Чехов Антон Павлович - Чайка

y">  Медведенко. Так я пойду. Прощай, Маша. (Целует у жены руку.) Прощайте, мамаша. (Хочет поцеловать руку у тещи.)

  Полина Андреевна (досадливо). Ну! Иди с богом.

  Медведенко. Прощайте, Константин Гаврилыч.

  

  Треплев молча подает руку; Медведенко уходит.

  Полина Андреевна (глядя в рукопись). Никто не думал и не гадал, что из вас, Костя, выйдет настоящий писатель. А вот, слава богу, и деньги стали вам присылать из журналов. (Проводит рукой по его волосам.) И красивый стал... Милый Костя, хороший, будьте поласковее с моей Машенькой!..

  Маша (постилая). Оставьте его, мама.

  Полина Андреевна (Треплеву). Она славненькая.

  

  

  

  

  Пауза. Женщине, Костя, ничего не нужно, только взгляни на нее ласково. По себе знаю.

  

   Треплев встает из-за стола и молча уходит.

  Маша. Вот и рассердили. Надо было приставать!

  Полина Андреевна. Жалко мне тебя, Машенька.

  Маша. Очень нужно!

  Полина Андреевна. Сердце мое за тебя переболело. Я ведь все вижу, все понимаю.

  Маша. Все глупости. Безнадежная любовь - это только в романах. Пустяки. Не нужно только распускать себя и все чего-то ждать, ждать у моря погоды... Раз в сердце завелась любовь, надо ее вон. Вот обещали перевести мужа в другой уезд. Как переедем туда - все забуду... с корнем из сердца вырву.

  

  Через две комнаты играют меланхолический вальс.

  Полина Андреевна. Костя играет. Значит, тоскует.

  Маша (делает бесшумно два-три тура вальса). Главное, мама, перед глазами не видеть. Только бы дали моему Семену перевод, а там, поверьте, в один месяц забуду. Пустяки все это.

  Открывается левая дверь, Дорн и Медведенко катят в кресле Сорина.

  Медведенко. У меня теперь в доме шестеро. А мука семь гривен пуд.

  Дорн. Вот тут и вертись.

  Медведенко. Вам хорошо смеяться. Денег у вас куры не клюют.

  Дорн. Денег? За тридцать лет практики, мой друг, беспокойной практики, когда я не принадлежал себе ни днем, ни ночью, мне удалось скопить только две тысячи, да и те я прожил недавно за границей. У меня ничего нет.

  Маша (мужу). Ты не уехал?

  Медведенко (виновато). Что ж? Когда не дают лошади!

  Маша (с горькою досадой, вполголоса). Глаза бы мои тебя не видели!

  Кресло останавливается в левой половине комнаты; Полина Андреевна, Маша и Дорн садятся возле; Медведенко, опечаленный, отходит в сторону.

  Дорн. Сколько у вас перемен, однако! Из гостиной сделали кабинет.

  Маша. Здесь Константину Гаврилычу удобнее работать. Он может когда угодно выходить в сад и там думать.

  

  

  

   Стучит сторож.

  Сорин. Где сестра?

  Дорн. Поехала на станцию встречать Тригорина. Сейчас вернется.

  Сорин. Если вы нашли нужным выписать сюда сестру, значит, я опасно болен. (Помолчав.) Вот история, я опасно болен, а между тем мне не дают никаких лекарств.

  Дорн. А чего вы хотите? Валериановых капель? Соды? Хины?

  Сорин. Ну, начинается философия. О, что за наказание! (Кивнув головой на диван.) Это для меня постлано?

  Полина Андреевна. Для вас, Петр Николаевич.

  Сорин. Благодарю вас.

  Дорн (напевает). "Месяц плывет по ночным небесам..."

  Сорин. Вот хочу дать Косте сюжет для повести. Она должна называться так: "Человек, который хотел". "L'homme qui a voulu". В молодости когда-то хотел я сделаться литератором - и не сделался; хотел красиво говорить - и говорил отвратительно (дразнит себя): "и всё и всё такое, того, не того"... и, бывало, резюме везешь, везешь, даже в пот ударит; хотел жениться - и не женился; хотел всегда жить в городе - и вот кончаю свою жизнь в деревне, и все.

  Дорн. Хотел стать действительным статским советником - и стал.

  Сорин (смеется). К этому я не стремился. Это вышло само собою.

  Дорн. Выражать недовольство жизнью в шестьдесят два года, согласитесь, - это не великодушно.

  Сорин. Какой упрямец. Поймите, жить хочется!

  Дорн. Это легкомыслие. По законам природы всякая жизнь должна иметь конец.

  Сорин. Вы рассуждаете, как сытый человек. Вы сыты и потому равнодушны к жизни, вам все равно. Но умирать и вам будет страшно.

  Дорн. Страх смерти - животный страх... Надо подавлять его. Сознательно боятся смерти только верующие в вечную жизнь, которым страшно бывает своих грехов. А вы, во-первых, неверующий, во-вторых - какие у вас грехи? Вы двадцать пять лет прослужили по судебному ведомству - только всего.

  Сорин (смеется). Двадцать восемь...

  Входит Треплев и садится на скамеечке у ног Сорина. Маша все время не отрывает от него глаз.

  Дорн. Мы мешаем Константину Гавриловичу работать.

  Треплев. Нет, ничего.

  

  

  

  

  Пауза.

  Медведенко. Позвольте вас спросить, доктор, какой город за границей вам больше понравился?

  Дорн. Генуя.

  Треплев. Почему Генуя?

  Дорн. Там превосходная уличная толпа. Когда вечером выходишь из отеля, то вся улица бывает запружена народом. Движешься потом в толпе без всякой цели, туда-сюда, по ломаной линии, живешь с нею вместе, сливаешься с нею психически и начинаешь верить, что в самом деле возможна одна мировая душа, вроде той, которую когда-то в вашей пьесе играла Нина Заречная. Кстати, где теперь Заречная? Где она и как?

  Треплев. Должно быть, здорова.

  Дорн. Мне говорили, будто она повела какую-то особенную жизнь. В чем дело?

  Треплев. Это, доктор, длинная история.

  Дорн. А вы покороче.

  

  

  

  

  Пауза.

  Треплев. Она убежала из дому и сошлась с Тригориным. Это вам известно?

  Дорн. Знаю.

  Треплев. Был у нее ребенок. Ребенок умер. Тригорин разлюбил ее и вернулся к своим прежним привязанностям, как и следовало ожидать. Впрочем, он никогда не покидал прежних, а по бесхарактерности как-то ухитрился и тут и там. Насколько я мог понять из того, что мне известно, личная жизнь Нины не удалась совершение.

  Дорн. А сцена?

  Треплев. Кажется, еще хуже. Дебютировала она под Москвой в дачном театре, потом уехала в провинцию. Тогда я не упускал ее из виду и некоторое время куда она, туда и я. Бралась она все за большие роли, но играла грубо, безвкусно, с завываниями, с резкими жестами. Бывали моменты, когда она талантливо вскрикивала, талантливо умирала, но это были только моменты.

  Дорн. Значит, все-таки есть талант?

  Треплев. Понять было трудно. Должно быть, есть. Я ее видел, но она не хотела меня видеть, и прислуга не пускала меня к ней в номер. Я понимал ее настроение и не настаивал на свидании.

  

  

  

  

  Пауза. Что же вам еще сказать? Потом я, когда уже вернулся домой, получал от нее письма. Письма умные, теплые, интересные; она не жаловалась, но я чувствовал, что она глубоко несчастна; что ни строчка, то больной, натянутый нерв. И воображение немного расстроено. Она подписывалась Чайкой. В "Русалке" мельник говорит, что он ворон, так она в письмах все повторяла, что она чайка. Теперь она здесь.

  Дорн. То есть как, здесь?

  Треплев. В городе, на постоялом дворе. Уже дней пять как живет там в номере. Я было поехал к ней, и вот Марья Ильинишна ездила, но она никого не принимает. Семен Семенович уверяет, будто вчера после обеда видел ее в поле, в двух верстах отсюда.

  Медведенко. Да, я видел. Шла в ту сторону, к городу. Я поклонился, спросил, отчего не идет к нам в гости. Она сказала, что придет.

  Треплев. Не придет она.

  

  

  

  

  Пауза. Отец и мачеха не хотят ее знать. Везде расставили сторожей, чтобы даже близко не допускать ее к усадьбе. (Отходит с доктором к письменному столу.) Как легко, доктор, быть философом на бумаге и как это трудно на деле!

  Сорин. Прелестная была девушка.

  Дорн. Что-с?

  Сорин. Прелестная, говорю, была девушка. Действительный статский советник Сорин был даже в нее влюблен некоторое время.

  Дорн. Старый ловелас.

  

  

  

  Слышен смех Шамраева.

  Полина Андреевна. Кажется, наши приехали со станции...

  Треплев. Да, я слышу маму.

  

   Входят Аркадина, Тригорин, за ними Шамраев.

  Шамраев (входя). Мы все стареем, выветриваемся под влиянием стихий, а вы, многоуважаемая, все еще молоды... Светлая кофточка, живость... грация...

  Аркадина. Вы опять хотите сглазить меня, скучный человек!

  Тригорин (Сорину). Здравствуйте, Петр Николаевич! Что это вы все хвораете? Нехорошо! (Увидев Машу, радостно.) Марья Ильинична!

  Маша. Узнали? (Жмет ему руку.)

  Тригорин. Замужем?

  Маша. Давно.

  Тригорин. Счастливы? (Раскланивается с Дорном и с Медведенком, потом нерешительно подходит к Треплеву.) Ирина Николаевна говорила, что вы уже забыли старое и перестали гневаться.

  

  

   Треплев протягивает ему руку.

  Аркадина (сыну). Вот Борис Алексеевич привез журнал с твоим новым рассказом.

  Треплев (принимая книгу, Тригорину). Благодарю вас. Вы очень любезны.

  

  

  

  

  Садятся.

  Тригорин. Вам шлют поклон ваши почитатели... В Петербурге и в Москве вообще заинтересованы вами, и меня всё спрашивают про вас. Спрашивают: какой он, сколько лет, брюнет или блондин. Думают все почему-то, что вы уже не молоды. И никто не знает вашей настоящей фамилии, так как вы печатаетесь под псевдонимом. Вы таинственны, как Железная маска.

  Треплев. Надолго к нам?

  Тригорин. Нет, завтра же думаю в Москву. Надо. Тороплюсь кончить повесть и затем еще обещал дать что-нибудь в сборник. Одним словом - старая история.

  Пока они разговаривают, Аркадина и Полина Андреевна ставят среди комнаты ломберный стол и раскрывают его; Шамраев зажигает свечи, ставит стулья. Достают из шкапа лото. Погода встретила меня неласково. Ветер жестокий. Завтра утром, если утихнет, отправлюсь на озеро удить рыбу. Кстати, надо осмотреть сад и то место, где - помните? - играли вашу пьесу. У меня созрел мотив, надо только возобновить в памяти место действия.

  Маша (отцу). Папа, позволь мужу взять лошадь! Ему нужно домой.

  Шамраев (дразнит). Лошадь... домой... (Строго.) Сама видела: сейчас посылали на станцию. Не гонять же опять.

  Маша. Но ведь есть другие лошади... (Видя, что отец молчит, машет рукой.) С вами связываться...

  Медведенко. Я, Маша, пешком пойду. Право...

  Полина Андреевна (вздохнув). Пешком, в такую погоду... (Садится за ломберный стол.) Пожалуйте, господа.

  Медведенко. Ведь всего только шесть верст... Прощай... (Целует жене руку.) Прощайте, мамаша.

  

  Теща нехотя протягивает ему для поцелуя руку. Я бы никого не беспокоил, но ребеночек... (Кланяется всем.) Прощайте... (Уходит; походка виноватая.)

  Шамраев. Небось дойдет. Не генерал.

  Полина Андреевна (стучит по столу). Пожалуйте, господа. Не будем терять времени, а то скоро ужинать позовут.

  

   Шамраев, Маша и Дорн садятся за стол.

  Аркадина (Тригорину). Когда наступают длинные осенние вечера, здесь играют в лото. Вот взгляните: старинное лото, в которое еще играла с нами покойная мать, когда мы были детьми. Не хотите ли до ужина сыграть с нами партию? (Садится с Тригориным за стол.) Игра скучная, но если привыкнуть к ней, то ничего. (Сдает всем по три карты.)

  Тригорин (перелистывая журнал). Свою новость прочел, а моей даже не разрезал. ( Кладет журнал на письменный стол, потом направляется к левой двери; проходя мимо матери, целует ее в голову.)

  Аркадина. А ты, Костя?

  Треплев. Прости, что-то не хочется... Я пройдусь. (Уходит.)

  Аркадина. Ставка - гривенник. Поставьте за меня, доктор.

  Дорн. Слушаю-с.

  Маша. Все поставили? Я начинаю... Двадцать два!

  Аркадина. Есть.

  Маша. Три!..

  Дорн, Так-с.

  Маша. Поставили три? Восемь! Восемьдесят один! Десять!

  Шамраев. Не спеши.

  Аркадина. Как меня в Харькове принимали, батюшки мои, до сих пор голова кружится!

  Маша. Тридцать четыре!

  

   За сценой играют меланхолический вальс.

  Аркадина. Студенты овацию устроили... Три корзины, два венка и вот... (Снимает с груди брошь и бросает на стол.)

  Шамраев. Да, это вещь...

  Маша. Пятьдесят!..

  Дорн. Ровно пятьдесят?

  Аркадина. На мне был удивительный туалет... Что-что, а уж одеться я не дура.

  Полина Андреевна. Костя играет. Тоскует, бедный.

  Шамраев. В газетах бранят его очень.

  Маша. Семьдесят семь!

  Аркадина. Охота обращать внимание.

  Тригорин. Ему не везет. Все никак не может попасть в свой настоящий тон. Что-то странное, неопределенное, порой даже похожее на бред. Ни одного живого лица.

  Маша. Одиннадцать!

  Аркадина (оглянувшись на Сорина). Петруша, тебе скучно?

  

  

  

  

  Пауза. Спит.

  Дорн. Спит действительный статский советник.

  Маша. Семь! Девяносто!

  Тригорин. Если бы я жил в такой усадьбе, у озера, то разве я стал бы писать? Я поборол бы в себе эту страсть и только и делал бы, что удил рыбу.

  Маша. Двадцать восемь!

  Тригорин. Поймать ерша или окуня - это такое блаженство!

  Дорн. А я верю в Константина Гаврилыча. Что-то есть! Что-то есть! Он мыслит образами, рассказы его красочны, ярки, и я их сильно чувствую. Жаль только, что он не имеет определенных задач. Производит впечатление, и больше ничего, а ведь на одном впечатлении далеко не уедешь. Ирина Николаевна, вы рады, что у вас сын писатель?

  Аркадина. Представьте, я еще не читала. Все некогда.

  Маша. Двадцать шесть!

  

   Треплев тихо входит и идет к своему столу.

  Шамраев (Тригорину). А у нас, Борис Алексеевич, осталась ваша вещь.

  Тригорин. Какая?

  Шамраев. Как-то Константин Гаврилыч застрелил чайку, и вы поручили мне заказать из нее чучело.

  Тригорин. Не помню. (Раздумывая.) Не помню!

  Маша. Шестьдесят шесть! Один!

  Треплев (распахивает окно, прислушивается). Как темно! Не понимаю, отчего я испытываю такое беспокойство.

  Аркадина. Костя, закрой окно, а то дует.

  

  

   Треплев закрывает окно.

  Маша. Восемьдесят восемь!

  Тригорин. У меня партия, господа.

  Аркадина (весело). Браво! браво!

  Шамраев. Браво!

  Аркадина. Этому человеку всегда и везде везет. (Встает.) А теперь пойдемте закусить чего-нибудь. Наша знаменитость не обедала сегодня. После ужина будем продолжать. (Сыну.) Костя, оставь свои рукописи, пойдем есть.

  Треплев. Не хочу, мама, я сыт.

  Аркадина. Как знаешь. (Будит Сорина.) Петруша, ужинать! (Берет Шамраева под руку.) Я расскажу вам, как меня принимали в Харькове...

  Полина Андреевна тушит на столе свечи, потом она и Дорн катят кресло. Все уходят в левую дверь; на сцене остается один Треплев за письменным столом.

  Треплев (собирается писать; пробегает то, что уже написало). Я так много говорил о новых формах, а теперь чувствую, что сам мало-помалу сползаю к рутине. (Читает.) "Афиша на заборе гласила... Бледное лицо, обрамленное темными волосами..." Гласила, обрамленное... Это бездарно. (Зачеркивает.) Начну с того, как героя разбудил шум дождя, а остальное все вон. Описание лунного вечера длинно и изысканно. Тригорин выработал себе приемы, ему легко... У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса - вот и лунная ночь готова, а у меня я трепещущий свет, и тихое мерцание звезд, и далекие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе... Это мучительно.

  

  

  

  

  Пауза. Да, я все больше и больше прихожу к убеждению, что дело не в старых и не в новых формах, а в том, что человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет, потому что это свободно льется из его души.

  

   Кто-то стучит в окно, ближайшее к столу. Что такое? (Глядит в окно.) Ничего не видно... (Отворяет стеклянную дверь и смотрит в сад.) Кто-то пробежал вниз по ступеням. (Окликает.) Кто здесь?

  Уходит; слышно, как он быстро идет по террасе; через полминуты возвращается с Ниной Заречной. Нина! Нина!

   Нина кладет ему голову на грудь и сдержанно рыдает. (Растроганный.) Нина! Нина! Это вы... вы... Я точно предчувствовал, весь день душа моя томилась ужасно. (Снимает с нее шляпу и тальму.) О, моя добрая, моя ненаглядная, она пришла! Не будем плакать, не будем.

  Нина. Здесь есть кто-то.

  Треплев. Никого.

  Нина. Заприте двери, а то войдут.

  Треплев. Никто не войдет.

  Нина. Я знаю, Ирина Николаевна здесь. Заприте двери...

  Треплев (запирает правую дверь на ключ, подходит к левой). Тут нет замка. Я заставлю креслом. (Ставит у двери кресло.) Не бойтесь, никто не войдет.

  Нина (пристально глядит ему в лицо). Дайте я посмотрю на вас. (Оглядываясь.) Тепло, хорошо... Здесь тогда была гостиная. Я сильно изменилась?

  Треплев. Да... Вы похудели, и у вас глаза стали больше. Нина, как-то странно, что я вижу вас. Отчего вы не пускали меня к себе? Отчего вы до сих пор не приходили? Я знаю, вы здесь живете уже почти неделю... Я каждый день ходил к вам по нескольку раз, стоял у вас под окном, как нищий.

  Нина. Я боялась, что вы меня ненавидите. Мне каждую ночь все снится, что вы смотрите на меня и не узнаете. Если бы вы знали! С самого приезда я все ходила тут... около озера. Около вашего дома была много раз и не решалась войти. Давайте сядем.

  

  

  

  

  Садятся. Сядем и будем говорить, говорить. Хорошо здесь, тепло, уютно... Слышите - ветер? У Тургенева есть место: "Хорошо тому, кто в такие ночи сидит под кровом дома, у кого есть теплый угол". Я - чайка... Нет, не то. (Трет себе лоб.) О чем я? Да... Тургенев... "И да поможет господь всем бесприютным скитальцам"... Ничего. (Рыдает.)

  Треплев. Нина, вы опять... Нина!

  Нина. Ничего, мне легче от этого... Я уже два года не плакала. Вчера поздно вечером я пошла посмотреть в саду, цел ли наш театр. А он до сих пор стоит. Я заплакала в первый раз после двух лет, и у меня отлегло, стало яснее на душе. Видите, я уже не плачу. (Берет его за руку.) Итак, вы стали уже писателем... Вы писатель, я - актриса... Попали и мы с вами в круговорот... Жила я радостно, по-детски - проснешься утром и запоешь; любила вас, мечтала о славе, а теперь? Завтра рано утром ехать в Елец в третьем классе... с мужиками, а в Ельце образованные купцы будут приставать с любезностями. Груба жизнь!

  Треплев. Зачем в Елец?

  Нина. Взяла ангажемент на всю зиму. Пора ехать.

  Треплев. Нина, я проклинал вас, ненавидел, рвал ваши письма и фотографии, но каждую минуту я сознавал, что душа моя привязана к вам навеки. Разлюбить вас я не в силах, Нина. С тех пор, как я потерял вас и как начал печататься, жизнь для меня невыносима, - я страдаю... Молодость мою вдруг как оторвало, и мне кажется, что я уже прожил на свете девяносто лет. Я зову вас, целую землю, по которой вы ходили; куда бы я ни смотрел, всюду мне представляется ваше лицо, эта ласковая улыбка, которая светила мне в лучшие годы моей жизни...

  Нина (растерянно). Зачем он так говорит, зачем он так говорит?

  Треплев. Я одинок, не согрет ничьей привязанностью, мне холодно, как в подземелье, и, что бы я ни писал, все это сухо, черство, мрачно. Останьтесь здесь, Нина, умоляю вас, или позвольте мне уехать с вами!

  

  

  Нина быстро надевает шляпу и тальму. Нина, зачем? Бога ради, Нина... (Смотрит, как она одевается.)

  

  

  

  

  Пауза.

  Нина. Лошади мои стоят у калитки. Не провожайте, я сама дойду... (Сквозь слезы.) Дайте воды...

  Треплев (дает ей напиться). Вы куда теперь?

  Нина. В город.

  

  

  

  

  Пауза. Ирина Николаевна здесь?

  Треплев. Да... В четверг дяде было нехорошо, мы ей телеграфировали, чтобы она приехала.

  Нина. Зачем вы говорите, что целовали землю, по которой я ходила? Меня надо убить. (Склоняется к столу.) Я так утомилась! Отдохнуть бы... отдохнуть! (Поднимает голову.) Я - чайка... Не то. Я - актриса. Ну, да! (Услышав смех Аркадиной и Тригорина, прислушивается, потом бежит к левой двери и смотрит в замочную скважину.) И он здесь... (Возвращаясь к Треплеву.) Ну, да... Ничего... Да... Он не верил в театр, все смеялся над моими мечтами, и мало-помалу я тоже перестала верить и пала духом... А тут заботы любви, ревность, постоянный страх за маленького... Я стала мелочною, ничтожною, играла бессмысленно... Я не знала, что делать с руками, не умела стоять на сцене, не владела голосом. Вы не понимаете этого состояния, когда чувствуешь, что играешь ужасно. Я - чайка. Нет, не то... Помните, вы подстрелили чайку? Случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил... Сюжет для небольшого рассказа... Это не те... (Трет себе лоб.) О чем я?.. Я говорю о сцене. Теперь уж я не так... Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной. А теперь, пока живу здесь, я все хожу пешком, все хожу и думаю, думаю и чувствую, как с каждым днем растут мои душевные силы... Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле - все равно, играем мы на сцене или пишем - главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую и мне не так больно, и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни.

  Треплев (печально). Вы нашли свою дорогу, вы знаете, куда идете, а я все еще ношусь в хаосе грез и образов, не зная, для чего и кому это нужно. Я не верую и не знаю, в чем мое призвание.

  Нина (прислушиваясь). Тсс... Я пойду. Прощайте. Когда я стану большою актрисой, приезжайте взглянуть на меня. Обещаете? А теперь... (Жмет ему руку.) Уже поздно. Я еле на ногах стою... я истощена, мне хочется есть...

  Треплев. Останьтесь, я дам вам поужинать...

  Нина. Нет, нет... Не провожайте, я сама дойду... Лошади мои близко... Значит, она привезла его с собою? Что ж, все равно. Когда увидите Тригорина, то не говорите ему ничего... Я люблю его. Я люблю его даже сильнее, чем прежде... Сюжет для небольшого рассказа... Люблю, люблю страстно, до отчаяния люблю. Хорошо было прежде, Костя! Помните? Какая ясная, теплая, радостная, чистая жизнь, какие чувства, - чувства, похожие на нежные, изящные цветы... Помните? (Читает.) "Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, - словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли. Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах..." (Обнимает порывисто Треплева и убегает в стеклянную дверь.)

  Треплев (после паузы). Нехорошо, если кто-нибудь встретит ее в саду и потом скажет маме. Это может огорчить маму...

  В продолжение двух минут молча рвет все свои рукописи и бросает под стол, потом отпирает правую дверь и уходит.

  Дорн (стараясь отворить левую дверь). Странно. Дверь как будто заперта... (Входит и ставит на место кресло.) Скачка с препятствиями.

  Входят Аркадина, Полина Андреевна, за ними Яков с бутылками и Маша, потом Шамраев и Тригорин.

  Аркадина. Красное вино и пиво для Бориса Алексеевича ставьте сюда, на стол. Мы будем играть и пить. Давайте садиться, господа.

  Полина Андреевна (Якову). Сейчас же подавай и чай. (Зажигает свечи, садится за ломберный стол.)

  Шамраев (подводит Тригорина к шкапу). Вот вещь, о которой я давеча говорил... (Достает из шкапа чучело чайки.) Ваш заказ.

  Тригорин (глядя на чайку). Не помню! (Подумав.) Не помню!

  

   Направо за сценой выстрел; все вздрагивают.

  Аркадина (испуганно). Что такое?

  Дорн. Ничего. Это, должно быть, в моей походной аптеке что-нибудь лопнуло. Не беспокойтесь. (Уходит в правую дверь, через полминуты возвращается.) Так и есть. Лопнула склянка с эфиром. (Напевает.) "Я вновь пред тобою стою очарован..."

  Аркадина (садясь за стол). Фуй, я испугалась. Это мне напомнило, как... (Закрывает лицо руками.) Даже в глазах потемнело...

  Дорн (перелистывая журнал, Тригорину). Тут месяца два назад была напечатана одна статья... письмо из Америки, и я хотел вас спросить, между прочим... (берет Тригорина за талию и отводит к рампе)... так как я очень интересуюсь этим вопросом... (Тоном ниже, вполголоса.) Уведите отсюда куда-нибудь Ирину Николаевну. Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился...

  

  

  

  

  Занавес __________________________________________________________________________

  Чехов А. П.

  Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати томах. Том тринадцатый. Пьесы (1895 - 1904). - М.: Наука, 1986.

  Академия наук СССР. Институт мировой литературы имени А.М.Горького.

  Тираж 400 000 экз.

  Печатается по решению Редакционно-издательского совета Академии наук СССР.

  Редакционная коллегия: Н.Ф.Бельчиков (главный редактор), Д.Д.Благой, Г.А.Бялый, А.С.Мясников, Л.Д.Опульская (зам. главного редактора), А.И.Ревякин, М.Б.Храпченко.

  Текст подготовили и примечания составили Н.С.Гродская, З.С.Паперный, Э.А.Полоцкая, И.Ю.Твердохлебов, А.П.Чудаков. Редактор двенадцатого и тринадцатого тома А.И.Ревякин.

  Редактор издательства

  М.Б.Покровская.

  Оформление художника И.С.Клейнарда. Художественный редактор С.А.Литвак. Технические редакторы Н.П.Кузнецова, О.М.Гуськова. Корректоры В.Г.Петрова, Е.Л.Сысоева. __________________________________________________________________________

  Источник получения текста: http://cfrl.ru/chekhov.htm

  Допол. редакция: Ершов В. Г. Дата последней редакции: 01.06.2006

  О найденных опечатках сообщать в библиотеку: http://publ.lib.ru/