но
Шутил с тобой, а ты и вправду.
Полно,
Шутил ли ты? Да ну, я зла не помню:
Я знаю, ты меня не свяжешь.
Братцы!
И мне знакомо
Обличье-то, а как назвать - не знаю.
Я не боюсь и не таюсь: я беглый,
Посадский наш, Роман Дубровин.
Братцы,
И то ведь он. Два года не видались!
На белом свете много
Привольных мест - и Дон, и Волга-мать.
Где я гулял - там нет меня; теперя
Ну, нет, зачем! С женой бы повидаться.
Взял насильем,
В тюрьму сажал, а из тюрьмы да на дом
Вот дело-то какое вышло! Эка
Беда моя! На малый час задумал
Вернуться к вам; придется оставаться,
С Шалыгиным считаться за жену.
У нас, людей торговых, так ведется:
Берешь без торгу, так плати что спросят.
Вестимо так, да что с него возьмешь-то?
Не деньги ж брать! я денег не возьму;
Жена товар заветный, не продажный.
А что завету за жену положишь?
Завет велик положен. На прощанье
С моей Оленой я поклялся богом,
Родителем, своей души спасеньем,
Что если кто ее обидит...
Что же
Я голову сорву
Тоскует все да плачет, говорят.
Спасибо вам на добром слове, братцы.
Увидите жену, так поклонитесь!
Мол, жив еще и помнит. Недалеко
Гуляет, мол; желает повидаться,
Так случая, мол, ищет. Воеводе
что собираюсь в гости,
Чтоб припасал, чем потчевать. Прощайте!
Никак, ушел? Поотлегло от сердца, -
Перепугал, проклятый. Что ж, робята,
А нам какое дело?
Как хочешь ты, а мы и знать не знаем.
Поди являй, а в послухи не ставь -
Помалчивай, так сам целее будешь.
Выходят из собора: воевода, Облезлов, Бастрюковы, дворяне, дети боярские, Баим, стрельцы, слуги. Посадские и народ уходят в глубину площади.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Воевода, Облезлов, Бастрюковы, дворяне, дети боярские, Баим, стрельцы, слуги и прежние посадские.
(остановясь, не доходя ворот)
Два раза глуп бывает человек:
С младенчества сперва, потом под старость:
Состареешь и поглупеешь, разум
Отымется. Недаром люди стали
Учить меня. Одно и остается:
Коль стар и глуп, так умных больше слушай.
Вот я велел переловить Баиму
Ругателей, а Бастрюков наехал,
Прогнал его, - что мы не дело, видишь,
Затеяли, мятеж заводим, буйство.
Челом ему за то, что надоумил.
Да что ж, и впрямь затеяли не дело.
Ты погоди, дай кончить! Я спасибо
Сказал тебе, чего ж еще! Не в ноги ж...
Другую речь я поведу. Вот, видя,
Что глуп-то я и стар, большое дело
Без вашего, друзья мои, совету
Начать не смею. Что приговорите,
Нечай Григорьич, полно
Пытать-то нас. На что тебе советы.
Не знаю, как сказать!
Попутал грех. И молодых и старых
(снимает шапку и кланяется)
Простить меня прошу. Отцы и братья,
Не осудите! Старому, седому
И стыдно бы, да человек я слабой,
Летами стар, зато душою молод.
Какой старик, ты лучше молодых, -
Без бабы не живется;
Греха боюсь, - так вздумал ожениться.
И не о том бы думать,
Молиться бы, да слабость наша.
Что же
Жениться-то об эту пору! Сколько
Тебе и жить-то! Было две жены,
Чего ж тебе! Не дело, так не дело -
Тебе-то блажь, а баба-то засохнет,
Что значит ум-то!
Не нам чета. И слушать-то отрада.
От умной головы совету много
Хорошего. А вас про что ни спросишь,
Ответу нет; а у него как раз
Умен ответ и скор. Развесьте уши
И слушайте Семена Бастрюкова!
Уж если он, такой разумной, скажет,
Что не женись, Нечай Григорьич, значит,
Что надобно жениться беспременно.
Как хочешь, так и думай;
За что почтешь, не буду спорить.
Ладно ж!
Припомни ты! Я сорок лет на службе,
Изранен весь, доспехи боевые
Я сорок лет носил. Литва и немцы
До сей поры боятся Бастрюкова.
Губным служил по выбору, не ползал,
Не кланялся подьячим по приказам,
Не плакался: пустите покормиться!
Своим кормлюсь всю жизнь. Моя обида
Откликнется тебе; держись, да крепче!
В Москве бывал, туда дорогу знаю.
Москва Москвой; готовься сам к ответу.
В поместье ты, как в омуте, уселся
И думаешь - ты царь, тебе суда нет.
Мы выведем на свежую водицу.
Длинней твоих. Ты беглых укрываешь,
И зернщиков, и воровское держишь.
Что ж, батюшка, ты смотришь! Что ж он лает!
Царю челом ударим о бесчестье.
Царю челом ударим, а покуда
Ты бородой ответишь. Без остатку
Семен, уймись! Безлепичное дело
Не я, а он затеял!
Не уступлю, я сам его не хуже.
Пречистую, пречистую несут!
Все снимают шапки, некоторые падают на колени. Воевода, Облезлов и их свита уходят в ворота. Бастрюковы Семен и Степан стоят, благоговейно склонив головы.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
ЛИЦА:
Влас Дюжой.
Настасья.
Прасковья, Марья, дочери их.
Heдвига, мамка.
Воевода.
Шут.
Степан Бастрюков.
Резвый, Кубас, Шишига, слуги Бастрюкова
Слуги Дюжова и воеводы; сенные девушки.
Густой сад. Налево терем с выходом и крыльцом; направо баня; в глубине стоячий тын, из которого несколько надолб вынуто; за тыном, когда он разобран, виден берег Волги.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Резвый, Степан Бастрюков в кустах, Кубас и Шишига у разобранного тына.
Кубас, Шишига, забирайте тын,
Да разом в лодку, и лежи как мертвый!
Да не дремать! По свисту подымайся;
А по второму ты, Кубас, за весла;
А ты, Шишига, здесь у лазу будь!
Ты свистни, а мы смыслим.
Перед тобой, как лист перед травой!
Спасибо вам, робята! Услужили!
Кому ж служить, как не тебе, боярин!
Одно и дело веселить да тешить
Да еще бы!
Потоль и тешиться, пока живется.
Ведь однова живем на свете белом.
Не в чернецы ж идти! Теперь забота
Одна в уме; одно и сплю и вижу,
Как Марью Власьевну достать.
А мы-то!
Да нас и хлебом не за что кормить,
Коль мы тебе забаву не доставим.
Да будь она за тридевять замками,
За тридесять морями - мы достанем.
Вчера всю ночь работали, пилили
Сосновый тын, шесть игол вынимали,
Да и опять поставили, как было.
И разберем и заберем в минуту
Широкий лаз, хоть тройкой поезжай.
На всем посаде
Ни у кого нет выше городьбы:
А дочерей уж не взыщи. Боярин,
Никак, идут. Схоронимся до время.
Ну, и ладно!
Входят Прасковья Власьевна, Марья Власьевна, Heдвига; сенные девушки вносят ковры, подушки и разное шитье.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Недвига, Прасковья и Марья Власьевны, сенные девушки.
Нам в терему и тесно да и душно,
Жара, как в бане, а тебе и любо,
Коль у тебя в Петровки стынет кровь.
Ты старая; тебя не манит лето
На волюшку, на шелковы луга,
В тенистый бор, где белым днем потемки,
В зеленый сад, где алый цвет цветет,
Где вишенье, орешенье назрело,
И налилось, и ждет девичьих рук.
Мы не старухи, нам без печки жарко,
Не больно мил нам нов-высок терем.
Ну, в сад так в сад; мне все равно, старухе.
Что терем, что тюрьма - одно и то же.
Ну будь по-вашему. Вот здесь и сядем.
Ох, не люблю, когда молчат! В молчанки
Мы, что ль, играть сошлися! Нуте, девки,
Повеличайте молоду княжну.
Все величать! Довольно! Надоели.
Сказать аль нет? Вестимо, что не дело
Холопское о господах судачить,
Да всё про то же, всё про жениха-то.
Что у кого, а у меня забота
Тебе-то что, коль ей по сердцу?
По сердцу не по сердцу, а пойду
Думали, гадали
Родимые, да вот и догадались.
Ну ровня ли! Седой как лунь, согнутый,
Глядит медведем, так и хочет съесть.
Одно и лестно, что большой боярин.
Так не с боярством жить, а с человеком.
Как месяц ни свети, а все не солнце!
Ей что ни поп, то батька: все равно;
Ей лишь бы замуж, разбирать не станет.
Само собой. Да разве наша воля
Себе мужьев по сердцу выбирать!
Прикажут, и конец; а мил ли, нет ли -
Не мы одни, всем девкам та же доля,
А всем топиться, Волгу запрудишь.
Другая б плакала, а ты так рада.
О чем, о ком я буду горевать-то?
Боярыней живи да величайся,
Ешь сладкое, медов сыченых вволю,
Гора горой пуховики лебяжьи
В опочивальне; хочешь спать, так спи,
А нет, лежи: пусть тонет бело тело
И нежится. Да вот сама увидишь,
Так раздобрею в год, что не узнают.
Работы нет, заботы не бывало!
Сиди как пава, а кругом рабыни
Кроят, и шьют, и строчат во сто рук.
Такая жизнь, что умирать не надо!
Чего жалеть-то? Девичью красу
Да косу русую? Об ней поплачу,
Как расплетут, да но уши повяжут
Волосником, да бабью кику взденут.
Тебе с ним жить, ну и живи как знаешь,
Не наше дело, кончен разговор!
Что ж мы начнем? Все песни перепели.
Переиграли игры, разве сказку
Договорить, что даве начинали.
Да с уговором: нИлюбо - не слушай,
Ты думаешь, нам очень любы сказки?
От скуки слушаем, одна забота,
Как время скоротать. А вот ты мелешь,
Мы слушаем; так время и проходит.
Досказывай Никиту Кожемяку!
Ну, долго ль, коротко ли, в сказке скоро,
На деле-то не вдруг. Ну вот в ту пору
Сидит себе Никита, кожи мнет.
И держит он, красавицы мои,
В руках двенадцать кож; вдруг царь в кожевню,
Взглянул Никита, так вот и затресся;
Со страху ходнем руки заходили,
И разорвал он те двенадцать кож.
Известно, сказка складка,
А песня быль; не мимо говорится.
Не всякая. Сама же ты певала,
Что воля красным девушкам гулять;
Молодкам миновалася гульба.
Мы девки вот, а все живем в неволе.
Ну брось, не надо.
Уж надоело про змеёв-то слушать!
Ты расскажи, как в тереме высоком
Сидит красавица; замком булатным
Дверь заперта дубовая, и стража
И день и ночь круг терема стоит.
И солнцем не печет, и буйный ветер
А дальше я не знаю; я не стала б
Просить тебя, сама бы рассказала.
Ты знаешь всю, тебе и книги в руки.
Как добрый молодец прокрался в терем...
Да ты нам все рассказывай, как было.
А мать услышит, кто в ответе будет?
Пойдем в малину! Не найдут до завтра.
Ну, быть по-вашему! Срамницы, право!
Вас хлебом не корми, а дай послушать
Соромских сказок. Да и то сказать -
Все взаперти: чужих людей не видим,
Гулять нет воли, миловаться не с кем,
А у живого на уме живое.
Резвый и Степан Бастрюков показываются из бани.
Мани легонько!
Резвый свищет. Марья Власьевна подходит к тыну, осматривается; Резвый скрывается, Бастрюков выступает.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Бастрюков, Марья Власьевна, Резвый у тына.
Вот диво-то! Не с неба ль ты свалился?
Да надоело
Через забор вести переговоры.
И видит глаз, да зуб неймет. Поближе
Хотелось быть; лицом к лицу, бок о бок
Речь тайную, любовную держать
И миловаться, как душе угодно.
Ведь рано ль, поздно ль, надо ж будет, Маша,
Тебе покинуть свой терем высокой,
Чужую сторону узнать, так лучше
С милым дружком тайком уехать! Разве
Узнаешь думу батюшки-отца
Иль матушки твоей башку пустую?
Загубят век, спихнут за старика
Постылого на горе да на слезы.
Чего же ждать? Что думать! Свистнуть, что ли?
У нас готово, люди в лодке, сядем
Как же, дожидайся,
Так и поеду! Нет, ошибся, парень.
Ты вот как, Маша!
За что тебя любить-то?
Обманщик ты! О святках было, помнишь,
У нас в дому плясали скоморохи,
Ты мехоношей был, ты что мне баял?
Что ты купецкой сын, Иван Ковригин.
Зима прошла, весна-красна настала,
На дереве у моего окна
Ты по ночам сидел, и коротали
Тайком с тобой весенние мы ночи.
Не раз, не два я спрашивать пытала
Об имени и отчестве твоем:
Иван Ковригин, только и ответу.
Ну, как тебе не грех? Я все узнала:
Ты не купецкой, а боярской сын
Степан Семеныч, Бастрюковых роду.
И скоморохи-то твои всё слуги,
Тебе же лучше.
Боярской сын, - тебе почету больше,
Со скоморохом веселее жить.
Ну нет, старуха надвое сказала.
Купецкой сын-то женится честь честью.
А у тебя, я знаю, во дворе-то
Всё краденые девки да молодки;
И я в таких же буду. Нет, зачем же?
А ты женись, как следует, порядком,
Тогда вези, куда душе угодно.
Да я бы рад, да вишь, Нечай Шалыгин
Берет сестру твою Прасковью замуж,
Он враг заклятый и отцу и мне;
Не то что сватать, мне нельзя и носу
Ну, станем дожидаться;
Мне лет немного; я не перестарок.
Толкуй с тобой; а замуж отдадут?
Своей охотой не пойду; а силой
Неволить станут - ну тогда, не знаю,
Быть может, парень, выйдет на твое;
Тогда ломайте тын, готовьте лодку,
Бери в охапку и тащи домой.
Ты волю-то не очень
Давай рукам, повремени до срока!
Придет пора, ни слова не скажу,
Жизнь моя, лебедка!
Пройди весь свет от края и до края,
По всем землям, по всем ордам немирным,
Ищи другого парня, не найдешь,
Чтоб так любил, как я. Да вот что, Маша.
По-нашему любить, так вот как: видишь
Булатный нож?
(Вынимает нож из-за пояса.)
Нет, погоди! Промолви только слово -
И глазом не моргну, по рукоятку
Убей меня Господь на этом месте!
Да лжешь ли, нет ли: сам ответишь Богу,
Да что уж говорить! Тебя полюбишь,
Так не разлюбишь скоро. Поведешься
С тобой, так на других потом не взглянешь.
Ишь ты какой пригожий уродился.
Домой пошли. Пора. Прощай!
(Идет. Навстречу ей выходит шут.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Шут, потом воевода, Влас с Настасьей и девки.
Авось-то он смирнее у невесты.
А все боюсь, душа уходит в пятки.
Бродил кой-где, с неделю укрывался,
А надобно ж когда-нибудь явиться.
Велит сыскать, так не проси пощады.
Ух! Идол! Змей Горыныч! Чудо-юдо!
Входит воевода, за ним Влас и Настасья; девки несут жбаны, чары и ковриги.
Бывает виноватому прощенье?
Хоть редко, а бывает иногда.
Помилуй, дяденька! Вперед не буду.
Вставай, собака. С одного вола
Две шкуры не дерут. Да только помни,
Шутить с оглядкой, как бы не заплакать!
Всем закажу, и недругу, и другу,
Шутить с тобой! А то накладно, дядя -
Я языком шучу, а ты дубинкой!
Покрой ковром беседку-то, Настасья!
Пожалуй, осударь Нечай Григорьич,
Изволь, присесть, не нудь боярских ног.
Мы здесь свои, и вы садитесь рядом.
Вы нареченные мне тесть и теща.
Не подобает нам, с женишкой Настькой,
Перед тобой, высоким воеводой,
Сидеть да барствовать. Нам, темным людям,
Холопями твоими быть за счастье;
Родня роднёй, честь честью, осударь.
Ты погости у нас, а мы послужим.
Да ну-ка ты! Служи один, я сяду.
Я экой чести сроду не видала,
Во сне не грезилось; что я за дура -
Привел Господь сесть рядом с воеводой,
А я не сяду! Ну-ка, дожидайся!
Сажает сам! Хоть малость посижу-то,
А сколько чести у меня прибудет!
Не осуди! Прискорбна головой,
Сызмальства скудоумна, Бог обидел.
Робячий смысл, нелепое творит.
Я, дядя, тоже сяду.
Понаберись-ка разума, ума
От нас с Настасьей. Хитрое ли дело
Судить, рядить да речи разводить
С боярами да с думными дьяками!
Поговори-ка с нами, дураками!
Откушай, не побрезгай! Чем богаты,
Покажи дорогу!
Допреж хозяина и поп не пьет:
Клади начин и подноси по ряду!
Жел