Гербель Николай Васильевич - О рукописях Гоголя принадлежащих лицею князя Безбородко

  

   Послѣ смерти Н. Я. Прокоповича, остались нѣкоторыя рукописи Гоголя, подаренныя ему самимъ авторомъ. Прокоповичъ, какъ извѣстно, былъ школьнымъ товарищемъ и лучшимъ другомъ Гоголя, а также издателемъ перваго собранiя его сочиненiй (въ 4-хъ томахъ). Въ 1858 году эти рукописи были прiобрѣтены у семейства покойнаго Прокоповича графомъ Г. А. Кушелевымъ-Безбородко за 1200 руб. сереб., и принесены имъ въ даръ лицею князя Безбородко, какъ заведенiю, воспитавшему знаменитаго автора "Мертвыхъ Душъ". Съ этими-то рукописями хочу я познакомить русскую читающую публику.

   Всѣхъ рукописей семь, именно: 1) перваго тома "Мертвыхъ Душъ", 2) "Тараса Бульбы", 3) "Портрета", 4) "Игроковъ", 5) "Тяжбы", 6) "Лакейской" и 7) "Театральнаго разъѣзда". Къ нимъ же можно причислить и письма Гоголя къ Прокоповичу, прiобрѣтенныя вмѣстѣ съ рукописями и также хранящiяся въ лицейской библiотекѣ. Всѣ эти рукописи, одинаково дорогiя, какъ автографы великаго писателя, далеко не одинаково интересны въ библiографическомъ отношенiи. По внимательномъ сличенiи рукописей съ печатнымъ оказалось, что рукописи "Тараса Бульбы", "Портрета" (обѣ второй редакцiи), "Игроковъ", "Тяжбы" и "Театральнаго разъѣзда" - суть оригиналы пiэсъ того же имени, напечатанныхъ въ первый разъ въ 1842 году, въ "Сочиненiяхъ Гоголя", безъ малѣйшаго измѣненiя, тогда какъ рукописи "Мертвыхъ Душъ" и "Лакейской" представляютъ много такого, чего нѣтъ въ печатномъ. Слѣдовательно всѣ первыя пять рукописей не представляютъ ничего новаго и интереснаго и распространяться о нихъ нечего. Скажу только, что всѣ они переписаны на-бѣло рукою самаго Гоголя въ теченiи 1842 года, частью въ Москвѣ, частью за границей (первыя двѣ на обыкновенной бумагѣ, сложенной въ четверку, довольно разгонистымъ почеркомъ, а остальныя три - на почтовой бумагѣ въ осьмушку, и почеркомъ болѣе убористымъ), и доставлены авторомъ Прокоповичу въ томъ же году, для напечатанiя въ полномъ собранiи сочиненiй Гоголя.

   Перехожу къ рукописи "Мертвыхъ Душъ". Это не черневая тетрадь, какою она можетъ показаться съ перваго взгляда. Напротивъ, поэма весьма тщательно переписана самимъ авторомъ на почтовой бумагѣ въ большую четверку мелкимъ, убористымъ почеркомъ, и уже послѣ испещрена множествомъ разновременныхъ поправокъ, чтò можно заключить изъ того, что онѣ сдѣланы чернилами разныхъ цвѣтовъ, а иногда и карандашомъ. Видно, что Гоголь готовилъ эту рукопись для печати, и былъ до времени доволенъ своею работою; но окончивъ переписыванье, по обыкновенью сталъ находить новые недостатки въ слогѣ и изложенiи, требовавшiе исправленiя: кое-что вычеркнулъ, кое-что замѣнилъ другимъ, и такимъ образомъ мало-по-малу тетрадь изъ перебѣленой стала черневой, и потребовала новой переписки.

   Въ первыхъ трехъ главахъ исправленiя и помарки незначительны; но начиная съ четвертой главы, онѣ попадаются довольно часто. Самыя значительныя отступленiя отъ печатнаго заключаются въ главахъ четвертой, шестой и десятой, и касаются 1) личности Ноздрева, 2) дома, двора и сада Плюшкина и 3) "Повѣсти о капитанѣ Копейкинѣ".

   Главнѣйшiе варiанты этой главы, какъ я уже сказалъ выше, касаются личности Ноздрева. Такъ напримѣръ при описанiи особенностей его характера, въ рукописи есть нѣсколько подробностей, пропущенныхъ въ печатномъ изданiи "Мертвыхъ Душъ"; именно, вмѣсто словъ: "разстроивалъ свадьбу, торговую сдѣлку" (см. "Сочиненiя и Письма Гоголя", изд. Кулиша, т. IV, стр. 70) въ рукописи стоитъ:

   "Чѣмъ кто ближе съ нимъ сходился, тому онъ скорѣе всѣхъ насаливалъ, надѣливши обыкновенно его какою-нибудь такою небылицею, что просто уши вянутъ. Но такъ какъ изстари замѣчено, что чѣмъ глупѣе и нелѣпѣе дичь, тѣмъ болѣе на нее бываетъ стрѣлковъ, то подобная небылица всегда имѣла успѣхъ. Если онъ узнавалъ, что прiятель его женится, то за день до свадьбы успѣвалъ родственникамъ невѣсты наболтать про жениха столько про его несообразности и разныя небывалыя связи, что тѣ захлопывали дверь подъ носомъ изумленнаго искателя, никакъ не могшаго понять причины такой внезапной перемѣны, Если же узнавалъ, что прiятель его готовъ совершить выгодную покупку, то являлся какъ снѣгъ на голову, набавлялъ цѣну, самъ не покупалъ и разстроивалъ дѣло. И это вовсе не происходило отъ того, чтобъ онъ былъ какой-нибудь демонъ и смотрѣлъ на все чорными глазами. Ни чуть не бывало! Онъ смотрѣлъ на мiръ довольно веселыми глазами, и сдѣланная имъ пакость никакъ не доставляла ему радости, но просто было что-то необходимое, какъ хлѣбъ, безъ котораго нельзя жить."

   Затѣмъ черезъ нѣсколько строкъ, послѣ словъ: "Вѣдь ты такой подлецъ, никогда ко мнѣ не заѣдешь!" въ рукописи находится слѣдующая вставка:

   "Въ поступкахъ его (Ноздрева) много было завоевательнаго. Начнетъ склонять такъ настойчиво, что наконецъ самъ не зная какимъ образомъ согласишься на его просьбу. И не только люди въ существѣ слабые, похожiе характеромъ на бѣлокураго его зятя, но даже коротко знавшiе его, называвшiе его армейскимъ, но удовлетворительнымъ словомъ: чернякъ, упорно отвергавшiе всѣ его просьбы, эти же самые черезъ нѣсколько минутъ садились вновь играть въ нимъ и потомъ черезъ нѣсколько минутъ, само собою разумѣется, опять угощали его сапогами."

   Это два болѣе значительные и интересные варiанта четвертой главы. Остальныя мѣста этой главы, пропущенныя или измѣненныя въ печатномъ изданiи поэмы, или весьма незначительны, или просто касаются слога и потому я не счелъ нужнымъ печатать ихъ здѣсь.

   Въ этой главѣ варiантовъ гораздо болѣе, чѣмъ въ четвертой. Всѣ они касаются сада, двора и дома Плюшкина. Попадаются цѣлые листы и страницы, зачеркнутые и передѣланные заново, цѣлыя картины, пропущенныя въ печатномъ изданiи. Помѣщаю здѣсь три болѣе важные варiанта шестой главы. Они особенно интересны тѣмъ, что знакомятъ насъ, такъ сказать наглядно съ самымъ процессомъ творчества Гоголя; показываютъ, какъ много разъ принимался онъ исправлять и передѣлывать свою знаменитую поэму, пока рѣшился выпустить ее въ свѣтъ и наконецъ, чѣмъ именно онъ оставался нѣкоторое время доволенъ, а потомъ исправлялъ или вовсе исключалъ.

   Вотъ три варiанта изъ шестой главы:

   1) Въ извѣстномъ описанiи сада Плюшкина, мѣсто начинающееся словами: "Мѣстами расходились зеленыя чащи..." и кончающееся: "...подымали огромныя вороньи гнѣзда на трепетныя свои вершины" (см. "Сочиненiя и Письма Гоголя", т. IV, стр. 113), въ рукописи читается такъ:

   "Тамъ, гдѣ расходились зелено-облачныя массы, двухъ-сотъ-лѣтнiя липы выказывали свои сѣдые, искривленные, въ обхватъ тремъ человѣкамъ, дуплистые стволы, и не освѣщонная солнцемъ виднѣлась промежъ нихъ дорожка, заросшая зеленью, и по ней краснѣли изрѣдка красноватыя, почти красныя пятна, свидѣтельствовавшiя, что она когда-то была убита вся мелкимъ кирпичомъ или усыпана пескомъ. Съ обѣихъ сторонъ ея вытыкались густой щетиною сѣдые, изсохшiе вѣроятно отъ страшной глушины, сучья кустарниковъ; вѣтвь клена протягивала откуда-нибудь съ боку, изъ-за пней свои тонкiе, распластанные листы, подобные лапамъ, и солнце, проскользнувши Богъ вѣсть откуда и забравшись подъ какой-нибудь листъ, превращало его вдругъ въ прозрачный и огненный, чудно сiявшiй въ этой густой темнотѣ. Въ другихъ концахъ сада выглядывали изъ зелени деревъ гдѣ деревянная крышка какой-нибудь старенькой бѣсѣдки, гдѣ полуобрушенныя перила почернѣвшаго мостика; нѣсколько высокорослыхъ, не вровень другимъ, осинъ, подымали огромныя вороньи гнезда."

   2) Въ описанiи двора Плюшкина (см. тамъ же, стр. 114) въ рукописи есть нѣсколько подробностей, пропущенныхъ въ печати. Вотъ они:

   "Сдѣлавъ еще одинъ поворотъ въ переулокъ, гдѣ видны какiя-то длинныя хозяйственныя строенiя, фабрики или запасные магазины, герой нашъ очутился въ широкой улицѣ, въ концѣ которой предсталъ прямо въ лицо ему уже описанный господскiй домъ. Казалось, по мѣрѣ приближенiя къ нему онъ становился еще печальнѣе. Деревянная, рѣшотчатая ограда, окружавшая дворъ, потемнѣла совершенно. Время, какъ-будто видя, что никто не старался выкрасить и поновить ее, покрыло ее во многихъ мѣстахъ зеленью, плеснью, которою любитъ покрывать старое дерево. Дворъ былъ наполненъ множествомъ амбаровъ и кладовыхъ, флигелями для кухни, для людскихъ, для бани, для погребовъ. Подъ бокомъ находился другой дворъ, куда вели особые ворота, и который, казалось, назначенъ служить робочимъ дворомъ. Все показывало, что здѣсь когда-то текло хозяйство въ обширномъ размѣрѣ, но все отзывалось теперь чѣмъ-то заглохлымъ. Трава и дикiй бурьянъ росли по широкому двору и вмѣсто когда-то бывшихъ прочищенныхъ и обдѣланныхъ дорогъ, приводившихъ въ сообщенiе всѣ строенiя, видны были другiя узенькiя, протоптанныя ногами пѣшеходовъ. Въ срединѣ двора вѣрно былъ когда-то цвѣтникъ, или круглый палисадникъ, потому-что мѣстами еще торчали низенькiе столбики маленькой деревянной рѣшотки, обносившей его овальную окружность, да два-три изувѣченные кустарника, еще не вовсе съѣденные скотомъ. Всѣ строенiя глядѣли какъ-то необыкновенно пасмурно. Нигдѣ не видно было отворявшихся дверей, чтó оживляетъ картину, ни выходившихъ людей, ни живыхъ хлопотъ и заботъ дома. Ворота одни были только растворены, и то потому, что въѣзжала телѣга съ грузомъ, покрытымъ рогожею; въ другое время они запирались наглухо, ибо висѣлъ огромный желѣзный замокъ. Возлѣ одного изъ хозяйственныхъ строенiй Чичиковъ скоро замѣтилъ..." и т. д., какъ въ печатномъ.

   3) Въ описанiи кабинета и другихъ комнатъ Плюшкина, въ рукописи также есть нѣсколько подробностей, или замѣненныхъ другими, или вовсе опущенныхъ въ печати; именно мѣсто, начинающееся въ печатномъ изданiи такъ:

   "Изъ сѣней онъ (Чичиковъ) попалъ въ комнату..." и оканчивающееся словами: ..."...кусочекъ гдѣ-то поднятой тряпки" (см. тамъ же, стр. 115), въ рукописи замѣнено нижеслѣдующимъ:

   "Свѣтъ проходилъ узенькой, тонкой струею сквозь ставни, закрывавшiя окна, и едва давалъ замѣтить наваленныя кучи какого-то хлама. Изъ сѣней прошолъ онъ въ узенькую переднюю, въ которой ставни были тоже закрыты, и она освѣщалась нѣсколько свѣтомъ, выходившимъ изъ подъ дверей другой комнаты, внизу которыхъ оставалось большое отверстiе. Отворивъ эту дверь, онъ очутился наконецъ въ свѣтлой комнатѣ, которая однакоже его нѣсколько поразила. Ему на нѣсколько минутъ показалось, что онъ пришолъ на аукцiонъ или въ магазинъ какихъ нибудь старинныхъ вещей и мебелей, всегда странно поражающихъ взоры своею темною наружностью и темнымъ безпорядкомъ, среди свѣтлыхъ, сiяющихъ чистотою и убранствомъ магазиновъ. Все было въ ней скорѣе нагромождено чѣмъ разставлено. Казалось будто въ домѣ происходило или мытье половъ, или уборка комнатъ, и сюда снесли на время, какъ ни попало, всѣ мебели. У стѣны стоялъ столъ, передъ нимъ другой; на томъ и на другомъ часы, съ остановившимся маятникомъ, къ которому пауки приладили уже свои паутины. Противъ дверей было бюро темнаго дерева, выложенное перламутровою мозаикой, которая мѣстами выпала, и въ замѣну ея желтѣли узенькiе жолобки, наполненные клеемъ. На бюрѣ лежало нѣсколько узенькихъ записочекъ и всякихъ бумажныхъ лоскутковъ, покрытыхъ пожелтѣлымъ каменнымъ пресомъ съ такимъ же яичкомъ, колокольчикъ съ отломленной ручкой и щеты; къ самому бюро придвинутъ былъ шкафъ, въ которомъ за стеклами были видны потемнѣвшiе серебряные стаканы, старинные бокалы и подносы, хрустальные графинчики, связки какихъ-то бумагъ, облитыхъ кофеемъ, китайскiя фарфоровыя чашки, отломленная ручка креселъ, молитвенникъ и лимонъ, высохшiй до такой степени, что казался похожимъ болѣе на лѣсной орѣхъ, чѣмъ на лимонъ. На окнѣ, котораго половина была заставлена этимъ шкафомъ, валялось нѣсколько книгъ въ старомъ кожаномъ переплетѣ съ краснымъ обрѣзомъ, и календарь въ бумажной оберткѣ, похожiй на тѣ обои, которыми обклеевается на станцiяхъ перегородка, назначенная для скрытiя жены станцiоннаго смотрителя отъ взоровъ проѣзжающихъ. Тутъ же на окнѣ стояла рюмка..." и т. д., какъ въ печатномъ.

   Главный варiантъ этой главы - "Повѣсть о капитанѣ Копейкинѣ". Независимо отъ значительныхъ измѣненiй противъ рукописи, въ слогѣ и изложенiи, печатный разсказъ о Копейкинѣ въ особенности отличается отъ рукописнаго своимъ тономъ; именно, тонъ рукописнаго разсказа гораздо серьёзнѣе, приключенiе представлено болѣе въ драматическомъ видѣ и потому производитъ на читателя впечатлѣнiе болѣе полное. Причина, заставившая Гоголя смягчить свой разсказъ для печати - понятна. О ней подробно говорится въ письмахъ Гоголя къ Прокоповичу отъ 9-го и 15-го апрѣля и 11-го мая 1842 года изъ Москвы, гдѣ онъ жилъ въ это время, озабоченный изданiемъ "Мертвыхъ Душъ"(См. статью мою: "Николай Яковлевичъ Прокоповичъ и отношенiя его къ Гоголю" ("Современникъ", 1858, Т. 67, No 2, Отд. I, стр. 284.).). Кромѣ того, рукопись заключаетъ въ себѣ окончанiе разсказа, прерваннаго въ печати на словахъ: "...появилась шайка разбойниковъ, и атаманъ-то этой шайки былъ, судырь мой, не кто другой..."

   Не помѣщаю здѣсь ни варiантовъ, ни окончанiя разсказа, потомучто вся "Повѣсть о капитанѣ Копейкинѣ", въ первоначальномъ видѣ, уже напечатана въ приложенiи къ четвертому тому "Сочиненiй и писемъ Гоголя" (стр. 548 - 554), по доставленному мною списку, о чемъ г. Кулишъ вѣроятно забылъ упомянуть.

   Вотъ главнѣйшiе варiанты перваго тома "Мертвыхъ Душъ".

   Рукопись "Лакейской" состоитъ изъ отдѣльныхъ полулистовъ, сложенныхъ въ четверку, частью написанныхъ вновь, частью взятыхъ изъ старой рукописи. Первые семь выходовъ написаны или переписаны Гоголемъ вновь, остальныя же за тѣмъ сцены вырваны изъ какой-то другой, намъ вовсе неизвѣстной рукописной комедiи, вѣроятно истребленной авторомъ. Судя по зачеркнутымъ мѣстамъ второй половины рукописи, иногда составляющимъ цѣлыя сцены, съ новыми дѣйствующими лицами, можно безошибочно заключить, что первообразъ "Лакейской" былъ гораздо значительнѣе по объему, чѣмъ тотъ, который мы знаемъ; тѣмъ болѣе, что здѣсь являются новыя лица: Петрушевичъ, Шрейдеръ, Каплуновъ и Закатищевъ, о которыхъ даже не упоминается въ печатномъ отрывкѣ.

   Вотъ, напримѣръ, сцена между Каплуновымъ и Шрейдеромъ, предшествующая VIII выходу, то есть появленiю на сценѣ Аннушки, горничной дѣвушки изъ другого дома:

   "Еще и вина! а водки не хочешь! Одинъ дьяволъ вино и водка: вѣдь все также пьяно. Пойдемъ.

   "Нѣтъ, я въ нѣмецка театръ пойду.

   "Охота въ театръ! (Въ сторону.) Вотъ ужь нѣмецкая цигарка! И вретъ расподлецъ! - и не думаетъ быть въ театрѣ, скряжничаетъ проклятая нѣмчура, боится проиграть алтына. И еще въ театръ! На свой щетъ не выпьетъ пива, нѣмецкая скотина! Когда нибудь, ей Богу, поколочу его на всѣ бока. (Въ слухъ.) Это что за зеркало? (Схватываетъ со стола зеркало.)

  

   "Перестаньте! Чего вы пришли? - Вѣдь барина нѣтъ. Что вамъ здѣсь дѣлать? (Слышенъ стукъ въ боковыя двери.) А вотъ и баринъ теперь увидитъ.

  

   Остаются Петрушевичъ, погружонный въ задумчивость, Лаврентiй и Аннушка.

   "А, Анна Гавриловна..." и т. д., какъ въ печатномъ. Далѣе, послѣ словъ Дворецкаго: "Ужь Агафья Ивановна только и говоритъ, что объ васъ", въ старой рукописи находится слѣдующая вставка:

   "Что, Иванъ Петровичъ дома?

   "Никакъ нѣтъ.

   "Жаль! Еслибъ не заговорился такъ долго съ этимъ степнякомъ, я бы его засталъ. Однакожъ я даромъ ему не скажу объ этомъ сюрпризѣ, который готовитъ ему родной братецъ. Нѣтъ, Иванъ Петровичъ, извольте пожаловать мнѣ непремѣнно награду. Я ужь черезъ чуръ усердно вамъ служу, доставляю запрещонный товаръ. Нѣтъ, тысячки четыре вы должны мнѣ пожаловать. Эхъ, куплю славныхъ рысаковъ! Только и рѣчей будетъ по городу, что про лошаденку Закатищева. Хотѣлось бы и колясченку, только ужь зеленаго цвѣта никакъ не хочу. Куда же уѣхалъ Иванъ Петровичъ?

   "Они уѣхали къ Марьѣ Петровнѣ.

  

   "Здравствуйте, сударыня. Охъ, какiе воровскiе глаза!

  

   "Есть на кого заглядѣться.

   "Лжешь, плутовка! - влюблена въ меня! Признайся - по уши влюблена? А, закраснѣлась! (Уходитъ.)

   "Право, чѣмъ кто больше уродъ, тѣмъ болѣе воображаетъ, что въ него всѣ влюбляются. Если у насъ на балѣ будетъ такая сволочь, то я...

   "Нѣтъ, Анна Гавриловна..." и т. д., какъ въ печатномъ.

   Пьеса по старой рукописи заключается такъ:

   ("Аннушка идетъ. Лаврентiй за нею, но увидя Петрушевича въ задумчивости, останавливается.")

   "Ахъ, Григорiй Савичъ! - я васъ чуть было не заперъ. Извините! - у насъ уже давно обѣдать пора.

   "Боже мой, Боже мой! И такъ - вотъ что!.. Служилъ, служилъ - и чтожъ выслужилъ? Хм! (Съ горькою улыбкою.) Тутъ что-то говорили объ балѣ. Какой для меня балъ! Сегодня еще сговорились было мы идти къ Андрею Ивановичу на бостончикъ. Нѣтъ. Не пойду. Что мнѣ теперь бостонъ! Я самъ не знаю, что я буду, куда пойду. Что скажетъ моя Марья Григорьевна?"

  

   Для заключенiя своей статьи, скажу нѣсколько словъ о письмахъ Гоголя къ Прокоповичу. Тѣхъ писемъ 33. Они обнимаютъ перiодъ времени безъ малаго въ девятнадцать лѣтъ (съ 8-го iюля 1832 по 29-е марта 1851 года), писаны мелкимъ почеркомъ на бумагѣ разнаго достоинства и всевозможныхъ цвѣтовъ и форматовъ, начиная съ обыкновеннаго почтоваго листа и кончая клочкомъ сѣрой бумаги. Многiя изъ нихъ сильно пострадали.

   Письма эти напечатаны мною въ No I-мъ "Русскаго Слова" на 1859 годъ (отд. I, стр. 83-136); но нѣкоторыя изъ нихъ напечатаны тамъ не вполнѣ, или съ опечатками.

   Вотъ все, что я нашолъ новаго и интереснаго въ рукописяхъ Гоголя принадлежащихъ нынѣ Лицею князя Безбородко.