ЛЕОНТЬЕВ, Константин Николаевич [13(25).I.1831, с. Кудиново Мещерского у. Калужской губ.-12(24).XI.1891, Сергиев Посад] - прозаик, литературный критик, публицист, философ. По отцовской линии принадлежал к незнатному дворянскому роду (его родословная теряется в XVIII в.). Мать - из старинного дворянского рода Карабановых, ведущего свое начало от XV в. Сильное влияние матери сказалось и на сложившемся у Л. монархическом чувстве, и на привычке к постоянному труду, к порядку, и на утонченности вкуса, отличавшей его и в повседневной жизни, и на религиозных представлениях. Восприятие религии прежде всего в эстетическом ключе, в связи с обрядовой стороной православия, Л. сохранит на всю жизнь.
С 1841 г. начинаются скитания Л. по различным учебным заведениям. Сначала он живет у дяди в Смоленске, где учится в гимназии, а после смерти дяди в 1843 г. определяется "кадетом на воспитание" в Дворянский полк в Петербурге, откуда, уволившись по болезни в 1844 г., переезжает в Калугу, где живет в собственном доме под присмотром тети Е. Б. Леонтьевой и учится в гимназии. Успешно окончив гимназию с правом поступления в университет без экзаменов (1849), учится в Ярославском Демидовском лицее, откуда в ноябре 1849 г. переводится на медицинский факультет Московского университета. К нач. 50 гг. относятся первые литературные опыты Л. Познакомившись весной 1851 г. с И. С. Тургеневым, Л. находит в его лице друга и литературного покровителя. Тургенев посылает пьесу Л. "Женитьба по любви" в журнал "Отечественные записки", где она была восторженно принята С. С. Дудышкиным (публикация не состоялась из-за цензурного запрета), а затем вводит его в литературный салон Е. В. Салиас-де-Турнемир (литературный псевдоним Е. Тур), в котором собирались известные литераторы, издатели, ученые - Е. П. Ростопчина, Н. Ф. Щербина, М. Н. Катков, Т. Н. Грановский и др. Первая публикация Л.- повесть "Благодарность" (Московские ведомости.- 1854.- No 6-10) - появляется, когда автор, не дослушав последнего курса университета и увлекшись в это время патриотическими идеями, уезжает в Крым, где принимает участие в русско-турецкой войне в качестве лекаря. Во 2-й половине 50 гг. продолжает медицинскую практику, хотя все больше склоняется к мысли стать литератором-профессионалом. В 1860 г. Л. оставляет медицину, но, вероятно, из-за стесненных денежных обстоятельств поступает на дипломатическую службу в азиатский департамент министерства иностранных дел. Л. жил в Турции, городах о. Крит, в Константинополе, Адрианополе, Белграде, Тульче; в 1869 г. он назначен консулом в Енин (турецкий город в Албании), а в нач. 1871 г.- в Салоники. Восточные впечатления Л., его увлеченность экзотикой и древней красотой христианской и мусульманской культуры отразились в большинстве повестей и рассказов, позднее составивших сборник "Из жизни христиан в Турции" (Т. 1-3, 1876). Здесь подробно переданы, иногда в ущерб динамике повествования, народные нравы и обычаи. Чистая, здоровая, мужественная народная жизнь, в которой "страдания и лишения не обезображивают человека" (Собр. соч.- Т. 2.- С. 22), противопоставлена "зловонной жизни больших городов европейской цивилизации". Л. считает, что "европейская цивилизация сбывает все живописное в музеи и на страницы книг, а в самую жизнь вносит везде прозу, телесное безобразие, однообразие и смерть" (Там же.- Т. 3.- С. 309). Восточные повести и рассказы Л. получили высокую оценку И. С. Аксакова.
В 1871 г. Л. серьезно заболевает, считает себя умирающим. Выздоровление повлекло за собой духовный переворот. По его собственным словам, Л. "стал бояться бога и церкви...", "захотел подчиниться какой-то высшей деснице" (Бердяев Н. А.- С. 23-24). Желая отметить новый рубеж своей жизни, Л.- в жертву богу - сжигает рукопись романа "Река времен", в котором хотел изобразить русскую жизнь с 1811 по 1862 г. В 1871 г. Л. дважды посещает Афон, где пытается постричься в монахи (в пострижении было отказано). В 1873 г. он уходит со службы, пренебрегая выгодной дипломатической карьерой, а в 1874 г. навсегда покидает Восток. Затем живет в Москве, сильно нуждается. В 1880 г. в течение 4-х месяцев - помощник редактора "Варшавского дневника", после- московский цензор. В 1887 г. выходит в отставку. Последние годы жизни проводит в Оптиной пустыни, где принимает тайное пострижение.
Философские взгляды Л. недостаточно систематизированы, его идеи разбросаны в различных статьях, воспоминаниях, письмах. Основные философские, а также политические и религиозно-публицистические работы (в т. ч. статья "Византизм и славянство", 1875) вошли в сборники "Восток, Россия и славянство" (Т. 1-2, 1885- 1886).
Л. придавал универсальное значение эстетическому суждению об окружающей действительности. Критерий совершенства явления для него - красота как наивысшая . точка развития всего сущего, характеризующаяся единством разнообразия: при яркой индивидуальности частей они сцепляются в целое предельно жестко, образуя иерархическую структуру ("деспотическое единство"). Чем жестче иерархия, тем объекты жизненнее и совершеннее (идеальная, по Л., иллюстрация - средневековое рыцарство с его красочным, разнообразием). Свободное состояние, при котором все элементы равны, не связаны друг с другом, по Л.,- состояние трупа; он восстает против равенства и свободы, приводящих к разрушению жестких структур. Такой подход повлек за собой поддержку деспотических режимов, отрицательное отношение к буржуазному прогрессу и демократии: "Проклятая Европа, стремящаяся в бездну саморазрушения" (Собр. соч.- Т. 7.- С. 251). Так же, с эстетической точки зрения, Л. оценивал и крепостную деревню своего детства: "Лишь бы этот зеленый уголок мой был цел, хоть бы не брали у меня эти липовые аллеи, эти березовые огромные рощи, эти столетние огромные вязы над прудом" (Русское обозрение.- 1894.- No 11.- С. 393). Он был убежденным противником крестьянской реформы.
В основе христианской религии Л. видел не братскую любовь, а страх божий, полемизируя, таким образом, и со славянофилами, и с Ф. М. Достоевским, которого упрекал в "розовом христианстве". Свои надежды на будущее России Л. также возлагал не на единство славянских племен, а на установление русского господства в Константинополе, расходясь здесь и с демократами, и с Катковым.
Л. полагал, что пик развития общества уже позади, и рисовал будущее в самом мрачном свете. Прогресс, по мнению Л., был нужен, пока общество развивалось, теперь же, когда оно деградирует, "прогрессисты" лишь ускоряют этот процесс. Дело консерватора ("идейного консерватора", как называл себя Л.) - как можно дольше задержать разрушение общества.
Вся жизнь Л. была попыткой воплотить свою философию; проблема собственной судьбы интересовала его в не меньшей степени, чем судьба человечества. В целом в своих философских и религиозных поисках он руководствовался не столько идеей служения человечеству, сколько потребностью разрешить проблему личной судьбы.
Литературно-критические взгляды Л. предопределены его философской позицией. В искусстве он прежде всего ценит отражение красоты жизни, отрицательно отзываясь о тяготении писателей "натуральной школы", реалистов к изображению неправильного, некрасивого, уродливого.
На первый взгляд, примыкая к критикам эстетического лагеря (П. В. Анненков, А. В. Дружинин и др.). Л., однако, эстетику искусства понимает как отраженную эстетику жизни, в этом вопросе неожиданно сближаясь с Н. Г. Чернышевским ("Черт его возьми, искусство без жизни!", "Эстетика жизни гораздо выше отлаженной эстетики искусства" - Собр. соч.- Т. 7- С. 267). Перед русской литературой Л. ставит вполне утилитарную задачу - закрепить в художественной форме навсегда уходящее прошедшее, уподобляя при этом писателя ученому, который "желает сохранить лучшие предметы научного исследования, а если сохранить их уже нельзя, <...> спешит описать их с любовью" (Там же.- Т. 8.- С. 106).
Среди литературно-критических работ Л. наибольший интерес представляют статьи о творчестве Тургенева, М. Вовчок (М. А. Маркович), Достоевского, Л. Н. Толстого. В статье "Письмо провинциала к г. Тургеневу" (1860) Л. полемизирует с Н. А. Добролюбовым с позиций эстетической критики. Отказываясь говорить о нравственности героев романа "Накануне", Л. оценивает форму, которая должна быть отражением жизни, ибо жизнь сама по себе - эстетическая категория, т. к. прекрасна. Поэтому неудивительно, что Л. недоволен "математической ясностью плана" романа, поскольку это не точное отражение жизни, а значит - некрасиво. Л. считает, что в романе слишком просвечивает сознательная авторская мысль, его намерение. Сам Инсаров неинтересен, автор делает его интересным, заставляя героев говорить о нем. "Страсть" Елены Л. называет холодной, противопоставляя героиню Наталье из "Рудина", которую ценит не за силу, а "за то, что она способна была полюбить, еще не уразумев хорошо, в чем дело" (Там же.- С. 10-13).
Говоря о М. Вовчок ("По поводу рассказов Марко Вовчка", 1861), Л. обращает внимание на образ повествователя и замечает, что, в отличие от Тургенева, автору удалось скрыть свое лицо за фигурой рассказчика. В этом, казалось бы, формальном приеме Л., однако, усматривает особое содержание: мир господ повествователем описывается поэтичным именно потому, что рассказчик смотрит на него "снизу вверх", как на незнакомый ему, удивительный (см.: Бочаров С. Г.- С. 157-158). Фигура повествователя, автора, рассказчика вообще чрезвычайно занимает Л. Очевидно, он видел в ней скрепляющую силу и потому не любил, когда "авторский голос" передавался действующим лицам. Умаление роли автора в произведении Л. рассматривает как характерную черту новейшей литературы, противопоставляя ей стиль пушкинской эпохи. Именно в манере повествования, по мнению Л., получают свое внешнее выражение и оформление важнейшие моменты авторской позиции, подобно тому как в манерах, а не в речах человека порой проявляется его внутреннее содержание. В подходе к проблемам стиля Л. во многом предвосхитил работы формалистов. Для Л. была характерна "постановка вопросов - совершенно неожиданная в атмосфере того времени" (Эйхенбаум Б. М. Сквозь литературу.- Л., 1924.- С. 63-64).
В статье "Анализ, стиль и веяние" (1890) Л. отмечает, что в "Войне и мире" Л. Н. Толстого манера повествования противоречит атмосфере изображаемого времени; мысли Болконского, Безухова - мысли людей, уже переживших Гете, Пушкина, Гегеля, Шопенгауэра, Герцена, славянофилов, Тургенева, Достоевского" (Собр. соч.- Т. 8.- С. 334). Он считает неисторичным умиление Пьера простотой Платона Каратаева.
Все это заставляет Л. отдать предпочтение "Анне Карениной", где манера повествования соответствует духу времени. Л. упрекает Толстого в избыточной наблюдательности, в. "подглядывании" (Там же.- С. 307), указывая на многочисленные эпизоды, описания, характеристики, не связанные с повествованием. Так, он недоумевает, зачем надо сообщать, что Наташа после объяснения с Пьером "стукнулась головой о дверь", зачем надо постоянно возвращаться к "пухлым рукам" Кутузова и т. п. В этом отношении Л. также предпочитает "Анну Каренину", в которой меньше поэзии, чем в "Войне и мире", но больше "органической связи с дальнейшим действием". Впрочем, в "Войне и мире" эта связь отчасти заслонена "большим количеством других эстетических богатств" (Там же.- С. 293). Л. также обвиняет Толстого в "отрицательном преувеличении" (следствии выработавшегося в русской литературе отрицательного направления) (Там же.- С. 297). Стремление к славе, желание проникнуть в высшее общество кажутся Л. естественными и не заслуживающими порицания, поскольку высший свет во многих случаях действительно "лучше, приятнее, веселее" (Там же.- С. 300-301). Л. не принимает некоторых толстовских обобщений. Он упрекает писателя в одностороннем изображении народного характера в основном как положительного, лишенного гордости, зависти, тщеславия: "потому ли, что он их внутренних процессов вообще не в силах разобрать? - потому ли, что ему психологический анализ и левинской собаки Ласки <...> и самого Наполеона 1 показался доступнее, чем анализ чувств и мыслей Каратаева и других "простых" людей?" (Там же.- С. 301-302).
Наследие Л. на протяжении XIX-XX вв. оценивалось по-разному, но в последнее время его оригинальные философские, политические и историко-литературные взгляды становятся предметом все более пристального изучения.
Соч.: Собр. соч.: В 9 т.- М., 1912-1914; Моя литературная судьба. Автобиография / Вступ. ст. Н. Мещерякова; Коммент. С. Дурылина // Литературное наследство.- М., 1935.- Т 22-24; Анализ, стиль и веяние // Вопросы литературы, 1988.- No 12; 1989.- No 1.
Лит.: Памяти К. Н. Леонтьева.- Пб., 1911; Грифцов Б. Судьба К. Н. Леонтьева //
Русская мысль.- 1913.- No 1-2, 4; Фудель И. К. Леонтьев и Вл. Соловьев в их взаимных отношениях // Русская мысль.- 1917.- No 11-12; Бердяев Н. А. К. Леонтьев.- Париж, 1926; Янов А. Л. Славянофилы и К. Леонтьев // Вопросы философии.- 1969.- No 8; Гайденко П. П. Наперекор историческому процессу (К. Леонтьев - литературный критик) // Вопросы литературы.- 1974.- No 5; Бочаров С. Г. "Эстетическое охранение" в литературной критике (К. Леонтьев о русской литературе) // Контекст. 1977.- М. 1978.
Источник: "Русские писатели". Биобиблиографический словарь.
Том 1. А-Л. Под редакцией П. А. Николаева.
М., "Просвещение", 1990
OCR Бычков М. Н.