Гоголь Николай Васильевич - Ревизор

лишком... Наглость такая!..

  Хлестаков (удерживая ее). Простите, сударыня, я это сделал от любви, точно от любви.

  Марья Антоновна. Вы почитаете меня за такую провинциалку... (Силится уйти.)

  Хлестаков (продолжая удерживать ее.) Из любви, право, из любви. Я так только, пошутил, Марья Антоновна, не сердитесь! Я готов на коленках просить у вас прощения. (Падает на колени.) Простите же, простите! Вы видите, я на коленях.

Явление XIII

  Те же и Анна Андреевна.

  Анна Андреевна (увидев Хлестакова на коленях). Ах, какой пассаж!

  Хлестаков (вставая) А, черт возьми!

  Анна Андреевна (дочери). Это что значит, сударыня! Это что за поступки такие?

  Марья Антоновна. Я, маменька...

  Анна Андреевна. Поди прочь отсюда! слышишь: прочь, прочь! И не смей показываться на глаза.

  Марья Антоновна уходит в слезах.

  Анна Андреевна. Извините, я, признаюсь, приведена в такое изумление...

  Хлестаков (в сторону). А она тоже очень аппетитна, очень недурна. (Бросается на колени.) Сударыня, вы видите, я сгораю от любви.

  Анна Андреевна. Как, вы на коленях? Ах, встаньте, встаньте! здесь пол совсем нечист.

  Хлестаков Нет, на коленях, непременно на коленях! Я хочу знать, что такое мне суждено: жизнь или смерть.

  Анна Андреевна. Но позвольте, я еще не понимаю вполне значения слов. Если не ошибаюсь, вы делаете декларацию насчет моей дочери?

  Хлестаков Нет, я влюблен в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную любовь мою, то я недостоин земного существования. С пламенем в груди прошу руки вашей.

  Анна Андреевна. Но позвольте заметить: я в некотором роде... я замужем.

  Хлестаков Это ничего! Для любви нет различия; и Карамзин сказал: "Законы осуждают". Мы удалимся под сень струй... Руки вашей, руки прошу!

Явление XIV

  Те же и Марья Антоновна, вдруг вбегает.

  Марья Антоновна. Маменька, папенька сказал, чтобы вы... (Увидя Хлестакова на коленях, вскрикивает.) Ах, какой пассаж!

  Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.

  Марья Антоновна (сквозь слезы). Я, право, маменька, не знала...

  Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры другие - перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.

  Хлестаков (схватывая за руку дочь). Анна Андреевна, не противьтесь нашему благополучию, благословите постоянную любовь!

  Анна Андреевна (с изумлением). Так вы в нее?..

  Хлестаков. Решите: жизнь или смерть?

  Анна Андреевна. Ну вот видишь, дура, ну вот видишь: из-за тебя, этакой дряни, гость изволил стоять на коленях; а ты вдруг вбежала как сумасшедшая. Ну вот, право, стоит, чтобы я нарочно отказала: ты недостойна такого счастия.

  Марья Антоновна. Не буду, маменька. Право, вперед не буду.

Явление XV

  Те же и городничий впопыхах.

  Городничий. Ваше превосходительство! не погубите! не погубите!

  Хлестаков. Что с вами?

  Городничий. Там купцы жаловались вашему превосходительству. Честью уверяю, и наполовину нет того, что они говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу, врет. Она сама себя высекла.

  Хлестаков. Провались унтер-офицерша - мне не до нее!

  Городничий. Не верьте, не верьте! Это такие лгуны... им вот эдакой ребенок не поверит. Они уж и всему городу известны за лгунов. А насчет мошенничества, осмелюсь доложить: это такие мошенники, каких свет не производил.

  Анна Андреевна. Знаешь ли ты, какой чести удостоивает нас Иван Александрович? Он просит руки нашей дочери.

  Городничий. Куда! куда!.. Рехнулась, матушка! Не извольте гневаться, ваше превосходительство: она немного с придурью, такова же была и мать ее.

  Хлестаков. Да, я точно прошу руки. Я влюблен.

  Городничий. Не могу верить, ваше превосходительство!

  Анна Андреевна. Да когда говорят тебе?

  Хлестаков. Я не шутя вам говорю... Я могу от любви свихнуть с ума.

  Городничий. Не смею верить, не достоин такой чести.

  Хлестаков. Да, если вы не согласитесь отдать руки Марьи Антоновны, то я черт знает что готов...

  Городничий. Не могу верить: изволите шутить, ваше превосходительство!

  Анна Андреевна. Ах, какой чурбан в самом деле! Ну, когда тебе толкуют?

  Городничий. Не могу верить.

  Хлестаков. Отдайте, отдайте! Я отчаянный человек, я решусь на все: когда застрелюсь, вас под суд отдадут.

  Городничий. Ах, боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как вашей милости угодно! У меня, право, в голове теперь... я и сам не знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.

  Анна Андреевна. Ну, благословляй!

  Хлестаков подходит с Марьей Антоновной.

  Городничий. Да благословит вас бог, а я не виноват.

  Хлестаков целуется с Марьей Антоновной. Городничий смотрит на них.

  Что за черт! в самом деле! (Протирает глаза.) Целуются! Ах, батюшки, целуются! Точный жених! (Вскрикивает, подпрыгивая от радости.) Ай, Антон! Ай, Антон! Ай,городничий! Вона, как дело-то пошло!

Явление XVI

  Те же и Осип.

  Осип.Лошади готовы.

  Хлестаков. А, хорошо... я сейчас.

  Городничий. Как-с? Изволите ехать?

  Хлестаков. Да, еду.

  Городничий. А когда же, то есть... вы изволили сами намекнуть насчет, кажется, свадьбы?

  Хлестаков. А это... На одну минуту только... на один день к дяде - богатый старик; а завтра же и назад.

  Городничий. Не смеем никак удерживать, в надежде благополучного возвращения.

  Хлестаков. Как же, как же, я вдруг. Прощайте, любовь моя... нет, просто не могу выразить! Прощайте, душенька! (Целует ее ручку.)

  Городничий. Да не нужно ли вам в дорогу чего-нибудь? Вы изволили, кажется, нуждаться в деньгах?

  Хлестаков. О нет, к чему это? (Немного подумав.) А впрочем, пожалуй.

  Городничий. Сколько угодно вам?

  Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то есть не двести, а четыреста, - я не хочу воспользоваться вашею ошибкою, - так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.

  Городничий. Сейчас! (Вынимает из бумажника.) Еще, как нарочно, самыми новенькими бумажками.

  Хлестаков. А, да! (Берет и рассматривает ассигнации.) Это хорошо. Ведь это, говорят, новое счастье, когда новенькими бумажками.

  Городничий. Так точно-с.

  Хлестаков. Прощайте, Антон Антонович! Очень обязан за ваше гостеприимство. Я признаюсь от всего сердца: мне нигде не было такого хорошего приема. Прощайте, Анна Андреевна! Прощайте, моя душенька Марья Антоновна!

  Выходят. За сценой:

  Голос Хлестакова. Прощайте, ангел души моей Марья Антоновна!

  Голос городничего. Как же это вы? прямо так на перекладной и едете?

  Голос Хлестакова. Да, я привык уж так. У меня голова болит от рессор.

  Голос ямщика. Тпр...

  Голос городничего. Так, по крайней мере, чем-нибудь застлать, хотя бы ковриком. Не прикажете ли, я велю подать коврик?

  Голос Хлестакова. Нет, зачем? это пустое; а впрочем, пожалуй, пусть дают коврик.

  Голос городничего. Эй, Авдотья! ступай в кладовую, вынь ковер самый лучший - что по голубому полю, персидский. Скорей!

  Голос ямщика. Тпр...

  Голос городничего. Когда же прикажете ожидать вас?

  Голос Хлестакова. Завтра или послезавтра.

  Голоса Осипа. А, это ковер? давай его сюда, клади вот так! Теперь давай-ка с этой стороны сена.

  Голос ямщика. Тпр...

  Голоса Осипа. Вот с этой стороны! сюда! еще! хорошо. Славно будет. (Бьет рукою по ковру.) Теперь садитесь, ваше благородие!

  Голос Хлестакова. Прощайте, Антон Антонович!

  Голос городничего. Прощайте, ваше превосходительство!

  Женские голоса. Прощайте, Иван Александрович!

  Голос Хлестакова. Прощайте, маменька!

  Голос ямщика. Эй вы, залетные!

  Колокольчик звенит. Занавес опускается.

* ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ *

  Та же комната

Явление I

  Городничий,Анна Андреевна и Марья Антоновна.

  Городничий. Что, Анна Андреевна? а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Этой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне не виделось - просто из какой-нибудь городничихи и вдруг... фу ты, канальство!..с каким дьяволом породнилась!

  Анна Андреевна. Совсем нет; я давно это знала. Это тебе в диковинку, потому что ты простой человек, никогда не видел порядочных людей.

  Городничий. Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь я задам перцу все этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?

  Входит квартальный.

  А, это ты, Иван Карпович! Призови-ка сюда, брат, купцов! Вот я их, каналий! Так жаловаться на меня? Вишь ты, проклятый иудейский народ! Постойте ж, голубчики! Прежде я вас кормил до усов только, а теперь накормлю до бороды. Запиши всех, кто только ходил бить челом на меня, и вот этих больше всего писак, писак, которые закручивали им просьбы. Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, - что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все! Всем объяви, чтобы все знали. Кричи во весь народ, валяй в колокола, черт возьми! Уж когда торжество, так торжество!

  Квартальный уходит.

  Так вот как, Анна Андреевна, а? Как же мы теперь, где будем жить? здесь или в Питере?

  Анна Андреевна. Натурально, в Петербурге. Как можно здесь оставаться!

  Городничий. Ну, в Питере так в Питере; а оно хорошо бы и здесь. Что, ведь, я думаю, уже городничество тогда к черту, а, Анна Андреевна?

  Анна Андреевна. Натурально, что за городничество!

  Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со всеми министрами и во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать, что со временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?

  Анна Андреевна. Еще бы! конечно, можно.

  Городничий. А, черт возьми, славно быть генералом! Кавалерию повесят тебе через плечо. А какую кавалерию лучше, Анна Андреевна: красную или голубую?

  Анна Андреевна. Уж конечно, голубую лучше.

  Городничий. Э? вишь, чего захотела! хорошо и красную. Ведь почему хочется быть генералом? - потому что, случится, поедешь куда-нибудь - фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: "Лошадей!" И там на станциях никому не дадут, все дожидается: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там - стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.) Вот что, канальство, заманчиво!

  Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские... Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.

  Городничий. Что ж? ведь слово не вредит.

  Анна Андреевна. Да хорошо, когда ты был городничим. А там ведь жизнь совсем другая.

  Городничий. Да, там, говорят есть две рыбицы: ряпушка и корюшка, такие, что только слюнка потечет, как начнешь есть.

  Анна Андреевна. Ему все бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно было только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.) Ах, как хорошо!

Явление II

  Те же и купцы.

  Городничий. А! Здорово, соколики!

  Купцы (кланяясь). Здравия желаем, батюшка!

  Городничий. Что, голубчики, как поживаете? как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что...

  Анна Андреевна. Ах, боже мой, какие ты, Антоша, слова отпускаешь!

  Городничий (с неудовольствием). А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас... у!.. обманываете народ... Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе... И брюхо сует вперед: он купец, его не тронь. "Мы, говорит, и дворянам не уступим". Да дворянин... ах ты, рожа! - дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? - начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, "Отче наша" не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!

  Купцы (кланяясь). Виноваты, Антон Антонович!

  Городничий. Жаловаться? А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?

  Купцы. Богу виноваты, Антон Антонович! Лукавый попутал. И закаемся вперед жаловаться. Уж какое хошь удовлетворение, не гневись только!

  Городничий. Не гневись! Вот ты теперь валяешься у ног моих. Отчего? - оттого, что мое взяло; а будь хоть немножко на твоей стороне, так ты бы меня, каналья, втоптал по самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил.

  Купцы (кланяются в ноги). Не погуби, Антон Антонович!

  Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? Я бы вас... (Махнув рукой.) Ну, да бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление было... понимаешь? не то чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или головою сахару... Ну, ступай с богом!

  Купцы уходят.

Явление III

  Те же, Аммос Федорович, Артемий Филиппович, потом Растаковский.

  Аммос Федорович (еще в дверях.) Верить ли слухам, Антон Антонович? к вам привалило необыкновенное счастие?

  Артемий Филиппович. Имею честь поздравить с необыкновенным счастием. Я душевно обрадовался, когда услышал. (Подходит к ручке Анны Андреевны.) Анна Андреевна! (Подходя к ручке Марьи Антоновны.) Марья Антоновна!

  Растаковский(входит). Антона Антоновича поздравляю. Да продлит бог жизнь вашу и новой четы и даст вам потомство многочисленное внучат и правнучат! Анна Андреевна! (Подходит к ручке Анны Андреевны.) Марья Антоновна! (Подходит к ручке Марьи Антоновны.)

Явление IV

  Те же, Коробкин с женою, Люлюков.

  Коробкин. Имею честь поздравить Антона Антоновича! Анна Андреевна! (Подходит к ручке Анны Андреевны.) Марья Антоновна! (Подходит к ее ручке.)

  Жена Коробкина. Душевно поздравляю вас, Анна Андреевна, с новым счастием.

  Люлюков. Имею честь поздравить, Анна Андреевна! (Подходит к ручке и потом, обратившись к зрителям, щелкает языком с видом удальства.) Марья Антоновна! Имею честь поздравить. (Подходит к ее ручке и обращается к зрителям с тем же удальством.)

Явление V

  Множество гостей в сюртуках и фраках подходят сначала к ручке Анны Андреевны, говоря: "Анна Андреевна!" - потом к Марье Антоновне, говоря: "Марья Антоновна!". Бобчинский и Добчинский проталкиваются.

  Бобчинский. Имею честь поздравить!

  Добчинский. Антон Антонович! имею честь поздравить!

  Бобчинский. С благополучным происшествием!

  Добчинский. Анна Андреевна!

  Бобчинский. Анна Андреевна!

  Оба подходят в одно и то же время и сталкиваются лбами.

  Добчинский. Марья Антоновна! (Подходит к ручке.) Честь имею поздравить. Вы будете в большом, большом счастии, в золотом платье и ходить и деликатные разные супы кушать; очень забавно будете проводить время.

  Бобчинский (перебивая). Марья Антоновна, имею честь поздравить! Да бог вам всякого богатства, червонцев и сынка-с этакого маленького, вон энтакого-с (показывает рукою), что можно было на ладонку посадить, да-с! Все будет мальчишка кричать: уа! уа! уа!..

Явление VI

  Еще несколько гостей, подходящих к ручкам. Лука Лукич с женою.

  Лука Лукич. Имею честь...

  Жена Луки Лукича (бежит вперед). Поздравляю вас, Анна Андреевна!

  Целуются.

  А я так, право, обрадовалась. Говорят мне: "Анна Андреевна выдает дочку". "Ах, боже мой!" - думаю себе, и так обрадовалась, что говорю мужу: "Послушай, Луканчик, вот так счастие Анне Андреевне!" "Ну, - думаю себе, - слава богу!" И говорю ему: "Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне..." "Ах, боже мой! - думаю себе, - Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела", - и так, право, обрадовалась, что не могла говорить. Плачу, плачу, просто рыдаю. Уже Лука Лукич говорит: "отчего ты, Настенька, рыдаешь?" - "Луканчик, говорю, я и сама не знаю, слезы так вот рекой и льются".

  Городничий. Покорнейше прошу садиться, господа! Эй, Мишка, принеси сюда побольше стульев.

  Гости садятся.

Явление VII

  Те же, частный пристав и квартальные.

  Частный пристав. Имею честь поздравить вас, ваше высокоблагородие и поделать вам благоденствия на многие лета!

  Городничий. Спасибо, спасибо! Прошу садиться, господа!

  Гости усаживаются.

  Аммос Федорович. Но скажите, пожалуйста, Антон Антонович, каким образом все это началось, постепенный ход всего, то есть, дела.

  Городничий. Ход дела чрезвычайный: изволил собственнолично сделать предложение.

  Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: "Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам..." И такой прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! "Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь - копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества".

  Марья Антоновна. Ах, маменька! ведь это он мне говорил.

  Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! "Я, Анна Андреевна, изумляюсь..." В таких лестных рассыпался словах... И когда я хотела сказать: "Мы никак не смеем надеяться на такую честь", - он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: "Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою".

  Марья Антоновна. Право, маменька, он обо мне это говорил.

  Анна Андреевна. Да, конечно... и об тебе было, я ничего этого не отвергаю.

  Городничий. И так даже напугал: говорил, что застрелится. "Застрелюсь, застрелюсь!" - говорит.

  Многие из гостей. Скажите пожалуйста!

  Аммос Федорович. Экая штука!

  Лука Лукич. Вот подлинно, судьба уж так вела.

  Артемий Филиппович. Не судьба, батюшка, судьба - индейка: заслуги привели к тому. (В сторону.) Этакой свинье лезет в рот всегда счастье!

  Аммос Федорович. Я, пожалуй, Антон Антонович, продам вам того кобелька, которого торговали.

  Городничий. Нет, мне теперь не до кобельков.

  Аммос Федорович. Ну, не хотите, на другой собаке сойдемся.

  Жена Коробкина. Ах, как, Анна Андреевна, я рада вашему счастью! вы не можете себе представить.

  Коробкин. Где ж теперь, позвольте узнать, находится именитый гость? Я слышал, что он уехал зачем-то.

  Городничий. Да, он отправился на один день по весьма важному делу.

  Анна Андреевна. К своему дяде, чтобы испросить благословения.

  Городничий. Испросить благословения; но завтра же... (Чихает.)

  Поздравления сливаются в один гул.

  Много благодарен! Но завтра же и назад... (Чихает.)

  Поздравительный гул; слышнее других голоса:

  Частного пристава. Здравия желаем, ваше высокоблагородие!

  Голос Бобчинского. Сто лет и куль червонцев!

  Голос Добчинского. Продли бог на сорок сороков!

  Артемия Филипповича. Чтоб ты пропал!

  Жены Коробкина. Черт тебя побери!

  Городничий. Покорнейше благодарю! И вам того ж желаю.

  Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены жить. А здесь, признаюсь, такой воздух... деревенский уж слишком!.. признаюсь, большая неприятность... Вот и муж мой... он там получит генеральский чин.

  Городничий. Да, признаюсь, господа, я, черт возьми, очень хочу быть генералом.

  Лука Лукич. И дай бог получить!

  Растаковский. От человека невозможно, а от бога все возможно.

  Аммос Федорович. Большому кораблю - большое плаванье.

  Артемий Филиппович. По заслугам и честь.

  Аммос Федорович (в сторону). Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а до сих пор еще не генералы.

  Артемий Филиппович (в сторону). Эка черт возьми, уж и в генералы лезет! Чего доброго, может, и будет генералом. Ведь у него важности, лукавый не взял бы его, довольно. (Обращаясь к нему.) Тогда, Антон Антонович, и нас не позабудьте.

  Аммос Федорович. И если что случится, например какая-нибудь надобность по делам, не оставьте покровительством!

  Коробкин. В следующем году повезу сынка в столицу на пользу государства, так сделайте милость, окажите ему вашу протекцию, место отца заступите сиротке.

  Городничий. Я готов со своей стороны, готов стараться.

  Анна Андреевна. Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых, тебе не будет времени думать об этом. И как можно и с какой стати себя обременять этакими обещаниями?

  Городничий. Почему ж, душа моя? иногда можно.

  Анна Андреевна. Можно, конечно, да ведь не всякой же мелюзге оказывать покровительство.

  Жена Коробкина. Вы слышали, как она трактует нас?

  Гостья. Да, она такова всегда была; я ее знаю: посади ее за стол, она и ноги свои...

Явление VIII

  Те же и почтмейстер впопыхах, с распечатанным письмом в руке.

  Почтмейстер. Удивительное дело, господа! Чиновник, которого мы приняли за ревизора, был не ревизор.

  Все. Как не ревизор?

  Почтмейстер. Совсем не ревизор, - я узнал это из письма...

  Городничий. Что вы? что вы? из какого письма?

  Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес - вижу: "в Почтамтскую улицу". Я так и обомлел. "Ну, - думаю себе, - верно, нашел беспорядки по почтовой част и уведомляет начальство". Взял да и распечатал.

  Городничий. Как же вы?..

  Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, - но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: "Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица"; а в другом словно бес какой шепчет: "Распечатай, распечатай, распечатай!" И как придавил сургуч - по жилам огонь, а распечатал - мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.

  Городничий. Да как же вы осмелились распечатать письмо такой уполномоченной особы?

  Почтмейстер. В том-то и штука, что он не уполномоченный и не особа!

  Городничий. Что ж он, по-вашему, такое?

  Почтмейстер. Ни се ни то; черт знает что такое!

  Городничий (запальчиво). как не се ни то? Как вы смеете назвать его ни тем ни сем, да еще и черт знает чем? Я вас под арест...

  Почтмейстер. Кто? Вы?

  Городничий. Да, я!

  Почтмейстер. Коротки руки!

  Городничий. Знаете ли, что он женится на моей дочери, что я сам буду вельможа, что я в самую Сибирь законопачу?

  Почтмейстер. Эх, Антон Антонович! что Сибирь? далеко Сибирь. Вот лучше я вам прочту. Господа! позвольте прочитать письмо!

  Все. Читайте, читайте!

  Почтмейстер (читает). "Спешу уведомить тебя, душа моя Тряпичкин, какие со мной чудеса. На дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел уже было посадить в тюрьму; как вдруг, по моей петербургской физиономии и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора. И я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой; не решился только, с которой начать, - думаю, прежде с матушки, потому что, кажется, готова сейчас на все услуги. Помнишь, как мы с тобой бедствовали, обедали нашерамыжку и как один раз было кондитер схватил меня за воротник по поводу съеденных пирожков на счет доходов аглицкого короля? Теперь совсем другой оборот. Все мне дают взаймы сколько угодно. Оригиналы страшные. От смеху ты бы умер. Ты, я знаю, пишешь статейки: помести их в свою литературу. Во-первых, городничий - глуп, как сивый мерин..."

  Городничий. Не может быть этого! Там нет этого.

  Почтмейстер (показывает письмо). Читайте сами.

  Городничий (читает). "Как сивый мерин". Не может быть! вы это сами написали.

  Почтмейстер. Как же бы я стал писать?

  Артемий Филиппович. Читайте!

  Лука Лукич. Читайте!

  Почтмейстер (продолжая читать). "Городничий - глуп, как сивый мерин..."

  Городничий. О, черт возьми! нужно еще повторять! как будто оно там и без того не стоит.

  Почтмейстер (продолжая читать). Хм... хм... хм... хм... "сивый мерин. Почтмейстер тоже добрый человек..." (Оставляя читать.) Ну, тут обо мне тоже он неприлично выразился.

  Городничий. Нет, читайте!

  Почтмейстер. Да к чему ж?..

  Городничий. Нет, черт возьми, когда уж читать, так читать! Читайте все!

  Артемий Филиппович. Позвольте, я прочитаю. (Надевает очки и читает.) "Почтмейстер точь-в-точь наш департаментский сторож Михеев; должно быть, также, подлец пьет горькую".

  Почтмейстер (к зрителям.) Ну, скверный мальчишка, которого надо высечь; больше ничего!

  Артемий Филиппович (продолжая читать). "Надзиратель над богоугодным заведе...и...и...и... (Заикается.)

  Коробкин. А что ж вы остановились?

  Артемий Филиппович. Да нечеткое перо... впрочем, видно, что негодяй.

  Коробкин. Дайте мне! Вот у меня, я думаю, получше глаза. (Берет письмо.)

  Артемий Филиппович (не давая письмо). Нет, это место можно пропустить, а там дальше разборчиво.

  Коробкин. Да позвольте, уж я знаю.

  Артемий Филиппович. Прочитать я и сам прочитаю; далее, право, все разборчиво.

  Почтмейстер. Нет, все читайте! ведь прежде все читано.

  Все. Отдайте, Артемий Филиппович, отдайте письмо! (Коробкину.) Читайте!

  Артемий Филиппович. Сейчас. (Отдает письмо.) Вот, позвольте... (Закрывает пальцем.) Вот отсюда читайте.

  Все приступают к нему.

  Почтмейстер. Читайте, читайте! вздор, все читайте!

  Коробкин (читая). "Надзиратель над богоугодным заведением Земляника - совершенная свинья в ермолке".

  Артемий Филиппович (к зрителям). И неостроумно! Свинья в ермолке! где ж свинья бывает в ермолке?

  Коробкин (продолжая читать). "Смотритель училищ протухнул насквозь луком".

  Лука Лукич (к зрителям). Ей-богу, и в рот никогда не брал луку.

  Аммос Федорович (в сторону). Слава богу, хоть, по крайней мере, обо мне нет!

  Коробкин (читает). "Судья..."

  Аммос Федорович. Вот тебе на! (Вслух.) Господа, я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.

  Лука Лукич. Нет!

  Почтмейстер. Нет, читайте!

  Артемий Филиппович. Нет уж, читайте!

  Коробкин (продолжает). "Судья Ляпкин-Тяпкин в сильнейшей степени моветон..." (Останавливается.) Должно быть, французское слово.

  Аммос Федорович. А черт его знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может быть, и того еще хуже.

  Коробкин (продолжая читать). "А впрочем, народ гостеприимный и добродушный. Прощай, душа Тряпичкин. Я сам, по примеру твоему, хочу заняться литературой. Скучно, брат, так жить; хочешь, наконец, пищи для души. Вижу: точно нужно чем-нибудь высоким заняться. Пиши ко мне в Саратовскую губернию, а оттуда в деревню Подкатиловку. (Переворачивает письмо и читает адрес.) Его благородию, милостивому государю, Ивану Васильевичу Тряпичкину, в Почтамтскую улицу, в доме под нумером девяносто седьмым, поворотя на двор, в третьем этаже направо".

  Одна из дам. Какой репримант неожиданный!

  Городничий. Вот когда зарезал, так зарезал! Убит, убит, совсем убит! Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего... Воротить, воротить его! (Машет рукою.)

  Куды воротить! Я, как нарочно, приказал смотрителю дать самую лучшую тройку; черт угораздил дать и вперед предписание.

  Жена Коробкина. Вот уж точно, беспримерная конфузия!

  Аммос Федорович. Однако ж, черт возьми, господа! он у меня взял триста рублей взаймы.

  Артемий Филиппович. У меня тоже триста рублей.

  Почтмейстер (вздыхает). Ох! и у меня триста рублей.

  Бобчинский. У нас с Петром Ивановичем шестьдесят пять-с на ассигнации-с, да-с.

  Аммос Федорович (в недоумении расставляет руки). Как же это, господа? Как это, в самом деле, мы так оплошали?

  Городничий (бьет себя по лбу). Как я - нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду! Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой) нечего и говорить про губернаторов...

  Анна Андреевна. Но этого не может быть, Антоша: он обручился с Машенькой...

  Городничий (в сердцах). Обручился! Кукиш с маслом - вот тебе обручился! Лезет мне в глаза с обрученьем!.. (В исступлении.) Вот смотрите, смотрите, весь мир, все христианство, все смотрите, как одурачен городничий! Дурака ему, дурака, старому подлецу! (Грозит самому себе кулаком.) Эх ты, толстоносый! Сосульку, тряпку принял за важного человека! Вон он теперь по всей дороге заливает колокольчиком! Разнесет по всему свету историю. Мало того что пойдешь в посмешище - найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит. Вот что обидно! Чина,звания не пощадит, и будут все скалить зубы и бить в ладоши. Чему смеетесь? - Над собою смеетесь!.. Эх вы!.. (Стучит со злости ногами об пол.) Я бы всех этих бумагомарак! У, щелкоперы, либералы проклятые! чертово семя! Узлом бы вас всех завязал, в муку бы стер вас всех да черту в подкладку! в шапку туды ему!.. (Сует кулаком и бьет каблуком в пол. После некоторого молчания.) До сих пор не могу прийти в себя. Вот, подлинно, если бог хочет наказать, то отнимет прежде разум. Ну что было в этом вертопрахе похожего на ревизора? Ничего не было! Вот просто на полмизинца не было похожего - и вдруг все: ревизор! ревизор! Ну кто первый выпустил, что он ревизор? Отвечайте!

  Артемий Филиппович (расставляя руки). Уж как это случилось, хоть убей, не могу объяснить. Точно туман какой-то ошеломил, черт попутал.

  Аммос Федорович. Да кто выпустил - вот кто выпустил: эти молодцы! (Показывает на Добчинского и Бобчинского.)

  Бобчинский. Ей-ей, не я! и не думал...

  Добчинский. Я ничего, совсем ничего...

  Артемий Филиппович. Конечно, вы.

  Лука Лукич. Разумеется. Прибежали как сумасшедшие из трактира: "Приехал, приехал и денег не плотит..." Нашли важную птицу!

  Городничий. Натурально, вы! сплетники городские, лгуны проклятые!

  Артемий Филиппович. Чтоб вас черт побрал с вашим ревизором и рассказами!

  Городничий. Только рыскает по городу и смущаете всех, трещотки проклятые! Сплетни сеете, сороки короткохвостые!

  Аммос Федорович. Пачкуны проклятые!

  Лука Лукич. Колпаки!

  Артемий Филиппович. Сморчки короткобрюхие!

  Все обступают их.

  Бобчинский. Ей-богу, это не я, это Петр Иванович.

  Добчинский. Э, нет, Петр Иванович, вы ведь первые того...

  Бобчинский. А вот и нет; первые то были вы.

Явление последнее

  Те же и жандарм.

  Жандарм. Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе. Он остановился в гостинице.

  Произнесенные слова поражают как громом всех. Звук изумления единодушно взлетает из дамских уст; вся группа, вдруг переменивши положение, остается в окаменении.

Немая сцена

  Городничий посередине в виде столба, с распростертыми руками и запрокинутой назад головою. По правую руку его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой с самым сатирическим выражением лица, относящимся прямо к семейству городничего. По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" За ним Коробкин, обратившийся ко зрителям с прищуренным глазом и едким намеком на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами. Прочие гости остаются просто столбами. Почти полторы минуты окаменевшая группа сохраняет такое положение. Занавес опускается.

  --------------------------------

  Права на этот электронный текст принадлежат Публичной электронной библиотеке (Евгению Пескину), 1994-1996 год. Разрешено свободное распространение при условии сохранения целостности текста (включая данную информацию). Разрешено свободное использование для некоммерческих целей при условии ссылки на источник.

  Публичная Электронная Библиотека - товарный знак и знак обслуживания, принадлежащие Евгению Пескину.

  E-mail: eugene@eugene.msk.su

  Copyright 1996 Евгений Пескин, электронный текст