Некрасов Николай Алексеевич - Вот что значит влюбиться в актрису!

  

  

  

   Н.А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах

   Художественные произведения. Тома 1-10

   Том шестой. Драматические произведения 1840-1859 гг.

   Л., "Наука", 1983

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Г-жа Дюмениль, энаменитая французская актриса.

   Дюрваль, адвокат.

   Адриан, сын его.

   Луиза, крестница г-жи Дюмениль.

  

  

  

   Луиза (одна с узлом в руках). Это несносно! так поздно принести платье, когда мамзель Дюмениль должна сегодня в первый раз играть роль Федры! (Кладет узел на стол.) Уж не умыслы ли какие на мою крестную маменьку? За что бы, кажется? она такая добрая... А как она хорошо играет... даже меня, такую хохотунью, невольно заставляет плакать... Как подумаешь, давно ян моя крестная маменька была такая же, как и я, бедная девушка, а теперь вот она уж и богата, и в славе; то королева, то принцесса, то герцогиня, каждый вечер... А я... нет, во что бы ни стало, буду непременно актрисою, хоть маменька и говорит, что трудно... но зато как приятно!

  

   Ах, как мило! ах, как чудно -

   Быть актрисой, всех пленять,

   Над толпою многолюдной

   Каждый день торжествовать!..

   Чуть на сцену - все лорнеты

   На тебя устремлены,

   Генералы и корнеты -

   Все тобой поражены!

   Тот стишки тебе скропает,

   Тот срисует твой портрет,

   Тот с любовью предлагает

   На придачу фунт конфет.

   Не играешь - балагуришь,

   Будь дурна хоть выше мер...

   Глазки сделаешь, прищуришь,

   И захлопает партер!

  

   Ах, как бы стала я играть... как бы я любила моего обожателя... за которым, кажется, у меня дело не станет... Этот молодой человек, который так часто ходит мимо окон наших... о, верно, недаром... и какой он милый! совсем не похож на тех великолепных маркизов, которых маменька каждый день выпроваживает за дверь, несмотря на то что они льнут к ней, как мухи к меду... Они такие несносные! Всячески стараются прокрасться к ней... подкинуть записку... в будуар... в карету, даже в платье... (Встряхивает платье, из него вылетает несколько записок.) Вот и еще!.. просто дождь из записок, и всё к ней... а мой, видно, не смеет ко мне писать... Надо об нем сказать крестной маменьке,., Как она долго спит... вчерашнее приключение ее очень расстроило... я и сама еще не могу успокоиться... Но вот и она! Ах, боже мой! какой у нее печальный вид... уж не больна ли она?..

  

  

  

   Дюмениль (входит, декламируя стихи из трагедии).

  

   Постой, Энона, здесь! о, скорбь! о, дни унылы!

   Изнемогаю я: мои слабеют силы!

  

   Луиза. Вот кресла, что с вами?..

   Дюмениль (продолжая).

  

   Болезненным очам свет тягостен дневной,

   И подгибаются колена подо мной!

   Увы!

  

   Луиза. Ах, как вы расстроены, боже мой! вот понюхайте спирту...

   Дюмеииль. Так, кажется, будет хорошо...

   Луиза. Что такое?

   Дюмениль. Мой выход.

   Луиза. Так это ваша роль?

   Дюмениль. Да.

   Луиза. А я думала, что вы в самом деле при смерти.

   Дюмениль. Прекрасно! стало быть: верно, хорошо!.. Ах, через несколько часов мне предстоит опять новый, трудный опыт... Боже мой! помоги мне в этот вечер.

   Луиза. Я помолюсь за вас, милая маменька.

   Дюмениль. Добрая Луиза! Но отчего ты так расстроена!.. Понимаю... тебе хочется быть актрисою. Каждый вечер, после спектакля, ты по целым часам передразниваешь героинь разных трагедий...

   Луиза. Да, я нахожу в этом удовольствие... только недостает любовника, который бы говорил мне предречия... впрочем, и за ним дело не станет.

   Дюмениль. Ребенок!.. ты хочешь заставить говорить Расина, а не умеешь сама порядочно выражать своих мыслей.

   Луиза. Но вы сами, маменька...

   Дюмениль. Ах, Луиза! на всё нужно время... любовь, изучение, талант... Я еще совсем не знала театра, а уже ум мой одушевлялся прекрасными стихами, постепенно пробуждалось во мне вдохновение...

   Луиза. И во мне тоже.

   Дюмениль. Ах! это чувство дано не всякому; само небо его ниспосылает нам; я ценю его высоко, Луиза; я благоговею перед ним, хотя сама не могу дать себе в нем отчета. Когда я на сцене, я забываюсь... волшебная мечта создает вокруг меня новый мир, другую природу; я обитаю в мраморных чертогах; небесный свод раскрывается надо мною; я дышу воздухом Рима и Греции; я живу новою жизнию, более сильною и пламенною. Ах! не завидуй мне, милая Луиза, потому что на другой день, придя в себя, усталая, изнеможенная, мысленно переношусь я на мою родину, на берег моря, где провела я младенчество и где, отказавшись от шума света, так приятно бы было жить; делиться избытком чувств с одним человеком, который бы понимал, любил меня... если бы нашелся такой человек...

   Луиза. Да, может быть...

   Дюмениль. Но оставим это. Что мой костюм?

   Луиза. Ах, он очень хорош! посмотрите!.. А вот еще какие-то бумаги к вам.

   Дюмениль. Опять рукописи... какая скука! В этой куче плохих сочинений, которыми нас заваливают, только одно меня поразило... Какая прекрасная роль, какие возвышенные чувства... О, я с удовольствием выразила бы их...

   Луиза (подавая записки). Наконец, вот еще... порядочно... фунта полтора на вес будет... Три... четыре... шесть писем... вы даже не смотрите на них...

   Дюмениль. Все они похожи одно на другое... эти поддельные нежности до того надоели мне, что я почти решилась выйти замуж за доброго старичка Мальво... По крайней мере он точно предан мне... Он пишет мне каждое утро по три листа советов и каждый вечер бывает в театре, где изъясняется мне в любви пантомимою (хлопает в ладоши). Я очень хорошо его понимаю... сегодня я ему обещала решительный ответ... А это всё брось в огонь... Постой, тут должно быть послание в стихах... отложи его...

   Луиза. Послание в стихах?

   Дюмениль. Да!

   Луиза. Вот, кажется, оно.

   Дюмениль. Посмотрим. Прочти сама, чтоб я могла судить о твоих успехах...

   Луиза (читая, дурно). "Милостивая государыня, извините меня, если я преследую вас слишком настоятельно, но... б мои лета, вы сами согласитесь, нельзя терять времени..."

   Дюмениль. Как? это, по-твоему, стихи?

   Луиза. Кажется, так написано...

   Дюмениль. Это проза господина Мальво...

   Луиза. Ха-ха-ха! так он недаром торопится, бедняжка...

   Дюмениль (ищет в бумагах, которые держала Луиза). Ах, вот чего я искала... как хорошо!.. Эти стихи должны непременно доходить до сердца.

   Луиза (с живостью). Вот точно так же и он говорит.

   Дюмениль. Кто?

   Луиза. Ах, маменька крестная, он...

   Дюмениль. Объяснись.

   Луиза. Но вы будете бранить меня...

   Дюмениль. Нет, говори...

   Луиза. Это тот молодой человек... вы знаете... вы его видели несколько раз... он всегда около нас, когда мы садимся в карету или выходим из нее... Вы всегда так закутаны... он не вас замечает, я уверена.

   Дюмениль. Стало быть...

   Луиза. Не сердитесь, маменька. Недавно он приступил ко мне, когда вы сходили с лестницы; я была назади, и он мне сказал: "Ах, сударыня!", а потом: "Вы в услужении у г-жи Дюмениль?" - "Я ее крестница, сударь".- "Ах, сударыня",- сказал он, вы позвали меня, и тут я ушла. На другой день он опять сказал мне, проходя: "Ах, сударыня!" - и ушел, заметя вас.

   Дюмениль. Я, право, не знаю, о ком ты говоришь... я не обращаю никакого внимания на...

   Луиза. Вы видите одну публику.

   Дюмениль. Но я хотела бы узнать того, который вчера оказал мне большую услугу. Лошади маркизы чуть не опрокинули моего экипажа... я готова была выскочить из кареты с опасностию жизни... как вдруг подбежал молодой человек, ловко удержал лошадей маркизы... и в минуту исчез! Мы не успели ни рассмотреть, ни поблагодарить нашего избавителя...

   Луиза. И вы ничего об нем не узнали?

   Дюмениль. Я просила господина Мальво узнать... Но что за шум?.. Я, кажется, слышу мужской голос в передней...

   Луиза. В самом деле.

   Дюмениль. Я запретила принимать.

   Луиза. Видно, кто-то хочет ворваться насильно... Слышите, как Роберт его удерживает...

   Голос (за дверью). Пустите меня! я хочу с нею говорить. Черт возьми!

   Дюмениль. Да кто это?

   Луиза (со страхом). Ах, маменька!

  

  

  

  

   Дюрваль. Черт возьми! мне непременно надо говорить с этой прекрасной женщиной. (Берет стул и садится.) Я не тронусь с места, у меня такая натура... А, да вот и она!

   Луиза. Ах, боже мой! этот человек ужасает меня!

   Дюмениль. Государь мой!

   Дюрваль (придвигаясь). Здравствуйте, мое почтение, сударыня.

   Дюмениль. Как вы осмелились!

   Дюрваль. Ничего нет странного... у меня такая натура... я привык по должности врываться к людям силой... привычка вторая натура! Вы сами согласитесь.

   Дюмениль. Что ж вам угодно?

   Дюрваль. Я проехал пятьдесят три лье, чтобы с вами говорить...

   Дюмениль. Говорите.

   Дюрваль. Я дожидаюсь, чтобы ушла эта малютка... у меня уж такая натура.

   Луиза. Как? оставить вас, маменька, с этим...

   Дюрваль. Грубияном, хотите вы сказать? А чтоб вам понравиться, вероятно, надо льстить... но я этого не умею. У меня не такая натура!

   Дюмениль. Я хочу доказать вам противное.

   Дюрваль. Как это?

   Дюмениль. Я позволяю вам остаться... Луиза, оставь нас.

   Луиза. Какое ему до нее дело? (Берет костюм и платья и уходит.)

  

  

  

   Дюмениль. Я не прошу вас садиться.

   Дюрваль. Без церемонии, прошу вас, не беспокойтесь.,.

   Дюмениль (садится). Предупреждаю вас, что мне некогда.

   Дюрваль. Хорошо, хорошо... я прямо приступлю к делу... у меня уж такая натура... прежде всего вам надобно знать, что я называюсь Дюрваль, Пьер-Антуан Дюрваль, 25 лет я занимаю должность стряпчего в нашем городе. Во-вторых, надобно вам знать, что у меня есть сын, единственный сын... я не лгу... спросите у кого хотите... отличный человек, прекрасный малый, которого я очень люблю... у меня уж такая натура... я воспитал его на моих глазах, я сам научил его римскому праву и французским законам... я не лгу... спросите...

   Дюмениль. Верю, верю... что ж далее?

   Дюрваль. Я хотел сделать из него адвоката, сударыня... хорошего адвоката... я поддерживал бы его советами... Оно, знаете, ум хорошо, а два лучше...

   Дюмениль. Но я не вижу, сударь, что же мешает вам и вашему сыну...

   Дюрваль. Как что мешает? То, что надобно было послать его в Париж для усовершенствования в законоведении, а вот уж восемь дней, как он здесь, и до сей поры и нога его еще не была в палате: вместо того он всякий вечер бывает в комедии. Надобно вам знать, сударыня, что он обворожен какою-то актрисою, дамою или девицею... бог знает, ведь их трудно различить... одним словом, он погибает.

  

   На жизнь не безрассудную

   Он послан был отцом

   В столицу многолюдную.

   Он должен был с трудом

   Во Франции введенные

   Законы изучать,

   А начал беззаконные

   Здесь пули отливать!

   Шатается в комедию,

   Влюбляется, как хам,

   Того гляди, трагедию

   Напишет сдуру сам!

   Теперь, наместо прибыли,

   Он тратится, как мот:

   Уж близок он к погибели,

   Он будет нищим в год!

   А мог бы и четверкою

   Кататься, как барон,

   Когда бы не актеркою

   Был в сети завлечен...

   С чем он теперь воротится

   В родной наш город Ман?

   Уж за него поплотится,

   Наверно, мой карман!

   Кутит он без зазрения,

   Льет нули, может быть,

   А мне от огорчения

   Придется слезы лить!

  

   Короче сказать, он обворожен каким-то олицетворенным дьяволом, потому что комедиантка...

   Дюмениль. Ну, сударь...

   Дюрваль. Да, мне пишут, что он пристрастился к трагедии: не пьет, не ест, не занимается адвокатскими делами, а грезит только одною Дюмениль.

   Дюмениль (вскочив). Как, мною? что вы говорите?

   Дюрваль. Хорошо, хорошо!.. притворяйтесь, показывайте вид удивления, будто ничего не знаете...

   Дюмениль. В первый раз слышу...

   Дюрваль. Не может быть, не может быть...

   Дюмениль. А каков собою ваш сын?..

   Дюрваль. Черт возьми! славный малый, очень похож на меня.

   Дюмениль. Ах, в самом деле?

   Дюрваль. И потому вы не можете запираться, что получаете от него письма.

   Дюмениль. Я? Никогда!

   Дюрваль (увидев письмо, которое Дюмениль держит в руках). Никогда! да вот, вот его почерк... прекрасная рука!.. Несчастный! чем занимается... он погиб, решительно погиб... (Взяв письмо.) Посмотрите, что это такое? (Читает, не останавливаясь на конце стихов.)

  

   Сливаюсь я душою с каждым звуком,

   Который произносишь ты,-

   Когда являешься ты, преданная мукам,

   Мрачна, бледна, как гений красоты,

   О! как тогда душа моя мятется:

   Я весь горю, волнением томим,

   И одинаково с твоим

   Тогда мое младое сердце бьется!

  

   Дюмениль. Как, так это его стихи?

   Дюрваль. Стихи?

   Дюмениль (берет стихи). Ну да, конечно.

   Дюрваль. Стихи! сын мой пишет стихи! Несчастный! этого только недоставало.

   Дюмениль. Как, эти возвышенные чувства, этот восторг, эта поэзия - всё это его, вашего сына? Вы говорите, что он влюблен в меня, сударь?

   Дюрваль. Да... вы видите... он чудесный малый!.. Неужели вы не сжалитесь над ним... я нарочно приехал, чтоб вы возвратили мне моего сына: скажите, скажите, пожалуйста, где он?

   Дюмениль. Повторяю вам, что я не знаю...

   Дюрваль. Да он следует за вами всюду.

   Дюмениль. Кроме моего дома, в котором он, конечно, никогда и не будет, если вы сами не научили его силою врываться в двери...

   Дюрваль. Да, я, может быть, был немножко крут, немножко вспыльчив... у меня такая натура... Скажите же мне, будьте великодушны, видели вы его?

   Дюмениль. Никогда, и очень жалею, если, как вы говорите, он похож на своего отца.

   Дюрваль. Это очень любезно с вашей стороны... Я начинаю верить... Но вы могли узнать из его писем...

   Дюмениль. Он их не подписывает.

   Дюрваль. Неужели?

   Дюмениль. Посмотрите.

   Дюрваль. Правда... (В сторону.) Она точно не виновата... (Громко.) В таком случае очень ясно, что... я напрасно жаловался... Но что мне делать... Бедный Адриан! он пропадает от любви... в полном смысле пропадает! Он пренебрегает выгодной должностью... он, пожалуй, откажется от женитьбы на дочери сборщика податей! всё расстроится... Теперь я вас видел, и нахожу, что комедиантка тоже может быть порядочным человеком, то есть женщиной... Но вы знаете, всякому должно держаться своего звания.

   Дюмениль. О, конечно, звание стряпчего...

   Дюрваль. От этого звания зависит вся его будущность...

   Дюмениль (с участием). Его будущность, его счастие... О, сударь, в таком случае надобно постараться его исцелить.

   Дюрваль. Исцелить? Да, да, конечно... но как?

   Дюмениль. Это довольно мудрено; я подумаю. Приходите завтра.

   Дюрваль. Завтра? вы говорите завтра?

   Дюмениль. Я очень занята... я играю сегодня новую роль.

   Дюрваль. Вы играете сегодня... Ах, боже мой! не играйте, пожалуйста.

   Дюмениль. Почему?

   Дюрваль. Он еще раз увидит вас... и более воспламенится: тогда уж его не вылечишь... умоляю вас, повидайтесь с ним сегодня же. Посмотрите (подходит к окну), вот стоит карета... я ее найму... и через четверть часа... Ах, боже мой! посмотрите-ка... видите ли вы там, внизу, против окна... этого неподвижного человека...

   Дюмениль. Кто же это? кто он?

   Дюрваль. Он, ей-богу, он... голова открыта и нос кверху... ах несчастный! он не чувствует дурной погоды... он простудится.

   Дюмениль. Да, в самом деле он очень недурен...

   Дюрваль. Ну вот, я вам говорил...

   Дюмениль. Знает ли он, что вы здесь?

   Дюрваль. Нет еще.

   Дюмениль (отводя его от окна). Так не показывайтесь же.

   Дюрваль. Но...

   Дюмениль. Не мешайте же мпе, я его вылечу, обещаю вам.

   Дюрваль. Вы обещаете?

   Дюмениль (подавая ему руку). Честное слово.

   Дюрваль. Ах, вы удивительно добры! (В сторону.) Она, того гляди, и меня обворожит, черт возьми!

  

  

  

   Дюмениль. Луиза, ты видишь этого молодого человека, там, против наших окон?

   Луиза. Этого молодого человека? Ах, боже мой!.. это...

   Дюрваль. Черт возьми, это мой сын, Адриан.

   Луиза. Ваш сын, ваш... ну уж трудно угадать.

   Дюрваль. Что такое?

   Луиза. Извините, сударь... если б я знала... конечно бы...

   Дюмениль (Луизе). Скажи Роберту, чтоб он пригласил его сюда.

   Дюрваль. А мне уйти?

   Дюмениль (показывая на дверь с левой стороны). По этой потаенной лестнице.

   Луиза (в сторону). Что всё это значит?

   Дюрваль. Отделайте его хорошенько, я буду обязан вам вечно...

   Дюмениль. Хорошо, хорошо... я постараюсь.

  

  

  

  

  

   Луиза. Отец его здесь, собственною своею особою!.. Он не хотел говорить при мне... а теперь маменька посылает за его сыном... это ясно!.. (Подходя к окну.) Вот он... еще дожидается, хочет уйти... я лучше позову его сюда. (К окну.) Эй! послушайте, государь мой, пожалуйте сюда... Идет... ах, как он доволен, как доволен... однако ж он поступает, как его отец... растолкал весь народ... бежит...

  

  

  

   Адриан (останавливаясь в дверях). Сюда ли?

   Луиза. Пожалуйте, господин Адриан.

   Адриан. Ах, сударыня! возможно ли! меня ли вы хотели позвать?

   Луиза. Разумеется, вас... да войдите же.

   Адриан (входя.) Я не смею верить... такому счастию! это мечта!

   Луиза (таинственно). Нет, сударь; здесь есть дама, которая хочет с вами говорить.

   Адриан. Она удостаивает меня принять!.. Она - госпожа Дюмениль...

   Луиза. Да, моя крестная маменька... она хочет вам сказать что-то очень интересное.

   Адриан. Мне?.. Ах, я не могу привыкнуть к этой мысли...

   Луиза. Да что с вами?

   Адриан. Темно в глазах...

   Луиза. Ах, боже мой!.. Бедный молодой человек! что с ним делается? Садитесь, сударь,- вот стул.

   Адриан. Мне здесь садиться? нет... о нет!

   Луиза. Вы недолго будете дожидаться: крестная маменька сейчас придет.

   Адриан. Сейчас придет... Ах, как я взволнован!..

   Луиза (подойдя ближе). Что вы говорите, сударь?

   Адриан. Ничего... подите, сударыня, подите... мне надобно собраться с духом.

   Луиза (в сторону). Он очень недурен! (Громко.) Прощайте, господин Адриан, смелее, господин Адриан. (Уходит налево.)

  

  

   Адриан. А! так вот этот чертог, где пролетали дни ее вдохновенные!.. Ах, боже мой! да не мечта ли это?.. ужели я увижу ее?.. Как заговорить с ней?.. как открыть свое сердце той, которая заставляет биться столько сердец?.. о нет! я никогда не осмелюсь!.. я буду говорить разве на коленах... Ах! в моих поэтических снах я уже видел ее; да, это была она; для нее трудился я с такою любовью над созданием, в котором собрал все сокровища моей души, чтоб изобразить свой идеал... Но что стихи, стихи, которые всякий может к ней адресовать... Ах, как много мои стихи ниже ее гения, ее красоты, которая так могущественно завладела мною... Стихи, которые я сочинил сейчас под ее окошками, мне кажутся лучше всех... но я так расстроен, что не соберу их в моей памяти... однако попробую... Ах! я уверен даже, что самая поэзия покинет меня в тот миг, как я ее увижу. (Остается в размышлении.)

  

  

  

  

   Дюмениль (в сторону). Я обещала... и должна сдержать свое слово... Вот он... о чем он задумался? Адриан (сочиняя).

  

   Твое высокое чело

   Сияет гением и славой,

   Твоя краса...

   Дюмениль. Здравствуйте, сударь!..

   Адриан. Кто это?.. извините, сударыня... я здесь ожидал госпожу Дюмениль...

   Дюмениль. С глазу на глаз с вашею музою?

   Адриан. С моею музою!.. да, она со мной... и кто ж другой может меня одушевить? не всё ли здесь говорит об ней? О боже! какая удивительная женщина! какая великая актриса!.. Ах, сударыня, как вы должны гордиться; она, верно, вам родня... я замечаю большое сходство... позвольте засвидетельствовать вам мое почтение.

   Дюмениль (смеясь). Ха-ха-ха!

   Адриан. Вы смеетесь?

   Дюмениль. Браво, мой друг, браво!.. продолжайте... Вот лучшая похвала, какую вы можете сделать моему таланту.

   Адриан. Вашему таланту?

   Дюмениль. Ну да, ведь это я, я сама!

   Адриан (удивленный). Кто?

   Дюмениль (передразнивая его). Кто... Дюмениль, Дюменильша, как меня попросту называют.

   Адриан (собравшись с духом). Вы?

   Дюмениль. Да, Мельпомена в чепчике и в кофте. А! театр нас немножко переменяет, не правда ли?

   Адриан (в сторону). Ах, как она переменяется!

   Дюмениль. Бьюсь об заклад, что вы из провинции.., провинциалы все одинаковы. Ну что же вы стали, подойдите же, чего вы боитесь?

   Адриан (затрудняясь). О нет, сударыня... после того как вы сказали, я признаю все ваши достоинства... конечно... (В сторону, рассматривая ее.) Когда рассмотришь ее хорошенько... в минуту одушевления ее глаз... всё-таки нельзя не подумать: вот великая актриса.

   Дюмениль. Мне сказали, что вы искали случая меня видеть.

   Адриан. Да, вы угадали...

  

   Я всюду вас одну слежу глазами,

   Хоть оскорбить вас этим и боюсь;

   За вами я и сердцем и мечтами

   Всегда, как раб, боязненно стремлюсь!

   Моей душой давно я с вами дружен,

   Всегда бегу безумно вам вослед...

  

   Дюмениль.

  

   Билет вам, что ли, в креслы нужен?

  

   Адриан.

  

   Возможно ли!.. о боже мой! билет!..

   Такой ли ждал услышать я ответ!

  

   Дюмениль. Хорошо, хорошо, мы дадим вам биле-тец; но зато вы мне послужите хорошенько (хлопает в ладоши); поддержите меня... чур не жалеть ладоней.

   Адриан. Ах, сударыня, нужно ли это? я с восторгом приветствую вас каждый вечер! Вас - Клитемнестру, Елизавету, Клеопатру, я всех видел и всем удивлялся... Патетические места так верны! чувствительность так глубока! слезы, неподдельные слезы текут по вашим щекам... Да, вы плачете первая... ощущения проходят через вашу душу прежде, чем произносятся словами.

   Дюмениль (сидя, рассматривает его). Та-та-та!.. вы так думаете?

   Адриан. Что такое?

   Дюмениль. Боже мой! как он мил с этими неподдельными слезами! сейчас видно, что недавно из провинции! Жаль мне вас, бедный молодой человек, надобно просветить вас! Присядьте-ка - да ну садитесь же. Да, друг мой, всё, что видите вы на театре, есть не что иное, как одна наружность... притворство, мечта и ничего существенного, всё поддельно, поверьте мне. У нас небо из полотна, солнечные лучи от свечей, с которых снимают почаще, чтоб оживить природу, а природа из размалеванной холстины... Даже у нас самих, у кумиров ваших,- восторги, слезы, восклицания, тяжкие вздохи, рыдания - всё рассчитано по нотам, всё запасено в должной пропорции; они в деле, покуда роль того требует, по занавес опустится, и в тот же миг всё кончено; вся наша чувствительность пропадает с румянами и белилами.

   Адриан (удивленный). Как, возможно ли?..

   Дюмениль. А вы воображали, что мы всё это чувствуем в самом деле... Помилуйте, буду я себя мучить каждый вечер, да тут никакого здоровья не станет. (Смеясь.) Ха-ха-ха! мы точно такие же женщины, как и другие; за нами можно волочиться, не боясь кинжалов... всякая из нас имеет толпу обоясателей; слава богу и на мою долю их понаберется десятка два,

   Адриан. Два десятка!

   Дюмениль. А вы как думали? прелюбезные люди... они шутят, любезничают, злословят, рассказывают анекдоты про наших товарищей, а это нам куда по сердцу. Не знаете ли вы каких анекдотцев? расскажите-ка: я до смерти их люблю, это гораздо занимательнее всех ваших мадригалов, примите-ка всё это к сведению... (Открывая табакерку.) Не прикажете ли?

   Адриан (вставая). Как, сударыня?

   Дюмениль (нюхая табак). Вы не нюхаете? напрасно, это очень здорово: освежает мозг, особливо когда учишь роль.

   Адриан. Ах! с какой высоты я упал!

   Дюмениль (в сторону). Мне в самом деле жаль его... (Громко.) Но что с вами? вы что-то расстроены, побледнели... может быть, еще не завтракали?.. бедняяша! Досадно, час моего завтрака прошел, а я веду жизнь самую регулярную, самую умеренную, не делаю лишних издержек... ведь надобно же себе что-нибудь запасти на старость... я себе на уме. Все деньги я отдаю в проценты... меня не проведешь... я получаю десять тысяч франков жалованья, играю сто раз в год, по сту франков за каждое представление... Коротко и ясно... О, я знаю хорошо свой доход! я вам верно могу расчесть по пальцам, что приносит каждый стих, который я скажу на сцене; например, вы знаете эту знаменитую тираду Клитемнестры?

   Адриан. Ах, она превосходна!

   Дюмениль (декламирует).

  

   А я, пришедшая торжественна, блаженна,

   В Милены возвращусь одна и сокрушенна!

  

   Тут на полфранка.

  

   Невесты горестной пойду я по следам,

   Узрю цветы, к ее набросанны стопам,

   Нет, я не с тем пришла, чтоб дочерь видеть мертву,-

   Иль принесете вы двойную грекам жертву?

   Безжалостный отец, свирепейший супруг!

   Ты должен вырвать дочь из сих кровавых рук.

  

   Адриан (в восхищении). Ах! вот опять...

   Дюмениль. Ну да, вот опять на три франка с половиной.

   Адриан (пораженный, падает в кресла). Ах!

   Дюмениль (в сторону). Бедный молодой человек, какая жалость!.. (Громко, ударив его по плечу.) А вы, мой друг, что делаете?.. какого вы звания? каковы ваши доходцы? надобно ж, чтоб молодой человек чем-нибудь занимался.

   Адриан (печально). Я приехал в Париж... чтоб... сделаться адвокатом.

   Дюмениль. То есть приказным... тоже род актеров... только прескучные роли... бог с ними... Да, вы тоже обязаны заучить свою роль. "Придите сюда, осиротелые дети! Почтенные слушатели! взгляните на их горькие слезы!" И адвокат плачет от всей души за своих клиентов.

   Адриан (в сторону, вставал). Ах, она смеется надо мной,

   Дюмениль. Адвокат! постойте-ка, постойте, хорошо, что вспомнила: ведь у меня есть тяжба, я вам объясню ее.

   Адриан. Мне?... извините, сударыня...

   Дюмениль (взяв его за руку). Судьи не поняли ее. Но всё равно... я скорей позволю отрубить себе руку по локоть, чем уступлю хоть на волос, не будь я французская актриса Дюмениль... ах, ох! уж у меня такой нрав!

   Адриан (в сторону). Уж не сплю ли я?

   Дюмениль (дерзка его за руку). Вот в чем дело: раз у меня как-то вышли все румяна, а давали "Андромаху", и мне нужно было подкрасить щеки Гермионы; мне рекомендовали торговку, которая делает разные румяна, прекрасные, блестящие, яркие - загляденье. Вы ведь видели, каков у меня цвет лица на театре: это ее работы.

   Адриан (желая освободить руку). Извините, сударыня... но...

   Дюмениль. Слушайте же. Я письменно условилась с этою торговкою покупать у нее румяна по самой дорогой цене, правда, с условием, чтобы этих румян она не продавала больше никому во всем Париже... понимаете? Вы согласитесь, что приятно сохранить такой секрет для одной себя. Как вдруг в один вечер на сцене я вижу мамзель Дюбуа; она прегадкая, а тут показалась мне почти красавицей; я сейчас же сказала себе: это, верно, от моих румян? Что ж вы думаете? так и вышло... зато как я рассердилась: я подала просьбу на мою торговку-злодейку.

   Адриан. Вы затеяли дело?

   Дюмениль. Я подала просьбу о взыскании моих денег... и пошла она из инстанции в инстанцию, выше и выше, и главный судья объявил, что румяна...

   Адриан. Извините меня, я вас покорнейше прошу... я...

   Дюмениль. Я подала на апелляцию...

   Адриан. Честь имею вам кланяться...

   Дюмениль. Как, вы хотите меня оставить?.. ах!.. молодой человек! У нас в Париже молодые люди гораздо учтивее. Останьтесь же, вы еще ничего не сказали мне; ведь вы искали случая меня видеть, вы так настойчиво преследовали меня, вы, может быть, имели какие-нибудь виды (жеманясь и играя веером). Ну что ж, я слушаю, что вы хотели мне сказать?

   Адриан. Но я не знаю... да, кстати... ах, я было и забыл... я пришел узнать об моей трагедии.

   Дюмениль. Трагедия? провинциальная?

   Адриан. Об трагедии, которую я написал во время учения, тайно от моего отца.

   Дюмениль. А как она называется?

   Адриан. "Тиридат".

   Дюмениль. "Тиридат"!

   Адриан. Это герой, который освобождает свою любовницу, или, лучше сказать, это царица, которая была в плену у римлян...

   Дюмениль. Как, вы автор этой трагедии? вы?

   Адриан. Могу ли я узнать?

   Дюмениль (в сторону.) Эта прекрасная роль, которую я учила с таким восхищением,- создана им! (Громко.) Ах, сударь!

   Адриан. Как вы ее находите?

   Дюмениль (в сторону). Ах, боже мой! мое обещание его отцу. (Громко.) Плохо, мой друг, очень плохо! Римляне, вечно римляне! надоели, до смерти надоели. Мне жаль, но я должна вам сказать правду: в вашей трагедии лет поэзии, нет огня!.. Займитесь вашими тяжбами, вашими приказными делами, только, ради бога, не пишите стихов никогда!

   Адриан. Ах, это последний удар!

  

   Повязка спала с глаз моих,

   Что я увидел, что услышал?

   Ужель предмет всех дум святых

   Ко мне в чепце и в кофте вышел?

   Он о процессах говорит,

   Он закупает одобренье...

   Я уничтожен, я убит,

   А к ней - я чувствую презренье!..

---