Ломоносов Михаил Васильевич - Тамира и Селим

  

  

   Михаил Ломоносов

  

  

  

   Тамира и Селим

  М. В. ЛОМОНОСОВ "Избранные произведения"

  Вступительная статья, составление, примечания А. А. МОРОЗОВА

  Подготовка текста М. П. ЛЕПЕХИНА и А. А. МОРОЗОВА

  Ленинград, "Советский писатель", 1986.

  OCR "Im Werden Verlag". Некоммерческое электронное издание. Мюнхен. 2006

  http://imwerden.de

  

  

  

   Краткое изъяснение

  В сей трагедии изображается стихотворческим вымыслом позорная погибель гордого Мамая царя Татарского, о котором из российской истории известно, что он, будучи побежден храбростию московского государя, великого князя Димитрия Иоанновича на Дону, убежал с четырьмя князьми своими в Крым, в город Кафу, и там убит от своих. В дополнение сего представляется здесь, что в нашествие Мамаево на Россию Мумет царь Крымский, обещав дочь свою Тамиру в супружество Мамаю, послал сына своего Нарсима с некоторым числом войска на вспоможенне оному. В его отсутствие Селим, царевич Багдатский, по повелению отца своего перешед через Натолию, посадил войско на суда, чтобы очистить Черное море от крымских морских разбойников, грабивших багдатское купечество. Сие учинив, приступил под Кафу, в которой Мумет, будучи осажен и не имея довольныя силы к сопротивлению, выпросил у Селима на некоторое время перемирия, в том намерении, чтобы между тем дождаться обратно с войском сына своего Нарсима. После сего перемирия в перьвый день следующее происходит в Кафе, знатнейшем приморском городе крымском, в царском доме.

  

  

  

   Действующие лица

  Мумет, царь Крымский.

  Мамай, царь Татарский.

  Тамира, царевна Крымская, дочь Муметова.

  Селим, царевич Багдатский.

  Нарсим, царевич Крымский, брат Тамирин.

  Надир, брат Муметов.

  Заисан, визир Муметов.

  Клеона, мамка Тамирина.

  Два Вестника.

  Воины.

  

  

  

   Действие первое

  

  

  

   Явление первое

  

  

  

   Тамира и Клеона.

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Настал ужасной день, и солнце на восходе,

  

  

  Кровавы пропустив сквозь пар густой лучи,

  

  

  Дает печальной знак к военной непогоде,

  

  

  Любезна тишина минула в сей ночи.

  

  

  Отец мой воинству готовиться к отпору

  

  

  И на стенах стоять уже вчера велел.

  

  

  Селим полки свои возвел на ближню гору,

  

  

  Чтоб прямо устремить на город тучу стрел.

  

  

  На гору как орел всходя он возносился,

  

  

  Которой с высоты на агньца хочет пасть;

  

  

  И быстрой конь под ним, как бурной вихрь, крутился,

  

  

  Селимово казал проворство тем и власть.

  

  

  Он ездил по полкам, пока тень мрачной ночи

  

  

  Закрыла от меня поля, его и строй.

  

  

  Потом и томные хотя сомкнулись очи,

  

  

  Однако видела его перед собой;

  

  

  Во сне ли было то, или то было в яве:

  

  

  Смущался мысльми сон, смущались мысли сном;

  

  

  Селим казался мне великолепен в славе,

  

  

  Таков осанкою, Клеона, и лицом,

  

  

  Как в перемирны дни скакал перед стенами,

  

  

  Искусством всех других и взором превышал,

  

  

  И стрелы пущенны уже под облаками

  

  

  Направленными вслед стрелами рассекал.

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  Багдатско воинство умножилось без счота!

  

  

  При всходе светлыя я видела луны,

  

  

  Что мосты, и пути, и городски ворота

  

  

  Противных силою везде осажены.

  

  

  Ночно молчание боязнь усугубляло,

  

  

  И слезы по лицу бледнеющих лились.

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Теперь сражение конечно уж настало;

  

  

  Клеона, посмотри и скоро возвратись.

  

  

  

   Явление второе

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  

  

  (одна)

  

  

  О как смущен мой дух! я знаю и заочно,

  

  

  Селим противу стен стоит напереди.

  

  

  Боюсь, чтоб кто его не ранил ненарочно

  

  

  И не вонзил стрелы от нас в его груди!

  

  

  Я ей не чаю быть такого кровопивца,

  

  

  Кто б с умыслу хотел направить лук в него!

  

  

  О небо, отврати свирепого убивца

  

  

  И сокрушить не дай тем сердца моего!

  

  

  Ах, что я делаю? что в мысли я имею?

  

  

  Я тем родителя и бога прогневлю,

  

  

  Что общего врага отечеству жалею!

  

  

  Никак, Селимом я пленилась и люблю?

  

  

  Однак и без любви ему ль желать мне року?

  

  

  Тот злою львицею в пустых горах рожден,

  

  

  Кто, видя с младостью природу в нем высоку,

  

  

  К жалению по нем не будет побужден.

  

  

  Что он противу нас вооружился в поле,

  

  

  Сыновняя любовь и должности велят.

  

  

  И как родительской не согласиться воле?

  

  

  Отец его, отец, не он нам сопостат.

  

  

  Он счастлив, что ему есть в старости замена.

  

  

  Благополучна мать, что в свет произвела!

  

  

  И ежель есть сестра, то коль она блаженна,

  

  

  Что с лет младенческих с ним купно возросла!

  

  

  Но коль родилась та на свет благополучно,

  

  

  Которой щедрая устроила судьба,

  

  

  Чтобы с Селимом жить до смерти неразлучно!

  

  

  О как волнуюсь я! какая внутрь борьба!

  

  

  Теперь я признаю, что некотора сила

  

  

  Неосторожной дух уже взяла во власть

  

  

  И сердце нежное к Селиму преклонила:

  

  

  К нему я чувствую в себе любовну страсть!

  

  

  Любовь меня влечет его смотреть на стены.

  

  

  Куда? и как? или на стрелы устремлюсь,

  

  

  Что ныне против нас шумят как град сгущенный?

  

  

  Но я уязвлена и стрел уж не боюсь.

  

  

  Ах, что терзаюсь я, бессчастная, не зная;

  

  

  Селиму, может быть, в отечестве своем

  

  

  Любима и любви залог взяла иная;

  

  

  О чем крушуся я, не рассудя о чем?

  

  

  Суровая война, тобою учинилось,

  

  

  Что тот противник наш, которого люблю!

  

  

  Однако где бы мне видать его случилось?

  

  

  Я время суетным мечтанием гублю.

  

  

  Не лучше ли просить от верныя совету

  

  

  И способов скоряй к отраде мне искать?

  

  

  Однако ждать могу ль утешного ответу?

  

  

  И как осмелюсь я Клеоне всё сказать?

  

  

  

   Явление третие

  

  

  

   Тамира и Клеона.

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  Престань себя смущать, дражайшая царевна.

  

  

  Какие вижу я премены на лице!

  

  

  Оставь боязнь: в сей час минет судьбина гневна;

  

  

  Весь страх мне кажется при самом быть конце.

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Никак, уж ворвались к нам в город сопостаты,

  

  

  И превратился страх в отчаянну печаль?

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  Теперь всходила я в высокие палаты

  

  

  И на багдатские полки смотрела вдаль.

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Ты видела полки? ты видела Селима?

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  Я видела, что он отшел уже от стен,

  

  

  И кажется, что прочь совсем идет от Крыма,

  

  

  Неведомо какой причиной побужден;

  

  

  Я чаю, утомясь, не хочет больше бою.

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Никак, ему какой предатель изменил;

  

  

  Иль отец объят нечаянно войною

  

  

  И требует себе его на помочь сил.

  

  

  Я чаяла конца, и по паденьи мнимом,

  

  

  Оплакав кровь граждан и стен оставший прах,

  

  

  Мне будет следовать во узах за Селимом

  

  

  И при Евфратских жить невольницей брегах.

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  Тот ужас миновал: военные снаряды

  

  

  Противники всходя на корабли несут,

  

  

  Кафа избавилась от грозныя осады,

  

  

  Что слезы по лицу, дражайшая, текут?

  

  

  Никак, от радости? однако воздыханья

  

  

  И твой прискорбной взор иное кажут мне.

  

  

  Или ужасные и грозные мечтанья

  

  

  Обеспокоили младую мысль во сне?

  

  

  Или враги в ночном призраке победили?

  

  

  Никак, представилось падение сих стен?

  

  

  Что крымски городы и села пусты были,

  

  

  Что царь и дом его был взят в поносной плен?

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Ах, если б то был сон, то б с мраком разрушился!

  

  

  Однако бы и сон такой меня пленил!

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  Или твой нежной дух любовью уязвился?

  

  

  Но кто же бы тебя в любовь нынь уловил?

  

  

  Скажи, царевна, мне; или тому быть можно,

  

  

  Чтоб тайны мне твоей не должно было знать?

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Что хочешь слышать ты, то странно и безбожно,

  

  

  Нигде не слыхано и ужасно сказать!

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  Для сих ослабших рук, которыми носила

  

  

  Тебя в младенчестве, смущенье отложи,

  

  

  И вспомнив, как тебе я искренне служила,

  

  

  Не обинуясь мне тоску свою скажи.

  

  

  Чем долее она в закрытии таится,

  

  

  Тем дух терзается сильняе от нея;

  

  

  Но если объявишь, то может утолиться

  

  

  Иль быть умеренна потом печаль твоя.

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Любезная моя и верная Клеона,

  

  

  Коль тяжко мучусь я!

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  

  

  

  О небо!

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  

  

  

  

  Ах, Селим!

  

  

  Противница отцу, преступница закона!

  

  

  Врагом отечества и, может быть, своим...

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  О боже мой! никак, ты тайно согласилась

  

  

  И хочешь для любви отечество предать!

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  То, небо, отврати! довольно, что прельстилась

  

  

  Преступно и любви противничей желать.

  

  

  Я бодрость и лице, Клеона, представляя,

  

  

  Горю, и пламень мой гашением растет.

  

  

  Не знаю, что начать! скажи мне, дорогая,

  

  

  Что делать мне теперь, когда он прочь идет?

  

  

  Уже все мысли с ним на берег обратились;

  

  

  Я с ним, я с ним среди морских валов плыву,

  

  

  И горы крымские от нас из виду скрылись.

  

  

  Какой объемлет хлад и мрак мою главу!

  

  

  Уедет о моей любови неизвестен

  

  

  И слез моих себе не будет представлять!

  

  

  Затем ли ты, Селим, казался мне прелестен,

  

  

  Чтоб вечно по тебе без пользы воздыхать?

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  Царевна, ты тоску напрасно умножаешь.

  

  

  Последуй моему совету и забудь

  

  

  Пусты мечтания, чем мысль отягощаешь,

  

  

  И кровь кипящую к спокойствию принудь.

  

  

  Селим, я слышала, о нежности не знает,

  

  

  Он в поле только жить и на стану привык,

  

  

  За полное свое блаженство почитает,

  

  

  Когда оружной треск и в войске слышит крик,

  

  

  Как стены падают и городы дымятся,

  

  

  Когда мечи блестят, течет по копьям кровь.

  

  

  Ты сердцу дай покой, и полно сокрушаться:

  

  

  Не могут вместе быть свирепство и любовь.

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  За ним бы следовать ни горы мне высоки,

  

  

  Ни конским топотом смущенный в поле прах,

  

  

  Ни копья, ни мечи, ниже кровавы токи,

  

  

  Ниже какой иной не возбранил бы страх.

  

  

  Любовию горят нередко и герои;

  

  

  От ней избавиться не можно никому.

  

  

  Кому любезнее сражения и бои

  

  

  И жить всегда в шатрах, как брату моему?

  

  

  Однако ныне он последуя Мамаю,

  

  

  Хотя в Российской край пошел вооружен,

  

  

  Но мысли все свои, Клеона, верно знаю,

  

  

  Все мысли клонит к той, которой уязвлен.

  

  

  Возлюбленный мой брат! когда б ты здесь был ныне,

  

  

  То я б в отчаяньи толиком не была;

  

  

  Ты сделал бы конец жестокой сей судьбине,

  

  

  Или б не допустил сего в начале зла.

  

  

  Ты дал бы способ мне увидеться с Селимом;

  

  

  Или бы к сим его не допустил стенам;

  

  

  И я бы не была в мученьи нестерпимом,

  

  

  Не показав такой приятности очам.

  

  

  Теперь послушен ты неистовому зверю,

  

  

  В котором варварство и гордость мне гнусна,

  

  

  Кичливому ни в чем Мамаю я не верю,

  

  

  Ему вселенная к владению тесна.

  

  

  Подумав о своем возлюбленном Нарсиме,

  

  

  Боюсь, чтоб не постиг такой его конец,

  

  

  Что плач бы произвел и нестроенье в Крыме.

  

  

  

  

  Клеона

  

  

  Царевна, вот идет дражайший твой отец.

  

  

  

   Явление четвертое

  

  

  

  Мумет, Тамира и Клеона.

  

  

  

  

  Мумет

  

  

  Прошла военная гроза и неустройство,

  

  

  Желанной мир настал, возлюбленная дочь,

  

  

  И утверждается надежное спокойство:

  

  

  В союз со мной вступив, Селим отходит прочь.

  

  

  Поставленный сей мир мне больше тем приятен,

  

  

  Что выгоды он мне нечаянны принес.

  

  

  Сначала случай сей едва мне был понятен,

  

  

  Что радость нам пришла внезапно вместо слез.

  

  

  Однако ныне я причину вижу ясно,

  

  

  Зачем спешит в союз со мной вступить Селим,

  

  

  Ему прибытие Нарсимово ужасно,

  

  

  Что скоро с воинством назад придет моим.

  

  

  К Селиму, как ко мне, конечно, уповаю,

  

  

  Пришла, мне радостна, ему печальна, весть,

  

  

  Что Росская страна подверглась вся Мамаю

  

  

  И сын мой поспешит полки сюда привесть.

  

  

  Сегодня лишь заря нам свет предвозвестила,

  

  

  С поспешностью гонец прибег с Донских полей

  

  

  И весть принес, что вся Ордынска к бою сила

  

  

  Противу россов шла, и россы против ней.

  

  

  Но Ольг Резанский князь и князь Олгерд Литовский

  

  

  Свои к Мамаевым поставили полки,

  

  

  И с малым воинством Димитрий князь Московский

  

  

  Противу стать дерзнул, оставшись близ реки.

  

  

  Как буря шумная поднявшись после зною,

  

  

  С свирепой яростью в зажженный дует лес,

  

  

  Дым, пепел, пламень, жар восхитив за собою

  

  

  И в вихрь крутой завив, возносит до небес

  

  

  И нивы на полях окрестных поядает,

  

  

  И села, и круг них растущие плоды;

  

  

  Надежды селянин лишившись оставляет

  

  

  Ревущему огню вселетные труды.

  

  

  Подобно так Мамай единым вдруг ударом

  

  

  Против Димитрия ордам лететь велел,

  

  

  И в мужестве стремясь на полк противный яром,

  

  

  Скакал с мечем своим чрез бледны кучи тел.

  

  

  Российские в крови повержены знамена,

  

  

  И князь Московский был отвсюду окружен,

  

  

  И сила войск его слабела утесненна:

  

  

  Сомненья нет, что он Мамаем побежден.

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Мне равно как тебе, родитель мой, приятно,

  

  

  Что радостная весть пришла в спасенный град;

  

  

  Однако будет мне утешнее стократно,

  

  

  Когда приедет здрав возлюбленный мой брат.

  

  

  Ах, небо, помоги желанного достигнуть

  

  

  И поспеши к концу намерений моих!

  

  

  

  

  Мумет

  

  

  Я к большей радости могу тебя подвигнуть,

  

  

  Возлюбленная дочь: Мамай тебе жених.

  

  

  

  

  Тамира

  

  

  Мамай! о боже мой!

  

  

  

  

  Мумет