Замѣтки о русской беллетристикѣ
"Аполлонъ", No 6, 1910
Георг³й Чулковъ. Разсказы, книга вторая. Изд. "Шиповникъ". 1910. Ц. 1 р. 25 к. Альманахъ - "Любовь". Изд. "Нов. Журн. для всѣхъ". 1910. Ц. 1 р. 25 к.
Вл. Муриновъ. Въ сумеркахъ жизни. Разсказы и очерки. Изд. "Жизнь для всѣхъ". 1910. Ц. 1 р.
Если имя Георг³я Чулкова было окружено нѣкоторой шумихой, газетною и журнальною бранью и насмѣшками, то все это касалось исключительно провозглашенной когда-то имъ теор³и "мистическаго анархизма", a отнюдь не его художественныхъ произведен³й.Какъ беллетристъ, г. Чулковъ пользуется извѣстностью незаслуженно скромною, что можно гадательно объяснить нѣжною сѣроватостью его красокъ, сдержанностью изображаемыхъ имъ чувствъ и суховатою простотою изложен³я. Эти драгоцѣнныя, но обоюдоострыя свойства своего дарован³я г. Чулковъ, очевидно, сознаетъ и утверждаетъ, такъ какъ во второй его книгѣ значительно меньше, чѣмъ въ первой, лиризма въ стилѣ Б. Зайцева, преувеличенной образности въ описан³яхъ природы и искусственно вымышленной фабулы. Авторъ не вполнѣ избѣжалъ досадныхъ промаховъ въ такомъ же родѣ, но они такъ немногочисленны, что не могутъ отнять y книги общаго характера сдержаннаго благородства, которое мы особенно цѣнимъ, ясно видя - черезъ блѣдныя краски, суховатыя слова и не всегда удачно выдуманную фабулу - какой-то восторженный трепетъ, тревожный и волнующ³й, какъ передутренн³й свѣтъ или с³ян³е бѣлой ночи.
Эти же достоинства дѣлаютъ разсказъ Чулкова "Ѳамарь", вмѣстѣ съ "анекдотами" гр. А. Толстого, лучшими въ сборникѣ "Любовь". Вообще этотъ сборникъ несравненно лучше сборника "Смерть", и если издатели имѣли тайное намѣрен³е соперничать съ альманахами "Шиповника", то они значительно успѣли въ этомъ, такъ какъ лежащая передъ нами книга не только не хуже, но гораздо значительнѣе многихъ сборниковъ "Шиповника"... несмотря на непремѣнное участ³е въ этихъ послѣднихъ Л. Андреева.
Но самая мысль собирать художественныя произведен³я подъ рубрику "Любовь" намъ кажется болѣе чѣмъ странной. Можно подобрать разсказы о рабочихъ, о духовенствѣ, о студентахъ, о сановникахъ, о сектантахъ - что я знаю?- наконецъ, ненависть, скупость, гордость, всѣ семь смертныхъ грѣховъ могутъ служить такой объединяющимъ мотивомъ, но любовь - кто же не пишетъ о любви? не всели написано ею и о ней? Почему же восемь разсказовъ, драма, стихотворен³е и статья - исчерпываютъ тему? Тема такъ широка и обща, что подъ ея флагомъ можно было бы пустить почти всѣ выходящ³я въ свѣтъ книги. Послѣ суховато-благороднаго разсказа Чулкова, интересныхъ, совсѣмъ по своему стилизованныхъ, анекдотовъ Ал. Толстого, наибольш³й интересъ представляютъ нѣсколько туманныя, но острыя и подлинныя терцины А. Блока и, пожалуй, пьеса О. Дымова. Въ послѣднемъ произведен³и, содержащемъ много цѣнныхъ мелкихъ чертъ, авторъ задался цѣлью представить очень тонкую психолог³ю четырехъ людей, отношен³я которыхъ междусобою до того спутаны, осложненныя еще рожден³емъ ребенка, неизвѣстно кому принадлежащаго,- что сцѣплен³я ихъ на протяжен³и пяти дѣйств³й кажутся читателю совершенно произвольными. Остальные авторы распадаются на двѣ группы: "чеховской" школы (Б. Лазаревск³й, Н. Архиповъ) и писателей съ претенз³ей на модернизмъ (П. Кожевниковъ, В. Гофманъ). Какъ ни скучна "Лиза" Лазаревскаго, но все-таки читать ее менѣе тягостно, нежели современничающ³е домыслы авторовъ второй группы, къ которой, увы, мы должны причесть и С. Городецкаго. Невѣроятная фабула съ оттѣнкомъ дешеваго гражданства, разсказаннаго импресс³оническимъ способомъ довольно сомнительнаго вкуса, - тѣмъ болѣе удручающе дѣйствуетъ, что это написано человѣкомъ, обладающимъ несомнѣннымъ дарован³емъ. Но что можно сказать, прочитавъ такое отступлен³е: "Молчаливая ты дѣвушка! Ты сомкнула тѣсно алокровныя уста и будто ничего не имѣешь сказать. Обманщица ты или скромница, но, вѣдь, на весь городъ, на всѣ города и на всѣ пустыни могла бы ты сейчасъ, раскинувъ, какъ бѣлая пичуга острыя крылья, свои руки и поднимая въ небо голову, прекрасную сверкучими очами и невиннымъ лбомъ, прокликнуть свое свѣтлое, стремглавное свое и огневѣйное люблю". Что скажешь и о послѣдней сценѣ, гдѣ Нонна Николаевна, "вздрогнувъ, твердо подходитъ, какъ мстящая справедливость, и беретъ спиртовку. Син³й хочетъ уйти. Она бросается ему навстрѣчу и сверху, властно, четкимъ движен³емъ льетъ ему на голову сверкающую золото-алую струю".
Сказать объ этомъ нечего... само за себя говоритъ.
Какъ-то недавно была анкета, кажется, въ "Задушевномъ словѣ", относительно дѣтскаго чтен³я,- и совершенно неожиданно любимицей малолѣтнихъ читателей оказалась г-жа Чарская. Что же дало этому автору возможность сдѣлаться "властительницею думъ"? Намъ кажется, что фальшиво приторный тонъ повѣстей изъ жизни институтокъ, пепиньерокъ, просто свѣтскихъ и несвѣтскихъ дѣвочекъ, идиллизац³я буржуазныхъ семей и слащавая гуманность - суть главныя приманки г-жи Чарской... Но мы вовсе не собираемся писать о г-жѣ Чарской, хотя на эту тему стоило бы поговорить всѣмъ, кому интересно развит³е дѣтскаго вкуса. Мы пишемъ о г. Муриновѣ. Мы не удивимся, если, сдѣлавъ анкету среди сельскихъ и воскресныхъ учительницъ, фельдшеровъ и "сознательныхъ" швеекъ, мы услышимъ о г. Муриновѣ, какъ объ избранникѣ. Слащавое изображен³е того, чѣмъ должно бы стать описываемое имъ общество, держан³е высоко знамени либерализма и суконный языкъ,- все даетъ право на распространен³е этой глубоко нехудожественной книгѣ.