З. Н. Гиппиус. Арифметика любви (1931-1939)
СПб., ООО "Издательство "Росток"", 2003
"Одно дело - мораль, другое - политика".
Вот обычная, ходячая фраза в наши дни. Я бы сказал - естественная. В ней уже содержатся, конечно, уже включены в нее, и прочие не менее "естественные" утверждения, - они "сами собою разумеются". Но мы рассмотрим их отдельно, в строгом порядке.
Итак: мораль одно дело, политика другое. Наука, искусство, эстетика - одно, политика - другое. Метафизика, логика - одно, другое политика. Логика, разум, здравый смысл - одно, политика совсем другое.
Это "другое", - вне морали, эстетики, метафизики, логики, здравого смысла, - и есть современная текущая политика. Если абсолют в реальности не встречается, то почти-абсолют мы уже имеем во образе сталинской политики. Остальная находится в разных степенях приближения к тому же абсолюту.
Едет воз сена. Тучный, высокий; и с каждым скрипучим поворотом тележного колеса все растет, все подкидывают сена. Почем знать, может быть, там, глубоко на дне, что-нибудь и запрятано. Может быть, там и бриллиантовая булавка разума с золотым острием здравого смысла? Не стоит думать; ведь все равно не добраться ни до чего, не отыскать в тяжелой, мертвой куче сухой травы, - в куче мертвых традиций, окаменелых привычек, в горе "слов-слов-слов" с искаженным, как лицо повешенного, смыслом и значением.
Да, не стоит думать. Не раскидывать же воза! Мы "ленивы и не любопытны". Если и есть что-нибудь на дне, оно не нужно, у нас "другое" дело, особое: двигать реальный воз со всем его сенным богатством.
Я не обманываю себя: воз так велик, что если б случилось чудо, если б современники, услышав запах тлена, принялись раскидывать воз общими усилиями, вряд ли бы им это скоро удалось. Но что говорить о таких усилиях, когда не видно и частных попыток порыться с краю, выдернуть два-три сухие скрюченные стебля, - два-три слова с искаженным смыслом, чтобы воскресить их в первом, настоящем значении. Может быть, впрочем, такие попытки, заведомо слабые, и есть; но охранители воза ревнивы и подозрительны, прикасаться к нему не очень позволяют.
Эти строки были уже написаны, когда мне попалась статья в "Репюблик": журналист говорит как раз о современном искажении слов, о потере их "первоначального" смысла (вспомнив, что об этом же писал, в свое время, Ан. Франс). "Три слова лежат в основе всех политических споров, - говорит П. Доминик, - большевизм, фашизм и демократия"; указав, что слова эти доселе понимаются, как, приблизительно, лет 20 тому назад, журналист поясняет, что теперь, в действительности, они обозначают совсем другое. Иначе: он показывает, во что выродились к сегодняшнему дню государства, продолжающие зваться тем, другим или третьим именем.
С точки зрения чистой "актуальности", журналист кое в чем прав; но это мало имеет отношения к тому, о чем мы говорим: к действительному "разоблачению" слов; это почти "в другом порядке". Поэтому напрасно говорить о их нахальном смысле. Начальный лежит глубже; искажению не 20 каких-нибудь лет; и не так уж оно поверхностно, как его определяет П. Доминик относительно, например, "фашизма". Журналист не говорит нам с ясностью, как понималось это слово 20 лет тому назад; он только отмечает, что сейчас оно "синоним реакции". Гораздо прямее (и "первоначальнее") сказать, что "фашизм" был и доселе остается "синонимом личной диктатуры". Если такое государство судится, как реакция, это уж последующий вывод: фашизм = личной диктатуре = реакции. Занявшись вскрыванием "начального" смысла слов, надо и начинать сначала; в данном случае - со слова "фашизм". (Оно - очень хороший пример.) Действительно ли оно синоним личной диктатуры? Что оно означает в первичном и прямом значении?
Здесь меня, конечно, прервут: бесполезные рассуждения! Реальность перед глазами: Германия с Гитлером, выродившийся СССР со Сталиным, Италия с Муссолини, - все это фашизм. Слово общепринятое, понятное, определяющее факт; да и сколько ни говорить о словах, факты от слов не меняются.
Не меняются? Ну, это еще вопрос... не для тех, положим, кого ни смысл, ни слово не интересуют. Но есть и не вполне уверенные, что политика - одно, а разум, знание, мораль и т. д. совсем другое. Для них я скажу кратко о "фашизме" и о "личной диктатуре".
Фашио - это пучок, пук длинных стеблей и обозначает совместность, тесную общность. Как знак "всеобщности", он был принят римской республикой; а раньше, кажется, обозначал тоже, - равность всех и общность - в Этрурии. Другого прямого смысла "фашио" не имел и не может иметь даже с приставкой современного "изма". Такой именно "смысл" уже дает нам его идеологию.
Одно это отделяет фашизм от личной диктатуры: у нее нет никакой идеологии. Часто мы встречаем: "идеология фашизма" (т. е. разумея личную диктатуру) - выражение легкомысленно-невежественное. Личная диктатура - временный случай; он может быть и несчастным - и провиденциальным, если явился в минуту несчастья. От личности диктатора, или "временщика", зависит многое, если не все. У него может быть своя, частная, идеология; у Муссолини, самого, вероятно, даже идеология "фашио". Но в жизнь он, пока правит единовластно, провести ее не может. Попытки его и Гитлера подвести под свои действия какую-то идеологию, обосновать свою, заведомо временную чем-то постоянным, только лишний раз доказывают недостаточность их умственной глубины. Инстинкт такого существа, как Сталин, действует правильнее: недаром так откровенно уничтожает идеологию коммунизма; уничтожает, в лице возможных носителей всякой другой и всякую другую, прямым физическим средством.
Впрочем, инстинкты, даже верные, не такая уж надежная помощь. Политика Сталина, дошедшая, в современности, до почти-абсолюта, т. е. уже совершенно обнажившая себя от морали, разума и смысла, от всего, что называлось "человеческим", ведет его к падению весьма ускоренным темпом. И падение это будет великое.
Мне опять возразят: хорошо, но что все-таки меняют общие рассуждения? Что за дело нам до изображений "фашио" на этрусских вазах, до римской республики, до того, есть или нет идеология у диктатуры, до инстинктов Сталина? Италия задыхается в фашистском рабстве, Сталин, с инстинктами или без оных, расстреливает, Германия вооружается, падение Сталина может привести к разделу России, - вот факты, с ними и считается современная политика. Рассуждать о ней с отвлеченной, исторической, или какой-нибудь метафизической точки зрения в лучшем случае бесполезно, а то и вредно...
О, я знаю, что к возу сена не всем позволено притрагиваться! Цензура, особенно "свободолюбцев", мне известна. Force majeure {Непредвиденные обстоятельства (фр.).}. Но мне любо ворошить сено хотя бы втихомолку. И, право, есть где-то какие-то мои современники, думающие, что политика без морали, без знания, без понятий смысла, без метафизики, - особенно без метафизики, - без всего, что звалось когда-то человеческими "ценностями", всегда будет даже не политикой, а немощной суетой.
Впервые: Новая Россия. Париж, 1937. 21 декабря. No 38. С. 12-13 под псевдонимом Антон Крайний.
Мы "ленивы и нелюбопытны" - А. С. Пушкин. Путешествие в Арзрум (1836). Гл. 2.
...о потере "первоначального смысла"... - см., в частности, рассуждение о случае с Уолтером Ралей (о разном восприятии одного и того же увиденного разными людьми) в рассказе А. Франса "Кренкбиль" (1904).