По Эдгар Аллан - Черный кот

   Я хочу записать самый странный и въ тоже время самый обыкновенный разсказъ, но не прошу, чтобы мнѣ вѣрили, и не думаю, что мнѣ повѣрятъ. Дѣйствительно, нужно быть сумасшедшимъ, чтобы ожидать этого при такихъ обстоятельствахъ, когда мои собственныя чувства отвергаютъ свои показан³я. A я не сумасшедш³й, и во всякомъ случаѣ мои слова - не бредъ. Но завтра я умру, и сегодня мнѣ хотѣлось бы освободить мою душу отъ тяжести. Я намѣренъ разсказать просто, кратко, и безъ всякихъ пояснен³й, цѣлый рядъ событ³й чисто личнаго семейнаго характера. Въ своихъ послѣдств³яхъ эти событ³я устрашили - замучили - погубили меня. Однако, я не буду пытаться истолковывать ихъ. Для меня они явились ничѣмъ инымъ, какъ Ужасомъ - для многихъ они покажутся не столько страшными, сколько причудливыми. Впослѣдств³и, быть можетъ, найдется какой нибудь умъ, который пожелаетъ низвести мой фантомъ до общаго мѣста - какой-нибудь умъ болѣе спокойный, болѣе логичный, и гораздо менѣе возбудимый, чѣмъ мой, и въ обстоятельствахъ, которыя я излагаю съ ужасомъ, онъ не увидитъ ничего, кромѣ ординарной послѣдовательлости самыхъ естественныхъ причинъ и слѣдств³й.

   Съ ранняго дѣтства я отличался кротостью и мягкостью характера. Нѣжность моего сердца была даже такъ велика, что я былъ посмѣшищемъ среди своихъ товарищей. Въ особенности я любилъ животныхъ, и родители мои награждали меня цѣлымъ множествомъ безсловесныхъ любимцевъ. Съ ними я проводилъ большую часть моего времени, и для меня было самымъ большимъ удовольств³емъ кормить и ласкать ихъ. Эта своеобразная черта росла, по мѣрѣ того какъ я самъ росъ, и въ зрѣломъ возрастѣ я нашелъ въ ней одинъ изъ главныхъ источниковъ наслажден³я. Тѣмъ, кто испытывалъ привязанность къ вѣрной и умной собакѣ, я врядъ ли долженъ объяснять особенный характеръ и своеобразную напряженность удовольств³я, отсюда проистекающаго. Въ безкорыстной и самоотверженной любви животнаго есть что-то, что идетъ прямо къ сердцу того, кто имѣлъ неоднократный случай убѣдиться въ жалкой дружбѣ и въ непрочной, какъ паутина, вѣрности существа, именуемаго Человѣкомъ.

   Я женился рано, и съ удовольств³емъ замѣтилъ, что наклонности моей жены не противорѣчили моимъ. Видя мое пристраст³е къ ручнымъ животнымъ, она не упускала случая доставлять мнѣ самые пр³ятные экземпляры такихъ существъ. У насъ были птицы, золотая рыбка, славная собака, кролики, маленькая обезьянка, и котъ.

   Этотъ послѣдн³и былъ необыкновенно породистъ и красивъ, весь черный, и понятливости прямо удивительной. Говоря о томъ, какъ онъ уменъ, жена моя, которая въ глубинѣ сердца была порядкомъ суевѣрна, неоднократно намекала на старинное народное повѣрье относительно того, что всѣ черныя кошки - превращенныя колдуньи. Не то, чтобы она была всегда серьезна, когда касалась даннаго пункта, нѣтъ, и я упоминаю объ этомъ только потому, что сдѣлать такое упоминан³е можно именно теперь.

   Плутонъ - такъ назывался котъ - былъ моимъ излюбленнымъ и неизмѣннымъ товарищемъ. Я самъ кормилъ его, и онъ сопровождалъ меня всюду въ домѣ, куда бы я ни пошелъ. Мнѣ даже стоило усил³й удерживать его, чтобы онъ не слѣдовалъ за мной по улицамъ.

   Такая дружба между нами продолжалась нѣсколько лѣтъ, и за это время мой темпераментъ и мой характеръ - подъ воздѣйств³емъ Демона Невоздержности (стыжусь признаться въ этомъ) - претерпѣлъ рѣзкую перемѣну къ худшему. День ото дня, я становился все капризнѣе, все раздражительнѣе, все небрежнѣе по отношен³ю къ другимъ. Я позволялъ себѣ говорить самымъ грубымъ образомъ съ своей женой. Я дошелъ даже до того, что позволилъ себѣ произвести надъ ней насил³е. Мои любимцы, конечно, также не преминуди почувствовать перемѣну въ моемъ настроен³и. Я не только совершенно забросилъ ихъ, но и злоупотреблялъ ихъ безпомощностью. По отношен³ю къ Плутону, однако, я еще былъ настроенъ въ достаточной степени благосклонно, чтобы удерживаться отъ всякихъ злоупотреблен³й; зато я нвмало не стѣснялся съ кроликами, съ обезьяной, и даже съ собакой, когда случайно или въ силу привязанности они приближадись ко мнѣ. Но мой недугъ все болѣе завладѣвалъ мной - ибо какой же недугъ можетъ сравниться съ Алкоголемъ!- и наконецъ, даже Плутонъ, который теперь успѣлъ постарѣть и, естественно, былъ нѣсколько раздражителенъ - даже Плутонъ началъ испытывать вл³ян³е моего дурного нрава.

   Однажды, ночью, когда я, въ состоян³и сильнаго опьянен³я, вернулся домой изъ одного подгороднаго притона, бывшаго моимъ обычнымъ убѣжищемъ, мнѣ пришло въ голову, что котъ избѣгаетъ моего присутств³я. Я схватилъ его, и онъ, испугавшись моей грубости, слегка укусилъ меня за руку. Мгновенно мною овладѣло бѣшенство дьявола. Я не узнавалъ самого себя. Первоначальная душа моя какъ будто сразу вылетѣла изъ моего тѣла, и я затрепеталъ всѣми фибрами моего существа отъ ощущен³я болѣе чѣмъ дьявольскаго злорадства, вспоеннаго джиномъ. Я вынулъ изъ жилета перочинный ножикъ, раскрылъ его, схватилъ несчастное животное за горло, и хладнокровно вырѣзалъ у него одинъ глазъ изъ орбиты! Я краснѣю, я горю, я дрожу, записывая разсказъ объ этой проклятой жестокости.

   Когда съ утромъ вернулся разсудокъ - когда хмѣль ночного безпутства разсѣялся - я былъ охваченъ чувствомъ не то ужаса, не то раскаян³я, при мысли о совершенномъ преступлен³и; но это было лишь слабое и уклончивое чувство, и душа моя оставалась нетронутой. Я опять погрузился въ излишества, и вскорѣ утопилъ въ винѣ всякое воспоминан³е объ этой гнусности.

   Между тѣмъ котъ мало-по-малу поправлялся. Пустая глазная впадина, правда, представляла изъ себя нѣчто ужасающее, но онъ, повидимому, больше не испытывалъ никакихъ страдан³й. Онъ попрежнему бродилъ въ домѣ, заходя во всѣ углы, но, какъ можно было ожидать, съ непобѣдимымъ страхомъ убѣгалъ, какъ только я приближался къ нему. У меня еще сохранилось настолько изъ моихъ прежнихъ чувствъ, что я сначала крайне огорчался, видя явное отвращен³е со стороны существа, которое когда-то такъ любило меня. Но это чувство вскорѣ смѣнилось чувствомъ раздражен³я. И тогда, какъ-бы для моей окончательной и непоправнмой пагубы, пришелъ духъ Извращенности. Философ³я не занимается разсмотрѣн³емъ этого чувства. Но насколько вѣрно, что я живу, настолько-же несомнѣнно для меня, что извращенность является однимъ изъ самыхъ первичныхъ побужден³й человѣческаго сердца - одной изъ основныхъ нераздѣльныхъ способностей, дающихъ направлен³о характеру Человѣка. Кто-же не чувствовалъ, сотни разъ, что онъ совершаетъ низость или глупость только потому, что, какъ онъ знаетъ, онъ не долженъ былъ-бы этого дѣлать? Развѣ мы не испытываемъ постоянной наклонности нарушать, вопреки нашему здравому смыслу, то, что является Закономъ, именно потому, что мы понимаемъ его какъ таковой? Повторяю, этотъ духъ извращенности пришелъ ко мнѣ для моей окончательной пагубы. Эта непостижимая жажда души мучить себя - именно производить насил³е надъ собственной природой - дѣлать зло ради самаго зла - побуждала меня продолжать несправедливость по отношен³ю къ беззащитному животному - и заставила меня довести злоупотреблен³е до конца. Однажды утромъ, совершенно хладнокровно, я набросилъ коту на шею петлю и повѣсилъ его на сучкѣ;- повѣсилъ его, несмотря на то, что слезы текли ручьемъ изъ моихъ глазъ, и сердце сжималось чувствомъ самаго горькаго раскаян³я; повѣсилъ его, потому что зналъ, что онъ любилъ меня, и потому что я чувствовалъ, что онъ не сдѣлалъ мнѣ ничего дурного; повѣсилъ его, потому что я зналъ, что, поступая такимъ образомъ, я совершалъ грѣхъ - смертный грѣхъ, который безвозвратно осквернялъ мою неумирающую душу, и силой своей гнусности, быть можетъ, выбрасывалъ меня, если только это возможно, за предѣлы безконечнаго милосерд³я Господа, Бога Милосерднѣйшаго и самаго Страшнаго.

   Въ ночь послѣ того дня, когда было совершено это жестокое дѣян³е, я былъ пробужденъ отъ сна криками "пожаръ". Занавѣси на моей постели пылали. Весь домъ былъ объятъ пламенемъ. Моя жена, слуга, и я самъ, мы еле-еле спаслись отъ опасности сгорѣть заживо. Раззорен³е было полнымъ. Все мое имущество было поглощено огнемъ, и отнынѣ я былъ обреченъ на отчаян³е.

   Я, конечно, не на столько слабъ духомъ, чтобы искать причинной связи между несчаст³емъ и жестокостью. Но я развертываю цѣпь фактовъ, и не хочу опускать ни одного звена, какъ бы оно ни было ничтожно. На другой день я пошелъ на пожарище. Стѣны были разрушены, исключая одной. Сохранилась именно не очень толстая, перегородка; она находилась приблизительно въ серединѣ дома, и въ нее упиралось изголовье кровати, на которой я спалъ. Штукатурка на этой стѣнѣ во многихъ мѣстахъ оказала сильное сопротввлен³е огню, фактъ, который я прпписалъ тому обстоятельству, что она недавно была отдѣлана заново. Около этой стѣны собралась густая толпа, и мног³е, повидимому, присталыго и необыкновенно внимательно осматривали ее въ одномъ мѣстѣ. Возгласы "странно!", "необыкновенно!", и друг³я подобныя замѣчан³я, возбудили мое любопытство. Я подошелъ ближе, и увидѣлъ, какъ бы втиснутымъ, въ видѣ барельефа, на бѣлой поверхности стѣны изображен³е гигантскаго кота. Очертан³я были воспроизведены съ точностью по истинѣ замѣчательной. Вкругъ шеи животнаго виднѣлась веревка.

   Въ первую минуту, когда я замѣтилъ это привидѣн³е - чѣмъ другимъ могло оно быть на самомъ дѣлѣ?- мое удивлен³е и мой ужасъ были безграничны. Но, въ концѣ концовъ, размышлен³е пришло мнѣ на помощь. Я вспомнилъ, что котъ былъ повѣшенъ въ саду. Когда началась пожарная суматоха, этотъ садъ немедленно наполнился толпой, кто нибудь сорвалъ кота съ дерева и бросилъ его въ открытое окно, въ мою комнату, вѣроятно съ цѣлью разбудить меня. Друг³я стѣны, падая, втиснули жертву моей жестокости въ свѣжую штукатурку; сочетан³емъ извести, огня и амм³ака, выдѣлившагося изъ трупа, было довершено изображен³е кота, такъ, какъ я его увидалъ.

   Хотя я такимъ образомъ быстро успокоилъ свой разсудокъ, если не совѣсть, найдя естественное объяснен³е этому поразительнолу факту, онъ тѣмъ не менѣе оказалъ на мою фантаз³ю самое глубокое впечатлѣн³е. Нѣсколько мѣсяцевъ я не могъ отдѣлаться отъ фантона кота, и за это время ко мнѣ вернулось то половинчатое чувство, которое казалось раскаян³емъ, не будучи имъ. Я даже началъ сожалѣть объ утратѣ животнаго, и не разъ, когда находился въ томъ или въ другомъ изъ своихъ обычныхъ гнусныхъ притоновъ, осматривался кругомъ ища другого экземпляра той-же породы, который, будучи хотя сколько-нибудь похожъ на Плутона, могъ бы замѣнить его.

   Однажды ночью, когда я, наполовину отупѣвъ, сидѣлъ въ вертепѣ, болѣе чѣмъ отвратительномъ, внвнан³е мое было внезапво привлечено какимъ-то чернымъ предметомъ, лежавшимъ на верхушкѣ одной изъ огромныхъ бочекъ джина или рома, составлявшихъ главное украшен³е комнаты. Нѣсколько минутъ я пристально смотрѣлъ на верхушку это³³ бочки, и что меня теперь удивляло, это тотъ странный фактъ, что я не замѣтилъ даннаго предмета раньше. Я приблизился къ нему, и коснулся его своей рукой. Это былъ черный котъ - очень большой - совершенно такихъ же размѣровъ, какъ Плутонъ, и похож³й на него во всѣхъ отношен³яхъ, кромѣ одного. У Плутона не было ни одного бѣлаго волоска на всемъ тѣлѣ; а у этого кота было широкое, хотя и неопредѣленное, бѣлое пятно, почти во всй грудь.

   Когда я прикоснулся къ нему, онъ немедленно приподнялся на лапы, громко замурлыкалъ, сталъ тереться объ мою руку и, повидимому, былъ весьма плѣненъ моимъ вниман³елъ. Вотъ, наконецъ, подумалъ я, именно то, чего я ищу. Я немедленно обратился къ хозяину трактира съ предложен³емъ продать мнѣ кота; но тотъ не имѣлъ на него никакихъ претенз³й - ничего о немъ не зналъ - никогда его раньше не видѣлъ.

   Я продолжалъ ласкать кота, и когда я приготовился уходить домой, онъ выразилъ желан³е сопровождать меня. Я, съ своей стороны, все манилъ его, время отъ времени нагибаясь и поглаживая его по спинѣ. Когда котъ достигъ моего жилища, онъ немедленно устроился тамъ, какъ дома, и быстро сдѣлался любимцемъ моей жены.

   Что касается меня, я вскорѣ почувствовалъ, что во мнѣ возникаетъ отвращен³е къ нему. Это было нѣчто какъ разъ противоположное тому, что я заранѣе предвкушалъ; не знаю, какъ и почему, но его очевидное расположен³е ко мнѣ вызывало во мнѣ надоѣдливое враждебное чувство. Мало-по-малу это чувство досады и отвращен³я возросло до жгучей ненависти. Я избѣгалъ этой твари; однако, извѣстное чувство стыда, а также воспоминан³я о моемъ прежнемъ жестокомъ поступкѣ, не позволяли мнѣ посягать на него. Недѣли шли за недѣлями, и я не смѣлъ ударить его или позволить себѣ какое-нибудь другое насил³е, но мало-по-малу - ощущен³е, развивавшееся постепенно - я сталъ смотрѣть на него съ невыразимымъ омерзен³емъ, я сталъ безмолвно убѣгать отъ его ненавистнаго присутств³я, какъ отъ дыхан³я чумы.

   Что, безъ сомнѣн³я, увеличивало мою ненависть къ животному, это - открыт³е, которое я сдѣлалъ утромъ на другой день, послѣ того какъ котъ появился въ моемъ домѣ - именно, что онъ, подобно Плутону, былъ лишенъ одного глаза. Данное обстоятельство, однако, сдѣлало его еще болѣе любезнымъ сердцу моей жены: она, какъ я уже сказалъ, въ высокой степени обладала тѣмъ мягкосердеч³емъ, которое было когда-то и моей отличителыгой чертой и послужило для меня источникомъ многихъ самыхъ простыхъ и самыхъ чистыхъ удовольств³й.

   Но по мѣрѣ того какъ мое отвращен³е къ коту росло, въ равной мѣрѣ, повидимому, возростало его пристраст³е ко мнѣ. Гдѣ бы я ни сидѣлъ, онъ непремѣнно забирался ко мнѣ подъ стулъ или вспрыгивалъ ко мнѣ на колѣни, обременяя меня своими омерзительными ласками. Когда я вставалъ, онъ путался у меня въ ногахъ, и я едва не падалъ, или, цѣпляясь своими длинными и острыми когтями за мое платье, вѣшался такимъ образомъ ко мнѣ на грудь. Хотя въ так³я минуты у меня было искреннее желан³е убить его однимъ ударомъ, я все-таки воздерживался, частью благодаря воспоминан³ю о моемъ прежнемъ преступлен³и, но главнымъ образомъ - пусть ужь я признаюсь въ этомъ сразу - благодаря несомнѣнному страху передъ животнымъ.

   То не былъ страхъ физическаго зла - и однако же я затрудняюсь, какъ мнѣ иначе опредѣлить его. Мнѣ почти стыдно прнзнаться - даже въ этой камерѣ осужденныхъ, мнѣ почти стыдно признаться, что страхъ и ужасъ, которые мнѣ внушало животное, были усилены одной изъ нелѣпѣйшихъ химеръ, как³я только возможно себѣ представить. Жена неоднократно обращала мое вниман³е на характеръ бѣлаго пятна, о которомъ я говорилъ, и которое являлось единственнымъ отлич³емъ этой странной твари отъ животнаго, убитаго мной. Читатель можетъ припомнить, что это пятно, хотя и широкое, было сперва очень непаредѣленнымъ, но мало-по-малу - посредствомъ измѣнен³й почти незамѣтныхъ, и долгое время казавшихся моему разсудку призрачными - оно приняло, наконецъ, отчетливыя, строго опредѣленныя очертан³я. Оно теперь представляло изъ себя изображен³е страшнаго предмета, который я боюсь назвать - и благодаря этому-то болѣе всего я гнушался чудовищемъ, боялся его, и хотѣлъ бы отъ него избавиться, если бы только смѣлъ - пятно, говорю я, являлось теперь изображен³емъ предмета гнуснаго - омерзительно страшнаго - Висѣлицы! - О, мрачное и грозное оруд³е ужаса и преступлен³я - агон³я и смерти!

   И теперь я дѣйствительно былъ безпримѣрно-злосчастнымъ, за предѣлами чисто-человѣческаго злосчаст³я. Грудь животнаго - равнаго которому я презрительно уничтожилъ - грудь животнаго доставляла мнѣ - мнѣ, человѣку, сотворенному по образу и подоб³ю Всевышняго - столько невыносимыхъ мукъ! Увы, ни днемъ, ни ночью я больше не зналъ благословеннаго покоя! Въ продолжен³и дня отвратительная тварь ни на минуту не оставляла меня одного; а по ночамъ я чуть не каждый часъ вскакивалъ, просыпаясь отъ неизреченно страшныхъ сновъ, чувствуя на лицѣ своемъ горячее дыхан³е чего-то, чувствуя, что огромная тяжесть этого чего-то - олицетворенный кошмаръ, стряхнуть который я былъ не въ силахъ - навѣки налегла на мое сердце.

   Подъ давленьемъ подобныхъ пытокъ во мнѣ изнемогло все то немногое доброе, что еще оставалось. Дурныя мысли сдѣлались моими единственными незримыми сотоварищами - мысли самыя черныя и самыя злыя. Капризная неровность, обыкновенно отличавшая мой характеръ, возросла настолько, что превратилась въ ненависть рѣшительно ко всему и ко всѣмъ; и безропотная жена моя, при всѣхъ этихъ внезапныхъ и неукротимыхъ вспышкахъ бѣшенства, которымъ я теперь слѣпо отдавался, была, увы, самой обычной и самой безсловесной жертвой.

   Однажды она пошла со мной по какой-то хозяйственной надобности въ погребъ, примыкавш³й къ тому старому здан³ю, гдѣ мы, благодаря нашей бѣдности, были вынуждены жить. Котъ сопровождалъ мсня по крутой лѣстницѣ и, почти сталкивая меня со ступенекъ, возмущалъ меня до бѣшенства. Взмахнувъ топоромъ, и забывая въ своей ярости ребяческ³й страхъ, дотого удерживавш³й мою руку, я хотѣлъ нанести животному ударъ, и онъ, конечно, былъ-бы фатальнымъ, если-бы пришелся такъ, какъ я мѣтилъ. Но ударъ былъ задержанъ рукой моей жены. Уязвленный такимъ вмѣшательствомъ, я исполнился бѣшенствомъ, болѣе чѣмъ дьявольскимъ, отдернулъ свою руку и однимъ взмахомъ погрузилъ топоръ въ ея голову. Она упала на мѣстѣ, не крикнувъ.

   Совершивъ это чудовищное уб³йство, я тотчасъ-же, съ невозмутимымъ хладнокров³емъ, принялся за работу, чтобы скрыть трупъ. Я зналъ, что мнѣ нельзя было удалить его изъ дому, ни днемъ, ни ночью, безъ риска быть замѣченнымъ сосѣдями. Цѣлое множество плановъ возникло у меня въ головѣ. Одну минуту мнѣ казалось, что тѣло нужно разрѣзать на мелк³е кусочки и сжечь. Въ другую минуту мною овладѣло рѣшен³е выкопать заступомъ могилу въ землѣ, служившей поломъ для погреба, и зарыть его. И еще новая мысль пришла мнѣ въ голову: я подумалъ, не бросить ли тѣло въ колодецъ, находивш³йся на дворѣ, а то хорошо было-бы запаковать его въ ящикъ, какъ товаръ, и, придавъ этолу ящику обычный видъ клади, позвать носильщика и, такимъ образомъ, удалить его изъ дому. Наконецъ, я натолкнулся на мысль, показавшуюся мнѣ наилучшей изо всѣхъ. Я рѣшилъ замуровать тѣло въ погребѣ - какъ, говорятъ, средневѣковые монахи замуровывали свои жертвы.

   Колодецъ, какъ нельзя лучше былъ приспособленъ для такой задачи. Стѣны его были выстроены неплотно, и недавно были сплошь покрыты грубой штукатуркой, не успѣвшей, благодаря сырости атлосферы, затвердѣть. Кромѣ того, въ одной изъ стѣнъ былъ выступъ, обусловленный ложнымъ каминомъ или очагомъ; онъ былъ задѣланъ кладкой и имѣлъ полное сходство съ остальными частями погреба. У меня не было ни малѣйшаго сомнѣн³я, что мнѣ легко будетъ отдѣлить на этомъ мѣстѣ кирпичи, втиснуть туда тѣло, и замуровать все какъ прежде, такъ чтобъ ничей глазъ не могъ открыть ничего подозрительнаго.

   И въ этомъ разсчетѣ я не ошибся. Съ помощью лома я легко вынулъ кирпичи и, тщательно помѣстивъ тѣло противъ внутренней стѣны, я подпиралъ его въ этомъ положен³и, пока съ нѣкоторыми небольшими усил³ями не придалъ всей кладкѣ ея прежняго вида. Соблюдая самыя тщательныя предосторожности, я досталъ песку, шерсти, и известковаго раствора, приготовилъ штукатурку, которая не отличалась отъ старой, и съ большимъ тщан³емъ покрылъ ею новую кирпичную кладку. Окончивъ это, я почувствовалъ себя удовлетвореннымъ, видя, какъ все великолѣпно. На стѣнѣ не было нигдѣ ни малѣйшаго признака передѣлки. Мусоръ на полу я собралъ со вниман³емъ самымъ тщательнымъ. Оглядѣвшись вокругъ торжествующимъ взглядомъ, я сказалъ самому себѣ: "Да, здѣсь, по крайней мѣрѣ, моя работа не пропала даромъ".

   Затѣмъ первымъ моимъ движен³емъ было - отыскать животное, явившееся причиной такого злополуч³я. Я, наконецъ, твердо рѣшился убить его, и, если-бы мнѣ удалось увидать его въ ту минуту, его участь опредѣлилась-бы несомнѣннымъ образомъ. Но лукавый звѣрь, повидимому, былъ испуганъ моимъ недавнимъ гнѣвомъ, и остерегался показываться. Невозможно описать или вообразить чувство глубокаго благодѣтельнаго облегчен³я, возникшее въ груди моей, благодаря отсутств³ю этой ненавистной гадины. Котъ не показывался въ течен³и всей ночи, и такимъ образомъ, съ тѣхъ поръ какъ онъ вошелъ въ мой домъ, это была первая ночь, когда я заснулъ глубокимъ и спокойнымъ сномъ. Да, да, заснулъ, хотя бремя уб³йства лежало на моей душѣ!

   Прошелъ второй день, прошелъ трет³й, а мой мучитель все не приходилъ. Наконецъ-то я опять чувствовалъ себя свободнымъ человѣкомъ. Чудовище, въ страхѣ, бѣжало изъ моего дома навсегда! Я больше его не увижу! Блаженство мое не знало предѣловъ. Проступность моего чернаго злодѣян³я очень мало безпокоила меня, Произведенъ былъ небольшой допросъ, но я отвѣчалъ твердо. Былъ устроенъ даже обыскъ, но, конечно, ничего не могли найти. Я считалъ свое будущее благополуч³е обезпеченнымъ.

   На четвертый день послѣ уб³йства нѣсколько полицейскихъ чиновниковъ совершешю неожиданно пришли ко мнѣ, и сказали, что они должны опять произвести строг³й обыскъ. Я, однако, не чувствовалъ ни малѣйшаго безпокойства, будучи вполнѣ увѣренъ, что мой тайникъ не можетъ быть открыть. Полицейск³е чиновники попросили меня сопровождать ихъ во время обыска. Ни одного уголка, ни одной щели не оставили они необслѣдованными. Наконецъ, въ трет³й или въ четвертый разъ, они сошли въ погребъ. У меня не дрогнулъ ни одинъ мускулъ. Мое сердце билось ровно, какъ у человѣка, спящаго сномъ невинности. Я прогуливался по погребу изъ конца въ конецъ. Скрестивъ руки на груди, я спокойно расхаживалъ взадъ и впередъ. Полиц³я была совершенно удовлотворена, и собиралась уходить. Сердце мое исполнилось ликован³я, слишкомъ сильнаго, чтобы его можно было удержать. Я сгоралъ желан³емъ сказать хоть одно торжествующее слово, и вдвойнѣ усилпить увѣренность этихъ людей въ моей невиновности.

   "Джентльмены", выговорилъ я наконецъ, когда полиц³я уже всходила по лѣстницѣ, "я положительно восхищенъ, что мнѣ удалось разсѣять ваши подозрѣн³я. Желаю вамъ добраго здоровья, а также немножко побольше любезности. A однако, милостивые государи,- вотъ, скажу я вамъ, домъ, который прекрасно выстроенъ". [Задыхаясь отъ бѣшенаго желан³я сказать что нибудь спокойно, я едва зналъ, что говорилъ].- "Могу сказать, великолѣпная архитектура. Вотъ эти стѣны - да вы уже, кажется, уходите? - вотъ эти стѣны, какъ онѣ плотно сложены"; и тутъ, объятый бѣшенствомъ бравады, я изо всей силы хлопнулъ палкой, находившейся у меня въ рукахъ, въ то самое мѣсто кирпичной кладки, гдѣ стоялъ трупъ моей жены.

   Но да защититъ меня Господь отъ когтей врага человѣческаго! Не успѣлъ отзвукъ удара слиться съ молчан³емъ, какъ изъ гробницы раздался отвѣтный голосъ! - то былъ крикъ, сперва заглушенный и прерывистыи, какъ плачъ ребенка; потомъ онъ быстро выросъ въ долг³й, громк³й, и протяжный визгъ, нечеловѣческ³й, чудовищный - то былъ вой - то былъ рыдающ³и вопль не то ужаса, не то торжества; так³е вопли могутъ исходить только изъ ада, какъ совокупное слит³е криковъ, исторгнутыхъ изъ горла осужденныхъ, терзающихся въ агон³и, и воплей демоновъ, ликующихъ въ самомъ осужден³и.

   Говорить о томъ, что я тогда подумалъ, было бы безум³емъ. Теряя сознан³е, шатаясь, я прислонился къ противоположной стѣнѣ. Одно мгновен³е, кучка людей, стоявшихъ на лѣстницѣ, оставалась недвижной, застывши въ чрезмѣрности страха и ужаса. Въ слѣдующее мгновенье дюжина сильныхъ рукъ разрушала стѣну. Она тяжело рухнула. Тѣло, уже сильно разложившееся и покрытое густой запекшейся кровью, стояло, выпрямившись передъ глазами зрителей. A на мертвой головѣ,- съ красной раскрытой пастью и съ одиноко сверкающимъ огненнымъ глазомъ, сидѣла гнусная тварь, чье лукавство соблазнило меня совершить уб³йство, и чей изобличительный голосъ выдалъ меня палачу. Я замуровалъ чудовище въ гробницу!