тя...
Йухан. Что?
Марта. Нет, так, ничего.
Йухан. Ты, кажется, не особенно была рада моему приезду?
Марта. Я так долго ждала, Йухан... слишком долго.
Йухан. Ждала? Чтобы я приехал?
Марта. Да.
Йухан. Зачем же мне, по-твоему, надо было приезжать?
Марта. Чтобы загладить свою вину.
Йухан. Мне?
Марта. Разве ты забыл, что из-за тебя в позоре и нищете умерла женщина?
Забыл, что по твоей вине были отравлены лучшие годы жизни девочки-подростка?
Йухан. И это мне приходится слышать от тебя, Марта! Да неужели твой
брат никогда...
Марта. Что?
Йухан. Неужели он никогда... Ну да, я хотел сказать, неужели у него
никогда не нашлось ни единого слова в мое оправдание?
Марта. Ах, Йухан, ты же знаешь строгие правила Карстена.
Йухан. Гм... конечно, конечно, я знаю строгие правила своего старого
друга Карстена. Но тут... Ну, хорошо. Я только что говорил с ним. Мне
кажется, он порядочно изменился!
Марта. Что ты! Карстен всегда был превосходным человеком.
(*316) Йухан. Я не про то... Ну да оставим это... Гм... Теперь я
понимаю, как ты на меня смотрела. Ты ждала возвращения блудного сына.
Марта. Послушай, Йухан, я скажу, как я на тебя смотрела. (Указывая
рукой в сад.) Видишь, с кем играет Улаф? Это Дина. Помнишь бессвязное
письмо, которое ты написал мне перед отъездом? Ты просил меня верить в тебя.
И я верила, Йухан. Я приписывала все дурное, о чем здесь потом носились
слухи, заблуждению, легкомыслию, а не злой воле.
Йухан. Как это понять?
Марта. О, ты, наверно, понимаешь меня. И ни слова больше об этом.
Уехать тебе было необходимо, чтобы начать новую жизнь. А я, твоя подруга с
детских лет, заменила тебя здесь. Я приняла на себя обязанности, о которых
ты забыл или которых не мог выполнить. Я говорю тебе это, чтоб ты хоть в
этом не упрекал себя. Для обиженной девочки я стала матерью, воспитала ее,
как сумела...
Йухан. И загубила ради этого всю свою жизнь!
Марта. Нет, не загубила. Но ты вернулся поздно, Йухан.
Йухан. Марта... если б я мог тебе открыть... Ну, позволь мне, по
крайней мере, поблагодарить тебя за твою верную дружбу.
Марта (с грустной улыбкой). Гм... Значит, мы теперь объяснились,
Йухан... Тсс... кто-то идет. Прощай, я теперь не могу... (Уходит налево.)
Из сада входит Лона и вслед за нею Бетти.
Бетти (еще из сада). Ради бога, Лона, как же это можно!
Лона. Отстань, мне надо поговорить с ним.
Бетти. Ведь это же будет страшный скандал!.. А ты еще здесь, Йухан!
Лона. Ну, малый, исчезай! Нечего тебе здесь киснуть в комнате. Ступай в
сад, поболтай с Диной.
Йухан. Я и собирался как раз.
Бетти. Но...
Лона. Послушай, Джон, ты хорошо разглядел Дину?
Йухан. Думаю, что разглядел.
(*317) Лона. Тебе и следовало глядеть хорошенько, мальчуган. Это нечто
для тебя.
Бетти. Лона!
Йухан. Для меня?
Лона. Ну да, - чтобы поглядеть, хочу я сказать. Ну, ступай.
Йухан. Иду, иду, с удовольствием. (Уходит в сад.)
Бетти. Лона, я положительно остолбенела. Не может быть, чтобы ты это
серьезно.
Лона. Даю тебе честное слово. Да разве это не свежая, здоровая и
правдивая натура? Как раз жена для Джона. Такую-то ему и нужно там. Это не
то, что какая-то, пожилая сводная сестра.
Бетти. Но Дина! Дина Дорф! Подумай же! Лона. Я прежде всего думаю о
счастье молодца, и здесь-то мне как раз надо вмешаться; сам он на это не
горазд. Никогда не заглядывался ни на девушек, ни на женщин.
Бетти. Он? Йухан? Ну, мне кажется, однако, были печальные
доказательства...
Лона. А, к черту эту глупую историю! Где Берник? Мне надо поговорить с
ним.
Бетти. Нет, нет, Лона!
Лона. Непременно! Если она нравится ему, а он ей... чем они не пара?
Берник - умница, сумеет как-нибудь все уладить.
Бетти. Ты воображаешь, что подобные американские вольности могут быть
терпимы у нас...
Лона. Чепуха, Бетти!
Бетти. Что человек с такими строгими правилами морали, как Карстен...
Лона. Уж будто бы с такими строгими?
Бетти. Что такое? Ты осмеливаешься...
Лона. Я осмеливаюсь сказать, что Берник по части этих самых правил вряд
ли особенно отличается от других мужчин.
Бетти. Видно, в тебе все еще кипит твоя старая ненависть к нему! Но
зачем же ты вернулась сюда, если до сих пор не могла забыть, что... И не
понимаю, как у тебя (*318) хватило смелости показаться ему на глаза после
того позорного оскорбления, которое ты нанесла ему тогда.
Лона. Правда, Бетти, я поступила тогда нехорошо, я забылась.
Бетти. И как великодушно он простил тебя, он, ни в чем не повинный! Не
его же вина была, в самом деле, что ты возымела какие-то надежды... Но с тех
пор ты и меня ненавидишь. (Плачет.) Тебе всегда завидно было смотреть на мое
счастье. И теперь ты приехала, чтобы все обрушилось на меня... чтобы
показать всему городу, какую родню я принесла Карстену в приданое! Да, все
теперь на меня обрушится, и ты только этого и добиваешься. Как это низко с
твоей стороны! (Уходит в слезах налево.)
Лона (глядя ей вслед). Бедняжка Бетти!
Берник выходит из кабинета.
Берник (еще в дверях). Хорошо, хорошо, господин Крап. Пошлите четыреста
крон в столовые для бедных. (Обернувшись.) Лона! (Подходя к ней.) Ты одна? А
Бетти не придет?
Лона. Нет. Позвать ее?
Берник. Нет, нет, нет, не надо! Ты не поверишь, Лона, как я горел
нетерпением поговорить с тобой откровенно... вымолить у тебя прощение.
Лона. Послушай, Карстен, не будем сентиментальничать, это нам с тобой
не пристало.
Берник. Ты должна выслушать меня, Лона. Я знаю, каким я был в твоих
глазах, когда ты узнала об истории с матерью Дины. Но, клянусь тебе, это
было лишь мимолетное увлечение, тебя же я любил в свое время искренне и
глубоко.
Лона. А зачем, по-твоему, я вернулась сюда?
Берник. Какие бы ни были твои намерения, умоляю тебя, не предпринимай
ничего, дай мне сначала оправдаться перед тобой. Это я сумею, Лона... или,
во всяком случае, смогу найти извинение...
Лона. Теперь ты трусишь... Ты говоришь, что в свое время любил меня.
Да, ты часто уверял меня в этом в своих письмах и, пожалуй, был искренен...
до некоторой степени, пока находился в более широких, свободных условиях
(*319) жизни, которые и тебе самому давали смелость смотреть на жизнь более
широко и свободно. Пожалуй, у меня ты находил больше характера, больше воли
и самостоятельности, чем у большинства здешних обывателей. Кроме того, наши
отношения сохранялись в полной тайне, о них знали только ты да я, и никто не
мог тебя поднять на смех за твой плохой вкус.
Берник. Лона, как можно так думать!
Лона. Но потом, когда ты вернулся, когда услыхал о всех насмешках,
которые дождем сыпались на меня, узнал, как люди глумились надо мной и моими
так называемыми чудачествами...
Берник. Действительно, ты переступала тогда границы.
Лона. Больше на зло всем этим городским ханжам в юбках и в штанах. А
когда ты затем встретился с очаровательной актрисой...
Берник. Все это было одно фатовство и больше ничего. Клянусь тебе, во
всех тех сплетнях не было и десятой доли правды.
Лона. Пусть так. Но потом вернулась Бетти, юная красавица, покорявшая
все сердца, и вдобавок наследница тетки, тогда как про меня стало известно,
что я ничего от нее не получу...
Берник. Вот мы и дошли до сути, Лона. Теперь я выскажусь без утайки. Я
вовсе не влюбился в Бетти, не новая любовь заставила меня порвать с тобой.
Мне просто нужны были деньги... до зарезу, и я вынужден был закрепить их за
собой.
Лона. И ты говоришь мне это прямо в глаза?
Берник. Да. Выслушай меня, Лона...
Лона. А мне ты писал, что охвачен непреодолимой любовью к Бетти, взывал
к моему великодушию, умолял меня ради Бетти молчать обо всем, что было между
нами!..
Берник. Я был вынужден, говорю тебе.
Лона. Ну, так клянусь богом, я не жалею, что тогда так забылась!
Берник. Дай мне выяснить тебе толком, спокойно тогдашнее мое положение.
Матушка, как тебе известно, стояла тогда во главе фирмы сама, но она была
совсем не-(*320)деловым человеком. Меня поспешно вызвали домой из Парижа;
времена были трудные... общий кризис; я должен был поправить дела фирмы. Но
что я нашел? Я нашел, - и это приходилось держать в глубочайшей тайне, - я
нашел фирму почти накануне краха. Да, наша старая, почтенная фирма,
пережившая уже три поколения, была накануне краха. Что же мне, сыну,
единственному сыну, оставалось делать, как не искать источника новых средств
для спасения фирмы?
Лона. Итак, ты спас фирму "Берник" за счет женщины?..
Берник. Ты хорошо знаешь, что Бетти меня любила.
Лона. А я?
Берник. Поверь, Лона, ты никогда не была бы со мной счастлива.
Лона. Так ты пожертвовал мной, заботясь о моем счастье?
Берник. Неужели ты думаешь, что мной руководили тогда своекорыстные
побуждения! Будь я совершенно одинок, вполне свободен, я бы смело мог
махнуть на все рукой и начать дело сызнова. Но ты не знаешь, как неразрывно
срастается деловой человек - под бременем громадной ответственности - с тем
делом, которое ему достается по наследству. Знаешь ли ты, что от него
зависит благополучие сотен, даже тысяч семей? Понимаешь ли ты, что если бы
фирма "Берник" обанкротилась, это отозвалось бы самым плачевным образом на
целом обществе, близком нам и родном?
Лона. Ты лжешь все эти пятнадцать лет тоже ради общества?
Берник. Лгу?
Лона. Известно ли Бетти, что предшествовало вашему браку и что вызвало
его?
Берник. Неужели я без всякой пользы стал бы огорчать ее подобными
разоблачениями?
Лона. Ты говоришь: без всякой пользы. Да, да, ты ведь деловой человек,
как тебе не знать, где и в чем польза!.. Но слушай, Карстен. Теперь моя
очередь высказаться толком и спокойно. Скажи мне, вполне ли ты счастлив
теперь?
(*321) Берник. То есть в семейной жизни?
Лона. Конечно.
Берник. Вполне, Лона. Ты не даром принесла мне такую жертву. Смею
сказать, мое счастье росло с каждым годом. Бетти добра и уступчива. Как она
за эти пятнадцать лет научилась приноравливаться к особенностям моего
характера...
Лона. Гм!..
Берник. Прежде у нее были несколько преувеличенные понятия о любви, она
не могла примириться с мыслью, что пылкая любовь мало-помалу должна перейти
в тихую дружбу.
Лона. А теперь она примирилась?
Берник. Вполне. Ты понимаешь, что повседневное общение со мной не могло
не оказать на нее известного сдерживающего влияния. Людям приходится учиться
друг у друга умерять свои личные требования, чтобы тем полнее удовлетворять
требования того общества, к которому они принадлежат. Эту истину мало-помалу
усвоила себе и Бетти, и теперь наша семья служит образцом для наших
сограждан.
Лона. Но этим согражданам ничего не известно о твоей лжи?
Берник. Лжи?
Лона. Да, лжи, которая продолжается вот уже пятнадцать лет.
Берник. Ты это называешь...
Лона. Я это называю ложью, тройной ложью. Ты обманул меня, потом Бетти
и наконец Йухана.
Берник. Бетти никогда не требовала, чтобы я высказался.
Лона. Потому что ничего не знала.
Берник. И ты не станешь требовать... ради Бетти не станешь!
Лона. Нет. Я сумею снести насмешки: у меня хребет выносливый.
Берник. Йухан тоже не потребует. Он дал мне слово.
Лона. Но ты сам, Карстен? Разве у тебя самого нет потребности покончить
со всем этим обманом?
(*322) Берник. Чтобы я добровольно пожертвовал своим семейным счастьем
и общественным положением?..
Лона. Да какие же у тебя права на все это?
Берник. В течение пятнадцати лет я ежедневно, шаг за шагом, приобретал
эти права своими трудами и своею деятельностью на пользу общества.
Лона. Да, ты много потрудился на пользу и себе и другим. Ты самый
богатый и самый влиятельный человек в городе. Всем поневоле приходится
склоняться перед тобой, - ты ведь образец всех добродетелей, без пятна, без
упрека. Твоя семья - образец для всех семей, твоя деятельность... тоже для
всех образец. Но все это великолепное здание и ты с ним стоите на зыбкой
почве. Одна минута, одно слово - и ты со всем своим великолепием полетишь
кувырком, если не спасешься вовремя.
Берник. Лона, с какой целью ты сюда приехала?
Лона. Я хочу помочь тебе укрепить под собой почву, Карстен.
Берник. Месть! Ты хочешь отомстить! Я это предчувствовал! Но тебе это
не удастся! Только один человек мог бы произнести решающее слово, но он
будет молчать.
Лона. Йухан?
Берник. Да, Йухан. Если кто другой станет меня обвинять, я от всего
отопрусь. Я буду бороться не на жизнь, а на смерть с тем, кто захочет
погубить меня. Повторяю, тебе это никогда не удастся. Тот, кто мог бы меня
погубить, молчит и... скоро уедет!
Руммель и Вигеланн входят справа.
Руммель. Здравствуй, здравствуй, дружище! Пожалуй-ка к нам в
коммерческое собрание. У нас сегодня, знаешь ли, дебаты по поводу железной
дороги.
Берник. Никак не могу сейчас.
Вигеланн. Помилуйте, господин консул...
Руммель. Ты должен, Берник. Против нас целая партия. Редактор Хаммер и
другие, стоящие за приморскую линию, говорят теперь, что новый проект
прикрывает частные интересы.
Берник. Ну так объясните им...
(*323) Вигеланн. Наши объяснения ни к чему, господин консул!
Руммель. Нет, нет, тебе надо самому явиться. Тебя-то уж никто не
посмеет заподозрить ни в чем таком.
Лона. Полагаю.
Берник. Говорю вам, не могу. Мне нездоровится... Во всяком случае,
дайте мне хоть оправиться...
Адъюнкт Рерлун входит справа.
Рерлун. Извините, господин консул, я страшно взволнован...
Берник. Что с вами ?
Рерлун. Я должен предложить вам один вопрос, господин консул. С вашего
ли разрешения молодая девушка, нашедшая себе приют в вашем доме,
показывается публично в обществе человека, который...
Лона. Какого такого человека, господин пастор?
Рерлун. Человека, от которого ей следовало бы держаться дальше, чем от
кого бы то ни было!
Лона. Ого!
Рерлун. С вашего ли разрешения, господин консул?
Берник (отыскивая шляпу и перчатки). Ничего я не знаю. Извините, я
страшно спешу на заседание.
Хильмар Теннесен входит из сада и направляется ко вторым дверям налево.
Хильмар. Бетти! Бетти! Послушай!
Бетти (показываясь в дверях). Что такое?
Хильмар. Надо тебе сойти в сад и положить конец волокитству некоего
господина за этой Диной Дорф. У меня прямо нервы не выдержали. Послушать
только, что он говорит!
Лона. Вот как! Что же говорит некий господин?
Хильмар. Настаивает, чтобы Дина ехала с ним в Америку, не больше не
меньше. Ух!
Рерлун. Возможно ли?
Бетти (Хильмару). Что ты говоришь?
Лона. Вот бы отлично было!
Берник (обращаясь к Хильмару). Не может быть. Ты ослышался.
(*324) Xильмар. Так ты спроси его самого. Вот она, парочка... идет.
Только меня не впутывай.
Берник (обращаясь к Руммелю и Вигеланну). Я буду вслед за вами,
сейчас...
Руммель и Вигеланн уходят направо, Йухан и Дина входят из сада.
Йухан. Ура, Лона! Она едет с нами!
Бетти. Йухан! Какое легкомыслие!
Рерлун. Может ли быть? Такой колоссальный скандал! Как сумели вы
обольстить ее?..
Йухан. Ну-ну, любезный! Что такое вы говорите?
Рерлун. Отвечайте мне, Дина. Это вы сами?.. Это ваше собственное
свободное решение?
Дина. Мне надо уехать отсюда.
Рерлун. Но с ним?.. С ним?..
Дина. Укажите мне кого-нибудь другого, у кого хватило бы мужества взять
меня с собой.
Рерлун. Ну так знайте же, кто он таков!
Йухан. Замолчите!
Берник. Ни слова больше!
Рерлун. Плохо тогда служил бы я тому обществу, на страже нравственных
устоев которого я поставлен. И непростительно поступил бы по отношению к
этой молодой девушке, в воспитании которой принимал немалое участие и
которая мне...
Йухан. Остерегитесь!
Рерлун. Она должна это узнать. Дина, этот человек - причина несчастия и
позора вашей матери!
Берник. Господин адъюнкт!
Дина. Он?! (Обращаясь к Йухану.) Это правда?
Йухан. Карстен! Отвечай ты!
Берник. Ни слова больше! Теперь не время объясняться!
Дина. Значит, правда?..
Рерлун. Правда, правда. И этого еще мало! Человек, которому вы так
доверяетесь, бежал с родины не с пустыми руками... Касса вдовы Берник... Ее
сын может это засвидетельствовать !
Лона. Лжец!
(*325) Берник. А!..
Бетти. Боже мой, боже мой!
Йухан (бросаясь на адъюнкта с поднятой рукой). И ты осмеливаешься?..
Лона (заступая ему дорогу). Не тронь его, Йухан!
Рерлун. Да, ударьте меня. Но правда должна восторжествовать, а э т о
правда. Сам консул Берник это говорил, и всему городу это известно...
Теперь, Дина, вы знаете этого человека.
Короткая пауза.
Йухан (схватив Берника за руку, тихо). Карстен! Карстен! Что ты сделал?
Бетти (в слезах, шепотом). О! Карстен! В какой позор я тебя вовлекла!
Санстад (быстро входит справа и останавливается, держась за ручку
двери). Поторопитесь же наконец, господин консул. Железная дорога висит на
волоске.
Берник (растерянно). Что же это такое?.. Что мне делать?..
Лона (серьезно и значительно). Идти и быть опорой общества, зять.
Санстад. Да, да, поторопитесь, нам нужен весь ваш нравственный
авторитет.
Йухан (говорит Бернику вполголоса). Берник, завтра мы с тобой
поговорим. (Уходит через сад.)
Берник как-то машинально уходит направо за Санстадом.
(*326) ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Там же.
Берник входит слева, сильно взволнованный, с хлыстом в руке, и
оставляет дверь полуотворенной.
Берник. Вот! Так-то вернее! Надеюсь, он не забудет этой трепки!
(Обращается к кому-то в соседней комнате.) Что ты говоришь?... А я тебе
говорю, что ты неразумная мать! Ты его балуешь, потакаешь всем его
проделкам! Негодяй этакий!.. Не негодяй? А как же ты все это называешь? У
меня и так хлопот полон рот, а он удирает ночью из дому, пускается в море на
рыбачьей лодчонке, пропадает чуть ли не целый день, пугает меня до смерти. И
этот мальчишка еще смеет угрожать, что совсем сбежит из дому. Пусть только
попробует!.. Ты? Я думаю, тебе и горя мало, хоть бы он совсем пропал!..
Так?.. Так?.. Но у меня есть дело, которое мне надо завещать кому-нибудь
после себя, и мне не расчет умереть бездетным... Без разговоров, Бетти! Как
я сказал, так и будет. Он посидит под домашним арестом... (Прислушиваясь.)
Тсс! Чтобы никто не знал!
Управляющий Крап входит справа.
Крап. Можете вы уделить мне одну минуту, господин консул?
Берник (бросая хлыст). Могу, могу. Вы с верфи?
Крап. Прямо оттуда. Гм...
Берник. Ну? Надеюсь, "Пальма" в порядке?
Крап. "Пальма" может отплыть завтра, но...
Берник. Так вы насчет "Индианки"? Я так и думал, что этот упрямец...
Крап. "Индианка" тоже может отплыть завтра, но боюсь, она недалеко
уйдет.
(*327) Берник. Что это значит?
Крап. Извините, господин консул, дверь не закрыта, и, кажется, там есть
кто-то...
Берник (затворив дверь). Ну, что еще за секреты?
Крап. А то, что мастер Эунэ, видно, намерен пустить "Индианку" ко дну
со всем грузом и экипажем.
Берник. Помилуй бог! С чего это вы взяли?
Крап. Иначе и объяснить себе нельзя, господин консул.
Берник. Так расскажите же мне все коротко и ясно.
Крап. Извольте. Вы сами знаете, как медленно идет у нас работа на верфи
с тех пор, как мы завели новые машины и набрали новых, неопытных рабочих.
Берник. Да, да.
Крап. Но вот я захожу туда утром, смотрю, ремонт американского судна
удивительно подвинулся вперед. Большая щель на днище... совсем прогнившее
место, вы знаете?..
Берник. Ну, так что же?
Крап. Совершенно заделана, то есть... с виду, - новая обшивка. Говорят,
Эунэ сам всю ночь работал с фонарем.
Берник. Ну, ну, дальше?
Крап. Я таки призадумался. Рабочие в ту пору как раз отдыхали,
завтракали, и я пробрался незаметно на судно, чтобы посмотреть все
хорошенько и снаружи и внутри. Трудненько было проникнуть в самый трюм,
судно ведь загружено; зато удалось убедиться. Дело нечисто, господин консул.
Берник. Поверить не могу, господин Крап. Допустить не могу, чтобы
Эунэ...
Крап. К сожалению, сущая правда. Дело нечисто, говорю я. Насколько я
мог рассмотреть, ни одного бревна нового не вставлено. Щель только
законопачена, забита, обшита досками и брезентом и осмолена... Одна
видимость. "Индианке" не доплыть до Нью-Йорка. Она пойдет ко дну, как
треснувший горшок.
Берник. Но ведь это ужасно! Какая же у него может быть цель?
Крап. Вероятно, хочет доказать негодность машин, хочет отомстить,
заставить принять обратно уволенных старых рабочих.
(*328) Берник. И готов пожертвовать ради этого жизнью стольких людей!
Крап. Он недавно высказывался, что на "Индианке" нет людей - одни
скоты.
Берник. Пусть так, но как он не принимает в соображение, что ведь тут
погибнет крупный капитал?
Крап. Эунэ не особенно благоволит к крупному капиталу, господин консул.
Берник. Это правда, он агитатор, смутьян. Но такое бессовестное дело!..
Послушайте, господин Крап, это нужно еще расследовать. Никому ни слова. Наша
верфь лишится своей репутации, если пойдут слухи.
Крап. Разумеется, но...
Берник. Постарайтесь еще раз во время обеденного отдыха рабочих
побывать в трюме. Я должен быть вполне уверен.
Крап. Будьте спокойны, господин консул. Но позвольте спросить, что же
вы затем намерены сделать?
Берник. Разумеется, заявить полиции. Нельзя же нам сделаться
соучастниками прямого преступления. На моей совести не должно быть пятна.
Кроме того, такое заявление может произвести хорошее впечатление на прессу и
на общество. Раз увидят, что я отметаю все личные интересы, чтобы дать ход
правосудию...
Крап. Совершенно верно, господин консул.
Берник. Но прежде всего полная уверенность. А пока ни слова.
Крап. Не скажу ни слова, господин консул, а доказательства вы получите.
(Уходит через сад.)
Берник (вполголоса). Возмутительно. Но нет, это невозможно, немыслимо.
(Направляется к дверям в кабинет.)
Xильмар (входит справа). Здравствуй, Берник! Поздравляю со вчерашней
победой в коммерческом собрании.
Берник. Спасибо.
Xильмар. Победа, говорят, была блистательная, победа интеллигентного
общественного деятеля над представителями своекорыстных и отсталых
взглядов... почти как французская экспедиция против кабилов...* Удивительно,
как ты после вчерашних неприятностей мог...
Берник. Оставь это.
(*329) Xильмар. Но ведь генеральное сражение еще не дано.
Берник. Ты насчет железной дороги?
Хильмар. Да; тебе, конечно, известно, что затевает редактор Хаммер?
Берник (напряженно). Нет. А что?
Хильмар. Он ухватился за слух, который кто-то пустил по городу, и
готовит газетную статью.
Берник. Какой слух?