько в этом мещанства, литературного мещанства! Какое убожество пера и головы!
Ну, хорошо, если мы "официозы правительства", то, уж во всяком случае, это не правдоподобнее, нежели то, что "Речь" изображает собою рептилию, подыгрывающуюся к громилам винных лавок, банков и вообще господ лозунга: "Руки вверх". Почему нет? С той резкостью, с какою мы говорили о правительстве, "Речь" ни разу не говорила о грабителях почты. "Связь явная", - сказала бы "Речь", коснись это "Нов. Вр." и его тона о правительстве. Итак, мы будем считать доказанным, что если не по корысти, то по некоторому сердечному расположению и единству образа мыслей "Речь" находится в негласном союзе с грабителями табачных и кабачков. Конечно, эти "Социологи", "Изгоевы" и "Азовы" (великие писатели земли русской и "Речи") не ходили на Аптекарский остров с бомбой; но они полизали крови на трупах тамошних трупов и сказали: "Вкусно! Нашим пахнет". Вот великий писатель земли русской, Влад. Азов (не жид ли?), написал же, на виду полусотни убитых и искалеченных всего вчера, такое шутовство: "Надо, в первую голову, закрыть все заведения, отдающие экипажи напрокат. Надо обязать всех портных записывать все принимаемые ими заказы в особую шнуровую книгу с обозначением фамилии, звания и адреса заказчика. Надо организовать особую инспекцию по надзору за портновскими (портняжными) заведениями, вроде инспекции, наблюдающей за типографиями. Надо всех швейцаров заменить военными караулами и всех приезжих, откуда бы то ни было, подвергать обыску и содержанию в особых карательных тюрьмах".
Остановись, шут, над кровью шутишь! Над раздробленными ногами неживых и полуживых, над стариками и несовершеннолетними. Это, видите ли, газетка, инспирируемая профессором русской истории Милюковым, шутит в речах своего выходного клоуна над горем России о жертвах 12 августа, над растерянностью и гневом ее. Он уськает и хихикает около мертвых, он пересмеивает возможные меры строгости; и, хотя никаких еще не принято, он бежит вперед, как истинная рептилия, и пародирует и лает около всякой меры, какая может быть принята. "У революционеров превосходные паспорты и блестящие формы", - не устыдился он написать десятью строками выше приведенного места. Да, "наши удирают", кричит рептилия; "не изловишь!" И бегут эти гиены. Скверные тени, ночные тени их перебегают повсюду. Попали в печать, имеют вид литераторов. Якубзоны и Азовы стали на месте Щедрина и Успенского, как те стали на место Тургенева и Гоголя. Со ступеньки на ступеньку идем мы в гнилой погреб... И копают могилу эти гиены. И лижут запекшуюся кровь ее жертв...
Славное время.
Впервые опубликовано: "Новое Время". 1906. 19 авг. N 10931.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_levym_reptiliam.html.