Горький Максим - Мещане

фицер или мастер, даст личности в рожу и вышибет из ее головы все, что вы успели заронить в нее, - если еще успели...

  Цветаева. Как досадно слушать такие речи!

  Шишкин (мрачно). Н-да... Речи неладные... Не первый раз я слышу их, и все более они не нравятся мне... Когда-нибудь мы с тобой, Петр, разговоримся... навсегда!

  Петр (холодно и лениво). Страшусь! Но жажду этой встречи...

  Елена (горячо вскрикивает). Зачем вы напускаете на себя все это? Господа! Зачем он хочет, чтоб его считали злым?

  Петр. Ради оригинальности, я думаю.

  Цветаева. Конечно! Интересничает! Все мужчины интересничают... при женщинах. Один изображает пессимиста, другой Мефистофеля... А сами - просто лентяи...

  Тетерев. Кратко, ясно... и здорово!

  Цветаева. А что же - комплименты я вам буду говорить? Ждите! Знаю я вас!

  Тетерев. В этом случае вы знаете больше, чем я. А не знаете ли вы, кстати, вот чего: следует платить добром за зло или не следует? То есть, проще говоря, - считаете вы добро и зло равноценными или же нет?

  Цветаева. Поехали парадоксы на немазаных колесах!

  Шишкин. Погодите, не мешайте ему! Это интересно. Я, господа, люблю Тетерева слушать! Все-таки он - нет-нет да и загонит в мозг какую-нибудь занозу... А ведь у нас у всех, правду говоря, мыслишки-то всё ходовые, стертые, как старые пятаки....

  Петр. Ты слишком великодушен... распространяя свои личные достоинства на всех...

  Шишкин. Ну-ну! Надо говорить правду, брат! Даже в пустяках надо быть правдивым! Я прямо сознаюсь - никогда еще я ни одного оригинального слова не сказал! А хочется, господа!

  Тетерев. А вот и сказал!

  Шишкин (живо). Н-ну? Врешь? Что такое?

  Тетерев. Сказал, брат! Верно... А что - сам догадайся.

  Шишкин. Ну, это нечаянно вышло...

  Тетерев. Нарочно оригинальным не будешь. Я пробовал...

  Елена. Да говорите же вы, мучитель, о добре и зле!

  Шишкин. Ну-ка, заводи философскую волынку!

  Тетерев (становясь в позу). Достопочтенные двуногие! Когда вы говорите, что зло следует оплачивать добром, - вы ошибаетесь. Зло есть качество прирожденное вам и потому - малоценное. Добро - вы сами придумали, вы страшно дорого платили за него и потому - оно суть драгоценность, редкая вещь, прекраснее которой нет на земле ничего. Отсюда вывод - уравнивать добро со злом невыгодно для вас и бесполезно. Я говорю вам - добром платите только за добро. И никогда не платите больше того, сколько получено вами, дабы не поощрять в человеке чувство ростовщика. Ибо человек - жаден. Получив однажды больше того, сколько следовало ему, в другой раз захочет получить еще больше. А также не платите ему меньше, чем должны. Ибо если вы его раз обсчитаете - человек злопамятен! - он скажет про вас "банкроты!", перестанет уважать и в другой раз не добро уже сделает вам, а только подаст милостину. Братие! будьте строго точны в уплате за добро, содеянное вам! Ибо нет на земле ничего печальнее и противней человека, подающего милостину ближнему своему! Но за зло - всегда платите сторицею зла! Будьте жестоко щедры, вознаграждая ближнего за зло его вам! Если он, когда вы просили хлеба, дал камень вам, - опрокиньте гору на голову его! (Тетерев начинает шутливо, постепенно переходит в серьезный тон и кончает свою речь сильно, убежденно. Кончив, он, тяжело ступая, отходит в сторону. Минута общего молчания. Все смущены, почувствовав в словах его что-то тяжелое, искреннее.)

  Елена (тихо). Однако вы... должно быть, много потерпели от людей...

  Тетерев (оскалив зубы). Но это дало мне веселую надежду, что и они, со временем, потерпят от меня... или, вернее, - за меня...

  Нил (входит с миской в руках и куском хлеба. Говоря, он внимательно следит, как бы не разлить содержимое миски. За ним идет Татьяна). Все это философия! Плохая у тебя, Таня, привычка делать из пустяков философию! Дождь идет - философия, палец болит - другая философия, угаром пахнет - третья. И когда я слышу такие философии из пустяков, так мне невольно думается, что не всякому человеку грамота полезна...

  Татьяна. Какой ты... грубый, Нил!

  Нил (садится за стол и ест). Чего там - грубый?.. Скучно тебе жить, - займись чем-нибудь. Кто работает, тот не скучает. Дома тяжело - поезжай в деревню, там живи и учи... а то - в Москву, сама поучись...

  Елена. Так её! И еще проберите вот этого

  (указывает на Тетерева), - этого вот!

  Нил (искоса посмотрев). Тоже, чадушко! В Гераклиты метит...

  Тетерев. Назови меня Свифтом, если тебе не трудно!..

  Нил. Много чести!

  Петр. Да, многонько!..

  Тетерев. А мне это было бы приятно...

  Цветаева. Какой лакомый!..

  Нил (глядя в миску). Не погневайся... А что... того... Поля была? То есть куда она ушла?

  Татьяна. В театр. А что?

  Нил. Ничего... так... вообще - спрашиваю...

  Татьяна. Тебе ее нужно?

  Нил. Нет, не нужно... то есть сейчас не нужно... а вообще, всегда... нужно. О, чёрт... запутался!

  (Все улыбаются, кроме Татьяны.)

  Татьяна (настойчиво). Зачем? Зачем она тебе?..

  (Нил, не отвечая, ест.)

  Елена (Татьяне быстро). За что он тебя пробирал? Скажи?

  Цветаева. Да, это интересно!

  Шишкин. Мне тоже нравится, как Нил Васильев нотации читает...

  Петр. А мне - как он ест...

  Нил. Я все недурно делаю...

  Елена. Ну же, Таня, говори!

  Татьяна. Не хочется...

  Цветаева. Ей никогда ничего не хочется!

  Татьяна. Почему ты знаешь? А может быть, я очень хочу... умереть?

  Цветаева. Фи, гадость!

  Елена. Брр! Не люблю говорить о смерти!

  Нил. Что можно сказать о смерти до поры, пока не умрешь?

  Тетерев. Вот истинный философ!

  Елена. Идемте, господа, ко мне! Пора, самовар, наверное, давно готов...

  Шишкин. А хорошо теперь чайку хлебнуть! Да и подзакусить бы... можно надеяться?

  Елена. Конечно!

  Шишкин (указывая на Нила). А то я смотрю на него и - завидую, грешный человек!

  Нил. Не завидуй - я уже все съел! Я тоже пойду с вами, у меня еще более часа свободного времени...

  Татьяна. Ты лучше отдохнул бы до дежурства...

  Нил. Сойдет и так...

  Елена. Петр Васильевич! Идете?

  Петр. Если позволите...

  Елена. Благосклонно разрешаю! Вашу руку...

  Цветаева. Становитесь все в пары. Нил Васильевич, ко мне...

  Шишкин (Татьяне). Значит, вы - со мной...

  Тетерев. Вот - говорят, что женщин на земле больше, чем мужчин. Однако я живал во многих городах, и всегда, везде мне не хватало дамы...

  Елена (смеясь, идет к двери и напевает). Allons, enfants de la patri...i...i..e!

  Шишкин (толкая Петра в спину). Двигайся живее, сын отечества!..

  (Уходят с шумом, пением и смехом. Комната несколько секунд остается пустой. Потом дверь из комнаты стариков отворяется, выходит Акулина Ивановна и, позевывая, гасит лампы. Слышен голос старика, монотонно читающего псалтирь у себя в комнате. Во тьме, натыкаясь на стулья, старуха проходит обратно к себе.) 3анавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  Та же комната.

  Осенний полдень. За столом сидит старик Бессемёнов. Татьяна неслышно и медленно ходит взад и вперед. Петр, стоя у переборки, смотрит в окно.

  Бессемёнов. Битый час говорю я вам... детки мои милые, а, видно, нет у меня таких слов, чтобы сердца вашего коснулись... Один спиной меня слушает, другая ходит, как ворона по забору.

  Татьяна. Я сяду... (Садится.)

  Петр (оборачиваясь лицом к отцу). Ты скажи прямо - чего ты хочешь от нас?

  Бессемёнов. Хочу понять, что вы за люди... Желаю знать - какой ты человек?

  Петр. Подожди! Я отвечу тебе... ты поймешь, увидишь. Дай прежде кончу учиться...

  Бессемёнов. Н-да... Учиться... Учись! Но ты не учишься... а фордыбачишь. Ты вот научился презрению ко всему живущему, а размера в действиях не приобрел. Из университета тебя выгнали. Ты думаешь - неправильно?

  Ошибаешься. Студент есть ученик, а не... распорядитель в жизни. Ежели всякий парень в двадцать лет уставщиком порядков захочет быть... тогда все должно придти в замешательство... и деловому человеку на земле места не будет. Ты научись, будь мастером в твоем деле и тогда - рассуждай... А до той поры всякий на твои рассуждения имеет полное право сказать - цыц! Я говорю это тебе не со зла, а по душе... как ты есть мой сын, кровь моя, и все такое. Нилу я ничего не говорю... хоть много положил труда на него, хоть он и приемыш мой... но все же он - чужая кровь. И чем дальше - тем больше он мне чужой. Я вижу - будет он прохвостом... актером будет или еще чем-нибудь в этаком духе... Может, даже социалистом будет... Ну - туда ему и дорога!

  Акулина Ивановна (выглядывая из двери, жалобным и робким голосом). Отец! не пора ли обедать?

  Бессемёнов (строго). Пошла ты! Не суйся, когда не надо... (Акулина Ивановна скрывается за дверью. Татьяна укоризненно смотрит на отца, встает со стула и снова бродит по комнате.) Видели? Мать ваша ни минуты покоя не знает, оберегая вас... все боится, как бы я не обидел... Я не хочу никого обижать... Я сам обижен вами, горько обижен!.. В доме моем я хожу осторожно, ровно на полу везде битое стекло насыпано... Ко мне и гости, старые приятели, перестали ходить: у тебя, говорят, дети образованные, а мы - народ простой, еще насмеются они над нами! И вы не однажды смеялись над ними, а я со стыда горел за вас. Все приятели бросили меня, точно образованные дети - чума. А вы никакого внимания на отца своего не обращаете... никогда не поговорите с ним ласково, никогда не скажете, какими думами заняты, что делать будете? Я вам - как чужой... А ведь я - люблю вас!.. Люблю! Понимаете вы, что значит - любовь? Тебя вот выгнали - мне это больно. Татьяна зря в девках сохнет, мне это обидно... и даже конфузно пред людьми. Чем Татьяна хуже многих прочих, которые выходят замуж и... все такое? Мне хочется видеть тебя, Петр, человеком, а не студентом... Вон Филиппа Назарова сын - кончил учиться, женился, взял с приданым, две тыщи в год получает... в члены управы попадет...

  Петр. Подождите... и я женюсь...

  Бессемёнов. Да, я вижу! Ты - хоть завтра готов... Ну, только - на ком? На вертушке, на беспутной бабенке... да еще и вдове! Э-эх!

  Петр (вскипая). Вы не имеете права называть ее... так!

  Бессемёнов. Как - так? Вдовой или беспутной?

  Татьяна. Папаша! Пожалуйста... пожалуйста, оставьте это! Петр... Уйди!.. или - молчи! Я ведь вот - молчу! Слушайте... Я - не понимаю ничего... Отец!.. Когда вы говорите - я чувствую - вы правы! Да, вы правы, знаю! Поверьте, я... очень это чувствую! Но ваша правда - чужая нам... мне и ему... понимаете? У нас уже своя... вы не сердитесь, постойте! Две правды, папаша...

  Бессемёнов (вскакивая). Врешь! Одна правда! Моя правда! Какая ваша правда? Где она? Покажи!

  Петр. Отец, не кричи! Я тоже скажу... ну, да! Ты прав... Но твоя правда узка нам... мы выросли из нее, как вырастают из платья. Нам тесно, нас давит это... То, чем ты жил, твой порядок жизни, он уже не годится для нас...

  Бессемёнов. Ну да! Вы... вы! Как же... вы образовались... а я дурак! А, вы...

  Татьяна. Не то, папаша! Не так...

  Бессемёнов. Нет - то! К вам ходят гости... целые дни шум... ночью спать нельзя... Ты на моих глазах шашни с постоялкой заводишь... ты всегда надута... а я... а мы с матерью жмемся в углу....

  Акулина Ивановна (врываясь в комнату, жалобно кричит). Голубчики! Да я ведь... родной ты мой! Разве я говорю что? Да я и в углу!.. и в углу, в хлеву! Только не ругайтесь вы! Не грызите друг друга... милые!

  Бессемёнов (одной рукой привлекая ее, а другой отталкивая). Пошла прочь, старуха! Не нужна ты им. Оба мы не нужны! Они - умные!.. Мы - чужие для них...

  Татьяна (стонет). Какая мука! Какая... мука!..

  Петр (бледный, с отчаянием). Пойми, отец... ведь глупо это! Глупо! Вдруг, ни с того ни с сего...

  Бессемёнов. Вдруг? Врешь! Не вдруг... годами нарывало у меня в сердце!..

  Акулина Ивановна. Петя, уступи! Не спорь!.. Таня... пожалейте отца!

  Бессемёнов. Глупо? Дурак ты! Страшно... а не глупо! Вдруг... жили отец и дети... вдруг - две правды... звери вы!

  Татьяна. Петр, уйди! Успокойся, отец... ну, прошу...

  Бессемёнов. Безжалостные! Стеснили нас... Чем гордитесь? Что сделали? А мы - жили! Работалистроили дома... для вас... грешили... может быть, много грешили - для вас!

  Петр (кричит). Просил я тебя, чтоб ты... все это делал?

  Акулина Ивановна. Петр! Ради...

  Татьяна. Ступай вон, Петр! Я не могу, я ухожу... (В изнеможении опускается на стул.)

  Бессемёнов. А! бежите... от правды, как черти от ладана... Зазрила совесть!

  Нил (широко распахнув дверь из сеней, останавливается на пороге. Он - с работы. Лицо у него черное, закопченное дымом, измазанное сажей, руки тоже грязные. Он в короткой куртке, промасленной до блеска, подпоясан ремнем, в высоких грязных сапогах по колено. Протягивая руку, он говорит). Дайте поскорее двугривенный, извозчику заплатить! (Его неожиданное появление и вдруг раздавшийся спокойный голос сразу прекращают шум в комнате, и несколько секунд все молчат, неподвижно глядя на него. Он замечает впечатление и, сразу сообразив в чем дело, с улыбкой сожаления говорит.) Н-ну-у! Опять баталия!

  Бессемёнов (грубо кричит). Ты, нехристь! Куда пришел!

  Нил. А? Куда?

  Бессемёнов. В шапке! Шапку...

  Акулина Ивановна. Что, в самом деле? Грязный лезешь прямо в горницы... ишь ты!

  Нил. Да вы двугривенный-то дайте!

  Петр (дает ему деньги и вполголоса говорит). Иди сюда скорее...

  Нил (с улыбкой). На помощь? Трудно приходится! Сейчас!

  Бессемёнов. Ишь! Вот он!.. Тоже - всё с рывка, с наскоку... Тоже нахватался где-то... чего-то... Уважения нет ни к чему на свете...

  Акулина Ивановна (подделываясь под тон мужа). И впрямь... Сорванец какой! Таня, ты поди... поди в кухню... в кухню! скажи Степаниде - обедать...

  (Татьяна уходит.)

  Бессемёнов (угрюмо улыбаясь). Ну, а Петра куда пошлешь? Э-эх ты! Глупая старуха! Глупая ты... Пойми, я не зверь какой! Я от души... от страха за них... от боли душевной кричу... а не от злости. Чего же ты их разгоняешь от меня?

  Акулина Ивановна. Да я ведь знаю... голубчик мой! Я знаю все... да жалко их! Мы старые с тобой... мы - таковские! Куда нас? Господи! На что нас? А им - жить! Они, милые, горя-то от чужих много увидят...

  Петр. Отец, ты, право, напрасно... волнуешься... Ты вообразил что-то...

  Бессемёнов. Боюсь я! Время такое... страшное время! Все ломается, трещит... волнуется жизнь!.. За тебя боюсь... Вдруг что-нибудь... кто нас поддержит в старости? Ты - опора нам... Вон Нил-то... вишь какой? И этот... птица эта, Тетерев... тоже! Ты сторонись их! Они... не любят нас! Гляди!

  Петр. Э, полно! Ничего со мной не будет... Вот, подожду еще немного... потом подам прошение...

  Акулина Ивановна. Подай-ка ты, Петя, поскорее, успокой отца...

  Бессемёнов. Я в тебя, Петр, верю, когда ты вот так говоришь... рассудительно, серьезно... Верю, что ты жизнь проживешь не хуже меня... Ну, а иной раз...

  Петр. Ну, давай, оставим это! Будет... Подумай, как часто у нас бывают такие сцены!

  Акулина Ивановна. Голубчики вы мои!

  Бессемёнов. Вот еще Татьяна... эх! Бросить бы ей это училище... Что оно для нее? Одно утомление...

  Петр. Да, ей надо отдохнуть...

  Акулина Ивановна. Ох, надо!

  Нил (входит раздетый, в синей блузе, но еще неумытый). Обедать скоро будем, а?

  (Петр, при виде Нила, быстро выходит в сени.)

  Бессемёнов. Рожу-то умыл бы сначала, а потом об еде спрашивал.

  Нил. Ну, рожа у меня не велика, вымою живо, а вот есть я хочу, как волк! Дождь, ветер, холодище, паровоз старый, скверный... измаялся я в эту ночь - прямо сил нет! Заставить бы начальника тяги прокатиться в такую погодку, да на этаком паровозе...

  Бессемёнов. Болтай больше! Что-то, я смотрю, ты про начальников-то легко говорить стал... смотри, худа не было бы!

  Нил. Начальникам худо не будет...

  Акулина Ивановна. Отец не про них говорит, а про тебя.

  Нил. Ага, про меня...

  Бессемёнов. Да, про тебя!

  Нил. Ага!..

  Бессемёнов. Ты не гакай, а слушай...

  Нил. Я слушаю...

  Бессемёнов. Зазнаваться ты стал...

  Нил. Давно?

  Бессемёнов. Ты таким языком со мной не смей говорить!

  Нил. А у меня один язык (высовывая язык, показывает), и я со всеми им говорю...

  Акулина Ивановна (всплескивая руками). Ах ты, бесстыдник! Кому ты язык показываешь?

  Бессемёнов. Погоди, мать, постой! (Акулина Ивановна, укоризненно покачивая головою, уходит.) Ты... умник! Я хочу с тобой говорить...

  Нил. После обеда?

  Бессемёнов. Сейчас!

  Нил. Лучше бы после обеда! Право, я голоден, устал, продрог... сделайте одолжение, отложите разговор! И потом, - что вы можете мне сказать? Ругаться ведь будете... а мне ругаться с вами неприятно... лучше бы вы... того... сказали бы прямо, что терпеть меня не можете... и чтоб я...

  Бессемёнов. Ну, чёрт с тобой! (Уходит в свою комнату и плотно, крепко прикрывает дверь за собою.)

  Нил (ворчит). И отлично! Лучше чёрт, чем ты...

  (Напевая себе под нос, ходит по комнате. Татьяна входит.) Опять лаялись?

  Татьяна. Ты не можешь себе представить...

  Нил. Ну! превосходно представляю... Разыгрывали драматическую сцену из бесконечной комедии, под названием "Ни туда, ни сюда"...

  Татьяна. Тебе хорошо говорить так! Ты умеешь стоять в стороне...

  Нил. Я умею оттолкнуть от себя в сторону всю эту канитель. И скоро - оттолкну решительно, навсегда... Переведусь в монтеры, в депо... надоело мне ездить по ночам с товарными поездами! Еще если б с пассажирскими! С курьерским, например, - фьить! Режь воздух! Мчись на всех парах! А тут - ползешь с кочегаром... скука! Я люблю быть на людях...

  Татьяна. От нас ты однако бегаешь...

  Нил. Да... прости за правду! - убежишь ведь! Я жить люблю, люблю шум, работу, веселых, простых людей! А вы разве живете? Так как-то слоняетесь около жизни и по неизвестной причине стонете да жалуетесь... на кого, почему, для чего? Непонятно.

  Татьяна. Ты не понимаешь?

  Нил. То-то нет! Когда человеку лежать на одном боку неудобно - он перевертывается на другой, а когда ему жить неудобно - он только жалуется... А ты сделай усилие, - перевернись!

  Татьяна. Ты знаешь - один философ сказал, что только глупому жизнь кажется простой!

  Нил. Философы в глупостях, должно быть, знают толк. Но я ведь умником себя не считаю... Я просто нахожу, что с вами жить почему-то невыносимо скучно. Думаю, потому что очень уж вы любите на все и вся жаловаться. Зачем жаловаться? Кто вам поможет? Никто не поможет... И некому, и... не стоит...

  Татьяна. Откуда в тебе эта черствость, Нил?

  Нил. А это - черствость?

  Татьяна. Жестокость... Я думаю, что ты заразился ею от Тетерева, который ненавидит за что-то всех людей.

  Нил. Ну, не всех... (Усмехаясь.) Тебе этот Тетерев не кажется похожим на топор?

  Татьяна. Топор? Какой топор?

  Нил. Обыкновенный, железный топор на деревянном топорище...

  Татьяна. Нет, не шути! Не надо... Знаешь... с тобой приятно говорить... ты такой свежий... Но только вот... невнимателен ты...

  Нил. К чему?

  Татьяна. К людям... Ко мне, например...

  Нил. Мм... наверно, не ко всем.

  Татьяна. Ко мне...

  Нил. К тебе? Н-да... (Оба молчат. Нил рассматривает свои сапоги. Татьяна смотрит на него с ожиданием чего-то.) Видишь ли... Я к тебе... то есть я тебя...

  (Татьяна делает движение к нему, Нил, ничего не замечая.) Очень уважаю... и люблю. Только мне не нравится - зачем ты учительница? Дело это тебе не по душе, утомляет, раздражает тебя. А дело - огромное! Ребятишки - ведь это люди в будущем... Их надо уметь ценить, надо любить. Всякое дело надо любить, чтобы хорошо его делать. Знаешь - я ужасно люблю ковать. Пред тобой красная, бесформенная масса, злая, жгучая... Бить по ней молотом - наслаждение! Она плюет в тебя шипящими, огненными плевками, хочет выжечь тебе глаза, ослепить, отшвырнуть от себя. Она живая, упругая... И вот ты сильными ударами с плеча делаешь из нее все, что тебе нужно...

  Татьяна. Для этого нужно быть сильным...

  Нил. И ловким...

  Татьяна. Послушай, Нил... Тебе иногда не жалко...

  Нил. Кого?

  Елена (входит). У вас обедали? Нет? Идемте ко мне, пожалуйста! Какой пирог я испекла! Где прокурор? Прекрасный пирог!

  Нил (подходя к Елене). Я иду! О, я съем весь прекрасный пирог! Я умираю с голода, меня нарочно не кормят! На меня рассердились здесь за что-то...

  Елена. За язык, наверное... Таня, идем!

  Татьяна. Я только скажу маме... (Уходит.)

  Нил. Откуда вы знаете, что я показал отцу язык?

  Елена. Что-о? Я ничего не знаю! Что такое?

  Нил. Ну, я и не скажу... Лучше вы расскажите мне о прекрасном пироге.

  Елена. Я узнаю! А о пироге... знаете, меня научил печь пироги один арестант, осужденный за убийство. Муж позволял ему помогать на кухне. Он был такой жалкенький, худенький...

  Нил. Муж?

  Елена. Милостивый государь! Мой муж был двенадцати вершков роста...

  Нил. Он был так низок?

  Елена. Молчать! И имел вот такие усы (показывает пальцами, какие усы) длиною по три вершка...

  Нил. Первый раз слышу о человеке, достоинства которого измеряются вершками!

  Елена. Увы! У него не было никаких достоинств, кроме усов!

  Нил. Это грустно! Продолжайте о пироге...

  Елена. Он, этот арестант, был повар... и убил свою жену... Но мне он очень нравился. Он ведь убил ее как-то так...

  Нил. Между прочим... понимаю!

  Елена. Убирайтесь! Не хочу с вами говорить. (Татьяна, появляясь в двери, смотрит на них. Из другой двери выходит Петр.) Прокурор! Ко мне... есть пирог!..

  Петр. С удовольствием!

  Нил. Его сегодня папенька пробрал за непочтение...

  Петр. Ну, перестань...

  Нил. И я удивляюсь - как решается он идти к вам без спроса?

  Петр (глядя на дверь в комнату стариков, беспокойно). Идти, так идемте!

  Татьяна. Идите, я сейчас приду...

  (Нил, Петр и Елена уходят. Татьяна идет в свою комнату, но в это время из комнаты стариков раздается голос Акулины Ивановны.)

  Акулина Ивановна. Таня!

  Татьяна (останавливается, нетерпеливо поводя плечами). Что?

  Акулина Ивановна (в двери). Подь-ка сюда! (Почти шепотом.) Что, Петруша-то опять к той пошел?

  Татьяна. Да... и я иду...

  Акулина Ивановна. Ах ты горе наше горькое, а? Завертит она, егоза, Петю! Уж я чувствую!.. Ты бы хоть поговорила ему. Поговорила бы: братец, мол, отстранись! Не пара, мол, она тебе... сказала бы ты ему! Ведь у ней и денег-то всего-навсего три тыщи, да мужнина пенсия... я знаю!

  Татьяна. Мамаша, оставьте это! Елена совсем не обращает внимания на Петра...

  Акулина Ивановна. Нарочно это! Нарочно! Она, шельма, разжигает его... Показывает только видимость такую, что-де ты мне не интересен... а сама следит за ним, как кошка за чижом...

  Татьяна. Ах!.. да что мне! Мне-то что? Говорите сами... оставьте меня! Поймите, - я устала!

  Акулина Ивановна. Да ты не сейчас поговори с ним... Ты поди, ляг, отдохни...

  Татьяна (почти кричит) Мне негде отдохнуть! Я навсегда устала... навсегда! Понимаете? На всю жизнь... от вас устала... от всего! (Быстро уходит в сени. Акулина Ивановна делает движение к дочери, как бы желая остановить ее, но, всплеснув руками, остается на месте, недоумело раскрыв рот.)

  Бессемёнов (выглядывая из двери). Опять схватка?

  Акулина Ивановна (встрепенувшись). Нет, ничего... это так...

  Бессемёнов. Что так? Надерзила она тебе?

  Акулина Ивановна (торопливо). Нет, ничего, что ты это? Я ей говорю... обедать, мол, пора! А она говорит - не хочу! Я говорю - как не хочешь? А она...

  Бессемёнов. Завралась ты, мать!

  Акулина Ивановна. Правое слово!

  Бессемёнов. И сколько ты, ради их, врешь предо мной! Взгляни-ка мне в глаза-то... Не можешь... эх ты!

  (Акулина Ивановна стоит пред мужем, понуря голову, молча. Он тоже молчит, задумчиво поглаживая бороду. Потом, вздохнув, говорит.) Нет, зря все-таки разгородились мы от них образованием-то...

  Акулина Ивановна (тихо). Полно, отец! Теперь и простые-то люди тоже не лучше...

  Бессемёнов. Никогда не надо детям давать больше того, сколько сам имеешь... И всего мне тяжелее, что не вижу я в них... никакого характера... ничего эдакого... крепкого... Ведь в каждом человеке должно быть что-нибудь свое... а они какие-то... ровно бы без лиц! Вот Нил... он дерзок... он - разбойник. Но - человек с лицом! Опасный... но его можно понять... Э-эхе-хе!.. Я вот, в молодости, церковное пение любил... грибы собирать любил... А что Петр любит?

  Акулина Ивановна (робко, со вздохом). К постоялке ушел...

  Бессемёнов. Ну вот!.. Погоди же! - Я ее... ущемлю! (Входит Тетерев, заспанный и мрачный более, чем всегда. В руке - бутылка водки и рюмка.) Терентий Хрисанфович! Опять разрешил?

  Тетерев. Вчера, после всенощной...

  Бессемёнов. С чего это?..

  Тетерев. Без причины. Обедать скоро?

  Акулина Ивановна. Сейчас накрою... (Начинает хлопотать.)

  Бессемёнов. Эхма, Терентий Хрисанфович, умный ты человек... а вот губит тебя водочка!..

  Тетерев. Почтенный мещанин, - ты врешь! Меня губит не водка, а сила моя... Избыток силы - вот моя гибель...

  Бессемёнов. Ну, сила лишней не бывает...

  Тетерев. Опять врешь! Теперь сила - не нужна. Нужна ловкость, хитрость... нужна змеиная гибкость. (Засучивая рукав, показывает кулак.) Гляди, - если я этой штукой ударю по столу, - разобью его вдребезги. С такими руками - нечего делать в жизни. Я могу колоть дрова, но мне трудно и смешно писать, например... Мне некуда девать силы. Я могу найти себе место по способностям только в балагане, на ярмарке, где мог бы рвать железные цепи, поднимать гири... и прочее. Но я учился... И хорошо учился... за что и был изгнан из семинарии. Я учился и не хочу жить напоказ, не хочу, чтоб ты, придя в балаган, любовался мною со спокойным удовольствием. Я желаю, чтобы все смотрели на меня с беспокойным неудовольствием...

  Бессемёнов. Злой ты...

  Тетерев. Скоты такой величины, как я, не бывают злыми, - ты не знаешь зоологии. Природа - хитра. Ибо, если к силе моей прибавить злобу, - куда бежишь ты от меня?

  Бессемёнов. Мне бежать некуда... я в своем доме.

  Акулина Ивановна. Ты бы молчал, отец.

  Тетерев. Верно! Ты в своем доме. Вся жизнь - твой дом, твое строение. И оттого - мне негде жить, мещанин!

  Бeссеменов. Живешь ты зря... ни к чему. Но ежели бы захотел...

  Тетерев. Не хочу захотеть, ибо - противно мне. Мне благороднее пьянствовать и погибать, чем жить и работать на тебя и подобных тебе. Можешь ли ты, мещанин, представить себе меня трезвым, прилично одетым и говорящим с тобою рабьим языком слуги твоего? Нет, не можешь... (Поля входит и при виде Тетерева пятится назад. Он, заметив ее, широко улыбается и, кивая головой, говорит, протягивая ей руку.) Здравствуйте и не бойтесь... Я ничего не скажу вам больше... ибо все знаю!

  Поля (смущенно). Что?.. ничего вы не можете знать...

  Акулина Ивановна. А, пришла! Ну-ка, иди-ка, скажи Степаниде, чтобы щи несла...

  Бессемёнов. Пора... (К Тетереву.) Люблю я слушать, как ты рассуждаешь... Особенно про себя самого хорошо выходит у тебя. Так вот - глядишь на тебя, страшен ты! А начнешь ты мысли-то свои высказывать, я и чувствую твою слабость... (Довольно и тихо смеется.)

  Тетерев. И ты нравишься мне. Ибо ты в меру - умен и в меру - глуп; в меру - добр и в меру - зол; в меру честен и подл, труслив и храбр... ты образцовый мещанин! Ты законченно воплотил в себе пошлость... ту силу, которая побеждает даже героев и живет, живет и торжествует... давай, выпьем перед щами, почтенный крот!

  Бессемёнов. Принесут - выпьем. Но, между прочим, зачем ты ругаешься?.. Без причины не надо обижать людей... Надо рассуждать кротко, складно, чтобы слушать тебя было занятно... а если ты будешь людей задевать словами - никто не услышит тебя, а кто услышит - дурак будет!

  Нил (входя). Поля пришла?

  Тетерев (ухмыляясь). Пришла...

  Акулина Ивановна. А тебе ее на что?

  Нил (не отвечая ей. Тетереву). Эге-э! Разрешил? Опять? Часто же начал ты...

  Тетерев. Лучше пить водку, чем кровь людей... тем паче, что кровь теперешних людей - жидка, скверна и безвкусна... Здоровой, вкусной крови осталось мало, - всю высосали...

  (Поля и Степанида. Степанида несет миску. Поля - тарелку с мясом.)

  Нил (подходя к ней). Здравствуй! Готов ответ?

  Поля (вполголоса). Не сейчас же... при всех...

  Нил. Вот важность! Чего бояться?

  Бессемёнов. Кому?

  Нил. Мне... и вот ей...

  Акулина Ивановна. Что такое?

  Бессемёнов. Не понимаю...

  Тетерев (усмехаясь). А я - понимаю... (Наливает водки и пьет.)

  Бессемёнов. В чем дело? Ты чего, Пелагея?

  Поля (смущенная, тихо). Ничего...

  Нил (усаживаясь за стол). Секрет... Тайна!

  Бессемёнов. А коли тайна - говорите где-нибудь в углу, а не при людях. То есть, это, я скажу, насмешка какая-то... хоть беги из дома! Какие-то знаки, недомолвки, заговоры... А ты сиди дураком и хлопай глазами... Я тебя, Нил, спрашиваю, кто я тебе?

  Акулина Ивановна. Уж что это, Нил, право...

  Нил (спокойно). Вы мне приемный отец... Но сердиться и поднимать истории не следует... Ничего особенного не случилось...

  Поля (вставая со стула, на который только что села). Нил...

  Васильевич сделал... сказал мне... вчера вечером... спросил...

  Бессемёнов. Что спросил?.. Ну?

  Нил (спокойно). Вы не пугайте ее... Я спросил ее - не хочет ли она выйти за меня замуж...

  (Бессемёнов удивленно смотрит на него и Полю, держа в воздухе ложку. Акулина Ивановна тоже замерла на месте. Тетерев смотрит пред собой, тяжело моргая глазами. Кисть его руки, лежащей на колене, вздрагивает. Поля низко наклонила голову.)

  Нил (продолжает). А она сказала, что ответит мне сегодня... Ну, вот и все...

  Тетерев (махая рукой). И очень... просто... и больше ничего...

  Бессемёнов. Та-ак... Действительно... очень просто! (С горечью.) И модно... по-новому! Впрочем - что уж тут!

  Акулина Ивановна. Нехристь ты, нехристь! Отчаянная ты голова!.. Чай бы, с нами первоначально поговорить надо...

  Нил (с досадой). Вот дернуло меня за язык!

  Бессемёнов. Оставь, мать! Не наше дело! Ешь и молчи. И я буду молчать...

  Тетерев (хмелея). А я буду говорить... А впрочем, и я пока молчу...

  Бессемёнов. Да... Лучше всем молчать. Но всетаки, Нил... не торовато благодаришь ты меня за мою хлебсоль... Исподтишка живешь...

  Нил. За хлеб-соль вашу я платил трудом и впредь платить буду, а воле вашей подчиниться не могу. Вы вон хотели женить меня на дуре Седовой, потому только, что за нею десять тысяч приданого. На что мне ее нужно? А Полю я люблю... Давно люблю и ни от кого это не скрывал. Всегда я жил открыто и всегда буду так жить. Укорять меня не в чем, обижаться на меня не за что.

  Бессемёнов (сдержанно). Так, так! Очень хорошо... Ну что ж? Женитесь. Мы вам не помеха. Только на какие же капиталы жить-то будете? Коли не секрет - скажите.

  Нил. Работать будем. Я перевожусь в депо... А она... у нее тоже дело будет. Вы по-прежнему будете получать с меня тридцать рублей в месяц.

  Бессемёнов. Поглядим. Посулы легки...

  Нил. Вексель возьмите с меня...

  Тетерев. Мещанин! Возьми с него вексель! Возьми!

  Бессемёнов. Вас в это дело не просят мешаться...

  Акулина Ивановна. Тоже... советчик какой!

  Тетерев. Нет, ты возьми! Не возьмешь ведь - совесть коротка, не посмеешь... Нил, дай ему подписку: обязуюсь, мол, ежемесячно...

  Бессемёнов. Я могу и подписку взять... есть за что, так я думаю. С десяти лет кормил, поил, обувал, одевал - до двадцати семи... Н-да...

  Нил. Не лучше ли нам после считаться, не сейчас?

  Бессемёнов. Можно и после. (Вдруг вскипая.) Ну, только помни, Нил, - отныне ты мне... и я тебе - враги! Обиды этой я не прощу, не могу! Знай!

  Нил. Да какая обида? В чем обида? Ведь не ожидали же вы, что я на вас женюсь?

  Бессемёнов (кричит, не слушая). Помни! Издеваться над тем, кто тебя кормил, поил... без спроса... без совета... тайно... Ты! Смирная! Тихая! Что понурилась? А! Молчишь? А знаешь, что я могу тебя...

  Нил (вставая со стула). Ничего вы не можете! Будет шуметь! В этом доме я тоже хозяин. Я десять лет работал и заработок вам отдавал. Здесь, вот тут (топает ногой в пол и широким жестом руки указывает кругом себя) вложено мною не мало! Хозяин тот, кто трудится...

  (Во время речи Нила Поля встает и уходит. В дверях ей встречаются Петр и Татьяна. Петр, заглянув в комнату, скрывается.

  Татьяна стоит в дверях, держась за косяк.)

  Бессемёнов (ошеломленно таращит глаза на Нила). Ка-ак? Хозяин? Ты?

  Акулина Ивановна. Уйдем, отец! Уйдем... пожалуйста, уйдем! (Грозя кулаком Нилу.) Ну, Нилка! Ну, уж... погоди!

  (Со слезами.) Уж погоди... дождешься!

  Нил (настойчиво). Да, хозяин тот, кто трудится... Запомните-ка это!

  Акулина Ивановна (тащит за собой мужа). Идем, старик! И-идем! Бог с ними!.. Не говори, не кричи! Кто нас услышит?

  Бессемёнов (уступая усилиям жены). Ну, хорошо! Оставайся... хозяин! Поглядим... кто хозяин! Увидим!

  (Уходит к себе. Нил взволнованно расхаживает по комнате. Где-то на улице, далеко, играет шарманка.)

  Нил. Вот заварил кашу! И чёрт меня дернул спросить ее... Дурак! То есть, положительно не могу я ничего скрыть... лезет все наружу помимо воли! Ах ты...

  Тетерев. Ничего! Сцена очень интересная. Я слушал и смотрел с удовольствием. Очень недурно, очень! Не волнуйся, брат! У тебя есть способности... ты можешь играть героические роли. В данный момент герой нужен... поверь мне! В наше время все люди должны быть делимы на героев, то есть дураков, и на подлецов, то есть людей умных...

  Нил. Чего ради заставил я Полю пережить такую... гадость?.. Испугалась... нет, она не пуглива! Обиделась, наверно... тьфу!

  (Татьяна, все еще стоя в дверях, при имени Поли делает движение. Звуки шарманки умолкают.)

  Тетерев. Людей очень удобно делить на дураков и мерзавцев. Мерзавцев - тьмы! Они живут, брат, умом звериным, они верят только в правду силы... не моей силы, не этой вот, заключенной в груди и руке моей, а в силу хитрости... Хитрость - ум зверя.

  Нил (не слушая). Теперь придется ускорить свадьбу... Ну, и ускорим... Да, она еще не ответила мне. Но я знаю, что она скажет... милая моя девчушка!.. Как ненавижу я этого человека... этот дом... всю жизнь эту... гнилую жизнь! Здесь все... какие-то уроды! Никто не чувствует, что жизнь испорчена ими, низведена к пустякам... что из нее они делают себе темницу, каторгу, несчастие... как они ухитряются делать это? Не понимаю! Но - ненавижу людей, которые портят жизнь...

  (Татьяна делает шаг вперед, останавливается. Потом неслышно идет к сундуку и садится на него, в углу. Она согнулась, стала маленькой и еще более жалкой.)

  Тетерев. Жизнь украшают дураки. Дураков - немного. Они всё ищут чего-то, что не им нужно, не только им одним... Они любят выдумывать проспекты всеобщего счастья и тому подобной ерунды. Хотят найти начала и концы всего сущего. Вообще - делают глупости...

  Нил (задумчиво). Да, глупости! На это я мастер... Ну, она потрезвее меня... Она - тоже любит жизнь... такой внимательной, спокойной любовью... Знаешь, мы с ней великолепно будем жить! Мы оба - смелые... и, если захотим чего, - достанем! Да, мы с ней достанем... Она какая-то... новорожденная... (Смеется.) Мы с ней прекрасно будем жить!

  Тетерев. Дурак может всю жизнь думать о том, почему стекло прозрачно, а мерзавец просто делает из стекла бутылку...

  (Вновь играет шарманка уже близко, почти под окнами.)

  Нил. Ну, ты все о бутылках!

  Тетерев. Нет, я о дураках. Дурак спрашивает себя - где огонь, пока он не зажжен, куда девается, когда угасает? А мерзавец сидит у огня, и ему тепло...

  Нил (задумчиво). Да-а... тепло...

  Тетерев. В сущности - они оба глупы. Но - один глуп красиво, геройски, другой - тупо, нищенски глуп. И оба они, хотя разными дорогами, но приходят в одно место - в могилу, только в могилу, друг мой... (Хохочет. Татьяна тихо качает головой.)

  Нил (Тетереву). Ты чего?

  Тетерев. Смеюсь... Оставшиеся в живых дураки смотрят на умершего собрата и спрашивают себя - где он? А мерзавцы просто наследуют имущество покойного и продолжают жизнь теплую, жизнь сытую, жизнь удобную... (Хохочет.)

  Нил. Однако ты здорово напился... Шел бы к себе, а?

  Тетерев. Укажи - где это?

  Нил. Ну, не дури! Хочешь, отведу?

  Тетерев. Меня, брат, не отведешь. Я не состою в родстве ни с обвиняемыми... ни с потерпевшими. Я - сам по себе. Я - вещественное доказательство преступления! Жизнь испорчена! Она - сквер