деньги, богатей, пока не попался, уж зато попадешься,
так расказню, не пожалею, и по миру пущу со всем семейством; а хочешь ты
быть честен, своему хозяину верен, богат не будешь, денег не наживешь, зато
и с голода не помрешь, хозяин не то, что тебя, да и семейства твоего не
оставит... Так и сделали: весь мы век на маленьком жалованье жили, еле-еле
только перебивались; зато как умер мой покойник, дай Бог здоровья Алексею
Алексеичу, не дали нам помереть с голоду, а еще вот и Петрушу моего
обучили, и в гемназии был, и в наверситете, все по милости благодетеля
Алексея Алексеича... А вот теперь и местечко при себе пожаловали... Дай Бог
здоровья, завсегда молюсь, помогают: уж истинно благодетели вы наши...
Катерина Ивановна.
Ну-с, так вам что же угодно было сказать мне?.. Мне передала Паша, что вы
хотели говорить со мной одной, как будто по секрету...
Арина Федотьевна.
Да, ангел вы мой небесный, именно хотела секрет иметь с вами... (Оглядываясь.)
Нас тут никто не подслушает?..
Катерина Ивановна.
Я полагаю... Мне только странно, какой может быть секрет между мною и
вами?.. И потому я нисколько не заботилась и не принимала
предосторожностей, чтобы нас никто не подслушал...
Арина Федотьевна.
Ну, так позвольте, ангел мой, посмотреть... Для вас это не секрет, а для меня
истинно великий секрет, а здесь народишко - дошлый, вороватый... Сейчас
переведут... (Говоря эти последние слова, заглядывает за двери в другие комнаты.)
Катерина Ивановна (улыбаясь).
Только прошу вас, говорите, пожалуйста, ваш секрет поскорее...
Арина Федотьевна.
Сейчас, ангел милый, сейчас... Просьбица у меня есть к вам большая,
чувствительная моя просьба...
Катерина Ивановна.
Ну, говорите...
Арина Федотьевна.
Вы к Петруше-то... к Петиньке-то моему, присмотрелись?..
Катерина Ивановна (немного вспыхнув).
Что это значит? Что вы хотите сказать?.. Как присмотрелась?..
Арина Федотьевна.
То есть... так... Ничего вам этакого в нем не блеснуло?.. Ничего не
показалось?..
Катерина Ивановна (рассердясь).
Да что мне за дело до вашего сына?.. Я и внимания на него не обращаю.
(Смягчая тон.) Я вам говорю, что я и вижу его очень редко...
Арина Федотьевна.
Так, так, радость вы моя небесная; где вам на него внимание обращать... Ну,
а Алексей Алексеич ничего вам не говорил про него такого... Чтобы то
есть... ничего в нем не замечали этакого?..
Катерина Ивановна.
Я не понимаю вас... Муж как-то говорил, что он доволен им, что он
старается...
Арина Федотьевна.
И больше ничего?
Катерина Ивановна.
Больше ничего...
Арина Федотьевна.
Ну, а я замечаю... Ах, ангел мой, красавица вы моя, больно это родительскому
сердцу, а я вижу: он у меня не в порядке...
Катерина Ивановна (улыбаясь).
Как не в порядке? Кто? Про кого вы говорите?
Арина Федотьевна.
А про Петю своего... Он, Петруша мой, не в порядке... В голове у него
расстройство... Несообразность в голове большая... Вот я рада, что вы этого
за ним не приметили, и Алексей Алексеич ничего не говорит... А я - мать, я
вижу...
Катерина Ивановна.
Да в чем же вы это видите?..
Арина Федотьевна.
Неследующее говорит и делает... Ну как же, ангел мой, благодетельница моя,
рассудите вы это... Не хочу, говорит, брать жалованья от Алексея Алексеича:
они, говорит, меня облагодетельствовали, учили, образовали, а я, говорит, не
хочу благодетелем его считать, я, говорит, от него брать не стану, а что,
говорит, он на меня извел, жалованьем своим с ним расплачусь, а тут и
отойду и служить ему не хочу... Вы, говорит, маменька, свой пенсион берите,
получайте, а я, говорит, не хочу пользоваться нечистыми деньгами... Радость
моя, вам только говорю, по вашей добродетели: не выдайте вы меня... И вы,
говорит, маменька, смотрите: ни слова чтобы вашего тут не было, а то,
говорит, уйду и вас брошу... Только вот какие-то книжки или статуи, что ли,
какие-то по ночам пишет, да куда-то носит продавать чуть не за гроши
медные, только этим и живет... Да дочь что заработает... А жалованья своего
так-таки и не берет... Ну, как же, это значит что не в полном... (Показывает на
лоб.) Я говорю: да ты хозяйского не бери, хозяйское береги, а своим
пользуйся, что тебе от хозяина положено... Да, я говорю, если Алексей
Алексеич узнает, что ты свое жалованье не берешь, да он этакого
сумасшедшего и держать-то не станет...
Катерина Ивановна.
А сколько ему жалованья положено?
Арина Федотьевна.
Да у него положение-то хорошее, как бы он его брал, так мы бы припеваючи
жили, и по ночам бы ему незачем за пустяками сидеть, да себя мучить... Ведь
ему тысяча рублей положена...
Катерина Ивановна.
Только?
Арина Федотьевна.
Да чего же нам больше, радость вы моя? С нас бы совсем довольно, как бы
этого с ним не случилось... (показывает на лоб) повреждения...
Катерина Ивановна (в раздумье).
Это действительно странно... Однако, послушайте: ведь ваш сын дает же
отчет в деньгах Алексею Алексеичу и тот должен видеть, что он жалованья
своего не получает...
Арина Федотьевна.
Ну да, ведь еще не больно давно он служит, так, может быть, и не в примету
Алексею-то Алексеичу, а может быть, ведь, он и показывает, что берет, да
прячет куда-нибудь и копит, чтобы после отдать, только что в дом-то ничего
не дает; да это вот, слышу я, с сестрой проговорился, что не хочу, говорит, я
ему должен быть и сполна расплачусь за все обученье... А уж и то знаю, что
на сторону никуда не тратит, не мотает, все больше дома сидит с своими
книжками, да разве приятели когда придут - вот и ваш братец когда заходит
- так ни угощенья у них нет особливого, ни карт, ничего такого, а так про
книжки свои поговорят да и разойдутся.
Катерина Ивановна.
Значит, вы очень нуждаетесь?
Арина Федотьевна.
Да как, ангел мой, бесценная вы моя, как не нуждаться: мало ли что в дому
нужно, за что ни возьмись - все нужно, а он ничего не заводит, вы, говорит,
маменька, свой пенсион получаете от Алексея Алексеича и получайте,
говорит, я вам не мешаю, какие деньги, говорит, у меня есть, что я, говорит,
заработаю, я все с вами делю, ну, говорит, и оставьте меня в покое. А те,
говорит, деньги не мои, а Алексея Алексеича... Так, я говорю, Петруша, к
хозяину пойду, право, пойду: буду просить, чтобы он велел мне твое
жалованье получать... Подите, говорит, попробуйте; так я от места откажусь,
говорит.. Ну, вот, что с ним прикажешь делать?..
Катерина Ивановна.
Что же вам угодно от меня? Вы все-таки еще не сказали...
Арина Федотьевна.
А я и сама не знаю, ангел мой, что вам и сказать. Как наслышана я об вашей
доброте ангельской, и вздумала сама с собой: дай, схожу, посоветуюсь, не к
кому мне больше прикинуться... А может быть, мне и помочь какую окажут,
или совет какой дадут хороший... Али, может, ангел мой небесный, с ним-то
самим с Петрушей-то не поговорите ли, он вас послушает: уж очень об вас
хорошо относится...
Катерина Ивановна (нерешительно).
Хорошо... если найду случай... я поговорю... спрошу... (Слуга вносит на
серебряном подносе такой же кофейник и чайный сервиз). Вот подают кофе...
Сейчас придет Алексей Алексеич...
Арина Федотьевна (вскакивая и выждавши, чтобы вышел слуга).
Ах, так я пойду... чтобы как не встретиться с Алексеем Алексеичем...
Катерина Ивановна.
Все равно: он узнает, что вы были здесь... (С дурно скрытым неудовольствием.) Ему
докладывают обо всех, кто у меня бывает... Лучше останьтесь здесь и сами
объясните ему, как знаете, зачем приходили...
Арина Федотьевна.
Ах, Боже мой, что ж я им скажу... Ну, уж я скажу, что просто захотелось...
смелость взяла... поглядеть на вас, ангела нашего... познакомиться да ручку
вашу поцеловать. Можно так сказать?..
Катерина Ивановна.
Как хотите, как знаете...
Арина Федотьевна.
Только уж я встану... Сидеть-то мне пред вами... не очень пристало...
пожалуй, и обидятся... Они, Алексей Алексеич, этого не очень любят...
Катерина Ивановна (наливая кофе).
Угодно вам кофе?..
Арина Федотьевна.
Ай, ай, ай... нет, радость небесная... вы уж извольте оставить меня безо
всякого внимания... Я, вот, здесь стану в сторонке, подальше... Вот так...
Явление третье.
Те же, Кутузкин и Петр Акинфыч.
Кутузкин (входя и увидя Арину Федотьевну).
А-а...
Арина Федотьевна.
Здравствуйте, батюшка, Алексей Алексеич...
(Увидя сына, смущается.)
Кутузкин (проходя к жене).
Какими это судьбами?..
Арина Федотьевна.
А вот уж захотелось на ангела-то нашего небесного посмотреть... Как думаю:
служили мы всю жизнь верою и правдою, а хозяюшки своей не знаю... Сынок
мой взыскан вашими милостями, а я точно какая неблагодарная... дай, думаю,
схожу, хоть ручку поцелую...
Кутузкин (ухмыляясь).
Хм... хм...
Петр Акинфыч (со сдержанным негодованием).
Надеюсь, матушка, что, выражая так нежно и почтительно ваши чувства, вы,
по крайней мере, ничего не выпрашивали... никаких новых милостей...
Арина Федотьевна.
Нет, никаких я милостей не просила, окроме одного расположения... Я очень
понимаю, что мы и без того кругом облагодетельствованы...
Петр Акинфыч.
А все-таки лучше бы вам, матушка, сидеть дома, нежели стоять здесь и
ожидать новых благодеяний... Подите, пожалуйста, домой: вы здесь
мешаете... Алексею Алексеичу нужно говорить о делах...
Арина Федотьевна (обидевшись).
Извините, батюшка Алексей Алексеич, мою дерзость, что взошла сюда...
Сынок мой совсем меня оконфузил...
Кутузкин.
Ничего, ничего, Федотьевна... за что же тут сердиться... Только нам
действительно нужно поговорить о деле, вот с женой...
Арина Федотьевна.
Я сейчас, батюшка, уйду... Сейчас ухожу, благодетель... (Целует в плечо Алексея
Алексеича, причем Петр Акинфыч делает нетерпеливое движение.) Прощайте, ангел мой
небесный, благодетельница наша... по крайней мере, хоть досыта
насмотрелась на вас, на звезду райскую... (Хочет поцеловать руку Катерины Ивановны,
но та предупреждает ее и целует в губы.)
Петр Акинфыч
вздрагивает от негодования и, отворотясь в сторону, садится.
Кутузкин.
Прощай, прощай, старуха... будь здорова...
Арина Федотьевна (со вздохом).
Не оставьте вы нас, благодетели... (Уходит.)
Явление четвертое.
Те же, без Арины Федотьевны.
Кутузкин (к Петру Акинфычу).
А вы, молодой человек, горды, очень горды... И к матушке своей, старухе,
непочтительны...
Петр Акинфыч
быстро взглядывает на Кутузкина, потом на Катерину Ивановну, видимо хочет сказать что-то резкое,
но овладевает собою и молча сердито морщит брови и опускает глаза.
Катерина Ивановна
внимательно, но осторожно, не желая быть замеченной, смотрит на него.
Кутузкин.
И вообще вы не довольно почтительны к старшим и к тем людям, от которых
вы зависите и которые делают вам добро... Я давно хотел вам это заметить...
Петр Акинфыч.
Благодарю вас за замечание и постараюсь исправиться... Но вы позвали меня
сюда, чтобы сделать какое-то распоряжение...
Кутузкин.
Очень помню-с... И понимаю, что ваши слова весьма неискренни... Не могу
вам не заметить, что не верю вашему желанно исправиться... Вот вы и теперь
делаете новое невежество: садитесь без приглашения в гостиной моей жены...
Петр Акинфыч (приподнимаясь, к Катерине Ивановне).
Извините меня, Катерина Ивановна...
Катерина Ивановна (торопливо).
Ах, что вы... Садитесь, пожалуйста!..
(Петр Акинфыч спокойно опускается на стул, на котором сидел.)
Кутузкин (с недовольным лицом, обращаясь к жене).
Вот видишь, душа моя, что я хотел сказать тебе... Сейчас я получил письмо от
твоего батюшки: он просит у меня денег... Конечно, если бы это писала сама
Серафима Михайловна, или если б просьба о деньгах шла через тебя, как
бывало прежде, я отказал бы наотрез и без всяких разговоров... Потому что
пора же наконец и совесть знать: я столько переплатил долгов за вашу
матушку, столько выслушал ее просьб и передавал ей денег, что наконец...
наконец... извини меня: они, твои родные, держат себя так, как будто не
выдали тебя замуж, а продали тебя мне и требуют за тебя уплаты... Это
положение мне невыносимо из уважения к тебе и к себе самому...
Катерина Ивановна.
К чему вы все это говорите?.. К чему вы повторяете то, что я уже не раз
слышала?.. Зачем?..
Кутузкин.
А вот, я сейчас скажу для чего... Хотя я очень хорошо понимаю, что
последнее письмо писал ко мне твой отец по приказанию Серафимы
Михайловны, но чтобы доказать тебе, что я не жалею денег, и чтобы не
подвергнуть старика новым притеснениям от вашей матушки, я посылаю
ему, вот с ним (указывает на Петра Акинфыча), те две тысячи, которые он просит...
Но желаю, чтобы с этим и кончилась вся эта оскорбительная комедия... И
потому не угодно ли будет тебе приказать что-нибудь передать твоим
родным насчет прекращения этих бесстыдных покушений на мой кошелек...
Катерина Ивановна.
Ах, ради Бога, делайте, что хотите, отвечайте, как знаете... Но избавьте меня,
по крайней мере, от посредничества постороннего человека в наших
семейных отношениях... Я могу сама сказать моему отцу и матери, чтобы они
не просили больше от вас денег...
Кутузкин.
Нет, вот видишь, моя милушка: чтобы прекратить за один раз все эти
неприятные сцены, которые нас постоянно мучат, я решился просить тебя не
видеться более с твоими родными и уже отдал приказание, чтобы матушку
твою не принимали, если она приедет сюда...
Катерина Ивановна.
Как, вы уже отдали приказание?..
Кутузкин.
Да, я приказал людям... И прошу тебя также не ездить к ним... Так вот, я и
думал: не угодно ли будет тебе, по этому поводу, поручить Петру Акинфычу
передать что-нибудь твоему батюшке, чтобы старик знал причину, почему ты
не можешь бывать у них, а также и принимать их у себя... Так что же, тебе
ничего не угодно будет приказать?..
Катерина Ивановна (закрывая лицо руками).
Оставьте меня! Разве я могу что-нибудь приказывать?.. Разве я могу
что-нибудь желать?..
Кутузкин.
Ну, если тебе не угодно ничего приказать, в таком случае я уже сам напишу...
(К Петру Акинфычу.) Идите в кабинет и дожидайтесь меня там... Я сейчас приду...
(Петр Акинфыч уходит.)
Явление пятое.
Кутузкин и Катерина Ивановна.
Кутузкин.
Ну, послушай, дружочек... Ну, чем же тут огорчаться?.. Неужели ты не
понимаешь, что все это я делаю для твоего же спокойствия?.. Неужели ты
думаешь, что мне жалко денег? Неужели я пожалел бы чего-нибудь, чтобы не
видать твоих слез, чтобы ты была весела и счастлива?.. (Ласкаясь к ней.) Ну,
ласточка моя... Ну, херувимчик мой... Ну, перестань... Оботри свои глазки...
Подумай хорошенько: какую радость, какое счастие видала ты дома от своей
матушки? Испытывала ли ты нежность, ласки, угождения?.. Ухаживали ли за
тобой, баловали ли тебя?.. Ведь, я знаю, тебя только мучили, тиранили... ведь,
кроме любви моей, меня и заставило жениться на тебе только желание
освободить тебя из этой жизни... Ну, а теперь, когда уж ты замужем, какую
радость тебе приносило свидание с твоими родными: каждый раз, как ни
приедет твоя матушка или твой братец, вечно поссорят нас, вечно после того
между нами ссоры, неприятности... Так не лучше ли за один раз развязаться с
ними... Ну, полно же, полно, красоточка, ласточка моя... Ну, посмотри на
меня... Ну, дай мне рученьку... (целует руку.) Ну, кто больше меня может тебя
любить?.. Ничего, ничего для тебя не пожалею... Проси, требуй, приказывай,
чего хочешь... Ну, приласкай же своего папашку... Ну, поцелуй же меня...
(Обнимает ее и хочет поцеловать.)
Катерина Ивановна (вырываясь из его рук и отталкивая его).
Подите прочь!.. Я ненавижу вас... Вы лгун... Вы притворщик... Вы считаете
меня дурой... Вы гадки, отвратительны мне...
Кутузкин.
А-а... так вот что... гадок, отвратителен... Кто же милый, кто?.. Есть, значит,
другой, милый, хороший... А-а... ну, так я другие меры приму... не ласки, не
любовь, не угождения...
(В соседних комнатах слышен шум, вслед за которым в комнату врываются Серафима Михайловна и
Сидор с растревоженной физиономией.)
Явление шестое.
Те же, Серафима Михайловна и Сидор.
Серафима Михайловна (запыхавшись).
Я тебе дам, мерзавец... я тебе дам, негодяй...
Сидор.
Помилуйте, Алексей Алексеич, на что это похоже: дерутся-с!.. Сами не
приказали принимать, я докладываю, а оне хвать в рожу... Я этого не намерен
принимать...
Катерина Ивановна.
Ах, мамаша...
Кутузкин.
Сударыня!..
Серафима Михайловна.
Так это вы не велели меня принимать?.. вы?..
Кутузкин.
Да, я... и опять...
Серафима Михайловна.
Как, это меня не принимать? Меня!? Мать?.. Мать к дочери не пускать?.. Да
вы это с чего взяли, да как вы это смели подумать?.. Да где этакой закон есть,
чтобы мать не пускать к дочери?..
Кутузкин.
Какая вы мать?.. Разве вы стоите этого названия?.. Я не велел пускать к себе в
дом буйной, развращенной женщины, которая может служить дурным
примером для моей жены...
Сидор.
Да... а я принимать эти угощения не намерен... точно солдат какой... хвать,
прямо по щеке...
Серафима Михайловна.
Что? что? Скажите... Благодари, дочка, благодари... Ах, ты дрянь этакая, ах,
ты купчишка, мещанишка... Да кому ты говоришь?.. (Наступая на Кутузкина.) Ты
забыл, что ли, что у меня муж генерал... А ты кто?..
Катерина Ивановна.
Мамаша... мамаша...
Кутузкин.
Уйдите вон, или я велю вас вытолкать...
Серафима Михайловна.
Меня вытолкать, меня? Мать твоей жены!.. Меня? Генеральшу?.. Нет, скорей
парик твой полетит, чем ты до меня дотронешься... Ты забыл, что ли, что у
меня сын есть: муж стар, так сын вступится... Да я и сама тебе глаза
выцарапаю... Скажите: откупщик, наворовал денег... и важничает... Не
думаешь ли ты, что я чего-нибудь пожалею: да я тебя так оскандалю, что тебе
носу нельзя будет показать... Скажите, скажите!.. Ах, Боже мой, меня
вытолкать!..
Кутузкин (к Катерине Ивановне).
Вы видите вашу матушку... Я только жалею вас... Объясните ей, что я больше
не желаю ее видеть в своем доме... а то хоть сами с ней уезжайте... Я не могу
больше сносить таких сцен... (Сидору.) Ступай вон!.. (Уходит.)
Сидор.
Я тоже не намерен этого сносить... как угодно... Это что такое значит?..
(Уходит.)
Явление седьмое.
Серафима Михайловна и Катерина Ивановна.
Серафима Михайловна.
Что это, дочка милая, с твоего, что ли, согласия так мать у тебя встречают?
Катерина Ивановна.
Ах, полноте, мамаша... Ну, как же это вы человека-то прибили?
Серафима Михайловна.
Ну, вот, велика важность, есть о чем говорить... Я, ведь, думала, что это он,
каналья, от себя... Да что это с твоим уродом-то сделалось?..
Катерина Ивановна.
Он очень недоволен, мамаша, что вы беспрестанно денег просите и делаете
постоянно вот эти сцены в его доме?..
Серафима Михайловна.
Скажите, много я у него денег прошу?... Жид этакой, скаред... Куда ему
деньги-то беречь?... Я думаю, если б он был порядочный человек, так сам бы
должен был еще позаботиться, чтоб родные его жены ни в чем не
нуждались... Много я денег у него перебрала... Скажите... Да он двадцати
тысяч не передавал, если все-то счесть... Что же?... Ты этого не стоишь, что
ли? Владеть бы ему, этакому уроду, тобой?... Пошел бы за него кто-нибудь?...
Да за него, без денег-то, порядочная горничная не пошла бы... Ну, и что же,
он хочет разорвать все сношения с нами?...
Катерина Ивановна.
Да, он говорит, что если не перестанут у него денег просить, как будто платы
за то, что меня за него насильно выдали, то он не хочет, чтобы ни вы сюда, ни
я к вам не ездили...
Серафима Михайловна.
А-а... вот как...
Катерина Ивановна.
Деньги, которые сегодня папаша просил, хотел послать последние и
написать, чтобы между нами все сношения были кончены...
Серафима Михайловна.
А сегодняшние-то деньги хотел прислать?
Катерина Ивановна.
Да, хотел...
Серафима Михайловна.
А теперь, пожалуй, не пришлет... А? Как ты думаешь?...
Катерина Ивановна.
Уж не знаю, право, мамаша...
Серафима Михайловна.
Ах, какая досада, пожалуй, уж теперь не пошлет... Да, взбесил меня этот
дурак, Сидорка... Ну, как меня не пускать? И рожу этакую сделал, не велено,
говорит, вас принимать... Ну, меня и взорвало... Ах, досадно будет, если не
пошлет деньги... А знаешь что, Кетти, мы сделаем: поедем со мной, погости у
меня... Он стоскуется по тебе, будет тебя звать, тогда мы и сделаем с ним
условие, какое хотим... Право, это отлично: поедем...
Катерина Ивановна.
А если он не захочет меня взять к себе, что тогда делать, опять мне жить на
ваш счет?...
Серафима Михайловна.
Ну, так разводную вытребуем... Я обделаю, если хочешь... Я знаю, что про
него показать... Тогда либо седьмую часть вытребуем, либо на ежегодное
содержание... Надо об этом с Надеждой Францевной посоветоваться: она
найдет этакого законника... все обделает... Ведь вот, не умирает же старый
дьявол!... Еще здоровее стал, как женился: он твоим жиром живет... вампир
этакой... А ты знаешь ли: помнишь, тот хорошенький графчик, что ты у меня
раз встретила, просто души в тебе не слышит... Ведь, он несколько раз и к
вам приезжал знакомиться, да дьявол-то твой не принимает... А вот бы,
кажется, на тебе непременно женился бы, если б ты была свободна... А какой
милашка, какой душка!.. Ну, что ж, Катя, что ж мы станем делать-то?
Поедем, что ли, ко мне? Хоть подразним его; посмотрим, что из него будет...
Катерина Ивановна.
Ах, мамаша, я, право, не знаю, что мне делать, жизнь здесь мне так
невыносима, что я готова была бы умереть с радостью... но и уехать... чего ж
я этим достигну, что я стану делать?... У меня ребенок; неужели я его
брошу?... Нет, погодите, дайте подумать...
Серафима Михайловна.
Эх, какая ты кислая... Нет, ты по отце пошла, не в меня... Я это давно
видела... Ну, как не сладить с этакой гадиной... Ну, поедем, полно... Ну, и
ребенка возьми с собой...
Катерина Ивановна.
Нет, мамаша, нет... Не поеду...
Серафима Михайловна.
Так что же мне-то делать теперь?... Ты, как хочешь, достань мне у него две
тысячи... А то, смотри, отца в тюрьму запрячут...
Катерина Ивановна.
Как в тюрьму?...
Серафима Михайловна.
Так... Не заплатит долга и посадят... Не мне же за него платить: он занимал...
Да и у меня тоже нет ничего... Не мне же за него в тюрьму садиться: его и
посадят...
Катерина Ивановна.
Мамаша, да вы правду говорите?
Серафима Михайловна.
Клянусь тебе!...
Катерина Ивановна.
Боже мой, что же делать?!.. (ломает руки.) Погодите... (Быстро вскакивает, подбегает к
дверям, ведущим во внутренние комнаты.) Паша, Паша...
Серафима Михайловна.
Что ты хочешь делать?
Катерина Ивановна.
Погодите...
(Входит Паша.)
Катерина Ивановна.
Паша, поди посмотри, что делает барин, и если управляющий не у него, а в
конторе, так позови его ко мне... Скажи, чтобы сейчас же, сию же минуту
пришел...
Паша.
Хорошо, барыня... (Уходит.)
Катерина Ивановна.
Послушайте, мамаша, еще раз вас спрашиваю: вы правду говорите, что
папашу могут посадить в тюрьму, если не уплатить двух тысяч?...
Серафима Михайловна.
Какая же ты смешная: уж я же тебе говорю, что непременно посадят... Ты
думаешь, мы разбогатели от твоего замужества... Напротив, мы совсем
разорились... Твой благоверный половины долгов наших не заплатил, и все
долги, что теперь остались, - на имя отца... Я свои и Диодоровы
повыплатила...
Катерина Ивановна.
А имение?
Серафима Михайловна.
Имение на мое имя... Да ведь надо же что-нибудь и Диодору оставить... За
что же его-то нищим делать?...
Катерина Ивановна.
Слушайте же, мамаша: я, может быть, этот долг уплачу, только дайте мне
слово, что вы отпустите ко мне жить папашу, если я вас буду об этом
просить...
Серафима Михайловна.
Ах, матушка, сделай милость, обеими руками отдам... А что же, от матери-то
уж ты хочешь отказаться: мать-то уж не нужна тебе?.. (Слезливо.) Видно, мало
тебя любила, мало ласкала, мало для тебя делала?..
Паша (входя).
Барин уехал со двора, а Петр Акинфыч вот идут-с... (Уходит).
Явление восьмое.
Те же и Петр Акиифыч.
Серафима Михайловна (идет навстречу Петру Акинфычу).
Ах, скажите, мой добрейший: Алексей Алексеич поручил вам свезти деньги ко
мне?
Петр Акинфыч (сухо поклонившись).
Нет-с. Катерина Ивановна, вы меня спрашивали?
Катерина Ивановна.
Да, я вас хотела спросить: Алексей Алексеич отменил свое приказание
отвезти деньги к папаше, о которых давеча говорил?..
Петр Акинфыч.
Возвратясь от вас, он был очень взволнован и сказал мне, чтоб я не ездил к
вашему батюшке, взял от меня и письмо, которое было им приготовлено...
Катерина Ивановна (в большом смущении.)
А деньги эти, которые были приготовлены, он тоже взял... или оне у вас?..
Петр Акинфыч (несколько подумав).
Да... оне у меня...
Катерина Ивановна.
Вы мне можете их... (решительно.) Дайте мне их!.. Или нет... вы можете их
свезти папаше?
Серафима Михайловна.
Да для чего же, мой дружочек, ему беспокоиться: отдай мне, я сама передам
мужу... тем больше, что Алексей Алексеич не велел ему ездить, - ну, вот я и
передам... Ведь, все равно, деньги не сегодня, так завтра должны же быть
доставлены мужу...
Катерина Ивановна.
Да, действительно... (К Петру Акинфычу.) Вы мне можете доверить эти деньги?..
Петр Акинфыч.
Без сомнения... только прошу вас сказать, как я должен ответить о них
Алексею Алексеичу, если он спросит...
Катерина Ивановна.
Вы скажите... Скажите, что... Ну, скажите, что я взяла...
Серафима Михайловна.
Ах, Боже мой... Вы такой молодой человек и такой нелюбезный: неужели вы
не можете придумать чего-нибудь другого, если ей не хочется, чтобы муж
знал, что она взяла...
Петр Акинфыч (к Катерине Ивановне, подавая ей деньги).
Вам нужно, чтобы это не было известно Алексею Алексеичу?...
Катерина Ивановна.
Да... если можно... на некоторое время... я, может быть, возвращу вам эти
деньги...
Петр Акинфыч.
В таком случае, я знаю, как поступить...
Серафима Михайловна.
Ну, так, моя радость, дай же деньги... я поеду и отвезу их мужу... (Берет деньги
из рук Катерины Ивановны и с улыбкой к Петру Акинфычу.) Тут ровно две тысячи?..
Петр Акинфыч.
Ровно две.
Серафима Михайловна (играя деньгами).
Несчастные тряпки... а как оне необходимы... Ну, прощай, ангелочек... Когда
же мы увидимся?..
Катерина Ивановна.
Не знаю, мамаша...
Серафима Михайловна (целует дочь).
Ну, когда тебе взгрустнется без меня, черкни записочку, и я тотчас же
прилечу... (К Петру Акинфычу.) Прощайте-с!.. (К дочери вполголоса, кивая на Петра
Акинфыча.) Il n'est pas mal... (Кокетливо, но свысока, раскланивается с Петром Акинфычем и
уходит.)
Явление девятое.
Петр Акинфыч и Катерина Ивановна.
Катерина Ивановна.
Благодарю вас...
Петр Акинфыч
молча и пристально смотря на нее.
Катерина Ивановна (смущаясь).
Очень вас благодарю... Если вы заняты... Если у вас есть дела...
Петр Акинфыч (с глубоким чувством).
Вы расстроены... Вы страдаете...
Катерина Ивановна (с некоторой гордостью).
Я... я немного нездорова... Что вам угодно сказать мне?..
Петр Акинфыч.
Да, без сомнения, вам странно, что слуга вашего мужа, сын той женщины,
которая приходила сегодня целовать вашу ручку, осмеливается заговаривать
с вами... Но я хотел бы говорить с вами не как с барыней, а как с страдающей
женщиной, которой мне жалко...
Катерина Ивановна.
Ах, да, ваша матушка просила меня поговорить с вами о вашем... о вашей
службе у моего мужа.
Петр Акинфыч.
О чем бы вас ни просила поговорить моя мать, я вперед знаю, что это не
нужно и во всяком случае совершенно бесполезно... И я хочу говорить с вами
вовсе не о себе, а о вас самих...
Катерина Ивановна.
Обо мне?
Петр Акинфыч.
Да, об вас... Вашему мужу, по какому-то капризу, вздумалось сегодня сделать
меня свидетелем сцен, из которых я вполне понял, как вас мучат, как вы
страдаете и как вы беспомощны... Я сегодня страдал вместе с вами, но только
за вас однех, и если вы действительно то, что я о вас думаю, если я в вас не
ошибся, то вы должны сбросить с себя все ваше барство в разговоре со мной
и говорить со мной, как с вашим истинным другом...
Катерина Ивановна.
Ах, да мне ужасно было совестно за мужа и жалко вас, что он позволял себе
так свысока обращаться с вами и вашей матушкой...
Петр Акинфыч.
Спасибо вам за это... Я в вас не ошибся... Но, все-таки, позвольте говорить о
вас, а не обо мне...
Катерина Ивановна.
Я не знаю, что вы хотите говорить обо мне и к чему это?..
Петр Акинфыч.
К чему? Этого я сам хорошенько не знаю, но думаю, что это необходимо,
потому что не могу, наконец, не сказать того, что сейчас скажу вам. Вы
знаете ли, что давно за каждым вашим шагом следит аргус, гораздо
заботливее и гораздо осторожнее, чем ваш муж... Это я... Каждая ваша
печаль, каждая ваша радость, отзывалась во мне так или иначе... Может быть,
вы сами никогда так не страдали, как страдал иногда я за вас... И при этом
были минуты, когда я вас ненавидел, даже презирал, как презираю тех людей,
которые заедают чужой труд, чужой хлеб, которые не любят ничего, кроме
себя, и продают в себе все, самое святое, за удовлетворение своих мелких,
ничтожных желаний, - словом, я презирал вас в эти минуты так же, как
презираю вашего мужа, моего благодетеля... Я не боюсь повторить то, что
сказал, и не откажусь от своих слов... Но это были те минуты, когда вы
переставали быть тем, чем вас создала природа, и подчинялись привычкам
уродливого воспитания и той гнусной среды, в которой вы живете... Зато, в
иные редкие мгновения, как сегодня, например, я вновь узнавал вас и
раскаявался в своем презрении к вам, и еще больше... да... ну, что же?.. я
скажу и это: я еще больше любил вас... если только можно еще сильнее
любить...
Катерина Ивановна.
Но послушайте!..
Петр Акннфыч.
Что, вы испугались этого прямого признания в любви... этого искреннего,
невзначай высказанного чувства?.. Перестаньте же быть барыней, будьте со
мной человеком... Я, ведь, не оскорбляю вас, говоря, что благоговею перед
вами, что вы дороже мне всего на свете... Или это оскорбительно в самом
деле?.. Я не та гадина, которой вас продали в замужество и которая каждый
день говорит вам о любви и в то же время унижает вас, топчет в грязь, как
вещь, как рабыню свою...
Катерина Ивановна.
Но для чего это, для чего вы говорите мне о моем несчастии, о моем
унижении?..
Петр Акинфыч.
Для того только, для того, чтобы показать вам, как смотрят на ваше барство,
на вашу недоступность те люди, на которых вас приучали смотреть, как на
червей, или уж не больше, как на лакеев...
Катерина Ивановна.
Но зачем мне это знать? Я и без того страдаю... Мне ведь нельзя уж выйти из
этого положения, как оно ни гадко.. Хоть я не виновата в этом, но мое
несчастие неисправимо...
Петр Акинфыч.
Напротив, потому-то я только и говорю с вами так безжалостно, что считаю
вас способною выплыть из этого омута, вырваться из этой гнилой среды...
Катерина Ивановна.
Как же это, как?.. Ну, научите меня, вразумите меня, если можете, если вы
меня любите...
(Протягивает ему руку.)
Петр Акинфыч (страстно хватает ее руку).
Вот уже вы и спасены, вот уже вы и не раба, когда протягиваете первая руку
тому, которого за минуту назад считали рабом... Скажите мне, верите ли вы,
что все, что я говорил вам, искренно, честно, непритворно? Говорите мне
прямо...
Катерина Ивановна.
Мне кажется, никто не говорил со мною так правдиво... Мне больно, но
хорошо от ваших слов... Я вам верю...
Петр Акинфыч.
Ну, в таком случае я так счастлив, как и не ждал... (Страстно целует ее руку.)
Сидор (входя).
Петр Акинфыч! Алексей Алексеич вас требуют к себе... (Ухмыляется и быстро
уходит.)
Катерина Ивановна (в испуге).
Это все будет известно.
Петр Акинфыч.
Значит, борьба началась... Но я теперь ничего не боюсь ни за себя, ни за вас...
Ну, дайте же опять смело Вашу руку... (Катерина Ивановна подает руку. Он ее целует.)
Спасибо... На жизнь и на смерть: вот вам моя клятва...
(Занавес падает.)
Действие третье.
Одна из внутренних комнат в доме Кутузкина.
Явление первое.
Иван Иваныч и Катерина Ивановна (в простеньком темном платье, без всяких
украшений).
Катерина Ивановна.
Ну, что, папочка, здесь, у меня вам хорошо, покойно...
Иван Иваныч (гладя дочь по голове).
Хорошо... хорошо, Катюша... Здесь тихо, никто не шумит... спокойно... Там
матушка твоя... (Машет рукою.) Ах... то бранится... недовольна... то народу
назовет: шум, гам, хохот... всю ночь... Я уж нынче ничего не возражаю:
молчу... как хочет... Я нынче тихо... а она все недовольна...
Катерина Ивановна.
Бедненький папа!.. И как это я до сих пор не догадалась позвать тебя к себе...
Да я думала, и мамаша не согласится, да и не решалась... боялась рассердить
своего... Это все Петр Акинфыч меня поддержал: поехал да и привез тебя...
Ты на меня не сердишься, папочка?..
Иван Иваныч.
За что, Катя, за что?.. Нет...
Катерина Ивановна.
А что я такая гадкая, долго тебя не брала к себе, а там тебя мучили...
Иван Иваныч.
Нет, милушка, нет... я на тебя не сержусь... Как же, ты не можешь без мужа...
Как он позволил, вот ты и взяла... я, ведь, знаю...
Катерина Ивановна.
Да нет, папочка, милый... нет, это не муж; я его и не спрашивала... Я думаю,
он бы и не согласился... Мне хотелось, да я не знала, как сделать; это Петр
Акинфыч мне растолковал, что мне нечего и спрашивать... что я имею право
и должна тебя взять... (Вполголоса.) Папочка, ты его любишь?..
Иван Иваныч.
Кого, Катечка?.. Мужа-то твоего?..
Катерина Ивановна.
Нет, папа, нет... За что тебе его любить... Нет, я... я про Петра Акинфыча тебя
спрашиваю...
Иван Иваныч.
Что же?.. Он ничего, он человек, кажется, скромный, почтительный такой...
С Серафимчиком там что-то у него... вышло... Она денег требовала... Ну, он
не дал... Ну, как же он может хозяйские деньги давать... Я понимаю... не
может... Да... я понимаю... А со мной он ничего... вежлив... Ничего... я им
доволен...
Катерина Ивановна.
Ах, папочка, он отличный, превосходный человек... Он никогда о себе и не
думает... и живет все для других людей... А как умен, как говорить хорошо...
Я ему многим обязана... Я чувствую, что я совсем другая стала с тех пор, как
узнала его... Он меня многому научил.... Я на себя и на людей стала иначе
смотреть... Я поняла, что мне надо делать и для чего жить на свете...
Иван Иваныч.
Ну, что же... это прекрасно, что молодой человек так советует; почитать
родителей и старших... слушаться мужа... любить детей своих... вот и
прекрасно... (Помолчав.) Катюшечка, а знаешь, что я тебе скажу...
Катерина Ивановна.
Что, голубчик, папочка?..
Иван Иваныч.
Вот что, душенька, мне бы... покушать чего-нибудь хотелось... так кусочек
бы чего-нибудь...
Катерина Ивановна.
Ах, папочка, родной... сейчас, сейчас... чего же вам угодно?..
Иван Иваныч.
Так, чего-нибудь... все равно... Я... сладкое очень люблю... сладенького
чего-нибудь... (Катерина Ивановна хочет идти.) Катенька... знаешь: Мне бы
вареньица на блюдечке... да саечки бы... хлебца бы беленького... да
побольше бы вареньица-то... Там лекаря не велят много-то... да они врут...
мне это ничего... я люблю...
Катерина Ивановна.
Сейчас, сейчас, милый папочка... сейчас... (Бежит к дверям и говорит чрез них.)
Сейчас, поскорее подайте варенья, бисквит, белого хлеба, вина... поскорее,
слышите...
Иван Иваныч.
Катюша... ты не рассердись, что я так... точно маленький... теперь не время
кушать... да я так...
Катерина Ивановна.
Да полноте, папа... Как не грех!.. А вы ничего не думайте, и как вам чего
захочется, так вы и приказывайте...
Иван Иваныч.
То-то... я, ведь, на тебя надеюсь... Ты у меня добрая... всегда была добрая...
(Паша приносит поднос с вином, тарелкою варенья и проч.).
Катерина Ивановна.
Ну, вот, папочка, кушайте на здоровье... Вот я вам наложу...
Иван Иваныч.
А ты что же, не хочешь?..
Катерина Ивановна.
Нет, и я с вами полакомлюсь... Я тоже люблю...
Иван Иваныч.
Ну, вот и хорошо... вот спасибо... (Ест с жадностью.) Мне, ведь, там
Серафимчик... ничего... Смеются только, как попрошу чего... А я, ведь, уж
стар, глуп стал,-мне обидно... а я люблю...
Катерина Ивановна.
Бедный папаша мой, бедный... (целует его голову и гладит по голове рукою.)
Иван Иваныч.
Какое варенье у тебя славное!.. Какое славное!..
Явление второе.
Те же и Петр Акинфыч.
Катерина Ивановна.
Ах, Петр Акинфыч... (Ласково подает ему руку.)
Петр Акинфыч.
Здравствуйте, ваше превосходительство...
Иван Иваныч.
А-а... здравствуйте... А я вот (конфузливо усмехается) утром лакомлюсь...
Петр Акинфыч.
Кушайте, кушайте... вам это здорово..,
Иван Иваныч.
Ну, вот... а Серафимчик... и лекарь... говорят, что нездорово... Я знаю, что
мне это здорово...
Петр Акинфыч.
Не верьте им: лекаря врут... Организм лучше их знает, что ему нужно...
Только зараз много не кушайте... лучше почаще...
Иван Иваныч.
Я немного... так... Ты мне, Катюша, поставь поближе... Вот я понемножку и
буду...
Катерина Ивановна (пододвигает поднос).
Кушайте, кушайте, папочка... щелует отца и отходит к Петру Акинфычу,
который сел в стороне от Ивана Иваныча.)
Катерина Ивановна.
Ну, что муж?
Петр Акинфыч.
Молчит... Но очевидно, что его мучит перемена в вас, которую он не мог не
заметить...
Катерина Ивановна.
Признаюсь, меня беспокоит его молчание: он непременно что-нибудь
задумывает, чтобы опять забрать меня в руки... И неужели Сидор до сих пор
ничего не сказал ему о нашем первом разговоре?.. Это, кажется, невероятно.
Петр Акинфыч.
Нет, напротив, это очень может быть... Все эти шпионы в особенно важных,
по их мнению, случаях, любят сначала примолкнуть, прикинуться, что
ничего не замечают, чтобы потом накрыть или напасть врасплох и
неожиданно... Но тем лучше для нас, - по крайней мере, дали время
сговориться и приготовиться к отпору...
Катерина Ивановна (указывая на Ивана Иваныча, который задремал в кресле).
Посмотрите: уснул... Бедняжка, папа... Стал совершенный ребенок...
Петр Акинфыч.
И это не столько старость виновата, сколько слабохарактерность с одной, и
деспотизм и бессовестность с другой стороны... Вот вам пример... Вот до
чего доводят эти злые болезни, если им поддаться!..
Катерина Ивановна (с улыбкой).
То есть, вы хотите сказать, что и я была недалека от такого же состояния...
Петр Акинфыч.
И говорю это серьезно и с глубоким убеждением: не вы первая... разве мало
загибает народу от этого зла, исторически развившегося в нашем обществе...
Без борьбы против недуга страдания сначала усиливаются, потом
притупляются, делаются хроническими, человек начинает думать, что он
родился с ними, что так и быть должно, что освободиться от них нельзя, воля
слабеет, нападает лень, является апатия, тупая покорность - и вот, наконец
(указывает на Ивана Иваныча) нравственная смерть заживо... И ведь это не
исключительное явление... Посмотрите на жизнь: здесь деспот - жена, там
деспот- муж, отец, школа забивает детей, начальник гнетет и уничтожает
подчиненного, безвыходная бедность надламывает и губит самую честную
натуру, талант спивается и пропадает от невозможности свободно работать...
Катерина Ивановна.
Но ведь это страшно, это ужасно... Зачем столько страдальцев?.. Отчего не
все счастливы?.. Кто же, кто в этом виноват?..
Петр Акинфыч.
Кто?.. Да все, все без исключения: и я, и вы в том числе... Что вы, например,
сделали, чтобы защититься самой и защитить отца от деспотизма матери?..
Ну, положим, вы были тогда молоды... Ну, а теперь, проживя три или четыре
года с мужем, помешали ли вы ему хоть чем-нибудь в его желании
уничтожить вашу личность?.. Пожалуй, ведь, и вас можно оправдать: вы не
были подготовлены к борьбе с тем положением, в котором находились, да и
не могли ничего сделать, вас не воспитали порядочно, ничему не выучили,
неволей выдали замуж, подчинили законным требованиям мужа... Вот вы и
правы, и успокоены мыслью о безвыходности своего положения... Значит,
остается только терпеть, привыкать к своим страданиям, если они есть,
терпеть и приготовляться вот к такому состоянию... (Указывает на Ивана Иваныча.)
Катерина Ивановна.
Но что же, что же нужно делать, чтобы выйти из этого положения?
Петр Акинфыч.
Вы, лично, знаете уже, что нужно вам делать, вы уже начали вашу работу:
вот на вас уже нет тех пышных нарядов, которыми унижал вас сластолюбец,
- те два-три несчастных семейства, которые я вам указал, уже ожили от
вашей щедрости и благословляют вас, - вы уже не позволите более
оскорблять себя вашему мужу... Но что нужно делать мне и всем другим
виноватым, что нужно делать всему обществу, признаюсь, я не знаю... Наше
поколение счастливо уже тем, что сознало свои недостатки, почувствовало
необходимость исправления, выработало себе определенное правило:
трудиться и идти ко благу, к счастью; но как? какой дорогой? Оно еще не
знает... Будущее, сама жизнь должны научить нас...
Катерина Ивановна.
Но вы, во всяком случае, должны меня научить, как поступать мне, если муж
будет требовать, чтобы я изменила мой образ жизни, если он во всем будет
мне противодействовать, если... если он лишит меня даже возможности
видеться с вами... Ведь, вы знаете, на что способен этот человек... Ну, что же
мне тогда делать?
Петр Акинфыч.
Что нужно делать, по моему мнению, вы уже знаете, но вы будете поступать
так, как скажет вам ваша совесть, насколько помогут вам сила воли и
сознание своего достоинства... Помните только, что пользоваться для себя
состоянием вашего мужа, подчиняться его воле до самоуничтожения - для
вас значит то же самое, что добровольно торговать собою или участвовать в
торговле, где родные и ваш муж сделали из вас живой товар...
Катерина Ивановна.
Другими словами, вы хотите сказать, что я должна разойтись с мужем?..
Петр Акинфыч.
Катерина Ивановна, мне трудно сказать что-нибудь решительное в ответ на
этот вопрос, потому что... потому что я хочу быть совершенно честен в
отношении вас... Я был бы счастлив, если б встретил вас в бедности,
существующею собственным трудом... но были ли бы вы счастливы, были ли
бы даже способны на такую жизнь - я не знаю... Может быть, она покажется
вам и тяжелою, и горькою... Женский труд это - бедность, почти голод... Я
еще и до сих пор не могу простить себе нашего первого интимного
разговора... когда я хотел говорить совершенно о другом, а между тем, сам не
знаю, как это случилось... говорил только о любви моей к вам...
Катерина Ивановна.
В чем же вы раскаиваетесь?.. Вы думаете, что вам не следовало бы
высказываться, может быть, потому, что я не стою этого чувства...
Петр Акинфыч.
Да, не следовало бы... но потому... потому что это и бесполезно, и
малодушно... Есть общие цели, во имя которых я должен был говорить с
вами, но я увлекся личным чувством и говорил, и действовал как будто
исключительно во имя его... Я хотел говорить с вами, как с обиженной,
угнетенной женщиной, для того, чтобы возбудить в вас гордость, чувство
человеческого достоинства, чтобы указать вам ваш долг и поселить в душе
вашей отвращение от того унизительного положения, в котором вы
находились, а между тем говорил с вами как влюбленный, малодушный
мальчишка...
Катерина Ивановна.
Но послушайте... Мне кажется и, вероятно, я не стала бы слушать ваших
советов и наставлений, если б... если бы вы говорили со мною не таким
языком... Я почувствовала, что вы говорите от сердца, что вы не можете
обманывать меня или желать мне зла... я вам поверила...
Петр Акинфыч.
Поверили... и только?...
Катерина Ивановна.
Что же нужно еще?
Петр Акинфыч.
А не явилась у вас жгучая потребность и непременная решительность
изменить весь ход вашей прежней жизни и начать совершенно иную, новую,
самостоятельную жизнь?...
Катерина Ивановна.
Вы видите, что я этого хочу... Я делаю все, что вы мне посоветуете...
Петр Акинфыч.
И только то, что я советую... И только потому, что вы мне верите?...
Катерина Ивановна.
Что же, и этого мало для вас, и это не удовлетворяет вашего самолюбия?...
Петр Акинфыч.
Нет, нет, не в моем самолюбии тут дело... Напротив, я хотел бы, чтобы вы не
ждали от меня совета в каждом случае, чтобы вы сами знали, что вам нужно
делать, чтоб вы поступали самостоятельно, по личному убеждению...
Явление третье.
Те же и Паша, потом Серафима Михайловна и Надежда Францевна.
Паша (быстро входя).
Барыня, маменька ваша, Серафима Михайловна, приехали и с ними та,
Надежда Францевна...
Иван Иваныч (просыпаясь).
Серафимчик... Нет, я ничего... Я немного... покушал... так немножко...
Паша.
Что же, барыня, что прикажете им сказать?... Принимать или нет: оне сюда
идут...
Катерина Ивановна (обращаясь к Петру Акинфычу).
Как вы думаете: принимать или нет?...
Петр Акинфыч.
Да разве можно не принять вашу мамашу, если она захочет куда войти?...
Разве полицию позвать...
Иван Иваныч.
Да, как можно... Нельзя... Она войдет... Серафимчик...
Серафима Михайловна (входя).
А-а... вот они где... Здравствуй, Кетти... А вот и мой Жано... Ну, что,
старикашка мой, хорошо тебе здесь?.. Здоров?.. (Гладит его по голове.)
Иван Иваныч (ухмыляясь).
Да... Серафимчик... Ничего... я... ничего...
Надежда Францевна.
Здравствуйте, прелестная Катерина Ивановна... Здравствуйте, Иван Иваныч...
Серафима Михайловна.
А ты уж с вареньем, Жаночик... Катя, разве это можно ему позволять... Он,
ведь, чай, без меры кушает... - Это ему вредно...
Иван Иваныч.
Нет, Серафимчик, я так... немножко... Катенька поподчивала, я так...
немножко... и покушал...
Петр Акинфыч.
Прощайте, Катерина Ивановна...
Катерина Ивановна.
Куда же вы торопитесь?...
Петр Акинфыч.
Мне нужно... пора...
Катерина Ивановна (вполголоса).
Погодите!... Останьтесь здесь... (Указывает глазами на мать.)
Петр Акинфыч.
Нет, не могу... Вот вы теперь останетесь без помощи и без совета...
Испытайте свои силы... (Раскланивается со всеми.)
Серафима Михайловна.
Ах, вы, молодой человек, уходите... Прощайте!
(Петр Акинфыч уходит.)
Явление четвертое.
Те же, без Петра Акинфыча.
Надежда Францевна (к Катерине Ивановне).
А как здоровье Алексея Алексеича?... Давно уж я его не имела удовольствия
видеть...
Катерина Ивановна.
Ничего, он здоров...
Надежда Францевна (к Ивану Иванычу).
А вы, Иван Иваныч, к милой дочурке своей перебрались?...
Иван Иваныч.
Да вот... к Катюше... Очень просила... хочу погостить...
Серафима Михайловна (ласкаясь к дочери).
Захотел вот с ангельчиком своим пожить... Да ничего: я и отпустила... Забот
нет, хлопот никаких... пускай повозится со старичком папашей... (Треплет ее по
щеке). Ах, ты, прелесть моя... Посмотрите, Надежда Францевна, она ведь у
меня нисколько не подурнела: только похудела как будто немножко, зато
авантажнее стала... Не правда ли?..
Надежда Францевна.
Да... это темное платье чрезвычайно как тонирует всю фигуру Катерины
Ивановны...
Серафима Михайловна.
Да, послушай, мать моя, что это ты как одета, точно пепиньерка какая или
бедная чиновница?...
Катерина Ивановна.
Охота вам, мамаша, обращать на это внимание... Так, надела, потому что
подали такое платье...
Серафима Михайловна.
Скажите, скажите... что она говорит!.. На костюм не стоит обращать
внимания!... Молодая, богатая женщина, красавица, и так одеваться!... Да я
бы Бог знает, как развоевалась, если б девка вздумала только подать мне
такое платье!...
Надежда Францевна.
Полноте, Серафима Михайловна, к хорошеньким все идет...
Серафима Михайловна.
Конечно... но согласитесь: ее положение в свете... всякий знает, какое у нее
громадное состояние... Нет, право, Кетти, ты не умеешь пользоваться своим
состоянием: живет какой-то затворницей, ни выезда, ни приема...
Вообразите: четыре года замужем и ни одного бала не сделала... Боже мой,
что, если бы мне этакое богатство!... Я даже и вообразить не могу, что бы я
делала... даже дух захватывает, как подумаю!.. А она нет, не умеет... Конечно,
этот изверг, муженек ее, и рад, что запер такую птичку в клетку... Нет, я бы с
ним по-другому распорядилась...
Надежда Францевна.
Друг мой, Серафима Михайловна, я вас попрошу приступить к делу...
Извините, пожалуйста, но у меня пропасть занятий, а я еще сегодня ничего не
успела сделать...
Серафима Михайловна.
Ах, да, да... сейчас...
Надежда Францевна.
Pardon...
Серафима Михайловна (к Катерине Ивановне).
Видишь что, моя радость... У меня к тебе маленькая, самая пустая просьба...
На днях кончается срок векселю, который я дала Надежде Францевне... Она
так мила и добра, что не требует уплаты и соглашается переписать его,
только с тем, чтобы ты была поручительницей в моем долге... Ты, конечно,
не откажешься поручиться за твоих родителей... Так подпиши, мой ангел, вот
бумажку, которую тебе даст Надежда Францевна...
Катерина Ивановна.
То есть, это что же значит, мамаша: если вы не заплатите, так я должна буду
заплатить ваш долг?...
Иван Иваныч.
Да, да...
Серафима Михайловна.
Ах, совсем нет... (К мужу.) Ну, что ты вмешиваешься... Нет, не то... Ну, как это
может быть, чтобы я не заплатила... А так, это только для формы... для
спокойствия Надежды Францевны... чтобы она покойнее была за свои
деньги...
Надежда Францевна.
Знаете, это делается на для меня, а для того человека, у которого я сама
заняла деньги для ваших родителей: у меня, ведь, своих денег нет... я у
знакомого занимала для ваших родителей... Вот когда я ему покажу вексель
за вашей подписью, он и будет покоен...
Катерина Ивановна.
Да почему же моя подпись может его успокоить?..
Надежда Францевна.
А он знает вашу фамилию... знает, как вы богаты, и потому будет покоен, что
его деньги в верных руках...
Катери