Мольер Жан-Батист - Версальский экспромт

  

   Мольер. Полное собрание сочинений в одном томе. / Пер. с фр.- М.: "Издательство АЛЬФА-КНИГА", 2009. (Полное собрание в одном томе).

   Перевод Н. Минского

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Мольер - комический маркиз.

   Брекур - один из придворных.

   Лагранж - комический маркиз.

   Дю-Круази - поэт.

   Латорилльер - докучливый маркиз.

   Бежар - шевалье.

   Г-жа Дюпарк - жеманная маркиза.

   Г-жа Бежар - недотрога.

   Г-жа Мольер - осторожная насмешница.

   Г-жа Дебри - остроумная кокетка.

   Г-жа Дю-Круази - слащавая злюка.

   Г-жа Эрве - жеманная служанка.

   Четверо из свиты короля.

  

  

  

   Мольер (один, обращаясь к товарищам, находящимся за кулисами). ну-ка живее, господа! Вы смеетесь надо мной! Будет вам копаться! Выходите когда-нибудь! Чума побери вас всех!.. Ола! О! Господин Брекур!

   Брекур (за кулисами). Что угодно?

   Мольер. Господин Лагранж!

   Лагранж (за кулисами). Что такое?

   Мольер. Господин Дю-Круази!

   Дю-Круази (за кулисами). В чем дело?

   Мольер. Госпожа Дюпарк!

   Г-жа Дюпарк (за кулисами). Что случилось?

   Мольер. Госпожа Дебри!

   Г-жа Дебри (за кулисами). Что вам нужно?

   Мольер. Госпожа Дю-Круази.

   Г-жа Дю-Круази (за кулисами). Что загорелось?

   Мольер. Госпожа Эрве!

   Г-жа Эрве (за кулисами). Иду!

   Мольер. С вами тут с ума сойдешь! Эх!

  

  

   Черт возьми, господа, вы хотите меня довести до бешенства сегодня!

   Брекур. Что делать? Мы не знаем ролей, и вы сами приводите нас в бешенство, заставляя играть таким образом.

   Мольер. Ах! Нелегко управлять такими зверями, как актеры!

  

  

   Г-жа Бежар. Те же и мы. Что вы намерены сделать?

   Г-жа Дюпарк. Какие у вас планы?

   Г-жа Дебри. О чем идет речь?

   Мольер. Пожалуйста, станьте сюда. Вы все одеты, а король прибудет не раньше чем через два часа. Воспользуемся этим временем и прорепетируем нашу пьесу, чтобы установить игру отдельных мест.

   Лагранж. Легкое ли дело - играть то, чего не знаешь.

   Г-жа Дюпарк. Что до меня, заявляю вам, что не помню ни слова из моей роли.

   Г-жа Дебри. Я должна буду играть под суфлера с начала до конца.

   Г-жа Бежар. А я готовлюсь играть с тетрадкой в руках.

   Г-жа Мольер. И я так же...

   Г-жа Эрве. Мне говорить несколько слов.

   Г-жа Дю-Круази. И мне не больше, но я не ручаюсь, что не перепутаю их.

   Дю-Круази. Я бы дал десять червонцев, чтобы все это уже прошло...

   Брекур. Я согласен получить двадцать палочных ударов, уверяю вас...

   Мольер. Вот вы все помешались на том, что у вас плохие роли. А что бы вы сделали на моем месте?

   Г-жа Бежар. На вашем?.. Вас-то жалеть не приходится. Вы сами написали пьесу и, уж конечно, не собьетесь.

   Mольер. А бояться можно только за отсутствие памяти?.. Вы ни во что не считаете тревогу за успех, который касается только меня?.. По-вашему, пустяшное дело - изложить комический сюжет перед таким собранием, как это? Заставить смеяться людей, которые внушают нам почтение и которые смеются лишь тогда, когда желают смеяться? Есть ли на свете автор, который не дрожал бы перед таким испытанием? И не вправе ли я сказать, что согласен на все на свете, лишь бы это уже прошло?

   Г-жа Бежар. Если бы это заставляло вас дрожать, вы были бы осмотрительнее и не согласились бы состряпать все дело в восемь дней, как вы это сделали.

   Мольер. Возможно ли было не согласиться, когда король приказал?..

   Г-жа Бежар. Возможно ли?.. Вы могли почтительнейше извиниться, ссылаясь на неисполнимость дела в такой короткий срок. На вашем месте всякий другой автор дорожил бы больше своей репутацией и поостерегся бы рисковать собою, как вы это делаете. Что будет, скажите, в случае провала, как, полагаете вы, воспользуются им все ваши враги?

   Г-жа Дебри. В самом деле, нужно было почтительно извиниться перед королем и попросить больше времени.

   Мольер. Ах, сударыня, короли ничего так не ценят, как быстрое послушание. Они не любят натыкаться на препятствия, и все приятное им желанно только к сроку, который они сами назначают. Отсрочить им развлечение - значит отнять у него всю прелесть для них. Они рады только тем удовольствиям, которые не заставляют себя ждать, и, чем меньше они подготовлялись, тем они им приятнее. Мы никогда не должны заботиться о себе во всем, чего они от нас требуют. Наша существенная забота - нравиться им, и, если они поручают нам сделать что-нибудь, мы должны воспользоваться их минутным желанием. Лучше плохо исполнять их поручения, чем исполнять их не вовремя, и, если нас ждет позор провала, за нами останется слава быстрого послушания их приказу. Но приступим скорее к репетиции.

   Г-жа Бежар. Как?!. Хотите вы, чтобы мы репетировали, не зная ролей?!.

   Мольер. Вы их будете знать, говорю вам, а если бы вы даже и не выучили их вполне, неужели вы не можете говорить от себя, раз вам известен сюжет и пьеса написана прозой?

   Г-жа Бежар. Слуга покорная: проза еще хуже стихов...

   Г-жа Мольер. Сказать вам правду?!. Вам следовало б написать комедию, в которой играли бы вы одни.

   Мольер. Молчите, моя жена, вы дура...

   Г-жа Мольер. Большое спасибо, господин мой супруг. Вот оно что!.. Супружеская жизнь быстро меняет людей, и вы не говорили бы так со мною полтора года тому назад...

   Мольер. Молчите, прошу вас.

   Г-жа Мольер. Не странно ли, право, что маленькая церемония венчания в состоянии лишить нас всех наших прелестей и что муж и возлюбленный смотрят на одну и ту же особу столь разными глазами?..

   Мольер. Сколько лишних слов!..

   Г-жа Мольер. Клянусь честью, пиши я комедию, я бы избрала этот сюжет. Я оправдала бы женщин во многих возводимых на них грехах и заставила бы мужей со страхом подумать о той разнице, которая существует между их грубыми манерами и вежливостью возлюбленных.

   Мольер. Ах, оставим это... Теперь не время для разговоров. Нас ждет другое дело.

   Г-жа Бежар. Если вам поручили сочинить пьесу по поводу критики, которой вас подвергают, то почему было не написать ту комедию комедиантов, о которой вы уже давно говорили нам? Дело напрашивалось само собою и приходилось весьма кстати, тем более что ваши критики, желая изобразить вас, тем самым давали вам случай изобразить их самих и создать образ, который с большим правом мог бы быть назван их портретом, нежели сделанные ими изображения - вашим. Передразнить актера в комической роли - значит нарисовать не его, а в его лице те характеры, которые он играет, пользуясь теми же штрихами и отзвуками, которые он вынужден употреблять при отделке комических типов, копируемых им с натуры. Но передразнить актера в серьезных ролях - значит рисовать его самого с недостатками, свойственными ему лично, потому что изображаемые характеры вовсе не требуют ни тех смешных жестов, ни интонации голоса, по которым узнается актер.

   Мольер. Это все правда, но у меня были причины не делать этого, и, между нами говоря, дело казалось мне не стоящим труда. К тому же для исполнения такой идеи потребовалось бы немало времени. Так как дни их представлений совпадают с нашими, то, с тех пор как мы в Париже, мне удалось урваться к ним не больше трех-четырех раз, и я уловил их манеру играть только в самых общих, бросающихся в глаза чертах. Для того же чтобы нарисовать похожие портреты, я должен был бы дольше изучать их.

   Г-жа Дюпарк. Однако я многих узнавала в вашей передаче...

   Г-жа Дебри. Я никогда не слышала обо всем этом.

   Мольер. Это идея, которая как-то пришла мне раз в голову и которую я бросил как вздор, как затею, может быть даже не смешную.

   Г-жа Дебри. Расскажите же и мне, в чем дело, раз вы говорили другим...

   Мольер. У нас теперь нет времени.

   Г-жа Дебри. В двух словах...

   Мольер. Я задумал комедию, в которой поэт - его роль играл бы я сам - предлагает свою пьесу только что приехавшей из провинции труппе актеров. "Есть ли у вас, - спрашивает он, - актеры и актрисы, способные хорошо передать произведение искусства, потому что моя пьеса - настоящая пьеса..." "Да, сударь, - отвечают актеры, - у нас есть и мужчины и женщины, которых везде, где мы играли, находили талантливыми". - "А кто из вас играет королей?" - "Вот актер, который недурно справляется с ними". "Как?!. - Этот молодой человек стройного сложения? Вы смеетесь надо мною! Мне нужно короля толстого и жирного за четверых, короля, черт возьми, с приличным пузом, короля почтенных размеров, который мог бы наполнить собою порядочный трон. Хорош ваш король с фигурой любовника!.. Это уже большой недостаток. Но послушаем, пусть-ка прочитает дюжину стихов!.." Тогда актер декламирует несколько стихов из роли короля, хотя бы Никомеда:

  

   Скажу ль тебе, Араск? Он слишком уж усердно

   Служил мне, утвердя владычество мое.

  

   Декламирует их самым естественным образом. "Как! - восклицает поэт, - это вы называете читать стихи?!. Вы издеваетесь надо мною! Читать надо с пафосом... Послушайте меня (подражает Монфлери, актеру театра Бургонского отеля).

  

   Скажу ль тебе, Араск? - и т. д.

  

   Видите ль эту позу?.. Запомните хорошенько. И главное - подчеркните как следует последний стих. Это нравится и вызывает одобрительные возгласы". - "Но сударь, - отвечает ему актер, - мне кажется, что король, беседуя наедине с капитаном гвардии, говорит более человеческим голосом и не вопиет, как одержимый". - "Вы ничего не понимаете... Попробуйте читать по-своему - увидите, вызовете ли хотя одно "ах"!.. Посмотрим теперь какую-нибудь любовную сцену. Вот актер и актриса играют любовную сцену, хотя бы между Камиллой и Куриацием:

  

   Идешь ли, милый друг? Ужели эту честь

   Ценою счастия готов ты приобресть?

   Ах, слишком ясно мне...

  

   Сцену эту читают они так же, как и первую, как можно естественнее. А поэт опять: "Вы смеетесь надо мною!.. Вы никуда не годитесь!.. Вот как нужно читать..." (Подражает г-же Бошато, актрисе театра Бургонского отеля.)

  

   Идешь ли, милый друг?.. -

  

   и т. д. Видите, как это выходит натурально и страстно! Взгляните на эту улыбку, которую она сохраняет на лице, несмотря на свою великую скорбь. Вот идея моей пьесы. Поэт таким образом должен был перебрать всех актеров и актрис.

   Г-жа Дебри. Нахожу эту идею довольно занимательной. Я с первого стиха узнала актера. Продолжайте, прошу вас.

   Мольер (подражает Бошато, актеру театра Бургонского отеля, читающему стансы из Сида).

  

   Пронзен до сердца глубины...

  

   А этого узнаете вы в Помпее, в роли Сертория?.. (Подражает Отрошу, актеру театра Бургонского отеля.)

  

   Взаимная вражда, царящая меж ними,

   Их чести не укор... -

   и т. д.

  

   Г-жа Дебри. Думаю, что узнаю его.

   Mольер. А этого?.. (Подражает Виллье, актеру театра Бургонского отеля.)

  

   Погиб, скончался царь... -

   и т. д.

  

   Г-жа Дебри. Узнаю и этого. Но есть между ними такие, которых вы, кажется, не сумеете передразнить.

   Мольер. Ну нет... Всякого можно на чем-нибудь поймать, если дольше к ним присмотреться. Но вы заставляете меня терять дорогое время. Подумаем, ради бога, о себе и не будем забавляться разговором. (Лагранжу.) Вы постарайтесь сыграть вместе со мною роль маркиза.

   Г-жа Мольер. Вечно маркизы!..

   Мольер. Да, вечно маркизы... Кто же, черт возьми, годится для приятной роли на сцене? Ныне маркиз стал веселым персонажем комедии. В древней комедии зрителей непременно смешил шут-слуга; в современных пьесах необходим комический маркиз, который потешал бы публику.

   Г-жа Бежар. Правда, без него не обойдешься.

   Мольер. Вам, сударыня...

   Г-жа Дюпарк. Ах боже мой! Что до меня, я весьма плохо справлюсь с моею ролью и, право, не знаю, почему вы меня заставляете играть жеманницу...

   Мольер. Ах, сударыня, вы то же самое говорили, когда вам дали роль в "Критике на "Школу жен"". Однако вы отлично справились с нею, и все единодушно решили, что лучше сыграть эту роль невозможно. Поверьте, то же самое повторится и теперь и вы сыграете лучше, чем сами думаете.

   Г-жа Дюпарк. Как это возможно?.. На свете нет женщины менее жеманной, чем я.

   Мольер. Это верно. И этим вы доказываете, что вы великолепная актриса, если умеете представлять характер, противоположный вашему. Постарайтесь все сжиться с характером изображаемых вами лиц и представьте себе, что вы и есть эти лица. (Дю-Круази.) Вы изображаете поэта, и вы должны проникнуться этим лицом, подчеркнуть педантическую складку, которая сохраняется и в светских отношениях, поучительный тон и точность произношения, с ударением на всех гласных с соблюдением каждой буквы по самой строгой орфографии. (Брекуру.) Вы играете честного человека, принятого при дворе, как Уже делали это в "Критике на "Школу жен"; значит, вы должны принять спокойный вид, должны выработать естественный тон голоса и как можно меньше жестикулировать. (Лагранжу.) Вам не имею ничего сказать... (Г-же Бежар.) Вы изображаете одну из тех женщин, которые полагают, что, раз они не занимаются любовными похождениями, все остальное им разрешено. Одну из тех женщин, которые гордо скрываются за своей неприступностью, смотрят на всех сверху вниз и думают, что все достоинства других людей ничто в сравнении с их жалкой добродетелью, до которой никому нет дела. Имейте ясно перед глазами этот характер, для того чтоб верно воспроизвести все соответствующие гримасы. (Г-же Дебри.) Вы изображаете одну из тех женщин, которые считают себя самыми добродетельными в мире, лишь бы соблюдены были внешние формы; одну из тех, которые думают, что грех заключается лишь в скандале, и веду! свои любовные дела потихоньку, под флагом честной привязанности, называя друзьями тех, кого другие называют возлюбленными. Вникните хорошенько в этот характер... (Г-же Мольер.) Вы играете то же лицо, что в "Критике", и мне нечего вам объяснять, равно как госпоже Дюпарк. (Г-же Дю-Круази.) Вы изображаете одну из тех женщин, которые тихонько всем вредят, под шумок распускают сплетни и страдают, когда говорят о ком-нибудь доброе слово, Я уверен, что вы недурно справитесь с этой ролью. (Г-же Эрве.) Что до вас, вы играете субретку жеманницы, которая время от времени вмешивается в разговор и, насколько в силах, усваивает все выражения своей госпожи. Я разъяснил вам все характеры, для того чтобы они резко запечатлелись в мыслях ваших; А теперь приступим к репетиции и посмотрим, как пойдет дело. А!.. Вот нелегкая несет докучного гостя! Только этого недоставало нам...

  

  

  

   Латорилльер. Здравствуйте, господин Мольер!

   Мольер. Ваш покорный слуга. (В сторону.) Чума бы тебя побрала...

   Латорилльер. Как дела?..

   Мольер. Отличны, сударь... (Актерам.) Господа, не...

   Латорилльер. Я из одного дома, где хорошо говорили о вас.

   Мольер. Весьма вам обязан. (В сторону.) Черт бы его унес!.. (Актерам.) Итак, обратите внимание...

   Латорилльер. Вы сегодня играете новую комедию?

   Мольер. Да, сударь... (актрисам) Не забывайте...

   Латорилльер. Вам заказал ее король?

   Мольер. Да. (Актерам.) Помните, пожалуйста...

   Латорилльер. Как вы ее назвали?

   Мольер. Да, сударь...

   Латорилльер. Я спрашиваю название пьесы.

   Мольер. Ах, клянусь честью, не знаю... (Актрисам.) Необходимо, чтобы вы...

   Латорилльер. В каких вы будете костюмах?

   Мольер. Как видите... (Актерам.) Прошу вас...

   Латорилльер. Когда начнете играть?

   Мольер. Когда прибудет король... (В сторону.) К дьяволу этого вопрошателя!..

   Латорилльер. Когда, по-вашему, приедет он?

   Мольер. Убей меня гром, если я это знаю...

   Латорилльер. Разве вы не знаете...

   Мольер. Клянусь вам, сударь, что я - самый невежественный человек в мире!.. Клянусь, о чем бы вы ни спросили, я ничего не знаю... (В сторону.) Я в бешенстве... Этот палач со спокойным видом задает вопрос за вопросом, не заботясь о том, заняты вы или нет...

   Латорилльер. Сударыни, ваш покорный слуга.

   Мольер. Ба! Подбежал с другой стороны...

   Латорилльер (г-же Дю-Круази). Вы сегодня прекрасны, как ангел. Вы обе играете сегодня? (Смотрит на г-жу Эрве.)

   Г-жа Дю-Круази. Да, сударь.

   Латорилльер. Без вас комедия немногого стоит.

   Мольер (тихо актрисам). Не можете ли выпроводить этого господина?

   Г-жа Дебри (Латорилльеру). Мы здесь репетируем вместе одну сцену.

   Латорилльер. А, черт возьми!.. Я не намерен вам мешать. Пожалуйста, продолжайте.

   Г-жа Дебри. Но...

   Латорилльер. Нет-нет, я бы не хотел быть кому-либо в тягость. Делайте свободно свое дело.

   Г-жа Дебри. Да, но...

   Латорилльер. Со мной нечего церемониться, говорю вам, - вы можете репетировать все что хотите.

   Мольер. Они стесняются сказать вам, что хотели бы репетировать без свидетелей.

   Латорилльер. Почему?.. Для меня нет никакой опасности.

   Мольер. Таков обычай, который они соблюдают, и вам самим приятнее будет, когда зрелище поразит вас новизной.

   Латорилльер. Ухожу сказать, что вы готовы.

   Мольер. Ничуть, ради бога, не торопите нас...

  

  

  

   Мольер. Ах, сколько надоедливых людей на свете!.. А теперь давайте начнем. Итак, представим себе прежде всего, что действие происходит в приемной короля. Это место, где ежедневно разыгрываются забавнейшие сцены. Туда легко заставить прийти кого угодно, и можно даже найти предлог для появления женщин, которых я вывожу. Комедия открывается встречей двух маркизов. (Лагранжу.) Вспомните хорошенько, что вы, как я уже сказал вам, должны явиться с тем видом, который называется светским, причесывая парик и напевая сквозь зубы песенку "Ля-ля-ля-ля-ля-ля"... А вы все посторонитесь, потому что двум маркизам нужно достаточно места, и они не таковы, чтобы уместить свою персону в тесное пространство. (Лагранжу.) Итак, начинайте.

   Лагранж. "Здорово, маркиз".

   Мольер. Ах боже мой! Это не тон маркиза... Нужно, чтобы он говорил свысока. Большинство этих людей усваивают особую манеру разговора, чтобы не быть похожими на толпу. "Здорово, маркиз!" Начинайте снова.

   Лагранж. "Здорово, маркиз!"

   Мольер. "А! маркиз... твой покорный слуга".

   Лагранж. "Что ты тут делаешь?"

   Мольер. "Черт возьми, ты видишь. Я жду, пока эти господа перестанут толкаться в дверях и позволят мне показать свое лицо".

   Лагранж. "Черт возьми, какая толпа! У меня нет охоты толкаться среди них, и я предпочитаю войти одним из последних".

   Мольер. "Среди них есть человек двадцать, которые уверены, что не войдут. и они тем не менее толкутся и занимают все отверстие дверей".

   Лагранж. "Крикнем наши имена слуге, и он вызовет нас".

   Мольер. "Это, может быть, годится для тебя. Что до меня, я вовсе не ж< лаю, чтобы меня вывел на сцену Мольер".

   Лагранж. "Однако я думаю, маркиз, что ты-то изображен им в "Критике".

   Мольер. "Я?!. Твой покорный слуга. Ты сам своей собственной персоной..."

   Лагранж. "А!.. Клянусь честью, с твоей стороны мило приписывать mi свои достоинства"...

   Мольер. "Черт возьми! Я нахожу любезным с твоей стороны уступат мне то, что принадлежит тебе".

   Лагранж (смеется). "Ха-ха-ха! Это забавно!"

   Мольер (смеется). "Ха-ха-ха! Это уморительно!"

   Лагранж. "Что?.. Ты утверждаешь, что не ты выведен в маркизе "Критики"

   Мольер. "Ну конечно, я! Презренно! Черт побери! Презренно! Пирог кремом... Это я, я! Несомненно, я!"

   Лагранж. "Да, черт возьми, это ты, и напрасно ты иронизируешь. Х< чешь, побьемся об заклад и увидим, кто из нас прав".

   Mольер. "О какой заклад?"

   Лагранж. "Я закладываю сто пистолей, что это ты".

   Мольер. "А я - сто пистолей, что это ты".

   Лагранж. "Сто чистоганом?"

   Мольер. "Идет. Девяносто на Аминтаса, а десять наличными".

   Лагранж. "Принимаю".

   Мольер. "Дело сделано".

   Лагранж. "Твои денежки плакали".

   Мольер. "Твоим грозит смертельная опасность".

   Лагранж. "К кому обратиться за разрешением?" л

   Мольер (Брекуру). "Вот человек, который нас рассудит. Шевалье..."

   Брекур. "Что угодно? "

   Мольер. Вот и он принимает тон маркиза. Я же говорил вам, что вы играете роль, требующую естественности в разговоре.

   Брекур. Вы правы.

   Мольер. Итак: "Шевалье..."

   Брекур. "Что угодно?"

   Мольер. "Рассудите нас по поводу пари, которое мы держали".

   Брекур. "О чем?"

   Мольер. "Мы заспорили, кого изобразил Мольер в маркизе "Критики". Он держит пари, что меня, а я держу, что его".

   Брекур. "А я, как судья, объявляю, что ни того, ни другого. Вы оба безуны, желая применить к себе типы из комедии. Еще недавно слышал я, как Мольер жаловался, говоря с людьми, обвинявшими его в том же, что и вы. Он сказал, что ничто так его не возмущает, как обвинение, будто он в изображаемых персонажах дает портреты известных лиц; что цель его - рисовать нравы не касаясь людей, и что все персонажи его комедии не что иное, как воздушные призраки, которые он облекает, по своей прихоти, в те или другие черты для развлечения зрителей; что ему было бы неприятно, если бы в них узнавали кого бы то ни было, и что единственное, что могло бы отвратить его от создания комедий, это страсть находить в них сходство с живыми людьми, страсть, которую лукаво раздувают его враги, чтобы вооружить против него людей, о которых он и не думает. И я в самом деле нахожу, что он прав. Зачем, спрашиваю я вас, приписывать разным лицам все жесты и слова его комедии, зачем ссорить его с людьми, говоря вслух: он вывел такого-то, когда на самом деле, изображенные черты применимы к сотне лиц? Так как задача комедии - представлять все недостатки людей вообще и современных людей в особенности, то Мольеру невозможно создать характер, который не походил бы на кого-нибудь из окружающих. И если обвинять его в том, что он имел в виду всех, в ком можно подметить изображаемые им недостатки, то, очевидно, следует желать, чтоб он больше не писал комедий".

   Мольер. "Клянусь честью, шевалье, ты желаешь оправдать Мольера и пощадить нашего друга".

   Лагранж. "Нисколько. Это он щадит тебя. Поищем лучше других судей".

   Мольер. "Согласен. Но не полагаешь ли ты, что твой Мольер исчерпал себя и не найдет более материала для..."

   Брекур. "Не найдет более материала?!. Эх, мой бедный маркиз, мы всегда будем доставлять ему сколько угодно материала, так как и не думаем исправиться, что бы он ни говорил и ни делал".

   Мольер. Постойте. Все это место нужно сильно выдвинуть. Послушайте, как я его прочту: "И не найдет более материала для..." - "Не найдет более материала?!. Эх, мой бедный маркиз, мы всегда будем доставлять ему сколько угодно материала, так как и не думаем исправиться, что бы он ни говорил и ни делал. Неужели ты полагаешь, что он исчерпал в своих комедиях все смешные стороны людей? Не выходя за круг придворной жизни, разве он не найдет двадцать характеров, которых еще не касался? Разве у него не остались те, например, которые кажутся величайшими друзьями в мире, но, чуть повернутся друг к другу спиной, готовы разорвать друг друга в клочки?.. Не остались те непомерные хвалители, те глупые льстецы, которые не приправляют своих похвал никакою солью, отчего их лесть становится приторной и вызывает тошноту у тех, кому она предназначается? Не остались те трусливые прихвостни успеха, вероломные поклонники Фортуны, которые кадят вам в счастии и покидают в беде? Не остались те, вечно недовольные придворной жизнью, бесполезные царедворцы, брюзжащие завсегдатаи, у которых нет других заслуг, кроме их надоедливости, и которые тем не менее ждут наград за то, что они десять лет кряду докучали королю? Не остались те, которые одинаково ласковы ко всем, рассыпают любезности направо и налево, бросаются к первому встречному с теми же объятиями и выражениями дружбы? - "Сударь, ваш нижайший слуга. Сударь, я весь к вашим услугам. Считайте меня, дорогой, одним из своих. Распоряжайтесь мною, сударь, как самым пламенным другом. Сударь, я в восторге от того, что могу вас прижать к сердцу. Ах, сударь, я давно вас не видел. Пожалуйста, приказывайте мне. Будьте уверены, что я всецело ваш. Вы человек, которого я почитаю больше всех на свете. Я никого не уважаю наравне с вами. Заклинаю вас верить этому. Умоляю вас не сомневаться в этом. Ваш слуга. Ваш покорный раб". Да-да, маркиз, у Мольера всегда будет тем больше, чем ему нужно, и все, что он изображал до сих пор, ничто в сравнении с тем, что ему остается делать". Вот приблизительно как следует читать это место.

   Брекур. Понимаю. Довольно.

   Мольер. Продолжайте.

   Брекур. "Вот Климена и Элиза".

   Мольер (г-жам Дюпарк и Мольер). При этих словах вы обе входите. (Г-же Дюпарк.) Постарайтесь ходить вперевалку и помните о жестах. Это вас Несколько стеснит, но что делать... Приходится иногда делать над собою усилие.

   Г-жа Мольер. "Право, сударыня, я узнала вас издали и по фигуре сразу Решила, что это не может быть никто, кроме вас".

   Г-жа Дюпарк. "Как видите, я поджидаю здесь выхода кой-кого, с кем мне нужно переговорить о деле".

   Г-жа Мольер. "Ятакже".

   Мольер. Вот сундуки, которые могут вам служить вместо стульев.

   Г-жа Дюпарк. "Присядьте, сударыня".

   Г-жа Мольер. "После вас, сударыня".

   Мольер. Хорошо. После этих безмолвных церемоний обе садятся и так про должают разговор, а маркизам, конечно, не сидится: они то присаживаются, то вскакивают с места. "Черт возьми, шевалье, ты бы дал лекарства своим штанам".

   Брекур. "Как так?.."

   Мольер. "У них вид нехороший".

   Брекур. "Да здравствуют глупые остроты!"

   Г-жа Мольер. "Ах боже мой! Я любуюсь на ослепительную белизну вашего лица и огненный цвет ваших губ".

   Г-жа Дюпарк. "Ахчто вы, сударыня!.. Не смотрите на меня, я сегодня похожа на урода".

   Г-жа Мольер. "Приподнимите слегка ваш чепец, сударыня".

   Г-жа Дюпарк. "Фи! Я ужасна, говорю вам, и сама себя пугаюсь".

   Г-жа Мольер. "Вы так прекрасны!"

   Г-жа Дюпарк. "Ничуть, ничуть..."

   Г-жа Мольер. "Покажитесь на свет".

   Г-жа Дюпарк. "Ах! Фи! Я прошу вас".

   Г-жа Мольер. "Пожалуйста".

   Г-жа Дюпарк. "Ради бога, нет!"

   Г-жа Мольер. "Все-таки".

   Г-жа Дюпарк. "Вы меня приводите в отчаяние".

   Г-жа Мольер. "На одну минуточку".

   Г-жа Дюпарк. "Ай!.."

   Г-жа Мольер. "Непременно покажите себя. Нельзя не посмотреть на вас".

   Г-жа Дюпарк. "Ах, боже мой, какая вы странная... Если вы желаете чего-нибудь, так уж неистово".

   Г-жа Мольер. "Ах, сударыня, уверяю вас, вам нечего бояться дневного света, клянусь вам. Пусть злые языки уверяют, будто вы притираетесь. Я теперь буду всем говорить, что это ложь".

   Г-жа Дюпарк. "Увы! Я даже не знаю, что значит притирания. Но куда идут эти дамы?"

   Г-жа Дебри. "Хотите, сударыня, между прочим услышать одну из самых приятных новостей в мире? Господин Лизидас только что сообщил нам, что против Мольера написана пьеса, которую будут играть известные актеры".

   Мольер. "Это верно, мне собирались читать ее. Написана она неким Бр... Бру... Броссо".

   Дю-Круази. "Она только объявлена под именем Бурсо. Но сообщу вам по секрету, что к этой пьесе приложили руку многие авторы и что она, вероятно, возбудит большой интерес. Так как все авторы и все актеры видят в Мольере своего величайшего врага, то мы все и соединились, чтобы высмеять его. Каждый из нас дал удар своей кисти его портрету, но мы остереглись подписать свои имена: было бы для него слишком славное поражение в глазах света, если б он пал под нашими общими усилиями. Чтобы сделать это поражение более позорным, мы нарочно избрали автора без репутации".

   Г-жа Дюпарк. "Уверяю вас, что я, с своей стороны, бесконечно рада этому".

   Mольер. "И я также. Черт возьми! Шутник будет вышучен. Достанется ему на орехи, надеюсь".

   Г-жа Дюпарк. "Это отучит его издеваться над всеми. Как?!. Этот дерзкий человек не допускает, что женщина может быть умна! Он вышучивает все возвышенные слова и хотел бы, чтобы мы все выражались как можно более плоско"...

   Г-жа Дебри. "Что выражения! Он осуждает наши привязанности, самые невинные. Поверить ему, преступно отличаться какими-нибудь достоинствами".

   Г-жа Дю-Круази. "Это невыносимо! Женщинам нельзя теперь ступить шагу. Оставил бы он в покое наших мужей, не открывал бы им глаз и не обращал бы их внимания на то, о чем они сами не догадываются".

   Г-жа Бежар. "Все это еще куда ни шло. Но он вышучивает и добродетельных женщин. Этот злой насмешник называет их честными плутовками".

   Г-жа Мольер. "Это нахал. Нужно, чтобы ему влетело по заслугам".

   Дю-Круази. "Представление этой комедии нуждается в поддержке, и актеры отеля..."

   Г-жа Дюпарк. "Боже мой, пусть они будут спокойны. Я им ручаюсь за успех пьесы у всей публики..."

   Г-жа Мольер. "Вы правы, сударыня. Слишком много людей заинтересовано в том, чтобы пьесу признали прекрасной. Судите сами, воспользуются ли случаем все, считающие себя осмеянными Мольером, и будут ли они аплодировать комедии?"

   Брекур (иронически). "Без сомнения. Я ручаюсь за дюжину маркизов, шесть жеманниц, двадцать кокеток и тридцать рогоносцев, которые будут хлопать, не жалея своих рук".

   Г-жа Мольер. "Может быть. Зачем было оскорблять всех этих людей, и в особенности рогоносцев, которые, в сущности, милейшие существа в мире?"

   Мольер. "Черт возьми! Мне сказали, что отделают начисто его и все его комедии, что авторы и актеры от мала до велика чертовски возбуждены против него".

   Г-жа Мольер. "Он заслужил этого. Зачем сочиняет он злые пьесы, на которые сбегается весь Париж и в которых он так ярко описывает людей, что все узнают их? Почему он не пишет комедии, как господин Лизидас? Тогда ни кто не имел бы ничего против него и все авторы говорили бы о нем только доброе. Правда, такие комедии не пользуются большим успехом среди публики, и зато они всегда хорошо написаны, никто ничего не имеет против них, и все, кто смотрит их, умирают от желания находить их прекрасными".

   Дю-Круази. "Это верно. Все преимущество в том, что я не создаю себе врагов и все мои сочинения одобряются учеными".

   Г-жа Мольер. "Вы хорошо делаете, что довольны сами собою. Это поважнее будет, чем аплодисменты публики и деньги, которые приносят пьесы Мольера. На что вам, чтобы публика приходила смотреть ваши комедии, если одобряют ваши собратья?"

   Лагранж. "Но когда же дадут "Портрет портретиста"?"

   Дю-Круази. "Не знаю. Но я заранее готовлюсь прийти одним из первых кричать: вот это прекрасно!"

   Мольер. "Я сделаю то же самое, черт возьми!"

   Лагранж. "И я, да поможет мне Бог".

   Г-жа Дюпарк. "Что до меня, то я не пощажу себя, и мое бурное одобрение заглушит осуждения врагов. Самое меньшее, что мы обязаны сделать, это помочь своими похвалами тому, кто мстит за наши интересы".

   Г-жа Мольер. "Очень хорошо сказано".

   Г-жа Дебри. "Долг каждого из нас сделать то же самое".

   Г-жа Бежар. "Без сомнения".

   Г-жа Дю-Круази. "Очевидно".

   Г-жа Эрве. "Нет пощады этому общему пересмешнику!"

   Мольер. "Клянусь честью, друг мой, твоему Мольеру остается только спрятаться".

   Брекур. "Кому? Ему?!. Уверяю тебя, маркиз, что он собирается идти в театр, чтобы вместе с другими посмеяться над своим собственным портретом".

   Мольер. "Черт возьми, смех его будет не из веселых".

   Брекур. "Кто знает? Он, быть может, найдет больше предметов, над чем посмеяться, чем ты думаешь. Мне показывали пьесу, и так как самое в ней приятное - это идеи, заимствованные у Мольера, то удовольствие, доставляемое пьесой, может оказаться ему по душе. Что же касается тех мест, где автор старается очернить Мольера, то или я очень ошибаюсь, или они никем не будут одобрены. Обвинение его в том, что он создает слишком похожие портреты, помимо недобросовестности кажется мне и смешным, и неудачно придуманные До сих пор я не думал, что можно ставить в укор сатирику то, что он слишком ярко рисует людей".

   Лагранж. "Авторы говорили мне, что они ждут ответа с его стороны и что..."

   Брекур. "Ответа? Клянусь честью! Он был бы слишком глуп, если бы взял на себя труд отвечать на подобную ругань. Все знают, из какого источника она исходит, и лучшим ответом с его стороны была бы новая комедия, которая имела бы такой же успех, как прежние. Вот самый верный способ отомстить им; по заслугам. И насколько я их знаю, я почти уверен, что новая пьеса, которая привлечет к себе публику, способна больше досадить им, нежели все сатиры, направленные против их личности".

   Мольер. "Но, шевалье..."

   Г-жа Бежар. Позвольте мне на минуту прервать репетицию... (Мольеру.) Хотите выслушать меня? Будь я на вашем месте, я повела бы дело иначе! Все ожидают от вас сильного отпора, и, судя по рассказам о том, как вас третируют в этой комедии, вы вправе обрушиться на ее авторов, никого не щадя.

   Мольер. Меня злят до бешенства подобные речи. Такова общая вам всем женщинам, мания. Вы хотели бы, чтобы я сразу разжегся гневом на них и, по их примеру, разразился бранью и оскорблениями?!. Велика честь, которую я бы себе этим добыл, и велика досада, которую причинил бы им. Разве они сами не приготовились ко всему этому? Когда они обсуждали вопрос, играть ли "Портрет портретиста", из страха, что он может вызвать возражения, разве не нашлись среди них такие, которые сказали: пускай он обрушится на нас какою угодно бранью, лишь бы мы делали сборы! Это ли признак души, чувствительной к стыду? И разве это будет местью, если я им дам то, что они готовы получить с радостью?..

   Г-жа Дебри. Они все-таки жаловались на два-три слова, которыми вы обмолвились о них в "Критике" и в "Жеманницах".

   Мольер. Правда, эти два-три слова очень оскорбительны, и они вправе помнить их. Нет-нет, дело не в этом... Величайшее зло, которое я им причинил, заключается в том, что я имел счастье понравиться более, чем они этого хотели бы, и все их поведение, с тех пор как мы в Париже, ясно указывает, что у них задето. Но пусть они поступают как хотят, - все их начинания меня не беспокоят. Они критикуют мои пьесы - тем лучше. И да убережет меня Господь от писания пьес, которые им понравятся. Это было бы самым худшим для меня несчастьем.

   Г-жа Дебри. Все же не особенно приятно видеть, как терзают твои произвед