душевных сил;
Где часто при заре, над молчаливым холмом,
Под облачной грядой, беседовал я с сонмом
Почиющих отцов... Казалось, глас взывал,
Который мужество мне в чувство проливал.
Унылы высоты теперь остались холмны,
И тени в облаках печальны и безмолвны,
С вечерней тишиной, при уклоненьи дня,
По холмам странствуют, искав вотще меня.
Я удалился вас, от оных мест священных,
За волны шумные, в страну иноплеменных,
Куда меня влекла могущая любовь.
Но вы не сетуйте: она и вашу кровь
В весенний возраст дней, как огнь, воспламеняла;
Улыбка красоты и вас равно пленяла.
Вы были счастливы; но я!..
(Впадает в задумчивость)
Старн
(тихо Колле)
Еще ли ждать?
В нем дух уныл: нам знак не в сей ли час подать?
Колла
Доколе, государь, свой меч Фингал имеет,
Противустать никто из воинов не смеет.
Старн
(Колле)
Я способы найду его меча лишить.
(К Фингалу)
Не время ли, Фингал, нам к играм приступить,
Почтить сражением умершего героя?
Отборны воины готовы здесь для боя.
Но, чтобы большее в них мужество возжечь,
Наградой лестною им предложи свой меч.
Потщатся воины быть оного достойны.
Фингал
Над гробом храброго сражения пристойны;
Отрадою и в жизнь их почитал твой сын.
Я победителям не только меч один,
Но и мой звучный рог наградой предлагаю:
Познай, о Старн, как прах Тоскара почитаю.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Прежние и осьмнадцать воинов Старновых во всеоружии выходят из-за холма и,
проходя мимо могилы Тоскаровой, преклоняют оружия. Между ими идет Карилл.
Потом изображают они сражение, в котором Карилл и другой воин, оставшись
победителями над прочими, сражаются между собою. Карилл обезоруживает своего
противника, и оба являются пред Старна, который подводит их к Фингалу для
получения предложенного награждения.
Старн
Фингал! как судия, как славный сам боец,
Ты награди теперь отважность их сердец.
Сему принадлежит твой рог далекозвучный,
А сей, пред прочими в бою благополучный,
Пусть примет славный меч от рук, Фингал, твоих.
Фингал
(воину, отдавая свой рог)
Прими мой рог... всегда он воинов моих
К сраженьям призывал, их призывал ко славе.
(К Кариллу)
А ты, искуснейший из всех, который вправе
Носить Фингалов меч... Что вижу я? Карилл!
Ты ль мужеством в бою награду заслужил?
В отважности твоей уверен был и прежде.
Вот меч: ответствуй ты всегда моей надежде!
Но ты колеблешься и не берешь его;
Смущенье на челе зрю духа твоего...
Что значит то?
Старн
(поспешно берет Фингалов меч. К Кариллу)
Почто безмолвным остаешься?
Иль недостойным ты награды признаешься?
(Вполголоса)
Прими, беги и скрой страх слабыя души.
(К Фингалу)
Иди, Фингал, на холм и тризну доверши.
Фингал восходит на холм и берет чашу, поставленную на жертвеннике. В сие
самое время ударяют в щит.
Фингал
Я слышу браней глас!
Старн
И смерть тебе, злодею!
Воины
(устремляются к холму)
Умри, Фингал!
Фингал
(бросая чашу)
И я оружья не имею!
(Увидев висящий на дереве меч, срывает оный.)
Тоскаров вижу меч, защитою мне будь!
Старн
(остановившимся воинам)
Чего робеете? врага пронзите грудь!
Фингал
Лишь шаг, и будет Старн моею первой жертвой.
Старн
Не бойтеся угроз: пущай паду я мертвый,
Лишь кровию его спокойте сына прах.
Фингал
Кто смеет приступить?
Воины
(устремляются еще раз)
Умри!
Старн
Разите!
Колла
Страх!
Фингала воинов сюда ведет Моина.
Воины удаляются к стороне Старна.
Старн
О ярость! не могу я отомстить за сына!
Явление последнее
Прежние, Моина, Уллин, воины Фингала.
Фингал
(бросается к Моине)
Моина! ныне жизнь твоей любви мне дар!
Моина
О радость! я могла тот отклонить удар,
Который наднесла невольно на Фингала:
Тебя, на холм послав, на смерть я посылала.
Но естьли счастливо спасен ты ныне мной,
Останется ль отец виновным пред тобой?
Фингал
Достоин твой отец... но не окончу слова.
Взирай! страдает как его душа сурова!
Но не раскаяньем сия душа полна:
Отмщеньем, злобою терзается она.
Старн
Ты наконец познал мои сердечны чувства!
Фингал
Познай и ты тщету коварного искусства.
В расставленну мне сеть ты сам, о Старн, упал,
И, саном возвышен, ты сердцем столько мал,
Что ныне жизнь твоя от рук моих зависит.
Старн
Здесь жизнь... от рук твоих?.. Фингал легко то мыслит.
Фингал
Моими войсками отвсюду окружен,
По слову одному ты можешь быть сражен,
И ты, и ратники, служители лукавства,
И казнь в сей день принять, достойную коварства.
По справедливости измену наказав,
Пред всей твоей страной, пред светом буду прав.
Но безоружного разит один бесчестный:
С моими мыслями поступок несовместный!
Сколь сердцу Старнову всегда приятна месть,
Мне столько же всегда священна будет честь.
Обиды от врагов свирепый отомщает,
Дух кроткий их простит, великий забывает.
Ты мстил, забуду я, вот разность между нас!
Ты пленником моим уже один был раз;
Теперь в моих руках, но будь опять свободен!
Мир искренний со мной когда тебе не сроден,
Позволь ты дочери моей супругой быть,
И с нею поспешу от сей земли отплыть.
Моина
Как можешь речь к отцу толь обращать жестоку?
Фингал
Быть твердым надлежит, как говоришь пороку.
Старн
(по некотором молчании)
Сердечны чувствия и мой свирепый нрав
В сей самый день, Фингал, в несчастный день познав,
Ты хочешь, чтоб я дочь тебе вручил супругой;
Ты можешь требовать? Скажи, какой заслугой?
Что право подает? или мой плен, позор?
Иль, лучше на сей холм ты обратя свой взор,
На холм, воздвигнутый тобой сраженну сыну,
Союза объяви мне право и причину.
Печаль мою, и нрав, и мщение порочь
И докажи отцу, что должен ныне дочь
На самом холме сем, над прахом здесь сыновным,
Тебе в супруги дать согласием виновным.
Нет, нет, Фингал! меж нас несбыточен союз.
Отмщение!.. других мне нет с тобою уз.
Мне брак предлогом был, но смерть твоя желаньем;
Дарить тебя хотел не дочерью, страданьем.
Не храм, готовил гроб; не брачных свет огней,
Но блеск, но грозный блеск убийственных мечей.
Хотел, чтобы погиб ты смертию бесчестной,
И не моей рукой, рукою неизвестной;
Дабы к страданию по смерти ты возлег
На тучи хладные, носящи град и снег;
Хотел тебе принесть в те смертные минуты
Все долговременны мои мученья люты.
Оден, судьба и дочь - мне изменило все:
Не изменит теперь отчаянье мое.
Вынимает из пояса кинжал и стремится на Фингала. Моина, приметившая движение
его руки, бросается спасти Фингала.
Моина
Что делаешь, отец?
Старн
Еще ль остановляешь?
(Поражает ее кинжалом)
Несчастная, умри, коль долгу изменяешь!
И пусть со мною здесь погибнет весь мой род!
(Закалается)
Фингал
(хочет устремиться на Старна, и воины Фингала за
ним также устремляются)
Злодей!
Моина
Постой, Фингал! остановись, народ!
Мой горестный отец сам ныне гнева жертва.
(К Фингалу)
О радость! за тебя я упадаю мертва.
Фингал
Увы! она прешла!.. Неистовый отец!
Старн
Ты страждешь горестью! Итак, я наконец
Доволен... отомщен... и счастлив умираю...
Колла относит его на камень.
Фингал
Моины нет! увы! я с нею все теряю.
О злополучие! о горестный удар!
И я живу еще?.. И жизнь, Моины дар,
Сей дар несчастный мне виной ее кончины!
И я живу еще? жить должен без Моины!
И всякий день в мечтах ее я буду звать;
И будет всякий день мне сердце отвечать,
Что я лишен ее, остался на мученье.
Мне ждать ли, чтоб судьба прервала дней теченье,
Когда к страданию даны мне грустны дни?
Прерву...
(Вырывает из рук Уллина меч и хочет заколоться)
Уллин
(остановляет руку Фингала)
Фингал! тебе ль принадлежат они?
Ты царь, с народами священным узлом связан:
Для подданных твоих ты жизнь хранить обязан.
Рассудка, должности днесь гласу ты внемли.
Фингал
Увы! жестокий долг! мой друг, из сей земли
Ты извлеки меня, из сей земли плачевной;
Но, в облегчение моей тоски душевной
(указывая на тело Моины)
Возьми ты сей предмет, чтобы я каждый день
Из гроба воззывал Моины легку тень.
В отчаянии упадает к Улинну, воины подходят к телу Моины;
занавес опускается.
Конец трагедии
1805
ПРИМЕЧАНИЯ
Фингал, трагедия в трех действиях, с хорами и пантомимными балетами.
СПб., 1807, 50 с.
"Фингал" был третьей трагедией Владислава Александровича Озерова (1769-
1816), крупнейшего русского драматурга начала XIX в. Обратиться к Оссиану
ему рекомендовал его друг А. Н. Оленин (1763-1843), государственный деятель,
знаток археологии и художник-любитель, который считал, что здесь можно найти
основу для эффектного спектакля. В предпосланном трагедии посвящении Озеров
писал:
С совета твоего, Оленин, я решился
Народов северных Ахилла описать
И пышность зрелищу приличную придать.
Твоею дружбою глас слабый оживился,
И к песням бардов я склонил прельщенный слух,
Чтобы извлечь черты разительны, унылы,
В которых Оссиан явил Фингалов дух,
Под строем звучных арф, близ отческой могилы.
Сюжетной основой трагедии послужил вставной эпизод из "Фингала", кн.
III; имя героини Агандека Озеров заменил на Моина (имя матери Картона).
Кроме того, он использовал некоторые имена и сюжетные мотивы из других поэм
Оссиана (см. разбор этих заимствований: Потапов П. О. Из истории русского
театра. Жизнь и деятельность Озерова. Одесса, 1915, с. 586-640; Бочкарев В.
А. Русская историческая драматургия начала XIX века (1800-1815 гг.).
Куйбышев, 1959, с. 177-185). При этом трагедия Озерова была глубоко
оригинальным произведением, весьма отличающимся от поэм Оссиана своей
художественной системой, элегическим чувствительным колоритом.
"Фингал" Озерова был впервые поставлен в петербургском Придворном
театре 8 декабря 1805 г. Роль Фингала исполнял А. С. Яковлев, Моины - Е. С.
Семенова, Старна - Я. Е. Шушерин. Музыку к хорам и балетам написал
композитор О. А. Козловский. Трагедия пользовалась большим успехом и шла с
непрерывными повторениями до 1809 г., в дальнейшем она неоднократно
возобновлялась до 1850-х гг. Она была переведена на французский язык О. Ж.
Дальмасом и на немецкий - Р. М. Зотовым. Озерова нередко называли "певцом
Фингала и Моины".
"Фингал" и его постановки вызвали значительное число откликов в печати,
в некоторых из них отмечалось отношение трагедии к ее первоисточнику. А. Ф.
Мерзляков, разбирая "Фингала", писал о поэзии Оссиана: "Сие новое поле
поезии, более нам родственное, нежели другим народам западным, еще не было
почти совсем обработано для сцены драматической. Томный, но величественный,
как полная луна, восседящая над пустынями обширных морей, явился нашему
Озерову слепый старец Оссиян и одним движением златого щита своего озарил
брега Каледонские, в светло-синих туманах утопающие, изобретательному его
гению... Содержание трагедии Озерова под названием Фингал взято из одной
поемы царственного барда Оссияна. Точно, это новый шаг в нашей словесности",
И хотя Мерзляков после разбора заключал, что "вообще пиеса недостаточна в
своей басне и расположении: в ней нет благородства, высокости, завязки
трагической", он тем не менее должен был признать, что "самая новость сцены,
дикость характеров и мест, старинные храмы, игры и тризна, скалы и вертепы:
все вместе с арфою и стихами Озерова, облеченное северными туманами, -
придает плесе этой какую-то меланхолическую занимательность" (Вестн. Европы,
1817, ч. XCIII, 9, с. 36-37, 46-47). Одновременно П. А. Вяземский писал в
статье "О жизни и сочинениях В. А. Озерова", предпосланной посмертному
изданию сочинений драматурга: "Северной поэзии прилично искать источников в
баснословных преданиях народа, имеющего нечто общее с ее народом... Северный
поэт переносится под небо, сходное с его небом, созерцает природу, сродную
его природе, встречает в нравах сынов ее простоту, в подвигах их мужество,
которые рождают в нем темное, но живое чувство убеждения, что предки его
горели тем же мужеством, имели ту же простоту в нравах и что свойства сих
однородных диких сынов севера отлиты были природою в общем льдистом
сосуде... Цвет поэзии Оссиана, может быть, удачнее обильного в оттенках
цвета поэзии Гомеровой перенесен на наш язык. Некоторые русские переводы
песней северного барда подтверждают сие мнение. Но ровное и, так сказать,
одноцветное поле его поэм обещает ли богатую жатву для трагедии, требующей
действия сильных страстей, беспрестанного их борения и великих последствий?
Не думаю. И посему-то _Фингал_ Озерова может скорее почесться великолепным
трагическим представлением, нежели совершенною трагедиею" (Озеров В. А.
Соч., ч. I. СПб., 1817, с. XXIX-XXX) Пушкин, читавший статью Вяземского, не
согласился с его заключением и заметил по поводу последних фраз приведенного
отрывка: "Что есть общего между однообразием Оссиановских поэм и трагедией,
которая заимствует у них единый слог?" (Пушкин. Полн. собр. соч., т. XII.
Изд. АН СССР, 1949, с. 231). А. А. Бестужев в своей программной статье
"Взгляд на старую и новую словесность в России" выражал мнение, что у
Озерова "Фингал одушевлен оссиановскою поэзиею" (Полярная звезда на 1823
год. СПб., 1823, с. 20).