="justify"> Матрена. Скучно слушать-то! Ох, воины! сидя на печке воете. Видно, не
страшна война, только утиши, господи.
1-й кучер (скосив глаза в сторону Матрены с совершенным презрением).
Сволочь!
Матрена. Говорят вам, барыня дожидается.
2-й кучер (надевая на правую руку петлю кнута, лев1,ю руку подает
Иванычу). Прощай!
1-й кучер. Прощай, друг любезный!
Уходят за дом. Матрена - на галлерею.
VI
На галлерее
Улита Никитишна. Серафимушка! я было и забыла... Еще вот что надо
беспременно тебе сделать! Уж проминовать нельзя... Когда ты узнаешь про
жениха, что он не мот, не пьяница, не картежник, - так съезди к ворожее, к
Параше. Приди к ней смирненько и спроси: будет ли, мол, раба Серафима
счастлива с рабом... как его?
Серафима Карповна. Павлом.
Улита Никитишна. С рабом Павлом? Что она тебе скажет, так и сделай.
Карп Карпыч. Ничего ты этого не делай!
Улита Никитишна. Ну уж, Карп Карпыч, я во всем тебя послушаю, а это
дело не твое, это дело женское! Не слушай ты его, Серафимушка, делай, как я
велю. Я мать - худа не посоветую.
Серафима Карповна. Хорошо-с. (Встает.) Прощайте, папенька! Прощайте,
маменька! (Целует.)
Карп Карпыч. А ты вот что: ты скажи жениху, коли будет ко мне
почтителен - я ему шубу подарю хорошую; а коли не будет - назад отниму.
Уходят.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ {*}
{* Между 2-й и 3-й картиной проходит месяц. (Прим. автора.)}
ЛИЦА:
Поль.
Серафима Карповна, жена его.
Софья Ивановна.
Прежнева.
Неизвестный, приятель Поля, человек средних лет с греческим профилем и
мрачным выражением лица.
Горничная.
Лакей.
Богато убранный кабинет.
I
Поль сидит за столом и пишет, лакей входит.
Лакей. Павел Петрович, там портной да каретник дожидаются.
Поль (оборачиваясь). Гони их вон!
Лакей. Да нейдут-с.
Поль. Ну, скажи им, что на следующей неделе.
Лакей. Говорил, да нейдут-с.
Поль. Так неужели ж мне самому с ними разговаривать? Ну, скажи им
что-нибудь такое. Ты видишь, что я занят. Надоел! Пошел вон!
Лакей. Там еще какой-то барин вас спрашивает.
Поль. И его гони.
Неизвестный показывается в дверях; лакей, увидев неизвестного, уходит.
Неизвестный. Гони природу в дверь, она войдет в окно.
Поль (встает). Ах, мой друг, я и не знал, что это ты. Извини, сделай
милость!
Неизвестный. Да, ты не знал. (Осматривает с ног до головы Поля и потом
кабинет.)
Поль. Право же, не знал. Неужели бы я тебя не принял?
Неизвестный (садится). Ну, хорошо, хорошо.
Поль. Сигару не хочешь ли?
Неизвестный (иронически улыбаясь). Сигару? А когда же деньги?
Поль. Теперь скоро.
Неизвестный. То есть как же это, теперь или скоро ?
Поль. Скоро, скоро.
Неизвестный. Ты скоро отдашь? (Смотрит пристально на Поля.) Ну, а если
я тебе не верю?
Поль. Как же тебе не верить, у тебя в руках документ. Потом, ты видишь,
как я живу.
Неизвестный. Да ведь документу срок; а это не твое, а женино.
Поль. Это все равно.
Неизвестный. Нет, не все равно.
Поль. Так чего же ты хочешь?
Неизвестный. А вот чего: или ты завтра мне отдашь все деньги, или мы
перепишем документ...
Поль. Изволь, перепишем хоть сейчас.
Неизвестный. Нет, мы перепишем завтра, только чтоб твоя жена
подписалась поручительницей.
Поль. Как же это?
Неизвестный. Там уж маклер знает как; а то я подам ко взысканию.
(Встает.)
Поль. Ну, хорошо.
Неизвестный. Так смотри же, завтра! (Идет к двери.) Ты не думаешь ли
отвертеться как-нибудь? Этого со мной нельзя. (Уходит.)
Поль. Это скучно наконец! Богат, богат, а денег все нет. Надо у жены
попросить; теперь все равно, что у ней деньги, что у меня, у нас все общее.
Еще даже лучше, если у меня. И для чего я так долго откладываю! Только все
больше и больше запутываюсь.
Серафима Карповна входит. Поль пишет.
II
Серафима Карповна. Поль, брось писать, не пиши! (Обнимает его. Поль
перестает писать.) Я так счастлива, так счастлива! Господи, за что мне такое
счастие! (Задумывается.) Всего у меня много, муж такой милый (целует его),
красавец, умный! Только одно меня беспокоит: ты часто уезжаешь. Уж коли ты
женился, ты бы все и сидел со мной; я бы, кажется, тебя еще больше любить
стала.
Поль. Нельзя же, мой друг, у меня служба.
Серафима Карповна. Ты и нынче поедешь?
Поль. Да, поеду. Уж мне пора.
Серафима Карповна. Возьми меня с собой,
Поль. Куда это, в сенат-то?
Серафима Карповна. Ну, да.
Поль. Что ты говоришь! Да разве это можно?
Серафима Карповна. У вас все нельзя. Просто ты меня не любишь, оттого и
не хочешь взять. Кабы ты любил, ты бы взял. Ты бы сказал всем: "Это моя
жена". Что ж, я тебя нигде не острамлю, я в пансионе воспитывалась.
Поль. Да ты спроси у кого-нибудь, коли мне не веришь, берут ли жен в
присутственные места?
Серафима Карповна. Оттого и не берут, что не любят нас. Кабы любили,
так бы брали. Если бы вы нас любили так, как мы вас любим, вы бы все наши
прихоти исполняли. Мы для вас все на свете готовы сделать, а вы никакой
малости не хотите.
Поль. Да и я все, что хочешь, готов для тебя сделать, только этого
нельзя.
Серафима Карповна. Ну, по крайней мере, сделай для меня удовольствие,
не езди нынче, посиди со мной.
Поль (пожимая плечами). Если ты хочешь - изволь.
Серафима Карповна. Нет, в самом деле, ты не поедешь?
Поль. Не поеду, если тебе угодно.
Серафима Карповна. Милый Поль, какой ты добрый! Как ты меня балуешь!
Чего я для тебя на свете не сделаю! Ну, говори! Говори, чего хочешь! да
говори же! (Ласкает его.) Проси, чего хочешь. Все, все на свете. Ну, скажи,
чего ты хочешь: сейчас же поеду в город и куплю тебе.
Входит горничная.
Горничная. Барыня, пожалуйте, швея пришла.
Серафима Карповна. Поль, милый Поль, я сейчас приду. (Уходит.)
III
Поль. Странные иногда у ней желания являются, и не разберешь: от
глупости это или от любви ко мне. Впрочем, это очень хорошо, что она меня
так любит. Чего, говорит, ты хочешь? Чего? Разумеется, денег. Значит, правду
говорят, что у женщин сердце гораздо чувствительнее нашего. А я, признаться,
этому прежде не верил. Теперь я понимаю, что если любовь заберет их за
живое, так бери с них, что хочешь. Да и хорошенькая какая! Даже этак, если и
с другой стороны взять... да что тут разговаривать-то, просто наслаждение!
Если уж просить, так за раз большой куш; надо пользоваться минутой, пока она
в экстазе.
Входит Серафима Карповна.
Ах, Серафима, я хотел с тобой поговорить.
Серафима Карповна. И я хотела с тобой поговорить, Поль.
Поль. Ну, так говори ты.
Серафима Карповна. Нет, ты говори прежде.
Поль. Нет, ты Серафима.
Серафима Карповна. Нет, ты.
Поль. Я тебе уступаю как даме, Серафима.
Серафима Карповна. Вот что я хотела тебе сказать, мой Поль: ты каждый
день сорочки меняешь, ведь это расчет.
Поль. Что ты, с ума, что ли, сошла! Что это за расчет для нас? Нет, я
хотел поговорить совсем о другом.
Серафима Карповна. Все-таки, друг ты мой (целует его), надобно
рассчитывать. Никакого в этом сумасшествия нет.
Поль. Извини, Серафима! Я тебя понимаю, мой друг; это даже хорошо, что
ты в мелочах соблюдаешь экономию. Мелочи в жизни важное дело. Я очень рад,
что нашел в тебе такую хозяйку. Но я хочу с тобой поговорить о более важном
деле.
Серафима Карповна. Об чем же это, Поль? Да нет, постой! Что нам об деле
говорить! Мы еще с тобой мало о любви говорили. Теперь время свободное, ты
не поехал в присутствие. Что нам говорить об делах, поговорим о любви.
(Вздох и глаза к небу.)
Поль. Об любви еще мы успеем, когда только тебе будет угодно, а теперь
мне нужно об деле.
Серафима Карповна. Ах, Поль, ты остался со мной; мне теперь, право, ни
о чем другом думать не хочется.
Поль. Нет, Серафима, мне, право, нужно с тобой серьезно поговорить.
Серафима Карповна (несколько обиженным тоном). Что такое тебе нужно?
Говори!
Поль. Как ты хочешь употребить свой капитал?
Серафима Карповна. Что за вопрос! Я его никак не хочу употреблять;
пускай лежит в Совете, а мы будем жить процентами.
Поль. Но процентов очень мало, мой друг! Мы лучше пустим капитал в
оборот.
Серафима Карповна. В какой оборот?
Поль. Например, купим имение.
Серафима Карповна. Нет, нет, нет, ни за что! Какое имение?
Поль. Ну, деревню в хорошей губернии, хоть в Орловской.
Серафима Карповна. Ни за что на свете! Мужики не будут платить, деревня
может сгореть, пять лет неурожай. Что ж тогда делать?
Поль. Пять лет неурожай не бывает.
Серафима Карповна. Однако может быть; ты ведь не пророк.
Поль. Ну, купим дом да пустим жильцов.
Серафима Карповна. А жильцы платить не будут.
Поль. Как это платить не будут? С них всегда можно взыскать.
Серафима Карповна. Ну, а дом сгорит?
Поль. Надо застраховать.
Серафима Карповна. А придет неприятель да раззорит все. Нет, нет, ни за
что!
Поль. Ну, перестанем лучше об этом говорить.
Серафима Карповна. Ты сам посуди. Ты молодой еще человек, у нас могут
быть дети.
Поль. Конечно, будут дети, но что ж из этого? Чем мы больше будем
получать, тем больше детям достанется.
Серафима Карповна. Нет, нет, я и говорить не хочу; а то мне сейчас
скучно сделается. Ты и не расстраивай меня. Какие там обороты! Мы и так
можем жить. Всего у нас много. (Задумывается.) Теперь время свободное, ты не
поехал в присутствие... (Обнимает Поля.)
Поль (освобождается из объятий). Нет, Серафима, как ты хочешь, а мне с
тобой нужно поговорить.
Серафима Карповна (серьезно). Об чем еще?
Поль. А вот об чем: дай ты мне, коли любишь меня, пять тысяч рублей
серебром. Мне очень нужно для одного дела. Дело, Серафима, очень выгодное, -
я теперь тебе не скажу, какое, но мы можем вдвое получить, а пожалуй, и
больше. Да я почти уверен, что больше.
Серафима Карповна. Пять тысяч рублей серебром... Сколько же это будет
на ассигнации?
Поль. Почем я знаю!
Серафима Карповна. Постой, я сейчас сочту. (Вынимает из кармана бумажку
и карандаш и считает.) Ах! Ах! (Убегает.)
IV
Поль. Что же это такое? Чего она испугалась? Я уж и не пойму. Не думает
ли она, что я всю жизнь буду только одной любовью пробавляться? Это будет
очень оригинально! Скупа, что ли, она? Нужно же, наконец, узнать, что она
больше любит: меня или деньги? Коли меня - так дело поправить можно. А как
деньги? Просто хоть в петлю лезь.
Входит Прежнева.
Прежневa. Bonjour, Paul!
Поль. Bonjour, maman!
Прежнева (садится). Я сейчас заходила к твоей жене; что с ней
сделалось? Плачет и собирается куда-то ехать.
Поль. Была маленькая сцена.
Прежнева. Ах, Поль, так рано! Так скоро после свадьбы! Не оскорбил ли
ты ее чем-нибудь? Женщина такое слабое, такое нежное созданье.
Поль. Какой чорт оскорбил! Я только попросил у ней денег.
Прежнева. Довольно ли ты нежен был с ней?
Поль. Да помилуйте, я целый месяц с ней нежничал, жили как голуби.
(Хохочет.) Только нынче решился попросить денег. Она сначала было так
расчувствовалась, что любо. Проси, говорит, что хочешь; я все для тебя на
свете. Я хоть сейчас, говорит, поеду в город и куплю тебе, чего хочешь. Что
ж она мне купит? Собачку фарфоровую или сахарного гусара? А вот как попросил
я у ней пять тысяч, так взвизгнула да ушла... а теперь плачет. Это чорт
знает что такое!
Прежнева. У ней нет, нет чувств, мой друг. Женщина для любимого
человека готова все на свете. Нет, мой Поль, она не женщина.
Поль. Нет, она женщина, только денег не дает.
Прежнева. Ах, Поль, я думаю, что она со временем тебя оценит - и так
полюбит, так полюбит (восторженно), что отдаст в твое полное распоряжение и
себя и... все свое состояние.
Поль. Да ведь этого нужно ждать, а мне ждать нельзя.
Прежнева. Подожди, Поль! Зато вперед какое блаженство ожидает тебя.
Входит горничная с письмом и бумажником в руках и подает Полю.
Поль. Это что такое?
Горничная. Барыня уехали и приказали вам отдать бумажник и письмо.
(Уходит.)
Поль. Бумажник! Это хорошо! (Кладет бумажник в карман.)
Прежнева. Я тебе говорила.
Поль. Теперь почитаем послание. (Читает.) "Милый Поль! Как я ни люблю
тебя, но нам должно расстаться. Теперь всю жизнь мое сердце будет
разрываться, и я буду день и ночь плакать по тебе. Я теперь хочу жить у
папеньки, подобно заключенной, и оплакивать судьбу свою, а дом этот продам.
Теперь уж ты меня никогда не увидишь. Я тебя люблю всей душой, а ты мне
сегодня показал, что будто ты меня любишь из денег. Но в нашем купеческом
кругу не принято отдавать деньги. Что я буду значить, когда у меня не будет
денег? - тогда я ничего не буду значить! Когда у меня не будет денег - я
кого полюблю, а меня, напротив того, не будут любить. А когда у меня будут
деньги - я кого полюблю, и меня будут любить, и мы будем счастливы. Я
приготовила тебе к именинам бумажник и сама вышила, и как я чувствовала, что
тебе мой подарок будет очень приятен, то и посылаю тебе. Ты к папеньке не
езди, он у нас очень сердит и очень разгневается на тебя, когда все это
узнает; а я ничего не могу скрыть. Прощай, Поль! Когда будешь нуждаться в
деньгах, я тебе всегда готова помочь потихоньку от своих, только немного -
рублей сто, не более. Будь счастлив. А я должна плакать всю жизнь. Твоя
навеки, Серафима". - Что же это такое! Это так странно, что я даже этому и
не верю. Вероятно, она шутит или хочет меня попугать. Однако посмотрим, что
такое за бумажник. Может быть, в нем что-нибудь и есть (вынимает из
кармана).
Прежнева. Я почти уверена, Поль. Она верно хотела тебе сделать сюрприз.
Поль. Бумажник щегольской! (Развертывает его и рассматривает.) Пусто!
Прежнева. Посмотри, нет ли где секретного какого отделения?
Поль. Вот есть и секретное, да в нем тоже ничего нет.
Входит лакей.
Что тебе?
Лакей. Да помилуйте, что же это такое? Шубу увезли! Поль. Какую шубу?
Лакей. Вашу шубу. Велели положить к барыне в карету и увезли. Уж я с
Анюткой немало ругался, да что ж с ними сделаешь. На что ж это похоже, я уж
и не знаю.
Поль. Маменька! Это уж не шутки.
Лакей. Это ведь срам! Не первый год служу. (Всплеснув руками.) Господи!
я и не видывал. Помилуйте, Павел Петрович!
Поль. Ну, поди вон!
Лакей. Да это и в люди сказать, так стыда-то не оберешься. Что это
такое? Что это такое? (Уходит.)
Поль (садясь и пристально глядя на мать). Maman!
Прежнева. Нынче у женщин совсем нет сердца, совсем нет.
Поль. Позвольте мне, maman, поблагодарить теперь вас за две вещи:
во-первых, за то, что вы промотали мое состояние, а во-вторых, за то, что
воспитали меня так, что я никуда не гожусь. Я умею только проживать. А где
деньги, где? (Горячо.) Где деньги? Ну, давайте мне их! Вам Ьесело было,
когда я восьми лет, в бархатной курточке, танцовал лучше всех детей в Москве
и уж умел волочиться за маленькими девочками! Вам весело было, когда я
шестнадцати лет отлично скакал на лошади! Вы любовались, когда мы с моим
гувернером, вашим любимцем, скакали по нашим наследственным полям. Вам
весело было! При таком воспитании нужно иметь деньги, чтобы играть
значительную роль в нашем обществе. Зачем же вы все промотали? Куда делись
наши имения, наши крестьяне? Я блистал бы в обществе наперекор всем этим
ученым и современно образованным людям с новыми идеями. Мне это было бы
легко: они большой симпатией не пользуются. А теперь что? Теперь вы, может
быть, будете иметь удовольствие видеть меня выгнанным из службы,
праздношатающимся, картежным игроком, а может быть, и хуже. Что ж мне
делать? Нельзя же мне от живой жены жениться в другой раз. (Опускает голову
на руки.)
КОММЕНТАРИИ
Составитель тома А. И. Ревякин. Подготовка текста пьес и комментарии к
ним: Н. С. Гродской ("Праздничный сон - до обеда", "Свои собаки грызутся,
чужая не приставай!", "За чем пойдешь, то и найдешь"), Р. П. Моториной
("Гроза"), И. Р. Эйгеса ("В чужом пиру похмелье", "Доходное место", "Не
сошлись характерами!"), И. Г. Ямпольского ("Воспитанница", "Старый друг
лучше новых двух").
"НЕ СОШЛИСЬ ХАРАКТЕРАМИ!"
Печатается по первому прижизненному собранию сочинений Островского (А
Н. Островский, Соч., т. II, изд. Г. А. Кушелева-Безбородко, СПБ., 1859).
Пьеса задумана в феврале 1856 г., начата 13 ноября и окончена 29 ноября
1857 г.
В первой редакции пьеса называлась: "Приданое. Семейные сцены", и
состояла из двух сцен.
В процессе работы над пьесой драматург изменил ее заглавие на "Не
сошлись характерами!" (автографы хранятся в Государственной библиотеке им.
В. И. Ленина).
27 июня 1856 г. Островский писал в "Современник" Некрасову: "Пьесу "Не
сошлись характерами!" я вам пришлю к августовской книжке". Но вскоре планы
драматурга переменились. Он оставил работу над пьесой и принялся за
обработку своего сюжета в форме рассказа.
18 октября 1856 г. Островский писал в "Современник" И.И. Панаеву:
"Получив ваше письмо, я принялся за работу и хотел отвечать самым делом, т.
е. выслать вам поскорее рассказ". Однако драматург, не удовлетворившись
сделанным, вернулся к своему произведению лишь через год и продолжал его
переработку в драматической форме. Во второй половине ноября 1857 г.
Островский довел работу над пьесой до конца. Он дал новую редакцию
произведения, поправив и дополнив первоначальный вариант пьесы, называвшейся
"Приданое". Немаловажную роль при этом сыграл и незавершенный текст рассказа
(рассказ "Не сошлись характерами!" см. в т. XIV наст. Собр. соч.).
Окончательно отделывая пьесу, Островский, по всей вероятности из
цензурных соображений, смягчил заключительный монолог Поля. В рукописи
непосредственно после слов: "скакали по вашим наследственным полям" было: "и
хлестали своими хлыстами по глазам мужиков, которые не сворачивали с
дороги".
2 декабря 1857 г. Островский писал Некрасову: "Посылаю вам пьеску, она
хоть маленькая, а, как мне кажется, серьезная".
Впервые пьеса появилась в "Современнике", 1858, 1.
Во втором собрании сочинений Островского (изд. Д. Е. Кожанчикова),
вышедшем в более тяжелых цензурных условиях, из монолога Поля драматург
исключил слова:
"Я блистал бы в обществе наперекор всем этим ученым и современно
образованным людям с новыми идеями. Мне это было бы легко: они большой
симпатией не пользуются". В таком виде монолог печатался в дальнейшем и в
прижизненных и в посмертных изданиях.
Впервые пьеса "Не сошлись характерами!" была поставлена 1 сентября 1858
г. в Петербурге в Александрийском театре, с участием Линской (Улита
Никитишна), Горбунова (кучер Толстогораздова), Чернышева (Прежнев), Орловой
(Прежнева), Яблочкина (Поль), Вороновой (Перешивкина), Зуброва
(Толстогораздов), Федоровой (Серафима Карповна).
На сцене Московского Малого театра пьеса впервые была представлена 23
октября 1858 г. с участием Турчанинова и Е. Н. Васильевой (Прежневы),
Шумского (Поль), Живокини (Толстогораздов), П. М. Садовского (кучер
Толстогораздова), Кавалеровой (Перешивкина), Акимовой (Улита Никитишна),
Бороздиной 1-й (Серафима Карповна).