Чехов Антон Павлович - Короткие пьесы

впрямь помираешь?

  С а в в а. Зачем помирать? Избави, господи, зря помереть... Помаюсь маленько, а там и поднимусь с божьей помощью... Не попустит матерь божия в чужой земле помереть... Помру дома...

  Ф е д я. Издалече сам?

  С а в в а. Вологодский. Из самой Вологды... мещанин тамошний...

  Ф е д я. А где это Вологда?

  Т и х о н. За Москвой... Губерния...

  Ф е д я. Тю, тю, тю... Занесло же тебя, борода! И все пешком?

  С а в в а. Пешком, паренек. Был у Тихона Задонского, а иду в Святые горы... Из Святых гор, коли на то воля господня, в Одест... Оттеда, сказывают, в Ерусалим задешево отправляют. Будто за двадцать один рупь...

  Ф е д я. А в Москве был?

  С а в в а. Эва! разов пять...

  Ф е д я. Хороший город? (Закуривает.) Стоющий?

  С а в в а. Святынь много, парень... Где святынь много, там везде хорошо...

  Б о р ц о в (подходит к прилавку и Тихону). Еще раз прошу! Дай Христа ради!

  Ф е д я. Главное в городе, чтоб чистота была... Ежели пыль - поливать, ежели грязь - чистить. Чтоб дома высокие были... театр, полиция... извозчики, которые... Сам жил в городах, понимаю.

  Б о р ц о в. Рюмочку... вот эту маленькую. В долг ведь! Отдам!

  Т и х о н. Ладно.

  Б о р ц о в. Ну прошу! Сделай милость!

  Т и х о н. Ступай!

  Б о р ц о в. Ты меня не понимаешь... Пойми ты, невежа, если в твоей деревянной, мужицкой голове есть хоть капля мозга, не я прошу, нутро, выражаясь по-твоему, по-мужицкому, просит! Болезнь моя просит! Пойми!

  Т и х о н. Нечего нам понимать... Отходи!

  Б о р ц о в. Ведь если я не выпью сейчас, пойми ты это, если я не удовлетворю своей страсти, то я могу преступление совершить. Я бог знает что могу сделать! Видал ты, хам, на своем кабацком веку много пьяного люда, и неужели же ты до сих пор не сумел уяснить себе, что это за люди? Это больные! На цепь их сажай, бей, режь, а водки дай! Ну, покорнейше прошу! Сделай милость! Унижаюсь! Боже мой, как я унижаюсь!

  Т и х о н. Деньги давай, тогда и водка будет.

  Б о р ц о в. Где же мне взять денег? Все пропито! Все дотла! Что же я могу тебе дать? Пальто вот только одно осталось, но дать тебе его я не могу... Оно на голом теле. Хочешь шапку? (Снимает шапку и подает ее Тихону.)

  Т и х о н (осматривая шапку). Гм... Шапка шапке рознь... Дыр, словно в решете.

  Ф е д я (смеется). Дворянская! По улице в ней ходить да перед мамзелями снимать. Здрасте, прощайте! Как поживаете?

  Т и х о н (отдает Борцову шапку). И даром не надо. Навоз.

  Б о р ц о в. Не нравится? В таком случае дай в долг! Буду обратно идти из города, занесу тебе твой пятак! Подавись тогда этим пятаком! Подавись! Пусть он у тебя поперек горла станет! (Кашляет.) Ненавижу!

  Т и х о н (стуча кулаком о прилавок). Чего пристал? Какой-такой ты человек? Что за жулик? Зачем пришел?

  Б о р ц о в. Выпить хочу! Не я хочу, болезнь моя хочет! Пойми!

  Т и х о н. Не выводи меня из моего терпения! Живо в степи будешь!

  Б о р ц о в. Что же мне делать? (Отходит от прилавка.) Что же делать? (Задумывается.)

  Е ф и м о в н а. Это тебя нечистый мутит. Ты плюнь, барин. Он тебе, окаянный, шепчет: выпей! выпей! А ты ему: не выпью! не выпью! Отстанет!

  Ф е д я. В башке-то, небось - тру-ту-ту-ту... Животы подвело! (Хохочет.) Влажной ты, ваше благородие! Ложись-ка спи! Нечего пугалом посередь кабака торчать! Не огород нашел!

  Б о р ц о в (со злобой). Молчи! Тебя не спрашивают, осел!

  Ф е д я. Ты говори, говори, да не заговаривайся! Видали мы таких! Много вас таких здесь по большой дороге шатается! В отношении осла, как звездану тебя по уху, так взвоешь пуще ветра. Сам осел! Дрянь!

  

  

  

  

  Пауза. Сволочь!

  Н а з а р о в н а. Старец, может, молитву творит и душу богу отдает, а они, нечестивцы, друг дружку задирают да слова разные... Срамники!

  Ф е д я. А ты, кочерыжка, коли в кабак попала, не хныкай! В кабаке и кабацкий обычай.

  Б о р ц о в. Как же мне быть? Что делать? Как мне дать ему понять? Какое же еще нужно красноречие? (Тихону.) Кровь запеклась в груди! Дядя Тихон! (Плачет.) Дядя Тихон!

  С а в в а (стонет). Стреляет в ногу, словно пулей огненной... Богомолочка, матушка!

  Е ф и м о в н а. Что, батюшка?

  С а в в а. Кто это плачет?

  Е ф и м о в н а. Барин.

  С а в в а. Попроси барина, пущай и за меня слезу прольет, чтоб довелось в Вологде помереть. Слезная молитва угодней.

  Б о р ц о в. Не молюсь я, дед! Не слезы это! Сок! Сдавило мою душу и сок течет. (Садится у ног Саввы.) Сок! Впрочем, не понять вам! Не понять, дед, твоему темному разуму. Темные вы люди!

  С а в в а. Где ж светлых-то взять?

  Б о р ц о в. Есть, дед, светлые... Они бы поняли!

  С а в в а. Есть, есть, родимый... Святые светлые были... Они всякое горе понимали... Ты им и не говори, а они поймут... В глаза тебе взглянут - поймут... И такое тебе утешение после их понятия, словно и горя не было - рукой снимет!

  Ф е д я. А ты нешто видал святых?

  С а в в а. Случалось, паренек... На земле всякого народу много. Есть и грешники, есть и божьи слуги.

  Б о р ц о в. Ничего не понимаю... (Быстро поднимается.) Разговоры нужно понимать, а разве у меня теперь есть разум? У меня есть инстинкт, жажда! (Быстро подходит к прилавку.) Тихон, возьми пальто! Понимаешь? (Хочет снять пальто.) Пальто...

  Т и х о н. А под пальтом что? (Смотрит Борцову под пальто.) Голое тело? Не снимай, не возьму... Не стану я брать греха на душу.

  

  

  

  Входит  М е р и к.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ II

  

  

  

  Те же и  М е р и к.

  Б о р ц о в. Хорошо, я грех беру на себя! Согласен?

  М е р и к (молча снимает сермягу и остается в поддевке. За поясом топор). Кому холодно, а медведю да не помнящему родства всегда жарко. Взопрел! (Кладет на пол топор и снимает поддевку.) Покеда из грязи ногу вытащишь, так с тебя ведро пота стечет. Одну ногу вытащил, а другая вязнет.

  Е ф и м о в н а. Это так... Родненький, дождик не меньше?

  М е р и к (поглядев на Ефимовну). С бабами не рассуждаю.

  

  

  

  

  Пауза.

  Б о р ц о в (Тихону). На себя грех беру! Да ты слышишь или нет?

  Т и х о н. И слышать не желаю, отстань!

  М е р и к. Темень, словно кто дегтем небо вымазал. Носа не видать. А дождь в рожу бьет, что твоя пурга... (Берет в охапку одежу и топор.)

  Ф е д я. Для вашего брата, жулика, это - первое дело. Зверь хищный прячется, а вам праздник, шутам.

  М е р и к. Который человек говорит эти слова?

  Ф е д я. Погляди... чай, не повылазило.

  М е р и к. Так и запишем... (Подходит к Тихону.) Здорово, мордастый! Аль не спознал?

  Т и х о н. Коли ежели вас всех пьяниц спознавать, что по большой дороге ходит, так для этого самого во лбу, почитай, десять дыр надо.

  М е р и к. А ты погляди...

  

  

  

  

  Пауза.

  Т и х о н. А и то спознал, скажи на милость! По глазищам спознал! (Подает руку.) Андрей Поликарпов?

  М е р и к. Был Андрей Поликарпов, а нынче, почитай, Егор Мерик.

  Т и х о н. Зачем так?

  М е р и к. Какой билет бог послал, так и обозначаюсь. Месяца два как Мерик...

  

  

  

  

  Гром. Ррр... Греми, не испужался! (Осматривается.) Борзых тут нету?

  Т и х о н. Какие борзые! Всё больше мошка да комары... Народ мякенький... Борзые теперича, чай, на перинах дрыхнут... (Громко.) Православные, стерегите карманы да одежонку, коли жалко! Лихой человек! Скрадет!

  М е р и к. Ну, деньжонки пущай берегут, ежели есть, а касательно одежи - не трону. Брать некуда.

  Т и х о н. Куда нелегкая несет?

  М е р и к. В Кубань.

  Т и х о н. Эва!

  Ф е д я. В Кубань? Ей-богу? (Приподнимается.) Славные места! Такой, братцы, край, что и во сне не увидишь, хоть три года спи! Приволье! Сказывают, птицы этой самой, дичи, зверья всякого и - боже ты мой! Трава круглый год растет, народ - душа в душу, земли - девать некуда! Начальство, сказывают... мне намедни один солдатик сказывал... дает по сто десятин на рыло. Счастье, побей меня бог!

  М е р и к. Счастье... Счастье за спиной ходит... Его не видать... Коли локоть укусишь, и счастье увидишь... Одна глупость... (Оглядывает скамьи и народ.) Словно привал арестантский... Здорово, нужда!

  Е ф и м о в н а (Мерику). Глазища-то какие злющие!.. В тебе, парень, ворог сидит... Ты на нас не гляди.

  М е р и к. Здорово, беднота!

  Е ф и м о в н а. Отвернись! (Толкает Савву.) Саввушка, на нас злой человек глядит! Испортит, родименький! (Мерику.) Отвернись, говорю, аспид!

  С а в в а. Не тронет, матушка, не тронет... Не попустит бог.

  М е р и к. Здорово, православные! (Пожимает плечами.) Молчат! Ведь не спите же, косолапые! Чего же молчите?

  Е ф и м о в н а. Отверни глазищи-то! Гордыню бесовскую отверни!

  М е р и к. Молчи ты, старая карга! Не гордыней бесовской, а лаской и словом добрым хотел почесть долю горькую! Словно мухи жметесь от холода - ну, жалко стало, хотел доброе слово вымолвить, нужду приголубить, а вы рожи воротите! Что ж? И не надо! (Подходит к Феде.) Из каких будете?

  Ф е д я. Тутошние, хамоньевские заводские. С кирпичных заводов.

  М е р и к. Встань-кась!

  Ф е д я (приподнимаясь). Ну?

  М е р и к. Вставай! Совсем вставай, я тут лягу...

  Ф е д я. То-ись... Твое место, што ли?

  М е р и к. Мое. Поди ложись наземь!

  Ф е д я. Проходи, прохожий... Не испужался...

  М е р и к. Прыткий... Ну, ступай, не разговаривай! Плакаться будешь, глупый человек!

  Т и х о н (Феде). Не прекословь ему, парень! Наплюй!

  Ф е д я. Какую ты имеешь полную праву? Вытаращил свои щучьи глазищи и думаешь - испужался! (Собирает свой скарб в охапку, идет и постилает себе на полу.) Черт! (Ложится и укрывается с головой.)

  М е р и к (постилает себе на скамье). Стало быть, не видал ты черта, коли им меня обзываешь. Черти не такие. (Ложится и кладет рядом с собой топор.) Ложись, топорик, братик... Дай я тебе топорище укрою.

  Т и х о н. Топор где взял?

  М е р и к. Украл... Украл, а теперь вот и ношусь с ним, как с писаной торбой: и бросать жалко и девать некуда. Как жена постылая... Да... (Укрывается.) Черти, брат, не такие...

  Ф е д я (высовывая голову из-под сермяги). А какие?

  М е р и к. Они как пар, дух... Дунуть вот (дует), такие и они. Видеть их невозможно.

  Г о л о с  и з  у г л а. Ежели под борону сесть, так увидишь.

  М е р и к. Сидел, не видал... Бабы врут да глупые мужики... Ни черта не увидишь, ни лешего, ни мертвеца... Глаз не так сотворен, чтоб всё увидать можно было... Когда мал был, нарочито по ночам в лес ходил лешего поглядеть... Кричу, кричу, бывало, что есть духу, зову лешего и глазами не моргаю: пустяк разный мерещится, а лешего не видать. На погост по ночам ходил, мертвецов желал видеть - врут бабы. Зверье всякое видывал, а что насчет страшного - накося выкуси! Глаз не тот...

  Г о л о с  и з  у г л а. Не говори, бывает так, что и увидишь... В нашей деревне потрошил один мужик; кабана... Распорол этта требуху, а оттеда как выскочит!

  С а в в а (приподнимаясь). Ребятушки, не поминайте вы нечистого! Грех, милые!

  М е р и к. Ааа... седая борода! Шкилет! (Смеется.) Не надо и на погост итить, свои мертвецы из-под пола вылезают наставления читать... Грех... Не с вашим глупым понятием людей наставлять! Народ вы темный, в невежестве... (Закуривает трубку.) Отец мой был мужик и тоже любил, бывало, наставлять. Накрал раз у попа ночью мешок яблок, приносит нам да и наставляет: "Вы же, ребята, глядите, до Спаса не лопайте яблок, потому грех"... Так и вы... Черта вспоминать нельзя, а чертить можно... К примеру, хоть эту вот каргу взять... (Указывает на Ефимовну.) Во мне ворога увидела, а, небось, сама на своем веку из-за женских глупостев раз пять черту душу отдавала.

  Е ф и м о в н а. Тьфу, тьфу, тьфу!.. С нами крестная сила! (Закрывает лицо руками.) Саввушка!

  Т и х о н. Зачем пужаешь? Обрадовался!

  

  

   Дверь хлопает от ветра. Господи Иисусе... Ветер-то, ветер!

  М е р и к (потягивается). Эх, силищу бы свою показать!

  

  

   Дверь хлопает от ветра. С ветром бы с эфтим померяться! Не сорвать ему двери, а я, ежели что, кабак с корнем вырву! (Встает и ложится.) Тоска!

  Н а з а р о в н а. Молитву сотвори, идол! Что мечешься?

  Е ф и м о в н а. Не трожь его, чтоб ему пусто! Опять на нас глядит! (Мерику.) Не гляди, злой человек! Глаза-то, глаза, словно у беса перед заутреней!

  С а в в а. Пущай глядит, богомолочки! Молитву творите, глаз и не пристанет...

  Б о р ц о в. Нет, не могу! Выше сил моих! (Подходит к прилавку.) Послушай, Тихон, в последний раз прошу... Полрюмки!

  Т и х о н (качает отрицательно головой). Деньги!

  Б о р ц о в. Боже мой, да ведь я уже сказал тебе! Всё пропито! Откуда же я возьму тебе? И неужто ты разоришься, если дашь мне в долг каплю водки? Рюмка водки стоит тебе грош, меня же избавит она от страданий! Страдаю! Не блажь тут, а страдание! Пойми!

  Т и х о н. Поди рассказывай кому другому, а не мне... Ступай, проси вон у православных, пущай подносят тебе Христа ради, ежели желают, а я Христа ради только хлеб подаю.

  Б о р ц о в. Дери ты с них, бедняков, а я уж... извини! Не мне их обирать! Не мне! Понимаешь? (Стучит кулаком о прилавок.) Не мне!

  

  

  

  

  Пауза. Гм... Постойте же... (Оборачивается к богомольцам.) А ведь это идея, православные! Пожертвуйте пятачишку! Нутро просит! Болен!

  Ф е д я. Ишь ты, пожертвуйте... Жулик... А водицы не хочешь?

  Б о р ц о в. Как я унижаюсь! Как унижаюсь! Не надо! Ничего мне не надо! Я шутил!

  М е р и к. Не выпросишь у него, барин... Известный жила... Постой, у меня где-то пятачишка валялся... Оба стакашку выпьем... напополам... (Роется в карманах.) Черт... застрял где-то... Кажись, намедни что-то звякало в кармане... Нет, нету... Нету, брат! Счастье твое такое!

  

  

  

  

  Пауза.

  Б о р ц о в. Не выпить мне нельзя, иначе я преступление совершу или на самоубийство решусь... Что же делать, боже мой! (Глядит в дверь.) Уйти разве? Пойти в эти потемки, куда глаза глядят...

  М е р и к. Что же вы, богомолочки, ему наставления не прочтете? А ты, Тихон, отчего его наружу не выгонишь? Ведь он не заплатил тебе за ночлег. Гони его, толкай в шею! Эх, жесткий нынче народ. Нет в нем мягкости и доброты... Лютый народ! Тонет человек, а ему кричат: "Тони скорей, а то глядеть некогда, день рабочий!" А про то, чтоб ему веревку бросить, и толковать нечего... Веревка деньги стоит...

  С а в в а. Не осуждай, добрый человек!

  М е р и к. Молчи, старый волк! Лютый вы народ! Ироды! Душепродавцы! (Тихону.) Пошел сюда, сними мне сапоги! Живо!

  Т и х о н. Эк, расходился! (Смеется.) Ужасти!

  М е р и к. Пошел, тебе говорят! Живо!

  

  

  

  

  Пауза. Слышишь ты, аль нет? Стенам говорю? (Поднимается.)

  Т и х о н. Ну, ну... будет!

  М е р и к. Я желаю, живодер, чтоб ты у меня, у нищего бродяги, сапоги снял!

  Т и х о н. Ну, ну... не серчай! Поди, стаканчик выпей... Иди выпей!

  М е р и к. Люди, чего я желаю? Чтоб он меня водкой угощал или чтоб сапоги снял? Нешто я оговорился, не так сказал? (Тихону.) Ты, стало быть, не расслышал? Погожу минутку, авось расслышишь.

  

  Между богомольцами и прохожими некоторое волнение.

  

   Приподнимаются и глядят на Тихона и Мерика.

  

  

  

  Молчаливое ожидание.

  Т и х о н. Нелегкая тебя принесла! (Выходит из-за прилавка.) Барин какой нашелся! Ну, давай, что ли? (Снимает с Мерика сапоги.) Каиново отродье...

  М е р и к. Вот так. Поставь их рядом... Вот так... Ступай!

  Т и х о н (снявши сапоги, идет за прилавок). Больно ты любишь мудрить! Помудри еще у меня, так живо из кабака вылетишь! Да! (Подходящему Борцову.) Ты опять?

  Б о р ц о в. Видишь ли, я, пожалуй, могу дать тебе одну золотую вещь... Изволь, если хочешь, я тебе дам...

  Т и х о н. Чево трясешься? Говори толком!

  Б о р ц о в. Хоть это подло и мерзко с моей стороны, но что же делать? Я решаюсь на эту мерзость, будучи невменяем... Меня и на суде оправдали бы... Возьми, но только с условием: возвратить мне потом, когда буду обратно из города идти. Даю тебе при свидетелях... Господа, вы будьте свидетелями! (Достает из-за пазухи золотой медальон.) Вот он... Портрет надо бы вынуть, да некуда мне его положить: я весь мокрый!.. Ну, грабь с портретом! Только вот что... ты тово... пальцами не прикасайся к этому лицу... Прошу... Я, голубчик, был груб с тобою... глуп, но ты извини и... не трогай пальцами... Не гляди своими Глазами на это лицо... (Подает Тихону медальон.)

  Т и х о н (рассматривает медальон). Краденые часики... Ну, да ладно, пей... (Наливает водки.) Трескай...

  Б о р ц о в. Только ты пальцами... не тово... (Пьет медленно, с судорожной расстановкой.)

  Т и х о н (открывает медальон). Гм... Мадама!.. Откуда это ты подцепил такую?

  М е р и к. А покажь-ка! (Встает и идет к прилавку.) Дай-ка поглядеть!

  Т и х о н (отстраняет его руку). Куда лезешь? Из рук гляди!

  Ф е д я (поднимается и идет к Тихону). Дай-кась и я погляжу!

   К прилавку подходят с разных сторон странники и прохожие.

  

  

  

  

  Группа.

  М е р и к (крепко обеими руками держит руку Тихона с медальоном и молча смотрит ни портрет).

  

  

  

  

  Пауза. Красивая дьяволица! Из барынь...

  Ф е д я. Из барынь... Щеки этта, глаза... Оттопырь руку-то, не видать! Волосья по самый пояс... Чисто как живая! Говорить собирается...

  

  

  

  

  Пауза.

  М е р и к. Для слабого человека это первая гибель. Сядет этакая верхом на шею и... (машет рукой) и - крышка тебе!

  

  Слышен голос Кузьмы: "Тпррр... Стой, тетеря!"

  

  

  

  Входит  К у з ь м а.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ III

  

  

  

  Те же и  К у з ь м а.

  К у з ь м а (входит). Стоит кабачок на пути - ни проехать, ни пройти. Мимо отца родного днем поедешь, не приметишь, а кабак и в потемках за сто верст видать. Расступись, кто в бога верует! Ну-кася! (Стучит пятаком о прилавок.) Стакан мадеры настоящей! Живо!

  Ф е д я. Ишь ты, черт верченый!

  Т и х о н. Руками-то не размахивай! Зацепишь!

  К у з ь м а. На то они и от бога дадены, чтобы ими размахивать. Растаяли, сахарные, тетка ваша подкурятина! Дождя испужались, нежные! (Пьет.)

  Е ф и м о в н а. Испужаешься, добрый человек, коли на пути такая ночь захватит. Таперича, слава богу, благодать, по дорогам деревень и дворов много, есть где от погоды уйти, а допрежь и не приведи создатель что было! Сто верст пройдешь и не токмо что деревни или двора, щепочки не узришь. Так и ночуешь на земле...

  К у з ь м а. А давно, баба, на свете маешься?

  Е ф и м о в н а. Восьмой десяток, батюшка.

  К у з ь м а. Восьмой десяток! Скоро доживешь до вороньего века. (Глядит на Борцова.) А это что за изюмина? (Глядит в упор на Борцова.) Барин!

  

  Борцов узнает Кузьму и, сконфузившись, идет в угол

  

  

  

  и садится на скамью. Семен Сергеич! Да это вы или не вы? А? С какой такой стати вы в этом кабаке? Нешто вам тут место?

  Б о р ц о в. Молчи!

  М е р и к (Кузьме). Кто это?

  К у з ь м а. Мученик несчастный! (Нервно ходит около прилавка.) А? В кабаке, скажи на милость! Оборванный! Пьяный! Я встревожился, братцы... Встревожился... (Говорит Мерику полушепотом.) Это наш барин... ваш помещик, Семен Сергеич, господин Борцов... Видал, в каком виде? На какого человека он похож таперя? То-то вот... пьянство до какой степени... Налей-кась! (Пьет.) Я из его деревни, из Борцовки, может, слыхали, за двести верст отседа, в Ерговском уезде. Крепостными у его отца были... Жалость!

  М е р и к. Богатый был?

  К у з ь м а. Большой...

  М е р и к. Профуфырил отцовское-то?

  К у з ь м а. Нет, судьба, друг милый... Господин был большой, богатый, тверезый... (Тихону.) Чай, сам, небось, видывал, как, бывалыча, тут мимо кабака в город езживал. Лошади барские, шустрые, коляска лесорная - первый сорт! Пять троек держал, братец ты мой... Лет пять назад, помню, едет тут через Микишкинский паром и заместо пятака рупь выкидывает... Некогда, говорит, мне сдачу ждать... В-во!

  М е р и к. Ума, стало быть, решился.

  К у з ь м а. Словно как будто ум и при нем... Из малодушества всё вышло! С жиру! Первое дело, ребята, из-за бабы... Полюбил он, сердешный, одну городскую, и представилось ему, что краше ее на всем свете нет... Полюбилась ворона пуще ясна сокола. Из благородных девушка... Не то чтобы какая беспутная или что, а так... вертуха... Хвостом - верть! верть! Глазами - щурь! щурь! И всё смеется, и всё смеется! Никакого ума... Барам это ндравится, по-ихнему умная, а по-нашему, по-мужицкому - взял бы да со двора прогнал... Ну... полюбилась и - пропадай ты, доля барская! Стал с ней хороводиться, то да се, чай да сахар, прочее... на лодках всю ночь ездиют, на фортепьянах...

  Б о р ц о в. Не рассказывай, Кузьма! К чему? Какое им дело до моей жизни?

  К у з ь м а. Извините, ваше высокоблагородие, я только самую малость... Рассказал им и будет с них... Я малость, потому встревожился... Очень уж я встревожился! Налей-кась! (Пьет.)

  М е р и к (полушепотом). А она его любила?

  К у з ь м а (полушепотом, который постепенно переходит в обыкновенную речь). Как не любить? Барин не пустяковый... Полюбишь, коли ежели тыща десятин да денег куры не клюют... Сам-то солидный, сановитый, тверезый... каждого начальства всё одно, как вот я тебя сичас... за ручку... (берет Мерика за руку) "здрасте и прощайте, милости просим"... Ну, прохожу однажды, это самое, вечером, через сад господский... сад-то, брат, ввво! верстами меряй... иду потихоньку, смотрю это, а они сидят на лавочке и друг дружку (изображает звук поцелуя) целуют. Он ее раз, она, змея, его два... Он ее за белу ручку, а она вся - вспых! и жмется, так и жмется к нему, чтоб ей... Люблю, говорит, тебя, Сеня... А Сеня, как окаянный человек, ходит с места на место и счастьем похваляется с малодушества... Тому рупь, тому два... Мне на лошадь дал. Всем долги простил на радостях...

  Б о р ц о в. Ах... Ну к чему рассказывать? У этого народа никакого сожаления... Больно ведь!

  К у з ь м а. Я малость, барин! Просют! Отчего чуточку не рассказать? Ну, ну, я не буду, ежели серчаете... Не буду... Мне плевать на них...

  

  

   Слышны почтовые звонки.

  Ф е д я. Ты не ори, потихоньку...

  К у з ь м а. Я и так потихоньку... Не велит, ничего не поделаешь... Да и рассказывать больше нечего. Повенчались - вот и всё... Больше ничего и не было. Налей-кась Кузьме бессребренику! (Пьет.) Не люблю пьянства! В самый раз, когда господам, после венца, за ужин садиться, она возьми да и убеги в карете... (Шепотом.) В город к аблакату дернула, к полюбовнику... А? Какова? В самый настоящий момент! То-ись... убить мало!

  М е р и к (задумчиво). Да... Ну что же дальше?

  К у з ь м а. Очумел... Вот, как видишь, стал зашибать муху и ноне, сказывают, до шмеля дошел... То были мухи, а теперь - шмель... И до сей поры любит. Погляди: любит! Должно, идет таперь пешком в город на нее одним глазочком взглянуть... Взглянет и - назад...

  К кабаку подъезжает почта. П о ч т а л ь о н  входит и пьет.

  Т и х о н. А нынче запоздала пошта!

  

  П о ч т а л ь о н  молча расплачивается и уходит.

  

  

   Почта со звоном уезжает.

  Г о л о с  и з  у г л а. В этакое ненастье пошту ограбить - раз плюнуть!

  М е р и к. Жил на свете 35 лет и ни разу пошты не грабил.

  

  

  

  

  Пауза. Таперь уехала, поздно... Поздно...

  К у з ь м а. Каторги понюхать желательно?

  М е р и к. Люди грабят, не нюхают. Да хоть и каторга! (Резко.) Дальше что?

  К у з ь м а. Ты про несчастного?

  М е р и к. А то про кого же?

  К у з ь м а. Второе дело, братцы, откуда разоренье пошло - зять, сестрин муж... Вздумал он за зятя в банковом обчестве поручиться... тысяч на тридцать... Зять любит взять... известно, знает, шельма, свой интерес и ухом своим свиным не ведет... Взял, а платить не надоть... Наш так и заплатил все тридцать. (Вздыхает.) Глупый человек за глупость и муки терпит. Жена с аблакатом детей прижила, а зять около Полтавы именье купил, наш же, как дурак, по кабакам ходит да нашему брату мужику жалится: "Потерял я, братцы, веру! Не в кого мне теперь, это самое, верить!" Малодушество! У всякого человека свое горе бывает, змеей за сердце сосет, так и пить, значит? Взять, к примеру, хоть нашего старшину. Жена к себе учителя среди бела дня водит, мужнины деньги на хмель изводит, а старшина ходит себе да усмешки на лице делает... Поосунулся только малость...

  Т и х о н (вздыхает). Кому какую бог силу дал...

  К у з ь м а. Сила разная бывает, это правильно... Ну? Сколько тебе? (Расплачивается.) Забирай кровные! Прощай, ребята! Спокойной вам ночи, приятного сна! Бегу, пора... Акушерку к барыне из больницы везу... Чай, заждалась сердешная, размокла... (Убегает.)

  Т и х о н (после паузы). Эй, ты! Как вас? Несчастный человек, иди выпей! (Наливает.)

  Б о р ц о в (подходит нерешительно к прилавку и пьет). Значит, теперь я тебе за два стакана должен.

  Т и х о н. Какой уж тут долг? Пей - вот и все! Заливай горе бедой!

  Ф е д я. Выпей, барин, и мое! Эх! (Бросает пятак на прилавок.) Пить - помирать и не пить - помирать! Без водки хорошо, а с водкой, ей-богу, вольготней! При водке и горе не горе... Жарь!

  Б о р ц о в. Фу! Горячо!

  М е р и к. Дай-ка сюда! (Берет у Тихона медальон и рассматривает портрет.) Гм... После венца ушла... Какова?

  Г о л о с  и з  у г л а. Нацеди-ка ему, Тиша, стаканчик. Пусть и мое выпьет!

  М е р и к (с силой бьет медальоном о пол). Проклятая! (Быстро идет на свое место и ложится лицом к стене.)

  

  

  

   Волнение.

  Б о р ц о в. Это что же? Что же это такое? (Поднимает медальон.) Как ты смеешь, скотина? Какое ты имеешь право? (Плаксиво.) Ты хочешь, чтоб я тебя убил? Да? Мужик! Невежа!

  Т и х о н. Будет, барин, серчать... Не стеклянное, не разбилось... Выпей-ка еще, да спать... (Наливает.) Заслушался вас тут, а давно уж пора кабак запирать. (Идет и запирает наружную дверь.)

  Б о р ц о в (пьет). Как он смеет? Этакий ведь дурак! (Мерику.) Понимаешь? Ты дурак, осел!

  С а в в а. Ребятушки! Почтенные! Положите храпение устом! Какая польза от шума? Дайте спать людям!

  Т и х о н. Ложитесь, ложитесь... Будет вам! (Идет за прилавок и запирает ящик с выручкой.) Спать пора!

  Ф е д я. Пора! (Ложится.) Приятного сна, братцы!

  М е р и к (встает и постилает на скамье полу шубок). Иди, барин, ложись!

  Т и х о н. Ты же где ляжешь?

  М е р и к. Где придется... Хоть и на полу... (Постилает сермягу на полу.) Мне всё равно. (Кладет рядом с собой топор.) Ему на полу спать мука... Привык к шелку да к вате...

  Т и х о н (Борцову). Ложись, ваше благородие! Будет тебе на патрет глядеть! (Тушит свечу.) Брось ты ее!

  Б о р ц о в (пошатываясь). Где же мне лечь?

  Т и х о н. На бродягино место! Чай, слыхал, уступает тебе!

  Б о р ц о в (подходит к уступленному месту). Я тово... опьянел... Это... что же? Тут мне ложиться? А?

  Т и х о н. Тут, тут, не бойся, ложись... (Растягивается на прилавке.)

  Б о р ц о в (ложится). Я... пьян... Все кругом... (Открывает медальон.) Свечечки у тебя нет?

  

  

  

  

  Пауза. Ты, Маша, чудачка... Глядишь на меня из рамочки и смеешься... (Смеется.) Пьяный! А разве над пьяным можно смеяться? Ты пренебреги, как говорит Счастливцев, и... полюби пьяного.

  Ф е д я. Ветер-то как воет! Жутко!

  Б о р ц о в (смеется). Какая ты... Разве можно так кружиться? Тебя не поймаешь!

  М е р и к. Бредит. На партрет загляделся. (Смеется.) Комиссия! Образованные господа всякие машины и лекарства повыдумывали, а нет еще того умного человека, чтоб нашел лекарство от женского пола... Ищут, как бы все болезни лечить, а того и вдомек не берут, что от бабья народа пропадает больше, чем от болезней... Лукавы, сребролюбы, немилостивы, никакого ума... Свекровь изводит невестку, невестка норовит как бы облукавить мужа... И конца нет...

  Т и х о н. Натрепали ему бабы вихор, вот он и топорщится.

  М е р и к. Не я один... Спокон века, пока мир стоит, люди плачутся... Недаром и не зря в сказках да песнях черта с бабой на одну линию ставят... Недаром! Хоть наполовину да правда...

  

  

  

  

  Пауза. Барин вон дурака ломает, а я нешто от большого ума в бродяги пошел, отца-мать бросил?

  Ф е д я. Бабы?

  М е р и к. Тоже как вот и барин... Ходил, как окаянный, завороженный, счастьем похвалялся... день и ночь как в огне, а пришла пора, открыл глаза... Не любовь была, а одно только обманство...

  Ф е д я. Что ж ты ей сделал?

  М е р и к. Не твое дело...

  

  

  

  

  Пауза. Убил, думаешь? Руки коротки... Не то что убьешь, но еще и пожалеешь... Живи ты и будь ты... счастлива! Не видали б только тебя мои глаза, да забыть бы мне тебя, змея подколодная!

  

  

  

   Стук в дверь.

  Т и х о н. Кого-то черти принесли... Кто там?

  

  

  

  

  Стук. Кто стучит? (Встает и подходит к двери.) Кто стучит? Проходи, заперто!

  Г о л о с  з а  д в е р ь ю. Впусти, Тихон, сделай милость! Рессора в карете лопнула! Помоги, будь отцом родным! Веревочкой бы только обвязать, а потом уж как-нибудь доехали бы...

  Т и х о н  . Кто едет?

  Г о л о с  з а  д в е р ь ю. Барыня едет из города в Варсонофьево... Пять верст только осталось... Помоги, сделай милость!

  Т и х о н. Поди, скажи барыне, коли даст десять рублей, так и веревка будет и рессору починим...

  Г о л о с  з а  д в е р ь ю. Взбесился ты, что ли? Десять рублей! Собака ты бешеная! Рад людскому горю!

  Т и х о н. Как знаешь... Не хочешь и не нужно...

  Г о л о с  з а  д в е р ь ю. Ну, да ладно, погоди...

  

  

  

  

  Пауза. Барыня сказала: хорошо.

  Т и х о н. Милости Просим! (Отворяет дверь и впускает кучера.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ IV

  

  

  

  Те же и  к у ч е р.

  К у ч е р. Здорово, православные! Ну давай веревку! Скорей! Ребята, кто пойдет поможет? На чай перепадет!

  Т и х о н. Нечего там на чай... Пущай дрыхнут, вдвоем справимся.

  К у ч е р. Фуй, измаялся весь! Холодно, в грязи, ни одного сухого места... Вот что еще, милый... Нет ли у тебя здесь комнатки, барыне погреться? Карету покривило набок, сидеть никак невозможно...

  Т и х о н. Какой еще там комнаты захотела? Пущай здесь греется, коли озябла... Найдем место. (Подходит к Борцову и очищает около него место.) Вставайте, вставайте! Поваляйтесь часик на полу, покеда барыня погреется. (Борцову.) Привстань-ка, ваше благородие! Посиди! (Борцов приподнимается.) Вот тебе и место.

  

  

  

  К у ч е р  выходит.

  Ф е д я. Вот вам и гостья, шут ее принес! Таперь до света не уснешь!

  Т и х о н. Жалко, что я пятнадцати не запросил... Дала бы... (Останавливается перед дверью в ожидательной позе.) Вы же, народ, поделикатней... Не говорите слов...

   Входят  М а р ь я  Е г о р о в н а  и за нею  к у ч е р.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ V

  

  Те же, М а р ь я  Е г о р о в н а  и  к у ч е р.

  Т и х о н (кланяется). Милости просим, ваше сиятельство! Жилье наше мужицкое, тараканье. Не побрезгуйте!

  М а р ь я  Е г о р о в н а. Я тут ничего не вижу... Куда же мне идти?

  Т и х о н. Сюда, ваше сиятельство! (Ведет ее к месту около Борцова.) Сюда, милости просим! (Дует на место.) Комнатки у меня отдельной, извините, нету, но вы, сударыня, не сомневайтесь: народ хороший, тихий...

  М а р ь я  Е г о р о в н а (садится рядом с Борцовым). Какая ужасная духота! Отворите по крайней мере хоть дверь!

  Т и х о н. Слушаю-с! (Бежит и отворяет настежь дверь.)

  М е р и к. Народ зябнет, а они двери настежь! (Встает и захлопывает дверь.) Что за указчица? (Ложится.)

  Т и х о н. Извините, ваше сиятельство, это у нас дурачок... юродивенький... Но вы не пужайтесь, не обидит... Только извините, барыня, я за десять рублей не согласен... За пятнадцать, ежели угодно...

  М а р ь я  Е г о р о в н а. Хорошо, только поскорей!..

  Т и х о н. Сею минутою... Мигом мы это самое... (Вытаскивает из-под прилавка веревки.) Сею минутою...

  

  

  

  

  Пауза.

  Б о р ц о в (вглядывается в Марью Егоровну). Мари... Маша...

  М а р ь я  Е г о р о в н а (глядя на Борцова). Что еще?

  Б о р ц о в. Мари... Это ты? Откуда ты?

   Марья Егоровна, узнав Борцова, вскрикивает и отскакивает

  

  

  

  на середину кабака. (Идет за ней.) Мари, это я... Я! (Хохочет.) Моя жена! Мари! Да где же я нахожусь? Люди, огня!

  М а р ь я  Е г о р о в н а. Отойдите прочь! Лжете, это не вы! Невозможно! (Закрывает лицо руками) Это ложь, глупость!

  Б о р ц о в. Голос, движения... Мари, это я! Сейчас я перестану... быть пьян... Голова кружится... Боже мой! Постой, постой... я ничего не понимаю. (Кричит.) Жена! (Падает к ее ногам, и рыдает.)

  

  

  Около супругов собирается группа.

  М а р ь я  Е г о р о в н а. Отойдите прочь! (Кучеру.) Денис, едем! Я не могу здесь долее оставаться!

  М е р и к (вскакивает и пристально вглядывается ей в лицо). Партрет! (Хватает ее за руку.) Она самая! Уй, народ! Жена баринова!

  М а р ь я  Е г о р о в н а. Пошел прочь, мужик! (Старается вырвать у него свою руку.) Денис, что же ты смотришь? (Денис и Тихон подбегают к ней и хватают Мерика под руки.) Это ра