Главная » Книги

Карлейль Томас - Этика жизни (Трудиться и не унывать!), Страница 3

Карлейль Томас - Этика жизни (Трудиться и не унывать!)


1 2 3 4 5

росшие волосами, нагие или покрытые листьями фигового дерева человеческие фигуры почувствовали желание не быть более немыми, а делиться мыслями, старались объясниться с помощью всевозможных звуков, жестов, мучительной пантомимы и неловких телодвижений, до того времени, когда, скажем, написана была вот эта книга, прошло немало времени и совершена значительная работа, которую кто-нибудь да совершил. Думаешь ли ты, что до Чосера не было поэта, не было сердца, горящего мыслью, которую оно не могло не высказать и для которой не было слова, так что слово это пришлось ему создать и выковать? Для каждого слова нашего языка был такой человек, или такой поэт, который придумал его.
   52. Первый человек, с открытой душой взглянувший на небо и на землю, на все прекрасное и страшное, что мы называем природой, вселенной и т. п. и сущность чего навсегда останется без соответствующего названия, первый человек, говорим мы, который впервые увидел все это сознательно, торжественно и, по всей вероятности, молча опустился на колени, совершил под влиянием внутренней потребности "нечто оригинальное", что другим, мыслящим людям показалось весьма выразительным и достойным подражания! И с того дня стали молиться преклонив колена. Эта безмолвная молитва старше всех словесных молитв, молебнов и литургий; она - начало всякого богослужения, которое нуждалось в одном лишь начале, так оно было разумно. Что за поэт был этот первый молящийся!
   53. Не падай духом! Ты не одинок, если ты веруешь. Разве мы не говорили о сонме святых, невидимом, но действительно существующем, сопровождающем тебя и окружающем своими объятиями, покуда ты достоин того? Героические страдания святых возносятся из всех стран и из всех времен, как священное "Miserere", и их великодушные дела, их подвиги звучат как безграничный, вечный мелодичный гимн, подымающийся к небу. И не говори, что в настоящее время нет символа божественного. Разве Божий мир не символ божественного? Разве неизмеримость не храм? Разве история человека и человечества не бесконечное Евангелие? Прислушайся только, и вместо органа ты услышишь, как и в древние времена, пение утренних звезд.
   54. Какие полки и толпы и поколения таких людей уже поглотило забвение! Их прах образует ту почву, на которой жизнь наша продолжает давать плоды.
   55. Человек не должен жаловаться на времена; из этого ничего не выходит. Время дурное: ну что же, на то и человек, чтоб улучшить его.
   56. "Настанет время, - говорил Лихтенберг с горькой иронией, - когда вера в Бога будет подобна вере в детские сказки" или, как выражается Жан Поль, "когда сделают из мира - мировую машину, из эфира - газ, из Бога силу, из загробной жизни - могилу". Мы же думаем, что такого дня не будет. Во всяком случае, пока борьба еще ведется - и философия газа и могилы еще не вылилась в форму устава с выработанными положениями, - нужно предоставить свободу действия мистицизму и всему тому, что честно выступает против этой философии. Побольше беспартийности и свободы, и правда одержит верх!
   57. Если время наше - время неверия, почему мы должны на это роптать? Разве не настанет лучшее время? Да и не настало ли оно уже? Период веры чередуется с периодом неверия, как сжимание сердца чередуется с расширением сердца. Весенний рост, летнее изобилие всяких мнений и творений должны сопровождаться смертельным увяданием осени и земной развязкой, а за ними снова наступает весна. Человек живет во времени; все его земное существование, его стремления и судьба - продукт времени, и лишь в преходящих символах времени обнаруживается всегда неподвижная вечность, в которой мы живем. И все же в такое зимнее время отрицания для людей, одаренных благородной душой, сравнительно тяжело, что они родились, должны в такое время бодрствовать и трудиться; а для людей с притуплённой чувствительностью даже приятно, что они могут, погрузясь в лень, грезить и спать и проснуться лишь тогда, когда гремящие бури с градом пронесутся, совершив свою работу, и нашим молитвам, нашему мученичеству наконец будет дарована новая весна.
   58. Еще неосновательнее кажется нам страх, что вместе с суеверием исчезнет и религиозность. Религиозность не может исчезнуть. Маленький дымный огонь от горящей соломы может скрыть от наших глаз звезды на небе, но звезды тем не менее остались на небе и снова покажутся нам.
   В общем, мы должны повторить известное изречение, что недостойно верующего человека смотреть на неверующего со страхом, или с отвращением, или с каким бы то ни было другим чувством, кроме сожаления, надежды на его исправление и братского сочувствия. Если он ищет истины, разве он нам не брат и недостоин сожаления? А если он не ищет истины, разве он все же не наш брат и тем более достоин сожаления?
   59. Не можем ли мы посмотреть на то ужасное горе, которое теперь со всех сторон окружает нас, как на голос из немых недр природы, взывающий: "Взгляните! Спрос и предложение - не единственный закон природы; уплата наличными деньгами - не единственная обязанность людей по отношению друг к другу. Глубоко, много глубже спроса и предложения лежат законы и обязательства, священные, как сама жизнь человеческая. Если вы будете действовать дальше, вы познакомитесь с ними и должны будете покориться им. Кто познает их и научится повиноваться им, тот будет иметь природу на своей стороне. Он будет работать, и высокая награда достанется ему в удел. Кто же не узнает этих законов, против того будет сама природа, и он не в состоянии окажется работать в пределах природы. Мятежи, ссоры, ненависть, одиночество и проклятия будут следовать за ним по пятам, пока все люди не познают, что то, чего он добился, как бы оно ни казалось блестящим, не успех, а полнейшая неудача".
   60. Будем же радоваться, что по крайней мере одно признается всеми и повторяется на всех языках: человек все еще человек. Гений механизма не всегда будет давить на нашу душу, как кошмар, и в конце концов, когда волшебным словом старые чары будут разрушены, станет нашим послушным рабом и будет исполнять все, что мы потребуем. "Мы близки к пробуждению, когда видим во сне, что нам снится сон". У кого есть глаза и сердце, тот и теперь может сказать: "Зачем мне колебаться? Свет светит в мире для тех, кто любит свет, так как любить его следует безграничной, самоотверженной, все выносящей любовью".
   61. Дайте знать людям, что они люди, созданные Богом и в кратчайший промежуток времени способные создать такое, что будет жить на веки вечные. Это действительно великая задача. Не машинами для обработки земли и не машинами для переваривания пищи, а также и не рабами других людей или собственных страстей должны они быть, а прежде всего им следует быть людьми.
   62. Одно, собственно говоря, следовало бы нам уяснить, "в общих чертах", а именно, что "сияние Божье" так или иначе, в той или иной форме должно развиться из глубины даже этого нашего промышленного века.
   63. Да, всюду свет проникает в мир. Люди не любят тьмы, они стремятся к свету. Глубокое чувство вечной природы, справедливости проглядывает везде и видно на каждом шагу.
   64. Человек, в сущности говоря, всегда был борцом и тружеником и, несмотря на широко распространенную клевету, утверждающую противное, всегда любил истину.
   65. Всякая душа человеческая, как бы она ни была погружена во мраке, любит свет; стоит лишь раз зажечь свет, чтобы лучи его разошлись во все стороны.
   66. Слишком легкомысленно пришли люди к заключению, что голод, великий фундамент нашей жизни, является и венцом ее, и последней степенью совершенства; что так как "жадность и неумеренное честолюбие" составляют отличительные признаки большинства людей, то нет человека, который поступал бы или думал бы поступать на основании иных принципов. Чего нельзя подвести под категории бедности, то подводят под рубрику честолюбия, не входя в дальнейшие рассуждения.
   67. Совершенно неверно, что люди, с тех пор как они населяют землю, живут с помощью бреда, лицемерия, несправедливости или какой-либо иной формы безрассудства. Неправда, что они когда-либо жили чем-нибудь иным, чем противоположностью всего перечисленного.
   68. Известное одобрение совести необходимо даже для физического существования и составляет тонкую, всюду проникающую замазку, которою держатся составные части нашего я. Поэтому, если человек не сидит в сумасшедшем доме и еще не застрелился и не повесился, то мы должны утешаться и заключить, что он одно из двух: либо злая собака в образе человека, которой нужно надеть намордник, пожалеть и подивиться; либо это настоящий человек, следовательно, создание, не лишенное нравственной ценности, которое надо просветить и до некоторой степени одобрить. Но для того чтоб правильно судить о его характере, мы должны научиться смотреть на него не только своими, но и его глазами; мы должны пожалеть его, должны видеть в нем брата, одним словом, должны научиться любить его, иначе настоящая, духовная сторона его природы никогда не будет правильно понята нами.
   69. Прежде всего не следует забывать, что людьми и их поступками управляют не материальные, а нравственные силы. Как бесшумна бывает мысль! Ни барабанный бой, ни стук копыт целого эскадрона, ни бесконечный шум обозов с амуницией и багажом не сопровождают ее движений. В каких безвестных, отдаленных уголках земного шара работает иногда мысль в голове, которая в один прекрасный день будет увенчана властью, какой не дает и царская корона, потому что короли и цари будут в числе слуг ее. Не над головами, а внутри их будет властвовать мыслитель и своими комбинациями идей, придуманными в одиночестве, как магическим заклинанием, подчинит весь мир своей воле.
   70. Интересно наблюдать, как распространена и вечна среди людей любовь к мудрости; как самый знатный и самый незначительный человек, гордые князья и грубые мужики и все люди, один за другим, уважают мудрость или то, что они принимают за мудрость, как они, в сущности говоря, ничего иного и не могут почитать. Потому что все полчища какого-нибудь Ксеркса со всей их несокрушимой силой не в состоянии смирить ни одной мысли нашего гордого сердца. Только перед нравственным достоинством преклоняется дух человеческий, только в такой душе, которая глубже и лучше нашей, можем мы увидеть небесную тайну, и, смиряясь перед ней, мы чувствуем, что возвышаемся.
   71. Люди редко и почти никогда надолго не возмущаются тем, что не заслуживает возмущения. С готовностью и ревностно оказывают они послушание и преданность всему великому, истинно высокому, склоняясь к ногам его со всем, что у них есть, отдаваясь душой, телом, сердцем и духом тому, кто действительно выше их.
   72. Страна, в которой народ до глубины души охвачен какой-нибудь религиозной идеей, завладевшей всеми жителями ее, такая страна сделала шаг вперед, после которого уже нет возврата к прошлому. Мысль, сознание того, что человек - гражданин мира, создание вечности, проникло в отдаленнейшую хижину, в самое бесхитростное сердце. Вся жизнь становится прекрасной, достойной уважения, когда ее осеняет чувство небесного призвания, Богом возложенной обязанности. В таком народе живет воодушевление, и в тесном смысле можно про него сказать: "Дыхание Всемогущего дает этим людям разумение".
   73. Утешительной является истина, что великие люди существуют во множестве, хотя они и пребывают в безвестности. Да, величайшие люди наши, именно потому, что они по природе тишайшие, вероятно, те, что навсегда остаются безвестными. Философ Фихте утешался этой мыслью, когда с кафедр и из соборов он ничего не слыхал, кроме бесконечной болтовни и трескотни честолюбивых вещателей общих мест; когда от всестороннего движения и грохота, заменившего тишину и молчание, все сбилось в бурную пену, так что серьезный Фихте чуть ли не жалел, что познания нельзя обложить налогом, чтоб немного угомонить их; тогда, как мы уже сказали, он утешался несокрушимым убеждением, что мышление в Германии еще существует, что мыслящие люди, каждый в своем углу, действительно исполняют свое дело, хотя и молчаливо, тайным образом, укрывшись от взоров.
   74. Большой шаг вперед, по нашему мнению, заключается в настоящее время в ясном убеждении, что мы стоим на пути к прогрессу. О том, как управляет нами Провидение, какие у него конечные цели, мы ничего или почти ничего не знаем; человек начинает работу во тьме и кончает ее во тьме; тайна повсюду вокруг нас и внутри нас. Под нашими ногами и в наших руках. Несмотря на это, каждому хоть то ясно, что это удивительное человечество движется в каком-то направлении, что все дела человеческие находятся в движении и подвержены беспрестанным изменениям, как были и будут им подвержены вечно; действительно, существа, живущие во времени и в силу времени и созданные из времени, давно уже могли бы это понять.
  

III. ЛЮДИ И ГЕРОИ

  
   1. Искреннюю радость доставляет человеку возможность восхищаться кем-нибудь; ничто так не возвышает его - хотя бы на короткое время - над всеми мелочными условностями, как искреннее восхищение. В этом смысле было сказано: "Все люди, в особенности женщины, склонны к преклонению" - и преклоняются перед тем, что хоть сколько-нибудь того достойно. Можно обожать нечто, хотя бы оно было весьма незначительно; но невозможно обожать чистейшее, ноющее ничтожество.
   2. Я думаю, что уважение к героям, в различные эпохи проявляющееся различным способом, является душой общественных отношений между людьми и что способ выражения этого уважения служит истинным масштабом для оценки степени нормальности или ненормальности господствующих в мире отношений.
   3. Богатство мира состоит именно в оригинальных людях. Благодаря им и их творениям мир есть мир, а не пустыня. Воспоминание о людях и история их жизни - выражение его силы, его священная собственность на вечные времена, поддерживающая его и, насколько возможно, помогающая ему пробиваться вперед сквозь неизведанную еще глубину.
   4. Можно возразить, что я проповедую "поклонение героям". Если хотите, да, - друзья, но поклонение прежде всего должно выразиться в том, что сами мы будем героически настроены. Мир, полный героев, вместо целого мира глупцов, в котором ни один доблестный король не может царствовать, - вот чего мы добиваемся! Со своей стороны мы отбросим все низкое и лживое; тогда только сможем надеяться, что нами будет управлять благородство и правда, но не раньше.
   5. Сказано: "Если сами мы холопы, для нас не может быть героев". Мы не узнаем героя, даже если увидим его, - мы примем шарлатана за героя.
   6. Ты и я, мой друг, мы можем в этом отменно холопском мире создать из себя каждый из нас по одному, не холопу, герою, если мы захотим. Таким образом, получились бы для начала два героя. Мужайся! Так можно создать целый мир героев или хоть по мере возможности содействовать их появлению.
   7. Я предсказываю, что мир снова станет искренним, станет миром верующих людей, будет полон героических деяний, будет полон героического духа. Тогда, и только тогда, он сделается победоносным миром.
   Но что нам до мира и его побед? Мы, люди, слишком много говорим о нем. Пусть каждый из нас предоставит мир самому себе; разве каждому из нас не дана личная жизнь? Жизнь - короткое, очень короткое время между двумя вечностями; другой возможности у нас нет. Благо нам, если мы не как глупцы и лицемеры проживаем свой век, а как мудрые, настоящие, истинные люди. Оттого что мир будет спасен, мы не спасемся; мы не погибнем, если погибнет мир. Обратим поэтому внимание на самих себя. Наша заслуга и наш долг состоят в выполнении той работы, которая у нас под рукой. К тому же, по правде говоря, я никогда не слыхал, чтоб "мир" можно было "спасти" иным путем. Страсть спасать миры перешла к нам от XVIII века с его поверхностной сентиментальностью. Не следует увлекаться слишком сильно этой задачей! Спасение мира я охотно доверяю его Создателю; сам же лучше позабочусь, насколько возможно, о собственном спасении, на что я имею гораздо больше права.
   8. Великий закон культуры гласит: дайте каждому возможность сделаться тем, чем он способен быть, дабы он мог развернуться во весь свой рост, преодолеть все препятствия, оттолкнуть от себя все чуждое, особенно всякие вредные наносные явления и, наконец, предстать в своем собственном образе, во всем своем величии, каковы бы они ни были. Не бывает единообразия превосходства ни в физическом, ни в духовном мире - все настоящие вещи таковы, какими они должны быть. Северный олень очень добр и красив, точно так же и слон.
   9. Первая обязанность человека - подавить чувство страха. Мы должны быть свободны от него, иначе мы не можем действовать. Иначе поступки наши - поступки рабов; не искренние, а лишь для глаза, даже мысли наши фальшивы: мы мыслим, как рабы и трусы, пока не научились попирать страх ногами. Мы должны быть мужественны, идти вперед, храбро завоевать свободу - в спокойной уверенности, что мы призваны и избраны высшей силой, - и не должны бояться. Насколько человек побеждает страх, настолько он - человек.
   10. В этом мире даже бодрый человек может быть не уверен в столь многом относительно того, как он живет, ему необходимо быть хотя бы уверенным в себе.
   Ни один человек, желающий сделать что-нибудь значительное, не может надеяться на успех иначе как при условии, что он решит: "я хочу совершить это или умереть". Потому что мир всегда представлялся здравому смыслу каждого отдельного человека в большей или меньшей степени домом сумасшедших.
   11. Велик тот миг, когда до нас доходит весть о свободе, когда долго закрепощенная душа освобождается от своих пут и пробуждается от печального стояния на одном месте, хотя бы слепо и в замешательстве и именем Создателя клянется, что она хочет быть свободной. Свободной? Поймите это хорошенько, то ясно, то смутно все существо наше глубоко проникнуто законом: будь свободен. Свобода - единственная цель, к которой, разумно или нет, стремится вся борьба, все старания людей на земле. Да, это высокий миг (знаком ли он тебе?): первый взгляд на охваченный пламенем Синай в пустыне нашей жизни - нашего паломничества, которому отныне столб дыма днем и огненный столб ночью будут указывать дорогу.
   12. Люди привыкли всем лицам и всем вещам, начиная с ничтожнейших книг и кончая церковными епископами и государственными деятелями, предлагать вопрос, в каком парике и в какой черной треуголке гуляют они по свету, вместо того чтоб спросить у них, кто призвал их к деятельности? О Боже! Мне отлично знакома твоя треуголка, отлично известно и то, кто призвал тебя. Но во имя Бога спрашиваю я тебя: кто ты? Что ты собою представляешь? Не ничто, отвечаешь ты! Ну, так скажи, насколько же, и что же ты, наконец, - это именно то, чего мне хотелось бы знать и что я должен знать и поскорее!
   13. Настоящий не стоящий на месте человек, если он только не манекен, какую бы сущность вы ему ни вложили в душу, сумеет ее более или менее двинуть вперед. Самое нескладное, бестолковое в мире он сумеет сделать несколько менее нескладным. Негибкое он сделает более подвижным - вот польза от его существования в мире.
   14. Прежде всего отыщите человека; тогда вы уже всего достигли. Он может научиться всему - быть сапожником, произносить приговоры, управлять государствами, и все это сделает так, как можно ожидать от человека. Возьмите с другой стороны не-человека, и у вас в руках будет ужаснейший "татарин" в мире, который быть может тем страшней, чем он с виду тише и мягче. Беды, какие способна наделать одна только глупая голова, какие способна наделать всякая глупая голова в мире, кишащем таким бесконечным множеством последствий, не поддаются подсчету. Уже не понимающий своего дела шарлатан-сапожник может причинить немало зла, о чем свидетельствуют мозольные операторы и люди, доведенные до необходимости носить с отчаяния одну лишь войлочную обувь. Подумайте же о том, сколько зла может сделать шарлатан-священник, шарлатан-король!
   15. Гений, поэт, - знаем ли мы, что означают эти слова? Подаренная нам вдохновенная душа, непосредственно из великого горнила природы присланная, чтобы видеть правду, вещать ее и совершать. Это - священный голос природы, раздающийся снова сквозь бесплодную, бесконечную чащу слухов, болтовни и трусости, в которой заблудился доведенный до края погибели мир.
   16. Гений, о котором известная дама сказала, что он не имеет пола, ни в коем случае не принадлежит к какому-нибудь сословию; поэтому образование не должно гордиться своим искусственным светом, часто лишь тлеющим или фосфорическим, там, где мы имеем дело с загоревшейся искрой Божьей. Мы начинаем сознавать, что аристократическая снисходительность, с учтивой улыбкой с высоты трона, воздвигнутого из книг в дорогих переплетах, признающая, что "для человека из народа" это очень мило, совершенно неуместна теперь. Настало несчастное время в истории человечества, когда наименее образованный - прежде всего и наименее исковерканный и при обилии выпуклых, вогнутых, зеленых и желтых очков не потерял способности видеть собственными глазами. В наше время человек, владеющий пером точно так же, как и молотком, не должен возбуждать удивления.
   Тем не менее снисходительно-доброжелательное отношение так широко распространено, что нам кажется полезным взглянуть на оборотную сторону дела. Я полагаю, что для способного от природы человека, имеющего в себе зародыши сильного характера - особенно, если его склонности указывают на поприще литературы и предназначают его быть мыслителем и писателем, - для такого человека, говорю я, в наше странное время не было бы большим несчастьем вырасти среди народа, а не среди образованных людей, - быть может, это и вовсе бы не было несчастьем?
   Все люди наталкиваются на избыток препятствий, потому что духовный рост должен быть задержан и остановлен и должен пробиваться сквозь затруднения, иначе он совершенно остановится. Мы сознаем, что посредственным личностям беспрестанное воспитание и обучение языкам, танцам, правилам приличия, как это практикуется во всех странах у людей высокопоставленных, дает известное превосходство, в худшем случае кажущееся превосходство над средними людьми низшего класса: так что обыкновенно праздный человек по сравнению с человеком трудящимся почти всегда оказывается более милым; у него кругозор шире, яснее. Во многих отношениях, если даже взглянуть на дело глубже, он имеет преимущество над тружеником. Противоположное верно лишь для необыкновенных личностей, одаренных зародышем неукротимой силы, которая во что бы то ни стало достигнет развития. Для таких зародышей всего лучше та почва, на которой он свободнее будет расти. Там, где есть охота, должен найтись и путь. Одновременно с гением человек бывает одарен и возможностью развития, даже уверенностью в развитии. Часто случается, что неумелое окапывание и удобрение вреднее, чем отсутствие ухода, и убивает то, что слепой жестокий случай щадит. Редко бывает, чтобы какой-нибудь Фридрих или Наполеон воспитывались с целью подготовить их к последующей деятельности, чаще всего даже их подготовка осуществляется совсем иным путем, в одиночестве и страдании, в нужде и при неблагоприятных обстоятельствах. В наше время мы видим двух гениальных людей: Байрона и Бёрнса. Оба они по велению природы должны были стремиться к зрелому мужеству и бороться, преодолевая бурю и натиск тридцать шесть лет; и все же один только даровитый земледелец добивается частичной победы; гениальный же дворянин борется, не жалея труда, и умирает, когда лишь в отдалении слышится обещание успеха его деятельности. Правда, как сказано где-то: только артишок не может расти вне сада; жёлудь бросают куда попало, а он питается на невспаханной почве и вырастает в виде дуба. Каждый лесовод подтвердит, что жирная земля губительна для желудей. Чем легче почва, тем крепче и плотнее дерево, но тем оно и ниже. То же самое происходит и с духом человеческим: он будет чист, лишится своих недостатков, если станет страдать за них. Кто боролся хотя бы только с бедностью и тяжким трудом, тот оказывается сильнее и более сведущим, чем тот, кто удалился с поля битвы и осторожно спрятался между обозами с провиантом. В этом смысле один опытный наблюдатель нашего времени сказал: если мне нужно было отыскать человека с определенно развитым характером (развитым определенно и искренно, в рамках своих границ), человека с умом проницательным, мужественного, сильного духом и сердцем - а не с исковерканным характером, с надменностью, заменяющей мужество, со спекулятивным мышлением и призраком силы вместо проницательности и мощи, я обратился бы скорее к низшим, а не к высшим сословиям и там стал бы его искать.
   Другое резкое мнение сострит в том, что тот, чьи потребности определены наперед, чьим способностям предстоит только одна задача - развиться как можно лучше, достигает меньшей степени истинной образованности, чем другой человек, задача и долг коего состоит не в достижении образования, а в добывании хлеба насущного тяжелым трудом. Что за печальная превратность судьбы выражается в том, что столько многообещающих начинаний задерживаются и искусство, при всем богатстве своих средств, ничего не в состоянии совершить даже там, где природа сама дает материал. Но жизнь полна зла, точно так же как и добра, и богатство средств и путей может дойти до опасных размеров, может укрепить дурные склонности, вместо того чтобы направить их по верной колее. Но что значит необразованность с тех пор, как у нас есть книги, с тех пор, как книги составляют часть домашней утвари в каждой квартире цивилизованных стран? В беднейшей хижине вы найдете книги, во всяком случае, одну книгу, из которой дух человеческий веками черпает свет и пищу и ответ на глубочайшие свои запросы; в которой и по сей час для зрячего глаза заметно отражение тайны бытия, если и непоясненной, то хоть открытой и представленной в виде пророческих символов; если и не удовлетворяющей разум, то хоть доступной внутреннему пониманию, что гораздо важнее. "В книгах скрыт творческий пепел Феникса всего нашего прошлого". Все, что люди думали, открыли, перечувствовали и придумали, записано в книгах; и кто научился секрету чтения, может все это найти и усвоить.
   Но что из этого следует? Разве образование человека, то, что мы называем образованием, бывает закончено в университетах, библиотеках и аудиториях; разве живая сила нового человека пробуждается исключительно или главным образом мертвой буквой и повествованием о силе других людей, разве иначе она не может загореться, и очиститься, и дойти до побеждающей ясности? Ты, неразумный педант, с сожалением распространяющийся о неведении Шекспира! Шекспир проник глубоко в бесчисленное множество вещей, в природу с ее божественной красотой и ужасами ада, ее хорами светлых ангелов и таинственными жалобными стонами; глубоко проник он в дела людские, в искусство и в уловки искусства. Шекспир знал многое (знал [kenned] в его время было почти тождественным с мог [canned]) о людях и мире и о том, к чему люди стремятся, чего добивались они веками в различных странах света; обо всем было у него ясное представление и умение передать все понятое в новых образах. В этом и состояло его знание; что же знаешь ты? Ничего из того, что мы только что назвали, быть может, вообще ничего. Ты знаешь только собственные дипломы, документы, академические почести; только слова да буквы алфавита и то не все. Ясный взгляд на вещи и свежая сила для деятельности - вот величайший успех обучения; упражнение - лучший учитель.
   В наше время "знать" и "мочь" стали совершенно различными терминами; а ведь в этом первая причина всей человеческой культуры, краеугольный камень подлинного образования; то, что человек прежде всего должен быть подготовлен к труду, ряд поколений совсем не затронуло, и мы видим последствия этого! Подумайте, какое преимущество имеют необразованные трудящиеся классы над образованными и нетрудящимися только вследствие того, что они должны работать. Работа! Что это за неизмеримый источник образования! Как захватывает работа всего человека, не только его спокойное теоретическое мышление, но всего деятельного, действующего, решительного и терпеливого человека; как шаг за шагом пробуждает она дремлющую силу, как искореняет старое заблуждение! Кто ничего не делал, тот ничего не знает. Сидеть, строить планы и умно говорить ни к чему не ведет: встань и действуй! Если знания твои верны, то применяй их, борись с живой природой, испытай свои теории и посмотри, как они выдержат искус. Сделай что-нибудь, в первый раз в жизни сделай что-нибудь! Тогда ты сразу станешь лучше понимать всякую деятельность вообще. Работа имеет неограниченное значение; при ее помощи скромнейший ремесленник добивается великого и необходимого, чего не может сделать высокопоставленный человек, не умеющий трудиться. Примись за практику, и заблуждение с истиной перестанут идти рука об руку: успех заблуждения заставляет тебя запутаться в квадратном корне отрицательной величины; постарайся извлечь его, добыть из него какое-нибудь земное содержание и жизненную поддержку. Почтенный член парламента может открыть, что "существует реакция", может верить этому и утомительно доказывать это наперекор всему миру, сколько ему угодно; он не будет испытывать от этого недостатка в пище; но если медник откроет, что медь - зеленый сыр, то он должен действовать сообразно со своим открытием и потому должен прийти к заключению, что, как это ни странно, медь нельзя жевать, а из зеленого сыра никак нельзя получить огнеупорной посуды; что его открытие поэтому не имеет под собой твердой почвы и что о нем надо забыть. Проведите эту основную разницу через всю жизнь обоих людей и постарайтесь уяснить себе ее последствия. Необходимость, нужда, которая в данном случае является матерью точности, давно уже известна как мать изобретательности. Тот, кому многого недостает, кто во многом нуждается, должен много знать; много трудиться, чтобы только чего-нибудь достигнуть, в противоположность тому, кому необходимо только знать, что для того, чтобы позвонить, нужно пальцем нажать на кнопку звонка.
   Мы приходим к заключению, что жизнь человеческая - школа, в которой глупые от природы - хоть бы ты стал толочь их в ступе - останутся при своей глупости, а умные от природы, несмотря на самые неблагоприятные обстоятельства, становятся все умнее. Однако же каково должно быть состояние эры, когда величайшие преимущества превращаются во вред! Это знаменательно; вот двое гениальных людей, один из них ведет плуг, другой катается на четверке с гербами в карете; они развиваются - из одного вырастает Бёрнс, из другого - Байрон; вот двое талантливых людей, один стоит в типографии, вымазан в саже, живет в тяжелых условиях, исполняя трудную работу; другой работает в Оксфордском университете среди словарей и библиотек, наемных толкователей и прекрасных условий труда: первый известен миру как доктор Франклин, второй - как доктор Парр.
   17. Гении - наши настоящие люди, наши великие люди, вожди тупоумной толпы, следующей за ними, точно повинуясь велениям судьбы. Они - избранники света. Они обладали редкой способностью не только "догадываться" и "думать", но знать и верить. По натуре они склонны были жить, не полагаясь на слухи, а опираясь на определенные воззрения. В то время как другие, ослепленные одной наружной стороной вещей, бесцельно неслись по великой ярмарке жизни, они рассматривали сущность вещей и шли вперед, как люди, имеющие перед глазами путеводную звезду и ступающие по надежным тропам.
   18. Сколько есть в народе людей, которые могут вообще видеть незримую -справедливость неба и знают, что она всесильна на земле, - столько людей стоит между народом и его падением. Столько, и не больше. Всемогущая небесная Сила посылает нам все новых и новых людей, имеющих сердце из плоти, не из камня - а тяжелое несчастье, и так уже довольно тяжелое, - окажется учителем людей!
   19. Жизнь великого человека, сказал кто-то, похожа на Библию, на Евангелие свободы, проповедуемое всем людям, посредством которого мы узнаем, что среди стольких неверующих душ возвышенный дух еще не сделался невозможным; это служит признаком того, что, хотя мы окружены пошлостью и презренными делами, природа человеческая неугасимо божественна; поэтому мы должны придерживаться самой главной веры, веры в нас самих.
   20. Подобно тому как величайшее Евангелие было биографией, так и история жизни всякого хорошего человека несомненно является Евангелием и проповедует глазу и сердцу и всему человеку, так что сами дьяволы должны дрожать от этих слов: "Человек рожден божественным, не рабом условий и нужды, а победоносным их покорителем. Смотри, как он сознает собственное достоинство и свою свободу и, как сказал один мыслитель, является "мессией природы".
   21. Начинают понимать, что настоящая сила, которой должно подчиняться все на свете, это - проницательность, духовное созерцание и решительность. Мысль - мать деятельности, она - живая душа ее, не только зачинщица ее, но и охранительница. Мысль поэтому служит основанием, началом и сокровеннейшей сущностью всей человеческой жизни на земле. В этом смысле было сказано, что слово человека, высказанная мысль - магическое изречение, благодаря которому он покоряет мир. Разве не покорны ему ветры и волны и все бушующие силы, безжизненные точно так же, как и живые? Жалкий, совершенно механически действующий волшебник говорит, и по его слову окрыленные огнем суда пересекают океан. Народы разделены раздорами и несогласиями, погружены в отчаяние и мрачную хаотическую злобу, но раздается тихий голос древнееврейского мученика и освободителя, и он успокаивает и мирит людей. Земля становится приветливой и прекрасной, ужасающая жестокость заменяется миролюбивым отношением людей друг к другу. Настоящий властитель мира, по своему желанию преобразующий свет, как мягкий воск, это тот, кто с любовью взирает на мир, это вдохновенный мыслитель, в наше время называемый поэтом.
   22. То, что Гёте был великим учителем человечества, уже одно это доказывает, что он был также и хорошим человеком, что сам он учился, боролся в школе опыта и наконец победил. Для скольких сердец, томившихся в тесной тюрьме неверия - настоящем ничто, пустом пространстве - и близких к смерти, уверение, что такой человек существовал, что такой человек оказался возможным, было радостной вестью! Тот, кто хочет научиться привести в единство благоговение и ясность мысли, отрицать то, что ложно, бороться с неправдой и в то же время верить в правду и поклоняться ей; среди бушующих партий, думающих лишь о том, что либо совершенно пусто, либо может продержаться всего один день, вызывающих конвульсии распадающегося, умирающего общественного строя, дергая его во все стороны, среди партий этих оставаться на верном пути и, работая для мира, оставаться чистым перед миром - кто этому хочет научиться, пусть взглянет сюда. Этот человек был нравственно велик, потому что он в свое время был тем, чем в иные времена могли быть многие люди, - настоящим человеком. Его величайшее преимущество перед другими состояло в его неподдельности. Точно так же как главными качествами его ума были мудрость, глубина и сила мировоззрения, основным нравственным качеством его была справедливость, мужество быть справедливым. Мы восхищались в нем силой великана, но силой, благородно превращенной в кроткую мягкость, подобно безмолвной, опоясанной скалами силе мира, из недр коего вырастают цветы, а почва покоится на алмазах. Величайшее из всех сердец было и храбрейшее, бесстрашное, неутомимое, миролюбивое, несокрушимое. Он был законченным человеком: трепещущая чувствительность, неистовый энтузиазм Миньоны уживается с язвительной иронией Мефистофеля, и каждая сторона его многосторонней жизни получает от него то, что ей надлежит получить.
   23. Что он был справедливый, сердцем понимающий человек, это предполагается как основание всякого истинного таланта. Как может человек без ясного взгляда в сердце своем иметь ясный взгляд в голове?
   24. Умные и мужественные люди составляют, собственно говоря, лишь один класс. Не бывает мудрого или умного человека, который прежде всего не должен был бы быть бодрым и мужественным, иначе он никогда не стал бы мудрым. Благородный пастырь всегда был вначале благородным борцом, а потом уже чем-то большим. Если бы Лютер, Нокс, Ансельм, Бекет, Сэмюэл Джонсон не были с самого начала достаточно сильны и храбры, каким образом могли бы они когда-нибудь сделаться мудрыми и умными?
   25. Как бы часто нам ни внушали, что более близкое и подробное ознакомление с людьми и вещами уменьшит наше восхищение ими, что только темное и наполовину незнакомое может казаться возвышенным, мы все-таки не должны этому безусловно верить. И здесь, как и во многом другом, не знание, а лишь немного знания заставляет гордиться и на место восхищения узнанным предметом ставит восхищение самим узнавшим. Для поверхностно образованного человека усыпанное звездами, механически вращающееся небо не представляет собою, быть может, ничего удивительного; оно кажется ему менее удивительным, чем видение Иакова. Для Ньютона же оно удивительнее этого видения, потому что тут, на небе, царит еще все тот же Бог, и священные влияния и посейчас еще, как ангелы, подымаются вверх и спускаются вниз, и это ясное созерцание делает остальную тайну еще глубже, еще божественнее. То же самое происходит и с истинным душевным величием, в общем, теория "нет великого человека для его камердинера" нам мало помогает в освещении истинной природы этого случая. Кроме довольно ясной поверхностности этого утверждения оно еще может быть применено лишь к поддельным, ненастоящим героям или к слишком настоящим лакеям. Для доброго Элвуда Мильтон всегда оставался героем.
   26. Во всяком случае гораздо легче и гораздо менее благородно находить ошибки, чем раскрывать красоты. Критикующая муха, садясь на колонну или карниз великолепного здания, будет в состоянии указать тут на пятно, там на шероховатость, одним словом, несмотря на то что взор ее простирается не далее полдюйма, она сумеет найти, что тот или иной отдельный камень совсем не такой, каким он быть должен. В этом критикующая муха будет права. Но для того, чтоб понимать красивые пропорции целого, чтобы видеть все здание как единый предмет, чтоб оценить его целесообразность, устройство различных частей и их гармоничное совместное служение требуемой цели, нужно иметь глаз и понимание знатока.
   27. Существенно заблуждаются те, кто считает вспыльчивость и упрямство признаками силы. Кто подвержен припадкам судороги, тот несилен, хотя требуется шесть человек, чтобы сдержать его. Тот силен, кто может тащить, не спотыкаясь, самый тяжелый груз. Это мы должны помнить всегда, в особенности в теперешние крикливые дни. Кто не умеет молчать, пока не настает пора говорить и действовать, тот не настоящий человек.
   28. Разве мысли, истинный труд, всякая высокая добродетель - не дети страдания? Словно рожденные из черного вихря. - Истинное напряжение, подобное усилиям узника вырваться на свободу, - вот что такое мысль. Мы совершенствуемся путем страданий.
   29. При каких обстоятельствах приходится иногда мудрости бороться с глупостью и убеждать глупость, чтобы она согласилась на защиту мудрости!
   30. Жизнь великого человека - не веселый праздник, а битва и поход, борьба с властелинами и целыми княжествами. Его жизнь - не праздная прогулка по душистым апельсиновым рощам и зеленым цветущим лугам в сопровождении поющих муз и румяных гор, а суровое паломничество через знойные пустыни, через страны, покрытые снегом и льдом. Он странствует среди людей; он любит их неизъяснимой, нежной любовью, смешанной с состраданием, любовью, какой они ему не могут ответить, но душа его живет в одиночестве, в далеких областях мироздания. В зеленых оазисах, в тени пальмовых деревьев у ручья отдыхает он на мгновение, но долго оставаться там не может, гонимый страхом и блеском, дьяволами и архангелами. Все небо сопровождает его. Весело сияющие звезды посылают ему вести из неизмеримости; могилы, молчаливые, как скрытые в них покойники, - говорят ему о вечности. О мир, как тебе застраховать себя от этого человека? Ты не можешь нанять его за деньги и не можешь также обуздать его виселицей и законами. Он ускользает от тебя, подобно духу... Его место среди звезд на небе. Тебе это может казаться важным, тебе это может представляться вопросом жизни и смерти, но ему безразлично, дашь ли ты ему место в низкой хижине на то время, пока он живет на земле, или отведешь ему помещение в своей, столь громадной для тебя башне. Земные радости, те, которые действительно ценны, не зависят от тебя или от твоего содействия. Пища, одежда и вокруг уютного очага души, любимые им, - вот его достояние. Он не ищет твоих наград. Заметь, он и не боится ни одного из твоих наказаний. Даже убивая его, ты ничего не добьешься. О, если бы этот человек, из глаз которого сверкает небесная молния, не был насквозь пропитан Божьей справедливостью, человеческим благородством, правдивостью и добротой, - тогда я дрожал бы за судьбу мира. Но сила его, на наше счастье, состоит из суммы справедливости, храбрости и сострадания, живущей в нем. При виде лицемеров и выряженных стараниями портного высокопоставленных шарлатанов глаза его сверкают молнией; но они смягчаются милосердием и нежностью при виде униженных и придавленных. Его сердце, его мысли - святилище для всех несчастных. Прогресс обеспечен навсегда. Но имеешь ли ты представление о том, что такое гениальный человек? Гений - "вдохновенный дар Божий". Это - бытие Бога, ясно выраженное в человеке. Более или менее скрытое в других людях, оно в этом человеке заметнее, чем в остальных. Так говорит Мильтон, а он должен был в этом что-нибудь понимать; так говорят ему в ответ голоса всех времен и всех стран. Тебе хотелось бы общаться с таким человеком? Так будь, действительно, подобен ему. В твоей ли это власти? Познай себя и свое настоящее, а также и кажущееся место и познай его и его настоящее и кажущееся место и действуй сообразно со всем этим.
   31. Голод и нищета, опасности и поношения, тюрьма, крест и кубок с ядом - вот что почти во все времена и во всех странах было рыночной ценой, предлагаемой миром за мудрость, - тот доброжелательный прием, который он оказывал тому, кто приходил, чтобы просветить или очистить его. Гомер и Сократ и апостолы христианства принадлежат к древним временам, но мартирология мира на них не остановилась. Роджер Бэкон и Галилей изнывают в тюрьмах духовенства, Тассо грустит в келье в сумасшедшем доме, Камоэнс умирает нищим на улицах Лиссабона. Так небрежно относились к пророкам, так преследовали их не только в Иудее, но и везде, где только жили люди.
   32. Это естественный ход вещей, это история божественного во всех странах, во все времена. Какой бог мог когда-нибудь пробиться в открытые церковные собрания или в какой-нибудь сколько-нибудь влиятельный синедрион? Когда какое-либо божество было "приятно" людям? Обыкновенный порядок вещей состоит в том, что люди вешают своих богов, убивают, распинают на кресте и в течение нескольких столетий попирают их ногами, пока они вдруг открывают, что то были боги, когда они опять-таки на очень глупый манер начинают блеять и кричать.
   Так говорит саркастический наблюдатель, и слова его, к сожалению, глубоко истинны.
   33. В сущности говоря, гениальному человеку стыдно жаловаться. Разве в его груди не горит небесный свет, по сравнению с которым сияние всех тронов земных лишь ночь и тьма? Как же голова, украшенная такой короной, может роптать на то, что корона неудобно сидит на ней? Современный жрец мудрости должен либо терпеливо переносить постигающие его мелкие неприятности и искушения, к числу которых следует отнести и болезнь, либо он должен сознаться, что фанатики и безумцы древности были лучшими служителями Бога, чем он.
   34. "Неужели мне может казаться тяжелым, - говорил Кеплер в своем одиночестве и в гнетущей нужде, - что люди ничего не хотят знать о моем открытии? Если всемогущий Бог шесть тысяч лет ждал человека, который увидел бы то, что он сотворил, то и я могу подождать лет двести, пока найдется кто-нибудь, кто поймет то, что я увидел!"
   35. Мы вовсе не думаем, что непоколебимая серьезность составляет существенное условие величия и что великий человек никогда не должен показываться иначе, как с пристальным взором и уксуснокислой миной, никогда не должен смеяться и радоваться! На свете есть вещи, над которыми нужно посмеяться, как есть и такие, которые достойны восхищения, и никто не может хвастаться всеобъемлющим умом, если он не умеет воздать каждой вещи должное.
   Тем не менее презрение - опасный элемент, если мы хотим на нем играть, и смертельный, если мы привыкаем с ним жить. Как, в самом деле, может человек предпринять нечто большое, взять на себя труд и усталость и противиться искушению, если он не любит горячо преследуемую цель? Способность к любви, к восхищению можно рассматривать как отличительный признак и мерило возвышенных душ. Неразумно направленная, она ведет к немалому количеству бед, но без нее не может быть ничего хорошего.
   36. В современном обществе, точно так же как и в древнем и во всяком другом, аристократы или те, что присвоили себе функции аристократов, независимо от того, выполняют ли они их или нет, заняли почетный пост, который является одновременно и постом затруднений, постом опасности - даже постом смерти, если затруднения не удается преодолеть. II faut payer de sa vie.
   Это и есть настоящий, истинный закон. Всюду, постоянно должен человек "расплачиваться ценою жизни", он должен, как солдат, исполнять свое дело за счет своей жизни.
   37. Тот, кто не может быть слугою многих, никогда и не может быть господином и истинным вождем и освободителем многих; в этом значение настоящего совершенства.
   38. Знатный класс, не имеющий никаких обязанностей, похож на посаженное над обрывом дерево, с корней которого осыпалась вся земля. Природа ни одного человека не признает своим, если он не является мучеником в каком-нибудь отношении. Неужели, действительно, существ

Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
Просмотров: 333 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа